Текст книги "Новый старый год. Антиутопия"

– Голливуд у тебя наверняка купил бы эти спецэффекты по хорошей цене. Представляешь, насколько бы колоритно смотрелся джинн, вылетающий из волшебной лампы Аладдина, снятый таким способом. Или старик Хоттабыч. Могу выступить в качестве посредника, – предложил бизнесмен.

Партийный деятель ненадолго задумался и сказал:

– Мы еще вернемся к этой теме, старина Жорж.

А на газовом экране в это время шла настоящая бойня. Российский десантник дрался с ковбоем, наполеоновским гренадером, Джеймсом Бондом и тевтонским рыцарем. Похоже, что положительный герой был настоящим мастером восточных единоборств, в то время как другие персонажи представляли собой лишь манекены для его упражнений.

– Кровь очень натурально выглядит. И кости у актеров хрустят по-настоящему, – высказал свое мнение Кузнецов.

– Ты очень наблюдателен, старик, – похвалил его идеолог. – А знаешь, как достигается это правдоподобие? Из занятых в этой сцене лишь один – профессиональный актер. Это – Ковбой. Я его переманил из Новосибирского театра оперы и балета. А Солдата взяли из художественной самодеятельности. Он боец спецназа, чемпион Сибири по каратэ, увлекается бальными танцами. А как работает! Он же их на самом деле колотит, всерьез. Это статисты, осужденные из колонии. Кстати, многие из них в прошлом коммерсанты. За хороший ужин и благосклонность тюремного начальства они согласны пострадать несколько минут во имя искусства.

– Смотри, он сломал Французу руку и продолжает его молотить! Почему их не разнимут? Актер же не поправится к следующему представлению!

– Ничего. Другого статиста найдем. Мало их, что ли, сидит на зоне. На 7 Ноября давали эту рок-оперу, так каратист настолько увлекся, что проломил одному зэку череп. Тот кончился прямо на сцене. Но какой эффект это произвело на публику! Вначале полнейшее оцепенение, а затем – взрыв оваций. Будь моя воля, я бы включил в программу гладиаторские бои. Как в Древнем Риме. Вообще б от народа отбоя не было. Представляешь, старик, экран в виде гигантского столба, а внутри исполины, от пола до потолка ростом, дерутся мечами насмерть! Сцены изнасилования тоже можно было бы натуральными сделать. У зэков от такой телки наверняка слюни текут. Вот только актрису жалко. Талант как-никак. А дублершу, похожую на нее, сколько лагерей ни перерыл, не могу найти. Настоящий секс сильнее заводил бы молодежь, чем эта жалкая имитация.

С арены убрали истерзанные тела статистов, и на нее выскочили красотки из варьете в касках, коротеньких мини-юбках цвета хаки, без лифчиков, но с наклеенными на соски алыми звездами. Они размахивали автоматами Калашникова, как гимнастическими палками, и выкидывали вперед свои стройные ножки. Вдруг опереточная музыка оборвалась. Танцовщицы выстроились в шеренгу по стойке «смирно». На передний план вышла девушка-Россия, облаченная в доспехи древнерусского витязя. Загремел «Интернационал». Люди на трибунах, как по команде, поднялись со своих мест. С неохотой поднялся с кресла и Константин Евгеньевич. Гость из Австралии последовал его примеру.

 
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой идти готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим.
Кто был никем, тот станет всем, –
 

пели трибуны. Им вторило эхо.

Наконец утихли последние ноты гимна униженных и оскорбленных. И в микрофоне зазвенел звучный призывный голос главной героини представления:

 
Наглые янки, Go home.
Над бедной планетой слышится стон.
Африка стонет. Стонет Ирак.
Завтра не будет. Один только мрак.
Кровушку высосал зверь-вурдалак.
…………………………………………..
Наше оружие – лучшее в мире.
И в Палестине, и на Памире.
Нам, смелым, бесстрашным,
Сам дьявол не рад.
Мы возвратим и Белград, и Багдад.
Землю спасет наш российский солдат!
 

«Россия» целует чемпиона Сибири по каратэ и вручает ему меч. На этой мажорной ноте и заканчивается представление. Публика ревет от восторга.

– Сейчас будет дискотека. Мальчики станут клеить девочек. Мы с тобой это уже проходили. Несолидно дальше оставаться. К тому же наши девочки уже ждут-не дождутся своих кавалеров, – сказал Константин Евгеньевич, вставая с кресла и потягиваясь.

– Костя, уже поздно. Я с дороги чертовски устал. Боюсь опростоволоситься перед молодежью. Может быть, как-нибудь в другой раз, – попробовал спрыгнуть с хвоста австралиец.

– Никаких других разов, – категорически заявил секретарь обкома. – Гулять так гулять. Еще только начало десятого. Успеешь ты в свою гостиницу. Или тебя там кто-то ждет?

– В этой стране, Костя, меня давно никто не ждет, – задумчиво произнес Георгий и тяжело вздохнул.

Двухэтажный особняк из красного кирпича разительно отличался от остальных домов – деревянных и насыпных, по самые крыши занесенных снегом, разбросанных как попало в сосновом перелеске на окраине города. Через дорогу светились огни заправочной станции, а чуть поодаль виднелся высокий глухой забор с натянутой поверху колючей проволокой.

– Район, конечно, не фонтан. Зато за барышнями далеко ездить не надо. Юркнул через дорогу, и ты уже в малиннике, – продолжал хвастаться своей предусмотрительностью главный идеолог области. – Я в женской колонии отобрал специальную роту из приличных девочек. Их содержат отдельно. Неплохо кормят. Особенно работой не утруждают. Сошьет каждая пару гимнастерок за смену и ладно. Зато, когда надо, девочки с лихвой отрабатывают это хорошее отношение к ним. Каждая из них знает, что если она не будет стараться, то быстренько загремит на лесоповал. А там отбывать срок куда менее комфортно, чем в тюремном борделе. Среди зэчек конкурс – попасть в потешную роту. Бабы лезут из кожи вон. Сейчас оценишь. Гарантирую, что такого ты еще нигде никогда не испытывал.

– Меня как-то на уголовниц не тянет, – возразил Смит.

– Какие уголовницы? У всех этих девочек минимум десятилетка за плечами. Они воспитывались в благополучных интеллигентных семьях. Большинство на английском чешет лучше, чем ты. Это же дочки «новых русских». Они просто не захотели следовать за своими папами и мамами и еще не успели навредить отечеству, как их родители. Незаконные валютные операции, уклонение от уплаты налогов, проституция – вот статьи, по которым они осуждены. С ними даже презервативы не нужны. После каждого сеанса они проверяются у венеролога по полной программе. А случайные связи у них исключены. Усек?

Едва они вошли в прихожую, как откуда ни возьмись, вынырнули две разбитные, ярко накрашенные девчушки в шелковых кимоно. Одна, несмотря на протесты Георгия, принялась расстегивать пуговицы на его дубленке, другая разоблачала товарища Веселого.

– У нас жарко. В пиджаке вы запаритесь. Лучше снимите, – посоветовала австралийцу наложница.

– За сохранность карманов можешь не беспокоиться. Здесь никто ничего не тронет, – успокоил старого товарища завсегдатай этого заведения.

Девушки провели гостей в большую, ярко освещенную комнату. Все ее убранство составляли разостланные всюду пушистые ковры, хаотично разбросанные большие и маленькие подушки, музыкальный центр с большущими колонками и корейский моноблок. Но комната не казалась пустой. Розовый шелк, которым были задрапированы стены, мягкий свет, разливающийся из множества светильников, придавали ей уютный вид алькова. Но главным украшением этого помещения, безусловно, были его обитательницы. Их было шестеро. Две брюнетки: худенькая татарка с мальчишеской стрижкой и спокойная, величавая то ли монголка, то ли бурятка с лунообразным лицом и сочными губами. Кудрявая шатенка с большим бюстом. И три блондинки, две из которых были крашеными (они-то и встретили гостей в прихожей), а еще одна, похоже, была русоволосой от природы. Она походила на шведку и отличалась от остальных какой-то особенной благородной осанкой. Девчонки сидели полукругом посередине комнаты, приветливо улыбались гостям и о чем-то перешептывались между собой, похихикивая.

– Вот, познакомьтесь, красавицы. Это мой старый товарищ. Мистер Джордж. Или просто Жора. Он к нам прилетел из самой Австралии. И я ему, между прочим, обещал, что с вами он получит то, чего никогда в жизни еще не испытывал. Как, не упадете лицом в грязь перед заморским гостем? – спросил наложниц хозяин.

– На нас еще никто из ваших гостей не обижался, Константин Евгеньевич, – сказала татарка, встала с ковра, озорно стрельнула жгучим взглядом на Георгия и исчезла в дверном проеме.

– Это Гульнара, – заочно представил ее Веселый своему гостю.

– А это Гюльчатай, Зухра, Лейла, Зейнаб… – дурачась, продолжил за него Кузнецов. – А ты своего рода товарищ Сухов. Любимый муж.

– Можно сказать и так. Только остальных девушек зовут иначе: Света, Кристина, две Лены и Катюша. А вот с нею ты, кажется, знаком. Ну-ка приглядись повнимательнее, – Веселый указал на шведку. – Неужели не узнаешь? Это же дочка Мариночки Войцеховской Катя. Вспомнил?

– Здравствуй, Катюша, – смущенно произнес Георгий. – Как ты выросла. Вот уж где не ожидал тебя увидеть, так это здесь.

– Хватит распускать слюни, Жорик, – демонстративно развязно сказала девушка. – Мы здесь собрались, чтобы веселиться, а не ностальгию разводить. Жить надо проще, сегодняшним днем. Расслабьтесь, дядя Жора, и получите удовольствие. Что-то Гуля задерживается. Пойду ей помогу.

Веселый утвердительно кивнул головой, и девушка тут же, подобрав полы кимоно, упорхнула из комнаты.

– Что ты на меня так уставился? – взорвался Веселый. – Такое сейчас время! Я, между прочим, эту девочку и ее мамочку от расстрела спас. Мариночка прятала в своей квартире семью расхитителя государственной собственности. А дочь ей помогала. Еще она в университете принимала участие в выпуске факультетской стенгазеты, где напрямую призывали к свержению законной власти. Думаешь, легко было ее мамочку вместо колымского лагеря отправить на поселение в Нарым, а дочку пристроить в потешную роту! Я, можно сказать, рисковал всем! А если бы ей здесь не нравилось, она, пожалуйста, могла бы вкалывать, как остальные зэчки, траншеи рыла бы. Девчонки, поднимите руки, кто из вас хочет рыть траншеи? – обратился к наложницам хозяин гарема и, увидев, как те сбились в кучу и испуганно замотали головами, удовлетворенно произнес. – То-то. Тогда включайте музыку.

Гульнара с Катюшей принесли два больших подноса с красным вином, курагой, яблоками и конфетами.

– Катенька, сделай мне чайку, – попросил ее бывший отчим, затем перевалился на мягкой подушке на другой бок и спросил Смита. – А ты будешь чай?

– С удовольствием, – согласился гость. – А то от спиртного меня уже мутит.

Порывшись в кармане брюк, Веселый с благоговением извлек капсулу в блестящей упаковке.

– Будешь?

– А что это такое?

– Виагра. Одна таблетка – и ты будешь топтать этих кобылиц до самого утра.

– Спасибо. Но я пока обхожусь без стимуляторов.

Веселый вздохнул с облегчением и небрежно бросил:

– Я вообще-то тоже. Но уж больно насыщенными оказались два последних вечера. Вчера развлекал гостей из ЦК, сегодня вот с тобой отдыхаю. Утром еще экономку отжарил. А годы-то уже не те. Ваше здоровье, девчонки. Ну, теперь держитесь!

Константин запил таблетку принесенным Катей чаем.

Из дверей выплыла бурятская красавица в одном только открытом купальнике, на котором и сверху, и снизу свисали позолоченные монеты. В руках она держала бубен, украшенный такими же побрякушками. Яркий свет тут же сменился на интимный, а из колонок музыкального центра полилась чарующая восточная музыка. Бурятка стала извиваться ей в такт, изображая танец живота, периодически ударяя в бубен. Колышущаяся позолоченная мишура на бубне, на мясистом заду и грудях, а также то приближающийся, то глубоко удаляющийся во вздрагивающий живот пупок – были последним, что успело запечатлеть сознание австралийца. Джордж Смит бездарно заснул на самом интересном месте.

Проснулся он через час-полтора. Он лежал одетый на широкой кровати поверх покрывала в тихой, темной комнате. Лишь через занавешенное тюлем окно проникал лунный свет. А на подоконнике сидела девушка с распущенными волосами и задумчиво смотрела, как плавно ложится на землю снег.

– Быстро же вы отдохнули, дядя Жора. Я думала, что проспите до утра.

– А который сейчас час?

– Еще даже полночь не наступила.

– Привык в перелетах спать урывками. Теперь бессонная ночь обеспечена.

– Какие проблемы! Давайте займемся любовью. А если вам меня мало, можем спуститься вниз и присоединиться к вашему другу. Там сейчас настоящая оргия.

– Не надо дерзить, Катюша, – устало произнес мужчина. – Давай лучше поговорим. Я давно не был в России и жутко поражен тем, что здесь увидел. Как вы здесь живете?

– Как видите, пьем, занимаемся сексом. А что еще нужно для жизни?

– Ты так думаешь?

Катя спрыгнула с подоконника, взяла с тумбочки сигарету и закурила ее.

– А почему я должна быть с вами откровенна, дядя Жора? – спросила она Кузнецова. – Вы пришли с Геббельсом. Он вас принимает как почетного гостя. Значит, вы – одного поля ягода.

– Я сюда приехал, чтобы увидеть жену и сына. Хочу вытащить их из этого ада. И для этого готов пойти на сделку хоть с самим чертом. И это моя работа – зарабатывать деньги.

– Деньги! Будь они прокляты! Из‑за вашей алчности, слепой погони за наживой к власти пришли эти ублюдки. Что же вы, умненькие бизнесмены, прозевали такую богатейшую страну? Сами, как тараканы, попрятались за кордон, а мы тут отдуваемся за вас! – воскликнула Екатерина.

– Дай, пожалуйста, сигарету, – попросил Смит.

– Вы же, вроде бы, не курите.

– Десять лет не курил. Но сейчас я готов сойти с ума!

Он жадно вдохнул дым и даже не закашлялся.

– Что это за сигареты?

– Прокопьевский «Космос». Это лучшее, что можно купить в Обске. Иногда, когда Геббельс приводит москвичей, нас угощают дукатовской «Явой». Но это бывает редко. В основном нас использует лагерное начальство, менты да военные, а у них не то что сигарет, снега зимой не выпросишь.

– А почему ты называешь Веселого Геббельсом?

– А как мне его еще называть? Его все девчонки так называют. За глаза, конечно. Главный фашистский идеолог. Доктор Геббельс. А он даже чисто внешне на него похож. Такой же сморщенный, хронический язвенник. Вы разве не замечали?

– В принципе общее в них просматривается, – усмехнулся иностранец. – А как тебя угораздило сюда попасть? – уже серьезно спросил он девушку.

Катя сразу нахмурилась и замолчала.

– Я хорошо знал твою маму. Она мне доверяла… – только и успел произнести австралиец, как девушка зарыдала и бросилась ему на грудь.

Георгий загасил в пепельнице оба окурка и стал гладить юную наложницу по голове вспотевшей ладонью.

– Успокойся, девочка. Если тебе тяжело, то можешь не говорить.

Катя постепенно затихла и, лишь изредка всхлипывая, начала свой рассказ:

– Это было два года назад. Я только поступила в университет на филологический факультет. Мы приехали с картошки раньше обычного. Я сильно замерзла под дождем и, как только зашла в квартиру, сразу пустила в ванну горячую воду, чтобы согреться. У мамы были уроки во вторую смену. Она вот-вот должна была прийти. Когда в дверь позвонили, я лежала в ванне. Я думала, что это мама, открыла дверь, не спросив, кто там. Хорошо хоть накинула халат. Это был Костя. Он уже вступил во Фронт и подвизался в обкоме на побегушках. Он сказал, что хочет забрать телевизор. Мама обещала ему его отдать, но только при условии, что он после этого никогда у нас больше не появится. Я и впустила Костю в квартиру. А он сразу уселся в кресло и сказал, что подождет маму. Попросил сварить ему кофе. Я пошла на кухню. А он подкрался сзади и набросился на меня…

Катюша всхлипнула и прижилась плотнее к груди австралийца.

– В общем, он меня изнасиловал. А потом ушел, не забрав телевизора. Сказал, что придет за ним в следующий раз. У меня до этого не было мужчин. Мне было очень больно и стыдно. И когда мама пришла домой, я не могла смотреть ей в глаза. Она сразу все поняла. Ведь он ей уже обещал, что когда мне исполнится шестнадцать лет, он со мной переспит. Он сдержал слово с опозданием на полгода. Мама тут же позвонила в милицию. Против моего бывшего отчима возбудили уголовное дело, но он улетел в Москву на съезд. А там он встретил дочку Селина и женился на ней. С зятем партийного вождя менты связываться не захотели. Мама пыталась найти управу на него, но этим только разозлила Костю. Он приказал сфабриковать против нее уголовное дело, что она, дескать, укрывала государственных преступников. А она только пустила переночевать тетю Свету Васильеву, после того как ее мужа арестовали. Только маму посадили в тюрьму. В тот же вечер явился Костя. Он сказал, что ее могут даже расстрелять, но он может походатайствовать, чтобы смягчили наказание. А для этого я должна стать его любовницей.

Маму осудили на десять лет ссылки. Веселый похлопотал, чтобы ее далеко не отправляли, и мама поселилась в Нарыме. Я ездила к ней год назад. Конечно, там не курорт. Живет она с тремя такими же ссыльными женщинами в старом покосившемся доме. За водой ходят к проруби на Обь. Печка старая, и дров мало. Нет ни телевизора, ни электричества. Книжки читают при керосиновой лампе. Из еды одна картошка. Иногда рыбу выловят. Но их хоть не за колючей проволокой держат и не насилуют каждый день. Хотя у тамошнего участкового тоже глаза похотливые.

А однажды Костя пришел ко мне вечером, а мы с девочкой и двумя ребятами из нашей группы факультетскую стенгазету делали. Он попил кофе, похвалил нас за красочное оформление газеты, а через два дня всю нашу редколлегию арестовали. Кто-то в одной из заметок усмотрел неуважительное отношение к законной власти. Мне дали пять лет исправительных работ в колонии усиленного режима. Вот, как видите, исправляюсь. Дядя Жора, вы ему не верьте. Он вас тоже ненавидит. Когда ваша компания распалась, я слышала, как он грозился маме с вами расквитаться. Ему от вас что-то нужно, иначе он вас давно бы в лагерь упек, – предупредила его несостоявшаяся учительница русского языка и литературы.

– Я это знаю, девочка. Проводи меня, пожалуйста, к выходу. Мне нужно в гостиницу. Постарайся выжить. Хотя бы ради матери, – сказал он на прощание и поцеловал ее в лоб.

Из прихожей было видно, как развлекался секретарь обкома. Оргия была в самом разгаре.

Веселый увидел одевающегося Георгия и, не отрываясь от важного занятия, крикнул старому приятелю:

– Что, Кузнец, многие ли на Западе могут себе позволить такой отдых? Султан Брунея да парочка арабских шейхов. Теперь-то ты понял, что власть – это гораздо больше, чем деньги!

– Я все понял, Константин, – сухо ответил гость.

– Анатольич отвезет тебя в гостиницу. Я распорядился.

5. Семейные узы

На пол! Ложись! – успел прокричать водила.

Тут же прогремели два выстрела. Лобовое стекло разлетелось вдребезги. BMW занесло на скользкой дороге, и она врезалась в сугроб.

Из черноты леса выскользнули две тени.

– Один готов, – услышал Смит хриплый, показавшийся ему знакомым голос. – А как там наш любитель женских ласк? Сейчас мы тебя приласкаем.

Заднюю дверцу с силой распахнули, и в глаза австралийцу ударил резкий луч армейского фонаря.

– I don't understand. I am Australian businessman, – испуганно пробормотал Джордж.

Он полагал, что от смерти его может спасти только английский.

– Крутой, это не он. Иностранец какой-то. Не по-нашему чешет. Куда его?

– В расход! И быстро уходим!

Он даже не успел осознать происходящее. Зло брало, что получит сейчас пулю от своих. Лязгнул автоматный затвор. Вдруг в его мозгу что-то переключилось. И прежде чем раздался выстрел, он успел крикнуть наугад:

– Андрей! Крутоложин!

Автоматчик опустил свое оружие. Садившийся в уазик бородач спрыгнул с подножки, подошел ближе и спросил:

– Откуда ты меня знаешь, нерусь?

– Моя фамилия Кузнецов, – вытирая рукавом холодный пот со лба, произнес он. – Георгий Кузнецов.

– Тьфу ты! – выругался бородатый. – Что ж ты молчал, австралийская твоя морда. Еще секунда, и отправился бы к праотцам. Поехали! По дороге поговорим!

Переулками они добрались до гостиницы, заехали в соседний темный двор и погасили габариты.

– Значит, говоришь, семью собрался за кордон вывезти? – протянул рыжий. – Доброе дело. Только не простое. С тобой их никто не выпустит.

– А за деньги?

– Бесполезно. Бабки возьмут, но ничего не сделают. Только своим навредишь.

– Что делать, Андрей, подскажи? У меня в Павлодаре в миссии Красного Креста одна знакомая работает. Тоже австралийская подданная. Она может обеспечить выезд российским беженцам оттуда. Родни там полгорода. Мать перед самым закрытием «железного занавеса» туда переехала. Остановиться будет где. Но как добраться до Павлодара?

– А вот это уже теплее. До Новосибирска мы тебя доведем. А там у меня есть знакомые. Они к казахам ныряют. Граница, правда, сейчас уже на замке. Но свои люди находят к нему отмычку. Только уговор: я выведу твоих в Казахстан, а ты заберешь моих в Австралию. Жену и дочку.

– Но…

– Не волнуйся, на шее у тебя они сидеть не будут. Денег я им дам. Только помоги с визами и на месте посоветуй, где лучше снять жилье. О работе не прошу. Сами пусть ищут. Гоша, ты пойми, им здесь жизни нет. В деревне ютятся, у сестры в подполе. В любой момент их могут схватить. На меня, знаешь, какая охота сейчас объявлена. Но я им просто так не дамся. Они еще обо мне услышат. Женщин моих только забери!

– Хорошо. Я попробую. Хотя предварительная договоренность у меня есть только на двух человек. Только ты тоже тогда должен подготовить свою часть маршрута. Цена ошибки чрезвычайно велика – жизни наших близких.

– Когда надо быть готовым?

– Думаю, что ближе к Новому году. Точную дату назвать пока не могу. Я еще не говорил с Натальей.

Рыжий достал из бардачка карандаш и ученическую тетрадку, вырвал из нее лист бумаги и быстро написал на нем несколько цифр:

– Запомни этот телефон. Бумажку сразу же уничтожь. Звони по нему только в крайнем случае. Будут допрашивать о происшедшем сегодня, рассказывай правду. Вали все на меня. Живым остался только потому, что мы когда-то вместе работали. И потом: Австралии я войну не объявлял. А своему другу Веселому передай, что я его все равно рано или поздно достану.

– Зря только вы Анатольича убили. Нормальный мужик был, – посетовал Кузнецов.

– Этот нормальный мужик тоже много наших положил, спасая своего шефа. Это война, Гоша, и сантименты здесь излишни. Твоя гостиница за углом. А мы уходим.

Едва Георгий спрыгнул на снег, как УАЗ взревел и рванулся в ночь, щедро обдав его выхлопными газами. Кузнецов проводил его глазами, повернулся и побрел к месту своего ночлега, поддерживая рукой оторванный рукав дубленки.

Но не судьба была залезть под теплое одеяло. Едва он повернул за угол, как стоявшая в глубине двора припорошенная снегом «восьмерка» быстро мигнула ему фарами. Его сердце радостно забилось, и он чуть не пустился бежать вприпрыжку. Но нашел в себе силы проследовать мимо гостиничного крыльца обычным ровным шагом.

– Долго же вас приходится ждать, мистер Смит, – услышал он, открыв дверцу автомобиля.

За рулем сидела Наталья и улыбалась.

– Поехали быстрее отсюда. Полчаса назад обстреляли машину Веселого. Водителя убили, а меня взяли заложником.

– Кто?

– Партизаны Крутоложина. Но я готов провести эту ночь под твоим арестом. А свалить мое похищение на партизан. Ты не возражаешь?

Наталья улыбнулась еще шире, от чего на щеках ее появились ямочки.

«Восьмерка» неслась по загородному шоссе со скоростью сто двадцать километров в час. Пост ГАИ по дороге в аэропорт упразднили еще при демократах. Новые власти тоже посчитали излишним держать постоянный наряд на тупиковой трассе. Ведь дальше аэропорта дороги не было. А там свое отделение милиции, укрепленное взводом автоматчиков из внутренних войск. Какой дурак ринется, на ночь глядя, прямо в лапы к ментам! Едва патруль успел обнаружить обстрелянный BMW секретаря обкома и труп его водителя, как была объявлена операция «Перехват», и на обоих блокпостах выставили усиленные наряды ОМОНа. Только Андрей Крутоложин предвидел такой поворот событий, и сейчас отсиживался на блатхате на Степановке. А его заложника увозила бывшая жена совсем в другую сторону.

– Почему ты не на «ниссане»? – спросил Георгий Наталью.

– По должности не положено. На нем сейчас ездит проректор по хозяйственной части. Я сдала машину нашему институту.

– А половину квартиры кому отдала?

– Ты и об этом знаешь. Квартиру у меня изъяли Швондеры из ЖЭКа. Скромному кандидату наук не положено столько жилплощади. Пришлось поделиться. В большей ее части теперь живет семья одного майора. Он-то еще ничего, а вот жена у него! Ей, видите ли, не нужна ни большая кухня, ни большая гостиная. Материлась, как сапожник, мол, буржуи проклятые, все переделали шиворот-навыворот. Требовала, чтобы вернули планировку, которая раньше была. Я привела ей строителей, чтобы они переделали. Так она забилась в истерике: грабят! В суд на меня подала. Только потом я догадалась, что она денег хочет. Дала ей сто долларов в качестве компенсации за причиненный дискомфорт, она сразу стала такой любезной и доброжелательной: вы к нам в гости, Наташенька, заходите, если Алешу не с кем будет оставить, к нам приводите.

– А сейчас куда мы едем? На дачу? Так она же вроде бы как сгорела.

– И откуда ты все знаешь?

– Веселый успел порадовать.

– Видишь, какие у тебя замечательные друзья. Все-то тебе докладывают. А как высоко взлетел твой однокашник. Ты же его не ценил.

Машина сбавила обороты и после указателя «Апрель» повернула направо. Ничего здесь не изменилось за четыре года его отсутствия. Та же темень. Те же колдобины на дороге. Новых домов не видно. Да и в старых мало кто живет. Редко где светится окошко. Вот и сверток к их дому.

Фары высветили вдали два зловеще сверкающих огонька, и тут же из темноты на свет выпрыгнула до боли знакомая рыжая морда.

– Дан! – вскрикнул Георгий.

Наталья затормозила. И только он успел открыть дверцу, как его ногу тут же придавили две тяжеленные лапы, а шершавый язык обслюнявил все лицо и шею. Туловище здоровущего сенбернара извивалось то вправо, то влево, казалось, еще немного – и оно переломится пополам. А мохнатый рыжий хвост огромным опахалом разгонял морозный воздух.

– Дан! Бродяга! Узнал, узнал хозяина! – приговаривал Кузнецов, теребя пса за уши, а тот восторженно продолжал лизать его.

– Я тебя уже начинаю к нему ревновать, – обиженно произнесла Наталья. – Похоже, что встрече с собакой ты рад больше, чем со мной.

– Он искренен до самой глубины своей собачьей души. Ему же не нужны ни миллионы, ни ученые степени. Он просто рад, что встретил хозяина, а я не могу не ответить ему взаимностью. «На свете можно купить все, кроме радостного взмаха собачьего хвоста», – сказал кто-то из известных писателей. Кажется, Марк Твен.

Услышав, что про него говорят, пес повалился на снег и стал перекатываться с одного бока на другой, задрав лапы кверху.

– Совсем как щенок. По его поведению не скажешь, что ему скоро десять лет стукнет. Почтенный старец. А помнишь, каким махоньким комочком мы принесли его к себе домой?

Женщина не ответила, молча закрыла ключом машину и направилась к калитке. Кузнецов, вырывая из пасти Дана перчатку, последовал за ней. Только сейчас он обратил внимание, что чего-то не хватает. Вот знакомый забор из оцинкованного железа, который стоил ему когда-то новеньких «жигулей». В правой стороне – темный силуэт гаража. А прямо, на том месте, где когда-то горделиво возвышался двухэтажный особняк, одиноко торчала труба. Он зашел во двор и своими глазами убедился в добротной работе печников. Сохранились лишь печь да камин. Они будто бы прислонились спиной друг к другу. Может быть, поэтому и уцелели в пламенном жару. Георгий вспомнил, как они любили собираться всей семьей вечером у камина, пили чай с бабушкиным облепиховым вареньем и смотрели на огонь. Тесть потягивал пивко. Дан храпел, растянувшись у двери. Трехлетний Алеша подносил отцу дрова, а он подкладывал их в огонь, разгребая кочергой тлеющие угли.

Семь лет строил Георгий этот дом. Участок под него выделили матери на работе, еще при советской власти. По генплану он находился в самом центре будущего поселка. Это маму и сбило с толку. Умные начальники предпочли взять землю на окраине, у оврага, чтобы втихаря прихватить несколько лишних соток бесхозной земли под картошку. Вначале в Апреле обещали полное благоустройство: централизованное тепло– и водоснабжение, канализацию, асфальтированные дороги, телефон, школу, торговый центр…

И на первых порах действительно работы по созданию инфраструктуры финансировались из областного бюджета. Однако денег едва хватило на электрификацию. Потом все заглохло. Видя такое дело, начальники в овраге быстренько скооперировались и сварганили себе небольшую котельную и водонапорную башню. И отгородились шлагбаумом от остального мира. На въезде в элитную зону всегда дежурил ОМОН. Рядовые же застройщики были предоставлены сами себе. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Семейство Кузнецовых было в их числе. Когда Георгий с отчимом приехали в первый раз ознакомиться с новым владением, то были поражены: им достался самый заболоченный участок во всем поселке. Стояла ранняя весна, но в низинах уже была вода, а на редких кочках росли корявые березы. Как они их пилили вдвоем двуручной пилой, он запомнил на всю жизнь. Три месяца назад Кузнецову сделали операцию на левой голени, штифтами соединили раздробленные кости. Из‑за своей строптивости и нежелания платить дань он получил «подарок» от чеченцев, пытавшихся подмять под себя весь водочный бизнес в городе, – ломом по ноге. Штифты в костях вызывали острую боль при каждом неловком движении. Из глаз невольно текли слезы, но он обливался потом, поэтому отчим ничего не заметил. Одних только машин с песком и землей, чтобы поднять участок, пришлось завозить более полусотни. Вскоре его мать и отчим разойдутся, и все строительство ляжет на Жоркины плечи.

Матушка договорилась насчет фундамента с одним строительным кооперативом. В качестве оплаты взялась вести все юридические дела этой фирмы. А Георгию поручили изготовить комплект дома из оструганного соснового кругляка. Отчим сорвал где-то на улице рекламную листовку «Садовые домики и бани из экологически чистого материала под заказ». Причем услуги эти предлагала солидная страховая фирма, а директором ее филиала в Обске был старый Жоркин приятель еще по работе в редакции. Уточнили проект, заключили договор и заказчик внес пятьдесят процентов предоплаты – что-то около четырех тысяч долларов.

Однако через некоторое время старого знакомого сняли с работы, а новый директор филиала ничего не знал о домиках из круглого леса. Это оказался побочный бизнес прежнего руководителя. Кузнецов наехал на бывшего коллегу: дескать, либо обещанный дом, либо деньги назад. Тот клятвенно заверил, что, несмотря на все трудности, заказ будет обязательно выполнен. Вот только земля подсохнет, чтобы заготовленную древесину смогли вывезти из лесосеки. А в доказательство, что он не врет, свозил Кузнецова в деревню за сто километров, где у них стояла пилорама и станок для обточки бревен. Познакомил с конкретным человеком, ответственным за выполнение заказа. Им оказался Колька Зимин. Поняв, что с коллеги ничего больше не возьмешь, Кузнецов стал доставать Зимина. Он выдавливал из него буквально по бревнышку. Как потом выяснилось, Жоркиными долларами бывшие страховщики закрыли свой старый долг, а с ним думали рассчитаться за счет денег новых клиентов. Но тут их союз распался, и Зимину пришлось отрабатывать долги одному.