Текст книги "Книга о путешествии писца Наара"

– Ведь пытались! Но кроме крови из этого ничего не получилось. Было несколько войн Синклита с императорами. Однажды это едва не закончилось упразднением Синклита как одного из государственных органов Империи. Совсем нет уверенности, что если вновь поднять Синклит против императора, то не получится новой междоусобной войны внутри Империи, которая окончится ничем или же, учитывая силу нынешнего императора, сокрушительным поражением сторонников Синклит и окончательным его уничтожением. – Ялган Маязимский увлекался всё сильнее, начал жестикулировать руками.

– Может, в прошлом были допущены ошибки, которые теперь следует учесть? Если я верно помню Вашу историю, то противостояние императора и Синклита всегда проходило без присутствия или участия внешних врагов. Теперь Империя столкнулась с кочевниками. Их, похоже, одолеть будет трудно. Что бы там не говорили патриоты вашего Отечества, но впервые за многие годы Империя столкнулась с реальной военной угрозой. Это ясно уже сейчас. Оринтская провинция утрачена, Парсонтар, я слышал, в осаде и положение его ухудшается. Все твердят, что враг несёт смерть и разрушения, войска номадов пока остановить не удаётся. Если армия Империи, которую воспринимают как армию императора не сможет защитить государство, Синклит будет в праве ставить вопрос об отстранении императора от власти из-за его неспособности спасти страну, которую ему вверил Сефер.

– Наилэр, сладко Вы говорите. Но что потом делать с кочевниками, если, превыше всяких ожиданий, удастся установить власть Верховного Синклита Империи. – Ялган намеренно решил не говорить о свержении императора, ведь, по сути, разговор их был об этом. – Или, если к Владару будет милостив Сефер, и ему удастся разбить номадов? Тогда война лишь укрепит его позиции. А народ этого императора и так любит, без военных побед.

– С любым противником можно договориться и кочевники не исключение. Нужно только хорошо понять, о чём именно с ними договариваться. В крайнем случае, Союз Свободных городов может выступить посредником на переговорах между Империей и кочевниками, когда это понадобится. Лишь бы воцарились мир и справедливость. Если император начнёт побеждать врага, то нужно будет предложить его военачальникам больше, чем им может предложить Владар. А лучше предложить им что-то такое, чего им император в принципе дать не может. Например, земли, в личное неотторжимое наследственное пользование.

– Но это и так есть! Император раздаёт их довольно щедро.

– Надо больше! Тем более, что военную аристократию, преданную императору, будет необходимо нейтрализовать в любом случае. Надеюсь, я не очень смутил Вас своими разговорами? Не подумайте, что я веду речь о заговоре. Это просто мои размышления о возможном дальнейшем развитии Империи, сугубо во благо всех людей, её населяющих.

– Да, благо Империи и её народа всегда будет предметом первейшей заботы с моей стороны. Уверен, многие посчитают меня безумцем, но я верю в свою правоту. История нас рассудит. Я предлагаю обдумывать то, о чём мы с Вами сейчас говорили и, через некоторое время, встретиться ещё раз. Надеюсь, я могу рассчитывать на Вашу поддержку, господин Наилэр, и в дальнейшем? – теперь Ялган говорил совершенно без эмоций, его лицо выражало максимальную собранность и решительность, а взгляд пронзал собеседника насквозь.

– Безусловно. Вам гарантировано любое содействие с моей стороны. Это честь, помогать столь искреннему человеку в его трудах для процветания Вашей великой страны. – так же серьёзно ответил Наилэр. Первый из них решился совершить переворот, второй согласился ему в этом помогать.

Глава 10. Раэль и Малак

На глазах Хунхара его воины штурмовали Парсонтар. Король чувствовал, как с каждым взятым имперским городом его власть становится сильнее, а вожди тех племён, что некогда дерзали с ним спорить, теперь благоговеют пред ним и заискивают, в надежде услышать, что Великий Хунхар, так он себя теперь называл, согласен взять их под своё покровительство. Каган часто вспоминал тот день, когда он познакомился с Раэлем, тем существом, или человеком, или демоном, который убил князя Хаире младшего после осады Таирасса. Именно эта встреча изменила жизнь короля номадов и всех его подданных.

Был светлый летний день, который Хунхар проводил за своим излюбленным занятием – охотой на львов. Охота была тем приятней, что проходила в местах, где король раньше никогда не бывал. Они поражали его своей красотой, обилием красок, их оттенков, запахов, причудливых теней. Дичи было множество. Король и его придворные гнали льва. Зверь был больше и быстрее, чем те, с которыми Хунхар сталкивался до той охоты. Повелитель кочевников выпустил в него несколько стрел, однако достигла цели только одна. Лев скрылся от преследования в пещере. Туда, за ним, спешившись, отправился король. Пройдя немного вглубь пещеры, он обнаружил там человека, по виду будто отшельника. В руке он держал стрелу Хунхара, ту самую, которой он попал в льва.

– Здравствуй, Хунхар. Подойди ко мне.

Правитель будто лишился воли, ноги сами шагали к незнакомцу. Руки, державшие меч, тоже не слушались. Когда король стал перед незнакомцем, тот положил ему на плечо ладонь своей правой руки.

– Хунхар, ты будешь служить мне, а через меня моему хозяину, Малаку. Ты станешь тем, чего так не хватает этому миру. Ты станешь злом, которое люди желают друг другу. Ты будешь исполнять их желания. Ты орудие, которое позволит войти Малаку в Арэц. Меня зовут Раэль. Теперь я твоё сердце и твой разум.

Хунхар хорошо запомнил эти слова. После них, он почувствовал себя сильнее и смелее, чем раньше. Он, король номадов, о чьей доблести и силе ходили легенды, ощутил в себе небывалую мощь. Даже конь его сталь быстрее и выносливее. Часто повелитель кочевников стал слышать голос Раэля, который диктовал ему как себя вести с тем или иным вождём, посланником другого кочевнического племени, какое решение принимать. И всегда голос был прав. Бывало так, что Раэль появлялся в образе человека, но Хунхар быстро понял, что видеть Раэля может только он, король, как и голос этого духа, как бы громко он не звучал, слышен был только Хунхару. Однажды повелитель номадов пытался ослушаться голоса, но в ту же ночь к нему в шатёр заползла змея, прямо в постель, свилась на груди проснувшегося властителя клубком и голос Раэля сказал, что не следует так поступать, иначе может очень быстро найтись другой вождь. Претендентов на его место гораздо больше, чем может показаться и смерть куда ближе, чем можно надеяться. Она ждёт. С того момента Хунхар всегда слушал голос. Ещё у него появилась жажда крови. Он начал делить людей на тех, чья жизнь чего-то стоит – это воины, кочевники, и на тех, чья жизнь не стоит ничего – это земледельцы, горожане, учёные, монахи. Но хуже всех – торгаши. Кочевники тоже торговали, но совсем мало.

Номады собрались в одну большую Орду и отправились на Восток, к землям Империи. Рядовые кочевники, видя своего короля, подражая ему, тоже изменились. Они стали жестче и кровожаднее. Убивали с удовольствием, соревновались в убийствах, пили человеческую кровь и ели внутренности поверженных врагов. Хунхар решил превратить всю известную ему землю, где жили, и где не жили люди, в своё царство. Сейчас, он наблюдал штурм Парсонтара и говорил с Раэлем.

– Раэль, скажи, что ты ищешь в каждом взятом городе? Я вижу, ты ищешь, но не говоришь мне что. Ты не объяснил, что тебе нужно было от князя Хайре. – Каган не видел рядом своего собеседника, но точно знал, что тот присутствует. Так было всегда, не важно где король находился, в своём шатре или скакал галопом по степи. Лишь когда это было необходимо самому духу, он мог становиться видимым и для других, как это было во время кончины младшего князя Хаире.

– Я ищу одну рукопись. Вернее, одну из двух.

– Именно поэтому ты требуешь приводить к тебе всех жрецов, библиотекарей, писцов, всех, как их называют в Империи, каттавов. Но ты их всех потом убиваешь. Они бесполезны?

– Да, они бесполезны. Вернее, они даже вредны. Ты орудие, через которое создаётся новый мир. А каттавы держатся за старый мир, ветхий. И даже среди них – не все. Они просто делают то, чему их научили, но они не осознают, к чему причастны. Когда-то все люди были причастны к великому, действительно великому и важному знанию, но теперь, к моему счастью и удовольствию, люди не верят в подлинность этого знания и даже не принимают его за сказку. Некоторые, конечно, считают его действенным, но в большинстве – нет. Для них это рассказы, над которыми можно посмеяться. Даже для хранителей этого знания – каттавов. Люди поклоняются Сеферу и смеются над тем, что им читают священники. У людей есть тексты, в этих текстах тайны жизни, но они не видят этих тайн. Они выбирают минутные наслаждения, вместо вечности. Кстати, вы, номады, называете Сефера Тернги, так?

– Да, наш главный бог – Тернги, но это не Сефер. Сефер – писец, а мы презираем писцов за их мнимую мудрость. Тернги не такой. Тернги воин. Он создал всё, что нас окружает, ударив в пустоту своим хлыстом. Он творец всего.

– Пускай так. Не важно, как ты его называешь, куда важнее, исполняешь ли ты то, к чему он призывает? – Хунхар не стал отвечать, сделав вид, будто не понял, что ему задан вопрос. Раэля, конечно, обмануть было нельзя. Но эта слабость кагана, невозможность признать то, что правила веры, заветы Тернги он исполнял далеко не всегда, а теперь, после встречи с Раэлем, вовсе о них забыл, эта слабость была приятна злому духу. Он даже не стал обличать лжеца, в которого вдруг превратился могущественный повелитель номадов. Дух продолжил. – Ничего, это свойственно людям, забывать заветы. Для удобства я буду называть Сефера или Тернги просто Творцом Арэца. Для твоего, Хунхар, удобства. Создатель сотворил мир без болезней и всякого зла. То был мир без страданий. Но люди, кто их может понять, начали желать друг другу зла. Я не могу сказать тебе, откуда они взяли это само понятие – «зло», но так случилось. Желали болезней и горя. И один из учеников Создателя, а четверых учеников Он создал ещё перед тем, как сотворить сам Арэц, но уже после великого лова и победы над змеем Арактом, чтобы передать ученикам часть своего знания, один из этих четверых, Малак, начал, в той пещере, где ты меня встретил, описывать те беды, которые люди хотели видеть друг у друга. Пока они не были описаны, они и не существовали. Малак дал людям то, что они сами хотели, он сделал для них доброе дело. Люди часто радуются, когда узнают, что у других людей беда, понимаешь? В мире начали появляться монстры, уродства, болезни. Писал Малак на стенах пещеры, больше было негде. Творец следил, чтобы в свитках и кодексах ученики не записывали ничего дурного, того, что могло навредить людям, пускай даже одни люди этого желали другим и страдали, потому что ничего плохого с их врагами или обидчиками не происходило.

– Постой, так Творец, всё же – писец? – Хунхар слушал с напряжением, ему было трудно представить, что Тернги мог быть писцом, сочинителем текстов.

– Да, но всё это происходило так давно, что если ты будешь верить в Тернги-воина, а не в Тернги-писца, то для тебя и твоего народа ничего не поменяется. Малак писал на стенах пещеры, потому что церы, восковые дощечки, и куски пергамента, на которых писали ученики, Сефер проверял, как учитель проверяет работу учеников. Малак же не хотел, чтобы Создатель знал, что один из его учеников пишет то, что люди сами хотят. Сефер отказывает людям в том, что они просят часто потому, что, то, что люди просят, может им навредить. Очень странное отношение к людям. Малак не такой. На самом деле, именно он любит людей. Записанные на стенах пещеры слова накапливали человеческую злость. Со временем, такой энергии, силы злости стало достаточно, чтобы те твари, которых Малак только описывал, придумывали же их сами люди, те твари рождались в пещере и шли в мир, несли ему то, чего люди желали. Твари завоёвывали мир, уничтожали добро, радость, смех. Из недр пещеры выходили такие чудовища и монстры, от одного вида которых у слабых людей рвалось сердце, иные просто сходили с ума. Однако, меня лично всегда заставляло улыбаться то, что все эти монстры самим людьми и были выдуманы. Эти чудовища стали выходить из пещеры день и ночь, постоянно. Тогда же появился я и стал верным слугой Малака. В то время люди вспомнили о Творце, о Том, Кого они знали и раньше, но к кому не обращались. Люди пытались защищаться, создавали армии, но они были всякий раз биты, когда встречались с воинами Малака. Он хотел, поработить Арэц и выступить против Создателя и его учеников, чтобы сделать мир таким, каким он сам хочет быть: злым, жестоким, без малейшего луча света. И знаешь что произошло? Люди вдруг начали каяться! Им несказанно повезло, что Создатель наивен до того, что верит, будто человек может исправиться. Ведь Сефер любит своё творение. Некоторые же из людей, наоборот, начинали служить моему хозяину, становились его солдатами. Творец оказал людям великую милость, он дал силу некоторым из них противостоять Малаку и его тёмному воинству. Семь праведных писцов собрались вместе и начали в священных рукописях описывать зло, которое Малак выпустил в мир. По мере того, как движения их каламов порождали буквы, записывали слова, твари попадали в текст, листы тетрадей, как в темницу.

– Постой, – прервал Хунхар рассказ Раэля. – То есть твари рождены были этими буквами, но буквы их же и сгубили?

– Да. – коротко ответил дух.

– Как же так получается? – недоумевал номад.

– Всё зависит от того, с какой целью автор или писец создаёт текст. Ведь можно написать текст с целью, чтобы люди следовали тому, что в нём написано, а можно написать текст, с тем, чтобы люди не делали то, что в нём написано или описано. Написанное слово может быть колыбелью, но может стать и могилой. Тетради, в которых писали, семь праведных писцов сшили в одну рукопись, она получила название «Рукопись Небытия», потому что записанное в ней не должно существовать. Праведники оставили в мире немного зла, но лишь для того, чтобы люди, видя его, помнили о любви и добре. Ведь что такое любовь известно потому, что известна ненависть. Они посчитали, что нельзя понять вкус сладкого, если не ел горького. Наивные праведники… Люди умножили то малое зло, что было оставлено после изгнания Малака из Арэца. Когда была составлена рукопись Малака, один из семи праведных писцов спрятал её где-то на просторах вашего мира, он не стал говорить где именно своим сподвижникам. Он написал Книгу пути, или рукопись пути, и в ней описал, рассказал, как найти рукопись Малака. Дело в том, что если зла в мире вновь станет много, слишком много, то твари и их хозяин, мой хозяин, освободятся. Листы книги станут чистыми. Однако, не обязательно ждать, когда люди вновь обернутся ко злу, а они к нему придут, человек всегда с большей охотой смотрит в сторону греха, чем доброго дела. Если поместить рукопись Малака в ту пещеру, где ты меня нашел, то сила, удерживающая тварей в рукописи, исчезнет. Они обретут свободу. Поэтому семь праведных писцов избрали из своего числа троих хранителей Рукописи Небытия. Их всегда было трое, это число неизменяемо. Один раз в полгода один из хранителей проверяет её, на месте ли она, не пропал ли текст. на тот случай, если по каким-то причинам все хранители погибнут и не успеют указать преемнику место, где лежит рукопись Небытия, была специально написана Рукопись пути. Но эту Рукопись может прочесть только Чтец, единственный человек, которому дано сделать это. Арэц должен родить чтеца, если это понадобится. Чтец сам не знает, кто он такой, но прочитать текст может только он. И манускрипт сам решает, когда ему открыться. И нам нужно найти этого чтеца. Рукопись, скорее всего, с ним. Но, если горя и зла в мире будет достаточно, то нам не понадобится Рукопись Малака. Хозяин и его воинство без неё смогут войти в Арэц, как это уже было тысячи лет назад.

– А ты, почему ты явился тогда в пещере? Как ты сбежал?

– Зло сплело ту верёвку, по которой я поднялся на верх из заточения. Люди сплели. Я вырвался из плена, когда у вдовы с восемью детьми ростовщики за долги отобрали полуразвалившийся дом, сухую корову, которая не давала молока и сдохла по дороге на рынок, где ростовщики хотели получить за неё хоть какие-то деньги и клочок земли, с которого она кое-как кормилась сама и кормила детей. Дети ей помогали, как могли, самому старшему ребёнку было девять лет, девочке. Они собирали какие-то объедки, работали на чужих людей. У них была тяжёлая жизнь. Бедная женщина умоляла оставить хоть что-то, жаловалась, что ей некуда идти. Но солдаты, что отнимали имущество, были неумолимы. Хотя они делали свою работу, у них же тоже семьи. Всё согласно закону. Согласно закону должна быть попрана справедливость. Женщина заплакала. Ростовщик мог ждать ещё несколько лет, ему просто скорее хотелось забрать то немногое, что было можно забрать у этой нищенки и заняться более важными делами. Слёзы этой несчастной упали на землю, затем заплакали её дети, их слёзы упали на землю и тогда пришёл я. Зла стало достаточно для меня одного. Я покарал ростовщика. Он сгнил изнутри живьём. Вдова, обиженная им, желала обидчику такой судьбы. Правда, родственники ростовщика решили, что несчастная вдова – ведьма, наславшая болезнь на обидчика и убили её, так что теперь дети остались сиротами. Но они тоже желают зла своим недругам. Я помогу им, когда смогу. Обязательно помогу. Я пришёл, чтобы подготовить приход хозяина, Малака. Для этого мне нужно найти чтеца, рукопись Пути и рукопись Небытия. – пока Раэль вёл свой рассказ, отряды номадов продолжали штурмовать Парсонтар. Без успеха. Хунхар молчал, глядя на штурм крепости.

– А что будет со мной после прихода Малака? Что будет с моими племенами?

– Я думал, ты догадался. Ни хозяину, ни мне не захочется постоянно находиться в вашем мире. Ты и твои воины и далее будете служить Малаку. Вы от его имени будете править этим миром. После победы количество тварей будет уменьшено, иначе они просто уничтожат Арэц, превратят его в пустыню, которая даже для твоих всадников не сможет стать домом. Зло питает нас и Арэц станет источником этого зла. Оно сделает моего хозяина сильнее Творца, он сможет одолеть его и отомстить за давнее унижение.      – То есть, я непобедим?

– Нет, тебя ещё можно победить, но от тебя зависит, станешь ли ты единственным и могущественнейшим правителем человеческого рода в Арэце.

– Стану. – Каган увидел, как с одной из башен цитадели Парсонтара было сброшено городское знамя, ещё через пару минут знамя было сброшено со следующей башни, потом ещё с одной… Уличные бои продолжались до глубокой ночи. Защитники Дарующего реку города стяжали себе славу храбрецов, но город удержать так и не смогли.

Вечером, находясь в резиденции наместника Парсонтара, Хунхар спросил Раэля:

– А если ты не найдёшь рукописи?

– Тогда тебе придётся причинять больше боли, зла, страданий. В любом случае, хозяин придёт в этот мир.

– То есть, большой необходимости в Рукописи Небытия нет, и в Рукописи Пути? Мы и без неё можем помочь твоему господину прийти в этот мир?

– Ты прав только наполовину. Да, даже без рукописи Небытия он сможет прийти в мир, ты позаботишься об этом. Но, в любом случае рукопись Небытия нужно найти. Несколько тысяч лет она содержала в себе всё зло, которое люди желали друг другу. За это время она сама стала инструментом творения. Если в ней будет писать мой хозяин – он умножит свою силу. И так же, если в ней будет писать тот, кто решит остановить хозяина и вернуть его в заточение. Тогда хозяину может быть причинён большой вред. Сильнее рукописи Небытия только рукопись Творения, тот кодекс, в котором писал Сефер, создавая мир. Владеющий ею – владеет миром. Она тоже хранится на земле, она суть часть Арэца. Но, где она находится – не знает никто. Хозяин говорил, что Сефер Сам, если посчитает нужным, откроет, где она находится достойному. Но случится это, только если возникнет необходимость.

– А если хранитель или чтец уничтожат рукопись?

– Это невозможно. Она не горит, не тонет, её нельзя разорвать. И с текстом ничего сделать нельзя. Ни соскоблить, ни скрыть под слоем краски или чернил. Мне не известен способ, которым можно было бы уничтожить рукописи Малака и Пути. О рукописи Творения не знаю, но, думаю, история такая же.

– Если бы всё это рассказывал мне не ты, Раэль, и если бы я не знал, какой силой ты обладаешь, то я бы посчитал рассказчика за сумасшедшего и приказал повесить за трату моего времени. Но почему в Арэце так много разных историй о создании мира, борьбе богов, историй о демонах, злых и добрых духах?

– Хунхар, то, о чём я тебе рассказывал, происходило тысячи лет назад. Люди забыли об этом. Лишь малая часть преданий о тех днях дошла до нашего времени в том виде, в каком их рассказывали тогда. Люди склонны придумывать, дополнять, менять детали. В итоге получаются новые законы, традиции, истории. Таков ваш людской род. Но во многих из них есть изначальное зерно, эхо тех далёких событий. От чего-то вы редко видите прекрасное в реальных историях и любите выдумывать. Хотя нет ничего красивее, чем подлинные истории из жизни людей. – На это Хунхар ничего не ответил и сменил тему разговора. Ему надоел разговаривать о богах и о прошлом.

– Дальше войска двинутся к городу Тарину. Там мы пробудем три дня. Что твои вороны и пауки? Нашли следы рукописей или тех, кто о них что-то может знать?

– Нет, пока не нашли. Но ищут.

Глава 11. Пир

Каменные псы Уадура продолжали смотреть на путников, и было совсем неясно, чем закончится это знакомство. Вдруг один из псов, обнюхивавший Наара, что-то учуял в его сумке. Там были письменные принадлежности и рукопись, ещё немного еды, которую дал путникам Хациар, лепешки с луком. Когда Наар осторожно достал одну лепешку и кинул на снег перед псом, собака не успокоилась, лишь ещё больше рассердилась. Тот пёс, что остался поодаль, протяжно завыл три раза. Два других пса начали ходить вокруг четверых путешественников и рычать, оскалив зубы. Было похоже, что от Кавэда они почуяли тот же запах, что и от Наара. На вой прибежали ещё четыре каменных пса, так что их теперь стало семь. Они стали лаять, рычать ещё сильнее, чем раньше, выгонять путников из их укрытия. Взяли их за одежду в районе воротника, как сука переносит щенков, тут каждый ощутил жаркое дыхание каменных, казавшихся бездушными и абсолютно холодными, псов. Схватив таким образом пленников, псы Уадура что есть мочи понеслись к своему хозяину, перепрыгивая обрывы, пробегая огромные заснеженные поля. Почти сразу, с начала такого путешествия Наар, Кавэд и Алоин с его другом, переместились на спины несших их монстров. Псы несли их такими тропами, по которым человек не только не смог бы идти, но никому не пришло бы в голову даже размышлять о том, что бы пройти там. Из-за темноты, снега, ветра, ни один из четверых не смог бы указать пути, по которому они бежали. Долог был их путь или короток, они тоже не сказали бы. Ведь когда происходит что-то неприятное, страшное, время растягивается, и минуты могут длиться часами. Когда бег прекратился, путешественники увидели вход в пещеру, которую охраняли два витязя, в кольчугах, шлемах, со щитами, мечами, в металлических поножах и кожаной обуви. Воины эти были на половину выше обычного человека. Псы вошли в пещеру. Тут до пленников начали доноситься смех, музыка, обрывки чьих-то разговоров, звон кубков. Когда псы втащили Наара и его спутников в зал, пленники увидели пирующих людей. Это был пир Уадура. Пирующие располагались в огромном зале с камином, в котором могли гореть целые стволы деревьев. На вертелах жарились туши быков, коров, кабанов, овец. Огромные столы ломились от блюд с самой разной едой: сыров, хлебов, овощей, фруктов. Были сладости: печенья, конфеты, орехи, мёд. Бочки с вином и пивом стояли сразу в нескольких места большого зала. Возле каждой лежал черпак и несколько человек тех, кто пить больше не мог, но сойти с места тоже не находил в себе сил. Музыканты играли мелодии одну за другой, поражая всех мастерством исполнения и красотой музыки. Среди пирующих не было ни одного человека с грустным или озабоченным лицом, везде лишь смех и радость. Каждая из женщин ослепляла красотой, а мужчины олицетворяли благородство. Мужчины были одеты в красные кафтаны без ворота, черные штаны с поясом и сапоги. На поясах крепился длинный кинжал или короткий меч. Женщины носили белые рубахи, кафтаны, похожие на мужские, только с полами до земли и длинными рукавами, с прорезями для рук. Женские платья были расшиты золотом и серебром с изображениями рысей, орлов, барсов, каменных псов, ястребов, виноградных лоз, плодов гранатового дерева. Так пировал Уадур, князь горцев и хозяин каменных псов. Сам Уадур был коротковолос, сед, среднего роста, с небольшим носом, достаточно глубоко посаженными глазами, немного полноват, с пухлыми пальцами на руках. Но, вопреки такому, довольно не мужественному виду, он внушал уважение, в нём чувствовались сила и уверенность. Когда Наар и его спутники появились в зале, Уадур жестом приказал музыкантам прекратить играть. В зале воцарилась тишина.

– Странную добычу сегодня принесли мои слуги. – сказал князь и погладил одного из псов по холке, как если бы это был не каменный монстр, а обычное домашнее животное. – Даже не знаю, по какой причине, они вдруг решили, что этих людей нужно тащить в мой дом. – Хозяин пира явно сам был немного удивлён таким гостям.

– Князь, это великая честь для нас, быть на твоём пиру. – Произнёс Алоин, глядя в пол. – Какую бы участь ты нам не уготовал.

– Да, верно говоришь. Побывать на моём пиру – счастье. По поводу участи – я ещё не решил, что с вами делать. Вы двое – князь показал на Алоина и его напарника – дети моего народа, это видно. А эти двое – чужаки.

Наар понял, что говорят о них и решил заговорить первым. Языка горцев он не знал, поэтому заговорил на глоттаре, в надежде, что Алоин переведёт.

– Да, мы писцы, каттавы, жрецы Сефера. – начал Наар, но Уадур его оборвал, ответив на глоттаре.

– Тогда понятно, почему вы здесь оказались. Обычно, когда они слышали запах чернил или рукописи, то рвут человека или рукопись на куски. Это делалось для защиты моего народа и наших традиций. Слишком настойчиво вы пытались привить нам любовь к тому, что нам чуждо. Но всё это было очень давно. Теперь, вместо того, чтобы быть разорванными на части, вы здесь. Скажите мне, слуги Сефера, вы вновь пришли учить нас письму? И не удивляйся, что я говорю с тобой на твоём родном языке. Я знаю язык Империи. Я знаю много языков.

Наар был удивлён и рад. Так общаться будет гораздо проще.

– Нет, мы более не распространяем силой Священное знание. Кто желает, сам придёт к источнику жизни. Если силой заставлять человека есть даже самую вкусную, изысканную еду, она не доставит удовольствия. Среди ваших гостей ведь нет тех, кого вы заставляете веселиться?

Уадур только улыбнулся.

– Что у тебя в сумке?

Наар достал письменный набор и рукопись. Сумку протянул князю, а рукопись прижал к себе.

– Дай мне рукопись – теперь Уадур протянул руку к юноше. Пока хозяин пира общался с пленниками, никто из пировавших не проронил ни слова, никто не остался стоять возле столов, даже кубки с вином и тарелки с едой были отставлены в сторону. Все столпились вокруг пленников и князя. Наар с опаской протянул рукопись. Князь её принял и стал листать.

– И вот такие у вас святыни? – он посмотрел на Кавэда и Наара. – Смотрите, что с нею сейчас будет. – после этих слов Уадур швырнул рукопись прямо в огонь камина. От удара о поленья, горевшие в камине, рукопись открылась. Наар кинулся за ней, но его тут же схватили двое мужчин, стоявшие рядом. Юноша пытался вырваться, но его держали крепко. Пальцы горцев сковали его не хуже стальных оков. Рукопись не горела. С ней совсем ничего не происходило. Точно также она могла лежать на столе или в сумке у Наара. Он сам и Кавэд, не сразу поверили своим глазам. Оба помнили, как строго в любом скриптории или древлехранилище наказывали за неосторожное обращение с огнём. Огонь туда вносили лишь в исключительных случаях и с величайшей предосторожностью. Ни Наар, ни Кавэд не видели, как сгорает рукопись, хотя и слышали рассказы о целых библиотеках, которые были уничтожены пламенем. Все смотрели то на рукопись, то на Уадура, ждали его реакции. Если он решит, что это доброе чудо, то о судьбе пленников можно будет не переживать. Однако же, если горец решит, что так свою силу проявляют злые духи, то, вероятнее всего, что дорога Наара и его спутников закончится прямо на этом пиру, вероятно, в этом же зале и в этом же камине. Но князь молчал, только глядел на рукопись, которую облизали языки пламени.

– Как тебя зовут? – обратился князь к юному каттаву.

– Наар.

– Наар, пойди, достань рукопись. Мне интересно, пощадит ли тебя огонь.

Мёртвая хватка державших юношу охранников ослабла. Он не волновался, был спокоен, даже начал торжествовать, считая, что горцы посрамлены этим чудом, негорящей рукописью. Быстрым шагом юноша подошел к камину, вступил в него, нагнулся и протянул руку к лежавшей впереди рукописи. Ни он сам, ни даже одежда не обгорели и не изменили своего вида. Ему казалось, что тёплый воздух приятно дует ему в лицо, но не больше. Взяв рукопись, юноша вышел из камина, отряхнул ноги от пепла, и молча положил рукопись в сумку.

– Да, признаюсь, впервые вижу, чтобы ваши книги не горели. Обычно они пылают, как факел. – стало понятно, что на счету Уадура не одна сожженная рукопись. – Да и то, что писцы не горят, тоже впервые вижу. – закончил князь под общий смех гостей в зале. Кавэд с Нааром переглянулись. Их действительно могли сжечь.

– Писец, может ты колдовству обучен? Может, удивишь нас тогда своим умением? Что же тебя пламя не берёт?

– Прости князь, но колдовству я не обучен. Меня всегда наставляли держаться подальше от таких забав. И сам я удивлён, что рукопись не сгорела. И я должен был сгореть. – Юноша подумал и добавил – Видимо, не сейчас я должен умереть.

Уадур опять улыбнулся.

– Я сделаю для Вас исключение. Будьте гостями на моём пиру. Раз тебя пощадило пламя, неужели я тебя не пощажу? Подайте им кубки! – в одно мгновение пленники превратились в едва не самых важных гостей на пиру. Их усадили за стол. Перед ними оказались тарелки с ломтями баранины и телятины, только срезанными с огромных туш, жарившихся на вертелах в камине, тут же рядом положили два ломтя свежего белого хлеба, ещё тёплого. Несколько пучков зелени, нарезанные овощи, и пару ломтей сыра не оставили на большой тарелке свободного места. Тут же к новым гостям придвинули большие блюда и начали уговаривать попробовать ещё свинину в меду или ягнятину в винном маринаде. В начале, путешественники даже испугались такого количества внимания, но очень быстро стеснение ушло и на смену ему пришёл голод, ощущение сильного голода, который вдруг появился на фоне фантастических запахов свежей еды, суливших изумительную трапезу. Однако в тот вечер никто из четверых друзей не упился вином или едой. Писцы, хоть и расслабились, но были внимательны и следили за происходящим вокруг. Для Алоина же и его друга присутствовать на этом пиру было неимоверной честью и напиться на нём означало бы такое же бесчестье.