Текст книги "Жажда, жизнь и игра (сборник)"

Дмитрий Босов
Жажда, жизнь и игра (сборник)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Дмитрий Босов, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

Из цикла рассказов «Парад миниатюр»

Звезда

Рассказ посвящается моему другу Паншину Михаилу

Голос телевизионного диктора разбудил его, и он машинально посмотрел в сторону настенных часов, стрелки которых в тот момент показывали время 6:30. Буйство и заботы наступающего дня еще только дремали в объятьях просыпающегося большого города, и Макс понимал, что на все про все ему остается не более полутора часов. Холодный душ, бритье, бодрящий кофе, беглый просмотр теленовостей на фоне поглощения черной жидкости и бутербродов – таким неизменно оставалось почти каждое его утро, не считая выходных. Работа, дом, загородный отдых, пятничный и субботний обычный пробег по барам и клубам – слишком привычный жизненный маршрут тысяч и миллионов, проносящихся мимо Макса навстречу своим обязанностям и делам. И только иногда, просыпаясь посреди ночи, он чувствовал, как что-то неведомое влекло его к огромному открытому окну квартиры, находящейся на восемьдесят третьем этаже, и он, еще полусонный, любовался яркой неизвестной звездой, непрерывно мигающей, казалось, в ответ его пробуждающемуся любопытству, до тех пор, пока сон снова не брал свое.

А несколько часов назад, задолго до звучания голоса диктора, по ту сторону небес коренастый бородач в лабораторном халате отвернулся от экрана, на котором только что стоял незнакомец в нелепой пижаме перед открытым окном небоскреба, и негромко произнес:

– Я думаю, он знает. По крайней мере, догадывается.

– Ерунда, – откликнулся его напарник, худощавый высокий мужчина с рыжей шевелюрой, потирая руки о поверхность такого же рыжего халата. – И всего-то ты опасаешься, Глард. Они этого сами хотели – никого не любить, кроме себя, думать лишь о своем благополучии, жить и развлекаться, не размышляя о чем-то более существенном, нежели удовольствия и наслаждения. Я думаю, эксперимент удался на славу.

– С этим не поспоришь, – отозвался Глард, вновь вглядываясь в экран, на котором человек под кодовым именем 312.147, называющий себя Максом, мирно спал под полотняным покрывалом, лишь слегка двигающимся в такт его дыханию.

– Но долго ли они так протянут, Борк?

– А это уже не наша забота, Глард, – отрезал в ответ худощавый, презрительно пожав плечами. – Ведь это их выбор, а не наш с тобой. И вообще, наступило время для подачи отчета за прошедшие сутки наблюдения. Так что давай лучше займемся делом и оставим другим ненадежный удел фантазий о грядущем.

Макс спал, и ему снилось, что посреди пятничного клубного веселья все вокруг него словно сошли с ума, и лишь он почему-то разговаривает со звездой. Только о чем? Он не помнил…

После дождя

После дождя ночной воздух наполнился удивительной свежестью, и Крипт не стал отказывать себе в удовольствии вдохнуть в легкие как можно больше живительной субстанции, словно младенец, инстинктивно отвечающий на первый зов жизни.

За последние сто лет этот дождь был первым и единственным, поэтому Крипт чувствовал себя словно родившимся под счастливой звездой. Казалось, сама судьба нежно поцеловала его в темя. На какое-то время не надо будет утолять жажду опротивевшей жижей подземных грунтовых вод, так что этот небесный водный поток действительно был даром богов.

Отбросив противогаз в тени пятиэтажного дома давно брошенного города, Крипт жадно пил эту поистине неземную жидкость, стоя посреди огромной пустыни, покрывшей целый континент на тысячи километров. И ему чудилось, что вся Земля с той же неистовой жадностью вдыхает, как свершившееся чудо, воздух свежести после дождя. И тихо шепча в небеса, он неожиданно обратился к ним не с хулой и проклятьями в адрес давно умерших беспечных предков, бездумно прожигавших жизнь будущих поколений, а со слезами молитв о грядущем. Потому что впервые через столько лет перед блеклой тенью его жизни наконец замаячила, как тонкий и неустойчивый лучик света, хоть какая-то надежда на то, что у него еще есть время и будущее.

Пена и чешуя

Море обрушивалось со всей своей силой на берег, который невозмутимо выдерживал все, ничем не выдавая своего беспокойства. Внезапно новый поток воды выбросил на сушу крупную рыбу и несколько мелких рыбешек, которые отчаянно подпрыгивали на тяжелом песке, задыхаясь от массивного пресса прибрежного воздуха.

– Дедушка, – сказал внук рыбака, глядя на то, как буквально через минуту поток новых волн унес всю рыбу обратно в разбушевавшееся море, – ты всегда говорил мне, что во всем есть смысл. Тогда скажи мне, какой смысл в том, что мы только что с тобой увидели?

Старик, аккуратно укладывающий сеть на огромном камне, при этих словах лишь слегка выпрямился и еле слышно произнес, ни на секунду не отрывая взгляда от своего прежнего занятия:

– В жизни – как в море. Есть крупные рыбы, и есть мелкие рыбешки. Но когда неведомая сила судьбы на мгновение выбрасывает их из потока привычной жизни и пышных ритуалов иерархий, каждый понимает, если он хоть на йоту не глуп и самонадеян, что перед лицом судеб мира все равны. А все остальное – лишь пена и чешуя, но не более того.

Песнь ветра

Дерево колыхалось от неистового ветра, пошатываясь могучими ветками, будто великан, вросший по пояс в затягивающую его тело землю. Песнь разбушевавшейся стихии, казалось, проносилась повсюду, отдаваясь эхом вдали.

«Ничто не вечно!» – произнес отец сыну, и шепот этот звучал в его ушах, бесцеремонно вторгаясь в воспоминания. Когда-то и он вопрошал отца, как и сейчас спрашивал сын: «Скажи мне, что является главной истиной в этом мире?». И теперь наступило то время, когда он, видя, как вдали почти открыты ворота Безмолвия и Покоя, должен сказать те же слова, добавив только одно в письме, которое его плоть от плоти получит через несколько лет, чтобы смягчить внезапно пришедшую боль. «Ничто не вечно!» – устало прошептали губы старика в умиротворенной улыбке наперекор неизбежному: «Но надо помнить. И надо жить». И ветер с дубом пели с его душой в унисон, смеясь в лицо неизбежностям будущих дней.

Пенсионный возраст

Рассказ посвящается моему замечательному другу И. Ш., беседы с которым и подтолкнули к созданию этого произведения.

Этого дня Фэнс ждал как манны небесной. Только вчера окончился его последний рабочий день, и ему исполнилось восемьдесят шесть. Весь трудовой коллектив – администрация, коллеги и сослуживцы – искренне поздравляли его с достижением официально установленного законом возраста выхода на пенсию. Он то и дело ловил на себе завистливые взгляды бывших подчиненных и совсем еще молодых белых воротничков, не имеющих и десятой части его стажа и опыта работы. Даже директор с бокалом в руках сказал в его честь несколько трогательных слов, отмечая особую прилежность в делах и дотошность профессионала, что явилось для всех полной неожиданностью.

В какой-то момент бывшему бухгалтеру Фэнсу Скорпи в потоке воспоминаний так взгрустнулось, что захотелось остаться на своем рабочем месте еще на пару лет. Хорошо, что он грубо одернул неожиданно заявившую о себе сентиментальность, и вновь его мысли приняли позитивное направление. Еще бы! Ведь по законам демократической Олигарии каждый гражданин, достигающий пенсионного возраста, должен уволиться и, собрав с собой самое необходимое, отправиться на самолете до сказочного острова Эльдоро, где пенсионеров ждали все блага жизни: бесплатные гостиничные номера и рестораны, круизы на яхтах и гидромобилях, внимание участливого юного медперсонала, развлечения и многое другое. О таком рае на Земле Фэнс в свое время и мечтать не мог, начав свою трудовую жизнь с десяти лет – обычного для Олигарии возраста приема на работу. Три четверти века почти беспрерывного труда в череде нередких бессонниц и нервных ночей, когда он неожиданно просыпался почти каждый час из-за леденящего кровь ужаса опоздать на работу! Страшно вспомнить!

С появлением Эльдоро отпали замысловатые процедуры по выплате ежемесячных пенсий, поскольку на «острове пенсионеров», как его прозвали в народе, деньги были ни к чему.

Билет давно забронирован и вещи все собраны, но бывший бухгалтер будто прирос к креслу в ожидании чего-то ему непонятного.

– А может, просто не ехать никуда, – тихо произнес он вслух, дотошно изучая трещины на потолке в своей зале. – Мне так не хочется покидать этот дом.

И он уставился в стену напротив, на которой тикали большие часы, неоднократно в свое время спасавшие от опозданий. Сколько раз он замечал их только к вечеру рабочего дня, когда уже не оставалось никаких сил на любую работу по дому!

«Ну что за глупости тебе лезут в голову?!» – с укоризной обратился он мысленно к самому себе. Ведь Маргарита каждые полгода шлет ему открытки! Ей там, несомненно, хорошо! Значит и ему там будет отменно!

Маргарита была когда-то в юности его первой и последней любовью, но они расстались из-за работы, потому что ни ему, ни ей некогда было устраивать свою семейную жизнь. Теперь хотя бы на пенсии они будут вместе. Так что надо собираться и ехать.

Но он все равно продолжал неподвижно сидеть в кресле. Неожиданно повисшую в квартире тишину нарушил зуммер дверного звонка, но кому нужно было звонить в его дверь в такой день? Лениво и неторопливо пенсионер подошел к двери и так же медленно отворил ее. У входа стоял незнакомый молодой человек, одетый в черную куртку, блондин с зелеными глазами.

– Простите, с кем имею удовольствие говорить? – добродушно улыбнулся нежданный гость, приветливо изучая взглядом хозяина квартиры. – Мне нужно видеть господина Фэнса Скорпи.

– Это я, молодой человек, – отозвался бывший бухгалтер, недоверчиво глядя в его лицо. – Что именно вы хотели?

– Пенсионный отдел социальной службы послал за вами транспорт, – вновь обаятельно улыбнулся незнакомец, показав хозяину квартиры поистине белоснежного вида зубы. – Если вы готовы, я могу сопроводить вас в аэропорт, чтобы вы не опоздали на самолет.

– Ах, это, – расплылся в ответ в улыбке Фэнс и посмотрел на собеседника теплым взглядом; в котором присутствовала нотка благодарности за столь необычное внимание. – Увы, молодой человек, не нужно было беспокоиться. Я доберусь до аэропорта позже. А если вдруг не поеду никуда, это же не страшно. Скорее всего, я еще побуду здесь пару деньков, а, возможно, и недель. Я так привязался к собственному дому, что мне почему-то больно и подумать, что вскоре придется с ним расстаться.

– Да, понимаю, – кивнул в ответ гость, все так же приятно улыбаясь ему. – Это очень патриотично. Очень пафосно… но и очень… глупо.

– Что? – не расслышав в растерянности, произнес Фэнс.

– Да так, ничего. Ничего существенного, – ответил блондин, понимающе цокнув языком.

Он плавно выхватил из кармана куртки пистолет и, не целясь, выстрелил старику в сердце, одновременно подхватив на весу его чуть было не рухнувшее на ковер прихожей тело. Не спеша уложив его в кресло, незнакомец поднес левую руку к уху, произведя еле слышный щелчок, и быстро произнес:

– Вызываю Центр, прием. Улица Ротшильда 5–12. Ситуация критичности третьего уровня. Требуется группа по интенсивной уборке.

Почти через шесть минут в квартиру вошли пять человек, и вскоре тело Скорпи из нее исчезло. Только в процессе копошения и обыска в комнатах из контекста распоряжений выхватывались отдельные фразы:

– Пробить и зарегистрировать все контакты Скорпи.

– У него остался лишь внук Август, адрес: город Спенсер, улица Моргана 86–18.

– Отлично. Все идет по плану, предусмотренному сводом характеристик ситуации третьего уровня.

– Капитан Крим, вашей задачей остается посещение третьей лаборатории Центра.

– Так точно, господин майор.

Десять часов спустя Фэнс Скорпи прошел таможенный контроль в аэропорту Эльдоро, и, выйдя на площадь, разделявшую здания аэропорта и почты, небрежно плюнул себе под ноги. Постоянные перелеты не утомляли его нисколько, ведь именно во время полетов ему хоть как-то удавалось выспаться за все эти нескончаемые годы напряженной работы.

Через несколько минут он уже отправлял красочную открытку Августу Скорпи, презрительно скривив губы. Потом он долго сидел на лавке и курил, глядя, как метрах в ста от него нищие, буквально облепившие полуразбитый вход в метро вход в полуразбитую подземку метро, на разных языках голосах просили милостыню и все время пили какую-то мутную жидкость грязно-серого цвета.

Он снова сплюнул себе под ноги и уставился невидящим взглядом вдаль. Эльдоро, остров-рай для пенсионеров. Кто-то из древних сказал: чтобы все поверили в ложь, она должна быть чудовищной. Система отлаженно работала уже двадцать лет. Давно, в годы жизни его деда, пенсионный возраст сначала подняли до 65-ти лет, потом до 73-х, после – до 79-ти, и наконец – до 86-ти лет. Но все равно сильным и богатейшим мира сего этого было мало. И тогда какие-то пиарщики-ловкачи придумали Эльдоро – и люди быстро забыли простую истину о бесплатном сыре в мышеловке. Зачем получать пенсии, если есть Эльдоро? А сбои… сбои можно легко уладить. Как сегодня.

Он снова тяжело вздохнул и уставился своими зелеными глазами в небо. В лаборатории хорошо знали свое дело и загримировали его так, что родная мать Фэнса Скорпи, будь она жива, и та бросилась бы ему на шею.

Но зачем ему лезть в эти дебри? Это его работа, и за нее хорошо платят. Что за сентиментальность накатила на него сегодня?

И блондин с зелеными глазами в гриме, напоминавшем внешне бывшего бухгалтера, а ныне покойного пенсионера Фэнса Скорпи, так и продолжал сидеть в парке острова нищих – реальной изнанки сказочного острова Эльдоро, не сходящего с рекламных плакатов и роликов телеэкранов Олигарии. До пенсии ему оставалось всего лишь тридцать семь лет.

И пусть весь мир подождет!

– Ты просто бесчувственный ублюдок, – бросила она ему, поспешно удаляясь прочь, навстречу неизвестности, которая уже вовсю маячила на краю полуденного горизонта.

Он лишь молча пожал плечами, ни на долю секунды не отрываясь от своего излюбленного занятия. Он только три минуты назад прошел семьсот двадцать второй уровень в мегакомпьютерной игре Plint, и уже пятый год вел ежедневные баталии с озлобленными монстрами, нежданно-негаданно вторгнувшимися в самое сердце Акрайи, виртуальной планеты унгурдов.

С тех пор дел было невпроворот, и он, сначала по шестнадцать, а потом и по двадцать часов в сутки, пропадал здесь, питаясь лишь консервами и всем тем, чем был забит стол, не переставая ни на секунду следить за событиями, разворачивающимися на экране.

Внезапно в нижнем правом углу мелькнул неожиданно открывшийся аудиофайл, и он, посчитав его частью периодически возникающей сопроводительной инструкции, позволил ему зазвучать в процессе своего яростного активирования пулеметной стрельбы посредством правой кнопки компьютерного джойстика. Но слова, которые он услышал, разрушили саму суть игровой эйфории:

«Когда-то давно я встретила и полюбила тебя, Кай. Я была готова идти на край света и спасать тебя из плена не только Снежной королевы, но и всех напастей вселенной. Но это было так давно и до тех пор, пока не появилась Игра.

Акрайя была создана ими, Союзом Корпоративных миров, для того, чтобы зомбировать тех, кто когда-либо был способен возмущаться несправедливостью устроения нашего нового процветающего мира всеобъемлющей консюмерности. И у них получилось. Миллионы людей буквально заболели игровой лихорадкой, не находя более ни желания, ни сил оторваться от обороны Акрайи. Годы я терпела и ждала, ждала и надеялась, надеялась и страдала от терпения и ожидания.

Но сегодня я неожиданно узнала, что в мире отныне упразднены государства, границы, страны и города. Игровой рефлекс разрушил все. Людям больше не интересна реальность. Она кажется им жалкой на фоне отретушированных проекций фигур и картин, занимающих виртуальное пространство. Нет больше нации, нет больше любви, нет больше чувств. Есть только Игра – и ничего более, ибо Союз Корпоративных миров также пал от рук своего же детища.

И лишь немногие находят в себе силы противостоять и сопротивляться игромании. И потому я ухожу, Кай. Я иду к ним, чтобы обрести, а не потерять себя здесь. Ведь как бы я не обманывала себя, тебя я потеряла давно. И Игра вряд ли вернет мне былое.

Прощай, Кай. Но если ты сможешь превозмочь свою одержимость, я оставлю тебе записку, как найти меня, в тайнике, недалеко от места нашей первой встречи. Твоя Герда».

Раздумье отняло почти полминуты – целую вечность для солдат Акрайи. Вскоре он уже вновь и вновь нажимал на кнопку, расстреливая в упор компьютерных зомби и мутантов-пришельцев, сидя в самом эпицентре глобальной мировой катастрофы и огромного мегаполиса, отныне лишенных языка шумных улиц и буйства жизни в красках. Планета, пережившая эпидемии, мировые войны и обещанные наивными пророками катаклизмы, не обнаружила даже и тени опасности в том, что фактически поставило ее цивилизации на колени.

Наступил страшный час экранного бога, требующего пожертвовать всем.

Кай только неловко дернул плечами. Какие-то записки ему были уже ни к чему, ведь он разучился читать и писать и почти уже не помнил, кто он. К тому же, впереди его ждал новый, семьсот двадцать третий, уровень. И пусть весь мир подождет!

Жажда, жизнь и игра

Неудержимая жажда иссушала его жизнь. Годы шли своим чередом и казались длинной тянучкой, купленной ненароком в заштатной забегаловке. Последние пять лет были просто невыносимы. Бредовые будни потерянных в прошлом временных отрезков преследовали его повсюду, в особенности совершенно не оставляя в покое воспоминания, которые то и дело нещадно жалили его самолюбие. Что он сделал в жизни и чего добился? Его жизнь – никчемное существование и не более того – вот что он фиксировал изо дня в день, ревностно попрекая себя каждой бессмысленно потраченной минутой. Но толку было мало. Перемены не шли вслед за сетованиями – очевидность повседневности – и вскоре жизнь в очередной раз возвращалась на круги своя.

И чем больше жажда нереализованности нетерпеливо требовала своего, тем сильнее и разнузданнее его дразнила судьба, играя с ним, словно с куклой из папье-маше. Стоило ему лишь на миг приблизиться к своей цели, как неудержимый вихрь из неудач и бед тут же вмешивался в процесс, в конце концов разметав все то, что с таким трудом было создано.

Слезы давно бы уже текли по его щекам, но он не видел в них никакого смысла. И со временем дал себе зарок: никому и никогда не показывать степень собственной уязвимости. Только самые близкие знали, что его веселый безудержный смех в действительности был сродни отчаянию самоубийцы, бредущего по краю разверзнувшейся пропасти. Прошло немало лет, прежде чем он, устав с ожесточением биться в закрытые двери творчества и вдохновения, решил окончательно со всем завязать.

Но именно в те роковые для него мгновения случилось нечто. Он взял в руки старый карандаш и безукоризненно чистые листы, чтобы попрощаться навсегда со своими терпеливыми помощниками – письменными принадлежностями, которые были молчаливыми свидетелями его горделивых взлетов творческого Икара, неизменно оборачивающихся падением в объятья посредственности и вторичности, – и неожиданно написал то, чем действительно мог гордиться. С удивлением он осознал, что в этот раз ничто не помешало ему добиться желаемого. Сидя с завершенной рукописью в руках и недоумевая от происходящего, он вдруг неожиданно все понял.

Препятствия жизни и невзгоды прожитого, сонм бессонниц и трепет нереализованных мечтаний, горечь страданий и леденящая ярость бессилия – все они на самом деле были его поводырями и наставниками. И не будь их на его жизненном пути, не было бы и достигнутого, как без плоти и крови нет жизни ни для одного высокоразвитого живого существа.

А может быть, житейское море вновь забавлялось им, выдумав куда более изощренную игру, нежели прежде? Ему было уже все равно. Единожды утоливший жажду яркого света творчества, пусть лишь на миг осветившего непроглядную прежде тьму, отныне все игры воспринимает всерьез, объявляя саму серьезность нелепой игрой. И оставшиеся позади в его прошлом годы больше не казались ему чем-то никчемным и потерянным в новом свете развернувшихся во всей красе странных и поистине чудесных событий.

Ангел и демон

Было около шести часов вечера, но на улице стояла такая духота, что, казалось, на Земле вскоре воцарится ад. На небе не было видно облаков, и само оно напоминало бескрайнюю пустыню, широко раскинувшую свои свинцовые объятья между человеком и космосом.

Возможно, вышеописанное выглядело бы преувеличением в глазах многих жителей небольшого южного города, которые лениво шли домой, радостно неся на своих плечах окончание очередного рабочего дня. Но она так не думала.

«Заводи машину, дура! И уезжай, пока не поздно», – настойчиво и уже почти раздраженно шептал ей внутренний голос. Она с самого полудня сидела в машине, совершенно никуда не направляясь, и по ее щекам не переставая текли слезы…

Его свадьба была назначена на завтра, ровно в полдень. Она ничего не смогла бы сделать, чтобы как-то остановить, вразумить или отговорить его. Виной всему были деньги мисс Мерч, которые, словно невидимый и непреодолимый барьер, встали между ними. И какой толк теперь был от слов любви, которые он шептал ей на ухо лишь пару недель назад? Теперь все было кончено.

Что вообще он думал о ней, и любил ли он ее? Она смотрела в зеркальце автомобиля и задавала себе этот назойливый вопрос, который так и жужжал возле ее уха, изводя терпение до предела, словно какое-то жаждущее и не упускающее своего кровососущее насекомое. Казалось бы, разве он не нуждался в ее помощи? Сердце переполнилось на миг светлой надеждой. Точно, в действительности, он ее любит и продолжает любить. И его бракосочетание – лишь нелепая игра! Вот сейчас она протрет изящными кулачками покрасневшие от беспрерывных слез глаза – и все будет как прежде!

Но никогда и ничто уже не будет как прежде. Она вспомнила его сбивчивый и с запинками изложенный пересказ разговора с Дэвидом Брондесом. Тогда дядюшка сказал ему:

– У нас накопилась невероятная куча долгов, мой дорогой племянник. Я всю жизнь оберегал тебя и заботился о тебе, как о собственном сыне. Но теперь твоя женитьба должна стать весьма выгодной партией для старинного рода Брондес. Иначе мы разорены, и тогда земли и владения нашей фамилии уйдут с молотка, оставляя позорное клеймо нищеты на нашем родовом знамени и гербе. Ты должен спасти нас, Джеймс! Наши жизни, как и честь всего нашего рода, в твоих руках!

Она уставилась на стекло авто, а слезы так и текли из ее глаз, почти ослепляя. Лучше бы он лежал в больнице или даже в реанимации, и они не виделись много лет. Она не хотела даже помыслить о том, что завтра в полдень он женится на другой. А теперь все отговаривали ее идти на свадьбу, опасаясь скандала, из деликатности. Манеры, этикет, деликатность… да к черту их!!! Ей казалось, что она просто сошла с ума от любви.

На свадебную церемонию она все-таки пришла, хотя это было неверно подобранным словом. Она просто ворвалась туда на нее, повсюду встречая удивленные и возмущенные лица, но ей в таком состоянии духа было совершенно плевать на всех. Священник уже готовился было к завершению своей продолжительной речи, когда она грубо перебила его и высказала Джеймсу в лоб все, что она думала об этой свадьбе. Публика вначале ошарашено замолчала, но позже разразилась стрекотанием слов и жужжанием голосов на разнообразные лады. Невеста, грузная дама пожилых лет, только поморщилась в ответ, словно хотела тем самым изобразить, как выглядит залежавшийся на прилавке магазина лимон. И здесь в происходящее неожиданно вмешался жених, который произнес:

– Да она сумасшедшая! Гоните ее вон!

Остолбенев от удивления, она глядела на него в упор, не веря своим ушам. Словно молния, боль пронзила ее и без того настрадавшееся сердце. Она смотрела ему прямо в глаза, совершенно не обращая внимания на слезы, которые снова ручьями потекли по ее щекам. Зато его это не останавливало. Размахивая руками, он выкрикивал угрозы и оскорбления, которые морально били по ней, не жалея, наотмашь.

– Ты что же думала: я свяжу свою жизнь с тобой? Да что ты себе возомнила вообще? Я наследник традиций старинного графского рода, и у моих предков тоже случались интриги с простолюдинками. Но никто и никогда не связывал с ними жизнь узами брака! Ты была просто игрушкой в моих руках! Ты это хотела услышать здесь? Ты пришла разрушить мою будущую семейную жизнь, в которой нет места такой как ты. Так теперь найди в себе силы выслушать всю правду до конца! Я думал, что у тебя хватит ума не прийти сегодня сюда. Но нет! Ты надеялась услышать от меня слова раскаяния и любви? Их не будет! Вот моя избранница! И раньше небеса разверзнутся и преисподняя откроет свою жадную огненную пасть, нежели я изменю хоть что-либо в своем решении! И никто, повторяю, никто – ни ангелы, ни демоны, ни какие иные силы не смогут помешать мне и моим планам!!!

И жених сердито крикнул священнику, отвернувшись от нее:

– Продолжайте, святой отец! Завершите, в конце концов, эту изрядно затянувшуюся церемонию!

Вдруг неожиданно страшный гром потряс небесный свод, а земля задрожала от внутреннего грохота. Одновременно, словно сговорившись между собой, с бушующих небес на землю спустился ангел, величественно паря в воздухе, а из образовавшегося пролома в земле появился устрашающего вида демон, лениво преодолевающий препятствия из каменных завалов на своем пути. В толпе гостей кто-то истошно закричал, и все бросились без оглядки врассыпную, оставляя оцепеневших от неожиданного зрелища священника, жениха, невесту и незваную гостью.

Священник лишь пробормотал что-то в ответ и рухнул в обморок. Следом за ним чувств лишилась и невеста.

Тем временем страшного вида демон не терял времени. Он схватил жениха за лацканы шикарного выходного костюма и, перебросив его, словно сопливого мальчишку лет четырех, через руку, с издевкой в голосе сказал:

– Ты недостоин любви, ничтожный человечишка! Своим пустым бахвальством ты оскорбил геенну огненную и небеса и должен поплатиться за это. Пусть для всех смертных это станет назидательным уроком, и они думают в следующий раз, прежде чем что-то утверждать, будоража толпу. Теперь твое место в аду. Там любят таких как ты.

И молча привычно поволок его вниз, как мясник тащит упирающегося барана, прямо в сторону разлома в земле, из которого сам только недавно вышел. Жених, расширив зрачки от бушующего в его груди страха, стал кричать и вырываться. Но посланник ада не обращал на происходящее ни малейшего внимания. Он методично тащил свою добычу к разлому до тех пор, пока не закричала она:

– Стойте! Стойте, демон! Нет! Не делайте этого!

Адский посетитель оглянулся и посмотрел ей в лицо, мрачно покачав внушающей ужас головой и застыв на полпути. Ангел же посмотрел на нее с удивлением и сказал:

– Не стоит любить тех, кто недостоин тебя! Ему самое место в аду, разве нет, милая моя?

При этих словах она лишь потупила взор и проговорила с надрывом в голосе:

– Я знаю, знаю, божий ангел. Но в душе я желала спасти его и хотела подарить ему себя, мечтая во имя любви очистить его душу и стать для него всем.

– И чего же ты хочешь сейчас, – вопросил ее ангел, – милосердия для него? Ты хочешь вытащить его из ада, где ему самое место, и подарить ему рай? Но неужели ты не понимаешь, что тебе самой тогда придется занять его место в аду? Природа, даже потустороннего мира, не терпит пустоты…

– Я готова, ангел, – после недолгого молчания обреченно сказала она, вскинув вверх руки и зажмуривая глаза, словно решаясь в ту же секунду именно с этого места упасть в самую сердцевину преисподней.

– Но не я, – ответствовал небесный посланник и решительно взмахнул крыльями. Тут же за его спиной непонятным образом появился демон, который держал в руках обреченного жениха.

– Отдай его, Вельзевул, – произнес ангел, указывая пальцем на ее избранника, который к тому времени уже съежился от охватившего все его существо ужаса и лежал в позе зародыша, почти не дыша, судорожно держась за огромную ручищу демона.

– Нет, он принадлежит нам, – грубо прорычал в ответ демон, нетерпеливо взмахивая длинными пальцами. – Он сам продал Хозяину свою душу в тот день, когда решился на этот брак.

– Но ты ведь слышал? Она хочет спасти его и просит забрать ее с собой в ад вместо него, – прошептал ангел, без тени страха глядя демону прямо в глаза.

– И какой толк мне от нее там, в преисподней? – отмахнулся Вельзевул. – Ее непогрешимость в ее любви. Ей не место в аду.

– Но тогда, заклятый приятель, остается только одно, – заключил из всего сказанного ангел и на этот раз широко взмахнул крыльями.

В тот же миг все преобразилось вокруг и яркий свет ударил отовсюду, ослепляя своим чарующим великолепием. Видение продолжалось не более одного мгновения, не длиннее одного самого короткого вдоха младенца, лежащего и сладко спящего в колыбели под неусыпным и ласковым надзором матери.

Неожиданно жених вырвался из объятий демона, встал и, пошатываясь, медленно подошел к ней.

– Я так сильно… люблю тебя, – вот и все, что он смог ей сказать.

Упав перед ней на колени, он с усилием поднял вверх голову и смотрел на нее глазами, полными слез.

– Опять ваши райские уловки, Михаил, – произнес демон и, раздраженно ударив оземь хвостом, добавил: – Не могу я на эту вечную мелодраму смотреть. Боюсь, что стошнит. Лично мне пора обратно.

– Но это же чудо! Это же самое настоящее чудо, – прохрипел неожиданно очнувшийся от обморока священник. Он жадным взглядом ловил образ ангела, с восторженным почтением оглядывая его с головы до ног, но, заметив вблизи от него демона, дернулся как ударенный током и прикрыл глаза, бормоча про себя молитву. Ангел подошел к нему, положил руку на его разгоряченный лоб и тихо произнес:

– Да, это чудо Божье. Ведь это любовь. А любовь ниспослана Богом людям, и она есть сам мир, и сам Бог. Она побеждает все, и не нам стоять у нее на пути. Когда-нибудь настанет день и час – и она победит все зло, что есть на Земле.

– А вот это мы еще посмотрим, мой оптимистичный друг, – прошипел демон, щелкая хвостом и одновременно превращаясь в огромную противного вида муху, которая, оглядев присутствующих, неудовлетворенно цокнула и проговорила на прощание:

– Последняя битва еще впереди. И не нужно торопиться делать выводы преждевременно. Привет Святому Франциску!