Текст книги "Сорок третий номер…"

– Пожалуй, впервые в такой роли? До этого все больше сам на других надевал?

Тот продолжал молчать.

– Валерий Недельский! – представил его Виктор Кире. – В недавнем прошлом – начальник следственного изолятора номер один и руководитель так называемой расстрельной команды. Своим ГУИНовским удостоверением он запудрил и без того скудные мозги твоего главного редактора.

– Они были в сговоре? – ахнула та.

– Да нет… – Кошкин поморщился. – Какой еще сговор? Тукс – пешка. Человек, который с юных лет лебезит перед красной корочкой. С таким и договариваться не надо. Достаточно намекнуть, припугнуть…

Кира вздохнула.

– Прости меня, Витя… И за грубость прости, и за недоверие, и за брезгливость к шпионским играм твоим.

– И ты меня прости, милая, – кивнул тот. – И за те самые шпионские игры, и за то, что искал компромат на мужа твоего…

– Я не держу зла, – сказала Кира. – И Коля простит, я уверена.

– Уже простил, наверное, – усмехнулся Виктор. – У меня была возможность перед ним извиниться лично. Сначала за то, что нашел-таки его стихи в Интернете, и обнаружил, что они принадлежат некоему Курашвили.

Кира досадливо закусила губу.

– Большой беды в том нет, – неуверенно сказала она. – Каждому мужчине хочется произвести на женщину впечатление, и каждый ищет свои способы. Плагиат, конечно, вещь скверная, а в данном случае – и неприятная. Но полюбила-то я его в итоге не за стихи!

– Ну, разумеется, – согласился Виктор. – Понимая это, я пошел дальше и выяснил, что он никакой не философ и тем более не риелтор.

– Кто же он?.. – пролепетала Кира.

– Актеришка! – Кошкин радостно хлопнул в ладоши. – Когда-то, очень давно, трудился в Театре музыкальной драмы. Был уволен…

– Дайте мне воды! – хрипло попросил Недельский, поднимаясь с кресла.

– Может, сразу – шампанского? – Виктор втолкнул его обратно. – Досиди уж до развязки. Немного осталось.

– За что уволен? – тихо спросила Кира. – За бесталанность?

– Как раз наоборот, за большой талант, – Кошкин хмыкнул. – Дурил дамочек, вроде тебя, читал им стихи, играл на фортепьяно, лазил в окна, дарил колечки в коробке из-под холодильника… А потом обворовывал – и был таков. Брачный аферист, одним словом. Однажды нарвался на одну из своих… бывших. Обманутая дамочка сразу его признала. А была не одна – с кавалером. Тот – в драку. Накостылял Коле по первое число. Кстати, тогда его еще не Колей звали, а Сашей. Ну так вот, наш Коля-Саша обиделся на такой поворот событий, ножичек достал и порешил обоих – и облапошенную им дамочку, и ее кавалера.

– Порешил? – Кира открыла рот.

– В смысле – убил, – пояснил Виктор. – И оказался наш философ на скамье подсудимых. Дело рассматривалось в областном суде. Вердикт однозначный – ИМС. Вот сидит, значит, наш актер музыкально-драматический в камере смертников и ждет исполнения приговора. А в стране, тем временем, вводят мораторий на смертную казнь. Большой начальник из ГУИНа приглядел смышленого паренька. Виды, значит, на него поимел. Такого ведь, при желании да с умом, можно с немалой выгодой использовать. Подсуетился начальник, похлопотал где надо и добился удовлетворения ходатайства о помиловании. А Саша сидит и знать не знает, что ему «стенку» пожизненным сроком заменили. И повел, значит, большой начальник из ГУИНа Сашу на расстрел…

Седой мужчина в дорогом костюме вдруг шумно сел на стул.

– Да, – продолжал Виктор, – повел на расстрел. Даже глаза завязал. А когда юноша обделался жидким стулом, тот ему на ушко так тихонечко шепчет, мол, хочешь жить, да еще и в масле кататься? Будешь мне рабом верным. Псом ручным. Вот с того дня Саша исчез с лица земли, а его место занял Коля.

– Я не могу в это поверить, – пробормотала Кира. – Это бред…

– Фантасмагория, – подсказал Кошкин. – Но я же тебе говорил, Кира, что у любой мистической загадки, у любой фантастической и невероятной задачи все равно есть ответ. Реальный, осязаемый и доказанный. Ведь и твоя история с убийствами – не исключение. Ты утверждала, что убийцу не найти, что он-она – по другую сторону экрана. А он нашелся – по эту!

– А когда вы догадались обо всем? – спросил с акцентом седой.

– Когда предложил себя на роль жертвы, – улыбнулся Виктор. – Выйдя из кинотеатра, я встретил в сквере твоего мужа, Кира. Он прятался в кустах и мне объяснил это тем, что сам караулит убийцу. А потом случилось неожиданное. Он двигался против света прожектора, я наблюдал за его фигурой, и мне вдруг почудилось что-то знакомое и в этой осанке, и в манере двигать плечами при ходьбе. Вы ведь с Николаем одного роста, не правда ли, милая?

– И что с того? – удивилась Кира. – Мало ли кто с кем одного роста.

– Действительно, – согласился Виктор, – Мало ли… Но тогда мне показались странными не только эти совпадения, но и еще одна деталь. «Артмаск»! – Он торжествующе хлопнул себя по щеке. – Это такая мазь… Когда-то у нас, в розыске, понадобилось поменять внешность сотрудникам. В разработке было важное дело, и мы ловили преступника «на живца». «Живцом» был я. Представляешь, мне надели на харю латексную маску и наложили грим. А для того чтобы весь этот маскарад легко снимался и надевался, на кожу нанесли мазь. Она была такая вонючая, что я невольно запомнил название – «Артмаск»! – Виктор поднес пальцы к носу и поморщился. – Именно так вонял твой благоверный тогда, в сквере за кинотеатром. Когда рассвело, я нашел в кустах и маску, и парик. Не хватало только платья, накидки и – самое главное – пистолета! Вероятно, он успел их спрятать, как только понял, что «сорок третий номер» на этот раз – я. А вот разгримироваться не успел.

– Я нашла все здесь! – воскликнула Кира. – За декоративной панелью батареи. И платье, и накидку, и… – Она протянула Виктору «Вальтер».

– Я не понимаю, – опять подал голос седой. – К чему все это? Зачем городить огород с перевоплощением, а тем более убивать ни в чем не повинных людей?

– На этот вопрос могут ответить только они сами – Николай и его покровитель, – Кошкин кивнул на Недельского, – большой начальник из ГУИНа. Могу лишь предположить, что поначалу они не собирались никого убивать. Аппетит пришел во время еды.

Недельский усмехнулся в усы.

– Угадал. Не собирались. Сначала хотели просто жути нагнать. Я полагал, будет достаточно, если Кирочка увидит воочию свою покойную мамашу и услышит от нее пророческое: «Отправляйся на остров». Поэтому и затеяли весь этот спектакль с перевоплощением. Для начала нужно было, чтобы Коля вошел в семью. Так удобнее. Они оба у меня на глазах. Прятаться и таиться не надо, все под рукой. Да и в образ вживаться сподручнее. Кроме того, случись что с Кирой, ему бы причиталась половина ее имущества. Квартирка та же – не помешала бы. На проживании экономили. В противном случае, мне бы пришлось и угол ему снимать, и встречи назначать, где ни попадя. Правда, все равно мне затея эта обошлась в копеечку. Приодеть нужно было Николая. Машину купил засранцу, он ведь по легенде – риелтор. Опять же – подарки разные, колечко. Но в любом бизнесе нужно сначала вложить капитал, а потом уж получать дивиденды. Так и здесь. Сокровища острова – сладкая цель… Все было готово, когда вдруг фильм этот на экраны вышел. Ну, уж тут было, где разыграться фантазии. Мамка-то, получалось, не только на фотографии, но и на экране существует. А значит, и запоминается легче стороннему человеку. Убивать решили сразу же, как кино посмотрели. Поняли, что надо это делать непременно при свидетеле. У меня даже «Вальтер» – такой же, как на экране! Чудеса, да и только! Но вопрос: кого мочить? Решили: мистика, так уж мистика! Кто на сорок третьем кресле окажется – тому конец. Коленька караулил, высматривал, потом переодевался, гримировался – и в сквер. Там хорошо, тихо… – Недельский мечтательно закрыл глаза.

– У вас почти получилось, – тихо сказала Кира. – Вы почти добились своего…

– Кроме того, – невозмутимо продолжал Недельский, – у этой затеи с убийствами и явными уликами против Кирочки был еще один плюс. Угроза оказаться в тюрьме, когда весь мир против тебя, даже коллеги и бывший друг, действует, как катализатор. Мистика вкупе с реальным уголовным делом в сумме дают стопроцентный результат. Уверен, что еще день, и она мчалась бы к острову, как к своему единственному спасению, своей последней надежде проснуться и избавиться от кошмара.

– Какой же ты негодяй, Недельский! – не выдержал седой. – И ты, и Коленька твой…

Кира вдруг испуганно посмотрела на Виктора.

– Кстати, а где Николай? Он не появится здесь?

– Уверен, что – никогда, – усмехнулся тот и посмотрел на часы. – Муж твой вот уже третий час дает показания. Им занимается Щегол. Вынужден признать: не везет тебе с мужиками, милая.

Кира устало опустилась на стул, уронив руки. Вся тяжесть, все ужасы и потрясения этого дня рухнули ей на плечи черной ношей.

– Только позавчера, – с трудом выговаривая слова, сказала она, – я радовалась, что у меня есть все, о чем я мечтала: дом, семья, счастье… А сегодня оказалось, что ничего нет. Ничего. Даже работы.

– С работой все уладится, – заверил ее седой. – Вот увидите…

Кира подняла на него глаза, полные слез.

– У меня был любимый муж и обожаемый отец! И что? Они оказались фикцией, подлым, чудовищным обманом, смертельным розыгрышем.

– Ну отца-то я тебе сейчас привел… – между прочим заметил Виктор. – Да и с любимым мужем, если постараться, может еще получиться – И он стряхнул с пиджака невидимую пылинку.

– Что? – морща лоб, переспросила Кира. – Что ты сказал?

Седой шагнул вперед.

– Он сказал, что привел вам отца… Давайте знакомиться, меня зовут Эндрю Голд…

– Что в переводе означает: Андрей Голота, – вставил Виктор.

– Совершенно верно, – улыбнулся тот. – А издательство, в котором я работаю, именуется High too – это эвфемизм названия острова, с которым связаны наши судьбы, Кира…

Через полтора часа, когда медицинская машина увезла в морг тело несчастного Олафа Петри, а участковый и следователь закончили осмотр места происшествия, Недельского вывели из квартиры. Он шел по лестнице, поддерживаемый под локти двумя оперативниками, выставив перед собой скованные руки и бормоча что-то несвязное в поникшие усы: «Маршрут конвоирования… в случае непредвиденной опасности… подлежат уничтожению… Что вы знаете о судьбе?.. У мечты нет биографии… Без прощения жизни нет… Только Андрей Голота… И его дочь…»

Неожиданно он остановился на ступеньках как вкопанный, задрав голову и с ужасом рассматривая что-то в пролете верхнего этажа.

– Вперед! – подтолкнул его оперативник.

Но Недельский, казалось, окаменел.

Высохшая, как мумия, старуха в белом саване, с плоским неподвижным лицом, глядела на него из-за перил стеклянными мертвыми глазами.

– Вперед, кому сказал! – прикрикнул конвойный.

Недельский шагнул на две ступеньки вниз, и страшное видение скрылось за бетонной «гармошкой» лестничного марша. Зато он отчетливо услышал, как кто-то произнес пронзительным, дребезжащим шепотом: «Сорок третий номер… Погубил тебя…»

Андрей Голота и Кира медленно брели по залитой солнцем аллее того самого сквера, где еще совсем недавно караулил свою несчастную добычу человек, одетый в белое платье с черной накидкой. Тонкое и прозрачное июльское небо сыпало на них золотые монеты сквозь развесистые кроны деревьев. Клены восторженно подставляли свои ладони под этот щедрый солнечный дождь и трепетали каждой веточкой, каждой прожилкой на листве. Рядом, за каруселью березовых стволов, бушевал фонтан.

Отец и дочь остановились перед ним, щурясь на сверкающий многоцветьем фейерверк рвущейся на свободу воды и великодушно подставляя лица озорным брызгам.

– И что же было потом? – спросила она.

– Я направил лодку мимо Хойту сразу на юго-запад, – сказал Андрей. – Недельский снабдил меня не только едой, но и компасом, поэтому мне не пришлось блуждать наугад. – Мокрый ветерок фонтана растрепал его седые волосы, и он, закрыв глаза и опершись на трость, вспоминал, как хлестал его по лицу ледяной ветер в предсмертном спурте застывающего озера. – Единственное, чего я опасался, это нарваться на пограничный катер. Но обошлось… По речке Коотайоки я пересек границу с Финляндией, высадился на берег, развернул лодку и, открыв до конца дроссель на двигателе, пустил ее в свободное плавание. Через полчаса меня задержал финский патруль и препроводил в город Мёхке. Я сдался властям и попросил убежища. Ко всем своим «заслугам» я добавил еще «измену родине». – Он горько усмехнулся. – А потом были долгие мытарства. Я кочевал из страны в страну, спал в ночлежках, голодал, даже просил милостыню на улице Рю де Шевалье в Брюсселе. Пристроился одно время к миссии Красного Креста, чтобы получить гуманитарную помощь, потом работал грузчиком в овощных магазинах Брестоля, подметал мостовые Пляс де ля Конкорд, даже приторговывал марихуаной в Амстердаме. Но осел окончательно я в Лондоне. Одна русскоязычная радиостанция взяла меня стажером, мальчиком на подхвате. Я был всем: и электриком, и звукооператором, и копирайтером – писал «подводки» для ведущих. Однажды, совершенно случайно, я стал героем одной из передач. Редактора потрясла моя биография, и он предложил мне сначала рассказать ее в эфире, а потом выпустить книжку. Он полагал, это будет эссе или публицистическая повесть. А я взял и накатал роман. – Андрей засмеялся. – Представляешь, его купило одно известное лондонское издательство. Тираж разлетелся в мгновение ока. Потом три раза переиздавали. Телевидение заказало сериал. Словом, моя жизнь наконец стала налаживаться. У меня появились средства к существованию, я даже приобрел некоторую известность. А еще через десять лет я создал собственное издательство. Оно невелико и печатает только приключенческие книги…

– А как назывался твой роман? – полюбопытствовала Кира.

– Угадай, – улыбнулся отец.

– «Сорок третий номер»! – ахнула та.

– Верно. Точно так же, как назывался фильм, который изменил мою судьбу и который я так никогда и не видел от начала до конца.

– Давай исправим эту оплошность, – предложила Кира. – Здесь рядом кинотеатр «Каскад».

Они добрели до конца аллеи, перешли улицу, гудящую нетерпеливыми сигналами спешащих авто, миновали дворик, в котором дети рисовали мелками на асфальте, и остановились перед пестрой афишей кинотеатра.

– Ничего не понимаю… – пробормотала Кира, уставившись на хмурый лик Стивена Сигала. – Еще вчера здесь висела реклама нашего фильма.

– Значит, он закончился, Кира, – задумчиво произнес Андрей. – Как закончилось все, что было с ним связано.

Она заглянула отцу в глаза.

– И любовь, папа? Любовь тоже… закончилась?

– Любовь не может закончиться, детка, – он покачал головой. – У нее нет финальных титров и нет сроков проката. Если она настоящая – ей всегда хватает места в сердце, в памяти, в чистом, искреннем взгляде, в небольшой деревянной рамке единственной фотографии…

– А мама? – прошептала Кира. – Может быть… – Она вдруг пришла в восторг от своей идеи. – Может быть, она жива?! Может, каким-то чудесным образом сложилась ее биография?

– Конечно, жива, – серьезно ответил отец. – Я вижу ее, разговариваю с ней с того самого момента, как впервые увидел, и по сей день. Твоя мама – все самое чистое, самое светлое и самое прекрасное в моей жизни. Она – любовь, и она – мечта. – Андрей покачал головой. – А у мечты нет биографии…

В сумочке весело запиликал телефон.

– Я поменяла мелодию, – улыбнулась Кира, а потом, посерьезнев, добавила: – И жизнь…

Звонила Завадская.

– Кирочка, солнышко! Ты не представляешь, как я рада, что у тебя все уладилось! Мы здесь все рады! Весь коллектив редакции поздравляет тебя!.. Вот и Айвар присоединяется… Словом, целуем тебя и ждем… Тебе еще не звонил издатель? Нет?.. Значит, вот-вот позвонит. Но я его опережу и сообщу приятную новость первая! Тукса уволили. Совет учредителей единогласно проголосовал за твою кандидатуру! Представляешь? Это так здорово! Теперь ты – новая метла, которая по-новому метет!..

– Подмету, – пообещала Кира и нажала «отбой».

Но не успела она убрать телефон обратно в сумочку, как снова заиграла мелодия. На дисплее мигало настырное Vitjusha.

– Да, Витя, – она старалась говорить холодно. – Нет… Я же сказала тебе, что не могу встречаться с женатым мужчиной… Что значит – раньше могла?.. Раньше я была дурой… Да, поумнела… Я не верю, что ты подал на развод… Вот так – не верю… Мой ответ – нет. Что там воет? Сирена?.. Ты что, в служебной машине? Возле редакции?!.. Что-то стряслось? Что?!..

Она опустила руку с телефоном.

– Опять неприятности? – осторожно осведомился отец.

– Он сказал, что все начинает сначала…

Лодка воткнулась носом в мокрый песок и осела на воде, боязливо покачивая бортами. Андрей первым сошел на берег, опираясь на трость, и подал руку Кире. Та спрыгнула следом и тут же увязла туфельками в илистой каше.

– Иди босиком, – посоветовал отец. – Камни теплые.

Она скинула обувь и, задрав голову, боязливо поежилась. Огромная черная скала проткнула небо и грозно застыла на рваном клочке земли наподобие хищной птицы, опустившей крылья и высматривающей свою добычу. Седые камни, словно припорошенные известью, лежали у ее ног поверженными великанами. Ее оперенье, черное и гладкое, как смоль, местами было изранено и покрыто глубокими трещинами. Казалось, остров покачивался под тяжестью этого мрачного изваяния и грозил, утратив последние силы, уйти на дно, кануть в бездну. Задиристый ветер разбивался вдребезги о черную стену и стремительно падал вниз, на острые камни, сметая с них золу и песок.

Несмотря на жару, над островом висело ледяное безмолвие. Странные птицы, похожие на альбатросов, то и дело срывались со скалы и бесшумно парили в воздухе.

– Не бойся, – приободрил Андрей. – Мы уже у цели.

– А где пещера? – поинтересовалась Кира. – Где сокровища?

– Не помню, – он покачал головой.

– Как? – удивилась она. – Мы разве не за ними сюда пришли?

– Сокровища острова – это то, что мы хотим вместить в своем сердце, дочь… Выберем золото – значит, утратим нечто более ценное. Твоя мама говорила: Хойту – для тех, кто понял, что в жизни важнее всего.

– А ты понял, папа?..

– Думаю, да… – Он задрал голову и посмотрел в небо, словно отыскивая там глазами того, у кого не раз просил ответа на этот вопрос. – Самое главное в жизни – любовь. А еще – умение прощать…

Неожиданно воздух задрожал, и их ушей коснулся едва различимый, странный звук, похожий на постукивание. Он становился с каждой секундой все громче и отчетливее, и, по мере того как он усиливался, над островом начинал крепчать ветер.

– Что это? – Кира испуганно попятилась. – Ты слышишь?

Андрей стоял молча, подняв голову и подставив лицо разыгрывающейся стихии. Вмиг почернело небо, свернулись в грозовую кашу невинные облака, и на камни упали первые капли дождя. Дробное постукивание, похожее на треск заводной игрушки, сыпалось на остров вместе с этими каплями и разлеталось в стороны, подхватываемое встревоженным ветром.

Через минуту на Хойту уже бушевал ураган. Кира едва держалась на ногах. Она обхватила руками голову и согнулась под тяжелыми ударами разрывающихся ливневых каскадов. Отец не шевелился. Мокрый ветер хлестал его по лицу, трепал на нем одежду, склеивал веки. Треск сделался невыносимым. Он закладывал уши и отдавался пульсирующей болью в висках.

– Мама! – вдруг закричал Андрей, перекрывая вой стихии и скрежет невидимой механической игрушки. – Ты слышишь меня?! Я пришел сюда со своей дочерью – с твоей внучкой, чтобы сказать слова, которые тебе так необходимо услышать!

Возможно, ты сделала много зла людям! И никогда не молила о прощении. Но я тебе не судья! Я всегда любил тебя, мама! И храню добрую память о тебе! Хочу сказать: прости меня, если был в тягость тебе, если вызывал твой гнев и раздражение. Слышишь, мама? Довольно мытарств! Проси прощения у Бога, а Я ПРОЩАЮ ТЕБЯ!

Ураган стих так же внезапно, как и начался. В одно мгновение обессилел и обмяк разъяренный ветер, на камни упали последние тяжелые капли, и улыбчивое небо показало свой тонкий краешек из-за поредевших туч. Механический треск перешел в мелкое постукивание и, наконец, пропал навсегда.

Откуда-то сверху покатился, подпрыгивая, по уступам скалы небольшой странный предмет. Он ударился о камни, перескочил через глубокую трещину в земле и упал к ногам Киры. Та с удивлением подняла и протянула отцу заводного плисового зайца с маленьким барабаном…

От автора

Меня уже трижды совершенно разные люди просили показать, где находится остров Хойту.

– Его нет на карте, – объясняю я.

– Но у него наверняка есть прообраз – такой же пустынный, каменистый берег?

– Сомневаюсь, что он имеет отношение к географии или топографии, – говорю.

– Выходит, Хойту – выдумка?

– Скорее – аллегория. Ведь добрый человек из сокровищницы сердца выносит доброе, а злой – злое…

Минувшим летом мой приятель вернулся из Карелии довольным и счастливым.

– Я был на Хойту! – заявил он. – У этого острова иное название, но суть – прежняя. Экскурсоводы рассказывают: если хотите обрести сокровище, поезжайте туда и от всей души простите кого-то. А еще – искренне попросите прощения… Разве это не чудесно?

– Чудесно, – соглашаюсь. – В Карелии непременно стоит побывать. Это удивительный край белых ночей, шумящих сосен и елей, суровых скал, бурных рек и бескрайних озер. Можно насладиться звонкой голубизной неба, отведать спелую клюкву, полюбоваться каскадами ледяных водопадов, растереть в ладони золотую сережку цветущей ольхи, увидеть, как на вершинах скал распускаются фиалки…

Но, чтобы обрести сокровище, – не обязательно так далеко ехать…