Текст книги "Таня Гроттер и трон Древнира"

Нос у него уже был расквашен, так что теперь ему ничего не мешало принять сторону Семь-Пень-Дыра.

– Умница, красавчик! Я тобой горжусь! Если бы Древнир действительно хотел, чтоб эти заклинания не использовались, он ни за что не составил бы этот список! – заявил Пень.

Таня невольно подумала, что тут он прав. Списки ста запрещенных заклинаний, зашифрованные особым ученическим шифром, не позволявшим им исчезнуть, уже давно переходили от одного ученика Тибидохса к другому. И все тайком, чуть ли не под одеялом, учили их наизусть, хотя это было строжайше запрещено. Древнир, несмотря на всю свою гениальность, был скверный психолог. Если бы он действительно хотел, чтобы запрещенных заклинаний не знали, он включил бы их в школьную программу и сделал строго обязательными.

– Я так и думал, что беленькие струсят! Беленькие – они на то и беленькие… Им бы только ходить с Тарарахом под ручку и заглядывать в рот Сарданапалу, что он скажет умного, – а, Ванька? Так я говорю или не так? – ехидно поинтересовался Семь-Пень-Дыр.

Ванька побледнел. Он молча толкнул его в грудь и направился к скамейке.

– А ты не боишься, что она расквасит твой хорошенький носик? Ах да, тебя же никто не ждет на свидание – тогда это другое дело. Кто с тобой вообще на свидание пойдет? Хотел бы я видеть девчонку, которой нужно такое чучело в майке! Гарпии и те принимают тебя за огородное пугало! – продолжал глумиться Пень.

Ванька молча сел на скамейку и перекинул через нее ногу. И без того острые черты его худого лица заострились еще больше.

– Начинай, клоппенок! Я готов! – сказал он.

– Не делай этого! Они тебя специально подзуживают! – крикнула Таня, бросаясь к Ваньке.

Она так решительно посмотрела на Гуню Гломова, что придвинувшийся было к Валялкину здоровяк вспомнил о своем языке, когда-то обожженном искрой, и попятился.

Тем временем Ягун уже стоял напротив Жоры Жикина.

– Влезешь – подправлю нос за другую сторону! – предупредил он.

– Да иди ты! Очень страшно! – хмыкнул Жора, но вмешиваться почему-то не стал.

– Слезай! Не глупи! – Таня все еще пыталась стащить Ваньку со скамейки, но уже понимала, что это бесполезно.

Временами спокойный Ванька становился упрямее осла. И это был именно такой случай. Подзадоривая Таниного друга, Семь-Пень-Дыр явно достиг успеха.

– Отойди! Пень, давай свое заклинание! Не хочу свое кольцо на него тратить! – не глядя на Таню, сказал Валялкин.

– Не хочешь – и не надо! А мы не такие жадины! Буйнус палатис! – отскакивая в сторону, хором крикнули Жора Жикин и Семь-Пень-Дыр.

Сдвоенные красные искры ослепили Таню. Перстень Феофила Гроттера раскалился и обжег ей палец.

– Сколько можно применять запрещенные заклинания? У меня будет тепловой удар! – проскрипел он голосом Феофила Гроттера.

Скамейка ожила. Красная искра придала ей невероятную прыть. Если раньше она скакала как бык на родео, то теперь ее словно укусил бешеный пес. Она ухитрялась быть сразу везде, изгибаясь и взбрыкивая то передними, то задними ножками.

Ванька держался точно клещ. В отличие от черных магов, он не плюхался на скамейку животом, а сидел верхом, как сидят наездники. Левой рукой он вцепился в деревяшку, а правой балансировал, удерживая равновесие.

Скамейка прыгала по всей комнате как ненормальная. С грохотом падала мебель. Спасаясь от деревянных ножек, Горьянов, Семь-Пень-Дыр и Жора Жикин эвакуировались под кровать и лишь изредка решались высунуть из-под нее нос. Даже Таня с Ягуном вынуждены были отступить к двери, готовые выскользнуть в коридор, если скамейка их атакует.

– Что там? Не упал еще? – то и дело с надеждой спрашивал Пень.

– Не-а, держится! – сиплым басом отвечал Гуня Гломов.

Неизвестно каким образом он оказался на шкафу и оттуда, точно с капитанского мостика, озирал комнату.

– Эге-ге! Разбегайся, мокроносые! Вот оно, ваше бешеное родео! – прокричал Ванька, галопом проносясь по комнате.

– Мамочка моя бабуся! Какая блестящая техника! Уважаемые зрители! Приготовьте ваши влажные ладоши к бурным рукоплесканиям!!! Прирожденный наездник Иван Валялкин без седла удерживается на гарцующей скамейке, приноравливаясь ко всем ее выкрутасам! Скамейка выкидывает все новые фортели, но все бесполезно! Валялкин держится на ней как приклеенный, к посрамлению всего черного отделения Тибидохса и лично профессора Клоппа – главы этих бестолковых пройдох! – затарахтел Ягун. Видно было, что он соскучился без комментаторства.

– А ты бы помолчал, Ягун! Сам небось больше года был черным! – отозвался из-под кровати Демьян Горьянов.

– Был да сплыл!.. – хладнокровно парировал Ягун. – Но где же эмоции? Я зверею! Посмотрите на Ваньку! Странно, что с таким талантом он до сих пор не входит в драконбольную команду! Да одним Ванькой можно запросто заменить Жикина и Горьянова, вместе взятых!

Через пару минут, когда все поняли, что Ванька не упадет, Семь-Пень-Дыр и Жикин сконфуженно выбрались из-под кровати, предварительно убедившись, что скамейки поблизости нет.

– Все, достаточно! Он продержался втрое дольше, чем любой из вас! Останавливай свою увечную деревяшку, Дыр! Уже и так ясно, что он вас сделал! – велела Семь-Пень-Дыру Таня.

Она первая почувствовала, что Ванька начинает уставать. Хотя он и справлялся пока со скачками бешеной мебели, но по напряжению на его лице Таня догадывалась, чего это ему стоит.

– Кондовус руализмус! – неохотно буркнул Пень.

Но, несмотря на блеснувшую искру, скамейка продолжала скакать. Семь-Пень-Дыр повторил заклинание еще трижды, но с тем же результатом. Напротив, от его искр скамейка запрыгала с удвоенной яростью. Лопнула лампа. Гуня Гломов обрушился со шкафа как перезревшая груша.

– Бесполезно. Не действует! – угрюмо сказал Семь-Пень-Дыр, опуская руку.

– Почему?

– А ты не знала? – огрызнулся тот. – «Кондовус руализмус» помогает только от одной красной искры, а мы с Жикиным залепили две! Кто его вообще просил вместе со мной искру пускать! Этому красавчику только со швабры брякаться и на очень важные свидания ходить!

– А ты на меня не вали, Пень! И вообще со временем магия иссякнет и она выбьется из сил! – с надеждой сказал Жора Жикин.

– Выбьется она, ага! Это тебе не лошадь, чтобы уставать. Ты что, не знаешь, что такое оживляющие заклинания из запрещенного списка? Мы в эту лавку столько магии всадили – на тысячу лет хватит…

Семь-Пень-Дыр выглядел обескураженным. Оставлять Ваньку на взбесившейся скамейке не входило в его планы. Он ведь только хотел, чтобы жадина с белого отделения разбил себе нос. Не более того.

Таня не отрывала глаз от Ваньки, не зная, как ему помочь. Похоже, от постоянных толчков и ударов у него начинала кружиться голова. Его правая рука, которой он удерживал равновесие, взмахивала уже не так решительно. Несколько раз он заваливался то на одну, то на другую сторону и лишь чудом удерживался на гладкой деревянной доске. Спрыгнуть сейчас было невозможно, и Ванька это понимал. При таких скачках это было почти равносильно тому, чтобы тут же свернуть себе шею. К тому же секунду спустя на месте, куда бы он приземлился, оказалась бы взбесившаяся скамейка.

– Держись, друг! Попробуй «Чебурыхнус парашютис форте»! А потом сразу подстраховочное! – крикнул Баб-Ягун.

Возможно, Ванька успел бы последовать его совету, но тут скамейка взбрыкнула и резко скаканула в сторону. Ванька не успел ни отклониться, ни даже крикнуть «Ойойойс шмякис брякис». Он ударился головой о стену и, оглушенный, был сброшен вниз корчащейся от злобы деревяшкой.

Ванька еще не упал, а Таня уже метнулась к нему.

– Танька, лавка! – завопил Баб-Ягун. Он попытался сшибить скамейку боевой искрой, но промахнулся.

Таня вскинула руку, уже понимая, что не сумеет уклониться от лавки, обрушивающейся на них с Ванькой. Холодная рука ужаса ласково взяла ее за горло. Сбивчивые мысли как кегельные шары застучали в голове: «Сейчас она рухнет, сейчас, сейчас…»

Мгновения шли, а скамейка все висела в воздухе. Секунды размывались в вечность. Таня попыталась отпрыгнуть, схватить Ваньку, оттащить в сторону, но не могла даже сдвинуться с места. Время, стянувшееся для ее сознания, осталось таким же неумолимым для тела, взращенного в футляре магического контрабаса на лоджии у тети Нинели.

А потом Тане почудилось, что за окном полыхнуло красное зарево, щупальцами света втянувшее Тибидохс в свою дрожащую розоватую окружность. Словно невидимый великан выпустил из кольца громадную, размером с солнце, красную искру.

Внезапно скамейка изменила траекторию падения и, истратив весь свой пыл, завалилась на бок в полуметре от Тани, точно дохлое насекомое, вскинув вверх ножки. Таня все никак не могла оторвать от нее взгляд и понять, почему взбесившаяся скамья, не убив их, оказалась совсем в другом месте. Кто усмирил ее и зачем?

Это было непредсказуемо и даже страшно. В дело явно вмешалась чья-то мощная посторонняя магия – причем магия черная. Это можно было определить по цвету той вспышки. По яркости вспышка была такой, будто тысячи искр собрались в единый огненный шар немыслимой силы. И это при том, что магия даже в три искры была явлением чрезвычайным.

– С чего это она утихомирилась? Там же магии было на целую вечность! – Демьян Горьянов пораженно разинул рот, разглядывая скамью.

Похоже, никто из черных, да и из белых магов, за исключением одной Тани, не видел красного зарева за окном, и уже это было непостижимо. Что это за выборочная магия, которую может видеть один, но о которой даже не подозревают другие!

«Не может быть, чтобы скамья нас пожалела. Это же бешеное родео! Вселившийся в нее дух не знал жалости. Какой-то черный маг помог мне – а черные маги просто так не помогают… И как он вообще узнал, что тут творится? Значит, следил – но зачем? И что это за маг, если он может выбрасывать искры сильнее, чем у Чумы-дель-Торт?» – недоумевала Таня.

Ванька застонал. После падения он неподвижно застыл на полу лицом вниз. Таня бережно перевернула его и положила его голову к себе на колени.

– Зачем?! С какой стати ты вообще полез на эту лавку?! – закричала она.

Ей казалось, она ни на кого никогда так не злилась, как сейчас на Ваньку. И ни за кого так не волновалась.

– Я… я просто не мог иначе… ты же знаешь почему… – едва выговорил Валялкин.

И как он только мог так блаженно улыбаться, когда губы у него были разбиты в кровь, а вся правая сторона лица превратилась в сплошную ссадину?!

– Почему, дурья твоя башка? Разве было не ясно, что эти черные тебя подставят? Ты же знал, знал!

Ванька стиснул Танину руку:

– Я тебе никогда об этом не говорил… Я сделал бы это снова… Сделал бы для тебя, потому что ты была рядом и я…

– Что «и я»? – перебила Таня. – По-твоему, меня бы очень обрадовало, если бы тебя залягала эта укушенная табуретка?

– Ты не понимаешь… Да и как ты можешь понять, когда я пугало в майке, которое… с которым никто… – не договорив, Ванька улыбнулся еще блаженнее и закатил глаза.

– Ягун, чего ты стоишь? Разве ты не видишь?.. Помоги мне! – крикнула Таня.

Таня и Баб-Ягун схватили Ваньку и потащили в магпункт. Им деятельно помогал Шурасик. Попутно обнаружилось, что все это время он любознательно подслушивал под дверью, изредка конспектируя заинтересовавшие его моменты в записную книжечку.

Семь-Пень-Дыр, Жикин, Демьян Горьянов и Гуня остались в комнате. У истинных черных магов было не принято помогать белым. Если, конечно, они сами когда-то не были белыми, как тот же Шурасик.

– Фи! – с презрением сказал Жора Жикин. – Вы слышали, что он молол? Готов поспорить, этот жалкий маечник влюблен в Гроттершу! И самое прикольное, что только одна Гроттерша, кажется, этого не понимает. Вот я, например, всегда смекаю, когда в меня влюблены. Когда вчера Гробыня опрокинула на меня поднос с компотом, я сразу уловил, что надо назначать свидание, потому что вообще-то никто не просил ее делать крюк в ползала да еще спотыкаться на ровном месте…

Спохватившись, что сморозил лишнее, Жикин пугливо покосился на Гломова, на всякий случай страхуя нос. Но Гуня, к счастью для него, не вслушивался в бессвязное бормотание местного донжуана.

Он сидел на полу и то и дело зачем-то встряхивал рукой. Крошечное серебряное колечко, врезавшееся в толстый, как любительская сарделька, палец Гломова, выглядело нелепо. Но тут уж ничего не поделаешь – магические кольца выбирают тебя сами. Один раз и на всю жизнь.

– Слышь, Демьян, тупо все как-то получилось! Скамья-то парня чуть совсем не прибила… Но меня больше другое напрягает: мой перстень че-то совсем перестал искры пулять! – басом пожаловался Гуня, снова встряхивая кольцо.

– Просто ты свой перстень давно не чистил… Дай я попробую! Буйнус палатис! – приказал Горьянов.

Красная искра погасла, едва оторвавшись от его перстня. Деревянная скамья неохотно дрыгнула повернутой к потолку ножкой и вновь застыла.

– И у меня чего-то искры тусклые стали. Магия пропадает. Может, кто-то на нее блокировку наложил, а? – озабоченно предположил Демьян.

– Точно… С магией что-то происходит. Не иначе как где-то близко Поклеп шастает, или я сам не знаю чего… – неохотно признал Семь-Пень-Дыр.

Некоторое время спустя Гуня Гломов, все еще тупо разглядывающий кольцо, поднес его к самому лицу и неосторожно встряхнул. Выскочившая искра обожгла его многострадальный нос.

– Во, блин, дела! То есть магия, то нету! – поразился Гуня. – Когда я еще у лопухоидов жил, у нас такие фокусы электричество выкидывало! То вырубается во всем подъезде, то опять горит!

– При чем тут лопухоиды и электричество? Ты бредишь! – брезгливо поморщился Горьянов.

Демьян, как и многие в Тибидохсе, был невысокого мнения о сообразительности Гломова. А раз так, он даже предположить не мог, какая светлая мысль забрела случайно в пустую, как пыльный чулан, голову Гломова.

Гуня, не споря, пожал плечами. Он вообще, при всех своих тараканах, был отходчивый малый и во всем привык уступать, когда дело не касалось драки или Гробыни.

* * *

Тем временем Таня, Ягун и Шурасик уже доволокли Ваньку до магпункта.

Около дверей Шурасик шмыгнул носом и предусмотрительно исчез. У него был насморк с кашлем, и он опасался, что Ягге отловит его и, облепив горчичниками, заставит парить ноги и дышать над картошкой. В лечении легких заболеваний старушка охотно склонялась к жестким лопухоидным методам. «В другой раз неповадно будет!» – заявляла она.

Ягге стояла над кипящим без огня котелком, нашептывая что-то на варево и изредка бросая в него то пучок степной травы, то мать-и-мачеху, то сухую ромашку.

Увидев Ваньку, бесчувственно обвисшего на руках у Тани и Ягуна, она всплеснула руками и, ничего не спрашивая, метнулась к нему. Варево в котелке, оставленное без присмотра, возмущенно полыхнуло и окуталось паром.

Только когда все ссадины Ваньки были тщательно обработаны, голова забинтована, а сам он, зеленый, как дядя Герман, уложен в постель, Ягге сурово повернулась к внуку:

– Где это он так?

– Бабуся…

– Нечего бабуськать! Я и так знаю, что я не дедуся! Отвечай: где?!

– Он… с лестницы атлантов упал. Там знаешь ступеньки какие… До самого низу катился! – мгновенно нашелся Ягун, сообразивший, что о бешеном родео лучше не упоминать.

– Ой, горе-то какое – с лестницы! Сколько раз говорила Сарданапалу переделать ступени, да разве он почешется! – сочувственно заохала Ягге.

Ягун облегченно перевел дыхание и незаметно подмигнул Тане, довольный, что удачно провел бабусю. Но расслабился он рано. Старушка внезапно протянула руку и, поймав внука за оттопыренное ухо, притянула к себе.

– Ты кого обмануть хочешь?! Что я тебе, Сарданапал? Или Клопп? Ты мне лапшу на уши не вешай! – зашипела она.

– Ой, бабуся… Мое ухо! Бабуся! – заойкал Ягун.

– Что «бабуся»? Опять «бабуся»? Чего мне стоило тебя на белое отделение перетащить, знаешь? Я что, для того тебя у Сарданапала вымаливала, чтоб мой внучок на лавках скакал? Бешеные скачки, проходимцы, устроили! Вбили себе новую дурь в голову! Ну ничего, доберусь я до тебя! Думаешь, без матери – так и присмотреть за тобой некому?

– Ой-ой-ой! Откуда ты знаешь про бешеные скачки? – поразился Ягун, от удивления забывший даже про раздувшееся ухо.

– Да уж совсем я дура! Всю жизнь в лесу прожила, ничего не видела, не знаю, где можно так расшибиться! Избушкой клянусь, беда будет, если Медузия или Поклеп узнают! Загремите на черное отделение всей оравой! – пообещала Ягге.

Внезапно новый звук отвлек старушку и мигом поумерил ее пыл. Бледный Ванька – голова у него была перебинтована так, что виден был лишь один глаз, – привстал на кровати, выискивач кого-то глазами. Таня подбежала к нему.

– Послушай!.. – голос Ваньки едва пробивался из-под бинтов. – Пойдешь ко мне в комнату – загляни в шкаф… Там птенец! Корми его каждые два часа. Ночью тоже. Только не трогай руками – обожжешься! И не смотри на него в темноте – глаза потом режет!

– Чей это птенец?

– Жар-птицы. Кто-то спугнул ее с кладки, и она бросила яйца. Я собрал их и произнес инкубационное заклинание. Остальные яйца погибли, а это проклюнулось. Ну и трудно же с ним было: пищал все ночи напролет.

– Так вот куда ты все время убегал! Почему же ты мне не сказал?

– Это был секрет. Я хотел подарить его тебе на день рождения… К осени он будет уже большой птицей. Красивой птицей…

Ваньке не стоило расходовать так много сил. Неожиданно он стал заваливаться на бок и упал бы с кровати, не подхвати его Ягге и Таня. Ягге опустила Ванькину голову на подушку и захлопотала над ним. Таня, сама не раз лежавшая в магпункте, успела уже изучить привычки старушки. Так, как сейчас, Ягге хлопотала только в самых опасных случаях. Когда порой даже магия оказывалась бессильна…

– Все? Пообщались? Довели больного, что он чуть копыта не отбросил? Ягун, чего крутишься? Брысь отсюда – видеть тебя не желаю!.. И ты, Танька, брысь! Мальчишки-то ладно, бедовые головы, а вот в тебе я ошиблась! – Качая головой, Ягге решительно выпроводила их из магпункта.

– Ягге, послушай, а он будет жить? – задерживаясь на пороге, шепотом спросила Таня.

Старушка цепко взяла ее за подбородок и повернула к свету:

– Ишь ты, как заговорила! Глаза-то на мокром месте!.. Раньше надо было думать! Вон она, ваша глупость – лежит, рукой шевельнуть не может!

Таня всхлипнула и прижалась к ней:

– Ягге! Он умрет, да? ЯГГЕ! Почему ты молчишь?

Старушка смягчилась. Отстранив Таню, она ободряюще ущипнула ее за щеку:

– Что «Ягге»? Чуть что, так «Ягге»!.. Ладно, не стану вас мучить, хоть и стоило бы! Выживет ваш дружок, если не будете к нему каждые два часа таскаться. А вот до вас с Ягуном я доберусь! Сглажу! Волосом Древнира клянусь, сглажу! И в магпункт вас больше не пущу, так и знайте! – пригрозила она, решительно выставляя ее за дверь.

* * *

Гадая, когда им снова удастся увидеть Ваньку, Таня и Баб-Ягун убито поплелись обратно. Не желая идти через Зал Двух Стихий, где на них немедленно набросились бы с идиотскими расспросами, они решили пойти кружным путем – через одну из недавно построенных галерей. Для этого им предстояло подняться на самый верх узкой, как карандаш, башни, в которой обычно проходили занятия по практической магии.

– Ну и вонь же тут! Не иначе у Клоппа опять что-нибудь подгорело! – поморщился Ягун.

Внезапно дверь распахнулась и, окутанный вырвавшимся наружу сизым дымом, из лаборатории выскочил сам профессор Клопп. Спотыкаясь на ровном месте, он проскочил мимо ребят и спешащей уточкой поплыл к лестнице.

– Куда это он? – От дыма у Тани защипало глаза.

– А я откуда знаю? Бежим посмотрим! – мгновенно сориентировался Ягун.

Через несколько пролетов Клопп свернул на преподавательский этаж и забарабанил в двери комнаты Зубодерихи.

Великая Зуби выглянула почти сразу. Поправляя толстые, как две лупы, очки, она разглядывала альбом средневековых гравюр. Заметив Клоппа, Зубодериха от изумления выронила книгу.

Трубадур, тайком целующийся на последней странице с королевой, вывалившись из альбома, поспешно отскочил в сторону и начал громко читать стихи.

– Недурно, юноша, недурственно! Прекрасная аллитерация! А какой чудный ритмический провал в третьей строфе! – томно сказала королева, поправляя прическу.

– Суби, Суби! Только что фсе повториться! У меня протухать мой микстур трех злофоний и расползаться весь белый червяк с прошлогодний котлет, который я готовить для подвальный тухляк! – крикнул профессор Клопп.

– Неужели снова? Надо срочно сообщить Сарданапалу! – забеспокоилась Зуби.

Клопп сердито замахал на нее руками:

– Почему фы фсе ферить фаш Сарданапал? Этот шарлатан только больтать каждый день со сфой потусторонний дедушка и больше в никакой ус не дуть! Он прохлопать балдахин со старинный кровать! На другой ночь пропадать котел! А фолос давно расрубить мой милий мальщик Шурасик! Я не мочь его ф том финить – он тогда бить на белий отделений!

– Ну, ну! Может, не все так и ужасно. Вдруг это лишь чья-то нелепая шутка! – успокаивающе сказала Зубодериха.

Клопп передернулся, точно его напичкали лимонами:

– ШЮТКА! Фзять фся эта вещь не есть шютка! Это есть гнусный загофор-р! Тот, кто это устроить, желать оставифь нас фсех бес…

– Профессор, нас подслушивают! – крикнула Зубодериха.

Предупреждающему же крику предшествовало вот что. Наклонясь за альбомом, Великая Зуби заметила, что королева и трубадур навострили уши, и нахмурилась.

– А ну марш в книгу! Вот я вам! – приказала она.

– Какая наглость! Нам нельзя, а им можно! – надувшись от возмущения, пискнула королева.

– Кому «им»?

– А вон тем, что с площадки головы высовывают! Уже два раза! – наябедничал трубадур, показывая пальцем на Таню и Баб-Ягуна.

Клопп повернулся так резко, что наступил себе на мозоль.

– Цапус-застукалус! – крикнул он, и Таня с Баб-Ягуном вылетели из своего убежища, словно их подцепили резиновым жгутом.

– Фот кто это! Что фи тут бродить? Шпионить? Гофорить: шпионить? – брызжа слюной, завизжал Клопп.

– Мы не шпионили! – оскорбился Баб-Ягун.

– А что фи делать?

– Мы… так просто… э-э… хотели узнать, надо ли белому отделению учить билеты по оподлению? – сказал Ягун.

– Узнать? Фот я вам узнать! ФО-ОООН ОТСЮДА! МААААРШ! – завизжал Клопп. Из кольца у него стали выпрыгивать красные искры.

– Большое спасибо, профессор! Ваша консультация была крайне полезна! – не удержался Ягун.

Клопп зашипел. Из его ушей и носа потянуло запахом плавленой серы. Это было поразительно. Прежде такое случалось только с Поклепом.

Безошибочный нюх подсказал Баб-Ягуну, что они могут крупно нарваться. Он благоразумно подхватил Таню за локоть, попятился и, не открывая больше рта, ретировался к лестнице.

Глава черных был так взбешен, что подскакивал на месте как лягушка.

– Опять всего оплевал!.. Зачем же так орать? Обожаю профессора Клоппа и его чудные эмоции! Он просто милашка! – сказал Баб-Ягун, убедившись, что они отбежали достаточно далеко и их уже нельзя услышать.

Таня пожала плечами:

– Я не понимаю, чего Клопп взбесился? Из-за несчастной микстуры трех зловоний!

– Мамочка моя бабуся! При чем тут микстура? Ты что, ничего не понимаешь? Ну прямо ничегошеньки? – поразился Ягун.

– Почему не понимаю? У нас в Тибидохсе объявился старьевщик, который таскает всякий хлам. Он стянул у Клоппа котел, а Клопп так взбеленился, что у него от злости все пригорает, – сказала Таня.

– ХЛАМ!! – прямо-таки взвился Ягун. – И ты называешь это хламом? Это не просто котел и не просто балдахин! Разве ты не слышала, что сказал Клопп про волос? Вспомни, чей он!

– Что за вопрос? Древнира!

– И котел тоже его! ПЕРВЫЙ котел Тибидохса! И балдахин от старинной кровати! ПЕРВОЙ кровати на Буяне, которую Древнир сам вырубил из ствола вещего дуба! Я слышал о них от бабуси!.. Поняла теперь? Кто-то похищает предметы, принадлежавшие лично Древниру.

– Но зачем?

– А я откуда знаю? – замахал руками Ягун. – Что я тебе, всезнайка Шурасик? Ой, мамочка моя бабуся, какие дела творятся! Я прям зверею!

Таня отнеслась к открытиям Ягуна без особого интереса. Она слишком беспокоилась за Ваньку, чтобы всерьез задумываться, почему у Клоппа протухла микстура и кто стащил балдахин с кровати Древнира.

– Мне нужно зайти к Ваньке! Я должна взять птенца жар-птицы! – сказала она.

– Я с тобой! Я знаю, на какое охранное заклинание Ванька запирает шкаф! – моментально вызвался Ягун.

– Со мной так со мной. Только не вздумай хватать его руками и вообще говори потише! – предупредила Таня.

Она была невысокого мнения о способности Ягуна общаться с магическими существами.

* * *

Гробыня, поджав ноги, сидела на кровати и, от усердия высунув язык, что-то лепила из теста. Увидев Таню, Склепова торопливо спрятала свое изделие под одеяло и расплылась в улыбке, сладкой, как десять тонн карамели.

– Ути-пути, кто пришел! Гроттерша! Мой любимый персонаж! Я сейчас сдохну от счастья!.. – сказала она.

– Было бы неплохо, – ответила Таня.

Гробыня хмыкнула. Она умела оценить хороший ответ.

– Продолжим допрос! Что это за цыпленок у тебя в руках? С какой это радости он светится? Залетел в атомный реактор к лопухоидам? Или это ужин для моего скелета, а, Паж? Смотри, что тебе принесла тетенька Гроттер! – дурачилась она.

– Это жар-птиц Ваньки Валялкина. Он будет жить у нас. И попробуй только к нему сунуться – так сглажу, что придется врать поклонникам, что ты в противогазе! – сказала Таня.

Она нервничала. Птенец в коробке, обнаруженный у Ваньки в шкафу, не переставая жалобно пищал от голода. И теперь Таня лихорадочно соображала, что ему дать. Белоярого пшена? Или надо собирать в подвале слизней? Как неудачно, что она забыла спросить об этом у Ваньки.

Гробыня задумалась, взвешивая все «за» и «против». Своей внешностью она дорожила.

– Ладно, пущай живет! Только предупреди, чтоб не кукарекал по ночам!.. По правде говоря, мне никогда не нравились жар-птицы. Какие-то они слишком яркие! Вот аспиды и василиски другое дело. Они милашки. Обожаю слушать, как они шипят! – заявила Склепова.

Таня с удивлением отметила, что Гробыня в хорошем настроении. Если же и качает права, то вяло и скорее по привычке.

«С чего это мы сегодня такие добрые?» – задумалась она, подозрительно оглядывая комнату.

Рядом со Склеповой, прикованный цепью к большой гире, обнаружился толстенный справочник «Любовное зомбирование. Технология охмурения принцев, или Как выйти замуж на скорую руку» (составитель черн. маг Алла Лиментова). За три года обучения в Тибидохсе Таня успела кое-что усвоить. Она с первого взгляда узнавала запрещенные книги из закрытого библиотечного фонда. Вот только как Гробыня сумела провести джинна Абдуллу?

Когда Таня подошла ближе, справочник рванулся, намереваясь врезаться девочке в лоб, но удерживающая его гиря была слишком тяжелой. Обессилев, книга вновь плюхнулась на кровать и изменила тактику. С ее страниц и переплета, пытаясь добраться до Тани, поползли тонкие белые змейки и пауки.

– Склеп! Чего над книжкой измываешься? К гире ее приковала, – спросила Таня, спокойно проводя перстнем черту в воздухе.

Змейки и пауки замерли у незримой линии и, не в силах преодолеть ее, стали ползать вдоль. Для Тани давно уже не было секретом, что черномагические книги терпеть не могут белых магов. Недаром академик Сарданапал в своем кабинете держал их в клетке.

Гробыня поморщилась:

– Это я, что ли, ее приковала? Ты перегрелась, сиротка! Это все джинн Абдулла! Я из библиотеки ее еле доперла! Он эту книженцию уже триста лет никому не выдавал.

– Сама вижу. С каких это пор Абдулла делает для тебя исключения? Он же тебя терпеть не мог, – удивилась Таня.

– Как поссорилась, так и помирилась… Правда, мне пришлось три вечера слушать его поэму. Я чуть не облысела со скуки, слушая, как этот старикашка проклинает Тибидохс, Буян, лопухоидов и вообще всех подряд в алфавитном порядке. Тебе, Гроттерша, тоже досталось. Абдулла сказал, что скоро тебя ждет дальняя дорога и еще какие-то гадости. Ну да это все пустяки! Зато книжечка теперь у меня! – похвасталась Гробыня, с чувством целуя справочник в переплет, покрытый белыми пятнами плесени.

От этой нежности магическая книга так расчувствовалась, что из нее посыпались новые червяки и змейки. Вытряхивая упавшего ей за шиворот червяка, Таня уронила коробку с жар-птицем, да так неудачно, что та отскочила за разделявшую комнату черту и перевернулась. Птенец с писком выпал из гнезда, устроенного для него Ванькой.

Шипя, змейки кинулись к птенцу и облепили его. А за змейками уже волнами накатывали пауки. Таня метнулась было на подмогу, но оказалось, что птенец отлично управился и без нее. Полыхая только еще отраставшим хвостом, он обжигал им врагов и жадно клевал червей, пауков и змеек. Уцелевшие панически пытались укрыться в книге.

– Ну что, Гроттерша, накормила я твою курицу? – усмехнулась Гробыня, с интересом наблюдавшая за расправой. – Эй, птиц, а ты ничего! Скажи спасибо за обед тетушке Гробыне!

Дуя на ладони, чтобы не обжечься, Таня подняла потяжелевшего птенца и посадила его в гнездо. Он больше не пищал. Заглотив торчавший у него из клюва хвост змейки, он нахохлился и, спрятав голову под крыло, мгновенно уснул.

– Зачем тебе этот справочник? Кого ты зомбировать собралась? Жору Жикина? – спросила она у Гробыни.

– Да не, очень мне этот Жикин нужен! Разве что со скуки! Тоже мне симпатяшка со шваброй! Пусть встречается хоть с Недолеченной Дамой, – отмахнулась Склепова.

– А кого же тогда?

В глазах у Гробыни вспыхнул зеленый ведьминский огонь.

– Не догадываешься? – жарко зашептала она. – Пуппера! Хочу его охмурить! Нам Клопп говорил: осенью будет новый матч, вот я и мечтаю, чтоб он приехал сюда втрескавшийся в меня по уши! Только вообрази: я и Гурий! Гурий и я! Звездная пара! Когда мне будет шестнадцать, он на мне женится! Все первые полосы магзет будут наши!

– Ну, тебе еще долго ждать!

– Почему долго? Мне почти пятнадцать! Жаль, Магщество Продрыглых Магций запретило браки с четырнадцати лет! Я пыталась отправить им запук в конверте, но он застрял где-то на лопухоидной почте! Они решили, что там сибирская язва. К тому же я забыла наклеить марку. Вот ослица, надо было с купидоном послать! Но я боялась, Поклеп засечет.

Внезапно спохватившись, что увлеклась и проболталась, Склепова с подозрением уставилась на Таню.

– И не вздумай отбивать моего Гуряндия! Моего маленького прекрасного Пупперчика! Понятно тебе, сиротка? Глаза выцарапаю, уши оборву! – серьезно предупредила она, демонстрируя длиннющие ногти.

– Нужен мне твой Пуппер! – сказала Таня, вспоминая Пипу и ее загадочного Гэ-Пэ. Ну не странное ли совпадение, что даже их имена начинаются одинаково? Жаль, она тогда так и не выяснила, кто такой этот Гэ-Пэ. А то оказалось бы еще, что Гэ-Пэ и Пуппер знакомы, если вообще не один и тот же персонаж. Нет уж, кому-кому, а ей самой Гурий точно не нравится. Ни с какого боку. Пускай женится на Гробыне, если хочет. У нее, у Тани, возражений против этого нет.