Текст книги "Происхождение"

Дмитрий Арсентьев
Происхождение

© Арсентьев Д.

* * *

Прошло уже более полугода, как я оставил добрую службу в крупной финансовой компании и стал внештатным журналистом в одном небезызвестном в нашем городе, а может быть, даже и за его пределами глянцевом журнале. Не то чтобы во мне внезапно открылся невероятный литературный дар. Нет, скорее, у меня открылись глаза. Десять лет жизни, проведенные в офисе, когда ты изо дня в день от зари до зари общаешься с одними и теми же людьми, ешь практически одну и ту же пищу и думаешь примерно об одном и том же, знаете ли, существенно притупляют весь набор чувств и сужают угол зрения, а также круг общения. Начинаешь медленно покрываться панцирем, надежно защищающим тебя от постороннего вторжения: от новых эмоций, контактов, желаний, амбициозных планов. Становишься частью замкнутой, надежной и очень комфортной системы.

И вот Вселенная сжалилась надо мной и решила дать мне еще один шанс для самореализации. Каким-то неведомым путем этот шанс привел меня в журналистику. Видимо, порвав с системой, я настолько жадно начал изучать окружающий мир, что поток новых эмоций не мог удержаться во мне, и возникла потребность делиться ими с другими людьми. И я не нашел лучшего способа это сделать, кроме как писать опусы для периодического издания. Сотни служебных записок, писем, текстов для презентаций и проектов, написанных лично и отредактированных за сотрудниками, положительно сказались на моем умении связывать слова.

Журнал, для которого я пишу статьи, называется «The pulse of life» (англ. – пульс жизни). Думаю, название меня как раз таки и зацепило. А утвердился я в своем желании работать с этим изданием, когда познакомился с его владельцем и главным редактором в одном лице – Эдвартом. Эдварт – эстонец по происхождению и несет на себе печать европейской цивилизации, благодаря чему, должен отметить, журнал выгодно отличается от сверстников стилем и качеством материалов, допускаемых до печати.

Я был немало удивлен, когда узнал, что Эдварт считает мое творчество очень даже сносным. Видимо, я все-таки смог избавиться от своего корпоративного панциря и уверенно иду вперед к новой жизни, оставляя за собой след из чешуи.

Наш журнал имеет светскую направленность и в основном освещает темы, интересные для той аудитории читателей, которую я для себя охарактеризовал как «успешные современные интеллектуалы». Этими же тремя словами можно описать и три категории информации, которой мы ее (аудиторию) потчуем. Если «Успех», то о бизнесе и политике, но не слишком занудно. Если «Современность», то о последних трендах в моде и автомобилестроении, о культурно-массовых мероприятиях, грядущих и уже отгремевших, в общем, обо всем понемногу со вкусом и очень толерантно. Ну а уж если вы «интеллектуал», то для вас, безусловно, о прорывных технологиях, нано и покрупнее, литературных бестселлерах и киношедеврах, отхвативших очередную «Пальмовую ветвь», или «Льва», или «Медведя». Но обо всем не очень заумно, без пафоса и высокого слога.

Лично я, как журналист, практически всеяден и не ограничиваю себя ни одной из категорий и уж тем более конкретных специализаций. Я из тех детей, которые на вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» либо отвечали многозначительным молчанием, либо каждый раз давали новый ответ. Как говорится, были замечены в непостоянстве. Лично мне интересно все, но далеко не все на протяжении длительного времени. Я где-то читал, что подобный тип людей называют «сканеры». Они «сканируют» весь окружающий мир, но реально фокусируются на избранных, только им известно почему, вещах. На мой взгляд, для «глянцевого» журналиста – идеальный подход. Всегда готов и не зациклен.

Две недели назад мне позвонил Эдварт.

– Доброе утро, Ник. (Для справки: Ник – мое школьное прозвище, некогда полученное в классе шестом, сопровождавшее меня до самого выпускного и затем забытое. Начав писать для журнала, я решил использовать его в качестве псевдонима.) Хочу поручить тебе один материал для нашего майского номера. Недавно был на презентации философской книги одного модного «просветленного». Во время возвышенного обсуждения его опуса чуть было не благословил его своим храпом. После официальной части, уже на фуршете, потолкался среди небезразличных философии людей, послушал разговоры и понял, что наша потенциальная аудитория живо интересуется вопросами теологии от сотворения мира до межконфессиональной розни. Алло, ты меня вообще слушаешь? – в интонации Эдварта слышались ноты недоуменного возмущения.

– Да, да, Эдварт! Внимательно слушаю, – с энтузиазмом проговорил я, подавляя зевоту.

– Отлично! – облегченно сказал он. – Итак, по счастливой случайности сей ученый муж, о котором я тебе только что рассказывал, живет в нашем городе. Думаю, стоит возвестить нашим читателям о его существовании, дать короткое интервью и, возможно, «обозреть» в целом философскую область, смежную с ним. Книгу этого Аристотеля современности я оставлю девочкам в редакции. Заедешь, заберешь.

– Эдварт, но, насколько я помню, лейтмотивом интеллектуального раздела майского номера должна быть живопись. Впишется ли туда материал о философской литературе?

– Ну, сбрызни текст полотнами Леонардо. Что я тебя учить, что ли, буду?! Но только со вкусом.

Об обязательном наличии «вкуса» Эдварт не уставал регулярно напоминать всей команде журнала.

– Все понял! Сбрызну со вкусом.

«А вот со вкусом чего, выберу сам», – злорадно подумал я.

Еще немного потоптавшись вокруг предполагаемой статьи, мы попрощались с шефом. Он собирался уезжать на пару недель на историческую родину, а нам завещал довести до ума очередной номер журнала.

Не могу сказать, что сильно вдохновился полученным заданием. Предстояло освоить нудный фолиант «просветленного» да еще и схожие с ним псевдонаучные изыскания современников.

Уже стоя под душем, я подумал, что задача, в общем-то, не так уж и безрадостна. Остатки негатива стер завтрак и крепкий кофе. В конце концов, прикоснусь к Светилу, проводя интервью. Не зря же в свое время в университете мы стоически перенесли десятки часов околофилософских лекций.

И вот я уже за рулем несусь в редакцию. Должен отметить, что глагол «несусь» здесь не случаен. Сказать, что я люблю водить машину, – значит не сказать ничего. На протяжении долгих лет работы в крупной компании (даже в самые безрадостные дни) машина была для меня не просто средством передвижения, а, можно сказать, психоаналитиком. Заводя двигатель и включая первую передачу, я сбрасываю с себя оковы бытия и весь негатив. Я не еду – я лечу. Я стараюсь соблюдать все правила дорожного движения, езжу по разметке, знакам и зеленым светофорам. Но скорость, скорость – это моя слабость. С опытом я начал чувствовать автомобиль буквально кожей. Практически через 15–20 минут управления любым автомобилем я уже понимаю его габариты, вес, тягу, в общем, то, на что он способен. Или думаю, что понимаю, но пока осечек не было. Конечно, я не профессиональный водитель и уж точно не автогонщик, но с уверенностью могу сказать, что кое на что за рулем способен.

В тот день в редакции было не особо людно. Видимо, я был не единственным, кого Эдварт озадачил перед отъездом. Труженики пера пошли «в народ». Оно и к лучшему. Будучи за штатом, я не часто посещаю офис. Поэтому каждое мое явление пред светлы очи Эдварта оборачивается для меня еще и часовыми беседами с сотрудниками издания, которые, как выясняется, жутко по мне скучают. Врут, конечно.

Немного пофлиртовав с редакционными барышнями, я вооружился книгой, оставленной для меня Эдвартом, и покинул пыльный офис. Погода располагала, и я решил не торопиться с погружением в философский омут. Проскакав весь день с места на место, я таки добрался к вечеру до дома. Ну что же, время садиться «за уроки». Фолиант лежит на столе. Я вроде бы тоже недалеко, но все время прохожу мимо. Делаю что угодно, лишь бы не начинать читать. Прямо сцена «Кот и еж». Хозяева принесли домой ежа, а кот ходит вокруг него, не решаясь переложить теоретический интерес в практическую плоскость и изучить нового соседа эмпирическим путем. Мы с фолиантом как однополярные магниты: притягиваем все, но отталкиваем друг друга. Но делать нечего, покривлялись и будет. Ладно, начал.

Ко сну отходил одухотворенно пришибленным. Давненько не приходилось добровольно в таком объеме поглощать философские изыскания. На следующий день начал с утра, к вечеру расправился. Все, «абзац», мозг как будто миксером взбили. Следующий день решил провести в режиме «радиомолчания». Никакого чтения и общения, только аудио-визуальное созерцание окружающего мира. К вечеру усвоенная из книги теория уложилась-таки по полочкам, полегчало. Следующие сутки провел в суете и попытках организовать интервью с «просветленным», которые в конечном итоге увенчались успехом. Что же, через один день мне предстояло лично встретиться с ним. Не люблю скучную работу, поэтому решил не быть на одной волне (как я ее себе представлял) с этим мудрецом и подготовить для интервью неоднозначные вопросы. Так сказать, раскачать колосс.

Настал час икс, я еду брать интервью у «просветленного». Вооруженный, как мне казалось, до зубов теми самыми неоднозначными вопросами, пробираюсь через автомобильные пробки. Что ж, даже если оппонент окажется избыточно занудным, статью, как ни крути, пишу я и могу увести ее в любую плоскость. Ну, оставлю пару цитат для очистки совести и три предложения о книге, а потом «обозрею» философский ландшафт современности. Да, еще ведь я Эдварту обещал сбрызнуть статью живописью. Так что вырулим. Кстати, о вырулим: пора уже выбираться из очередной пробки, а то так можно и опоздать. Будет как-то неудобно с повинной моськой «колосс раскачивать».

Просветленный, как полагается, обитал в историческом центре города, в одном из домов-памятников, помеченных мраморными досками, информирующими всех проходящих мимо о том, что некогда сие здание осчастливил своим присутствием кто-то из великих. И почему эти доски у меня ассоциируются с надгробиями? Как будто филиал могилы. Жуть.

Поднимаюсь на третий этаж, жму на кнопку дверного звонка.

Дверь открыл стройный пожилой мужчина в классическом сером костюме из тонкой шерсти. Волосы его были аккуратно уложены назад.

– Даниил Петрович? – робко полюбопытствовал я.

– К Вашим услугам, – твердым голосом ответил он.

– Здравствуйте, я Ник, по поводу интервью, – обретая уверенность, сказал я.

– Ах да, рад приветствовать! Проходите, пожалуйста, – бодро проговорил он и сделал шаг вглубь коридора, предоставив мне возможность войти.

Что я и сделал. Избавившись от верхней одежды, прошел вслед за старцем в комнату.

Должен сказать, интерьер квартиры меня сразу расположил к беседе. Он был выполнен в одном из моих любимых стилей. Как я его для себя определил – «классический английский стиль» или «Бейкер-стрит». Вся мебель антикварная, преимущественно из дерева и кожи темных оттенков коричневого и зеленого.

Хозяин усадил меня в глубокое старинное кресло (даже боюсь представить, кому еще довелось в нем посидеть за всю его долгую историю). Сам же расположился на диване напротив меня, сел прямо, положив ногу на ногу. У него было очень благородное (или, как еще говорят, «породистое») лицо. Но что бы я особенно отметил, так это глаза собеседника, серо-голубые, они как будто светились. По проницательности взгляд его напоминал взгляд сфинкса. Встретившись с ним глазами, теряешь дар речи и буквально ощущаешь физический контакт. Я старался не злоупотреблять. В противном случае так и просидел бы с разинутым ртом, не проронив ни слова.

– Итак, молодой человек. Я Вас слушаю, – интеллигентно произнес философ.

– Даниил Петрович, я бы хотел поговорить о Вашем последнем литературном труде, презентация которого состоялась несколько дней назад, – повел я интервью.

Собеседник был словоохотлив, а кроме того, являлся носителем классического языка, который, в отличие от современного куцего языка SMS и рекламных слоганов, предполагает оставлять в предложениях все причитающиеся им части речи, и главное – доносить мысль целиком словами, а не междометиями. Так что следующие два с половиной часа пролетели незаметно. В основном говорил он, я лишь направлял беседу уточняющими вопросами.

И вот с обсуждением книги вроде бы покончено. По-моему, я узнал даже больше, чем хотел. Настало время журналистского экстаза. Блиц из неудобных вопросов. Поехали. На первые несколько вопросов «просветленный» ответил практически без заминки, чем привел меня в некоторое замешательство, которое я тщательно скрывал. Как же так, неужели фиаско? Настал момент самого, на мой взгляд, неудобного вопроса.

– Даниил Петрович, ваш труд, скажем так, находится на стыке теологии и философии, – начал я осторожно, – Вы много рассуждаете о Боге, о современном мироустройстве, социуме. Пишите о дефиците веры у людей. – И вот он мой последний гвоздь: – Вы верите в Бога?

– А Вы, юноша, верите? – нисколько не смутившись, спросил он.

– Разве это сейчас важно? – удивился я.

– Да, конечно! Я должен понимать, насколько ответ на этот вопрос важен для Вас лично. Ведь вера – это очень личное, глубинное чувство. Могу ли я поделиться им с Вами? Сможете ли Вы понять меня? – вкрадчиво интересовался мудрец.

Я молчал. Подозреваю, что физиономия моя начинала выдавать некоторое внутреннее волнение. Я понимал, что именно он хотел у меня узнать. Настоящая Вера в кого или во что бы то ни было действительно очень личное, не показное чувство. Мы с детства привыкаем к подобному вопросу, но отвечать положительно на него почему-то каждый раз неудобно. Наверное, в обществе в целом ее, веры, действительно маловато.

– Итак, Ник. Что скажете? Вы сами верите в Бога? – вывел меня из внезапного ступора собеседник.

– Да, верю, – вяло начал я. – Но, знаете, я верю в него без «посредников». То есть без обрядовой составляющей, – затараторил я оправдывающимся тоном.

– Постойте, это не главное. Для меня важно действительно ли Вы в Него верите. Повторю свой вопрос еще раз. Вы верите в Бога? – твердым голосом сказал Даниил Петрович, глядя мне прямо в глаза.

– Верю, – на выдохе ответил я чуть не утробным голосом.

– Теперь и я Вам верю, – дружелюбно сказал мудрец. На его лице появилась лукавая тень улыбки, а глаза как будто бы засветились. – Ну что же, Ник. Я Вам отвечу. Я искренне верю в Бога.

Я благодарно кивнул в ответ, собрался и продолжил.

– Даниил Петрович, Вы верите, что Бог создал человека?

– Истинно так!

– Но Вы же ученый. Неужели Вам не приходилось усомниться в этом вопросе? Как же теория Дарвина, эволюция, кости доисторических предков? – снова начинал окрыляться я.

Интрига? Не то слово. Очень уж хотелось подловить его на противоречии. У меня аж давление подскочило. Что же ответит этот непрошибаемый дед? По законам телесериалов сейчас должна из ниоткуда выплыть надпись: «А что же все-таки ответил новый знакомый Ника, вы узнаете в следующей серии». Но это жизнь, и ответ мне нужен сейчас. Дело даже не в материале для статьи. Его у меня уже было с избытком. Во мне проснулся личный интерес. Собеседник меня по правде зацепил.

– Скажите, молодой человек, а Вы читали Писание? – все также вкрадчиво поинтересовался он.

– …….?? – я не нашелся.

– Священное Писание Вам доводилось читать? – видимо, собеседник понял, что сбил меня с толку. – Я имею в виду Ветхий Завет.

– Ну-у… Когда-то давно… В школе, в младших классах у нас были уроки по основам религии, и даже детскую Библию нам выдали… – замялся я, а точнее скомкался, весь, целиком. – Позвольте, а какое отношение это имеет к сути моего вопроса? – попробовал реабилитироваться я.

– Самое что ни на есть прямое, – спокойно продолжил он. И тут он чуть ли не впервые за все интервью отвел от меня взгляд и обвел глазами комнату. Затем посмотрел в окно, напротив которого сидел. Заходившее солнце, отражаясь в стеклах окон дома, стоявшего на противоположной стороне улицы, придало лицу Даниила Петровича приятный персиковый оттенок.

– Знаете, Ник, – перешел на отеческую интонацию Даниил Петрович, – по до сих пор не понятной для меня причине я к Вам очень расположился. Может быть, дело в том, что построй я свою жизнь несколько иначе, сейчас у меня, возможно, был бы сын примерно такого же возраста. Кто знает. Так вот, я бы хотел не просто удовлетворить Ваше профессиональное любопытство. Я хочу дать Вам намного больше. Знание, получить которое шанса в Вашей жизни больше не представиться. Но и жить с ним тоже будет непросто. Вы не сможете поделиться им с кем угодно. Его не поймут и не примут. Только человек истинной веры сможет его с Вами разделить. И я чувствую, что Вы мой человек, – все это он проговорил так сокровенно, что у меня мурашки побежали по спине. – И возвращаясь к Вашему вопросу, юноша. Прочтите Ветхий Завет с первой по девятую главу и возвращайтесь. Жду Вас послезавтра в 13.00, – отрапортовал он. – Вы получите ответ на свой вопрос и даже намного больше. Если, конечно, Вам все еще интересно.

– Да-да. Безусловно, интересно, Даниил Петрович, – ответил я.

Мы коротко попрощались в коридоре. Я поблагодарил его за уделенное время. Он меня за терпение. Я вышел на улицу. Солнце продолжало катиться к закату. Легкий прохладный ветерок приятно остужал мою перегретую голову со всем ее скудным содержимым.

По дороге домой я, как всегда, прибег к помощи своего лучшего психоаналитика – скорости. Благо вечером город был уже полупустой и можно было всласть погонять. Выходя из машины, вдохнул запах жженой резины и очередной раз подумал, что можно было и полегче. Ну и ладно.

Уже дома перед сном, подводя итоги интервью, я понял, что для меня впечатление от него делится строго пополам – до моего «каверзного» вопроса и после. До – меня вполне устроило. Информации море, хоть на две статьи. А вот после оставило во мне глубокий эмоциональный след. А предвкушение такого многообещающего продолжения делало этот след просто болезненным. Ну и, конечно же, я не кинулся сразу читать Писание, оставив его на завтра. А сегодня музыка. Еще одна моя страсть. Музыка для меня и энергетик, и успокоительное, в зависимости от ее стиля. В общем, лекарство от всего. В тот день прекрасно пошел Людовико Эйнауди, потрясающий итальянский композитор и пианист. Его объемная интересная музыка рождает в воображении целостные живые картины. Ощущение, как будто смотришь фильм. Это удивительно. Музыка с детства меня здорово выручала. Надеваешь наушники, и ты уже в другом мире. Образы сменяют друг друга от мелодии к мелодии. То ты летишь или плывешь, а вот уже сражаешься почище героев боевиков или становишься участником романтической сцены. А если быть с собой честным, то в эти моменты мысленно проживаешь ту жизнь, которой хотелось бы жить в реальности. Ну и, конечно же, музыка всегда становится прекрасным дополнением к управлению автомобилем. Действует, как закись азота, порой сам себя боюсь. Но тогда. В тот вечер я подверг себя мелодической медитации.

Утром следующего дня, проснувшись, потянувшись и помывшись, я почувствовал невероятный прилив сил. Меня не оставляло чувство, что я сделал что-то большое и крайне важное для человечества и должен вознаградить себя днем «без ответственности». Уже расправившись с завтраком и допивая кофе, я ощутил знакомый комок в районе солнечного сплетения, как перед экзаменом, и тут же вспомнил о домашнем задании, которое получил от своего вчерашнего собеседника, и о грядущей завтра встрече.

Не то чтобы мое настроение существенно ухудшилось. Нет. Но расслабиться уже не получится.

Интригу этот благородный дед нагнал, конечно, порядочную. Ума не приложу, да что же там за тайны мадридского двора он собрался мне открыть! Вопрос-то – тьфу! Ну так и сказал бы, что, мол, ересь весь ваш Дарвин. Шарлатан и пустозвон. И видно по нему, что он сам произошел от обезьяны. Надо же было другому ученому такое придумать, что все мы из бульона. «Первичного бульона», я имею в виду! Еще бы куриного сказал. Не иначе с похмелья придумывал. А что, мы все наутро после сильного загула думаем, что вся сила мира сокрыта в курином бульоне.

Но нет, на то он и «просветленный», чтобы тумана нагонять. Ладно, посмотрим. Даже интересно. Не в каждом интервью такой спектакль выплывает. А ну как старец обернется аббатом Фариа и завернет: «Эдмон! Мой мальчик. Я открою тебе тайну несметного богатства». Черта с два! Наверняка опять мне душу вывернет мехом внутрь.

Но должен сказать, что мой новый знакомый относился к категории людей, с которой мне с детства общаться было интереснее, чем со сверстниками. Я имею в виду людей старшего поколения, в возрасте за пятьдесят. Слушая их, понимаешь, что человек таки кое-что повидал. А главное, не оставляет ощущение, что можешь услышать такое, чего в учебниках точно не написано. Передача жизненного опыта и накопленной мудрости – важная штука, как ни крути. Поэтому я не тяготился продолжением интервью. Даже наоборот, ждал его. Единственное, что меня несколько коробило, – необходимость прочитать Писание. Ожидалось скучнейшее убиение времени.

Поскольку дома литературы подобного толка я не держу, пришлось обратиться к «вселенскому разуму». Это я про Интернет. К своему удивлению, буквально третьим результатом на странице поиска оказалось полнейшее электронное издание обоих заветов, Старого и Нового. Не ожидал, но порадовался, что блюстители культа идут в ногу со временем.

Так, приступим: «В начале сотворил Бог небо и землю…»

А преинтересное оказалось чтиво. Сам себе удивился. Вопросов в голове приросло. И не хило приросло! Для ума аналитического все, конечно, неоднозначненько. Ладно, оставлю свои вопросы для ментального кунг-фу. В неурочный час будет чем нейроны разогнать.

А вот теперь мне прямо ну очень захотелось оказаться в завтра. Что же ты для меня приготовил, Даниил, ты, Петрович?

Чтение не заняло у меня много времени, поэтому, закончив, я пулей выскочил из дома и, оседлав железного коня, помчался по делам тудам-сюдам. Если по правде, то устроил день гедониста. Здесь кофе, там выставка, чуть дальше – книжный магазин, опять кофе. И так далее.

К дому причалил часам к девяти вечера. Перед сном немного простимулировал мозг очередной приобретенной книжкой и отдался в объятия Морфея (как бы неоднозначно это ни звучало).

«You’re as cold as ice!» – надрывался будильник на смартфоне одним из моих любимых рок-хитов (песня «You’re as Cold as Ice!» – группа «Foreigner»).

Ага! День «Ч». Сегодня я узнаю все! Ну, или почти все, как пойдет. Но предвкушение чуда порой важнее самого чуда. Вспоминается Новый год в детстве. Ожидание подарка от Деда Мороза, который волшебным образом должен появиться под елкой. А в нашей семье детям принято верить в Деда Мороза лет эдак до двенадцати-тринадцати. В жизни ребенка обязательно должно быть место чуду. Ведь чудо – это залог веры. Веры в сверхъестественное, в себя, свои силы, свои цели, возможность достичь каких угодно высот. Из детей, не верящих в чудеса, частенько вырастают дурные взрослые. Черствые и пустые.

– Мы не пудрим ребенку мозги глупостями про Деда Мороза. Он умен не по годам, не верит в чушь. В свои четыре года разбирается со смартфоном лучше меня.

Да. Конечно. Разбирается. Но он бы никогда не создал смартфон. Смартфон создал ребенок, который верил в чудеса. Верил в то, что может существовать такая маленькая коробочка, проведя по которой пальчиком, ты откроешь для себя целый мир.

Предвкушая интересную беседу с Даниилом Петровичем, я с легким визгом шин взял старт от дома. А этот премудрый дед действительно разжижает мне кровь. Кто бы мог подумать?!

Войдя в уже знакомую мне парадную, я вознесся на пятый этаж и позвонил в дверь. Послышался звук твердых шагов хозяина квартиры.

Тишина на площадке! Камера! Мотор!

– Добрый день, Даниил Петрович!

– Добрый день, Ник! – радушно поприветствовал меня хозяин квартиры и, отстранившись от двери, впустил меня. Он был одет в светло-бежевые брюки в тонкую среднего размера клетку, сорочку из плотной ткани цвета слоновой кости и жилетку в комплект к брюкам, застегнутую на все пуговицы. Ворот сорочки, свободный от верхней пуговицы, был красиво расставлен, а рукава закатаны до локтей. На ногах – удобные домашние туфли.

Мизансцена повторилась, мой собеседник расположился на диване, напротив окна, я – в уже знакомом мне кожаном кресле. Мысленно нащупав свою физиономию, я сделал вывод о том, что в тот момент выражение на ней было ехидно-заговорщицкое. Видимо, сказалось предвкушение обещанных откровений.

– Итак, Ник. В прошлый раз мы с Вами закончили на вопросе о том, верю ли я в божественное сотворение человека, – размеренным тоном начал беседу Даниил Петрович.

– Да, да, – подтвердил я.

– И я ответил Вам, что верю. А Вы предложили мне усомниться в этом, сославшись на фундаментальную науку. Не так ли?

– Совершенно верно. Я имел в виду вполне конкретную теорию происхождения видов Дарвина, а также огромное количество антропологических находок, ее подтверждающих, – с абсолютной уверенностью в голосе сказал я. В конце концов, не зря мы университеты оканчивали, в которых «пыльные» бородатые профессоры безапелляционно нас убеждали: мол, смиритесь, мохнатый предок ваш ходил на четвереньках и только тяжелый труд сделал из него Homo sapiens, вид рода Люди из семейства гоминид в отряде приматов. О как! Какие могут быть сомнения?

– Позвольте поинтересоваться. Вы выполнили мою просьбу, прочли несколько глав из Ветхого Завета? – вкрадчиво продолжил собеседник.

– Да, конечно. Домашнее задание выполнено, – попытался пошутить я.

– Отлично! Надеюсь, не очень заскучали в процессе, – с легкой улыбкой поинтересовался философ.

– Нисколько. Сам удивился. Любопытное чтиво, но уж очень неоднозначное. Возникла масса вопросов по нестыковкам.

– Да что Вы! – на мгновение развеселился Даниил Петрович.

– Ну да. Единой картины как-то не получилось. Как говорится, пазл не сложился.

– Рад, что Вы так критически подошли к чтению. Сразу видно человека с системным мышлением, – сделал мне комплимент собеседник. И продолжил: – Действительно, загадок в Писании много. Ну да вернемся к нашему вопросу. Неужели после прочтения этих нескольких глав о сотворении мира и первоначальном развитии человечества теория божественного происхождения человека и научная теория эволюции у Вас все еще стоят в антагонистах? – он смотрел прямо мне в глаза. Взгляд его стал еще более пронзительным, чем обычно. Мне даже показалось, что его глаза засверкали. Конечно, быть может, всему виной солнце, освещавшее сквозь окно лицо хозяина квартиры. Но в тот момент я был уверен, что свет в его глазах исходил откуда-то изнутри.

– Ну… в общем, да, – промямлил я.

– Хорошо. Давайте попробуем почитать вместе, – сказал он, встал с дивана и подошел к книжному шкафу, до отказа нашпигованному фолиантами разного калибра. Судя по полуистлевшим корешкам, многие из них представляли немалую ценность для любого библиофила.

Философ практически сразу нашел нужную книгу и снова сел на свое место. В его руках был увесистый том в выцветшем кожаном переплете. В мгновение ока он нашел нужную страницу и положил книгу на старинный журнальный столик, удобно расположенный как раз между нами. Книгу развернул так, чтобы мы оба видели текст.

– Вы готовы, мой друг? – спросил он.

Друг? Как-то уж очень неожиданно «просветленный» рвет дистанцию.

– Помните, в прошлую нашу встречу я сказал, что хочу поведать Вам нечто очень важное? Некое сакральное знание, – вернулся к уже знакомой мне отеческой интонации собеседник.

– Конечно, помню! Вы меня немало этим заинтриговали, – поспешил ответить я.

– Перед тем как мы с Вами обратимся к Писанию, я хочу попросить Вас несколько отстраниться от обычных представлений обо всем, особенно научных. Освободите разум. Обратитесь к интуиции.

Я несколько замешкался, но тут же парой молчаливых кивков подтвердил, что готов и постараюсь отстраниться.

Даниил Петрович еще несколько секунд внимательно смотрел на меня, думаю, пытаясь понять, открыл ли я свое сознание или нет. Мне было как-то не по себе. Казалось, свечение в его взгляде усиливалось.

Видимо, найдя в моих глазах необходимый отклик, он все же опустил взгляд на книгу и начал читать вслух.

– «В шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый день месяца, в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей». Вспоминаете текст, Ник? – на секунду оторвав взгляд от книги, спросил Даниил Петрович.

Я кивнул.

– И чуть далее: «…И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись горы. И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. Истребилось всякое существо, которое было на поверхности земли; от человека до скота, и гадов, и птиц небесных, – все истребилось с земли, остался только Ной и что было с ним в ковчеге». – Он закончил читать и перевел взгляд на меня. – Дальше можно не продолжать. Что скажете, молодой человек? Все еще ничего не кажется Вам странным? Не готовы сами ответить на свой вопрос? – вопрошающим тоном произнес философ.

– Даже не знаю, – я находился в замешательстве. – Думаю, что нет, – чуть ли не по слогам произнес я.

– Тогда обратимся к ранним главам, – спокойно сказал он, перелистывая назад страницы.

Было видно, что собеседник готов к моему тугому восприятию этой информации. Найдя нужную страницу, он сориентировался в тексте и прочитал:

– «…И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее».

Он остановился. Взгляд его просто сиял каким-то невероятно холодным голубым светом. Он уже смотрел не на меня и даже не сквозь меня. Мне показалось, что в тот момент я представлял для него какую-то галактику, видом которой он завороженно любовался. А тугая спираль из миллиардов звезд, отражаясь в его глазах, как раз и была причиной того невероятного свечения. Даже не знаю, как по-другому передать то мое ощущение от взгляда философа.

– Ник! Ответ на поверхности! А точнее под ней, под поверхностью воды. – Даниил Петрович продолжал повышать градус моего замешательства. – Вспомните. Что говорит теория эволюции?

Я начал что-то бубнить про первичный бульон, инфузорий, рыб и таки добрался до земноводных, которые, выйдя на сушу, и породили земные виды животных и как следствие предков человека.