Текст книги "Черный и зеленый (сборник)"

Немножко унылый город, хотя и не без некоторой суетливости. Много параллельных улиц, пересекаемых несколькими перпендикулярными. Самое хорошее место  – ЗАГС, там всегда покупали много чая, и смысл поездок в Ногинск сводился обычно к посещению ЗАГСа. На площади посреди города стоит огромная церковь, которую захватила какая-то совсем маленькая полукатакомбная церковь, отделившаяся от Русской православной церкви. За это Русская православная церковь очень сильно ругала ту маленькую церковь и призывала к покаянию, но тщетно. В Ногинске есть трамвай. На дороге Москва – Ногинск находится населенный пункт с чудесным названием Псарьки.

Как уже говорилось выше, в этом городе когда-то орудовала, а может быть, и сейчас орудует, банда бандитов, грабящих пассажирские поезда, следующие ночью через станцию Орехово-Зуево. Город уставлен текстильными фабриками, может быть, это одна большая фабрика, но впечатление такое, будто их, текстильных фабрик, много, просто-таки огромное количество. Возможно, это обман зрения. Фабрики (фабрика) красные, кирпичные, как в романе Горького мать. На краю города действует гигантских размеров рынок, место удачной чайной торговли. Среди продавцов рынка были постоянные покупатели, которые заказывали чай, привозил им, и они щедро за это платили. В других местах города продавать чай было бессмысленно.

Шатура стоит, вернее, лежит посреди торфа. Это косвенно подтверждается названием маленькой железнодорожной платформы около Шатуры  – Шатурторф. Вот таким страшным словом называется эта маленькая неприметная платформа. Летом торф горит, и Шатуру заволакивает дымом, так что жить и передвигаться по улицам становится практически невозможно. Однако в Шатуре живет некоторое количество людей, достаточное для добычи торфа, поддержания в работоспособном состоянии тепловой электростанции, работающей на торфе, а также для производства мебели. Еще в Шатуре есть библиотека и дом быта. Если пойти от железнодорожной станции направо, то вскоре можно оказаться на небольшой круглой площади, посередине которой стоит памятник кому-то. Иногда кажется, что это Ленин. Если продвигаться в том же направлении дальше, можно увидеть электростанцию, но нужно ли? Да, нужно. Есть еще небольшой парк. Одно время в парке находилась замечательная скульптура Торфяница на отдыхе. Торфяница  – это имеется в виду женщина, занятая на добыче торфа. Скульптура изображала толстенькую, ширококостной конституции даму, кружащуюся в медленном изуверском танце. Выражение лица у дамы экстатическое.

Если, посетив торфяной город Шатуру, устремиться еще дальше на восток (это можно сделать только на машине или автобусе), то на самом краю Московской области обнаружится город Рошаль. Это так далеко, что кажется, будто бы уехал вообще непонятно куда. Между тем это всего лишь город Рошаль. Летом здесь очень пыльно, улицы представляют собой просто асфальтовые полосы посреди широких пыльных пространств, ограниченных деревьями, тоже пыльными. Зато в городе есть дом культуры. Дома в основном небольшие, пятиэтажные. Что еще сказать про Рошаль? Ничего. Надо просто садиться в машину или автобус и ехать обратно в Шатуру, а в Шатуре садиться на электричку и долго ехать до станции Выхино или Электрозаводская или до Казанского вокзала, а потом садиться в метро и ехать куда надо и в следующий раз приезжать в Рошаль только в том случае, если надо поторговать чаем, а больше незачем приезжать в этот город, расположенный на самом краю Московской области.

Один из городов, которые можно и нужно обозначить словом «хороший». В Егорьевске явственно ощущается наличие городской среды, сложившейся за многие десятилетия и даже столетия. Это выражается в том, что через весь Егорьевск проходит главная улица, уставленная симпатичными купеческими домиками. А параллельно тянутся другие улицы, поменьше, которые тоже уставлены симпатичными купеческими домиками. Есть еще перпендикулярные улицы, уставленные тем же самым. Аккуратненько. Тут и там стоят церквушки, построенные на деньги купцов, переживавших невротические состояния по поводу своих неправедно нажитых богатств. Ну и, конечно, новый микрорайон на отшибе, мало чем отличающийся от микрорайона Северный в Талдоме. В Егорьевске все соразмерно и гармонично, и даже фабрика (по виду  – текстильная) выглядит уютно и умиротворенно. В Егорьевске крайне удачно шла чайная торговля, достаточно было просто идти вдоль главной улицы и заходить в попадающиеся на пути конторки, и вот уже в кармане много денег, и чай весь распродан, и ура, какой хороший город, действительно про Егорьевск можно сказать только хорошее. Ехать в Егорьевск и из Егорьевска тоже приятно  – от и к метро Выхино на комфортабельном автобусе икарус по живописному Егорьевскому шоссе, мимо веселеньких деревенек, мимо поселка Гжель, где делают гжель. Большинство населения Егорьевска ездит на работу в Москву.

Однажды поехал в Луховицы на электричке Москва–Рязань. Дело было зимой, градусов двадцать или двадцать пять было, в смысле минус. Незадолго до Луховиц увидел зрелище. В морозном кристаллическом небе сияла радуга в форме вертикального столба. Больше поселок городского типа Луховицы ничем не примечателен, кроме того, что от него ответвляются автомобильная и железная дороги на Зарайск. В поселке Луховицы есть профессиональная футбольная команда Спартак (Луховицы), играющая во Второй лиге чемпионата России по футболу.

Это очень далеко. В Зарайске тихо и спокойно. Посреди Зарайска находится кремль, он облезлый и маленький, но все же кремль. Вокруг кремля толпятся маленькие домики, в которых расположены маленькие магазинчики и конторки. Тишина и спокойствие. Местные жители сонливы, чай покупают неохотно. Везде пахнет природой и деревом. Благословенное место  – Зарайск.

Рядом с Озерами действительно есть небольшое такое озерцо. А чуть подальше  – река Ока. В Озерах есть гостиница, и совершенно непонятно, кто там может останавливаться. В гостинице расположено несколько затхлых, маленьких офисов. Зато в Озерах есть текстильная фабрика, и там есть даже отдел маркетинга. Однажды удалось продать сотрудникам этого отдела (в количестве одного дядьки) некоторое количество чая маброк. Если идти по главной улице (кажется, Ленина) к зданию районной администрации, а потом повернуть налево, то через несколько минут неторопливой ходьбы можно прийти к железнодорожной станции Озеры. Один или два раза в сутки от этой станции отправляется крошечный поезд до станции Коломна. Станция Озеры  – замечательная. Там можно просто сидеть на платформе и наслаждаться отсутствием каких-либо шумных или больших предметов и событий вокруг.

В Коломне есть трамваи. В Подмосковье есть еще только один город с трамваями  – Ногинск. Но в Ногинске существует всего один маршрут, кольцевой, однопутный, а в Коломне трамвайных маршрутов штук пять как минимум. Среди трамваев попадаются старые, такие в Москве ходили годах в 50-х, а в Коломне до сих пор они в строю. Еще в городе есть огромный тепловозостроительный завод, а раньше на нем делали паровозы, в ознаменование чего перед заводом на постаменте стоит черный паровоз. Коломна  – очень большой и цивилизованный город, там приятно и хорошо, и слияние рек (Ока и Москва), и женский монастырь (Голутвинский), и древний кремль. Чай покупают плохо. Однажды долго и бессмысленно бродил по Коломне в поисках покупателей чая, кое-что продал, но совсем мало, только чтобы окупить дорогу, пришел на железнодорожную станцию Голутвин (это, собственно, Коломна и есть, просто так станция называется), сидел там долго в ожидании электрички, пришла рязанская электричка, долго, долго ехал в ней до станции Выхино, и было устало-приятное ощущение большого путешествия, которое хоть и не принесло видимых результатов, но принесло результаты невидимые, и какие-то малозаметные, но важные изменения произошли в душе, и спасибо за это городу Коломне, районному центру в Московской области.

Кашира расположена на Оке и связана с физическими страданиями. Однажды заболела нога, на ней что-то такое вскочило, и стало трудно ходить. Однако же в полшестого утра взял сумки с чаем и поехал в Каширу. Хромая, вышел из электрички, огляделся. Много маленьких домиков, а города как-то не видно. Поковылял к автобусной остановке. Спросил, где тут районная администрация и вообще центр города. Сказали, с центром туго, город весь разбросан частями по довольно большому пространству. Но если хотите в администрацию, то вам надо сесть в автобус и доехать до администрации. Сел в переполненный автобус, с сумками, очень неудобно, поехал. Не подскажете, когда администрация? Тогда-то. Вышел. Через дорогу  – огромное здание из светлого кирпича. Это администрация Каширского района Московской области. Вокруг лес. Больше ничего нет. Вошел в администрацию. Охранник. Вы куда, по какому вопросу, торговать у нас тут запрещено, строго запрещено, глава администрации запретил, так что я вас пустить не могу, нет, не могу, распоряжение главы администрации. Вышел. Лес, дорога. Мороз. Нога болит. Что делать. Что делать. Опять спросил у подвернувшегося человека, а где центр города, как туда добраться, говорит на автобусе вон в ту сторону, столько-то остановок, хотя это и не совсем центр. Поехал, опять в переполненном автобусе, автобусы в Кашире все время переполнены. Приехал в какое-то место, действительно похожее на город. Стоят дома, церковь. Налоговая инспекция. Поплелся в налоговую инспекцию. Вообще-то, молодой человек, мы вас и оштрафовать можем за незаконную торговлю, ну ладно, давайте, вот сюда выставляйте ваш чай, давайте, купили много чая и не оштрафовали, это они так пошутили, и потом обошел еще несколько конторок вокруг налоговой инспекции и все продал, а ведь так ужасно все начиналось, и все это с больной ногой, хромая. Поэтому Кашира связана с физическим неудобством и чувством победы над этим неудобством, хотя у других людей Кашира, наверное, связана еще с чем-нибудь, с Окой, с судоремонтным заводом, с петляющей по склону дорогой к станции, по которой автобусы съезжают с выключенными двигателями, это для экономии так делается, потому что им солярки мало выделяют, и на целый день не хватает, и вот водители так приспособились экономить. С городским транспортом в Кашире плохо, да. Нога потом прошла.

Город Чехов бестолков, примерно как Кашира, только хуже. Как и Кашира, Чехов разбросан. Городской среды, в отличие от Егорьевска или, скажем, Волоколамска, не ощущается. Поверхность Земли, по которой беспорядочно расставлены каменные объекты. Идешь, идешь. Кажется, вон там администрация или вон там вон дом культуры, идешь туда и не находишь ничего, только какие-то пустыри, канавы и туповато-неорганизованные улицы, и сонные серые дома, и маленькие кривенькие домики у моста. И если спросить, где тут администрация или дом культуры, то никто толком так и не сможет объяснить, только машут руками  – там, туда идите, и если туда идти, то ничего не найдешь, кроме опять же пустырей и плохо организованной серости. Около станции рынок, как-то раз слякотной зимой приехал туда, чтобы продавать чай торговцам. Рынок утопал в слякоти. На лотках громоздились некачественные товары. Чеховские бабы медленно прохаживались по рынку в длинных шубах, по щиколотку в мокрой слякоти. Подолы меховых шуб были мокрыми и грязными, но баб это не смущало. Чехов  – не очень хороший город. Чехов  – очень хороший писатель.

Ехать в Рузу приятно. Там нет железной дороги, и ехать надо на автобусе от метро Тушинская, долго, по запад-ной части Подмосковья, по Новорижской дороге, до Новопетровского, потом налево, мимо населенного пункта Брикет, мимо водохранилища. Однажды на Новорижском шоссе что-то ремонтировали, и автобус поехал по небольшим дорогам, через Звенигород, и это было прекрасно. Руза  – небольшое скопление небольших кургузых домиков и предметов неясного предназначения, все маленькое, серо-линяло-облезлое, и в этом есть какое-то особое кособокое очарование. Руза стоит на реке Руза. Уютненький, хороший городок. Обратно обычно уезжал вечером, когда автобус до Тушинской уже не ходил, и ехал на маршрутке до станции Тучково, потом на электричке до платформы Беговая, потом на метро до станции Тушинская, и домой. На автобусе № 266. Но однажды получилось по-другому. Однажды закончил торговать раньше обычного, и еще оставался один автобус до Тушинской, но выяснилось, что он пойдет только до Новопетровского. Подумал, а что, нормально, в Новопетровском можно сесть на электричку и доехать до станции Тушино, и будет хорошо, поехал. Пока доехали до Новопетровского, стало уже совсем темно, потому что была зима. Почти полная темнота. В стороне видны редкие тусклые огни домиков, из которых состоит населенный пункт Новопетровское. На железнодорожной платформе бледно светятся два фонаря. И все. Полная пустота, темнота и отсутствие всего. Как ни странно, над билетной будкой горела лампочка, а внутри сидела бабулька с целью продажи билетов. Страшная профессия. Посмотрел расписание. Ближайшая электричка через полтора часа. Полная покинутость, холод, снежный простор и одиночество, потому что бабулька не считается, она как некое незримое местное божество или ангел и одиночества не рассеивает. Чуть позже на платформе появился еще какой-то мужичок, потерянно бродящий. Подошел. Что, электричка не скоро? Через полтора часа. Пошли на Волоколамку, может, кто-нибудь до Истры подбросит. Пошли. Волоколамка была рядом. Стали ловить. Довольно быстро остановился огромный автомобиль КрАЗ, водитель которого, не взяв денег, довез до Новоиерусалимской, где уже стояла, дожидаясь пассажиров, теплая электричка на Москву, и все закончилось хорошо.

Все, сказанное о Рузе, справедливо для города Верея. За исключением того, что Верея называется не Руза, а Верея, и стоит она не на реке Руза, а на реке Протва, и автобус идет не через Новопетровское, а по другому маршруту, но тоже от Тушинской. А так  – все то же самое.

Очаровательный город, туда даже экскурсии возят, такой он весь хороший и красивый, на холмах, и кремль там есть. Только вот в плане чайной торговли город совершенно бесполезный. Недалеко от Волоколамска находится монастырь, в котором когда-то давно подвизался преподобный Иосиф Волоцкий, известный русский святой. Иосиф Волоцкий возглавлял движение иосифлян и полемизировал с преподобным Нилом Сорским, еще более известным и великим русским святым. Иосиф считал, что церковь должна быть богатой и помпезной организацией, монастыри должны иметь обширные и прибыльные хозяйства, и все это под предлогом того, что надо, дескать, помогать людям, кормить бедных и т.д. А Нил говорил, что это все не нужно, и монастырям достаточно таких хозяйств, чтобы хватало только прокормиться самой скудной пищей, и что монахи должны не хозяйством заниматься, а духовной практикой. А бедным пусть помогают богатые. Победила точка зрения Иосифа, и последствия этого можно теперь наблюдать повсеместно. В Волоколамске есть улица с таким крутым подъемом, что автомобиль волга преодолевает этот подъем только на первой или второй передаче, а на третьей глохнет и начинает катиться вниз, в бездну.

Несколько раз ездил в поселок городского типа Шаховская зимой. По привокзальной площади ездят два трактора К-701, чистят снег. Похоже на танковые учения. Тракторы выше всех окружающих строений. Это весьма удивительно. В Шаховской Рижское направление Московской железной дороги перестает быть электрифицированным (кончаются провода над путями) и двупутным (остается только одна колея). Как будто заканчивается цивилизация и начинается дикая природа. Если от станции пройти по улице вдоль железной дороги в сторону, противоположную той, где находится Москва, то можно выйти к железнодорожному переезду и увидеть, как железнодорожная колея, плавно поворачивая, исчезает в строгом зелено-черном еловом лесу. Ради одного этого стоит приехать в поселок Шаховская.

Вот и получился полный круг, от Талдома до Шаховской, и потом снова Талдом, с севера на восток, с востока на юг, с юга на запад, с запада на север, по часовой стрелке. Таких кругов было сделано несколько, потому что несколько месяцев длилась эта прекрасная эпоха.

Потом появилась машина и за несколько месяцев погубила этот немного нелепый, чудаковатый, но все же бизнес.

Дальше все кратко, пунктиром, потому что описываемый период жизни стремительно катится к завершению.

Отец жены (кажется, это называется прекрасным словом «тесть»), щедрый и вообще хороший человек, сказал как-то раз: слушай, бери мою машину, все равно она никак не продается, бери, пользуйся, мне она все равно не нужна, пусть это будет мой вам (в смысле, с женой) подарок.

Машина ГАЗ-2410, волга, большая, железная, белая. Очень хорошая. Полюбил ее с первого взгляда.

Пошел в автошколу. Газ, тормоз. Сцепление. Первая передача, вторая передача. Отжал сцепление, воткнул первую, плавно отпустил сцепление и одновременно плавно на газ, плавно, нет, не так, плавно, я же говорю, вот так, вот, поехал, поехал, не бойся, поворачивай, заглох. Давай сначала. На нейтралку. Отжал сцепление. Замечательный инструктор попался. Он приезжал на утренние занятия в состоянии катастрофического похмелья и неспособности к каким-либо конструктивным действиям. В этом состоянии он садился за руль и уверенно выезжал на трассу. Трасса представляла собой обычную улицу в Митино, по которой ездили машины. У ларька он тормозил, покупал бутылку пива, жадно отпивал от нее, и занятие начиналось. Потом его уволили. Кажется, за пьянство.

Сдал экзамены, получил права категории B. Сел за руль машины волга. Она большая, в отличие от автошкольных жигулей. Как корабль. Совершенно правильно люди шоферского склада называют ее баржой. Это так и есть. Сразу начал много ездить. Конечно, машина  – серьезное подспорье в чайной торговле. Набил багажник и заднее сиденье чаем, самым разным. Полный ассортимент. И поехал. Например, можно сначала поехать в Дмитров, потом в Клин, а потом еще в Солнечногорск, продать весь чай, имеющийся в наличии, заработать кучу денег и при этом вернуться домой в пять часов, не особенно уставшим. Хорошо. Эх.

А навыков вождения толком-то и нет. Поэтому произошли три мелкие аварии.

1. На Московской кольцевой автомобильной дороге в то время была масштабная реконструкция. К 850-летию Москвы дорогу расширяли. Раньше было по две полосы в каждую сторону, а теперь делали по пять. Часть дороги к тому времени уже расширили, а часть  – нет, и поэтому тут и там образовывались бутылочные горлышки, когда, например, пять полос превращаются в одну. Ехал, ехал по Московской кольцевой автомобильной дороге, попал в бутылочное горлышко. Правый бок волги соприкоснулся с огромным (выше волги) колесом огромного грузового автомобиля. Никто не виноват. Вернее, виноваты оба. Расцепились и поехали дальше. Претензий нет. На правом крыле образовалась вмятина, серьезно ухудшившая внешний вид машины, но не отразившаяся на ее ходовых качествах.

2. Разворачиваясь во дворе, задел передним правым крылом (многострадальным) заднюю фару и крыло мирно стоящих жигулей девятой модели. Фару снес вообще, крыло помял. Волга не пострадала практически, не считая мелкой вмятинки на и без того помятом крыле. Оставил под стеклоочистителем записку: по вопросам причиненного Вам ущерба позвоните по такому-то телефону. И уехал. Приуныл, испугался. Разборки, выплаты. Неизвестно, чья это девятка, может, какого-нибудь начинающего бандита. Ох. Вечером приехал, посмотрел  – девятка стоит на месте, записки нет. Проходит день  – не звонят. Может, в отпуске люди. Оставил еще одну записку такого же содержания с пометкой «повторно». Позвонили. Приятный женский голос. Подходите к машине, я сейчас спущусь. Молодая девушка, симпатичная. Очень, говорит, интересно посмотреть на человека, который по два раза такие записки оставляет. Да, вот. Тоже очень приятно с вами познакомиться. Думал, может, бандит какой-нибудь, а тут  – такая симпатичная девушка. Нет, это у меня муж бандит, но он сейчас в больнице лежит, так что вам повезло, а то бы он, конечно, ого-го. Симпатичная, интеллигентная, улыбающаяся девушка. Ужас. Ущерб оценила в какие-то копейки, всего триста тысяч, думал, тут на несколько миллионов счет пойдет, ан нет, всего триста. Сразу заплатил, естественно. Потом еще несколько раз встречал эту девушку, улыбались друг другу.

3. Въезжая во двор, не справился с управлением (там пригорок такой земляной) и врезался в большую кучу мусора, которая лежала просто так, посреди двора. Мусор мягкий, обошлось без повреждений.

Машина практически сразу начала разваливаться на части, и все заработанные деньги тратились на ее ремонт. Стало плохо работать рулевое управление. Руль поворачивался с таким трудом, что его уже можно было считать тренажером для наращивания мышечной массы. Одновременно повредилась тормозная система  – сломался главный тормозной цилиндр, и тормозящее усилие, вместо того чтобы поступать одновременно на все четыре колеса, поступало на какое-нибудь одно, и всякий раз на разные. Машину со страшной силой бросало в сторону. В сочетании с практически полной непроворачиваемостью руля это было особенно весело. В таком режиме проехал несколько сотен километров. Потом пришлось полностью перебирать весь передний мост и чинить тормозной цилиндр. Еще потом сломалось сцепление, прямо на перекрестке, остановился у светофора, а потом, когда зажегся зеленый, не смог тронуться с места. И других поломок было много, более мелких, и всякий раз на ремонт уходила куча денег, и чайная торговля постепенно потеряла смысл. За всей этой ремонтно-денежной суетой как-то совсем ушло в тень просто удовольствие от езды, от управления машиной (а это действительно большое удовольствие), от свободного, вне зависимости от расписаний, преодоления больших пространств, от ощущения туповатой железной мощности и неповоротливой стремительности этого замечательного, сильного и красивого автомобиля волга, и теперь толком даже и нечего вспомнить, ну да, объехал кучу городков, в сущности, тех же самых, что и раньше, когда ездил на электричках, бесконечная дорога впереди, светофоры в городках, пробки на Московской кольцевой автомобильной дороге, бесчисленные аварийные ситуации, торможение в сантиметре от бампера мерседеса или грандчероки  – все это как-то смешалось в мутную кучу мелко-нервных обстоятельств, и ничего в этом нет интересного и поэтического, а в путешествиях на электричках и автобусах почему-то было.

Хотя управлять машиной  – приятно, очень приятно. Однажды на новом Каширском шоссе, широком и пустом, разогнался до 140 километров в час. Больше не получилось. Гром и грохот, и дрожь, кажется, сейчас взлетит или развалится, здорово, прекрасно.

Так прошло все лето. Однажды, в конце августа, поехал торговать в священный город Сергиев Посад и на обратной дороге, на Ярославском шоссе, остановился и вышел из машины. Так, постоять. Чувствовалось приближение осени, и в воздухе было как-то холодновато и тревожно, так всегда бывает в конце августа, буквально неделю всего, а в начале сентября это проходит и наступает уже просто осень. Стоял, смотрел на поля, и возникло ясное понимание, что это последняя поездка с чаем, что пора завязывать с чайной торговлей, не то чтобы совсем надоело, нет, можно было бы и еще, но не хотелось дожидаться момента, когда возникнет ненависть к этой работе и к себе, занимающемуся этой работой, и поэтому пора было с этим заканчивать.

Опять, опять объявления о работе. Работа для вас, работа сегодня, из рук в руки. Редактор, корректор, оператор верстки. Пока не найдется нормальная работа, решил заниматься тем, что в России принято сейчас называть словами «колымить» или «бомбить», то есть оказывать населению услуги извоза. Днем бомбить побаивался, потому что ездить днем по Москве начинающему водителю  – смерти подобно. Поэтому выезжал часов этак в восемь вечера, когда уже темнело. Тактика была такая: кружиться по Митино, мимо злачных автобусных остановок, где люди часто «ловят тачку». Стоять на остановке и ждать пассажиров было нельзя, потому что все остановки оккупированы мелкими бандочками бомбил, и если вот так остановиться, то примерно через минуту ударят по физиономии и проткнут шины, потому что место денег стоит, так что приходилось наматывать круги  – по Дубравной улице до пересечения с Митинской, потом направо по Митинской, потом опять направо на Барышиху, и снова на Дубравную, это малый круг, а в следующий заход на большой круг  – по Барышихе до конца, до Пятницкого шоссе, потом по Пятницкому до 1-го Митинского проезда, потом направо, и опять по Барышихе. Иногда несколько таких кругов давали улов в виде пассажира. В центр  – сто тысяч, до метро  – двадцать, в Строгино  – тридцать. В Крылатское  – пятьдесят. Куда-нибудь на другой конец города, в Выхино например,  – сто пятьдесят. Иногда улова не было. Впрочем, так, чтобы совсем не было  – такого не было, конечно. Всегда кто-нибудь находился. Хорошо было, когда ехать надо было далеко, потом по дороге обратно был неплохой шанс подцепить другого пассажира. Ближе к часу ночи ехал к метро Тушинская и кружил уже вокруг метро, через каждые две минуты проезжая мимо автобусных остановок, где толпились припозднившиеся пассажиры, которым надо было в Митино или в Красногорск. До Митино двадцать, до Красногорска пятьдесят.

Машина волга потребляет очень много бензина. Примерно пятнадцать литров на сто километров езды по городу. Это много и разорительно.

Однажды бессмысленно петлял по Митино без какого-либо результата. Уже приближался час ночи и пора было ехать к метро, когда объявился первый пассажир. Странный парень со странной дикцией, немного не в себе, нет, не пьяный, а просто не в себе по жизни, такое впечатление сложилось. Попросил отвезти его в какую-то деревню Дмитровского района Московской области за сто тысяч. А если быстро и если успеть до двух часов, то еще двадцать тысяч сверху. Ох. Не хотелось тащиться в такую даль всего за сто, пусть и двадцать, тысяч. И ведь обратно в любом случае вхолостую ехать. Но все-таки почему-то поехал. По дороге паренек рассказывал про то, что он очень богатый и у него очень много машин. И мерседес, и бээмвэ, и еще у жены какой-то маленький джип… Выглядел паренек как начинающий реализатор на оптовом рынке, недавно приехавший из Украины или Белоруссии. Совершенно сумасшедший. Как-то странно быстро приехали в требуемую деревню, это оказалось недалеко. Получил сто двадцать тысяч рублей, поехал обратно. Совершенно пустое, неосвещенное Дмитровское шоссе. Два мужичка толкают заглохшие жигули. Останавливаться не стал, все-таки ночь, мало ли что. Заехал на заправку. Пока заправлялся, эти мужички дотолкали свои жигули до заправки. Один из них подошел. Вы извините, вот, видите, машина сломалась, у нас там небольшой груз, бумажные пакеты, они в багажник умещаются, вы не могли бы подбросить до метро Дмитровская, мы бы пакеты к вам погрузили и я бы с вами поехал, а товарищ мой бы тут с машиной остался бы разбираться, а то нам срочно. Сто тысяч. Приятный, вызывающий доверие человек. Согласился, поехали, доехали, все нормально, получил стольник, потом на Ленинградском проспекте посадил еще одного пассажира, ему в Тушино надо было, бандитского вида, за всю поездку ни слова не произнес, но аккуратно расплатился, а потом в Тушино еще был пассажир, в общем, на редкость удачно все получилось благодаря тому полубезумному пареньку из неизвестной деревни Дмитровского района Московской области.

Так прошел весь сентябрь, и ни разу не кинули, это удивительно, потому что все-таки опасная очень работа и люди разные садятся в машину, Господь уберег, слава Тебе, Господи.

Надо было на неделю съездить в Мурманск по одному делу, а уже начало октября, скоро снег выпадет, решил на машине зимой не ездить, отогнал машину на специальную стоянку, решил, что по приезде из Мурманска непременно надо будет найти работу, просто вот костьми лечь, но найти. Мурманск  – чудесный город, скалы, море, вернее, не совсем море, а Кольский залив. Глубина Кольского залива достигает трехсот метров, а по ширине он в районе Мурманска примерно как Нева. Очень странное зрелище  – посреди как бы реки стоит колоссальных размеров танкер. Немного севернее Мурманска базируются ледоколы и подводные лодки. В Мурманске также есть улица с романтическим названием Полярные Зори и место Долина Уюта. Осенью в Мурманске довольно-таки мерзопакостно, темно, дождливо и слякотно, но все равно приятно, уж больно хорош этот город. В Мурманске зимой холодно, но Кольский залив никогда не замерзает, потому что гольфстрим.

Вернулся из Мурманска. Денег нет, долги. Судорожный поиск работы. Звонил по всем объявлениям подряд. Редакторы, корректоры, корреспонденты. Верстальщики. Почти каждый день ездил на собеседования. Везде мимо. Не то, все не то. Или не берут, или какая-то фигня вместо нормальной работы, гербалайф там или что-то подобное. А денег нет. А долги. Что делать-то. Собственно, выбора особого не было. С утра взял две сумки (одну черную через плечо, другую в красно-синюю клетку), поехал на улицу Щепкина, набрал чая и поехал по привычному маршруту  – в Выхино, оттуда на автобусе, в славный маленький город Бронницы. Прошел по знакомым конторкам, везде встретили очень приветливо (по старой памяти), продал весь чай, заработал триста тысяч (пятьдесят долларов). А что, неплохо. Когда утром из дома уходил, жена сказала, что вчера звонили, приглашали на собеседование, на бумажке адрес записала. И какое-то такое чувство было после посещения Бронниц, что а на фига на это собеседование вообще идти, опять какая-нибудь хрень, гербалайф опять, наверное, ладно, надо заехать, для очистки совести. Приехал в офис, расхристанный, с заляпанной грязью сумкой через плечо. Полное равнодушие, все пофиг. Триста тысяч заработал  – и ладно, завтра еще съезжу в Талдом, может, тыщ на четыреста или пятьсот наторгую, постепенно долги раздадим, вообще, все нормально. Предложили пройти тест. Опросный лист с диким количеством совершенно бессмысленных на первый взгляд вопросов, на которые надо отвечать, не задумываясь, потому что нет правильных и неправильных ответов и если будешь думать, то только хуже будет, а потом компьютерная программа ответы на вопросы сопоставляет друг с другом и делает вывод о кандидате, насколько он полный идиот и законченный негодяй, или все-таки не совсем законченный и полный, каким предается половым извращениям и насколько непоправимый ущерб принесет фирме, если это исчадье принять на работу. Ответил на все вопросы. Сказали: приходите завтра на собеседование. На следующий день не поехал в Талдом, хотя хотелось, но собеседование назначили на первую половину дня, оделся поприличнее, поехал. Милая, обаятельная женщина, возглавляющая проект, расспрашивала о профессиональных качествах и опыте. Поговорили. Выяснилось, что работа-то хорошая. Хорошая работа. То, что надо. Говорит: ладно, мне еще надо подумать, я вам сегодня позвоню и скажу о своем решении. Приехал домой, лег на диван и лежал в оцепенении. Позвонил секретарь. Вы приняты, приходите в понедельник к десяти.