Текст книги "Гибель старых богов"

Глава седьмая, где произошла интересная встреча, а точнее две

Хумбан-Ундаш во главе двух конных полусотен отъехал от лагеря, затихшего в угрюмом предчувствии. То, что это какая-то неправильная война, все уже поняли. За все время похода воины не помяли ни одной бабы, не угнали ни одной козы и не взяли себе даже битого горшка. Да что это за война такая? За один штурм полтысячи человек положили, а со стен крепости им в лицо смеются. Огромные копья и летящие камни наводили ужас на воинов. Опытные солдаты последний раз под себя гадили в первом бою, когда еще борода не росла, а тут многие отличились. Да и как удержаться то, когда товарища, с которым ты вечером ячменную кашу из одного котелка ел, чуть не по кускам после удара камнем хоронят. Да и с едой было плохо, как ни в одном походе. У костров по вечерам начался ропот, и недалеко было до бунта. Это командующий понимал прекрасно, ибо дураком не был, и воевал уже больше двадцати лет. И поэтому он воспользовался советом Камбиса и поехал на юг. А что он терял, в самом-то деле? Его там убьют? Маловероятно. А вот перспективы быть поднятыми на копья озверевшими воинами или попасть на кол в Сузах после возвращения, были абсолютно реальными. По сравнению с ними, возможность пасть в бою с оружием в руках выглядела просто как подарок богов.

Мимо протекала унылая степь, покрытая выгоревшей травой. Небольшие деревушки, встречающиеся на пути, были пусты, и только ветер бросал песок на заботливо закрытые двери лачуг. К полудню командующему доложили, что на горизонте видны два всадника. Те, не спеша, взбивая облачко пыли, приближались к его отряду. Вскоре ташлишу увидел двух персов на прекрасных жеребцах, к седлам которых были приторочены саадаки с луками и полные колчаны стрел. Хумбан-Ундаш автоматически отметил добротность и продуманность всей экипировки. Воины явно не скупились на свое вооружение.

– Командующий Хумбан-Ундаш? – спросил один из них. И дождавшись утвердительного ответа, продолжил. – Следуйте за нами. Наш повелитель ждет вас.

Примерно через час они прибыли к небольшому зеленому уголку, раскинувшемуся вокруг маленькой речушки. Крошечный ручей, тем не менее, дал жизнь трем десяткам пальм и уютной деревушке, которую, впрочем, тоже покинули жители. К изумлению командующего, он увидел достархан, уставленный дымящимся мясом, только снятым с огня, свежими лепешками, фруктами и кувшинами с вином. Ехавший рядом воин громко сглотнул слюну. Сопровождающий сделал приглашающий жест рукой и сказал:

– Это для ваших воинов, они наши гости. А вас великий царь ждет в шатре.

Сотня воинов испытала плохо сдерживаемый восторг. Жрать всем хотелось просто невыносимо, а после стольких дней на разваренном ячмене, всем показалось, что они попали в рай. В отдалении стоял небольшой шатер довольно скромного вида, в который и завели ташлишу.

– Приветствую, – на простом стуле сидел могучий бородатый перс с бычьей шеей, лет тридцати. – Садись, поешь со мной. Прости, разносолов не держим, я всегда ем то же, что и воины.

Хумбан-Унташ впал в ступор. С одной стороны, он с царями за одним столом никогда не сидел, это было просто невозможно. А с другой стороны, царь-то из простых, спеси не набрал еще. И обращаться к нему как? Ахемен разрешил его сомнения.

– Садись. Мы в походе, так что без церемоний. А называть меня придется царь, тут уж по-другому никак нельзя. Давай сразу к делу.

– Давай, царь. И разреши мои сомнения, зачем ты заманил нас сюда, и почему даже сразиться не хочешь.

– А тут все просто как раз. Ну, вот скажи, зачем мне своих воинов класть и твоих тоже, если скоро Синнахериб придет.

– Откуда знаешь? – подался вперед Хумбан-Ундаш.

– А чего тут знать-то, – улыбнулся перс. – Вы слабее его? Не спорь, слабее. Мардук-апла-иддина выдали Ассирии? Не выдали. Вот Синнахериб мидян добьет и к вам заявится. За вавилонским царьком придет, он спит и видит, чтобы из него чучело набить. Мне уже несколько человек сообщили.

– Ха, Мардук-апла-иддин на острове сидит, – засмеялся эламит. – Оттуда Синаххериб его не выковырнет. Нагита та еще дыра.

– Ничего-то вы не знаете, – сожалеюще сказал царь. – Ассирийцы на Тигре и Евфрате две верфи построили. Денег столько пообещали, что финикийские корабелы вприпрыжку прибежали, аж запыхались. Говорят, уже две биремы на воду спустили. Ты догадался, зачем они ему?

– Догадался, – хмуро сказал Хумбан-Ундаш. – Тут сложно не догадаться.

– А теперь скажи, твой царь как ответит, если на его город нападут?

– Войной пойдет, как еще? – удивился командующий.

– Ну а потом с вами что будет? Еще одну провинцию из ваших земель сделают? А через пять лет – из моих? И на кой демон мне такой сосед? Теперь понял, почему я твоих воинов еще с дерьмом не смешал и позволяю караванам вам еду возить?

– Нас пятьдесят тысяч, не смешаешь!

– А пойдем-ка! – резво вскочил с кресла царь. – Посмотришь кое-что.

Они вышли из шатра, и, донельзя удивленный Хумбан-Ундаш увидел своих воинов, пьяных в дым, обнимающихся за столом с персами, пьяными не менее. Судя по всему, застолье перешла в фазу «Ты меня уважаешь? Я тобой горжусь!». Некоторые затянули песни. Кто-то уже дремал. Боеспособность обеих полусотен лежала где-то на уровне достархана.

Они вскочили на коней и отъехали от шатра две сотни шагов. Зрелище, открывшееся взору эламита, потрясло его до глубины души. В небольшой долине шли учения тяжелой кавалерии – катафрактов. Закованные в бронзу всадники на конях, покрытых кожаными попонами, обшитыми металлической чешуей, отрабатывали различные упражнения. Командующей с нарастающей завистью смотрел, как всадники поднимают длинными копьями кольца от уровня земли, как учатся прицельно бить во вращающуюся мишень, размером с тарелку, как отрабатывают рубку с седла. Ахемен дал сигнал, и войско за минуту собралось в идеально ровный строй, собранный по сотням в пять рядов.

– Атаку хочешь посмотреть? – спросил царь. Эламит молча кивнул. По сигналу трубы конница отошла на двести шагов и выстроилась в три шеренги. Учитывая, что по фронту стояло по тысяче всадников, вид войска, растянувшегося на версту с лишним, просто подавлял. По сигналу трубы атаковала первая шеренга, постепенно набирая ход. За пятьдесят шагов всадники опустили копья, направив их на царя, а за тридцать шагов плавно по дуге развернулись влево и вправо. Вид несущегося на него войска, сотрясавшего землю, заставил Хумбан-Ундаша сцепить зубы, чтобы не показать страх. За первой шеренгой упражнение отработала вторая шеренга, а за ней – третья.

Ахемен молча развернулся, и поехал к шатру.

– Все теперь понял?

Ташлишу сглотнул и кивнул головой. Одно это войско растоптало бы его пехоту, не заметив. А еще были конные лучники, тяжеловооруженная фаланга и тысячи аншанских пехотинцев. У его войска шансов не было.

– Почему ты еще не сковырнул нашего царя, с таким-то войском?

– Не хочу с Ассирией воевать, я же говорил. Не готовы мы. Выиграть можем, но войска лишимся. Зачем мне такая победа? – сказал Ахемен.

– Так чего же ты хочешь?

– Чтобы ты назад ушел и войско по домам распустил.

– Меня казнят за измену, – хмуро возразил Хумбан-Ундаш.

– А ты подумай! Разве это ты сказал, что я свое войско на юг увел?

– Не я.

– Разве ты знал, что ассирийцы флот строят?

– Не знал.

– А кто у вас это знать должен?

Лицо командующего начало отражать понимание.

– Ну и кто твою армию на убой послал, в то время как Синаххериб поход на Нагиту готовит?

– Ах, он жирный ублюдок! – ударил по столу Хумбан-Ундаш. – Этот сучий кастрат, Великий Евнух.

– Ну вот, а я и не знал, ты сам виновного нашел, – спокойно сказал Ахемен, обгрызая сочную баранью ногу. – Ты мясо то ешь. А то я плохой хозяин получаюсь, раз гость голодный.

– Это что же? Измена во дворце? К демону это мясо. Прости меня, хозяин, не могу я есть сейчас. Нас же, как баранов, на убой послали. Армию под твои копья, без еды и без воды, а потом в беззащитную страну ассирийцы входят.

– Я не знаю, может измена, а может и глупость простая. Но виновен точно не ты. А ты тот человек, который со мной договорился и армию спас.

– От чего спас? Я же с тобой не бился.

– А ты поезжай к себе. Я через два дня тебя окружу и кавалерию свою людям твоим дам увидеть. Все поймут, что крышка вам. А потом ты со мной переговоры проведешь и убедишь меня разойтись миром, с оружием в руках и со всеми припасами. Да еще и награду воинам дашь – по сиклю серебра.

– Да где же я десять талантов возьму??? – поразился Хумбан-Ундаш.

– А я тебе дам.

– Зачем тебе это?

– Да затем, что воевать сильно дороже будет, сколько людей, коней погибнет, оружия и доспеха в негодность придет. Поверь, цена небольшая. Да и войско на тебя, как бога смотреть будет. И живыми уйдут, и при деньгах. А потом, когда настоящая беда придет, по твоему зову весь Элам соберется.

– Да, может сработать. Но ты же понимаешь, что великий царь после этого точно должен кого-то казнить? И пусть это буду не я.

– Ты запомни одно, – сказал Ахемен, – я тебе точно не враг. И мои лучники с твоими на одном языке говорят. А такого врага, как Синаххериб, по одному бить точно не получится. И Мидяне на севере силу набирают, и черноголовых, как песка в море. Надо вместе держаться. Подумай, об этом.

– Я подумаю, великий царь, – Хумбан-Ундаш склонился в искреннем поклоне. – Я очень крепко подумаю.

Ташлишу думал весь обратный путь. В голове творился полный сумбур. Мысли, как сумасшедшие зайцы, скакали в голове и рассыпались в брызги, не оставив следа.

– Ну почему в Аншане царем могучий боец сидит, у которого и войско в порядке, и серебра много, и сам разумен на диво, а у нас один другого хуже? Жирные уродцы, которые за вавилонское серебро десятки тысяч воинов положили в прошлой войне, а потом данью ассирийцам всю страну разорили. А может?….. Нет! Нет! Гнать от себя эти мысли…… А может не гнать? Царя на ножи, евнухов на кол, а с персами договориться? Вон какой порядок у себя навели. Никто без разрешения перднуть не может. А ведь если не ему, то детям придется решать. Или как в Аншане будет. Персы сами придут, и всю знать вырежут, чтобы землю захватить. Сам говорит, что сил еще мало. А ну как сил прибавит? Кого первого к рукам приберет? Да Элам, конечно, с такими-то царями на троне. Так, может, не затягивать? А Мардук-апла-иддина ассирийцам выдать, в знак дружбы.

Прибыв в лагерь, Хумбан-Ундаш вызвал к себе всех военачальников от тысячника и выше. Они набились к нему в шатер, создав в плане запаха полное подобие конюшни.

– Воины, – обратился к ним командующий, – у меня для вас плохие вести. – Те молчали, нахмурившись.

– Измена во дворце, персы никуда не уходили, а нас в ловушку загнали, чтобы под их мечи подставить, без еды и воды. Вы такие крепости раньше видели? – Те замотали отрицательно головой. – Похоже на то место, откуда все войско в поход ушло? Не похоже. Там пятнадцать тысяч сидит, нас ждали. Жратвы полные амбары и воды полно. Вокруг ни зернышка и все колодцы тухлятиной завалены. А на подходе тридцать тысяч конницы, которая нас к Адамдуну прижмет. Что с нами будет, надо пояснять, или сами поняли? – тяжелое молчание сгустилось так, что его можно было резать ножом. – Идите, лагерь к обороне готовьте, времени мало осталось, уйти не успеем. На марше всех перережут, как котят.

– Ну, суки, если жив останусь, клянусь Великой Матерью, кое-кого во дворце на собственных кишках повешу. Только ты, командир, скажи, кого, – хмуро сказал седой тысячник с лицом, посеченным шрамами.

– Уж не беспокойся, Шума, придем на место, разберемся. Главное, уцелеть. Идите, соберите сотников и полусотников, и им расскажите. А те – воинам.

Через полчаса лагерь напоминал улей. Лопат было немного, поэтому рвы копали, чем придется, и насыпали жидкий вал, за которым войско должно было укрыться от лавы персидской конницы.

На рассвете второго дня спящие воины проснулись от ощутимой дрожи земли. Перепутать с чем-то топот огромного конного войска было невозможно, и раздался протяжный крик:

– Персы! К оружию!

Лагерь суетливо забегал, натягивая луки и собирая строй щитоносцев.

– Без команды не стрелять! – орали сотники. – Кто стрелу пустит до сигнала, я ему собственный лук в задницу вобью! Стрелы в колчаны, луки опустить! Щиты к ноге! Переговоры будут!

Войско выдохнуло. Появилась робкая надежда. Потому что зрелище, которое им открывалось, никакой надежды не оставляло. Сверкающая на солнце тяжелым доспехом кавалерия окружила лагерь. А за ней волновалось целое море конных лучников в длинных кожаных рубахах и войлочных плащах, для стрел практически не пробиваемых.

– Ты глянь, у них и кони в броне. Да нас же просто перетопчут, как лягушек.

– А на копья посмотри! – говорил другой. Таким копьем он нас троих проткнет и не заметит.

– Если еще из крепости войско выйдет, я сдаваться пойду – хмуро сказал немолодой крепкий щитоносец. – Я слышал, там раб отрабатывает и потом волю получает.

– Врешь, поди! – сказал сосед.

– А вот узнаем скоро! – мрачно пошутил щитоносец.

– Мне вчера кум рассказывал, они давеча с персами вино пили. Говорит, нормальные парни. И мясом от пуза накормили.

– Мясом? Я бы сейчас барана целиком сожрал.

– Да ташлишу вроде на переговоры поехал. Может, и не будем биться. Тут нам точно конец настанет, – неслись разговоры в строю.

А Хумбан-Унташ и впрямь сидел в шатре и договаривался с Ахеменом.

– Слушай, не хочу я сейчас на Сузы идти. Я воинам обещал поход на Керман. Только ты во дворце это не говори, а то тебя еще поймут неправильно. – Оба рассмеялись. Действительно, любой, кто принесет царю такую новость, не успев закрыть рот, сядет на кол. – Ты, если хочешь, царя своего и всех евнухов убей, а Хумбан-нимену на трон посади. Он послушный будет, главное, гарем успевай пополнять и воли особой не давай. Я Керман завоюю, а потом к вам вернусь. Глядишь, вместе от Синаххериба отобьемся. И вот еще что, Мардук-аппла-иддина ассирийцам выдайте, так сможете время выиграть.

– А что потом, великий царь? – спросил Хумбан-Ундаш.

– А потом ты разрешишь моим проповедникам свободно с людьми общаться. Храмы зажирели у вас, наверное?

– Да, лопаются от серебра, ни одного мешка зерна не дали, когда от ассирийцев откупались.

– А вот ты думаешь, я на какие деньги войско вооружаю?

Хумбан-Ундаш задумался.

– Но это же против воли богов. Они покарают нас.

– Слушай, это тебе с моим братом поговорить надо.

– С Камбисом? – изумился эламит.

– С Заратуштрой. С ним сам Ахурамазда говорит, а значит и тебе не вредно. В голове тут же ясность появится, уж ты мне поверь, по себе знаю. И да, я как из Кермана вернусь, что-то надо будет с царством делать, уж больно большое станет. Буду страну на сатрапии делить, сам не справлюсь. Мне в Сузиане сатрап понадобится. Подходящего человека знаешь?

Хумбан-Ундаш судорожно сглотнул.

Глава восьмая, где войско почти торжественно возвращается домой

Сузы. В настоящее время – Шуш, провинция Хузестан. Год 697 до Р.Х.

Без малого пятьдесят тысяч воинов возвращались в Сузы из второго бесславного похода на Аншан. Усталые голодные мужики плелись, едва передвигая ноги, когда на двадцатый день показались стены столицы. Став лагерем в предместьях, войско стало привычно ждать указаний, мечтая о сытной кормежке. Вдруг сотники подняли всех, и начали строить, ожидая командующего. Тот появился вскоре, торопливо взбежав на наспех сколоченное возвышение.

– Воины! Во дворце, подле великого царя, есть изменники. Это они погнали нас в ловушку, на крепость, полную войск, в место, где нет ни воды, ни еды. И нас должны были истребить персы, а родную землю забрали бы ассирийцы. Пока вы умирали бы под персидскими копьями, ваших жен погнали бы на рабские рынки, а ваши дома сожгли бы. Вы видели персидскую конницу?

Войско загудело, соглашаясь. Видели, и прониклись.

– Вы видели, как ваши товарищи гибли, раздавленные камнями, брошенными со стен?

Войско загудело громче.

– Персидский царь не стал биться, потому что был поражен вашей отвагой под стенами Адамдуна. Он сказал, что с таким войском покорил бы весь мир.

Солдаты выпятили грудь. Самая грубая и беспардонная лесть лилась на их головы, превращая из хронических неудачников в эпические герои.

– Он не захотел терять своих воинов в битве с такими храбрецами, и даровал каждому воину по сиклю серебра, десятникам – по три, а сотникам – по пять.

Войско разразилось восторженными криками. Они из победоносного похода на Эллипи принесли куда меньше.

– Так что мы сделаем с предателями, которые послали нас на верную смерть?

– На кол их!

– На копья!

– На куски порежем! – солдаты орали, заводя себя и стоящих вокруг товарищей.

– Двум сотням копьеносцев – взять ворота под охрану. Городскую стражу – пинками по домам. И никого не трогать, шкуру спущу. Шума! – седой тысячник вышел из строя, – берешь половину своих, окружаем дворец.

– Слушаюсь, господин!

– Остальным ждать в лагере. Я передал голове купцов, что если вечером не будет на каждый десяток по жареному барану, то я их самих на вертеле зажарю. А пока – всем вина!

Войско восторженно заорало. Они уже и забыли, как выглядит мясо, и, тем более, вино.

Полтысячи тяжелых пехотинцев шло к царскому дворцу. Шума, седой ветеран, покусывал губу, рассеченную ударом ассирийского тесака. Тридцать пять лет он воюет, но из такой задницы выбрался впервые. И он не забыл свое обещание повесить на собственных кишках ту сволочь, что погнала их на убой. Это, конечно, была фигура речи. Шума по молодости как-то попробовал исполнить свою угрозу, но выяснилось, что кишки очень скользкие, и пока освободишь их от разных пленок, то виновный оказывается дохлым, помирая от болевого шока. А если не помирал, то душить ими категорически не получалось, опять-таки из-за того, что они скользкие. А так да, звучит очень волнующе, и на неопытные умы оказывает просто магическое действие. Особенно когда это говорит ветеран, прошедший десятки схваток, с мордой, изрубленной сильнее, чем колода мясника.

Отборные бойцы в хорошем доспехе оцепили дворец и максимально убедительно попросили дворцовую стражу собраться в отдельном помещении во избежание неизбежного кровопролития. Солдаты, в каждом из которых сидело по полкувшина вина, а душу грело полученное серебро, стали в коридорах, пока Хумпан-Ундаш с командирами быстрым шагом шел к покоям царя, распугивая придворных, с мышиным писком разбегающихся по своим комнатам.

– Аттану, всех евнухов найди, особенно главного. Если эту жирную сволочь упустите, на ремни порежу.

– Слушаюсь, господин, – крепкий сотник пошел исполнять приказание.

Дверь в покои великого царя были раскрыты могучим пинком, и взорам воинов предстало пикантное зрелище. Великий царь Элама Халлутуш-Иншушинак, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака стоял на карачках и постанывал, когда в его сиятельный зад заходил конских размеров член мускулистого нубийца. Надо сказать, что однополые отношения не были чем-то из ряда вон выходящим в местном обществе, но пассивная роль считалась довольно позорной и воинским сословием категорически не одобрялась. Активная – сколько хочешь, в походе особенно. А вот быть женщиной для воинов было западло.

– Да убейте уже кто-нибудь эту мразь, – не выдержал командующий.

– Которую? – поинтересовались воины, в которых тоже плескалось по полкувшина натощак. Вообще, дворцовые перевороты крайне редко проводились трезвыми людьми, весь восемнадцатый век в России тому пример. Там история Империи творилась просто в пьяном угаре.

– Да обоих. Мы что, за этого дырявого свои головы клали? В ножи его! И каждый по два удара, не меньше.

Через минуту одуревший от ужаса великий царь и, ни в чем не повинный нубиец, лежали, жестоко исколотые кинжалами, на окровавленном ложе.

– Хумбан-нимену сюда. Скажите ему, что царь тяжело заболел и внезапно умер. – Волчьим смехом засмеялись воины, почувствовав, как впервые в жизни голова кружится не от вина, а от власти, что куда сильнее и слаще, чем все вино на свете.

Через полчаса в покои притащили трясущегося суккала, который увидел жуткое зрелище и попытался упасть в обморок.

– Эй, не трясись, – поигрывая окровавленным кинжалом, сказал Хумбан-Ундаш. – Великий царь заболел и внезапно умер, и теперь ты великий царь. Понял?

Тот затряс головой, поняв из сказанного только слово «понял» и то, что его прямо сейчас убивать не будут.

– Ну, понял, и хорошо. Нам еще этого жирного кастрата судить. Будешь судить жирного кастрата?

Хумбан-нимена снова затряс головой, показывая, что да, будет, и со всем старанием.

– Слушай, а ты как царь, гораздо лучше двух последних. Посмотри, как вопросы быстро решаются, – восхитился командующий. – Нашли евнуха?

– Нашли!

– Сюда тащите!

Перед двумя десятками нетрезвых воинов бросили на колени Великого Евнуха, который совершенно не понимал, что происходит, но точно знал, что выбраться живым будет большой удачей.

– Ну что, сын гиены, рассказать тебе, о чем я думал все время, пока мои воины подыхали от персидских мечей?

Евнух молчал.

– А я тебе сейчас расскажу, гнида. Я думал, а кто же рассказал покойному государю, что войско из Адамдуна ушло на юг, воевать в Керман? А еще я думал, а кто же не рассказал, как ассирийцы строят финикийские биремы на Тигре и Евфрате? А еще кто-то, наверное, хотел, чтобы войско погибло без воды и пищи, утыканное персидскими стрелами, а наши земли достались Синаххерибу? А еще этот кто-то должен был знать, что три тысячи тяжелой конницы персов растопчут двадцать тысяч моих пехотинцев и не вспотеют. Ты, сволочь, не знаешь, кто этот кто-то?

Евнух продолжал молчать, а Хумпан-Ундаш опрокинул его могучим пинком в лицо, превратив нос в кровавую лепешку.

– Я полтысячи хороших парней за один день из-за тебя потерял, жирная жаба. Самых смелых, кто в первом ряду под стрелами стоял и на стены не ссал лезть, когда им на башку кипящее масло лили. Я некоторых по двадцать лет знал, а их потом по кускам хоронили. Палача сюда!

Палач появился достаточно быстро, потому что бежал бегом, подкалываемый сзади кончиком ножа.

– У тебя два часа. Он расскажет, на кого работал, сколько за это брал и где все его деньги. Если не расскажет, ты займешь его место. Что стал? Время пошло. Аттану, он на тебе. Как запоет, позовешь меня, я послушаю.

Командующий присел на окровавленное ложе и приобнял трясущего царя.

– А ты чего так испугался, светлый царь? Мы же не обезумели, чтобы бунт затевать. Просто воины из похода вернулись, и узнали, что, оказывается, батюшку твоего, великого царя, евнухи по приказу этого жирного мужеложца задушили. Ну и возмутились воины. А еще узнали, что Великий Евнух их на убой послал, в засаду. Вот ты скажи, мы правильно сделали, что отомстили за смерть твоего великого отца?

Хумбан-нимена отчаянно закивал головой, выражая полное согласие с этим в высшей мере похвальным поступком воинов.

– Так значит, они достойны награды?

Царь снова отчаянно закивал.

– А ты не боишься, что сын покойного мятеж поднимет и тебе мстить будет?

Светлый царь изобразил пантомиму, в которой красочно описал, как он этого боится.

– А скажи, великий царь, ты же не хочешь, чтобы тебя тоже евнухи задушили?

Хумбан-нимена замотал башкой, всеми силами показывая, что он ни в коем случае этого не хочет.

– Ну, значит, наместника Симаша казнить за мятеж, дворцовых евнухов на кол, как цареубийц, а их богатства в казну. Надо же воинов наградить.

Царь снова закивал. Говорить сегодня он еще не начинал, не в состоянии был.

– Слушай, а вот батюшку твоего свергли, потому что его охрана предала. Ты веришь такой охране?

Царь снова замотал башкой с такой скоростью, что она чуть не оторвалась.

– А у меня совершенно случайно подходящий человек есть, который тридцать пять лет за великих царей воевал. Шума, будешь великого царя от всяких опасностей охранять?

– Как прикажете, господин.

– Великий царь, это Шума. Он теперь будет начальником стражи дворца, и города заодно. Ты же не против?

Великий царь посмотрел в оловянные глаза матёрого душегуба, который теперь отвечал за его жизнь, и немного расслабился. Резкий запах, прошедший по царским покоям, заставил улыбнуться старого тысячника. Это была плохая идея, потому что часть зубов слева было выбито молодецким ударом мидийской палицы, и улыбка получилась жутковатой. Царь оценил открывшуюся картину по достоинству и начал заваливаться на бок, теряя сознание.

– Тьфу ты, пропасть. Да что ж за народ то гнилой, – сказал в сердцах Хумбан-Ундаш. – Одного в зад дерут, как последнюю шлюху, второй срется от страха. И правда, за кого мы головы кладем? Шума, чтобы волос с его головы не упал.

– Слушаюсь, господин.

В покои зашел сотник Аттану.

– Господин, палач быстрее управился. Эта жирная тварь на ассирийцев работала. Он про ловушку в Адамдуне ничего не знает, а вот еще много чего интересного рассказал. Вам бы самому послушать.

– Послушаю, Аттану, обязательно послушаю.

* * *

Через две недели. Сузы.

– Господин, к вам гости.

– Кто? – спросил Хумбан-Ундаш.

– Сказал, что посланник того, с кем вам посоветовали поговорить.

– Зови, – подобрался ташлишу. – Быстро они. Неужели все так быстро узнают? – подумал он.

В комнату вошел немолодой сухой мужчина с ястребиным носом и пронзительным взглядом черных глаз. Он снял капюшон, обнажив бритую до блеска голову, и представился:

– Я Нибиру-Унташ, Великий Мобедан-Мобед, Первосвященник Аншана и Персии, и посланник Заратуштры, пророка Ахурамазды. – Эну пришлось укоротить имя, так как странновато было для верховного жреца священного пламени называться именем языческого божка Лагамара. – Рассказывай, сатрап, – властно сказал он.

Хумбан-Ундаш даже не подумал обидеться. Аура власти, исходящая от третьего лица государства, ощущалась на физическом уровне. Плюс недюжинный ум, читаемый в его глазах, и манеры человека, привыкшего карать и миловать, не оставляли сомнения, кто в этой комнате главный.

– Великий, это честь для меня, – склонил голову ташлишу. – На престоле новый царь, знать присягнула ему. А куда им деваться, войско за меня горой стоит, а деньги великого царя уже отправлены семьям, или пропиты со шлюхами. Это уж, как водится, – командующий пожал плечами. – Я оставил десять тысяч, остальных распустил по домам с наградой от казны. Сикль серебра, сами понимаете, быстро закончился, пришлось добавить. Великий царь ввел запрет на вывоз золота и серебра, за храмами приглядываем. Евнухи гниют на колах у главных ворот, их богатства пошли в казну. Я даже представить не мог, сколько украли эти дети шакалов. И да, Великий Евнух работал на ассирийцев, готовил им тут торжественную встречу.

– Хорошо. Я приехал со своими людьми, которое будут нести священное слово Ахурамазды и его пророка. Начнем с армии. Твоя задача – обеспечить их безопасность. Жрецы старых богов начнут охоту за ними. Не допусти этого.

– Да, великий.

– Как быстро воинов сможешь собрать, если что?

– В ладоши хлопну, прибегут все, кто ходить может. Весь Элам гудит, от Мидянских гор до Нижнего моря (так в Месопотамии называли Персидский залив. Верхним морем называли Средиземное).

– Хорошо. Великий царь ушел в поход на Керман. Наша задача пока слово великого Бога нести и за ассирийцами приглядывать. За Мардук-аппла-иддином послали?

– Сразу же. Скоро жду.

– Ты это… – жрец пощелкал пальцами, подбирая слова. – Попроще все тут сделай вокруг. Мы роскошь презираем. Для воина лишнее это. В шелка и цветные тряпки женщинам пристало кутаться. Как и золотом увешиваться. Настоящий мужчина просто жить должен, иначе в бабу превратится.

* * *

В то же время. Нагита.

Великий некогда царь Вавилона смотрел на удаляющийся берег с борта небольшого тростникового кораблика. Любимый и преданный, как собака, слуга Ашша, сидел на сундуках и мешках с добром, которых, впрочем, было немного. Уходили до рассвета, как только прискакал гонец из Суз с известием, что его судьба решена, а покровители-евнухи корчатся на колах. Мардук-аппла-иддин был очень неглупым человеком, и для бегства у него было все подготовлено сразу, как только он прибыл в эту дыру. Верные люди, которым было обещано за помощь небольшое состояние в аншанских дариках, были оставлены в Сузах для контроля за ситуацией. И вот этот день настал. Царь безжалостно бросил оставшихся жен и детей, и уплывал в новую жизнь, которой осталось не так много. Теперь он был скромным купцом, ушедшим на покой, из маленького городка под Вавилоном, вырезанного ассирийцами до последнего человека. Опознать его было некому. В Аншане на новое имя был куплен дом, благо княжество принимало беженцев с деньгами охотно и в их жизнь не лезло. Бывший царь все это время понемногу размещал серебро в царской конторе, под пять процентов годовых, и на эти деньги собирался встретить безбедную старость. Не роскошную, но вполне достойную, учитывая альтернативу. На берегу ждал караван, нанятый до самого Аншана. Высадившись с кораблика, слуги перенесли вещи, и караван тронулся в путь.

– Ашша, – верный слуга подскакал на лошади и пошел рядом.

– Вернись и убей всех. Лодку сжечь.

Слуга кивнул. Говорить он не мог, потому что много лет назад великий царь предусмотрительно приказал отрезать ему язык. Ну а как еще обеспечить молчание неграмотного раба?