Текст книги "Охота на Минотавра"

– Молодец! – похвалил он внучку. – Тащи сюда свой волшебный ящик.

– Шустрая она у вас, – сказал Мишка.

– Хо-хо, еще какая! – подтвердил Рокотов.

Внучка принесла ноутбук, Юля подключила к нему телефон, сбросила файлы, и скоро уже старый человек, опустившись на диван, с изумлением рассматривал картины, написанные сто с лишним лет назад его легендарным дедом. Лизу отправили заваривать чай, резать хлеб и раскладывать варенье по блюдцам. Мишка был прав: нечего ей было смотреть, как Минотавр разрывает на части и пожирает ее древнегреческих ровесников.

– Все верно, все верно, – кивал Рокотов. – Все как и говорил отец! Лабиринт Минотавра – дед бредил им! Значит, все так оно и было…

Когда все картины были просмотрены, Юля требовательно взглянула на старика-хозяина в спортивном костюме:

– Ну так что, Владимир Константинович, пора и вам рассказать нам что-то интересное.

– Да-да, пора, – заметил он. – Только давайте вначале попьем чайку, потом я отправлю Лизу погулять, а уж мы с вами пооткровенничаем. А пока я вам картины деда покажу, из тех, что сохранились. Они и тут, в гостиной, и у меня в кабинете. Я всю жизнь инженером проработал, в обеспечении нашего моста через Волгу. А мог бы стать художником. Я неплохо рисовал, и отец мой был неплохим пейзажистом, кстати. Это все по наследству передалось – от Одиссея Карповича Рокотова.

Чаевничали в темпе. Быстро выпили вино, поспешно расправились с вареньем и печеньем. Всем хотелось поскорее завершить процедуру и отправить подальше из дома шуструю внучку Лизу.

И вот – Лиза ушла к подружке…

– Итак, слушайте, – сказал старый хозяин дома. – Я родился в 1939 году, иначе говоря, мне семьдесят восемь лет. Мой дед пропал без вести в 1919 году…

– А разве он не погиб в застенках ЧК? – перебила его Юля.

– Это одна версия. Видели, как его забирали, но тела никто не видел. Так вот, мое рождение и его смерть, или уход, разделяют двадцать лет. Это много! Для меня дед – человек-легенда. Но и мой отец знал своего отца не так долго. Отец 1903 года рождения. Все, что он слышал от отца, было в пору его отрочества и юности. До шестнадцати лет. К тому же дед был молчуном, он слишком много видел в жизни и много пережил. Одних богатая на события жизнь делает вечными рассказчиками, других замыкает в себе. Дед был из вторых, разговорить его было сложно, как не раз вспоминал мой отец. И бабушка говорила моему отцу, что тот замолчал после путешествия по Европе с богачом. Когда они устроили легендарную охоту!

– Охоту? – переспросила Юля.

И переглянулась с Мишкой и Пашей.

– Да, – ответил Владимир Рокотов. – Но обо всем по порядку. История жизни художника Одиссея Карповича Рокотова – это практически миф, легенда. Об этом не стоит забывать. Но легенда и миф – увлекательнейшие! – погрозил старик пальцем своим гостям и вздохнул: – Дед был человеком талантливым, но самоучкой. Он проучился в Петербургской академии художеств всего один год, потом в Бирюкове умер его отец, и ему пришлось вернуться – помогать матери кормить семью: двух братьев и двух сестер, всех младших. В конце восьмидесятых годов девятнадцатого века Одиссей Карпович выставлялся на большом вернисаже в Вольжанске и там познакомился с богатым промышленником Мельниковым – это знакомство и решило его судьбу.

– С Иваном Ивановичем Мельниковым? – быстро спросила Юля.

Молодые люди вновь переглянулись, но теперь очень красноречиво.

– Ну разумеется, – кивнул старик, – с землевладельцем, хозяином железной дороги, целой волжской флотилии, а самое главное – самого большого в Поволжье кирпичного завода на перекрестье трех дорог: Вольжанск, Бирюков, Зубов. Вы должны были проезжать мимо этих руин.

– Да-да, мы обратили на них внимание, – вздохнула Юля. – На руины. Музей под открытым небом!

Владимир Константинович кивнул:

– Вот именно! Только разграбленный. Мельников был большим оригиналом, в разное время он выступал то в роли филантропа, то мизантропа, то ревнителя наук и аскета, то бесшабашного гуляки, то затворника, то путешественника. Бывают такие странные люди! А мой дед приехал с необычными картинами на этот вернисаж. Это были не натюрморты, не пейзажи, даже не портреты. Это были сюжеты из античной мифологии: двенадцать подвигов Геракла, Персей и горгона Медуза, Тесей и Минотавр. Согласитесь, не совсем обычная тематика для провинциальных картин! Тем более в век передвижничества! Моего деда раскритиковали за его тематику в пух и прах! А вот Мельникову эти работы запали в душу. Он целый час простоял около Тесея и Минотавра. Дед подошел к нему и услышал: «Все было почти так, почти…» – «Что значит, господин Мельников, все было так?» – спросил дед. «Вы угадали то, что знаю я, господин Рокотов, почти угадали», – ответил Мельников. Они познакомились, и промышленник пригласил моего деда к себе. И уже дома, после доверительной беседы, попросил Одиссея Карповича стать его персональным художником. Он сказал, что у него есть идеи, которые не дают ему покоя, но нет умения рисовать. Бог не дал таланта! Другому бы он не предложил. Уговор был такой: он, Мельников, будет рассказывать свои идеи художнику, а тот воплощать их в жизнь. Потом он назвал цену. Мой дед чуть до потолка не подпрыгнул от радости: гонорар превосходил все его ожидания! Теперь он смог бы поправить дела семьи. И потом, ему это было интересно! И вот их работа началась. Оказалось, они целиком и полностью смотрели в одну сторону. Но Мельников был одержим только одной легендой…

– О Минотавре, конечно? – не удержалась от вопроса Юля.

– Именно о нем – о монстре из Кносского дворца на острове Крит. Для Мельникова она была откровением! Дед, как я понимаю, был поражен теми видениями, которые обуревали его работодателя и о которых он день за днем рассказывал своему художнику. А тот старался как можно точнее воспроизвести их на холсте! Но Одиссея Карповича интересовало еще и то, откуда взялась эта одержимость. Почему именно эта легенда? Почему именно Минотавр?

– Нам тоже это интересно, – признался Паша, машинально положил печенье в рот и захрустел им. – Очень!

– Мы же историки! – поддержала товарища Юля. – Нашли картины – и теперь думать ни о чем другом не можем. Верно, Мишка?

– Не можем, – послушно замотал рыжей головой тот.

– Верю, – кивнул старик. – Одиссей спросил об этом у Мельникова. И тот сказал ему, что эти видения приходят к нему давно, с раннего детства. Но причину их он понять не может. Они стали приходить задолго до того, как он узнал легенду о Минотавре. Мельников еще мальчишкой спросил отца: папа, что я вижу? Откуда это? Тот был образованным человеком и ответил: не что, а кого. Пр оклятого получеловека, полузверя! В течение нескольких лет мой дед создавал эту коллекцию работ, которую вы нашли. Все это время он мог достойно содержать семью. Затем, когда работа закончилась, он получил остатки обещанного гонорара – и они разошлись. Мельников собрался наконец-то жениться, а у моего деда родился уже второй сын. Пока еще не мой отец! Константин Одиссеевич родится позже – после рокового путешествия по миру его отца, – рассказчик покачал головой. – Все с тем же Иваном Мельниковым.

– Точно, вы же сказали, что они совершили вместе путешествие! – вспомнила Юля.

– Именно так, девушка! Спустя некоторое время судьба вновь свела их. Мельников сам нашел моего отца. Он приехал к нему лично, без предупреждения. Мой отец рассказывал мне то, что ему рассказал его отец. Как полыхала молния, гремели раскаты грома и дождь смывал город в Волгу. Он открыл дверь своего дома и увидел на крыльце знакомый силуэт в дождевике. «Ты пустишь меня в дом, Одиссей?» – спросил гость. «Иван Иванович?! – воскликнул художник. – Проходите, конечно!» Промышленник вошел и сбросил капюшон. И тогда мой дед увидел на лице гостя страдание. Мельников и прежде был человеком страстей, но теперь он буквально страдал. «Мне нужно, чтобы ты собрался и поехал со мной». – «Когда?» – спросил Одиссей. «Сейчас», – ответил Мельников. «Но куда?» – «Далеко, – ответил гость. – Для начала в Европу. Потом – не знаю. Куда он побежит! – На этом „он“ гость сделал большое ударение. – Надо ехать туда, куда тянутся следы». – «Но чьи следы? – возмутился мой дед. – Кто побежит?» – «Фокусник! – ответил Мельников. – Иллюзионист! Злой клоун!» Все это звучало как полный бред. Мой дед сказал, что у него семья и маленькие дети. Но Мельников и слушать его не хотел. Он огляделся, сразу уловил бедность обстановки. Чем мог разжиться художник Рокотов? Ну, подфартило ему однажды с большим заказом, а как жить дальше? Он рисовал картины – пейзажи и натюрморты, продавал их по мере сил. Но недостаток средств давно сказывался, и этот факт не мог не тяготить деда. Мельников сказал: «Ты мне нужен, Одиссей. Я подарю тебе состояние – до конца жизни хватит. Для меня это вопрос чести. Я жить не смогу, если не сделаю то, что должен сделать. Аванс плачу сейчас – десять тысяч!» О, это вечное искушение достатком, богатством! Скольких людей оно сводило с ума и ломало раз и навсегда судьбы! И тогда мой дед, несчастный художник, затрепетал…

Хозяин дома встал, прошелся по гостиной и вновь сел за стол. Ребята следили за ним затаив дыхание. Владимир Константинович положил руки перед собой и сокрушенно покачал головой:

– Лучше бы мой дед прожил в бедности. Отказался, спрятался! – Старик отчаянно сжал кулаки. – Забыл про Мельникова. Но нет! Не судьба. – У рассказчика, несмотря на преклонный возраст, сейчас все кипело внутри. – Потому что было еще и другое, не только деньги! Куда более худшее, от чего воистину нельзя отказаться!

– Что же это было? – воскликнул Паша Киселев, у которого все лицо оказалось облеплено крошками жирного песочного печенья, и перед ним теми же крошками был густо усыпан стол.

– Что? – Рокотов словно недоумевал их непонятливости. – Не догадываетесь? Юленька?

– Вашему деду самому хотелось попасть в еще один кошмар промышленника Мельникова?! – смело предположила девушка.

– В точку! – воскликнул старик. – Близость интересов! Одержимость Мельникова запала в душу моего деда. Ведь когда мой дед рисовал этот чертов Лабиринт Минотавра, следуя за фантазией Мельникова, он был соавтором, сотворцом, он сам путешествовал по этому миру и получал нескончаемое удовольствие! Он опьянил себя, одурманил этим наркотиком, и тут представлялась возможность вернуть это удовольствие! Одиссей Карпович убедил жену, что ему нужно уехать в командировку, и что плата за работу будет огромной! Ведь работодатель все тот же Иван Иванович Мельников! Щедрый богач! Их благодетель! Конечно, поначалу жена обрадовалась. Муж будет рисовать картины для богатого чудака, разве плохо? О том, куда они поедут и зачем, Одиссей не сказал жене ни слова. Зачем ее тревожить? В течение суток он собрался и уехал в Вольжанск. И обнаружил в доме Мельникова целую боевую бригаду. Три бывших военных, два охотника. Они собирались на войну! Но с кем? Из коротких разговоров со спутниками Одиссей понял, что те знают также немного и не стремятся узнать больше. Им платили – и этого было достаточно! И когда появится мишень – они не промахнутся. По дороге Одиссей узнал, что за несколько лет, которые он не видел Мельникова, с тем приключилась беда. И прежде до моего деда доходили дурные слухи о его благодетеле, но не спрашивать же было об этом самому? А что за беда, сам Мельников не говорил. Один из охотников, выпив, поделился с художником: произошла трагедия с женой и ребенком их работодателя. Выкидыш! Нервный срыв у жены. И виноват в этом был тот самый фокусник. Обманщик, лжец, манипулятор! И теперь они должны найти обидчика и отомстить. Достать его из-под земли! Но зачем ему художник? «Ты мне понадобишься, Одиссей, когда я завершу эту историю», – ответил Мельников. Мой дед должен был нарисовать еще одну серию картин. И в центре этой серии был не менее яркий персонаж, чем Минотавр. Фокусник! Смуглый фокусник с пронзительными синими глазами! Колдун. Искуситель, умудряющийся похищать сердца несчастных людей. В том числе и наивных провинциалок. Мой дед потом узнал, что якобы молодая жена Мельникова влюбилась в заезжего фокусника – влюбилась с первого взгляда! Ею овладела такая страсть, что она должна была во что бы то ни стало отдаться ему. И она отдалась. Сбежала из дома на одну ночь и утолила страсть. Всего один только раз!

– Вы это серьезно? – спросила Юля. – Но ведь это почти повторяет легенду о слепой страсти Пасифаи, жены царя Миноса, к волшебному белому быку, подаренному Посейдоном царю Крита.

– Верно, – кивнул старик, – а я об этом и не подумал.

– И о последующем рождении Минотавра, – добавила Юля. – Ведь именно от этой связи родился монстр с телом человека и головой быка. Помнишь, Мишка, я тебе рассказывала?

– Еще бы, – откликнулся тот. – Легенда – супер!

– Выходит, жене Мельникова хватило одной встречи с этим фокусником, а что потом? – он смотрела на улыбавшегося Рокотова. – Что еще узнал ваш дедушка об этой порочной связи?

– Вы как в воду смотрите, девушка, – заметил старик. – Мельников простил жену, как я понимаю, но решил найти злодея во что бы то ни стало. В эту авантюру и вмешался на свою беду мой дед… Так вот, а еще говорили, что жена Мельникова родила какого-то страшного урода от того фокусника, и его, этого ублюдка, Мельников заточил в лабиринт под своим заводом!

– Вот это да! – воскликнул Мишка.

– Круто, – произнес Паша. – Вот это история…

– Да, история хороша, – согласилась Юля. – Так хороша, что слов нет.

Она вспоминала, как четыре года назад в компании с байкером Тигром лежала на чугунном люке, который был запаян сто лет назад, и вслушивалась в хриплое рычание там, внизу, под землей. Которое то возникало, где-то под ними, то пропадало эхом…

– Но это еще не все, что касается того ублюдка, – сказал Владимир Константинович. – Говорили, что у мальчика огромная голова, вытянутое лицо и зачатки рогов. Каково?

На этот раз трое молодых людей промолчали. Даже Юля. Она просто не ожидала такое услышать. Да и как такое было возможно?

Паша только и сумел выдавить из себя:

– Говорю же: круто!

– Ну а теперь догадайтесь, почему маленький ублюдок был таковым, – предложил Владимир Константинович Рокотов.

– А чего тут гадать? – сказала Юля. – Все потому, что отец его был не человек. Я о том фокуснике. А кто-то другой.

– Верно! – усмехнулся хозяин дома. – Кто-то другой! Дед нарисовал его, кстати, по требованию Мельникова. Смуглый, с пронзительными ледяными глазами, с улыбкой змея! Фокусник держал в руках цилиндр, а из головы его росли рога… Это был черт!

– Вы так говорите, словно сами видели эту картину, – вдруг проговорила Юля.

Владимир Константинович усмехнулся и потупил взор.

– Я что, угадала?!

Рокотов взглянул на молодых людей.

– Они странствовали по миру несколько лет. Несколько раз они были на хвосте у того фокусника, то в Париже, то в Риме, то в Мадриде, но тот в последний момент ускользал от них! Мельников сходил с ума сам и сводил с ума своих спутников. Дед рисовал по его рассказам полотна – одно страшнее другого. Так я слышал от отца. А потом люди, поехавшие с Мельниковым в это путешествие, стали пропадать.

– Как это – пропадать? – спросил Мишка Сомов.

Хозяин дома пожал плечами:

– Думается, они разочаровались в своем хозяине и просто один за другим бежали от него. В конце концов со спятившим промышленником остался только один мой дед. Они вернулись ни с чем. Потратив несколько состояний. С горой картин, которых лучше никому было не показывать. Они настолько сошлись вместе, что поделили даже безумие на двоих. Мельников расплатился с моим дедом, а потом в припадке помрачения рассудка сжег все его работы. Почти все! Мой отец не смог простить ему этого. Иван Иванович Мельников умер в психиатрической лечебнице в самом начале Первой мировой войны. Что до моего деда, то его эта поездка истощила морально. До самого дна. И как человека, и как художника. Он больше ничего не рисовал. Ни единой картины! На деньги, полученные от Мельникова, он открыл художественный салон и торговал принадлежностями для живописцев. После рождения моего отца он и говорил-то мало. Бабушка не узнавала его. Ночами он метался в постели и гнал кого-то прочь. Возможно, от лечебницы его отделял только один шаг, полшага, но их в отличие от своего патрона Ивана Ивановича Мельникова, он не сделал. Одиссея Карповича Рокотова забрала ЧК в 1919 году. Его жена, моя бабушка, умерла от голода в Поволжье в 1920-м. Мой отец воспитывался у старшего брата. Историю семьи пересказывать не буду – она драматична, как история почти всех семей России. Что говорить, если всех детей Мельникова расстреляли большевики, кроме младшей дочки. Родственники Мельникова увезли ее за границу.

– Вы сказали, что в припадке безумия Иван Мельников сжег все работы вашего отца, – хитро прищурила глаза Юля. – А потом добавили: почти все. Значит, что-то осталось? Хотя бы одна работа?

– Какая вы проницательная, – покачал головой старый хозяин дома.

Но Юля точно и не услышала его:

– И вы знали об этом, потому что об этом вам рассказал ваш отец, а ему Одиссей Карпович? Неужели он сумел что-то спасти? Или просто он не все отдал спятившему Мельникову? Или в последний момент что-то забрал назад?

Рокотов усмехнулся:

– А вы – лиса!

– Еще какая! – вставил Мишка Сомов.

– Так что, я права?

– Подождите здесь, – сказал Рокотов, поднялся и вышел из гостиной.

Он где-то рылся: скрипел стул, стучали какие-то дверцы, вновь протяжно скрипел стул. Наконец Рокотов вернулся. В его руках был футляр внушительного размера, закрытый на кодовый замок. Рокотов набрал номер, послышался щелчок, футляр открылся. Внутри что-то лежало завернутое в холстину. Владимир Константинович вынул предмет, развернул и поставил к стене так, чтобы всем было видно… Картина!

– Мама дорогая, – пробормотал Мишка.

– Вот это да! – Юля первая подскочила с места и подлетела к холсту.

Сомов и Киселев стремительно последовали за ней.

– Ну, как вам эта работа? – с явной издевкой спросил хозяин дома. – Хороша? Единственный холст из той поездки, который мой дед не отдал Мельникову. Почему – не знаю! Наслаждайтесь, молодые люди! – многозначительно кивнул он. – Когда еще такое увидишь?

На них с полотна смотрел Фокусник! Он стоял на фоне цирка под ночным небом, походного шатра, огней, девочки на шаре, медведя, дрессировщика, рыжего клоуна, строившего рожи! Смуглый, с пронзительными ледяными глазами, с улыбкой змея! Все было так, как и сказал Рокотов: Фокусник держал в руках цилиндр, а из головы его росли рога… Это был самый настоящий черт!

– Крутизна, – пробормотал Паша.

Рокотов вздохнул:

– Как только в память о своем отце мой отец ни укрывал ее! Большевики обнаружили эту картину, да только посмеялись. Не забрали. Она им понравилась!

– Ну, это понятно, – согласилась Юля.

– Им нравились черти, – кивнул хозяин дома.

Взгляд Фокусника пронизал зрителя насквозь. Такое мог нарисовать только человек с великим воображением!

– А вам не страшно было держать эту картину дома? – напрямую спросила Юля.

– Еще как страшно! – откликнулся Владимир Константинович. – Сколько раз я хотел сжечь ее! И всякий раз отступал, не решался. Думал о своем отце! И потом – произведение искусства.

– А ваш дед видел Фокусника? – спросил Мишка. – Во время той поездки по Европе? Что об этом говорит семейное предание?

– Ничего не говорит. Но я не исключаю этого. Вот если бы добраться до архива купцов Мельниковых!

– А что, есть такой архив? – мгновенно оживилась Юля.

– Говорят, есть, в областной библиотеке Вольжанска.

– Точно есть, – подтвердил Паша.

– Я узнавал еще давно, – продолжал Рокотов. – Но меня не допустили. Как я понял, это один из тех архивов, которые еще не изучены, не классифицированы. Просто нагромождение бумаг в коробках, не более того. Если они не пропали в лихие девяностые годы. Надо иметь большие связи, чтобы добраться до этого архива.

– А можно, мы ее сфотографируем, эту работу? – попросила Юля. – Дашь на дашь? Мы ведь вам много принесли сегодня работ!

– Фотографируйте, – согласился старик. – И я поскорее запру и уберу ее подальше. Не хочу, чтобы Лиза увидела этого Фокусника. Тот, кто однажды увидит его глаза, уже никогда не забудет.

– Это точно, – кивнула Юля и навела объектив на картину.

Вспышка, и кадр был сделан! В этот самый момент в двери провернулся ключ.

– Лиза вернулась! – спохватился Владимир Константинович Рокотов и устремился к полотну и футляру.

Ребята поняли, что пора прощаться.

3

Через полтора часа они приближались к развилке трех дорог. Еще издалека в вечернем сиянии ребята увидели руины завода промышленника Мельникова. Устремленную в небо трубу и громаду корпусов. Кирпичные здания с западной стороны, где заходило солнце, сейчас отливали ярко-кровавым светом. Уродливо смотрелись темные бреши в полуразрушенных стенах, словно через эти места прокатилась неведомая война. Другими глазами смотрели ребята на это место. Как же все поменялось в течение одного дня! Каким непростым и даже таинственным персонажем оказался этот человек, живший сто с лишним лет назад! Сколько тайн он упрямо утаивал еще при жизни, и сколько тайн скрывали руины его кирпичного завода.

– Останови напротив, – попросила Юля.

Паша выполнил ее просьбу.

– Хочешь еще раз насладиться видом? – спросил Мишка.

– Что-то вроде того. Отцу хочу позвонить. Я все про этот архив думаю. Мельниковых!

– И я думаю, – оживился Паша. – Я ведь тоже о нем слышал краем уха. Мне краеведы говорили: мол, есть удивительный архив, да спрятан далеко. Никто им не занимается. А это – преступление перед всем краем. Только краешки его и видели.

– Вот-вот, краешки! – подтвердила Юля. – А нам надо всё. Может, у отца есть серьезные знакомые в Вольжанске, кто может приоткрыть двери в этот сказочный мир? – Юля набрала номер и приложила трубку к уху. – Архивный мир!

– Я вот что думаю, – очень серьезно заговорил Паша. – А если нам не побояться и…

– Взять городской архив штурмом? – опередил его Мишка.

– Знаешь что, Сомов…

– Тихо, мальчики! – прервала их Юля. – Привет, папуль! Рада тебя слышать! Да, все отлично! Купаюсь в Волге, за буи не заплываю, ем бабушкины пирожки, но не переедаю, так что все отлично. А как у вас? Хорошо. А мне нужна помощь, папуль. Да. Я попутно с отдыхом решила будущей курсовой заняться, уж больно тема интересная. Она о купцах Мельниковых. Да-да, тех самых, чей завод за городом. Очень интересная тема! Да, я у тебя молодец, знаю это! (Слушая ее, Мишка улыбался и качал головой. Правда в ее устах сладко переплеталась с искусным враньем. Это она умела! Недаром Паша Киселев, слушая ее звонкий голос, хмурился с непривычки: что за курсовая?) Мне нужно до вольжанских архивов добраться, но это сложно. Говорят, они упрятаны за тысячью замками. Ну, это для обычных людей. Скажи, папуль, а кто у тебя остался из друзей в этой сфере? В гуманитарной? В исторической? К кому можно было бы обратиться? Подумаешь, хорошо? Спасибо, папуль! Мамочку поцелуй за меня! А я бабушку, да. Пока, папуль! Люблю вас всех! Потом позвоню. – Юля дала отбой.

– Классно ты заливаешь, – вздохнул Мишка. – На Волге она купается! За буи не заплывает! Пирожки трескает! Курсовую пишет! Талантище!

– Отец пообещал найти человека, который имеет отношение к архивам.

– Уже хорошо, – сказал Паша.

– Ты что-то ведь хотел сказать? – спросила она у Киселева. – Я тебя перебила…

– Правда? – задумался Паша. Звонкий щебет Юли про ее расчудесную жизнь у бабушки и впрямь перебил все его мысли. – А я и забыл…

– Ты хотел штурмом взять архив, – подсказал Сомов. – Склеротик.

– Вот что, Сомов…

– Смотрите, – оживленно сказала Юля. – Кортеж!

По встречной трассе из города ехали три черных джипа, но напротив развалин сбавили скорость и съехали на ту самую проселочную дорогу, ведущую к заводу, и медленно, покачиваясь на кочках, поползли в сторону корпусов.

– Еще одна экскурсия? – риторически спросила Юля. – Байкеры – ладно, но этим-то что понадобилось? Может, будущие владельцы музея под открытым небом? Купили землю? – она полезла в сумочку, вытащила миниатюрный бинокль и приложила его к глазам. – Или просто ротозеи?

– У тебя с собой бинокль? – удивился Паша.

– Ага, вожу на всякий случай, – сказала Юля. – Мало ли.

– У нас и газовый пистолет есть, – гордо сказал Мишка.

– Шпионы, – усмехнулся Паша.

– А ты как думал, ботан?

– За ботана ответишь, Рыжий. Газ этого зверюгу все равно не берет. Не помнишь?

– Это мы еще поглядим.

– Да вы просто джедаи: капитан Соло и принцесса Лея.

– Идем к нам, Чубаккой будешь, – пообещал Мишка.

Юля прыснула, даже бинокль отвела от глаз.

– Сам ты Чубакка, – огрызнулся Паша.

– Не, я – Люк Скайуокер.

– Помолчите, пожалуйста, – настоятельно попросила Юля. – Потому что то, что я вижу, становится все интереснее. Туда смотрите – на развалины!

Для Юли, смотревшей в бинокль, все действо, которое разворачивалось на руинах завода, было как на ладони. А вот ребятам, особенно очкарику Паше, приходилось щуриться. Только на первый взгляд это была экскурсия: большие начальники или бизнесмены приехали осмотреть руины на предмет их сноса и застройки. Это к примеру. Но так могло показаться лишь в первые минуты. Потому что из трех машин вышло девять мужчин в темных костюмах, кто в рубашке и галстуке, кто в водолазке, и одна женщина в коротком красном платье. Темноволосая, яркая, чувственная! Высокая, длинноногая. В золотом венке – буквально!

– Какая девушка! – пропел Мишка. – Супер! Моделька!

– Да, неплоха, – согласилась Юля.

Можно было бы принять всех этих мужчин за дружную группу охранников, если бы не их рост и комплекция. Спортивными были только трое, все остальные не соответствовали стандартам атлетов. Скорее, они походили на камерный филармонический хор. Кто-то был тощим и длинноволосым, кто-то с брюшком и коротышкой, а один так просто с пивным брюхом. Атлет был среди них только один – с длинными черными волосами до плеч, чуть вьющимися. У него было особое положение рядом с красоткой – он был ближе всех. Все бы ничего, но один атрибут туалета вальяжной компании озадачил ребят. У всех мужчин на лице были карнавальные маски. Черно-серебристые. С клювами! Точно они были вовсе и не люди, а птицы или звери. И только у женщины маска была, закрывающая одни только глаза.

– Чего им понадобилось на этом кирпичном кладбище? – спросил Паша. – В этих масках?

– Может, они тут фильм снимают? – предположил Сомов.

– А где кинооператор? – спросил Паша.

Да, кинооператора не было! Разве что он снимал фильм из машины. Женщина в коротком красном платье устремилась к первому корпусу.

– Знаю! – воскликнул Мишка. – Это свадьба!

– А где другие женщины? – спросила Юля.

– Матушки и тетушки?

– Да?

– Просто не все еще приехали. Ждут! А эти решили пока осмотреться. На руинах. Подыскать место для группового снимка.

– А кто эта примадонна? – поинтересовалась девушка.

– Невеста, – не задумываясь, ответил Сомов.

– В красном платье?

– Сестра невесты, – предложил второй вариант Мишка.

– Не слишком ли много внимания для сестры невесты?

– Стоп-стоп-стоп…

– Что?

– А может, это свадьба какого-нибудь сексуального меньшинства? – предположил Мишка Сомов. – Любителей группового секса, например? Королева-матка и ее трудолюбивые рабы?

– Куда тебя занесло, – усмехнулась Юля.

Паша в их диалоге участия не принимал – только молчал и щурился. Один раз попросил у Юли бинокль, но она быстро забрала его назад. Тем временем молодая женщина в красном платье в сопровождении трех мужчин, как раз тех, кто был поспортивнее, и в первую очередь длинноволосого атлета, бесстрашно устремилась по этажам первого четырехэтажного корпуса. Ее платье вспыхивало в пустых окнах на разных этажах. За ней на почтительном расстоянии следовали ее телохранители в черном, в серебристых птичьих масках.

– Это ритуал какой-то, – наконец пробормотал Паша.

– Вот и я об этом, – согласилась Юля.

– Какой ритуал? – спросил Мишка.

– Священный, – ответил Киселев.

Трое ребят достали телефоны и защелкали фотокамерами. Такое надо было оставить на память. В том числе и номера машин. Вдруг пригодится? Группа мужчин и женщина в красном платье продолжали смело перебираться по руинам.

– А ведь ты, Мишка, угадал, – вдруг произнесла Юля.

– В смысле?

– Это свадьба.

– Как это так? – спросил Сомов.

Паша Киселев тоже уставился на нее.

– А вот так, Гном.

– Ты серьезно? – спросил Паша. – Это – свадьба?!

– Еще как серьезно! Только женихи не они!

– А кто? – не унимался Мишка.

Глядя на руины, Юля не скрывала торжествующей улыбки.

– Не догадываетесь?

– Да кто, кто? – занервничал Паша.

– Эх, вы! Посмотрите, она будто привлекает к себе внимание. Почему у нее такое яркое платье? Красное!

– Чтобы заметно было? – Сомов расплющил нос о стекло автомобиля.

– Да! Но заметно кому? Какой тряпкой дразнят быка?

– Красной, – ответил Сомов и тут же обернулся к подруге детства: – А-а?!

– Дошло? – усмехнулась Юля.

– Точно! – яростно вырвалось у Паши. – Как же я сам не догадался?! Ну, Юлька! – он стушевался, что назвал ее так фамильярно. – Прости, Юленька…

– Да ничего, Паша. Красная тряпка для быка. Они таким образом выманивают Минотавра.

– Откуда? – прошептал Мишка.

– Из прошлого, откуда еще. Из эфира. Из-под земли. Из другого измерения. Откуда я знаю. Она, эта женщина в красном, словно призывает его для совокупления, – не отрываясь от бинокля, Юля недоуменно покачала головой. – Но откуда взялись эти сектанты в масках? Кто они? Ведь это не какие-то байкеры, которые выслеживают Минотавра. Не юнцы с пивом. Солидные люди солидного возраста на солидных машинах. Что это еще за организация такая? Чего мы упустили?

Мишка снисходительно вздохнул:

– Пчелкина, чего ты упустила? О чем ты? Как ты могла чего-то упустить? Ты только вчера из Москвы прилетела и уже ввязалась в дело, которому более ста лет! И узнала за сутки столько, сколько другой и за полжизни не узнал бы. Так чего ты упустила?

– Вот за что я тебя люблю, Сомов, – вздохнула Юля, – так это за искреннее восхищение моей страстной и пытливой натурой! – Она обернулась к нему и благодарно улыбнулась. – Стремительной, летящей вперед душой! Ты молодец!

Мишка польщенно просиял. Умела сказать Пчелкина! Вселить в мужчину уверенность в своих силах!

– Я тоже тобой восхищаюсь, Юля, – честно признался Паша.

Кажется, он готов был расплакаться от обиды, что не ему пришли на ум эти слова. А Рыжему пересмешнику и болтуну!

– Ты всегда будешь вторым, – самодовольно отмахнулся Мишка.

Юля улыбнулась, но возражать не стала. Старые друзья в приоритете! Но ободрить несчастного Пашу Киселева было просто необходимо.