Текст книги "Летопись «Механики»"

Появление названия и логотипа

Название и логотип «Механики» возникли в 1993 году. Логотип на бумаге нарисовал я сам, а в достойный вид его привёл известный графический дизайнер и наш товарищ по МАМИ Константин Судьин. Ни о каком «брендинге» и «нейминге» я тогда даже не слышал! Просто с расширением спектра услуг и ростом числа заказов потребовались бланки заказ-нарядов. И заодно визитки захотелось напечатать: иногда уже были нужны для дела, не только барышням пыль в глаза пускать. Бланки Константин Судьин для нас разработал шикарные! Отпечатанные в хорошей типографии «Соваминко», трёхслойные, с водяными знаками и сквозной нумерацией, на самокопирке, позволяющей сразу получать три копии заказа. Эта система с бумажными бланками много лет позволяла иметь довольно простой, прозрачный и надёжный учёт.

Позднее, в 1999 году, логотип «Механики» был опубликован в сборнике ЗНАК'99 (каталог по итогам выставки логотипов и товарных знаков «Знак 99», проходившей в октябре 1999 года в ЦВЗ «Манеж», СПб) как пример удачного машиностроительного логотипа и даже занял призовое место в конкурсе. Первоначально логотип помещался на фоне сеточки миллиметровой бумаги, но позже, в компьютерную эпоху, миллиметровка стала для молодых инженеров чистой воды архаизмом – и от фона отказались.

К слову, об архаизмах. Сегодняшним айтишникам будет занятно узнать, что удаление багов и внесение изменений в электронный чертёж тогда происходило с помощью ножниц и клея. Вырезали один кусок перфоленты и вклеивали другой – ну прямо кружок «Умелые руки»!

Питерская «Механика»

Спрос на изготовление прокладок в Москве был высоким. Мы предлагали людям решение «нерешаемой» проблемы. Конкуренции в сфере «запчастей для иномарок» не было практически никакой. Можно было попробовать расширяться на другие города. Я решил, что мне нужен помощник в Питере. Зарегистрированного юрлица на тот момент ещё не существовало. Планировалось исключительно частное сотрудничество, основанное на полном личном доверии, без формальных договоров и каких-либо платёжных документов. Нужен был в доску свой, надёжный человек в Питере.

Проявлять наивность, доверчивость и прямолинейность нередко полезно. Эту жизненную стратегию я и сейчас продолжаю считать самой эффективной. Не мучаясь сомнениями, я поместил объявление в наиболее популярной тогда газете бесплатных объявлений «Из рук в руки». Оно гласило: «Требуется представитель в Петербурге, заинтересованный работать в автомобильной сфере и готовый часто приезжать в Москву». Писем – настоящих, не электронных, написанных шариковой ручкой на бумаге в клеточку, пришло с десяток. Письмо Максима Подбельцева ярко выделялось на фоне прочей корреспонденции лаконичностью изложения и точностью формулировок. Максим уложился в две строчки. Написано было так, что ни прибавить к написанному, ни убавить было нечего. Мы созвонились (то есть я позвонил Максиму), через пару дней Максим приехал в Москву. Мы с ним буквально час поговорили, сидя на табуретках у меня в мастерской, в Выхино, – и на следующей же неделе мне потёк поток заказов от Макса, а в Петербург потёк поток изготовленных прокладок. Было это весной 1992 года.

Видимо, прокладочная тема действительно открывала перспективы, потому что бизнес в Питере развивался вполне самостоятельно и достиг немалых успехов.

Первый собственный станок

А вот как началась наша «станочная эпопея». Девяносто второй год, осень – по-моему, ноябрь. Тогда я уже снимал квартиру на дальней окраине Москвы, и у меня уже был городской телефон. И вот на этот городской телефон позвонил мне мой славный приятель по автомеханическому институту – Валера Чусов. Валера работал в то время самым настоящим журналистом в самой настоящей автомобильной газете «Авто» – тогда в стране она была первой и единственной… ну, исключая советские журналы автомобильной тематики.

Так вот, позвонил Валерка и сказал: «Слушай, я вчера был на выставке с громким названием “Конверсия-1992”. И вот что, по-моему, могло бы тебя там заинтересовать: хонинговальный станок стерлитамакского завода. Выставка ещё не закончилась – и если ты поторопишься, то успеешь на него посмотреть. Ну и не только посмотреть. Мне показалось, что ребятки, которые привезли этот станок на выставку… ну, мягко выражаясь, крайне нуждаются в деньгах. Возможно, ты с ними прямо там, на выставке, и сможешь договориться о покупке».

О хонинговальном станке мечтал я давно. И я мечтой этой делился – в том числе и с Валерой, и с другими своими друзьями. Соответственно, ребята знали, что во мне живёт некая тайная зависть к станочникам. Потому что, будучи мотористом, общался я с ними довольно плотно, и их положение в «пищевой цепочке» автомобильного бизнеса вызывало у меня уважение и нормальную, искреннюю белую зависть. Потому что я получал от клиента деньги за отремонтированный мотор в самом конце всего процесса, то есть последним. И доставались эти деньги тяжёлым трудом и немалым нервным напряжением.

Сами понимаете: мотор нужно разобрать, продефектовать, закупить запчасти, развезти блок-вал на станочку, на шлифовку, на расточку, на обработку плоскостей, найти и закупить запчасти, потом всё промыть, промерить, собрать, отрегулировать и попытаться запустить. При запуске мотора, как правило, обнаружится куча попутных неисправностей и непредусмотренных заранее работ. Вроде бы ты не планировал возиться с засорённым баком, гнутым глушителем, пропавшей куда-то зарядкой, подсосом воздуха через вакуумник, отгнившими шпильками промежуточной опоры кардана, подгоревшей десять лет назад проводкой… Но в момент сдачи заказчику все эти и многие другие проблемы имеют немалый шанс стать твоими. Искать причину, исправлять и нести ответственность за всё приходилось мотористу.

Отдавая деньги расточнику или шлифовщику, я платил из своего кармана, а свои кровные получал в лучшем случае в конце недели плотной работы. Ну а деньги, аналогичные недельной зарплате моториста (моей то есть), станочник получал часа за полтора спокойной интеллигентной работы, с микрометром в руках – и заметьте, никто у него над душой не стоял! Клиенты бывают разные: хорошие и не очень хорошие – а его это не волнует: он имеет дело с железякой и за свою работу отчитывается в момент её передачи мне, то есть мотористу. Ну а моторист – если умеет пользоваться микрометрическим инструментом – может оценить качество работы станочника с помощью нутромера и микрометра. Поскольку большинство мотористов этим умением похвастаться не могли, то оценивали работу исключительно визуально: блестит – не блестит зеркало цилиндра, опускается поршень туда, в цилиндр, медленно или падает как в колодец. На самом деле все эти «косвенные способы оценки» – это всё от лукавого. Нормальный специалист пользуется микрометром, но вот беда: эти нормальные специалисты, как всегда, не в большинстве. Так что станочника даже проверить по-хорошему было некому. Вот такое социалистическое разделение труда. Кому-то вершки, кому-то корешки.

Будем считать это лирическим отступлением. Итак, к делу: понятно, что жизни квалифицированного станочника я искренне завидовал и очень хотел бы оказаться на его месте. А для этого неплохо было бы как минимум иметь оборудование…

Словом, мой друг Валера Чусов как раз вовремя посоветовал мне отправиться на выставку «Конверсия-92». На следующий день я примчался в Сокольники. Там, на стенде Стерлитамакского завода имени Ленина, увидел продукт, ориентированный не на гигантов промышленности, а на небольшое частное производство. Редкий пример того, как крупное советское предприятие быстро и гибко смогло отреагировать на изменение конъюнктуры. Стерлитамаку – УРА! Станок получился замечательный. Компактный, удобный, с шикарным рабочим столом, с простой и понятной кинематикой. Модель называлась СС700М – её и сейчас можно найти в Интернете.

На стенде этот станочек стоял под заводским номером два – традиционно станочек под номером один уходит в музей предприятия. То есть это был первый станок, покинувший территорию завода.

На стенде стояли взрослые, суровые уральские командировочные дядьки. И реальность, в которой они оказались, была не менее суровая. Это была их третья выставка без заезда на родину, то есть Стерлитамак послал их на выставку в Свердловск, он же Екатеринбург, а оттуда в Питер и только оттуда в Москву, в Сокольники, на выставку «Конверсия-92», где наши пути и пересеклись. В результате всех этих переездов у ребят кончились не только их личные деньги и командировочные – кончились даже сигареты, а ещё кончились соседи по гостинице и по выставке, готовые из гуманистических соображений поделиться с ними хотя бы табаком. То есть положение у парней было отчаянное.

Станок я посмотрел. Это не заняло много времени – он был совершенно понятен. Всё, что в нём работает, и как именно это работает, в комментариях не нуждалось: всё это видно было невооружённым глазом. Ребята разрешили мне подёргать ручки, восхититься дивным столом, который перемещается по двум осям. Стол на стерлитамакском станке действительно заслуживает всяческих похвал. Понял я: вот она, моя мечта, это именно то, чего я хочу! И мы перешли к коммерческой части нашей беседы.

В присутствии обоих заводских инженеров я изложил даме из коммерческого отдела завода суть своего предложения: «Денег у меня сто пятнадцать тысяч рублей. И всю эту сумму я готов заплатить за станок СС700М, и забрать его по окончании выставки прямо со стенда. По прайсу он стоит совсем других денег, но обсуждать цену бессмысленно, так как от обсуждения у покупателя, то есть у меня, денег не прибавится. Согласны продать – я побегу за деньгами. Не согласны – просто скажите “нет” и разговор окончен». Представители завода посовещались и согласились на предлагаемые условия. У меня до сих пор хранится договор купли-продажи, выданный мне вместе со станком, в котором указана цена изделия «станок хонинговальный СС700М – 210 тысяч рублей», с оговоркой, что «данная цена может быть пересмотрена сторонами в процессе совершения купли-продажи». Условия пересмотра ничем письменно не ограничены. Вот такое торжество свободы договора, здравого смысла и насущной необходимости в условиях неопределённости над «рациональным правом»…

На тот момент моя мастерская располагалась в Выхино, в небольшом автосервисе, в котором и началась моя «автобиография», – до Выхино я, будучи студентом, трудился по ряду иных специальностей. Мастерская занимала небольшую комнатку, примыкавшую к сервису на территории автостоянки. Меня сильно удивила реакция моих недавних коллег из автосервиса, когда я поделился радостью от удачной покупки станка. Ребята мой энтузиазм не поддержали. Общее мнение было таким: «Ну ничё себе, сколько ты денег за станок отвалил! Лучше бы машину купил!» Действительно, машина в советской системе ценностей была высшим приоритетом. И за сто пятнадцать тысяч рублей в 1992 году вполне можно было купить жигуль в приличном состоянии. Но мне хотелось станок! Тем более что жигуль у меня уже давно был.

И вот станок был приобретён и привезён на эту же автостоянку в Выхино. Его сгрузили на свободное место на открытой стоянке, самое неудобное для автомобиля. Но, поскольку выезжать и парковаться станку не требуется, он был сгружен туда автокраном и благополучно простоял там всю зиму, всю весну и часть лета – пока я копил деньги и искал подходящее помещение для установки приобретённого станка и дальнейшей работы. Замечу, что стандартная советская упаковка станка представляла собой крепкий, добротный, крытый рубероидом ящик – практически сарайчик. В такой упаковке СССР привык отправлять свои станки хоть в Африку, хоть в Антарктиду. В этом вот деревянном контейнере станок спокойно и безопасно ждал своего часа. Сейчас при заказе оборудования из Европы поставщики «экспортную» упаковку предлагают оплачивать дополнительно, и отнюдь не по копеечной цене. Думаю, что упаковка, аналогичная по качеству советской, вообще шла бы по цене недвижимости. А тогда это считалось нормальной бесплатной опцией.

Поиски помещения заняли порядка полугода, и где-то ближе к осени девяносто третьего мне удалось найти помещение в аренду. Это было довольно непросто. Все предприятия ещё находились в государственной собственности. Заключать арендные договоры большинство из них не имели права, а уж тем более опыта и зачастую желания. Многие предприятия были обременены требованиями пропускного режима, секретности, и «руководящие товарищи» того времени испытывали большое недоверие к новым «кооператорам» и «коммерсантам». А то, что нашим потенциальным заказчикам необходим был свободный доступ к нам, дополнительно усложняло нашу задачу. Наличие проходной, а ещё суровой бабушки, готовой бдительно охранять потенциального арендатора от клиентов и от заказов – а соответственно, от дохода, тогда было обязательным атрибутом немногих доступных для аренды помещений. В итоге я с немалым трудом нашёл площадь в аренду у молодой коммерческой организации – шиномонтажа.

«Механика» на улице Трофимова

Шиномонтаж располагался в цокольном этаже жилого девятиэтажного дома на улице Трофимова. Под цокольным этажом был ещё подвальчик. Чтобы спуститься в подвал, нужно было пройти два марша лестницы и длинный узкий коридор. Окон во внешний мир в подвале не было. Затащить в подвал что-либо было крайне неудобно. Пол был покрыт неровной, пылящей цементной стяжкой. Высота потолка – примерно два тридцать. Но у этого помещения были и свои преимущества. Во-первых, легко находимый адрес, три минуты ходу от метро, и во-вторых, общая клиентская зона с шиномонтажом, куда приходили клиенты с колёсами, с ключами, с зонтами, с каким-то ещё мелким металлоремонтом, – и в этой зоне, в придачу к квадратным метрам подвала, нам предлагалось окошко для приёма-выдачи заказов. В общем, комбинация факторов была выигрышная. С владельцами «свежеприватизированного» шиномонтажа мы достигли соглашения по условиям аренды, переехали туда и прожили там несколько весьма насыщенных лет, мирно соседствуя с шиномонтажниками, о которых сейчас даже вспоминается с теплотой. Где сейчас эти ребята, не знаю… Насколько мне известно, непотопляемый, всегда рентабельный шиномонтаж-металлоремонт «на Трофимова» сгубили разногласия между приватизировавшими предприятие акционерами.

Самой технически сложной задачей при переезде было привезти и дотащить до места монтажа тот самый хонинговальный станок С700М, купленный мною на выставке. Целиком он в помещение ну никак не проходил – ни по весу, ни по габаритам. Поэтому свежекупленный станок пришлось разобрать: отсоединить колонну, затем качающуюся кулису, или «голову», как её сейчас принято называть… Самой тяжёлой частью была чугунная станина, а всё остальное реально было затащить совокупными усилиями двух-трёх человек. Для того чтобы опустить станину и другие железяки в лестничный проём, было на скорую руку сделано некое подобие тельфера, то есть с разрешения владельца в бетонном козырьке заднего крыльца просверлено два отверстия, туда стремянкой закреплён двутавр двенадцатого сечения, второй точкой опоры импровизированной кран-балки стала П-образная рама, которую я быстренько нарисовал и заказал изготовить в мастерской на Шоссейной улице. Соответственно рама приехала на легковушке, двутавр – на крыше опять-таки легкового автомобиля, взята ручная таль грузоподъёмностью всего-то пятьсот килограммов, и всё это было смонтировано посредством резьбовых соединений при помощи друзей-соратников-помощников, с которыми я работал ещё в студенческие времена в «банде вольных механиков», занимаясь восстановлением (ужаснитесь, технологи!!!) изношенных иномарочных ШРУСов (шарниров равных угловых скоростей).

Люди и лица

Памяти Николая Никитовича Мишина

…С дядей Колей Мишиным меня познакомили в конце восьмидесятых годов ребята из мотокоманды ЦСКА. Прославленный гонщик, многократный чемпион Союза, призёр Европы Валерий Николаевич Катомин привёз меня на автобазу мебельных фургонов на Рязанском проспекте, завёл в механический цех. Показал мне человека. Сказал: вот это дядя Коля Мишин. Если что-то можно сделать из металла, но никто не знает как, ты обращайся к нему. Он знает. Он умеет. Он гений.

Валерий Николаевич Катомин, как обычно, не ошибся. Николай Никитович Мишин действительно был гений. С общением с этим замечательных человеком у меня связано много занятных и памятных эпизодов моей жизни. А рассказать сейчас хочу один, имеющий некоторое отношение к инженерному бизнесу, способу мышления и модели взаимоотношений между людьми.

В 1990 году я доучивался в Московском автомеханическом институте и вместе со своим другом и сокурсником трудился в автосервисе у Валерия Николаевича. Автосервис был небольшим, на два поста. А поскольку Валерий Николаевич имел опыт работы за рубежом и, следовательно, немалый опыт общения с иномарками, то мы их безжалостно чинили, что по тем временам было большой экзотикой. То есть народ в основном ковырялся в «Москвичах»-«Жигулях», а открывать капот иностранного чудовища мало кто решался. Тогда заглянуть в мотор «Мерседеса» было примерно тем же, что залезть в кишки космического корабля. Побаивался попервоначалу у нас народ слова «иномарка». Мы не побаивались – под чутким и отважным руководством Валерия Николаевича, – поэтому приобретали бесценный опыт намного быстрее, чем наши будущие конкуренты.

В какой-то момент к нам обратились очень колоритные ребята из города Екатеринбурга. Они, в общем-то, были всё ещё спортсмены, мастера и чемпионы по силовым видам спорта, но в силу сложившихся вокруг общественно-политическо-экономических условий решили считаться бандитами, что, в принципе, у них начинало получаться. Тем не менее пока ещё профессиональной деформации личности у этих парней не произошло – они были приветливы, веселы и ездили на автомобиле «Ауди-100» в сорок третьем кузове – тогда это называлось «сигара».

«Ауди-сотка» – это было тогда очень круто, просто без меры круто… Но с эксплуатацией этого суперпрестижного автомобиля у «спортобандитов» возникли некоторые проблемы. В частности, у них захрустел наружный шарнир равных угловых скоростей. В цивилизованных странах это лечится просто заменой узла, то есть шарнир выбрасывается на помойку и устанавливается новый.

Но в тот исторический период изоляция СССР от остального мира была, мягко говоря, сильно ощутима. И с доступностью запасных частей дело обстояло даже не как на необитаемом острове, а в точности как на Луне. То есть никаких запчастей нет в принципе. Чини как хочешь… Но чинить-то надо!

Чинить помогали начальные инженерные знания, огромная техническая эрудиция и бесстрашие нашего шефа плюс малая толика нашей бесшабашной безответственности. Важным слагаемым успеха была ещё полная доступность высококлассных технических специалистов, наличие работающих предприятий с богатым набором оборудования, а ещё – специфический крестьянско-общинно-советский менталитет. Если молодой инженер или студент обращался к старшим товарищам за помощью, подсказкой, информацией, то в помощи не отказывали, денег за совет не просили – про коммерческую тайну, авторское право, монетизацию знаний никто не слышал и не задумывался. Это была «Страна Советов, а не баранов». Конец цитаты. Брать деньги общественно одобрялось только за нечто материальное. Знаниями делились бесплатно.

Ещё стоит вспомнить, что тогда всяких мерзостей типа «Закона о защите прав потребителей», сутяжничества и прочей тому подобной гнили не было. То есть сделал – молодец, не сделал – не молодец. Отношения с заказчиками были крайне простые и понятные.

Так вот. Придумыванием способа ремонта без использования запчастей ШРУСа «Ауди-сотки» занимался непосредственно я. Подумал: раз эта железяка хрустит оттого, что в ней очень большие зазоры, нехило было бы эти зазоры уменьшить. А как можно уменьшить зазоры? Башка четверокурсника – она довольно несложная. Как-как? Взять железяку, которая закалена поверхностно с помощью ТВЧ только по нагруженным контактным поверхностям, и ахнуть её в объёмную закалку. Её как-то поведёт, как-то скрючит – глядишь, она термически усядется. Ну, узел собрать потом будет тяжело, но зазоры если первое время и будут, то проявляться не смогут – из-за того, что монтажные зазоры по многим поверхностям перейдут в натяги. Сейчас звучит дико – намеренно подвергнуть узел термической деформации – но в той реальности это мне казалось крутым ноу-хау.

Решение наглое, но могло сработать. Отдали на завод опытных конструкций «гранату», её там объёмно закалили. Собрал я её героически… Всё случилось так, как я и предполагал, то есть из-за термических поводок она каким-то образом деформировалась и болтаться ещё хотела, но уже не могла. Радостный, я ставил её на автомобиль, Саша Семёнов, мой замечательный напарник, затягивал центральную гайку ШРУСа и фирменным движением – последним рывком, плечом и корпусом – на последние полградуса решил её дотянуть. А дотягивать гайки Саша умеет насмерть. Его сухая жилистая фигура позволяет затянуть так, что потом ударный пневмогайковёрт намучается откручивать. Вот Саша сделал свой фирменный рывок плечом – и порвал шлицевой вал ШРУСа. Оторвал его от корпуса «гранаты». Просто порвал его пополам, как Тузик грелку!

Мёртвая тишина. Немая сцена. Мысль: «Ну, блин, попали! Сейчас нам ветераны спорта и юниоры бандитского движения башку-то отобьют…» Огорчённый – а необходимость обостряет разум, – я вспомнил, что есть у нас такой дядя Коля Мишин, и если уж беда стряслась, давай-ка мы рванём к нему. Разобрал быстро, схватил железяку, поехал к дяде Коле, показал ему… Дядя Коля на это всё посмотрел, сказал: «Ладно. Ты давай-ка езжай, а я тут подумаю».

«Дядя Коля» – это мы между собой так его называли, а обращались к нему исключительно «Николай Никитич». Ему было чуть за пятьдесят. Спокойный, улыбчивый, неторопливый. Станок, на котором он работал, – краснопролетарский, 1К62 – стоял в подсобном помещении под односкатной крышей, в этом помещении вечно было темно, на полу всегда была вода, и потому работал Николай Никитич, положив себе под ноги какой-нибудь деревянный поддон, в калошах или резиновых сапогах – по обстоятельствам… Была у Николая Никитовича полочка с любимыми книжками: «Справочник молодого токаря», «Справочник молодого слесаря», «Справочник молодого сварщика» – все книжки неновые, прилично зачитанные. Пользоваться справочной литературой дядя Коля никогда не стеснялся и ещё говаривал, что не знаком ему пока ни один инженер, который бы знал наизусть всё, что доходчиво и подробно изложено в этих книжках 1950-х годов издания.

Как и у многих мастеров эпохи развитого социализма, у Николая Никитича был «священный час» – это час домино после обеда. В этот момент, с каким бы срочным делом ты ни приехал, сиди в сторонке и не отвлекай. Пусть весь мир подождёт – МУЖИКИ играют в домино. Торопиться не надо. Смилостивится – значит, отвлечётся на пять минут и отдаст тебе заказ, а если нет… Домино – священное время, дыши ровно, жди терпеливо. Вот закончат мужики играть – займутся твоими проблемами. Но это так, лирическое отступление. Поразмыслив над нашей бедой, Николай Никитич предложил следующее: «Парни! ШРУС – что жигулёвский, что аудюшный – они по геометрии примерно одинаковы. Поэтому гляньте-ка сюда, что я вам предлагаю: вот я тут шлицевой валик-то взял аудюшный, а внутренности “гранаты” с шарниром равных угловых скоростей взял москвичевские. Посадочные размеры москвичёвского подогнал под “Ауди”, благо есть образец, с чего эти размеры снять, а вот здесь – по центру – сделал аккуратное посадочное место. Посадку выточил на донорском шлицевом валике от импортного ШРУСа. Посадку сделал по двум диаметрам. Аккуратненько в центрах с натягом прессанул. Предварительно сделал разделку под сварку – вот здесь внутри и вот здесь снаружи. Значит, так, мальчики: берёте эту железяку и чешете к хорошему сварщику. Например, в лабораторию экспериментальных сварочных работ. Сначала ставите три точки под сто двадцать градусов – чтобы при дальнейшей сварке не повело, – потом провариваете по тем диаметрам, на которых я сделал сварочную разделку. Для того чтобы не убить термообработку, берёте рукавицу брезентовую, смачиваете её обильно под краном, запихиваете её внутрь “гранаты” и только после этого аккуратненько обвариваете. Как охлаждать, вам сварщики подскажут. В воду не швыряйте! Пускай остынет на воздухе. После того как с этим справитесь, опять айда ко мне сюда». После того как железяка слегка остыла, ещё «сильно тёплую» я привёз её обратно к Николаю Никитичу. Он её поставил аккуратненько в станочек, покрутил её, поджал центриком, убедился, что изделие нигде не повело, что проварили его весьма качественно. С внутренним швом не стал делать ничего, потому что он при сборке закроется механизмом ШРУСа. Наружного сварочного шва слегка коснулся проходным резцом – так, что его перестало быть видно.

Это была магия. Полдня назад у меня в руках был изношенный и поломанный ШРУС «Ауди». А теперь – внешне новый ШРУС «Ауди», в котором внутри был абсолютно работоспособный москвичёвский (донором был тогда «Москвич-2141») отечественный ШРУС. Железяка вполне боеспособная.

Я её смонтировал. Екатеринбургские спортсмены заплатили мне неприлично много денег, ну просто неприлично много! Я, когда калькулировал цену – а делал я это буквально при них, потому что не успел подготовиться к их визиту заранее, – вынужден был считать вслух. То есть: «Ребята, оригинальный буржуйский ШРУС стоит триста долларов, этот – понятно, что этот не оригинальный, здесь я вам, наверно, сделаю скидочку раза в три от цены оригинала…» Но я же хотел сделать ещё и вторую скидочку, однако не успел договорить. Они услышали про цену и скидочку, и отслюнявили мне рублями сто баксов, что было по тем временам очень хорошей месячной зарплатой очень нехилого специалиста. Это была другая реальность. На сто долларов могла жить семья. Большая. Месяц. Богато. Ни в чём себе не отказывая!

Я сильно порадовался. Поблагодарил ещё раз мысленно дядю Колю Мишина. А потом подумал, что износ ШРУСов – это процесс естественный и неостановимый, а в условиях, когда никакие запчасти к нам через пока ещё железный занавес не доходят, он становится глобальной проблемой для владельца. Соответственно, ШРУСы нужно снимать, восстанавливать по технологии, предложенной дядей Колей Мишиным, – ну и зарабатывать на этом… например, те же самые сто долларов. А так как машины со сломанными ШРУСами становятся недвижимостью – то есть приехать сами на установку они не могут, поскольку ездить не могут вообще, а службы эвакуации тогда в Москве и в России не было совсем, – то нужно выезжать к клиенту.

Учился я тогда на пятом курсе, а общага была – семнадцать этажей, и народу, который хотел бы зарабатывать какую-то копейку и при этом умел работать руками, в общаге было, слава Богу, много. Буквально в течение месяца собралась банда. Коля Ряжских, Женя Петров, он же Биг Джон, Славка Харламов, Денис Нужнов, Сергей Фатеев, Рустем Шарипов – ну и ещё несколько участников концессии. Вся эта пёстрая публика по утрам весело разъезжалась выдёргивать ШРУСы из замерших в сугробах иномарок – в гаражах, на стоянках, где угодно. Поддомкратить машину, подлезть под неё и открутить ШРУС более или менее нормальный студент способен в течение двадцати минут. После этого человек уезжал, а через сутки возвращался к клиенту с готовым к работе ШРУСом.

Стодолларовые бумажки сыпались на нас просто золотым дождём. Каждую пятницу вечером банда собиралась в столовке общаги – к тому времени это заведение уже именовалось «кооперативное кафе», – на стол вываливались мятые банкноты и начинался честный делёж с банкетом. Типа: «Женька, у нас с тобой было два общих заказа, ты за сварку платил оба раза – я тебе восемь рублей. Я за тебя платил токарю… Серёга за жигулёвскими ШРУСами для всех ездил, ему из общей кассы полтораста рублей, на рекламу нужно отложить, остальное делим пропорционально выполненным заказам!» Так вёлся управленческий учёт, сводился баланс и велось финансовое планирование братства вольных механиков. Покончив с взаиморасчётами и получив свою долю прибыли, каждый участник ШРУСового бизнеса становился неприлично богат. Дядя Коля Мишин уже не справлялся с потоком заказов, поэтому его технология была использована ещё одним замечательным токарем – Володей Максимовым с Шоссейной улицы. И вот так вся эта весёлая студенческая банда прожила пару лет. У кого-то высокие заработки пробудили стремление к бесконтрольным тратам, кто-то купил мечту детства – музыкальный центр «Грюндиг», кто-то накопил на дальнейший бизнес… Ребята женились, снимали квартиры, покупали автомобили, «Европа-Плюс» – единственная коммерческая радиостанция – транслировала нашу рекламу, замечательная Ксения Стриж, закуривая и поругиваясь, тренировалась повторять непонятные большинству нормальных людей заклинания: «Восстановление ШРУСов переднеприводных иномарок, блин!» Я принимал заказы, был диспетчером, мастером и акционером этого ОАО «Ушлые Студенты Автомеханического». Если бы тогда кто-то решил действовать по правилам современных бизнес-учебников – то есть вдруг возникло бы обсуждение авторских прав на полезную модель, долей «акционеров», споры о том, кто стоял у истоков, а кто подтянулся позже, и прочая малопродуктивная делёжка, – дело можно было бы блестяще загубить. Но таких мыслей ни у кого не возникло. И возникнуть не могло. Неделю отработали – в пятницу разделим доходы по справедливости. Вот вам живая и эффективная структура предприятия. Жаль, что с увеличением сложности бизнеса и его масштаба такие простые модели перестают быть эффективными. Но тогда мы этого не знали и теорией управления не запаривались.

Как-то серьёзный дядя после заседания Клуба инженерных предпринимателей рассказывал студентам, промышля ющим изготовлением громких глушителей для мотоциклов, о необходимости защиты интеллектуальной собственности, торговой марки, патентов и о прочей лабуде. А вот что я вам скажу. Ребята, пока вы работаете в гараже, как юные Стив Джобс и Стив Возняк, – не заморачивайтесь глупостями! Работайте, создавайте новое и перспективное, наступайте! К «защите» – то есть к обороне – вы перейдёте потом, когда будет что защищать. В начале карьеры создавать новое легче и полезнее, чем защищать только что созданное.

В общем-то, возможностей, позволявших людям, имеющим некоторые навыки созидательного труда, заработать приличные деньги, двадцать пять лет назад было очень много. А сейчас они просто есть. И чтобы их увидеть, нужен свежий, незамыленный взгляд сегодняшних студентов второго-третьего-четвёртого-пятого курсов. Чтобы увидеть возможность, почувствовать запах реальных денег и вытянуть счастливый билет, нужно реально работать в конкретной области, причём на любой должности. Бизнес-технология, описанная здесь, сложилась из сочетания опыта и квалификации великолепного станочника Николая Никитовича Мишина и энтузиазма группы предприимчивых студентов в ходе решения конкретной задачи. Я бы даже сказал, «чисто конкретно конкретной»! Невозможно придумать неудовлетворённую потребность рынка путём теоретических рассуждений. Этому не научат на стартап-тусовках и бизнес-тренингах. Потребность нужно нащупать, ощутить на себе. Поиск способа стать богатым в Интернете по запросу «100 лучших идей для бизнеса» эффективен только как условно питательный бульон для собственных мыслей – или как пример того, чем уже не стоит заниматься. Ибо неактуально.