Текст книги "В темной комнате"

В темной комнате
Дмитрий Базанов

© Дмитрий Базанов, 2017

ISBN 978-5-4485-3463-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Черная кошка в темной комнате

Закатное солнце заливало просторный кабинет Ткачевского золотом и благородной бронзой. Теплый ветерок, налетавший из распахнутого настежь окна, чуть шевелил тканевые полоски жалюзи, закрывавших оконный проем примерно на треть. В шаткой, разделенной на полосы тени, возле рабочего стола, на котором стоял открытый ноутбук, сидели двое – сам Ткачевский, маститый ученый, в сильных очках в старомодной оправе, немолодой, с брюшком, блестящей потной лысиной и окладистой черной бородой, и уфолог Ветров – парень едва за тридцать, спортивного телосложения, забравший длинные волосы в хвост почти до середины спины.

– Значит, говоришь, общался? – Спросил Ткачевский. В его глуховатом голосе сквозило недоверие.

– Да. Долго я за ним гонялся, все никак не мог записать. Знаешь, шумит-шумит, а только микрофон включу, как перестанет. Хозяйку замучил совсем, даже неудобно…

– Ну-ну… Значит, молчал, а тут вдруг вышел на контакт?

– Вот именно! Да ты послушай запись.

Ветров щелкнул клавишей мышки.

Из колонок ноутбука послышался его, Ветрова, усталый голос.

– Эксперимент номер пятьдесят шесть, запись… номер девять. Запись начата в семь тридцать семь вечера, по адресу: Москва, Можайское шоссе двадцать два, квартира четырнадцать, в присутствии хозяйки квартиры Илларионовой Людмилы Анатольевны. Не беспокойтесь, Людмила Анатольевна, на сегодня это последняя запись… Итак, эксперимент пятьдесят шесть, запись девять. Попытка вызвать на голосовой контакт феномен «полтергейст». Запись производится в нормальных условиях, шумовая нагрузка в пределах допустимых значений… Начинаю эксперимент. Здравствуйте! Слышите ли вы меня?

Тишина.

– Слышите меня?

Тишина.

– Если вы меня слышите, дайте, пожалуйста, знать.

На записи послышался приглушенный звук удара или падения.

– В кухне… – Раздался женский голос.

– Хозяйка. – Очень тихо, одними губами сказал Ветров, отвечая на вопросительный взгляд Ткачевского.

– Переходим на кухню. На кухне что-то упало. – Вновь голос Ветрова.

Шаги.

– Здравствуйте! Вы здесь? – Ветров на записи теперь явно волновался.

Тишина.

– Если вы здесь, дайте нам знать.

– Бум!

– Мы слышим сильный удар в стену… Рядом со мной. Справа, примерно на уровне груди, полтора метра от пола. Очевидно, феномен отвечает нам. Скажите… Вы готовы идти на контакт?

Тишина.

– Готовы поговорить с нами?

– Бум!

– Снова удар в стену примерно в той же точке.

Послышался какой-то шорох.

– Я сажусь за стол. – Пояснил Ветров Ткачевскому. – Сейчас начнется самое интересное.

– Давайте договоримся… – Продолжал Ветров на записи. – Один удар будет означать «да», два удара – «нет». Вы меня поняли?

Тишина.

– Вы меня поняли?

– Бум!

– На этот раз удар о потолок прямо надо мной. Высота потолка… Два семьдесят? Да, два семьдесят. Так… – Ветров явно замер в нерешительности, не зная, какой вопрос задать. – Так… Вы… Вы… Вы добрый?

– Да.

– Вы из нашего мира?

– Нет.

– Вы… призрак?

– Нет.

– Вы барабашка?

– Нет.

Короткая пауза.

– Вы инопланетянин?

– Да.

В наступившей внезапно тишине было слышно, как Ветров шумно пьет воду.

– Скажите… Вы пришелец? Земля – ваша родная планета?

– Нет.

– Мы можем вас увидеть?

– Нет.

– У вас есть физическое тело?

– Да. Нет.

– Мы можем вас увидеть?

– Нет.

– Вы этого не хотите?

Тишина.

– Вы не хотите, чтобы вас увидели?

– Нет.

– Ваша планета похожа на Землю?

– Нет.

– Вы с хорошими намерениями прибыли на Землю?

– Да.

– Вы прибыли с намерением изучать Землю?

Тишина.

– Вы прибыли на планету Земля с намерением ее изучать?

– Да. Нет. Да.

– Вы прилетели на Землю на космическом корабле?

Тишина.

– Вы прилетели на Землю…

На записи раздался страшный грохот и шум льющейся воды.

– Ах, черт! Кран вырвало! Из раковины на кухне самопроизвольно был вырван кран и из трубы хлещет вода! Эксперимент пятьдесят шесть закончен, запись прекращается в… семь пятьдесят одну вечера. – Скороговоркой закончил Ветров.

Ткачевский сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел поверх очков на Ветрова. В этой позе он был чем-то похож на доброго, но строгого пожилого отца семейства, готовящегося отчитать своего отпрыска за некую шалость.

– Что скажешь? – Ветров сиял, как будто не замечая позы Ткачевского. – Это тебе не тухлый ФЭГ, электронный голос, белый шум всякий. Прямой контакт! Прямой!

Он закурил большими нервными затяжками, пуская дым в открытое окно.

– Ну, допустим, вступил ты в контакт с этим феноменом. Кто он там: призрак, барабашка, снежный человек, инопланетянин… Допустим даже, попался тебе натуральный инопланетянин из какой-нибудь системы Тау Кита. Или еще откуда-нибудь… Чего ты этим добился?

– То есть?

– Ну, какова ценность твоего контакта. Что тебе удалось узнать? Объективно?

– Ты же только что все слышал. Он отвечал на вопросы…

– Которые ты сам ему задавал. Он отвечал на твои вопросы.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что твоя запись-это не запись контакта с кем-то или чем-то. Это запись задаваемых человеком непонятно кому или чему вопросов, и реакции этого непонятно кого или чего на эти вопросы. Совершенно неясная реакция, между прочим.

Сигарета Ветрова потухла, и он крутил ее в пальцах, роняя пепел прямо на пол.

– Смотри. – Ткачевский неожиданно легко для человека его телосложения поднялся с кресла и заходил по кабинету. – Инициатива диалога исходила от тебя. Соответственно, предлагать вопросы мог только ты, и ты их предлагал, исходя из своих представлений, предпочтений, личных симпатий, если хочешь.

– Но ведь он же отвечал утвердительно!

– Потому что ты сам назначил: один удар – «да», два удара – «нет». Ты сам определил, что верно, а что ложно.

– Стоп-стоп-стоп. – Ветров попытался взъерошить руками волосы, вспомнил, что до сих пор держит меж пальцев потухшую сигарету, и выкинул ее прямо в окно. – Что-то у меня в голове не укладывается… Ты хочешь сказать, что он, чем бы он ни был, меня не понял?

– У тебя нет доказательств обратного.

– Но ты ведь сам слышал, как он отвечал «да»!

Ткачевский подошел к окну и несколько минут глядел в вечернее небо.

Повисла пауза.

– Значит так. – Сказал он. – Ты столкнулся с кем-то или чем-то, о чем не имеешь представления. Даже совсем не имеешь. Абсолютно. Как если бы туземец племени тумбо-юмбо вдруг набрел в джунглях на работающую микроволновку. Далее, ты решил вступить с этим не известным и не понятным тебе явлением в коммуникацию, то есть в обмен информацией. Для этого, в качестве общей системы символов, использовал придуманную тобой же интерпретацию производимых им шумов. Не зная, понимает ли это явление тебя, ты начал задавать ему опять же придуманные тобой вопросы, и на основе его стуков сделал для себя некие выводы. Вот, собственно, и все. Так что ловил ты, дружище, в темной комнате черную кошку, которой там не было.

Ветров снова закурил, оперевшись локтями о подоконник. В этой позе, сгорбленный, он выглядел очень усталым и несчастным.

Ткачевский ободряюще похлопал его по плечу.

А ласковое летнее солнце между тем садилось за город, за изломанную крышами домов линию горизонта. Высоко в вечернем небе носились ласточки.

Было тепло.

Общество плоской Земли

Ученый Ткачевский с удовольствием откинулся на спинку кресла и задумчиво смотрел, как за окном лениво кружатся крупные снежинки. На столе перед ним так же лениво дымилась чашечка свежесваренного кофе. Ранние зимние сумерки уже прокрались в кухню, попрятались по углам и ждали только подходящего момента, чтобы полностью завладеть помещением. Ткачевский, в свою очередь, караулил момент, когда надо будет включать свет.

Напротив, через стол от Ткачевского, в точно таком же мягком кресле, помещался высокий старик в костюме-тройке, с усталым морщинистым лицом и тщательно зачесанными на гладкую лысину остатками седых волос, прихлебывавший горячий кофе крохотными глотками и поминутно вытиравший лоб клетчатым платочком.

Уфологу Ветрову кресла не досталось, и он восседал на высоком трехногом табурете, занимая у свободного края стола как бы промежуточное положение между Ткачевским и стариком, причем ему было явно неуютно – то ли от того, что свою чашечку кофе он выпил, не смакуя, единым духом, то ли от того, что единственный из троих был не в костюме, а в вытянутом свитере.

– Продолжайте, Степан Арнольдович. – Переведя взгляд от окна на высокого старика, прервал молчание Ткачевский.

– Так вот, назначили мы ему лечение. Лечение, естественно, медикаментозное, оперировать там нельзя было… Шансов, понятное дело, очень мало. Мда… И что вы думаете? – Голос у старика был резкий, высокий. – Посылает, значит, он нас и наше лечение на… сами знаете, куда, и идет лечиться к народному целителю, гомеопату и шарлатану. Вот как вы думаете, что он назначил пациенту?

– Что же? – Спросил Ветров.

– Да по поллитра урины свежей через клизму три раза в день! – Степан Арнольдович достал свой клетчатый платочек и быстро промокнул им вспотевшую лысину. – Вы представляете?..

Ветров громко фыркнул, а Ткачевский, собравшийся было отхлебнуть кофе, едва заметно поморщился и поставил чашечку на стол.

– Но самое-то удивительное было потом! – Степан Арнольдович заметно заволновался. – Буквально через месяц наметилась положительная динамика!

– От клизм… с мочой? – Брови Ткачевского поползли вверх. – Вы уверены, что пациент не принимал никакой другой… терапии?

– Вот именно! Только и исключительно от этих самых клизм. Лично я думаю, что выздоровление началось по причине очень и очень сильного эффекта плацебо. Уверовал пациент в исцеление при помощи урины – и процесс пошел… Я вам сделал небольшую подборку материалов по этому случаю, ведь вы изучаете всякие… необъяснимые явления.

– Ну и ну… – Протянул Ветров. – Прямо «встань и иди», библейская история.

– Тут вот что плохо. Ладно – один идиот уверовал и вылечился. Но ведь идиотов-то много у нас! Завтра этот дятел-гомеопат раструбит об излечении на весь Интернет, и потянутся к нему страждущие! А скольким из них он сможет помочь реально?

– Да! – Ткачевский встал, уловив минуту, когда сумерки уже готовы были объявить о построении темноты в отдельно взятой кухне, и щелкнул выключателем. – Надеюсь, хотя бы у кого-нибудь хватит ума сказать этому народному целителю «врачу, исцелися сам»!

– Это надо же, клизма с мочой – плацебо! – сказал Ветров, когда Степан Арнольдович ушел.

– А что? Моча – это мы понимаем, это нам доступно! А вот антибиотик какой-нибудь – это уже что-то сложное, а потому непонятное, а если непонятное – значит враждебное… – Ткачевский вернулся в свое кресло возле окна, проводив старого доктора.

– А вот интересно – почему? Ведь сейчас не средневековье какое-нибудь, образование всеобщее школьное, а люди идут к таким вот… Лекарям.

– А ты не путай образование и человеческую природу. – Ткачевский не спеша допил остывший кофе, огладил бороду и продолжил. – Подумай сам: чем люди современные по сути отличаются от людей того же средневековья? Вот ты говоришь – образование… Давай представим, какие были представления людей о Земле, допустим, тысячу лет назад?

– Ну, какие… Земля плоская, стоит на трех слонах или, там, китах, все очень просто.

– А сейчас – Земля имеет форму шара и вращается вокруг Солнца. Теперь скажи мне, чем эти модели различаются с точки зрения среднего обывателя, какого-нибудь Васи Пупкина?

– Одна модель истинная, основанная на научном знании, а другая – основана на заблуждении. На восприятии человеком Земли с ее поверхности, если точнее.

– Вот! – Ткачевский назидательно поднял вверх толстый палец. – Именно что на восприятии человеком! А теперь попробуй убедить кого-нибудь, ну вот хотя бы меня, что белое– это на самом деле совсем не белое, а твердое – это мягкое.

– Но можно же проверить! Проверить можно! – Загорячился Ветров, торопливо вытаскивая из кармана джинсов мятую пачку сигарет. – Можно пойти в кругосветку. В космос можно полететь!

– В космос? Изволь, лети, проверяй. Только все семь миллиардов в космос не выпихнуть. Ты знаешь, что есть такое Общество плоской Земли? Его члены верят, что полеты в космос, кругосветные путешествия – это все заговор правительств, чтобы скрыть от людей правду, а на самом деле Земля плоская, иначе как бы с нее Христос вверх вознесся? Так вот, эти «плоскоземлисты» тебе ни за что не поверят, да еще заклеймят, как противника единственно правильной веры.

– То есть ты хочешь сказать… – Ветров задумчиво смотрел сквозь сигаретный дым мимо Ткачевского в окно, где все так же шел густой снег. – Ты хочешь сказать, что я, в космосе буду ЗНАТЬ, а они, на Земле будут ВЕРИТЬ?

– Ну, примерно так. – Ткачевский, поднявшись, собрал кофейные чашечки со стола. – Ты учти, что хоть люди накопили знаний немерено, но с поверхности-то Земля все равно плоская, несмотря ни на какие твои познания, будь ты хоть трижды Эйнштейн. Хочешь еще кофе?

Ветров кивнул.

И Ткачевский, составив посуду в раковину, принялся варить новую порцию кофе, а Ветров, покинув наконец неудобный табурет, курить, стоя у окна.

О полях и кругах

Если за окном вы слышите топот копыт-не надо думать, что это зебры. Это обычные лошади

Английская пословица

Видавший виды «уазик» жестоко бросало на разбитой проселочной дороге, как бросает море утлую шлюпку в шторм. Волны мелкой белесой пыли временами перехлестывали через открытые окна в кабину, обдавая сидевшего за рулем Ветрова и разместившегося на пассажирском сиденье Ткачевского. Затекали пылевые волны и на заднее сиденье, где, весело смеясь, стукаясь на каждом ухабе головами об обитую мягким крышу, (отчего, однако, смеясь еще больше) болтались коллеги Ветрова – молодые уфологи, двое парней и две девушки.

Сам Ветров имел вид сосредоточенный и подтянутый: голые мускулистые руки крепко сжимали руль, камуфляжная, пропитанная потом бандана гармонировала с камуфляжной же борцовкой, зажатая в зубах сигарета яростно пыхала дымом и сыпала во все стороны горячий пепел.

Ткачевский, напротив, выглядел далеко не так воинственно. Голый по пояс, он нахохлился на сиденье, как гигантский, поросший густым черным волосом воробей, и поминутно вытряхивал из своей архиерейской бороды мелкую пыль, крякая, когда уазик били особо злостные волны-ухабы. Он был явно недоволен тем, что его, ученого Ткачевского, вытащили из любимого кабинета в глухомань, жару и пыль.

Проселок выплюнул машину на край просторного ржаного поля, Ветров круто развернулся, отчего кабина зачерпнула особенно много пыли, и со скрипом затормозил.

– Приехали! – Воскликнул уфолог.

Молодежь весело посыпалась из машины.

– Тут где-то с километр! – Крикнул им вдогонку Ветров, но парни и девушки едва ли его слышали – они уже нырнули в глубокое, по грудь, шелестящее под ветром золотое море спелой ржи.

– Ну, пойдем, посмотрим на твои фигуры… – Сказал Ткачевский, кряхтя, вылезая из «уазика». – Ах ты, черт!

Огромный слепень забился ученому под густую бороду и больно ужалил в голый потный живот.

– Нам бы вертолет!.. – Ветров достал из багажника сумку, в какой обычно носят зеркальные фотоаппараты, и перекинул ее через плечо. – Ну ничего, тут как раз пригорок вон за тем лесочком, оттуда должно быть видно. Пойдем!

Вдвоем Ткачевский и Ветров некоторое время продирались через густой кустарник, окаймлявший поле. Стоял сильный зной; казалось, что кто-то недобрый пригвоздил немилосердно палящее солнце к небу прямо в зените, и теперь его жар, падая вертикально, почти физически давил, пригибая людей к земле.

– Морит. – Ткачевский вытер сложенной вдвое мятой панамой мокрую от пота лысину и снова натянул головной убор. – Быть грозе. Смотри, раскиснет дорога, завязнем!

– Да черт с ней, с дорогой! – Ветров был возбужден, как молодой жеребец перед вязкой, только что копытами не бил за их отсутствием. – Это же мирового масштаба событие, понимаешь – мирового! А ты —раскиснет, завязнем… Какие мелкие у тебя мысли перед встречей с великим!

Ткачевский на это только хмыкнул и едва заметно улыбнулся в усы.

Внезапно заросли кончились и они оказались на просторной, поросшей сочной травой и луговыми цветами, поляне.

– Смотри! – Произнес торжественно уфолог, показывая вдаль, в направлении, откуда они пришли.

Поляна оказалась вершиной пологого холма, с которой открывался вид на окрестные поля, разделенные на неравные многоугольники посадками.

Ткачевский приложил ладонь к потному лбу, защищая глаза от солнца. У подножия холма виднелся казавшийся игрушечным «уазик» Ветрова; за ним лениво колыхалось море расплавленного в июльском зное золота ржи. В одном месте рожь легла на землю, образуя несколько ровных концентрических кругов, как если бы неведомый великан бросил в это золотое море огромный валун, и от того по его поверхности пошла гигантская рябь. В этих золотых волнах бултыхались четыре разноцветные точки – уфологическая молодежь.

– Мда… – Протянул Ткачевский, не отнимая руки ото лба. – И что же ты обо всем этом думаешь?

– А что думать? – Ветров сиял. – Круги на полях!

– Вот подожди… – Уфолог вынул из сумки фотоаппарат с мощным телеобъективом и принялся настраивать зум. – Сколько же их?.. Один, два, три, четыре… Некоторые совсем тонкие, трудно отсюда разглядеть… Ага, вот еще два. Погоди-ка… Сколько колец у Сатурна?

– Шесть. – Ткачевский выдернул из земли длинную тонкую травинку и вставил в рот.

– Ну надо же, такое совпадение! Или не совпадение? Они нам хотят что-то сказать? А, как ты думаешь?..

– Я пока никак не думаю. Я вот вижу, тут земляника есть. Так я пока пособираю, а уж гипотезы ты будешь строить, тем более круги эти как раз по твоей части.

Ветров посмотрел на друга, хотел было что-то ему сказать, но передумал и снова приник к фотоаппарату.

К вечеру погода стала портиться.

При полном безветрии на ржаные поля из-за горизонта наползала огромная, казавшаяся в лучах заходящего солнца особенно темной и зловещей, грозовая туча. Временами слышались бархатистые, смягченные расстоянием раскаты далекого грома – словно могучий баритон тихонько, вполсилы, распевался, готовясь уже через каких-нибудь полчаса грянуть свою арию уже во всю мощь.

Ткачевский, Ветров и его молодые коллеги собрались возле машины. Глаза у молодежи горели.

– ЭМИ там есть, не сильное, но есть. Сорок-сорок пять вольт на метр, чем ближе к центру, тем сильнее. – Возбужденно рассказывал юноша с длинными вьющимися волосами. При этом он размахивал рукой с зажатой меж тонких пальцев зажженной сигаретой, едва не попадая ей в голое предплечье стоящей рядом девушки. Девушка, казалось, совершенно не замечала грозившей ей опасности.

– Да погоди ты, Слава, со своими вольтами! – Перебивала она юношу. – Пишите: рожь полегла ровно, стебли согнулись, сгиб на высоте от десяти до пятнадцати сантиметров… Во внешнем кольце – от семи до восьми.

Ветров сосредоточенно строчил в положенном на капот уазика» блокноте, поминутно поглядывая на темнеющее небо. Ткачевский пристроился боком на водительском месте, свесив ноги в траву, и ел землянику из испачканной панамы.

– Все! – Ткачевский оторвался от блокнота. – Поздравляю вас, коллеги, мы сегодня проделали большую и важную работу, описали следы, оставленные внеземной цивилизацией… Как думаете, зачем они здесь были?

– Ищут что-то? – Спросил юноша, которого назвали Славой.

– Хотят нам оставить послание, это же очевидно! – Воскликнула девушка с голыми предплечьями. – Андрей Иванович – обратилась она к Ткачевскому по имени-отчеству. – Вот вы говорили, что кругов на этом поле столько же, сколько и колец у Сатурна. Как вы думаете, что они этим хотели сказать?

Ткачевский посмотрел на девушку, потом на предгрозовое небо, в полном молчании добрал последние ягоды, огладил бороду, откашлялся и произнес:

– Видите ли, я совершенно не думаю, что нам хотели что-то сказать. Я даже считаю, что вообще никто никому ничего не хотел сказать… Вот мы столкнулись с кругами на полях. Вы можете точно сказать, каков механизм их появления? Отчего, допустим, рожь примята, а не скошена? Откуда взялось электромагнитное излучение? Или, наконец, почему кругов именно шесть? Правильно, не можете. То есть причина их появления, механизм нам неизвестен. Он для нас как бы не существует. А наше сознание не терпит пустоты. Вот мы и придумываем себе всякое, лепим из привычных для нас представлений какую-то картину… Вы говорите – нам хотели оставить послание, потому что кругов столько же, сколько колец у Сатурна. Так вот, я слукавил – колец у Сатурна вовсе не шесть, а гораздо больше. Их тысячи и тысячи. А шесть мы можем видеть, так сказать, в первом приближении, через наземные телескопы.

– То есть получается… получается, что я решила, будто круги – это послание, потому что вы мне сказали?

– Конечно! Я дал вам неверный посыл, так сказать, заполнил ваше сознание заведомо ложной информацией, а вы на ней тут же построили целую теорию… Да что далеко ходить! Вот сейчас начнется гроза. Во время грозы наблюдаются шаровые молнии. Природа их возникновения человеку неизвестна, то есть мы вообще ничего об этом явлении толком не знаем, одни догадки. Однако вот назвали «шаровая молния». А почему? Да просто потому, что наблюдаем мы ее чаще всего в грозу, вместе с обычными молниями, причину появления которых уже изучили. Вот вам пример, когда человек с помощью известного описывает неизвестное.

Все замолчали, а девушка с голыми предплечьями обиженно надула губы.

И весь обратный путь до города, который они проделали под проливным дождем, уфологи и Ткачевский не проронили ни слова.