Текст книги "Сокровища мутантиков"

Глава 2
Шерстюши

Бубнилка, открой жевалку, папусик принес вкусняшки!

Хорошист

Рано утром задребезжала кастрюля, в которую с вечера для усиления звука был поставлен будильник. Бормоглотик открыл глаза и зевнул. Рядом на подушке сидела розовая жаба Биба и держала во рту упаковку с аспирином. Увидев, что хозяин проснулся, жаба быстро проглотила лакомство и насмешливо уставилась на Бормоглотика тремя глазами. «Что, получил?» – словно спрашивала она.

– Я и не собирался! – ответил на ее вопрошающий взгляд мутантик и, почесывая два пупка на розовом круглом животике, вышел из шалаша, расположенного на островке в центре болота.

– Эгей! Эгей! Бормогло-о-о!.. – вдруг услышал он.

На другом берегу стояла его невеста Трюша и махала ему рукой.

– Приве-е-ет! – закричал ей в ответ кошачий мутантик.

– …ди …ам …автрака-а! – донес ветер, и Бормоглотик догадался, что это приглашение: «Иди к нам завтракать!»

Позавтракать он был всегда не прочь, впрочем, как и пообедать и поужинать.

– Иду! – крикнул жених и стал пробираться по одному ему известным кочкам к невесте. Для остальных болото считалось непроходимым, но не для кошачьего мутантика, который два десятка лет прожил на островке. Многие в лесу называли это место Бормоглотиковой топью.

Оказавшись на берегу, он первым делом поцеловал Трюшу, большой мягкий нос которой стал пунцовым и загорелся, как лампочка.

– Ятл! – сказал жених.

– Ятл! – ответила ему невеста.

Это был их особый язык, язык влюбленных, на котором «ятл» означало: «я тебя люблю».

После того как Бормоглотик ее поцеловал, Трюша занялась своим любимым делом. Она стала бросать в болото мелкие камешки, наблюдая, как они булькают. Вначале камешек с всплеском уходил под воду, а через некоторое время на поверхности вспыхивало яркое пятно, поднявшееся из глубины. Шерстюше нравилось, что никто не мог заранее предугадать его цвет: иногда пятно было красным, порой зеленым или оранжевым, временами желтым или лазурно-синим.

Трюша даже придумала игру, увлеклась ею сама и заставляла играть жениха. Правила были простыми: мутантики загадывали цвет, например оранжевый, и бросали по очереди камешки в болото. Выигрывал тот, после броска которого всплывало оранжевое пятно. Призом, естественно, был поцелуй, хотя однажды, отступив от обычного правила, хитрая шерстюша потребовала целую упаковку вкусных лекарств.

Мутантики много раз пытались объяснить необычное явление, но так и не смогли найти ответ. Бормоглотик предполагал, что когда-то на месте его болотца стоял завод, но потом земля разверзлась и поглотила его. Эту версию подтверждали поваленные электрические столбы, натянутая проволока от которых пряталась на дне топи.

Ясным солнечным утром на болоте красиво светились облученные кувшинки. На их широких листьях, раздув шеи, сидели пучеглазые, неповоротливые лягушки самых разных цветов и оттенков. Они с опаской косились на красную цаплю, которая, поджав ногу, стояла на мелководье. Она делала вид, что дремлет, но лягушек нелегко было провести: они знали, что третий глаз, расположенный в густом оперении шеи, внимательно наблюдает за ними. Стоит зазеваться – немедленно щелкнет длинный острый клюв, и одной лягушкой станет меньше.

Ночью прошел дождь и выжег всю траву и листья в лесу. С первыми жаркими лучами красного солнца[1]1
  В местах, где озоновый слой планеты нарушен, солнце на рассветах и закатах всегда кажется красным.


[Закрыть] над лесом повисла белесая дымка испаряющейся кислоты. Если внимательно прислушаться, можно услышать, как наливаются влагой громадные грибы-кислотники. К вечеру грибы оглушительно взрываются, разбросав во все стороны крошечные споры. Они попадают в трещинки в земле и в них терпеливо дожидаются очередного ливня.

Трюша и Бормоглотик жадно вдыхали полной грудью свежий, с примесью аммиака и свинца, лесной воздух.

– Красивая осень! – мечтательно сказал мутантик с двумя пупками, сворачивая на едва заметную тропинку, петлявшую между березовой рощей и пригорком.

– Побежали! Мама будет ворчать, что мы специально опоздали к завтраку! – Трюша схватила жениха за руку, и они помчались по тропинке к небольшой поляне у ручья, где стоял собранный из пустых коробок, набитых травой и затянутых сверху полиэтиленом, домик ее родителей. Когда-то у шерстюш был каменный дом с зеленой крышей, но его разрушили реакторные карлики во время своего первого завоевательного похода, а новый пока не отстроили.

На траве была расстелена большая географическая карта, заменяющая мутантикам скатерть. Рядом на старом диванчике с торчавшими из обивки пружинами сидели Пупырь с Мумуней. На коленях у Мумуни в переделанном под детскую коляску деревянном ящике посапывали двое близнецов.

– Вот и наш женишок пожаловал! Как говорил Юлий Цезарь: «veni, vidi, vici» – «пришел, увидел, победил» в классическом переводе или в моей интерпретации: «притащился, уселся, поел»… – витиевато приветствовал Бормоглотика Пупырь.

Руки у шерстюша-философа были сложены на животике, и он быстро шевелил большими пальцами. Когда Пупырь так делал, это означало, что он в хорошем настроении. Папа-мутантик хотел продолжить философские рассуждения, но его прервала Мумуня:

– Пупырь, когда я ем, то глух и нем! В детстве тебя этому не учили?

– Учить учили, да впрок не пошло. Я скорее согласен оглохнуть, чем онеметь! Язык у меня – самая трудолюбивая часть тела! – проворчал папа-мутантик, но, подавившись куском мыла, закашлялся и вынужден был сделать в разговоре паузу. Его желудок, не любивший пауз в получении пищи, что-то недовольно пробурчал.

На завтрак мама-мутантик приготовила кашу из стирального порошка, густо приправленную кусочками ваты и политую микстурой от кашля с добавлением зеленки.

– Ешьте кашу с мылом! Или не получите клея на десерт! – как маленьким напомнила им Мумуня, нарезая ножом хозяйственное мыло. Она щедро намазала его кремом для обуви и протянула Бормоглотику.

Трюша болтала ложкой в каше, наблюдая, как появляются и лопаются пузыри, и думала, что каша чем-то похожа на Бормоглотикову топь. Но сегодня порошок пузырился меньше обычного. Это потому, что Мумуня добавила в нее больше жидкости от мозолей и детской присыпки, чем всегда.

– Не веди себя как маленькая! Ешь! Одним мылом сыта не будешь! – сказала мама, заметив, что дочь плохо ест.

– Эх! Если б можно было пить только шампунь и жидкость для мытья посуды – вот была бы роскошь! В крайнем случае я не прочь съесть мочалку или сжевать катушку-другую хороших ниток, но каша из стирального порошка – бээ! – высказалась Трюша.

Пупырь, которого никогда не нужно было уговаривать, отрезал большой кусок резины, намазал его обувным кремом, сверху положил кусок шерстяной ткани и обмотал лейкопластырем.

– Я, как древний спартанец, люблю незамысловатую, но питательную еду! – назидательно сказал он, целиком заглатывая диковинный бутерброд.

– Ни у одного древнего спартанца не было такого животика! За такие животики их сбрасывали с Тарпейской скалы, – парировала Мумуня, намекая на то, что ее муж не следит за своей фигурой.

– Это не твоя заслуга, что я такой толстый! Во мне природа приблизилась к совершенству и достигла единства формы и содержания! – произнес Пупырь.

Живот у папы-мутантика и правда был исключительным. На нем не застегивались ни одни даже самые большие брюки, и, хотя Мумуня их расставляла, стоило папе-мутантику присесть или наклониться, они тут же трещали по швам.

Впрочем, сам шерстюш отрицал, что он толстый, и, когда ему об этом говорили, заявлял: «Где вы видите пузо? Это не пузо, это комок нервов!»

Мирный семейный завтрак был прерван внезапным дребезжащим звуком. Из кустов на ржавом велосипеде со спущенными шинами показался Хорошист. Сзади на багажнике подпрыгивала его маленькая дочь Бубнилка.

Лобастик не учел, что тропинка идет под уклон. Пытаясь остановиться, он крутанул педали в обратную сторону, но тормоза старого велосипеда не работали, и Хорошист врезался в дом из коробок. Бубнилку забросило на крышу, а ее недотепа отец проехался животом по скатерти, опрокинув кастрюлю с кашей. Мумуня горестно вздохнула, один Пупырь остался невозмутим.

– Как здорово, что ты успел к завтраку. Присаживайся с нами! – приветствовал он приятеля.

Хорошист вскочил, не замечая, что перепачкался в гуталине и зубной пасте.

– Нафталиновые вы мои! Вы тут лопалками занимаетесь, дураковаляшничаете, а Рыжая Карла затевает хамское хамство! – крикнул он, как обычно изобретая новые слова.

Увидев, что Бубнилка не может спуститься с крыши, Бормоглотик помог ей.

– Что придумала злая Карла на этот раз? – поинтересовался он.

– Дедусик Умнюсик перехватил мыслишку шпиончика Нытюсика! Он нашел картюшку с кладиком Черненького пиратюсика, и карлюшки отправляются на их искалки! Они хотят загрести в свои хапалки Меч-кладенец, – выпалила Бубнилка.

Она ловко спрыгнула с крыши на плечи Бормоглотику и уселась на него верхом. Кошачий мутантик вздохнул. Еще недавно девочка говорила нормально, но, к сожалению, переняла у папочки привычку коверкать все слова так, что ее с трудом можно было понять.

– Меч-кладенец? Разве это не философская абстракция и не литературный образ? – удивился Пупырь. Как все жители Мутатерриторий, он слышал старинную легенду, но считал, что это выдумка.

Хорошист надел на велосипед соскочившую цепь, прищемив себе палец.

– Ух ты, кутепуськи фруктовые! – ругнулся он и, подув на палец, продолжил: – Карлуха уверена, что картишка взаправдрыжная. В реакторишке идут собирашки и снаряжалки! Карлики готовятся к длительной экспедрыге. Одних жралок берут на пятьдесят дрыхалок.

– Без карликов на Мутатерриториях станет спокойнее. Вот бы они нашли себе другой реактор, поселились в нем и раздумали возвращаться! – мечтательно сказал Бормоглотик.

Лобастик укоризненно уставился на него и покрутил пальцем у виска:

– Где твои соображалки, Бормоглот? У тебя в голове мозгодрыги или пельменяшки?

– Не знаю, не заглядывал, – честно признался тот.

– Вначале загляни, а потом мечталки мечтай! Представь, что будет, если Рыжая Карла отыщет Мечище! Страхолюдики и ужасалки, дрожалки и пугалки!

– Ну и пускай берет его себе! Подумаешь, какая-то ржавая сабля! – Пупырь взмахнул половником.

Хорошист с ужасом посмотрел на него, будто он произнес немыслимую глупость. Растяпа лобастик сделал шаг назад, наступил на тарелку с кашей и расколол ее.

– Гуталиновые вы мои! Как можно быть такими непонимашками? Открываете болтодрыги и несете абсолютные ерундилки! – воскликнул он.

– Будь любезен, золотой ты наш, не ходи по завтраку, как по паркету! – едва сдерживаясь, попросила Мумуня, которая в отличие от Пупыря не могла спокойно смотреть, как недотепа топчется по скатерти и давит посуду.

– Не ходи по завтракалкам? По каким завтракалкам? – Лобастик уставился под ноги и был несказанно удивлен, обнаружив, что стоит в каше.

– Примите мои прощалки и извинялки! А я думаю, откуда сырилки и мокряшки? – пораженно воскликнул Хорошист.

Пока он осмысливал неожиданное превращение сырилок и мокряшек в продукты питания, Бубнилка, более толковая, чем ее взбалмошный отец, рассказала шерстюшам о Мече-кладенце и о том, как с его помощью Рыжая Карла надеется получить громадную власть.

Пупырь начал глубокомысленно пульсировать носом:

– Когда-то я читал сказку про кладенец, которым Иван-царевич отрубил головы Змею Горынычу. Интересно, это тот меч или другой?

– Наверное, тот. Ведь «кладенец» от слова «клад», – предположила Трюша.

– Я тоже читала эту сказульку! Вкусненькая была книжулька, особенно картинюськи! – Бубнилка мечтательно облизнулась.

Мутантики погрузились в раздумье, из которого их вывел Бормоглотик. Мутантик с двумя пупками вскочил и решительно сказал:

– Мы не можем рисковать! Меч-кладенец – вполне реальная сила, и будет ужасно, если Карла использует его против нас. Я отправлюсь за королевой карликов и постараюсь найти Меч раньше, чем она!

Хорошист поскреб подбородок, пошевелил губами и поднял с травы ржавый велосипед.

– Мечталки и воображалки! Ты один ничего не сможешь сделать, Бормоглот! Я еду с тобой!

– И я с вами! Не отпущу своего жениха, а то мало ли загребущих крутится! – то ли в шутку, то ли всерьез высказалась Трюша.

– Мы тебя не отпустим! – запретила Мумуня.

– А я убегу! – задорно крикнула Трюша.

– Мы тебя свяжем! – рассердился Пупырь.

– Не свяжете!

– Почему это не свяжем? Морским узлом! А ну, Мумуня, давай ее обматывать! Кажется, веревка у нас на коробках висела.

Шерстюши забегали, ища веревку, а Трюша только хохотала. Она видела, как несколько минут назад веревку слопала Бубнилка, сейчас сидевшая как ни в чем не бывало. Ничего не найдя, родители вернулись к костру.

– Что, связали? – ехидно поинтересовалась дочка.

– Ничего, пойду вечером на свалку и найду другую веревку. Даже целый канат! – пригрозил Пупырь.

– А я до вечера ждать не буду. Я прямо сейчас с Бормоглотом ухожу!

Против такого аргумента нельзя было возразить, и шерстюши призадумались. Они знали, что если Трюша заупрямится, то никакие доводы не помогут. Мутантики пробовали уговаривать дочь, но она была непреклонна, и родителям пришлось смириться. Бормоглотик поклялся, что скорее сам умрет, чем с головы его невесты упадет хотя бы волос.

Пригорюнившись, Пупырь и Мумуня сидели на диванчике, но, когда Трюша начала прощаться, папа-мутантик, не выдержав, стукнул кулаком по колену.

– Была не была! И я с вами! Куда вы без моих советов? – воскликнул он.

– Ура! Я знала, ты нас не бросишь! – И дочка, к легкому неудовольствию жениха, повисла на шее у отца.

Мумуня, несмотря на нежелание расставаться с мужем и дочерью, вынуждена была остаться, потому что недавно родившихся близнецов не представлялось возможным взять с собой.

Шерстюши и лобастики решили идти за карликами, стараясь, чтобы их не заметили, следить за своими врагами и лишь в конце пути вырваться вперед и перехватить клад из-под носа у Рыжей королевы. Разумеется, план был авантюрный и в нем имелось много уязвимых мест, и вскоре друзьям пришлось в этом убедиться.

А пока Хорошист вывел велосипед на тропинку и перебросил ногу через раму.

– До свидания, фрямки брюмкнутые! – попрощался он. – Встречаемся в полдень возле развилища дорожищ!

– А ты куда?

– Захвачу Отелло и дедушку Умника! Уверен, они захотят отправиться с нами! Жаль, мы не успеваем пригласить Главного Филина![2]2
  Отелло и дедушка Умник – лобастики, хорошие знакомые шерстюш, которые вместе с ними сражались с Рыжей Карлой в повести «Королева мутантиков». Главный Филин – летающий мутантик, вождь крыланов, живущих со своим народом под большим мостом на окраине Мутатерриторий. В последней битве они помогли мутантикам одержать победу над карликами.


[Закрыть]

– Ничего, мы и без Филина управимся! – успокоил лобастика Бормоглотик.

Перед тем как усесться на багажник позади отца, Бубнилка по привычке стала клянчить у Пупыря какую-нибудь книжку.

– Пупырюша, не будь жаднюшей! Я ее почитаю и верну! – умоляла она.

Но тот ничего ей не дал, зная, что у лобастиков есть привычка проглатывать понравившиеся книги.

Как-то он одолжил друзьям свой любимый философский словарь, а они выгрызли из него несколько глав. «Когда я читаю, то дико переживаю! А когда переживаю, не могу остановиться и жую все подряд!» – объяснял Отелло, брат Хорошиста и большой любитель серьезной литературы.

– Значит, не дашь книжусечку? – надулась Бубнилка, когда отец посадил ее впереди себя на раму.

– Нет, не дам!

– Ну и брюмкнутый же ты!

– Бубнилка! Нельзя позволять себе таких разговаривалок со взрослыми! – одернул ее Хорошист.

– Я с ним не разговариваю, я на него дуюсь! Тоже мне, читака нашелся! И сам не ест, и другим не дает! – заявила малышка.

Когда Хорошист уехал и скрежет его велосипеда затих в березовой роще, мутантики стали готовиться к экспедиции. Из-за карликов, спаливших во время первого нашествия их дом, вещей у них было немного. Шерстюши привыкли путешествовать налегке, лишь с небольшим рюкзаком за плечами, в котором хранилась провизия на несколько дней пути. Кроме еды Бормоглотик и Пупырь захватили с собой оружие – по большой брызгалке с водой из ручья, которая при столкновении с карликами была надежнее булавы или меча. У Бормоглотика был с собой небольшой перочинный нож со множеством лезвий, щипчиков и открывалок, который подарила ему на Новый год Трюша и которым мутантик с двумя пупками очень гордился.

Мумуня, возясь с расхныкавшимися малышами, едва сдерживала слезы, а Пупырь, чтобы поддержать бодрость духа жены, громко и фальшиво насвистывал «Чижика-пыжика».

– Не волнуйся, мамуля! Мы попросим дедушку Умника, и он каждую ночь будет посылать тебе письмасны! – пообещала Трюша.

– Надеюсь, у меня не будет бессонницы и я смогу их посмотреть! – невесело пошутила Мумуня.

– Ну, берегись, Карла! Я вышел на тропу войны! – воскликнул Бормоглотик, закидывая рюкзак на плечи. Из него послышалось недовольное кваканье жабы Бибы.

– Присядьте на дорогу, чтобы путь был легким! – предложила Мумуня, и мутантики послушно уселись на диван, сложив руки на коленях. Внезапно раздался вопль Пупыря, и он подскочил метра на полтора. Оказалось, что папа-мутантик по рассеянности сел на пружину.

– Удачное начало опасного пути! Хорошая компания подобралась: старик на скейте, растяпа Хорошист да наше пузатое сокровище! Если у вас не будет в пути приключений, значит, я не знаю жизнь! – фыркнула Мумуня.

Глава 3
Воздушный шар

Даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время.

Дедушка Умник

Лучи восходящего солнца нерешительно проникли сквозь ставни в мрачный зал реактора и упали на лицо Рыжей Карлы. Королева рывком приподнялась на медвежьей шкуре, увидела карту, лежавшую рядом на полу, и мгновенно обо всем вспомнила.

– Подъем! Хватит дрыхнуть! – Повелительница стала трясти Требуху, которая спала на ступеньках трона, подложив под правую щеку измазанные жиром ладони. Рядом с толстухой громко похрапывал, словно чихал, начальник телохранителей Пуп, даже во сне сжимавший в руке короткую массивную булаву – символ своей власти.

Когда Требухе надоело, что кто-то ее трясет, она, не просыпаясь, превратилась в штангу. Убедившись, что ни разбудить, ни оторвать толстуху от пола не удается, королева взялась за Пупа.

– Эй, недотепа, вставай! Мы выступаем! – крикнула она ему в ухо.

Но перебравший накануне начальник телохранителей заткнул ухо пальцем и перевернулся на другой бок. Тогда Рыжая Карла прищурилась и хлопнула в ладоши, призывая стражу.

– Значит, не желаете просыпаться! Ладно, сурки, дождетесь у меня! Облить их водой! – приказала она.

По распоряжению королевы в зал вбежал карлик Глюк с лейкой. Как только первые капли попали на Требуху и Пупа, те с диким воплем вскочили.

Пуп увидел в руках Глюка лейку, которую тот не успел спрятать за спину, и мстительно нахмурился.

– Ну спасибо тебе, Глюк! Спасибо, дружок! – прорычал он.

– Спасибо не булькает! – робко хихикнул карлик и тотчас получил такой удар, что не устоял на ногах.

– Пуп, Требуха! Проснулись, а теперь марш в поход! – заявила Рыжая Карла, выходя из-за трона.

– В поход? В какой? – поразился начальник телохранителей, потирая обожженные водой места.

– За сокровищами Черного пирата! Возможно, экспедиция займет у нас много месяцев. Ты рад, Пупочек? Не вижу в твоих глазах восторга! – насмешливо заметила королева.

Обомлевший Пуп разжал ладонь, и булава, символ его власти, с грохотом упала на плиты пола.

– Что стоишь, лысый череп? Живо собирай солдат! – рявкнула Карла, и начальник телохранителей пулей вылетел из зала.

Требуха, быстро оправившись от удивления, робко спросила, куда они направляются.

– Плывем через океан, – коротко ответила королева.

При словах «плыть» и «океан» фаворитка вздрогнула, но попыталась скрыть страх. Внезапно в голову ей пришла тревожная мысль, она метнулась на кухню и, разогнав поварят, при ее приближении бросившихся прятаться в пустые котлы, стала набивать мешки копчеными вороньими и грачиными лапками.

– Маловато будет, надо с собой силки захватить! – бормотала толстуха.

Спустя десять минут во дворе реактора Рыжая Карла провела смотр той части войска, которую она брала с собой в дальний поход.

Бешеный Блюм вопил гнусавым голосом матерого сержанта:

– Отделение! Равняйсь, сми-ирно! По беспорядку номеров р-рассчитайсь! Всем стать одного роста! Головы вобрать, животы выпятить!

На асфальте с проросшими сквозь него травой и кустарником в полном боевом снаряжении переминались с ноги на ногу готовые выступить карлики. Здесь были наши хорошие знакомые: Кука, Глюк, Обалдуй, Цыкающий Зуб, Жлоб, а также Кукиш, Свиное Рыло, Трам, учительница Грымза, шпион Нытик и повар Хапчик с поварятами Дрызгом и Бумом. Вдоль строя ходили Бешеный Блюм и Собачий Хвост, успевшие прийти в себя после вчерашнего купания.

Вначале некоторые карлики пытались шутить над вождями, решив, что водные процедуры поубавили их обычную спесь, но сразу поплатились за это. Через несколько минут эти ниспровергатели авторитетов со множеством шишек и переломов лежали в лазарете, залечивая раны, сопели от возмущения и жевали лейкопластырь – единственное лекарство, которое признают жители взорвавшейся АЭС.

Все карлики, а особенно Блюм и Хвост, были увешаны оружием, как елочными игрушками. Чего у них только не было: и копья, и арбалеты, и метательные кинжалы, и булавы, и мечи, и кнуты с крючьями, и небольшие полукруглые щиты с острым выступом в середине! За спиной у Собачьего Хвоста висело подводное ружье внушительного вида, запасные металлические стрелы для которого хранились в колчане.

Одетая как для военных походов, Рыжая Карла произнесла короткую, но пламенную речь:

– Карлики! Мы отправляемся на край земли за Мечом-кладенцом! Наша дорога будет долгой, и возможно, не все вернутся, но те, кто не струсит, прославят свои имена! Обещаю отважным богатую добычу! Когда Меч окажется у меня, нам покорятся земли и не будет во всей Подлунной народа могущественнее карликов! Каждый из вас, слышите, каждый станет правителем одного из мутанародов, а я буду верховной повелительницей! Хотите ли вы идти за мной, мои воины?

– Да, королева! Мы с тобой до конца! Да здравствует Рыжая Карла! – раздались нестройные выкрики, и, воодушевленные обещаниями, карлики стали размахивать над головами оружием.

– Я буду повелителем мутанарода! – пискляво вопил Кукиш, молотя по воздуху палицей.

– Ты фначале фопли фытри, фофефитель! – язвительно посоветовал ему Цыкающий Зуб.

Стоя в строю рядом с Глюком, карлик Жлоб вытащил поломанный калькулятор и, нажимая на все кнопки подряд, стал считать:

– Значит, так, Глюк, за тобой должок! На случай если ты погибнешь, давай рассчитаемся прямо сейчас. Ты должен мне два кусочка стержня. Два – это один и один. Один плюс один равно одиннадцать, прибавляем нолик, который ничего не значит, и получается сто десять! Гони денежки!

– Размечтался, одноглазый! – Глюк выбил у вымогателя калькулятор и зашвырнул в пруд.

– Полезешь доставать! – рассвирепел Жлоб и бросился на обидчика с копьем, но Бешеный Блюм их растащил.

– Совсем сдурели! Здесь повелительница! Скажи спасибо, Глюк, что она не бросила тебя в пруд! – заорал он.

Опасаясь, как бы ее вдохновленные обещаниями подданные не начали потасовку, королева приказала воинству выступать.

Она забралась в повозку с колесами, сделанными из крышек канализационных люков, в которую были впряжены сорок красноглазых собак, и щелкнула бичом. С лязгом и скрипом колымага тронулась.

– Подождите меня, Ваше Величество! – Из реактора, размахивая руками, выбежала Требуха с мешком окорочков и на ходу вскочила в повозку.

Пуп тоже хотел забраться к королеве, но Карла его вытолкнула, заявив, что ему не мешает пробежаться, чтобы растрясти жирок. Требуха, также не отличавшаяся стройностью, затихла как мышь, опасаясь, как бы и ее не выставили из повозки.

За королевой на колеснице загрохотал по асфальту Бешеный Блюм. Суровый вождь подгонял собак, подсчитывая, насколько он опередит Собачьего Хвоста. Блюм не замечал, что, держась за тонкую веревку, привязанную к его колеснице, за ним на трехколесном велосипедике буксируется его молодой враг.

Кука, Обалдуй, Свиное Рыло и Жлоб ехали на самокатах, а Кукиш с Глюком – на детских педальных машинках, и было смешно и одновременно страшно смотреть на мрачных широкоплечих карликов, которые с серьезным видом используют этот забавный транспорт.

Нытик превратился в большое колесо со спицами и, быстро вращаясь, катился по дороге, лишь немного отстав от королевских вождей.

– И как у него голова не закружится? У меня бы точно закружилась! – завистливо ворчал Свиное Рыло.

Он держался за ручки самоката и отталкивался ногой от земли. Кукиш с Глюком сосредоточенно нажимали педальки своих машин, время от времени, так как гудки у них не работали, покрикивая «би-би».

Остальные карлики, придерживая бряцающее оружие, бежали размеренной и неторопливой рысцой, и должно было пройти много часов, прежде чем они начали бы уставать.

Рыжая Карла вела воинов к высохшему затону. Довольно плохо, как все мутантики, зная географию, она собиралась скакать по его дну до океана, найти в прибрежном порту сохранившийся корабль и доплыть на нем до необитаемого острова.

Не останавливаясь, чтобы сделать привал, реакторное воинство оставило позади Странный лес, наискось пересекло равнину и до наступления сумерек совершило переход в добрых восемьдесят километров.

Лишь увидев, что красноглазые собаки, мчавшие колесницу, начинают уставать, королева натянула поводья, остановилась и, спрыгнув на землю, впервые за день обернулась.

Они с Требухой были совершенно одни в степи, и лишь четверть часа спустя к ним начало подтягиваться уставшее войско. Вначале в клубе пыли показался Бешеный Блюм, за ним на буксире – Собачий Хвост, Нытик, самокатчики и последним, высунув язык, приковылял начальник телохранителей Пуп.

– Что тащитесь, как черепахи? Стыдитесь, я – слабая женщина – настолько вас опередила! – рявкнула Карла, со свойственной правителям небрежностью забывая, что в ее колесницу впряжены сорок лучших собак.

Видя, что подданные вконец вымотаны и сегодня едва ли смогут продолжить путешествие, повелительница смилостивилась и устроила привал. Вскоре посреди равнины запылали костры, над которыми на вертелах жарились кабаньи туши. Между кострами, отгоняя зубастых карликов и грозя ошпарить их кипятком, деловито сновали повар Хапчик и его подручные Дрызг и Бум.

Хапчик был мрачнее тучи: находясь у всех на виду, он впервые в жизни ничего не мог украсть. Вынужденная честность приводила его в негодование, и он то и дело орал на голодных карликов, осмелившихся слишком близко подойти к котлам и тушам.

– Знаю я вас, ворье! Одно у вас на уме, как бы что слямзить! Катитесь колбаской по улице Спасской! – вопил старший повар, размахивая разделочным ножом.

Поужинав и швырнув Нерпе кость, Рыжая Карла пересела поближе к потрескивающему костру и приказала Пупу и Требухе превратиться в широкую кровать.

– Выступаем с рассветом! Хвост, прикажи выставить ночную стражу! – распорядилась она, расстелила на импровизированной постели шкуру и заснула.

– Перекусить, что ли? Эй, малый, а ну, подвинь-ка тот мешок! – проскрипела Требуха, вынужденная стать спинкой кровати.

Кое-как толстуха высвободила одну руку и стала жевать вороньи крылышки. Если бы это увидел человек неподготовленный, он наверняка решил бы, что спятил: кровать с торчащей из нее рукой, поедающая птичьи лапки!

– Тебе-то хорошо, тетушка, ты – спинка, а я матрас: на меня вся тяжесть приходится! – уныло пожаловался начальник телохранителей.

Хвост и Бешеный Блюм расставили вокруг походного лагеря ночную стражу, с ненавистью покосились друг на друга и, не выпуская из рук оружия, прилегли на походные деревянные щиты, которые, помимо защиты от стрел и копий, служили для переправы через неширокие водоемы.

– Надеюсь, ты не вернешься из похода, Хвост! Я с удовольствием буду присутствовать на твоих похоронах, – сказал Блюм.

– Взаимно, старик! Что касается твоих похорон, то их можно ускорить! – ответил молодой вождь и красноречиво прикоснулся к подводному ружью.

Обменявшись любезностями, ненавидевшие друг друга вожди погрузились в сон. Над лесом взошла полная луна, и наступила ночь – первая ночь великой экспедиции за сокровищами Черного пирата.

А сейчас вернемся немного назад, чтобы узнать, как дела у шерстюш и лобастиков.

В полдень, когда дедушка Умник на скейте,[3]3
  Дедушка Умник плохо ходил, а скейтом управлял мысленно.


[Закрыть] Бубнилка, Хорошист и Отелло встретились у ручья с Пупырем, Бормоглотиком и Трюшей, карликов уже и след простыл, и даже пыль от их колесниц и самокатов давно улеглась.

Ловко цепляясь за ветки, мутантик с двумя пупками забрался на верхушку самой высокой в лесу сосны и постарался с нее рассмотреть направление движения реакторных карликов.

– Эй, Бормоглот, видишь что-нибудь? Куда они пошли? – крикнула снизу Трюша.

Мутантик покачал головой. Хотя ни врагов, ни поднимаемой ими пыли он не заметил, Бормоглотик не сразу слез с дерева, любуясь открывшимся ему видом Мутатерриторий. Вокруг раскинулся лес, в котором кошачий мутантик вырос и который знал так же хорошо, как свое болотце.

У ручья шумел камыш, покачивались вершины – в лесу множеством оттенков желтого, красного, зеленого и оранжевого бушевала осень.

– Нашел их, Бормоглот? – снова крикнула Трюша.

– Не-а, ничего не видно! – донесся сверху голос ее жениха.

– Вот уж не думал, что нам когда-нибудь придется искать, и кого – карликов! «Во, блин, дела!» – как сказал бы Вильям Шекспир, – невесело усмехнулся Отелло.

Он был унылый лобастик, часто жаловался на жизнь и портил всем настроение. Со своим братом Хорошистом Отелло ссорился чуть ли не со дня рождения, и они вечно цеплялись друг к другу. Больше всего на свете Отелло любил приписывать Шекспиру всякие забавные фразы и часто повторял стишок собственного сочинения: «Кто Шекспира не читает, ни фига о нем не знает!»

– А если настроиться на мысли карликов и по мыслям узнать, где они сейчас? – предложила Трюша.

– Хм, можно попробовать! Только не отвлекайте меня вопросами и не мешайте сосредоточиться! – Пошатываясь на слабых ногах, дедушка Умник перебрался со скейта на пень и, закрыв глаза, стал массировать виски.

– Он настраивается на телепаточастоты карликов! – прошептал Отелло на ухо Пупырю.

– Что такое «телепаточастоты»? – удивился Пупырь. Шерстюш знал все философские толкования бытия и все трактаты по метафизике, но ничего не понимал в телепатии и телекинезе.

– Диапазон распространения мыслеволн! – зевнул Отелло. – У каждого мозга собственный вектор направленности и интенсивность телепаточастот. Как сказал бы Вильям Шекспир, «сумма углов в квадрате не мотивируется таблицей умножения».

Пупырь не понял ни слова, но, не желая признаться в этом, глубокомысленно кивнул.

Прошло несколько минут, прежде чем дедушка Умник вновь открыл глаза. Его странствующее в заоблачной выси сознание вернулось в тело.

– Что, дедусик, нашарил думалки карлюсиков? – спросила Бубнилка.

– Нашарить-то нашарил, да что толку? Если бы ты знала, какие тупые мысли у этих карликов! Они думают о чем угодно, только не о том, что нам нужно! – с раздражением проворчал Умник.