Текст книги "Русские на рубеже эпох"

Жёны и дети встали раньше, уже завтракали. Николай быстро выпил кофе, пошёл готовить удочки. Виктор прихлёбывал чаёк со сливками, ловил по-доброму укоризненные взгляды жены. Выяснилось, что на озеро с Николаем и Виктором дамы не пойдут, а отправятся в сопровождении Никиты в аэроклуб.

По дороге на Чёрное смотрели ягоды, но кто же собирает их в полдень? Всё вытоптано приехавшими на выходные дачниками и гостями базы отдыха. Озеро оказалось достаточно большим, круглым как блюдце, по берегам заросшим осокой и окружённым густым лесом. Поэтому, кроме пляжа турбазы, весь берег оставался в полном распоряжении рыбаков. Николай выбрал место, и они уселись с удочками на раскладных туристических креслах. Достали походную фляжку. Виктор дал понять другу, что до заката его отсюда уж точно никто не вытащит. Однако, через два часа раздался телефонный звонок. Панин, отошедший для разговора, вернулся с озабоченным лицом.

– Пять-три, Андреич! – раскрасневшийся Разумов прицепил на кукан окушка, – в мою пользу!

– Молодец, Сергеич! Молодец.

– Что-то случилось? – по одному взгляду на друга Разумов понял, что теперь его мысли очень далеки от рыбалки.

– У Собашниковой застрелили лошадь.

– И всех дел?

– Да.

– Так чего ты так озаботился? Я уж думал, человека убили. А тут лошадь!

– Начальник мне позвонил, а ему из московского главка. Так мол и так, помочь надо, местных проконтролировать, кто этим делом заниматься будет.

– Давно у нас серьёзные сыщики лошадьми занимаются?

– Давай-ка, Сергеич, ещё по одной, да я потопаю. А ты закат встречай.

– По одной хлопнем. А пойдём вместе. Я потом дорыбачу.

Когда они вернулись, оказалось, что их домашние и всё Долгое уже знает о печальной истории на конюшнях Собашниковой. Панин переоделся, внимательно посмотрел на себя в зеркало, дыхнул на жену, и, получив полу-утвердительный ответ, что тест пройден, направился к дому местной ВИП-персоны.

* * *

Екатерина Игоревна Собашникова во многих отношениях женщина примечательная. Ещё в школе и институте отличалась красотой и отлично училась. Высокая, худенькая, темноволосая, нос с изящной горбинкой. Но, как принято говорить в школьной среде, «ботаником» никогда не слыла. Закончила институт иностранных языков и продолжила карьеру модели, которую начала ещё в студенчестве. Её отец служил инженером, мама – педагогом. Дружная, работящая семья. Излишеств не водилось, но, в случае чего, родители всегда могли поддержать. Юность Кати пришлась на девяностые годы двадцатого века – время больших возможностей и не меньших опасностей. Первый муж начинал с рэкета, постепенно вышел в авторитеты. На одной из «стрелок» его убили, а у Кати остался сын Иван и деньги на организацию модельного бизнеса. Самой по подиуму ходить уже не хотелось, да и предпринимательская жилка проявилась. Кате всегда хотелось извлечь из жизни максимум впечатлений, денег, знакомств, связей. Речи о том, чтобы она сидела дома и ждала мужа с работы и не шло. В обществе появилось достаточно успешных деловых женщин, которые по западному образцу всё более конкурировали с мужчинами в бизнесе и политике. Её вторым супругом стал крупный чиновник образца начала двухтысячных. Жили неплохо, каждый занимался своим делом. Родилась дочка Маша. Несколько лет назад муж умер от инфаркта. Не вписался в вертикаль, и в его деятельности вскрыли серьёзные недочёты. А мужик был совестливый. Больше Екатерина Игоревна замуж не выходила, подошла к своему тридцатисемилетию с завидно сохранившейся внешностью, обширными связями и далеко идущими планами. К модельному агентству она добавила сеть ювелирных магазинов и базу отдыха с конным и аэро клубами. Мода на родословные изыскания также не прошла мимо её деятельной натуры. Покопавшись в архивах с помощью специально нанятых агентов и самостоятельно, Екатерина обнаружила у себя дворянские корни. Нашла даже дом в Санкт Петербурге, который, якобы, принадлежал Собашниковым до революции. Но отсудить особняк пока не удалось. Состояние архивных бумаг и отрывочность содержащихся в них сведений не позволяли с полной достоверностью доказать дворянство Екатерины Игоревны и её права на дом. Поэтому со свойственной ей энергией Собашникова принялась строить поместье в Долгом, решив, заодно, сделать бизнес на столь востребованном сегодня экологическом туризме. Но, самое главное, повзрослевшая Екатерина хотела уже не просто богатеть, а сделать что-нибудь полезное для соотечественников.

Панина проводили в гостиную, где хозяйка распорядилась принять гостя. Усадили за большой овальный стол светлого дерева с тёмной инкрустацией. Приветливая горничная принесла напитки. Вошла Собашникова. Её глаза немного опухли, покраснели.

– Здравствуйте! Станислав Казимирович мне вас очень рекомендовал. Как замечательно, что мы оказались соседями!

– Здравствуйте, Екатерина Игоревна! Сочувствую вашей беде! Постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы найти виновника.

– Может быть, отужинаете?

– Нет, благодарю!

– Тогда задавайте вопросы.

– Вы мне расскажите, пожалуйста, как дело было. Может, что-то показалось странным. Какие-то подозрения есть?

– Ещё бы не странно!? Что-то я не слыхала, чтобы у кого из знакомых лошадь убивали. Как будто заказное убийство, в сердце и в голову, – Собашникова промокнула глаза платком.

– А как вы узнали о случившемся?

– Прибежал конюх, сообщил. Даже не дождался, пока горничная мне доложит о его приходе. У нас так заведено. Я уж хотела наглеца на место поставить, а он мне с порога о трагедии выпалил! Сам не свой. Ну, побежала я на конюшню. Биссектриса лежит в луже крови. Кошмар!

– Она вам очень дорога была, или сам факт вторжения злоумышленника расстроил?

– Всё вместе. Лошадь – моя любимица, чистокровная английская кобыла. К ней специально специалист был приставлен, чтоб к скачкам готовил.

– А сколько стоит такая лошадка?

– Сколько сейчас за неё можно выручить, не скажу. Многое зависело бы от результата на «Royal Ascot», куда мы собирались. А брала я её жеребёнком более чем за миллион рублей. Плюс уход, кормление, выездка.

– Не дёшево! – Панин вспомнил лошадь серой масти, которую уже осмотрел криминалист, сфотографировав во всех ракурсах.

– Ещё что-то хотите узнать? – перед опытным служакой уже сидела успокоившаяся деловая женщина.

– Кто занимается вашей охраной?

– Частное агентство «Мистер Моркоу». Начальник ожидает вас в хозяйственном блоке. Там для охранников выделена специальная комната.

* * *

Новенькая «Cessna» через сорок минут должна приземлиться на частном аэродроме села Долгого. Князь Николай с интересом рассматривает изрезанные речками равнины, прямоугольнички пашни, леса, нечастые и небольшие населённые пункты. Трубецкой вспоминает, снова и снова анализирует разговор с мистером Чедвигом:

– Князь, вы должны понимать, что мы не желаем зла России, но по-другому восстановить утраченную вашими семействами власть в стране не представляется возможным.

– А почему вы считаете, что все аристократические династии, находящиеся в иммиграции, непременно хотят вернуться и восстановить власть и собственность?

– Очень многие хотят. А желают этого потому, что возвращать своё свойственно человеку. Человек выбирает для себя, что лучше!

– Но власть должна подкрепляться доверием народа, иначе она недолговечна! Мы уже один раз вынуждены были уехать, народ не заступился.

– Стоит ли так уповать на народ? Народ не выбирал ни князей, ни большевиков, ни нынешнюю российскую элиту.

– Вроде бы Рюрика и его братьев призвали на власть русские племена?

– Может и призвали, а может и не призвали. Да и не всё племя хором призывало, а вожди, старейшины или кто там ещё… Это были люди, выделявшиеся из общей массы. Более умные, более сильные, может быть, более достойные по своим моральным качествам.

– Сейчас иные времена!

– Вот именно! Посмотрите, что стало с теми предприятиями, которые захватили в девяностых-двухтысячных новые русские. Они не умеют управлять! Также и те, кто сейчас пришёл к власти. Они хапают, отжимают. Создают вывеску патриотизма. А сами переводят деньги в наши банки, покупают у нас недвижимость, хотят интегрироваться в мировую элиту! Это понимают даже некоторые представители простого народа в России, а у нуворишей как будто шоры на глазах. Неужели они думают, что мы просто так их примем?

– Что же можно с ними сделать в условиях демократии? Банковская тайна, неприкосновенность частной собственности и всё такое прочее…

– Дорогой князь, какой же вы, в сущности, порядочный и наивный человек! Совсем как русские классики описывали… Я не ошибся, что завёл этот разговор с вами!

– Я не вполне понимаю.

– Издавна, начиная со средневековых городов-республик, да, и ещё раньше наши предки строили свою финансовую империю, роднились с лучшими аристократическими семействами. Но мы не просто забирали богатство у других. Конечно, и это было. Но мы учились работать, развивали торговлю, науки, ремёсла. Прививали эти навыки от поколения к поколению своим детям. В результате сегодня мы имеем развитую цивилизацию. Весь мир пользуется нашими технологиями, теорией бизнеса, считает наши университеты лучшими и мечтает переехать жить в наши города!

– Не спорю.

– Мы как-то сумели договориться с нашим народом и остались у власти, а вы не сумели, хотя делали примерно то же самое. Поэтому я и предлагаю вам занять подобающее вашему титулу и способностям место в мировой иерархии, жить долго и счастливо, с уверенностью в будущем детей.

Самолёт мягко коснулся посадочной полосы. Анн-Мари задремала в полёте, закутавшись в плед. Поцелуй мужа разбудил её. Сейчас миниатюрная женщина была похожа на потревоженную нахохлившуюся птичку. Пока они шли от трапа к встречавшей их Екатерине Игоревне, молодая француженка всё тёрла глаза, пытаясь стряхнуть остатки сна. Она баловалась, висла на руке мужа, показывая, что ей трудно идти, мол, она ещё спит. Князь поддерживал супругу, забавляясь ситуацией.

Собашникова отвела Трубецким лучшие комнаты на втором этаже.

* * *

Димитрий только что вернулся с усадьбы Рощина. Он заранее, как всегда делала бабушка Женя, оставил воду греться в двух, найденных в сенях, вёдрах на ярком полуденном солнце, и теперь с удовольствием окатился. Всё оказалось не так, как он заранее нарисовал в воображении. Во-первых, вместо аллей, которые помнил с детства, стоял почти что лес. Да и вся дорога к усадьбе, когда-то накатанная, широкая заросла побегами ольхи и берёзы. Можно было различить лишь пруды, выкопанные ещё при помещике. Сейчас они похожи на, правильной формы, канавы с обваливающимися краями. Но вода ещё стоит в пол глубины. Самой усадьбы вообще нет. Ни главного дома, ни хозяйственных построек, ни ограды. Ничего. Остались только единичные фрагменты фундамента. И несколько величественных дубов толщиной больше, чем в обхват взрослого человека, показывали, что на этом месте раньше занимались регулярным парковым хозяйством. Два из них были посажены как въездная арка, а три зачем-то треугольником. Малых только посмеивался, глядя на Ксенофонтова, недоумённо осматривающего территорию бывшего помещичьего владения. Природа всегда берёт своё, стоит лишь оставить творение рук человеческих без присмотра и ухода. Лес, могучая стихия, восстаёт неумолимо. Зато Димитрий, давно не бывавший в лесу, как ребёнок радовался ковру из мха, грибам, ягодам, хрустальным ручейкам и не пуганным птицам, подлетавшим к ним на расстояние вытянутой руки!

По совету мудрого спутника Димитрий разделся и тщательно осматривал себя на предмет клещей. С головой просто. С некоторого времени, а именно с момента начала усиленного выпадения волос, он решил брить голову наголо. Сначала непривычно. Потом понравилось, отчасти и потому, что попал в тренд некоей пришедшей моды на лысых. Заказал очки в толстой оправе, и стал выглядеть, как говорили тоже по новой моде, стильно.

С телом сложнее. Поэтому Димитрий решил сходить в дом за зеркалом. Когда Ксенофонтов вновь вышел во двор, то обнаружил стоящую около яблони женщину лет тридцати с небольшим. Выше среднего роста, простоволосая, в чуть рваных на коленке, обтягивающих стройные ноги, спортивных брюках и куртке от военного камуфляжного обмундирования.

– Я Лена, соседка.

– Здравствуйте! Димитрий.

– Мама за вашим домом следила, потом я немного…

– Борис Петрович говорил.

– Принесла второй комплект ключей. Возьмите.

– Зачем же? Пусть у вас так и будет.

– Ну, хорошо. Пойду тогда.

– Подождите, Лена. Может быть, чаю выпьете?

– Нет, дети у меня, корова. Идти надо.

– Я не знаю, как моя бабушка договаривалась с вашей мамой, но я хотел бы скомпенсировать ваши труды.

– Чего?

– Ну, денег дать за присмотр.

– Оставляла Евгения Васильевна деньги. На них крышу покрыли. А больше особо ничего и не делали. Так, траву иногда выкашивали, печку протапливали. Дому-то чего главное? Крыша чтоб не худая была. А то сгниёт.

– Я сейчас, – Димитрий сходил в дом, вынес десять тысяч, – вот, возьмите, пожалуйста! Если мало, я потом ещё дам. С делами своими разберусь, и добавлю.

– Хватит. Благодарю! За молоком приходите.

Когда Лена брала деньги, Димитрий обратил внимание, что руки у неё натруженные, с необработанными ногтями. Пожалуй, только это, да ещё солидная складка на талии немного портили её внешность.

Соседка ушла.

Вечером Димитрий отправился к Петровичу, как он теперь называл Малых, в баню. Петрович сам пригласил. Обещал накормить нормальным ужином и дать кое-какой инструмент, чтоб привести в порядок дом и участок.

* * *

Вереница лодок с драконьей головой впереди с трудом пробиралась по реке. Мешали камни, коряги, свисающие ветви деревьев.

– Плутанули мы, похоже, Трувор, – обратился к молодому конунгу одноглазый Эрик, огромного роста и внушительной толщины воин.

– Ещё три поворота пройдём, и заночуем, – конунг Трувор оглядел уставшую дружину.

– Комаров здесь пропасть, – раздалось среди гребцов.

– И вода, вишь, какая чернущая!

– Слава Одину, в озеро входим!

– Привал, – скомандовал Трувор, выбрав место неподалёку от истока реки.

Воины проворно выпрыгнули из лодки, принялись разбивать лагерь. Разожгли огонь, нарубили веток, чтобы сделать ложе, освежевали подстреленного кабана. От вина Трувор приказал воздержаться – места незнакомые.

Трувор светловолос, ещё очень молод, но уже со шрамами от военных схваток на сильном теле. Присел на выпирающий над берегом толстый корень сосны, задумчиво смотрит на озеро, вода которого такая же чёрная, как и река.

– Завтра надо обследовать окрестности, – сказал он подошедшему Эрику.

– Как прикажешь, – одноглазый недовольно отмахивался от комаров. Не помогала даже дымящаяся головня, которую он держал в руке.

– Что дружина?

– В целом, довольны. Только холодно, говорят.

– Страна росов, старики сказывали, самая холодная. Но зима не скоро.

– Вот Лейф, сродник твой, потеплее страну нашёл! Да и побогаче. Который день углубляемся в эти леса, а добычи нет.

– Так он же счастливчик! – улыбнулся Трувор, – а добыча будет. Но не забудь, главная цель другая!

– Я помню, конунг.

* * *

Помещик села Долгого, Михаил Григорьевич Рощин, потомственный дворянин, по образованию – инженер путей сообщения. С молодости, сразу по окончании университета, начал служить делу строительства железных дорог. Строил и участок Санкт Петербург – Псков. Зимой жил в столице, летом – в родовом имении, включавшем село Долгое, Ольховку и ещё несколько окрестных деревень. Барский дом построен предками ещё до наполеоновского нашествия, но не в селе, а на озере Чёрном. Незадолго перед революцией 1917 года Михаил Григорьевич вовсе переехал в имение, и стал жить здесь круглый год. Рощин никогда не был политизированным человеком, но не мог не чувствовать приближение катастрофы. Среди его сослуживцев и столичных знакомых были и члены тайных революционных организаций. Рощин старался держаться подальше от антиправительственных кружков, куда его, конечно, приглашали. Он признавал, что стране необходимы изменения, но не считал революцию правильным путём. По своему внутреннему устройству Михаил Григорьевич особенно-то и не стремился ни к власти, ни к влиянию. Рощин любил свою профессию, считал, что строительство железных дорог сугубо полезно для России, вот и занимался этим. Получал удовлетворение, чувствовал себя на месте. Михаил удачно женился на Софье Марковне Розенталь, у них родилось трое детей: Константин, Алексей и Руфь. При родах четвёртого ребёнка Софья умерла, дитё также не удалось спасти. Рощин решил оставить службу на железной дороге и полностью посвятить себя управлению имением. Средства на воспитание детей имелись. Всю жизнь зарабатывал. Семья жила не расточительно. Здесь, в лесной тиши, на берегу красивого озера Михаил Григорьевич имел возможность привести в порядок свои мысли и чувства, встречаться в неспешной, доброй обстановке с людьми, которых уважал и хотел видеть, а также заняться ещё одним своим любимым делом – чтением. Михаил давно хотел оборудовать отдельную большую комнату под библиотеку, привезти книги из Питера, разобрать издания, принадлежавшие предкам. Когда работа его на железной дороге была особенно напряжённой, и он приезжал в Долгое передохнуть, то очень хорошо запомнил то сладостное ощущение, когда сидишь в тише кабинета с интересной книгой, и как будто совершаешь путешествие либо в глубь веков, либо в зарубежную страну. И никто не может помешать. А когда устанут глаза, или обретёшь в книге глубоко затронувшую мысль, то, желая побыть подольше с этой мыслью, лучше обдумать её, выходишь из дома и попадаешь на берег прекрасного озера. Водная гладь углубляет созерцание. Крестьянка в чистом платке уже приносит глиняную кринку чуть остывшего парного молока.

* * *

Уже неделю Панин не мог отыскать человека, пристрелившего Биссектрису. Несмотря на то, что к делу подключены опытные оперативники, не удалось найти никаких зацепок. В адрес Собашниковой угроз не поступало, сама она никаких недоброжелателей не припоминала. Николай даже попросил гостившего у него друга по возможности помочь. А именно, когда тот будет обходить окрестности в поисках ягод и грибов, или общаться с гостями турбазы, чтоб опытным глазом постарался выявить что-нибудь относимое к этому делу. Но и Разумов, охотно согласившийся поучаствовать в расследовании в меру сил, не заметил ничего необычного. Отдыхающие как отдыхающие. Ходят в лес, ловят рыбу, катаются на лошадях, танцуют, выпивают в меру и лишнего. В окрестностях также никого и ничего подозрительного.

Никита не отходил от Светланочки и показал ей уже почти всё в Долгом. Они прокатились на самолёте, Света даже готовилась совершить прыжок с парашютом. Особенно же ей понравились лошади. Девушка решила взять несколько уроков верховой езды. Они также свели знакомство с детьми Собашниковой. Никита, Светлана и Иван примерно одного возраста. Все студенты третьего курса. Только Никита и Светлана учились в Санкт Петербургском университете на юридическом и экономическом факультетах соответственно, а Иван изучал право в Оксфорде. Маша помладше, ей ещё год до окончания школы. Иван и Маша оказались на редкость скромными и воспитанными ребятами. Иван выше среднего ростом, как и Никита, волосы светлые, немного заикается. Никита плотнее, мускулистее, бойчее. Он сразу почувствовал в Иване соперника и всем видом пытался показать, что хоть Ваня богаче и учится в крутом вузе, но и он не лыком шит, и своего не уступит. Под своим, видимо, понималась, без каких-либо на то видимых оснований, Светланочка. Девушка была не прочь пококетничать с обоими, и времяпрепровождение в деревне ей нравилось всё больше. Маша, худенькая, с мягкими тёмными волосами, безупречно одетая, не расставалась с планшетом и не стеснялась очков.

– Маша, а что ты всё время в планшете смотришь? – спросила как-то Светланочка.

– У неё там маленькая квартирка, которую она мебелью обставляет, детишек одевает, – подсказал Иван.

– Ваня, тебя, кажется, не спрашивали, – выразительно посмотрела на брата Маша.

– Игрушка, что ли?

– Угу.

– Классный планшет! – Света не отходила от подруги.

– Последней модели.

– Мне такого пока не «светит» – вздохнула Разумова-младшая.

– Хочешь, подарю? – Маша протянула компьютер Свете.

– Нет, что ты?! – Разумова-младшая замахала руками, как будто испугалась подобной идеи.

– А ты лучше у Вани попроси, он точно купит тебе! – сморозил Никита.

Панин-младший с оголённым торсом демонстрировал упражнения на брусьях. Время от времени поглядывал на приятелей, смотрят ли? Иногда вступал в беседу. Света покрутила пальцем у виска и проследовала за Собашниковыми в беседку.

– Свет, прости, я не прав! – подошёл через некоторое время с видом побитой собаки Никита.

– Это ты не передо мной извиняйся.

– А перед кем?

– Пошевели извилинами.

– Вань, старик, прости!

– Всё в порядке. А компьютер свете я могу на день рождения купить, если ты немного добавишь!

– Точно!

– Она вас ещё и не приглашала, – не отрываясь от монитора, вставила Маша.

– Теперь точно приглашаю! – сделала загадочное лицо Светланочка.

Посидели ещё пятнадцать минут. Маша вдруг заплакала. Отложила планшет. Уткнулась лицом в ладони.

– Машенька, что с тобой? – испугалась Света и принялась утешать младшую подругу.

– Ничего.

– Маня, что случилось? – подошёл Иван.

– Ничего.

– Пупсу платье не подошло? – Ваня склонился над сестрой, попытался пошутить.

– Биссектрису жалко…

– Понятно. Пошли-ка домой.

– Чуть позже.

– А мы с батей недавно в Новгород ездили, – неожиданно поделился Никита.

– А мы в санаторий, – Света всё гладила Машу по волосам.

– Видели реконструкцию средневековых сражений. Круто.

– А фотки есть? – Маша почти успокоилась.

– Конечно!

– Покажи.

– Вот, – Никита протянул девочке смартфон, – только видно плохо.

– Всё хорошо видно! Классные!

* * *

Ксенофонтов, наконец, получил письмо от Коновницыной, в котором значилось, что его кандидатура прошла конкурсный отбор, и если у Димитрия Георгиевича не пропало желание заняться восстановлением усадьбы Рощина, то он может оформляться на работу и приступать к своим обязанностям. Все формальности предлагалось оформить у Собашниковой, так как именно она частично финансирует и будет непосредственно курировать строительство. Конечно, Димитрий согласился на должность. Он разыскал Собашникову, записался на приём, и на следующий день состоялся их разговор. При разговоре присутствовали и гостившие у Екатерины Игоревны князь Николай с супругой. В общем, он был утверждён и вышел от них окрылённый. При разговоре в столь знатном обществе Димитрий, правда, чувствовал себя несколько скованно, но встреча прошла ровно и по-деловому. Ксенофонтову не терпелось приступить к работе.

Разумовы же, погостив ещё несколько дней, отбыли на море.

* * *

Полученная работа позволила Димитрию определить свою жизнь на ближайший год, так как именно в такой срок предполагалось восстановить усадьбу Рощина. «Наследие» готово было частично компенсировать аренду жилья, но, учитывая, что у Димитрия здесь дом, и не надо оплачивать проживание сотрудника, предложило достойную субсидию на ремонт. Задача Ксенофонтова заключалась, преимущественно, в контроле за чёткостью соблюдения сроков, расходованием денежных средств, качества работы уже выбранного генерального подрядчика. Проект усадьбы также имелся. Словом, ничего придумывать не надо, а нужно успешно реализовать задуманное другими, чтоб снять с владельцев будущего здания необходимость тратить нервы, совершать малоинтересные рутинные функции и отвлекаться от более интересных и важных дел. Что ж, Димитрия всё устраивало. Работа на дороге не валяется, а проанализировать свою жизнь и решить, что делать дальше лучше именно в такой обстановке.

Ксенофонтов, начав свой трудовой путь в 90-е годы прошлого столетия, с интересом воспринял западные подходы к бизнесу. Стартовав с должности специалиста в отделе продаж, или, как не совсем правильно это именовалось, да и сейчас ещё именуется «менеджера», он со временем дорос до руководителя, став, таким образом, управленцем, «менеджером» в правильном смысле слова. Для того, чтобы совершенствоваться в профессии, Димитрий старался посещать различные профильные семинары и тренинги, читать литературу по бизнесу, написанную отечественными и зарубежными авторами. Всё это он применял на деле, и небезуспешно. Со временем, поработав и в отечественных, и в зарубежных компаниях, он обратил внимание, что за двадцать лет развития капиталистических отношений в России сложилось две тенденции. Первая из них заключалась в том, что пришедшие на наш рынок зарубежные транснациональные корпорации мало-помалу повлияли и на психологию россиян, и на экономику страны. С точки зрения экономики они заняли на рынке доминирующее положение, вытеснив крупных российских конкурентов, оставив место только мелким лавочникам и, с трудом выживающим, средним игрокам. С точки зрения психологии, они создали новый тип работника, который был воспитан под воздействием их жёсткой корпоративной культуры и профессиональных стандартов. Молодые россияне, поработавшие здесь, стали жёстче, прагматичнее, но вместе с тем как-то зашореннее, зацикленнее на чём-то, что, казалось, внесли им в сознание с помощью тренингов и психотехнологий. Основным положительным моментом здесь, как представлялось Ксенофонтову, было соблюдение законности и прозрачность бизнеса. Вторая тенденция касалась чисто отечественных структур. Во власти выстроена хорошо финансируемая чиновничья вертикаль. Созданы госкорпорации. Отечественный же малый бизнес, не успев народиться, непрерывно терял позиции. Димитрий наблюдал, как большое количество людей, пришедших в бизнес в девяностые, тогда инициативных и заряженных оптимизмом, со временем всё более разочаровывалось и сокращалось. Те, что остались, научились всеми доступными способами обходить закон, так как считали, что его всё равно никто не соблюдает при первой возможности остаться безнаказанным, а также наловчились выбивать всевозможные гранты и субсидии, за счёт которых и жили. Но субсидии расходовались, в основном, на выдачу тучных дивидендов и зарплат, а дело пробуксовывало и выход на международный рынок отечественных товаров, услуг и новых технологий оставался до обидного мал. Ксенофонтов всегда старался честно работать и применять на практике западные технологии ведения бизнеса, адаптируя их под отечественные условия, забирая из них всё лучшее и избавляясь от неприменимого на Родине, чуждого. Как и в любой деятельности что-то получалось, что-то нет. Но со временем он стал всё осознаннее и чётче ощущать для себя, что если он работает в западной компании, то становится даже на руководящем посту неким винтиком, лишённым самостоятельности и творчества, выполняющим чужие европейские или заокеанские наработки и предназначенным лишь для обеспечения плана продаж. Работая в отечественном малом бизнесе, необходимо было мириться с серыми схемами, брать в расчёт, что если у фирмы нет поддержки со стороны чиновничества и силовых структур, то она мало конкурентоспособна, и что среди владельцев единицы по-настоящему понимают, что такое корпоративная культура, управление и исполнительская дисциплина. Ни одна из этих тенденций, как считал Димитрий, не позволяла ему реализовать себя и заводила государство (а он мыслил и такими категориями) в тупик.

Личная жизнь Димитрия также требовала спокойного анализа, ибо он никак не мог решить, делать ли предложение своей давней знакомой Юле Сноровской. Пережив смерть жены, Ксенофонтов осторожно подходил к созданию новой семьи. Но детей у них не было, а сына или дочь, или обоих вместе хотелось. С Юлей он поддерживал отношения последние семь лет. Она, банковский менеджер, много времени проводила на работе, вела активную жизнь, посещала спортзал, бассейн, много тратила на стилиста и косметолога, и не могла в отпуск не съездить на море или в зарубежное турне. Юля поддерживала многочисленные знакомства, как среди женщин, так и с мужчинами. Это настораживало Димитрия, который стремился видеть в жене существо более мягкое и домашнее. Но, возможно ли это в наше время, тем более в случае красивой, образованной женщины? Ксенофонтов познакомился со Сноровской, когда был на пике карьеры. А последнее время, когда он остался без работы, Юля вроде бы стала его избегать. Или ему это только казалось?

Димитрий вошёл в калитку, прошёл мимо кустов крыжовника, посаженных ещё в пору его детства. Недалеко от крыльца, на участке поля, уходящего в лес, дедушка Андрей сделал ему качели. Дима качался на качелях, смотрел в голубое небо, по которому в солнечный день плыли лёгкие, белые облака причудливых, но всегда очень добрых форм. Он качался на качелях и наблюдал, как иногда небо разрезали военные сверхзвуковые истребители, оставляя за собой белый след. Иногда они тревожили, но чаще звали за собой в неведомую светлую даль, давали пищу для мечты и ощущение лёгкости и силы одновременно.

* * *

За неделю Димитрий оформил трудовые отношения, познакомился с генеральным директором компании «Абрис-строй» Иваном Владимировичем Птичкиным, специально приезжавшим в Долгое из-за важности объекта, и прорабом Сковородой Сан Санычем, который непосредственно будет осуществлять строительство усадьбы. Они приехали на огромном внедорожнике «Honda Pilot», но для того, чтобы добраться да места строительства, всё же пришлось пересесть на трактор, а на финишном участке рубить просеку. Птичкин, дородный крупный мужчина в дорогом костюме, чисто выбритый, с лоснящимися щеками, касавшимися лацканов пиджака и при ходьбе колыхавшимися, как складки сумоиста, ступал дорогими остроносыми ботинками по веткам, траве, обломкам фундамента и восклицал: «Какая красота, какая красота! Надо и себе в этих местах дачу построить». Сковорода, невысокий крепкий мужичок, стриженый под «ёжик», преимущественно молчал, равнодушно оглядывая место будущих работ. «Будет с ним хлопот. Такого, наверное, долго раскачивать придётся» – подумал Ксенофонтов. Но когда Птичкин уехал, и Сковорода начал работы, дела завертелись так быстро, что Ксенофонтов еле успевал отслеживать ситуацию.

На следующей неделе из города пригнали технику, расчистили под грабли место строительства, поставили прямо на озере вагончики для рабочих, организовали питание и вывоз мусора. Для Димитрия и Сковороды соорудили отдельную подсобку.

Немного войдя в курс дела, Ксенофонтов предложил Сковороде дополнительно создать бригаду из местных мужиков. Тот согласился. Через Малых нашли бригадира, понимающего в строительном деле – Калинина Дементия Фёдоровича. Фёдорыч, как его здесь называли, – «мужик серёдный», то есть серьёзный, быстро организовал десять плотников и пять каменщиков.