Текст книги "Ожерелье Дриады"

Эссиорх подошел к одному из нападавших, отведавшему плоской части весла, и, отбросив валявшийся рядом кол, опустился на корточки. Евгеша свет Мошкин, отважный победитель в битве на реке Сереже, стоял тут же, опираясь на героическое свое весло.

– Привет! – сказал Эссиорх.

Парень приподнял голову и послал Эссиорха туда, куда ему, как хранителю из Прозрачных Сфер, совсем не хотелось. Дождавшись, пока он закончит, Эссиорх кивнул, показывая, что принял все пожелания к сведению.

– Чего вы на нас набросились? Речки жалко? – спросил он миролюбиво.

– А что, нет? Она сказала: вы рыбу электроудочкой бьете! Ну мы прикинули, что мимо Петрова моста вам не проскочить, и сюда: рога, значит, обломать!..

И парень снова затрясся от бессильной ярости.

– Что за она? – оборвал его Эссиорх, понявший, что естественная речевая пауза наступит еще не скоро.

– А шут ее знает. Тетка какая-то! Никогда ее раньше не видел!

– Тетка?

– Ну да… Че я, тетки от мужика не отличу? – возмутился парень.

– А как она выглядела?

Парень задумался. Он, казалось, понемногу начал что-то просекать. Теперь, когда с его лица ушел гнев, оно стало хорошим таким лицом. Большим, чуть мягковатым, с белесыми бровями и крупными, почти прозрачными, сливавшимися друг с другом веснушками.

– Встрепанная такая, дурковатая. В башке репьи и вопит все время! – сказал он озадаченно и крикнул кому-то: – Василич, а куды она делась-то? Дачница та?

– А леший ее знает, куды! – крикнул из кабины запершийся водитель.

– Это она! Больше некому! – шепнула Дафна, быстро касаясь плеча Эссиорха.

Тот кивнул, протянул руку и помог парню подняться.

– А что-нибудь еще эта «дачница» сказала?

– Василич! – снова крикнул парень, окончательно отказавшийся думать самостоятельно.

– Не-а, ничего! – отвечал хозяин монтировки.

Видя, что драка закончилась, вокруг них постепенно сгрудились и другие местные. Лишь один метатель камней маячил на дороге, набирая боеприпасы. Ему орали, чтобы он подошел, но он не подходил. Видать, был мстительный.

Заботливая Даф быстро оглядела пострадавших. Опасно раненых не было. Все полученные в битве раны легко залечивались в ближайшем фельдшерском пункте.

– Хорошо, что с нами не было Арея, – порадовалась Улита.

– Почему?

– Нормальные люди дерутся – после драки все спокойно разошлись по домам, радуясь, что будет о чем болтать всю ближайшую неделю. А забреди сюда Арей – повсюду валялись бы отрубленные головы. Он понарошку не может – я проверяла. На него хоть старушка клюкой замахнись – снесет ей клюку вместе с руками.

– Если, конечно, эта старушонка не Мамзелькина, – уточнила Ната.

Аида Плаховна была единственная женщина, к которой Вихрова относилась с уважением.

Больше всех в драке пострадал, как ни странно, Меф, которому кнутовищем глубоко рассекло кожу на лбу. Буслаева это заинтересовало. Ему казалось, что удар-то он пропустил слабый. Так, мазнули разве что. Внимательно рассмотрев кнутовище, он заметил на его краю кусок проволоки, которым кто-то додумался прикрутить ремень к палке. Это ж надо было так угадать, чтобы именно выступающий край проволоки и поймать! Для этого требовалось особенное невезение.

Правда, потом Меф о чем-то вспомнил и перестал удивляться.

– А, вот оно что! Ну тогда ясно! – сказал он.

– Чего тебе ясно? – спросила Вихрова.

– Недавно в «Пельмене» парень один на меня накатил. Причем не факт, что он был тотально не прав. Я ему даже первый стал грубить. Пошли в туалет разбираться. Можно было и мирно разъехаться, но тут я чего-то взбух, и он нечаянно задел головой батарею. На батарее был кран, и он об этот кран рассек себе лоб.

– Намекаешь, что твое зло к тебе вернулось? – заинтересовался Мошкин.

– Ага! – кивнул Меф. – Типа того.

Он давно понял, что это не просто ценная мысль, но и стопроцентно работающий закон. Плюнешь в колодец – сам же из него выпьешь. Ударишь ты – ударят тебя. Украдешь – украдут у тебя. Солгал – тебе солгали. Наорешь на кого-то – на тебя наорут. По-свински поступишь с родителями, твои собственные дети поступят с тобой по-поросячьи. Исключений никогда не было и не будет.

– А если я делаю зло – и ничего не происходит? – уточнил любящий эксперименты Чимоданов.

Меф пожал плечами.

– Без понятия. Со мной такого не бывает.

Чимоданов вопросительно уставился на Даф.

– Если ты гадишь и ничего не случается – ты уже нарвался. Если человека не пинают за совершаемое зло, значит, он уже труп. В нормальном, незапущенном варианте, жизнь возвращает пинки с той же частотой, с какой ты сам их наносишь.

* * *

Когда деревенские уехали, стали разбираться с байдарками. Сразу обнаружилось, что потеряна герма с продуктами из «Свири», два весла из «Таймени» и кроссовок Корнелия. Курьер света, как обычно, разулся в байде, чтобы плыть босиком, романтично шевеля пальцами и ощущая потоки свежего воздуха. Про «свежий воздух» это было уже Улитино.

Эссиорха больше всего огорчила потеря весел.

– Вы сделали стратегическую ошибку! Кильнувшись, бросили весла! Байдарочник должен спасать прежде всего весло!

– Так, значит, не товарища, а весло? – поинтересовалась Улита, любившая каверзные вопросы.

– Не выпуская своего весла, спасти всех товарищей, причем тоже желательно с веслами! Вот будешь теперь ладошкой грести – поймешь! – уверенно уточнил Эссиорх.

После долгих поисков одно из весел нашлось на перекате застрявшим в камнях. Другое же исчезло и, тихо злорадствуя, отдыхало где-то на дне. Не связываясь с опасным перегоном, байдарки перетащили по дороге. При этом Ната ухитрялась потерять рюкзак, и, разумеется, не свой. Терять свои вещи ей было неинтересно еще с детства.

Перед погрузкой Эссиорх провел ревизию оставшихся припасов. Оказалось, что последняя продуктовая герма, на которую он надеялся, была плохо закручена и во время киля хлебнула воды. Чай подмок. Хлеб раскис. Одна гречка в любом состоянии осталась гречкой.

– Не беда. Я могу сварить щи, если есть капуста! – великодушно предложила Улита.

Эссиорх посмотрел на нее, как пещерный человек на свою пещерную жену, когда она спросила у него, где розетка для микроволновки.

– У нас что, даже капусты нет? Ни цветной, ни черно-белой – никакой?

– Может, тебе еще и йогуртов дать?

– Цианисто-чесноковых, моих любимых? – уточнила ведьма.

– Молочно-огуречных, со вкусом дохлых оводов! – грустно сказал Эссиорх, звучно отряхивая от воды заламинированную карту.

На карту он смотрел долго. Остальные толпились рядом, заглядывая ему через плечо. Всегда так бывает: сто лет карта никому не нужна была, а теперь как одному понадобилась, так и всем.

– В общем, кому-то придется идти в деревню закупать провизию, – подытожил хранитель. – Тянем жребий, кто потопает. Остальные остаются сторожить байдарки.

Короткие спички вытянули Меф и Ната. Посмотрев на Вихрову, Меф оставил свой рюкзак Дафне и молча взял здоровенный рюкзак Эссиорха. Он сообразил уже, что ему придется все волочь одному. Его напарница в лучшем случае ухитрится донести саму себя, чтобы ее не пришлось тащить на ручках.

Даф едва удержалась, чтобы не отправиться с ними. К Вихровой, которая слово «порядочность» не поняла бы и с толковым словарем, доверие у нее отсутствовало. С другой стороны, Меф уже взрослый. Пусть думает сам.

«И вообще, это уже проблема Ратувога!» – подумала Даф, и нижняя губа у нее запрыгала. И с чего она решила, что новым хранителем Мефа станет обязательно Ратувог? В конце концов, и без него свет не обеднел стражами.

Когда они ушли, Улита, Корнелий и Эссиорх загнали в Сережу Чимоданова и, не обращая внимания на сопротивление, вымыли его с хозяйственным мылом, используя вместо мочалки речной песок и пучок камыша. Петруччо голосил так, будто с него сдирали кожу. Хорошенько намылив Чимоданова, его погрузили с головой в воду и продержали секунд десять, пока река смоет мыло.

Под конец, едва живой, обессилевший Петруччо выполз на берег и уткнулся в песок носом.

– Ненавижу! Всех в салат покрошу! Разве вам, гаденышам, можно применять силу? – простонал он.

Эссиорх присел на корточки и аккуратно пристроил ему на голову измочаленный камыш.

– Ты путаешь свет и мягонькое вялое псевдодобро, которое никогда не было светом! – сказал он.

– А в чем разница? – спросил Мошкин, дальновидно не участвовавший в мытье Чимоданова. Он не хотел, чтобы его придушили ночью.

– Да вот пример, – начал Эссиорх. – Когда свет видит на улице обгадившегося, извините, бомжа со сломанной ногой, он ему помогает, даже если того отказываются грузить в «Скорую». На своей спине, в крайнем случае, тащит. Псевдодобро же, зажимая нос, трусливо перебегает на другую сторону улицы и идет дальше, размышляя о гуманизме в творчестве Льва Толстого и ощущая себя вполне нормально.

* * *

Мефодий и Ната отыскали деревню не сразу, хотя Эссиорх и дал им с собой карту. Вначале они долго шли по вырубкам, держась проселочной дороги. Среди пеньков и молодых елочек торчали новые щиты, призывающие беречь лес от пожара. За рекой плакалась бензопила. У нее болели зубы.

Под конец деревня обнаружилась, но не у дороги, что было бы логично, а по другую сторону поля. Рядом с ней стояли в ряд девять новых срубов с пронумерованными бревнами – на продажу. У последнего сруба прохаживался рыжеватый мужик в новых резиновых сапогах и неспешно тюкал топориком.

Буслаев подошел к нему и спросил, где магазин. Мужик снял длинную стружку, померил что-то выдвижной рулеткой, положил топор на сруб и поздоровался с Мефом. Вспомнив, что в приличных деревнях без приветствия никакие вопросы не решаются, Мефодий тоже поздоровался.

– А вы откуда? – спросил рыжеватый мужик.

– Да вот, с реки, – сказал Меф.

Мужик склонил голову.

– Что, прям на ряке живете? – недоверчиво уточнил он.

– А, нет! Из Москвы. По Сереже на байдарках плывем.

Рыжеватый недоверчиво задумался.

– Прям из Москвы, чте ль? – спросил он.

– Нет, из Лесуново.

– А, из Ля суново!.. Как бядро сломал, в Лясуново ляжал, – сказал мужик рассеянно. Казалось, отсутствие прямого водного сообщения с Москвой его огорчило.

Он достал пачку сигарет, ловко выщелкнул одну и предложил Буслаеву. Меф не курил. Тогда мужик задымил сам и, не торопясь, убрал пачку. Меф понял уже, что его новый знакомый все делает без суеты. Ему, Мефу, это даже нравилось. Все настоящие вещи в этом мире творятся неспешно. Неспешность – есть истинная мера всех важных вещей.

Меф оглянулся на Нату. Та, скучая, переминалась с ноги на ногу как застоявшаяся лошадь.

– Это какой вам магязин нужен-то? – спросили наконец резиновые сапоги.

– Да любой. Еды купить.

– А в Москве я ды нету, что ль?

– Да вот, не рассчитали.

Мужик снова длительно задумался, казалось, соображая, как лучше указать путь. Мефодий старательно приготовился запоминать.

– Да вот же он! Магя зин-то! – сказал рыжеватый, показывая пальцем через сруб.

Меф посмотрел и немедленно обнаружил решительно втиснувшийся между домами блок из красного кирпича, на котором чернела крупная вывеска: «ПРОДУКТЫ».

Он искал то, что находилось от него в тридцати метрах. Вот почему на него смотрели как на лунного шпиона!

Попрощавшись, Буслаев устремился к магазину. Ната, спотыкаясь, побежала за ним. Кроме продуктов, на витрине обнаружились детские игрушки, журналы и стиральный порошок. Молочка ограничивалась просроченными йогуртами. Видимо, в деревне, где на лугу только в пределах видимости паслись четыре коровы, особого спроса на нее не возникало.

Продавщица была молоденькая, может, годом старше Наты, но как большинство продавщиц решительно накрашенная. Перед продавщицей Вихрова тотчас сделала стойку и принялась корчить из себя москвичку.

Меф во многих своих знакомых замечал подобное. Сидят себе в Капотне и ничего, кроме трех дымящих труб и жутких пробок, не видят. Зато, стоит вырваться из Москвы в провинцию, сразу откуда-то берутся и ухмылочка, и снисходительность в голосе. Должно быть, это закон компенсации. Сдача за толкучку в метро и трубы.

Ната ехидно называла деревенский магазин то мегамаркетом, то гипермаркетом. Тыкая пальцем в развесные макароны-рожки, спрашивала: «А это что за пищевое сооружение?» Интересовалась, почему хлеб лежит прямо на прилавке и нельзя ли его хотя бы газеткой прикрыть от мух. Мух в магазине действительно летало превеликое множество. С потолка свешивались липучки, облепленные ими в таком количестве, что новые мухи садились поверх первых и оттого не приклеивались.

Под конец Ната настолько опротивела продавщице, что та заявила, что ничего не продаст, пока Вихрова не выйдет из магазина.

– Не имеете права не продать! Вы должны! Ясно вам? – сказала Ната.

Продавщица фыркнула.

– Я напишу в книгу жалоб!

Продавщица фыркнула повторно. Ната повернулась к Мефу, точно требуя у него немедленно четвертовать продавщицу и подпалить магазин, предварительно облив его изнутри одеколоном «Тройка».

– Сделай что-нибудь! Ну же! – потребовала она.

Меф сделал.

– Подожди снаружи! Пожалуйста, а! – мягко попросил он.

Ната посмотрела на Буслаева с испепеляющим презрением.

– Тряпка! – прошипела она и выскочила вон.

Меф купил все, что ему было велено, и, загрузив рюкзак до горловины, вышел из магазина. Наты нигде не было. Решив, что она, психанув, умчалась обратно одна, он дошел до берега, где его ждали остальные.

– А Вихрову ты куда подевал? – поинтересовался Чимоданов, когда Меф сбросил рюкзак на траву и произнес: «Пуф!»

– А разве она не здесь?

Оказалось, что нет.

– А чего она с тобой не пошла? – спросила Даф, бросая на Буслаева быстрый взгляд.

– Да так. Поссорились из-за тряпок, – пояснил Меф.

Нату прождали полчаса, после чего отправились на поиски. Еще не добравшись до деревни, на вырубках обнаружили рукоять от ее рапиры. Только рукоять, без лезвия. Сама Ната исчезла.

Мошкин побледнел. Ему вспомнилось, что Нату должны были убрать «на усм. исп». А вдруг это оно и есть, то самое «усмотрение»?

– Какое сегодня число? Не тридцатое, нет? – быстро спросил он.

– Двадцать девятое, – сказал Эссиорх.

Евгеша вздрогнул от близости ужасной даты. А вдруг мрак обманул и не пощадит их? Кто знает, возможно, трейлер «Вольво», гос. номер А 234 УУ 177, уже на дороге в Муром? Водитель Зуев О.П., 1981 года рождения, сидит за рулем, врубив на полную громкость магнитолу. Старший санитар Фулер М.Е. мирно выбирает с женой новый кухонный уголок, а врач-реаниматор Цветкова И.И., помогая родственникам, выпалывает на даче вместо сорняков георгины. Пока что они могут отдохнуть. Их смена еще не началась.

– Это деревенские! – предположил Корнелий, подпрыгивая. В груди у курьера успело созреть желание куда-то бежать и кого-то бить.

Эссиорх недоверчиво хмыкнул. Он достаточно изучил Вихрову и понимал: чтобы схватить такую, да еще с рапирой в руках, да еще так, что они не услышали даже крика, нужно собрать жителей пяти деревень. Приходилось искать подсказку на месте. Вскоре на истоптанной траве он обнаружил раздавленное, слабо шевелящееся насекомое. Когда Эссиорх попытался коснуться его, насекомое пшикнуло и исчезло. Хранитель отодвинулся, стараясь не втягивать ноздрями едкий дым.

– Ничего себе жучок! – сказала Дафна, у которой начали слезиться глаза.

– Не жучок. Клещ из Нижнего Тартара. Таких нередко подсаживают на людей, – пояснил Эссиорх.

– Зачем?

– Для слежки, когда нельзя использовать комиссионеров. Если такой клещ насосется крови, страж мрака ощутит его присутствие даже из Тартара.

– Сам приполз! – быстро заявил Петруччо.

Эссиорх задумчиво посмотрел на него.

– Это вряд ли, – сказал он.

Подскочивший Корнелий брызгал идеями, как сарделька соком:

– Тогда его притащил тот, кто украл Вихрову! Допустим, этот клоп был у него на плаще, но в сражении сорвался и его затоптали!

Такая версия Чимоданову понравилась.

– Во-во! Натурально затоптали! Зверушек не жалеют, жлобы! Ноги б поотрывал! – заявил он.

– И чего будем делать? – спросила Даф, нянча распухшую ладонь.

Ей чудилось, что змея улеглась внутри руки, свернувшись в тугое кольцо. Ничуть не меньше змеи ее грызло чувство вины: в конце концов, Вихрова отправилась в поход из-за нее, Дафны, а теперь она исчезла, и не ясно, жива ли.

– А что тут сделаешь? – сказал Эссиорх невесело. – Будем подключать свет и прочесывать лес. Сохранить наше путешествие в тайне от мрака нам, как видно, не удалось. И раз не получилось на мягких лапках, поскачем на слоне!

Улита, стоявшая в стороне от всех, у старой сосны, наклонилась, разглядывая на взрытой почве четкий оттиск квадратного каблука с неровным, точно огнем оплавленным правым верхним краем. Спутать было невозможно – сколько раз она сама начищала до блеска любимые, прочной старинной работы сапоги Арея.

– Шеф! – сказала она тихо.

Лагерь разбили у реки. Байдарки вытащили на берег. «Свирь», «Таймень» и «Вуокса» лежали грустные, пахнущие водорослями и чешуей, которую Чимоданов, чистя рыбу, имел привычку оставлять внутри лодок, где она плескалась в желтоватой протекшей воде. Байды пока не разбирали, но лодки уже чувствовали, что больше в этом году плавать им не придется.

Глава 12
Человек без прошлого

Относительно всякого человеческого профессионализма. Филологи думают, что философы что-то знают, те смутно надеются на историков, историки на микробиологов, микробиологи – на физиков-ядерщиков. Физики-ядерщики в свою очередь надеются только на авось и майора Пахомова, который сидит на главном пульте управления ракетами, разгадывает кроссворд и сожалеет, что не стал филологом.

Йозеф Эметс, венгерский философ

– Слушай, выключи мигалку! Я оглох. Она уже мигает у меня в ушах! – взмолился Арей.

– Это не мигалка, а сирена! Сирена – это то, что завывает, а мигалка – то, что мигает, – назидательно уточнила Варвара.

– Сделай, чтобы не выло! А мигать себе – мигай, – разрешил Арей.

Ему было безразлично. Ко всем изобретениям человечества мечник относился с глубочайшим презрением. Часто даже не брал на себя труд их различать. Так, холодильник он легко мог назвать ледником, а ракету – аэропланом. И в этом не было ничего нарочитого – просто зачем запоминать то, что не имеет никакого значения и все равно вскоре забудется или сменится чем-либо новым? Вечен только эйдос – это же станет хламом и ржавчиной еще при жизни большинства тех, кто ходит сегодня по земле.

Внезапно Варвара, закусив губу, без предупреждения нажала на тормоз. Автомобиль занесло. Арей, разумеется, не пристегнутый, едва не высадил лбом стекло. Ехавший же в багажнике-универсале Добряк перелетел через спинку заднего сиденья в салон. Таким образом Варвара произвела в машине рокировку.

– Ну и зачем это надо было? – спросил Арей. Запах жженых покрышек проникал даже сюда.

– Мне надоело ваше самодовольство! И вы тоже надоели! Вы все всегда знаете, указываете! Обрыдло мне это – ясно?

В голосе Варвары прозвучало раздражение. Она гнала машину вот уже четыре часа, причем впервые в жизни по загородному шоссе, и порядком устала. Автомобиль, на котором они ехали, был не тем, из которого Арей выбросил Ромасюсика. Старую машину Варвара вчера, паркуясь, вогнала задом в магазинчик сотовой связи. Там в магазинчике ее и оставили, как выразился Арей, в порядке улучшения дизайна.

– Мне понятно, что ты злишься. Но непонятно, чего ты хочешь, – произнес Арей.

Ни Улита, ни Ната, ни Чимоданов его бы не узнали. Начальник русского отдела был сплошное миролюбие. Недаром, видно, говорят, что все реально крутые супермены – дома уступчивые овечки, а все кухонно-домашние вояки на улице робки, как мышки.

– Я много чего хочу! – отрубила Варвара. – Для начала: почему бы вам не вести тачку самому?

– Я не умею.

– Так научитесь! Я сама за баранкой третий день!!!

Однако учиться Арей отказался.

– Мужчина не должен трогать руль. Мужчина должен держать оружие, – сказал он.

– И где ваше оружие? Что-то я его не вижу!

Арей посмотрел на свои пустые ладони.

– Мои руки – уже мое оружие, – заметил он.

– Вот спрячьте свое оружие в карманы и помалкивайте! – огрызнулась Варвара, выжимая газ до упора.

Машина метнулась. Покрышки взвыли. Арей искоса посмотрел на дочку и впервые в жизни потянулся за ремнем – пристегиваться. Пока он не пристегнулся, Варвара коварно дернула рулем, объезжая медленно двигавшийся грузовик. Напуганный мигалкой, водитель грузовика прижался к самой обочине.

Арея снова дернуло, и он навалился на Варвару плечом. Добряк жалобно заскулил с заднего сиденья и просунул вперед морду. Варвара решительно треснула его по морде локтем. Арей прикинул, что для человека это был бы верный нокаут.

Морда убралась.

– Давно хотел спросить. Откуда у пса шрам? Ну где шерсть седая растет. И у тебя шрам откуда? – спросил Арей.

– Это который на краю рта, что ли? – уточнила Варвара. – Меня из-за него Гуинпленом дразнили. Ну есть такой «человек, который ржет».

– …«человек, который смеется», – поправил Арей. – Хочешь сказать: у тебя много шрамов?

Голос Варвары потеплел. Рассказывать про шрамы ей было приятно.

– Целая куча. По последним подсчетам, девять или тринадцать.

– Почему такой большой разброс?

– Есть один рваный – в колючей проволоке запуталась. Если считать его как один – то девять, а если как отдельные, то тринадцать.

– А тот, что на щеке, – откуда?

– Да там пацан один, в залазе на «Красных воротах»… Взял фигню такую от электросварки – не знаю, как называется – и стал ей размахивать! Вначале Добряка шарахнул, а потом меня зацепил. Хорошо, что не по зубам.

Арей нахмурился.

– Что за пацан? – спросил он деловито.

– Да нормальный пацан. Только обкуренный был, не соображал ничего. Шоколадку потом принес, извинялся.

– И ты взяла? – прорычал Арей.

– Ну да. Че, я тупая: шрам заработала и еще от шоколада отказываться? Я же говорю: нормальный пацан. Правда, потом я с ним в залазы уже не ходила… И вообще, чего вам от меня надо? Лезете ко мне с замечаниями: то я не так одеваюсь, то брось курить, то не ругайся! Вы что, самый правильный? – продолжала бушевать Варвара.

Мечник уже успел заметить, что она любит расставлять все точки над i. Причем порой ставит их больше, чем нужно, не умея вовремя остановиться.

– Ну вообще-то не самый, – осторожно признал Арей.

– А я хочу так одеваться и буду! Понятно вам? Вы вообще пробовали в люк в чем-нибудь другом залезть?

Арей угрюмо промолчал. Он сам не мог объяснить, почему его так раздражают кожаные штаны, военные ботинки и пахнущая подземьем куртка. Может, потому, что свою дочь он всегда представлял в длинном льняном платье без пояса, голубоглазой, светловолосой, улыбчивой, а она оказалась брюнеткой, совсем не кукольноглазой, с колючим характером, с кучей инструментов в сумке да еще и с тесаком.

Есть довольно распространенный тип девушек, которые надевают ботинки на тракторной подошве, ошейник с шипами и носят на ржавой цепочке выкидной нож. Это в целом нормально. Просто они вышли на охоту. Не столько даже за принцем, сколько за местом в мире. Когда период становления завершится, они станут хорошими женами и отличными матерями для мальчиков. Будут ходить с ними в походы и обучат их метать строительные гвозди. Гораздо хуже девушки, которые делают все уместно, знают себе цену, хорошо одеваются, но в глазах у которых блестит сталь и вращаются казначейские нолики. Уж лучше бы они обматывались ржавыми цепями и вдевали в нос кольца – для эйдоса это было бы полезнее. В крайности впадать не так страшно. Страшно быть холодным, как скальпель, и расчетливым, как калькулятор.

Арей этого не понимал и понимать не хотел. В нем кипела банальная отцовская соревновательность, согласно которой самая красивая, послушная, некрасящаяся, ласковая дочь в мире – твоя. Если же все это не так, нужно немедленно искать виноватых. Обычно, конечно, не себя, а бабушек, дедушек, маму, правительство, плохих друзей и криворукую акушерку в роддоме.

И Арей уже начал идти по этому пути.

«И у кого она столько мусора нахваталась, спрашивается? Ножи с собой таскает! Хамит! Замашки совершенно пацанские! Это все свет виноват! Взяли у меня мягкую добрую девочку, а вернули чудовище в штанах!» – думал он с гневом.

Причем думал не словами, а ощущал как данность и внутренне кипел. В Подмосковье, пока они ехали, таинственно пересохло болото, к крайнему удивлению грибника Данилыча, который пробирался в сапогах по жиже и оказался вдруг на сухой земле.

– Не понимаю я вас! – бушевала Варвара. – Чего вы ко мне привязались? Влезли жить ко мне в берлогу! Разрешаете колотить машины, причем даже не вылезаете, когда мы во что-то врезаемся! Если бы хоть приставали ко мне, руки распускали, а то и этого нет! Даже по башке трубой вас треснуть не за что!

Арей посмотрел на нее.

– Треснуть трубой всегда есть за что, – заверил он. – И вообще, если хочешь, могу научить тебя работать тесаком. А то ты его держишь неправильно.

– Как хочу – так и держу! Очень надо! Сами учитесь! – отказалась Варвара.

– Не хочешь учиться? Почему? – поразился Арей.

– Если мне нужно будет кого-то хлопнуть – я куплю пистолет. Или поднимусь на крышу дома и, когда он будет проходить мимо, прыгну ему на голову в своих самых тяжелых бутсах.

– А-а-а! О-о-о! – сказал Арей. У него почему-то потерялись все слова.

Варвара недовольно снизила скорость: впереди тащилось целое стадо, машин так в шесть. Во главе стада ехал трактор с прицепом.

– Странный вы тип! Опекать лезете, мораль читаете. Ведете себя как папаша!

Услышав это слово, Арей надсадно закашлялся.

– Вы чего, еще и туберкулезник? – немедленно отреагировала Варвара.

– Я? Нет. Кх-кххх…

– А я все-таки думаю, что туберкулезник. Лечитесь, если не хотите окочуриться!

Арей пообещал лечиться. В голосе Варвары он уловил грубоватую заботу.

– У вас была когда-то дочь, что ли? – продолжала допрашивать его она.

– Была, – признал Арей, разглядывая в окне березки.

В Подмосковье пересохло еще одно болото и загорелся одиноко стоящий сарай.

– Хм… И где она сейчас? Молчите! Дайте сама скажу! Сидит где-нибудь на ферме в Аризоне, выращивает индюшек и присылает вам раз в год фотографию: она, муж и индюк? Причем муж и индюк на всякий случай подписаны, чтобы никто их не перепутал?.. Вам, конечно, не хватает общения, вы весь в непонятках и от нечего делать ищете себе шоферов женского пола без прав с трехдневным стажем вождения? Угадала?

– Моя дочь погибла, – сказал Арей.

Варвара посмотрела на него. Потом нерешительно протянула руку и выключила сирену.

– Ну это… короче… простите! – сказала она.

– Не бери в голову. Ты же не знала.

– И что, я похожа на вашу дочь, что ли?

– Нет, – ответил Арей после долгой паузы. – Не похожа. Когда это случилось, моя дочь была маленькой.

– Все были маленькими. Я вроде как тоже. Только вот я не отбросила лыжи, в этом вся разница! – сказала Варвара.

Арей кивнул, принимая соболезнования.

– А кто твой отец? – спросил он внешне равнодушно.

– Приемный, что ль? Да человек как человек. Фирма у них: пластмассовые ведра выпускают, тазики всякие. Только не спрашивайте, как его зовут: я туда не вернусь! – отрубила Варвара.

Арей и не хотел, чтобы она туда возвращалась. Лицо мечника вновь уже было непроницаемым.

– Я имел в виду: настоящий отец, – пояснил он.

Варвара ударила кулаком по гудку, хотя впереди никто и не ехал. Автомобильное стадо они уже обогнали.

– Вот уж без понятия! Небось алкаш. Сдох под забором. Или бандит, которого шлепнули. Или просто мимопробегалло какое-нибудь, – заявила она с вызовом.

Арей открыл окно. Впервые за последнюю тысячу лет ему стало очень душно.

– А ты не пыталась узнать? – поинтересовался он.

– Пыталась.

– У кого?

– Да там, в опеке, или как называется эта фигня? Сидит тетка с бумажками и компьютером. Зыркалки добрые. В углу плюшевый мишка и три букета цветов в двухлитровой банке. Как она их туда впихнула? Молотком?

– А дальше?

– Чего дальше? Ну пришла я. Она поднимает глаза, смотрит на меня спокойно (обычно в обморок грохаются) и вежливо просит меня оставить Добряка в коридоре. Я говорю, что не, не оставлю. Я, может, хочу узнать имена его родителей. Ну и своих тоже, до кучи. Она некоторое время соображает, потом предлагает мне сесть, просит у меня паспорт и глазеет на что-то в компьютере. Тыкает пальцем в клаву, ничего не понимает. У меня, оказывается, дикое количество однофамильцев. С датой рождения сбой какой-то, место рождения не указано. Короче – пустота! Она смотрит по бумажкам – бумажки за мой год оказываются в архиве, который недавно переехал. В общем, полная непонятка. Дебилизм в расцвете сил!

«Свет запутал все концы!» – отметил Арей.

– А ты? – спросил он.

Будучи сам напряжен, он не отслеживал интонацию собеседницы, поэтому когда голос Варвары странно возвысился и утончился, для него это оказалось неожиданностью.

– Чего – я? Я начинаю дико ржать. Потеряло меня родное государство! Ржу-ржу, а потом вдруг понимаю, что я не ржу, а рыдаю, вою и чуть ли не об Добряка вытираю рожу. Ну тетка меня со знанием дела успокаивает, капает мне какой-то бяки по имени валокордин. Чуть ли не обнимает меня. Добряк скулит, ничего не понимает. Тетка начинает объяснять, что вот, даже если она и узнает, то что мне в том толку? Что она мне скажет? Фамилию-имя-год рождения? Там же все равно не будет ничего о том, кто мои родители по жизни, и так далее… В общем, я оттуда уперлась, и все замялось.

Варвара снова начала дергать руль, путать педали, и Арей, видя это, больше не задавал вопросов. Около часа они ехали молча. Добряк, которого так и не удалось загнать в багажник, все время просовывал вперед голову и всякий раз за это получал. Арей подумал, что следующей машиной, когда Варвара разобьет эту, станет микроавтобус, желательно бронированный, как у инкассаторов.

– Куда мы премся? В Муром, что ли? – внезапно спросила Варвара.

– Откуда ты знаешь? – удивился Арей.

– Да ниоткуда. Указатель был: «Муром 120 км».

– В Муром. А через Муром – в Мухтолово, – признал Арей.

Он успел не только найти на Казанском вокзале «правильного» проводника, но и выпытать у него все, что тот знал. Даже, возможно, чуть больше.

– И чего там в Муроме? – поинтересовалась Варвара.

– Муром – это город, – ответил Арей кратко.

Варвару ответ вполне устроил: любопытной она не была.

– Ну не хотите говорить и не надо! – разрешила она.

Пару раз Варвара останавливала машину и выходила подышать. С непривычки у нее кружилась голова. Со вчерашнего утра она даже конфеты не съела. Арей, как страж, обедавший только изредка, по собственной прихоти, всегда упускал из виду такие мелочи, как человеческая усталость.

– Бабулька какая-то голосует! Остановить? – вдруг сочувственно сказала Варвара.

– Еще чего! Будем сейчас всех собирать! – раздраженно ответил Арей, размышляя, почему дочь не имеет ни малейшего желания его слушать. Чимоданов, Меф, Мошкин – все слушали и дрожали, а этой наплевать!!! И ведь голову не отрубишь, вот что самое досадное!