Текст книги "Таня Гроттер и Золотая Пиявка"

Глава 4
ПОСЛЕДНИЕ МАГВОСТИ И ВОСКОВАЯ ФИГУРКА

Не забыли ещё Генку Бульонова, отравлявшего Тане Гроттер существование, когда она жила у дяди Германа и ходила в одну школу с Пипой? В теле молчуна и буки Бульонова, внешне больше походившем на кубышку с ножками или на сейф с педальками, обитала ранимая и мечтательная душа.

Довольно часто, забившись в угол, Бульонов садился на стульчик, обнимал колени и начинал мечтать. Мечты розовой сладкой дымкой курились перед его маленькими, часто мигавшими глазками. Иногда Бульонов воображал, что станет космическим пиратом, иногда, что диктатором всей планеты, а иногда явно снижал планку и мечтал всего лишь о том, что ограбит банк и будет удирать на машине от погони.

К ограблению банка Бульонов начал всерьез готовиться и проготовился весь четвертый класс, но этот блестящий проект отменился из-за отсутствия у него пистолета и шапочки с прорезями для глаз. А заодно ходуль. Без ходуль коротенького Бульонова охрана банка приняла бы разве что за воинственного карлика или разбушевавшегося гнома.

Так бы жизнь нашего несостоявшегося Наполеончика и текла в своем привычном и скучном русле, если бы однажды он случайно не увидел, как Таня стремительно пикирует на своем контрабасе. Тогда – в самом начале – Таня ещё не знала, что маги должны держать свои полеты в секрете от лопухоидов, и не слишком скрывалась.

Пораженный Бульон стал таскаться за Таней по пятам, стремясь разгадать её тайну, и таскался до того самого, дня, когда она внезапно исчезла, а Пипа заявила в школе, что «тупая Гроттерша куда-то свалила, скорее всего отправилась шляться по вокзалам. И отлично, что свалила, меньше народа – больше кислорода».

Но даже тогда Бульонов не успокоился и продолжал регулярно пастись возле бывшего Таниного подъезда, прячась то за детской горкой, то за мусорным контейнером.

Недаром говорят: «Если долго мучиться – что-нибудь получится». И вот однажды Бульонову повезло.

Он уже собирался уходить, когда дворник, занимавшийся очисткой мусоропровода, швырнул в контейнер два черных мешка. Генка не обратил на это особого внимания – ну, мусор и мусор, но тут из крайнего мешка внезапно послышался энергичный женский голос:

"Недобрый недень, недорогие немой! Я, Грызиана Припятская, приветствую вас с экранов зудильников и по всем магическим радиоволнам! Чмок-чмок, кривоногие мои старикашечки и угасшие полтергейстики! Начало передачи, как всегда, для вас! В эфире экономические магвости. Спад на мировых магических рынках продолжается. Европейские жабьи бородавки поднялись за последнюю неделю на две целых и семь десятых процента. Курс заокеанских зеленых мозолей продолжает понижаться. Основной причиной спада называют многочисленные подчистки и приписки черных магов и банковских гоблинов, имевших доступ к маггалтерским книгам. По словам нашего экономического эксперта Харлампия Завирального, финансовый кризис никак не скажется на курсе отечественных дырок от бублика, которые крепки как никогда. «Наши маги могут колдовать спокойно! Их дырки так и останутся дырками!» – заверяет Харлампий Завиральный.

Скандальные магвости. Пропавшая две недели назад Мандрагора Апельсинова, слегка засахарившаяся мисс Вселенная одна тысяча четырехсотого года, была обнаружена в Египте, в небезызвестной реке Нил. Как стало известно, Апельсинова была превращена в крокодила вследствие той ревности, которую испытывала к ней колдунья Семирамида, у которой Апельсинова недавно увела мужа. Сейчас мадам Семирамида дает показания в магуратуре. Кроме того, нашему корреспонденту стало известно, что при поимке одичавшая Мандрагора серьезно покусала одного из местных колдунов, который слишком бесцеремонно взял её за хвост. В настоящее время колдун проходит курс заговоров от любовного бешенства.

Культурные магвости. Вчера утром в концертной пещере под Шайтан-горой состоялась премьера балета «Горгулий пруд», который ставит известный далеко за пределами Лысой Горы магеограф Цезарь Джавдетов. По словам критиков, первое действие прошло нормально и заслужило бурные аплодисменты собравшихся. Однако уже во втором действии на сцене произошла массовая драка. Горгулий так и не смогли договориться, кто из них первой поцелует прекрасного принца, и запинали его пуантами, чтобы он никому не достался. Прекрасный принц госпитализирован. Кроме того, пол концертной пещеры сильно пострадал от кислотных слез даровитых танцовщиц. Цезарь Джавдетов убежден, что причиной провала «Горгульего пруда» стал сглаз, наложенный злобными завистниками. «Пусть не радуются. Я унаследовал от дедушки тетрадку с отличными запуками, многие из которых не имеют отводов!» – сообщил он в эксклюзивном интервью нашему корреспонденту Трепуну Заболтальскому.

Теперь магвости спорта! В Тибидохсе завершился четвертьфинальный матч «Тибидохс-Гандхарвы». Победу в матче одержала сборная Тибидохса, забросившая обездвиживающий мяч в пасть дракона гандхарв. В игре особенно отличилась новая нападающая Тибидохса – Гробыня Склепова. Звезда же Татьяны Гроттер, столь блестяще проявившей себя в матче с бабаями, похоже, закатилась. Она не забросила ни одного мяча, получила серьезную травму и была унесена с поля на носилках… С вами была ваша Грызиана Припятская. Чмок-чмок, многоболезные мои! До встречи в вечернем выпуске магвостей!"

Все смолкло.

Бульонов поражение распахнул рот, но уже через секунду подпрыгнул и, животом перевалившись через край контейнера, стал торопливо рыться в мешке с мусором. Наружу летели картофельные очистки, раскисшие смятые листы бумаги, ещё какая-то дрянь. Не обращая на это внимания, Бульонов копался в мусоре, точно крыса. Вскоре он уже держал в руках два каких-то обугленных, мало на что похожих обрубка. Палочки вибрировали, светились и изредка начинали бормотать разными голосами: «Транспортный отдел, прием! Какой осел навьючивал моего дракона? Он дохнул – и у меня все тюки загорелись! Срочно высылайте мне платок-парашют и страховочные подтяжки!» – недовольно заскрипела правая палочка, едва Бульонов к ней прикоснулся.

Генка заорал, подпрыгнул и стукнулся головой о крышку контейнера. В ушах у него загудело.

В эту секунду левый, более короткий обломок вдруг оживился и спросил: «Слышь, друг, не помнишь заклятие от мертвяков?»

Бульонов что-то испуганно пропищал.

«Не помнишь, да? Вот и я не помню!»

Бульонов зачерпнул ртом воздух.

«Слышь, друг! Я в Потусторонних Мирах, клады решил поискать. Сечешь? Только спустился, а этот задохлик тут как тут. Помощь, говорит, нужна? Ну я, дурак, не рассмотрел, кто это и ответил… Таскается теперь за мной пятый час! А ну кыш отсюда, красноглазый, а то кладенцом вдарю – на две головы меньше будет! Пока новые прирастут – замучаешься!» – продолжала рассуждать обгоревшая палочка.

Кто-то заревел, палочка дернулась, и все смолкло.

Генка с облегчением икнул и облизал губы. Но в покое его оставили ненадолго.

Гындус бындус фурациндус

Трынтравонус аспиринус!– неожиданно тоненько запела другая палочка. Что-то загрохотало, покатилось со стеклянным звуком и…

– Ай, Федора, я не хотела превращать тебя в лампу! Перестань мигать, я сейчас позову маму… Мам, она сама виновата! Она опять трогала мое кольцо!

Чья-то грубая рука решительно сцапала Бульонова за ухо. Генка заверещал, вообразив себе невесть что, но почти сразу обнаружил, что это был всего-навсего дворник. Он выволок Бульона из контейнера и в простых и ясных словах велел ему убираться.

Бульонов поспешно сунул говорящие палочки под рубашку и нырнул в арку.

Несмотря на то что ухо у него горело, а от одежды пахло всякой дрянью, у Генки давно не было такого отличного настроения. Интуиция подсказывала, что в жизни у него начинается крайне интересный период.

И он не ошибся…

* * *

Дома Бульонов долго разглядывал обломки, пытаясь сообразить, что это вообще такое. Он даже сложил обе палочки так, как они были изначально, и обмотал их скотчем. Теперь из двух обломков составился один, довольно длинный. Но всё равно – разобраться, что это, было сложно. Разве что стало заметно, что он очень удобно ложится в ладонь и некогда – до того, как обгореть, – был покрыт лаком.

Генка взял тряпку, намочил её в аквариуме и очистил гарь. Что-то тускло блеснуло. Вооружившие лупой, Бульонов сумел прочитать:

«…5тусЬо!г та^гсЬезШ], гаЬосЫ] – та^егР. Grotter, 1б50»

– Ого! Гроттер! Снова Гроттер! Вот так Танька! – не разобравшись с запутанными родственными узами воскликнул Бульон.

Он так воодушевился, что, подпрыгнув, пролете мимо стула и поприветствовал копчиком ковер. Во досада! И как он только раньше не догадался, что эта бойкая на язык девчонка с родинкой на носу, похожей на прилипший комок гречневой каши, одета всегда, как чучело, девчонка, которую травила Пип и не слишком любили учителя – волшебница?

В следующий раз склеенный скотчем обломок смычка проявил себя около полуночи, когда Бульонов давно спал. Спал и видел невероятный и увлекательный сон, будто он на глазах у всего класса вылетает из брызнувшего стеклами окна на швабре. Все это было так приятно, что сквозь сон Бульонов восторженно взвизгивал и покусывал подушку.

Неожиданно ящик стола, в котором лежал смычок, задрожал и стал постукивать. Генка выплюну забившийся в рот уголок наволочки и рывком сел к кровати. Сквозь щели пробивался резкий голубоватый свет. Открыв ящик, Бульон обнаружил, что смычок исчез, а на его месте нетерпеливо перекатывался небольшой шерстяной клубок. Клубок выпрыгнул из ящика и замер посреди комнаты. Бульонов шагнул к нему, но клубок, не даваясь в руки, откатился к дверям.

Малопредсказуемое превращение смычка в клубок Генке не понравилось. Опасаясь, что клубок ускользнет и единственная связь, соединяющая его с загадочным миром, оборвется, он схватил подушку и принялся гоняться за клубком, пытаясь накрыть его. Клубок как будто и не ускользал, но всякий раз Бульон почему-то оказывался на полу в обнимку с подушкой. Клубок подпрыгивал совсем близко, дразнил и словно приглашал следовать за собой. Если приглядеться, можно было разглядеть на клубке небольшой ярлычок с надписью: «Путеводная нить Ариадны (длина до 12-ти верст). Ворожейные мастерские, г. Иванов».

Под конец даже не слишком сообразительный Генка понял, что если он не пойдет сейчас за клубком, тот запросто укатится без него. Пнув подушку, будто это она была во всем виновата, он поспешно нырнул в брюки, надел свитер на голое тело и сунул босые ноги в кроссовки.

Стоило открыть дверь, как клубок, целеустремленно подпрыгивая, покатился по лестнице. За ним тянулась нескончаемая светящаяся нить. На улице клубок некоторое время рассеянно покрутился на месте, точно принюхивался, а затем решительно прыгал между домами. Спотыкавшийся Генка едва поспевал за ним. Хорошо еще, что золотистая нить четко обозначала путь.

Вскоре Бульонов сбился с дыхания. В кроссовках захлюпало. Особенно его раздражало, что клубок явно не разбирает дороги. Если на пути была лужа он катился через лужу, если забор – прыгал через него, оставляя сияющую нить.

– Уф! У этих чародеев явно какой-то сдвиг по фазе! Так и прут напролом! Нет чтоб калитку поискать! – раздраженно пробормотал Генка, когда ему вторично пришлось подлезать под высокое бетонное ограждение вокруг стройки.

Когда выбившийся из сил Бульонов уже собирал плюхнуться животом на землю и обеими руками вцепиться в нить, клубок внезапно несколько раз подпрыгнул и требовательно застучал по крышке канализационного люка.

Оглядевшись, пораженный Генка сообразил, они вновь вернулись к той арке дурневского дома Рублевском шоссе, где он уже был накануне.

– Ну, ты просто гад какой-то! Здесь же на троллейбусе три остановки – зачем было напролом через кварталы переть? – укоризненно обратился Бульонов к клубку.

Клубок продолжал прыгать у люка. Золотистая нить петлями ложилась вокруг крышки. Отыскав возле мусорного контейнера железный стержень, Генка вернулся и после нескольких неудачных попыток сковырнул люк. Клубок тотчас скакнул внутрь, натянув нить.

Бульонов некоторое время колебался, Наконец он решился и тоже стал спускаться. Скобы радостно делились с ним своей ржавчиной. Так продолжалось до тех пор, пока одна скоба не оторвалась.

– Ма-а-а-а-а! – только и успел крикнуть Генка.

А потом, так и не успев до конца испугаться, Генка понял, что сидит на старом раскисшем матрасе, который кто-то сбросил в люк. Матрас чавкнул, принимая в свои гниловатые, но дружелюбные объятия жуликоватого буку одиннадцати лет.

Бульонов поднялся. Все кости были целы. Зубы тоже. Ссадина на лбу в расчет не бралась. Генка вздохнул и, морщась от запаха плесневеющих досок, отправился вслед за клубком. Низкий тоннель два раза свернул, с постоянством надоевшего ухажера следуя за трубой, а потом Генка очутился вдруг в небольшом закутке. Клубок уже сшивался там, разливая голубоватый свет.

«Ага!» – сам не зная к чему, подумал Генка.

Осмотревшись, он обнаружил, что посреди закутка, в паре метров от утепленной водопроводной трубы, из кирпичей сложен жертвенник. В его основании, под кирпичами, лежало какое-то мятое, покрытое слизью тряпье, в котором Генка не сумел опознал свитер своей бывшей одноклассницы.

Зато восковую фигурку, лежащую на самом верх нем кирпиче, он узнал сразу-с таким искусством она была вылеплена.

– И тут Гроттерша! – охнул Бульонов.

В правой ноге чуть выше колена у фигурки торчала толстая игла. Неведомым образом нагреваясь, игла расплавляла воск, капавший на свитер. Бульонову казалось, что фигурка морщится от боли. Или же, что не исключено, это была просто игра теней.

Посомневавшись, Генка протянул руку и взял фигурку. Теплый воск согревал ему ладонь. Бульонов ухватился за иголку и выдернул её. Края восковой раны мгновенно стянулись. Фигурка благодарно дрогнула.

Путеводный клубок работы ивановских ворожейных мастерских подпрыгнул и выкатился наружу вновь направившись к раскисшему матрасу. Без клубка в каменном закутке сразу стало темно.

– Эй ты, катушка с нитками, подожди! Не шустри! – крикнул Генка и, сунув фигурку в карман, бросился за ним.

Он опасался, что клубок выберется первым и улепетнет, но этого не произошло. Сияющий шарик терпеливо ждал его наверху, у откинутой крышки люка Здесь он стремительно завертелся, полыхнул и – исчез. На его месте вновь обнаружился сломанный смычок от контрабаса. Бульонов подобрал его и, чавкая кроссовками, отправился домой.

Генка не знал, что, едва он покинул люк, в щели, куда уходили грубы, что-то неприятно зашуршало и из неё выбралось жирное существо с голым, розовым, как у крысы, хвостом. Тонкие руки не имели локтей и гнулись во все стороны. Верхняя часть головы с огромным ртом откидывалась, как на шарнире.

Существо вставилось на место, где ещё недавно лежала восковая фигурка, и омерзительно расхохоталось – словно забулькало кипящей в чайнике слизью.

– Х-ха! Мне нельзя помеш-шать, я отомщу! Х-хорош-шо, что мальчишка взял ее! Главное, чтобы Мертвый Гриф проследил, где он ж-живет! – проскрипело оно.

Описываемые события произошли в середине августа, Имение тогда Таня, которой Ягге безуспешно пыталась срастить перелом, напуская под гипс все новых костеросток, быстро пошла на поправку.

Глава 5
ОСКОЛОК ЗЕРКАЛА

– Я хочу, чтобы вы все кое-что зарубили себе на носу! Защита от духов – самый важный предмет, который проводит современная магия! Снятие сглаза рядом с защитой от духов – тьфу, пустяк! Пустая трата времени! – презрительно сказал Поклеп, когда второй класс впервые собрался у него на занятиях.

От завуча, как и прежде, основательно пахло рыбой, а к носу пристала ряска. Видно было, что он опять всю ночь провел в объятиях русалки, распевая с нею на берегу пруда разудалые песни. Сплетничали, что, пользуясь покровительством Поклепа, коварная русалка притаранила откуда-то с дюжину своих родственниц, и они окончательно задурили голову влюбленному завучу, с заката и до рассвета водя с ним хороводы.

Правда, характер Поклепа от этого ничуть не улучшился. Его крохотные глазки по-прежнему сверлили провинившихся, точно буравчики, а сам он, как и раньше, грозил всем полным зомбированием.

– Значит, вы говорите, самый важный предмет – защита от духов. А нежитеведение тоже пустяк? – быстро спросила Гробыня, давно мечтавшая стравить Поклепа с Медузией.

– Ну… э-э… нежитеведение… э-э… Я не торопился бы называть его пустяком… Нежить, она и в Африке нежить, хотя если разобраться… И вообще, все глупые вопросы – после урока! – огрызнулся Поклёп.

Склепова язвительно улыбнулась. Она знала, что если Поклеп кого-то и побаивается в Тибидохсе, то только Медузию, особенно когда волосы у доцента Горгоновой принимаются шипеть.

Шурасик, по своей привычке записывать за преподавателями все до последнего слова (включая кашель, оговорки и слова-паразиты вроде «так сказать» или «ну это»), немедленно заскрипел пером, занося в тетрадку все подробности. После целого года уединения, когда Сарданапал и Медузия занимались с ним отдельно, Шурасику разрешили, наконец, присоединиться к классу. Правда, теперь он был уже на «темном» отделении – ну да тут уже ничего не попишешь…

– Кгхм! Сосредоточились! Все ли знают разницу между сглазом и одержимостью духами? – спросил Поклеп.

Шурасик застонал от жгучего желания поделиться знаниями и немедленно принялся тянуть руку, но завуч благоразумно сделал вид, что ничего не заметил.

– То-то и оно, что вы не понимаете простейших вещей! – назидательно продолжал Поклеп. – Тогда запоминайте! Сглаз заставляет вас в течение определенного времени делать определенные вещи и – ничего более. А вот одержимость духами куда серьезнее. Духи, лишенные тел, злобные, настойчивые, неутомимые, стремятся вселиться в вас и полностью подчинить своей воле. Да, при этом вы останетесь в живых, но даже нежить и та имеет больше свободы в своих поступках, чем тот, кого поработили духи!

Таня оторвалась от тетради. Плешивая макушка завуча, покрытая редким темным пушком, матово отсвечивала, отражая отблески факелов на стенах. Магическое кольцо, которое он по привычке вращал на безымянном пальце, постоянно потрескивало, хотя никаких заклинаний Поклеп не произносил.

Баб-Ягун, сидевший рядом с Таней, с самого утра был тише воды, ниже травы. У него были все основания опасаться Поклепа – слишком часто он доводил его до белого каления, а потом умело пользовался защитой своей бабуси и добродушием Сарданапала.

Еще с вечера Ягун, убежденный, что Поклеп напустит на него целую кучу духов, решил подстраховаться и теперь казался вдвое толще, чем обычно. Его кожаная куртка оттопыривалась от подвязанных изнутри оберегов и амулетов. Кроме того, Ягун явно прятал во внутреннем кармане что-то довольно внушительное и громоздкое, из-за чего даже не мог пошевелить рукой. Что именно – Таня не знала.

А в том, что опасения Ягуна не беспочвенны, Таня убедилась довольно скоро: завуч то и дело к нему обращался.

– Заметьте, Ягун, я никого – подчеркиваю «ни-ко-го» – не заставляю посещать свои занятия. Они абсолютно добровольны! Вы можете шататься по коридорам, бить баклуши или ковырять в носу. Хоть сейчас все встаньте и топайте отсюда – я не стану никого удерживать и даже в журнал ничего не запишу!

Ванька с сомнением хмыкнул и переглянулся с Катей Лотковой. Да и остальным, по правде говоря, это утверждение запуча показалось подозрительным.

А Поклеп тем временем вкрадчиво продолжал:

– Да, да! Делайте все, что вам заблагорассудится! Но на ближайшей контрольной, предупреждаю, я напущу на класс целый кувшин изголодавшихся по телам духов, и тогда… тогда кое-кто из вас запросто может лишиться своей личности… Самое меньшее, что ожидает нерадивых учеников, – это стать зомби. Подчеркиваю: самое меньшее… Вы меня правильно поняли, Ягун? А вы, Гроттер? И нечего ехидно улыбаться, Склепова! Между прочим, к вам это тоже относится!.. Смеяться буду я, когда придет пора проверить ваши знания!

Поклеп самодовольно ухмыльнулся и, достав маленькую расчесочку, поправил на своей проплешине несколько волосинок. Таня ещё по дяде Герману заметила, что чем меньше у мужчины волос, тем чаще он бывает в парикмахерской.

Гуня Гломов, сидевший на самой дальней парте, попытался было передразнить завуча, но едва он скорчил рожу, как Поклеп, не оборачиваясь, рявкнул:

– Гломов! Встать! Шагом марш из класса! Гуня встал и, наступая всем на ноги, понуро затопал к выходу. Он знал, что спорить бесполезно.

– До встречи на экзамене, мой сладкий! Со мной и… с духами! – напутствовал его Поклеп, заклинанием захлопывая за Гуней дверь.

«До встречи на экзамене…» – высунув от усердия язык, записал в свою тетрадку Шурасик. Разумеется, к теме урока это не относилось, но Шурасик имел привычку вызубривать в"се до последней буквы. Просто на всякий случай. К тому же Шурасик давно усвоил, что преподы на экзаменах обожают выслушивать только свои слова.

Тем временем Поклеп, решив, очевидно, что уже достаточно всех запугал, перешел к диктовке. Диктовал он быстро, порывисто и довольно невнятно. Кроме того, многие заклинания, которые он произносил, упорно не желали записываться на бумаге и немедленно исчезали.

– А это уже ваши проблемы! Надо было тренировать память, а не шататься все лето по пляжу! – с явным удовольствием заявил Поклеп, отвечая на робкий писк Шурасика, сообщавшего, что у него выцвела целая страница.

Примерно через четверть часа Поклеп зорко оглядел класс и прекратил диктовку.

– Я вижу, многие уже не пишут… Что ж, возможно, вы решили, что все уже знаете, Мне – хе-хе! – вполне понятно ваше нетерпение поскорее перейти к практике. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не правда ли, Ягун? А то вдруг кто-то, по примеру лопухоидов, решит, что никаких духов нет и все, что я вам рассказываю, – обычные учительские бредни? – вкрадчиво спросил он, поворачиваясь к классу.

А ещё секунду спустя в руках у Поклепа сам собой возник небольшой глиняный сосуд, покрытый древними письменами. Вид у сосуда был такой, будто ему долго пришлось провести в земле или, по меньшей мере, в сырости. На горлышке кувшина красовался! ярлычок: «Хранилище духов Тибидохса. Дату заточения см. на пломбе. Спирт 22%. Сахар 160 г/дм5 Потусторонние примеси не более 4, 2%. Срок годности не ограничен».

– Как интересно! Скажите, а какая дата заточения? – немедленно оживился «хочувсезнайка» Шурасик.

Поклеп Поклепыч неохотно взглянул на пломбу.

– А-а, ерунда… Всего лишь первое тысячелетие до нашей эры, – буркнул он и медленно занес сосуд над головой.

Сообразив, что сейчас произойдет, Дуся Пупсикова пронзительно взвизгнула и попыталась превратиться в пряник. Шурасик стал быстро заползать под парту, продолжая строчить что-то в тетрадке. Кузя Тузиков… впрочем, говорят, некоторые дистрофики из лопухоидов прячутся за удочкой… что же удивительного, что потомственный маг Тузиков (его отец, кстати, выловил и оживил небезызвестную собачку Муму!) ухитрился исчезнуть за своим реактивным веником? Этот веник он повсюду таскал с собой и даже, по слухам, ночью клал его под одеяло.

– Убивают! Кто-нибудь, поставьте мне памятник! – выглядывая из-под стула, голосила Склепова.

– Что за фокусы, второй класс? – рявкнул завуч. – К чему эти дешевые эмоции? Разумеется, это не самый сильный и не самый опасный дух из существующих. Все-таки первое занятие. Правда, никто толком не знает, что у этих духов на уме. Не исключаю, что, освободившись, он решит в кого-нибудь вселиться, прогнав хозяина, так что следуйте своим записям…

Поклеп улыбнулся в явном предвкушении: видно, сообразил, что толковых записей ни у кого быть не может: все повыцветало.

– Так-то вот, дорогие мои… Мало ли что взбредет в голову духу, который несколько тысяч лет был в заточении? Не правда ли, Ягунчик? – добавил завуч совсем уж вкрадчивым и подозрительно ласковым голосом.

Баб-Ягун ничего не ответил. Таня услышала, как под партой у него застучали коленки.

Тем временем, насладившись всеобщим ужасом, Поклеп разжал руки. Глиняный сосуд ударился о каменный пол и разлетелся вдребезги. Таинственные знаки на черепках растаяли. Что-то незримое и одновременно осязаемое появилось в воздухе. Класс в мгновение ока наполнился тысячью голосов, Голоса звучали повсюду – громкие, раздраженные, на сотнях разных языков. Тут были и плач, и крики, и истеричный хохот.

Ягун вцепился в парту. Его талисманы оглушительно трескались, реагируя на присутствие потусторонней силы. Казалось, будто в карманах у него взрываются петарды. После каждого взрыва внук Ягге подскакивал на стуле и безуспешно пытался сорвать куртку, но не успевал, потому что у него уже лопался следующий талисман.

Поклеп Поклепыч злорадно ухмылялся, наблюдая за его отчаянными попытками:

– Запоминайте, второй класс! Вот вам наглядный пример хронического головотяпства! Определенные типы защитных талисманов не столько спасают от духов, сколько притягивают их. К тому же магия одного талисмана часто перечеркивает магию остальных…

БАХ! Ягун подскочил к потолку.

– А вот что бывает с теми, кто слишком уж перестраховался. Вы не хотите поделиться с классом своими ощущениями, господин внучек? Не правда ли, они неподражаемы? – рассуждал Поклеп.

Но Баб-Ягун ни с кем не желал делиться ощущениями. Он торопливо сдирал свою взрывающуюся, дымящуюся куртку.

Голоса завывали. Факелы плевались искрами. Некоторые чадили и гасли, исходя завистливыми струйками дыма. Казалось, что-то невидимое плывет вдоль стены, неуклонно приближаясь к Ягуну. Шурасик, сидя под партой, как в окопе, поспешно бормотал заклинания, однако ему явно не хватало уверенности, Искры, выскакивающие из его кольца, были совсем слабыми.

Наконец Ягуну удалось справиться с «молнией», Приспустив на плечах куртку, он поспешно выхватил что-то из внутреннего кармана и вскинул над головой.

– Ой, мамочка моя бабуся! Вот тебе! Получай! – крикнул он.

Тане почудилось, что это осколок черного зеркала, Сотни теней рванулись к нему, словно их притягивала неведомая сила. А потом Ягуна будто толкнуло в грудь порывом ветра. Он отступил на полшага, но устоял. На миг в зеркале отразилось нечто расплывчатое, мерзкое, безликое – отразилось, взревело и отступило…

– Ы-0-О-О-У! – страшный, все возрастающий рев наполнил класс. Брызнули стекла, Чудилось, барабанные перепонки вот-вот лопнут.

– Паранойус крышус срывание! Маразматут кульминационит! – тонким, сдавленным голосом крикнул кто-то.

Таня повернулась на крик и едва узнала сурового завуча. Поклеп Поклепыча словно подменили. Кри-венькая ехидная усмешка исчезла с его лица, будто стертая мокрой тряпкой. Теперь лицо его было перекошено от ужаса. Поклеп ещё раз выкрикнул заклинания.

Его перстень полыхнул спаренными красными искрами, но почти сразу, расплавившись, стек с пальца. Завуч взвыл от боли.

А в классе уже бушевала настоящая буря. Парты тряслись и дрожали, точно подвергшиеся внезапной атаке полтергейстов. Тетради раздирало в клочья и пургой осыпало учеников. Поклеп, оставшийся без кольца, ничего не предпринимал. Он лишь дул на палец и злобно полыхал глазками.

Дверь сорвало с петель. Что-то неосязаемое, яростное, могучее пронеслось по коридору и затихло, замерло, раздробившись в лабиринтах Тибидохса.

Опомнившийся Поклеп Поклепыч подскочил к Баб-Ягуну и, выхватив у него зеркало, разбил его вдребезги. Потом, похрустывая артритными коленками, принялся приплясывать на осколках.

– Ты соображаешь, что натворил, а? Зомбировать тебя мало, а! Скажи спасибо, что у меня нет кольца! Я превратил бы тебя на двадцать лет в дождевого червя! Нет, вы это видели, а? – взвизгивал он, топча битое стекло.

– Но почему? Что я такого натворил? – прошептал Баб-Ягун.

Он стоял растерянный и зеленый, не понимая, что происходит.

– Нет, вы слышали: «Что я натворил!» Я тебе объясню! Этот дух был не опасен, но твое идиотское стекло все испортило! И не смей говорить, что не знал! Дух, увидевший себя в зеркале, становится сильнее в сотни раз, – брызжа слюной, заорал завуч.

– Но я… прочитал, что черное зеркало усмиряет духов… – попытался возразить Ягун.

– Зомбировать надо таких читателей! Лопухоид выискался! Или читай внимательно, или вообще не читай! Да, усмиряет, но не всех духов, а лишь слабых и угасающих! Но никак не тех, что только что из заточения! Этого вообще нельзя было трогать! Я бы усмирил его другим способом! А теперь… теперь неизвестно, к чему это все приведет!

– Позвольте поинтересоваться, а что это за дух? – поинтересовался Шурасик, высовывая из-под парты бледный носик.

Поклеп тупо уставился на него. Казалось, он вообще с трудом понимал заданный вопрос.

– Дух неприятных случайностей! – наконец буркнул он.

Рита Шито-Крыто приподняла брови.

– Дух неприятных случайностей? Всего-навсего? Разве это так опасно? – с обычным высокомерием поинтересовалась она.

Поклеп повернулся к ней всем телом. Рита взвизгнула и заслонилась руками. Ей почудилось, будто два маленьких ледяных буравчика яростно всверлились ей в переносицу.

– «Разве это так опасно?» – прошипел Поклеп. – Нет, вы послушайте, что говорит эта ослица! Дух неприятных случайностей, сильный как никогда… Ничего хуже просто быть не может. Особенно после того, как мы с Сарданапалом.., впрочем, неважно… Не хватало, чтобы и об этом поползли слухи! Дебилы!

Завуч махнул рукой, ссутулился и вышел в коридор. По дороге он споткнулся о выбитую дверь, но даже не заметил этого. Коридор уже наполнялся учениками и преподавателями – занятия были прерваны во всей школе. Да и какие могли быть занятия после того, что произошло?

«Надеюсь, хотя бы драконбольную тренировку не отменят. После перелома я ещё не тренировала мгновенный перевертон, К тому же Соловей сегодня обещал показать заговоренный пас», – подумала Таня.

* * *

Вечером Ванька Валялкин, Таня и Баб-Ягун сидели возле зудильника, по которому стремительно перекатывалось наливное яблочко, и, испытывая самые скверные предчувствия, дожидались «Последних магвостей». В принципе зудильник, напоминавший большую жестяную миску, мог работать и без яблочка, но с яблочком изображение было гораздо четче.

Внезапно зудильник издал высокий неприятный звук, завибрировал, яблочко подпрыгнуло и на экране возникла молодящаяся ведьма. Выглядела она неплохо. Ей от силы можно было дать лет триста – триста тридцать, хотя, разумеется, все знали, что ей далеко за шестьсот. На правом глазу у ведьмы красовалось бельмо, которое она умело закрывала длинной челкой, а востроносое лицо так и лучилось ехидством.

«Недобрый вечер, недорогие немой проклятики! – начала она. – С вами ваша Грызиана Припятская! Чмок-чмок всем, кто меня любит, и тысяча сглазов прочим затухлым завистникам, плетущим интриги, чтобы отлучить меня от зудильного эфира! Вы смотрите „Последние магвости!“ Сегодня в выпуске: таянье ледников Антарктиды приводит к изменению магических полей планеты. Комментарии доктора Феликса Холодрыжного… Война между брянскими оборотнями и венгерскими вампирами приобретает характер затяжного военного конфликта. Оборотни запасают серебряные пули. Вампиры в ответ грозят применить чихательные аэрозоли и магзамы с кондиционером в одном магфоне. Вмешается ли Магщество Продрыглых Магций?»