Текст книги "Практикант. Книга 2"

Глава 12

Невидимки, разорвавшие в чернильной тени могучего рогача, в моём воображении рисовались кошмарными тварями, сплошь состоящими из монструозного вида клыков и когтей. И когда лунный свет скинул пелену таинственности с этих кошмаров, по первости я даже не поверил своим глазам.

Среди уцелевшего десятка теневых тварей вдруг обнаружились пять с виду обычных человеческих фигур – три парня и две девушки. Все ребята были обнажены, их идеально скроенные тела, несмотря на ночную прохладу, в лунном свете лоснились от пота.

А потом эти пятеро моих почти ровесников начали убивать, играючи настигая шустрых царусов и шутя ломая хребты коренастым бестиям. Конечный способ убийства, при этом у всех пятерых не отличался разнообразием – обычные с виду руки парней и девушек хватали пойманную жертву за горло и просто рвали его, будто вместо крепкой шкуры и тугой плоти под пальцами ребят оказывалась мягкая бумага.

Фонтанирующую кровь эти монстры в человеческом обличье направляли в широко распахнутые рты, жадно глотая её, сопровождая сие отвратительное действо знакомым хлюпаньем и причмокиванием. Часть крови при этом неизбежно проливалась на лица и голые тела убийц и в лунном свете органично сливалась с предыдущими потёками «пота».

Теневые твари, разумеется, не сдавались без боя и до конца отчаянно пытались отбиваться. Несколько раз я видел, как удары рогов бестий достигали цели. Но каждый раз в месте такого случайного попадания человеческая плоть на секунду превращалась в сгусток тёмного тумана, через который беспрепятственно пролетал рог твари, и на вновь уплотнившемся теле от пропущенного удара не оставалось даже царапины.

– Как тебе шоу? – От насмешливого голоса сидящей рядом соседки я аж вздрогнул.

Одна из «кровавых» девушек в этот момент «доила» вскрытое горло бестии буквально в двух шагах от нашего укрытия. Но на достаточно громкое заявление женщины чудовище в теле хрупкой девушки даже ухом не повело.

– Не очкуй, практикант, из убежища нас не слышно, – тут же озвучила мою догадку Серафима. – Но каковы, а? Скажи!.. Неожиданно, да?

– Они кто, вампиры? – выдохнул я, наблюдая, как умывшаяся последней кровавой струёй голая девка играючи отшвырнула на несколько метров обескровленный труп с добрый центнер весом.

– Не совсем. Но что-то общее с вампирами у них определённо есть, – ответила Серафима. – Мы их называем исчадиями.

Меж тем девушка-исчадие вдруг вывалила изо рта непропорционально огромный язык и, словно губкой, обмахнула им лицо, слизывая брызги крови. В процессе такого собачьего умывания как бы невзначай она повернула к убежищу голову, и наши взгляды неожиданно встретились.

В следующее мгновение время вокруг меня в очередной раз остановилось. Соляными столбами в разнообразных позах замерли остальные участники дорожного побоища, в статую превратилась сидящая рядом Серафима. Разом стихли все звуки. И даже струи крови, толчками вырывающиеся из разодранных глоток умирающих тварей, мириадами брызг застыли в лунном свете.

Живыми и меняющимися остались лишь устремлённые, казалось, прямо мне в душу глаза девушки-монстра. Её огромные стального цвета радужки с по-звериному вертикальными зрачками стали наливаться серебристым свечением. И по мере их разгорания блёкла и выцветала, превращаясь в старую фотографию, картинка за пределами гипнотических глаз. В считаные мгновения превратившись в две невыносимые серебряные звёзды, они в конце полыхнули двойной ослепительной молнией, и я потерялся в этой безумной вспышке, на какое-то время вывалившись из реальности…

В себя я пришёл от резкого запаха нашатыря.

Инстинктивно шарахнулся в сторону от источника зловония и, чуть не навернувшись со стула, озадаченно распахнул глаза.

– Слава богу, очухался, – прогудел над головой довольный голос соседки.

Серафима обнаружилась стоящей рядом, в тесноте убежища она упиралась широким тазом мне в плечо. Я же, вероломно узурпировав её раскладной стул, полулежал на нём, опираясь спиной о ствол самого толстого берха.

– Это как же ты, такой впечатлительный, столько царусов в одиночку перебить смог? – покачала головой женщина в ответ на мой немой вопрос. – На-ка, – сунула она мне под нос фляжку.

Я послушно сделал глоток. И тут же, превратившись в лупоглазую рыбу, резко задохнулся. Обожжённое горло свело судорогой, в пищеводе и пустом желудке разгоралось адское пламя.

– Эх, молодёжь, – хмыкнула Серафима. – Кто ж так остервенело спирт-то хлещет… Да не сдохнешь, не боись. На-ка, запей, полегчает.

От очередной фляжки я шарахнулся, как чёрт от ладана. Но в тесноте убежища скрыться от могучих рук Серафимы, увы, не вышло. Меня в принудительном порядке вынудили запрокинуть голову и разжать губы. К счастью, на сей раз в рот полилась обычная вода.

Кашляя и захлёбываясь, я смог-таки пропихнуть в распухшее горло несколько глотков живительной влаги, и внутренний пожар удалось загасить.

От выпитого спирта в голове слегка зашумело, зато полностью исчезла недавняя слабость, и я даже попытался тут же вскочить на ноги, но был насильно удержан на стуле соседкой.

– Рано, – прилетело сверху от Серафимы. – Ещё минут десять хотя бы нужно посидеть.

– А чё случилось-то? – спросил я.

– Сомлел ты, дружочек. Чисто барышня кисейная сомлел. Не совладала психика с обилием увиденных вблизи кровавых сцен, и ты в обморок стал заваливаться. Ну а я, заметив такое дело, вовремя подхватила, усадила на своё место и стала тебя в чувство приводить. Дальше сам всё знаешь.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Обернувшись, я увидел за защитной пеленой убежища залитую лунным светом дорогу с растерзанными трупами тварей.

– А где эти? Исчадия?

– По подъездам разошлись, дальше дом зачищать. Не переживай, нас в убежище они точно не достанут.

– Какой дом? Наш?

– Угу, – хмыкнула Серафима. – Наш, наш… – И вдруг рассмеялась.

– Ты чего?

– Да не обращай внимания, – отмахнулась женщина, – это нервное. На самом деле здесь, кроме единственной богом забытой высотки и примыкающей к ней небольшой территории, ничего больше нет.

– В смысле нет? А как же остальные дома кругом?

– Это иллюзия, Сергей. Если ты пойдёшь по дороге дальше, то через какое-то время снова окажешься возле знакомой пятнадцатиэтажки. А попытавшись войти в подъезд дома напротив, обнаружишь себя внутри высотки.

– Очуметь, – выдохнул я, невольно оглядываясь на такие реальные, даже в лунном свете, многоэтажки, расходящиеся по обе стороны от дороги.

– Утром, когда можно будет безопасно выбраться из убежища, сам сможешь проверить мои слова.

– Да я вер… ой, юу-у-у-у-у-у, – я буквально взвыл от резкой вспышки боли в районе солнечного сплетения. Скосив глаза к источнику боли, увидел расползающееся по рубашке кровяное пятно.

– Да что ж такое-то?! – всплеснула руками Серафима. – Ни минуты с тобой покоя!..

Перед глазами вдруг загорелись строки системного лога и, игноря причитания соседки, я сосредоточился на чтении:

Внимание! Тёмная сущность, исчадие 97-го уровня развития, признала в вас родственную душу и провела над вами обряд формирования крестража. Обряд прошёл успешно. Крестраж прижился и, став частью вашего тела, наделил вас аномальными умениями Рывок и Призрак.

– Ну-ка, чё там у тебя? Покажи! – Пока я читал и молча офигевал от прочитанного, склонившаяся надо мной силачка легко расцепила скрещённые в защитном жесте на груди руки и, рванув за ворот рубахи, распахнула её до пупа.

– Твою ж мать! – выдохнула женщина, отпрянув от увиденного.

Глянув на оголённый до ремня торс, я обнаружил в районе солнечного сплетения свежую татуировку в виде знакомого лица девушки-исчадия. И пока я ошарашенно на неё таращился, эта без спросу набитая на моей коже курва вдруг нагло мне подмигнула.

– Когда ж ты успел ещё и в это дерьмо вляпаться?! – простонала сверху Серафима. – Ну чё пришипился, практикант? Давай рассказывай.

Глава 13

– Жри! Кому сказано!

– Да наелся уже.

– И слышать ничего не хочу!

– Ну правда, не лезет больше.

– Пока вторую банку не схомячишь – не отстану!

– Хочешь, чтобы я блеванул?

– Только попробуй! Тогда достану ещё две и лично обе в глотку тебе запихаю!

– Да блин…

На самом деле свиная тушёнка Серафимы (добытая соседкой, разумеется, из безразмерного кармана штанов) была вполне съедобна. При других обстоятельствах она мне наверняка даже понравилась бы. Но… Относительно недавно поглощённая энергосуть стаи царусов напитала тело энергией, что называется, по самые бровищи, и есть мне не хотелось от слова совсем. Одну банку ещё как-то осилил с грехом пополам. А вторую теперь с отвращением ковырял вилкой, мечтая запустить куда-нибудь подальше в окружающую ночную тьму.

Однако после моего признания о подкинутом девушкой-исчадием крестраже, закончив яростно материться, Серафима обозначила причину случившей со мной подлянки: чрезмерное потребление энергосути теневых тварей. Мол, исчадия, в силу специфики своего предназначения, тоже в немереном количестве поглощают энергосуть теневых тварей, которую усваивают вместе с чужой кровью. От меня ж так фонило поглощённой энергосутью, что исчадие почувствовало этот фон даже через защитную пелену убежища и закинуло родственной душе крестраж, потенциально способный через какое-то время превратить меня в местное исчадие.

Единственный действенный способ противостоять влиянию крестража – как можно быстрее избавиться от излишка энергосути теневых тварей. Для этого заёмную энергию необходимо вытеснять собственной. По-хорошему, сейчас меня следовало бы до изнеможения гонять бегом вокруг дома, а потом хорошенько накормить и уложить спать. Но поскольку покидать убежище сейчас было опасно для жизни, пришлось ограничиться серией скукоженных приседаний на ограниченном берхами пятаке брусчатки и последующим поеданием треклятой тушёнки.

Я подцепил вилкой очередной жирный кусок и, морщась, сунул в рот.

– Молодец, – хмыкнула надзирательница. – Жуй, жуй, не филонь. На-ка, вот, запей.

– Ты обещала рассказать, как в свёрнутых аномалиях заводятся исчадия, – пропыхтел я с набитым ртом и без всякого удовольствия послушно глотнул воды из предложенной фляжки.

– Как ты уже догадался, свёрнутая аномалия – это отчаянная мера Равновесия, потерявшего контроль над участком реальности после крупномасштабного прорыва. Бесконтрольно врывающиеся там в нашу параллель теневые твари в свёрнутой аномалии оказывались запечатаны на ограниченной иллюзорным барьером территории, где объектами их охоты оставались лишь несчастные, волею случая оказавшиеся внутри захлопнувшейся ловушки. Нет, так не пойдёт, доедай до конца! – Бдительная надзирательница решительно пресекла мою попытку под шумок рассказа заныкать банку с остатками тушёнки под стул.

– Да ем я, ем, – буркнул я, возвращая ненавистную банку с брусчатки обратно на колени и вонзая вилку в очередной жирный кусочек.

– Спасая практически беззащитных перед захватчиками людей, – довольно хмыкнув, продолжила Серафима, – Равновесие наделило их аномальной способностью засыпать днём беспробудным сном, становясь при этом неуязвимыми призраками, ночью же, когда привычные к солнечному свету твари из теневой параллели слабели и становились гораздо медлительнее, пробудившиеся люди получали возможность схлестнуться с захватчиками почти на равных.

– Так уж и на равных, – поморщился я, глотая очередной тщательно пережёванный кусочек мяса.

– Ты прав. Разумеется, даже замедленные теневые твари для простых людей оставались чрезвычайно опасными противниками. И в первые ночи численность защитников свёрнутой аномалии стремительно сокращалась. Лишь считаным везунчикам удавалось убивать теневых тварей в ночных схватках. За убийства им начислялись аномальные очки развития, из-за которых они становились сильнее, быстрее, смертоноснее. И начинали меняться внешне. Старики от ночи к ночи молодели, дети, наоборот, быстро взрослели. Аномальные сущности, переставшие быть людьми, через какое-то время выравнивались в возрасте двадцатилетних юношей и девушек. Их потрёпанная в ночных боях одежда, превратившись в лохмотья, рассыпа́лась, но аномальные существа этого даже не замечали, продолжая по ночам спокойно охотиться голышом. Более того, благодаря сгинувшей одежде, вскоре они обнаружили, что их изменённая аномалией кожа обрела способность, как губка, впитывать случайно попадающие на неё в бою капли крови врагов, и за поглощённую таким макаром кровь начислялись дополнительные аномальные очки развития. Увеличивая эффективность поглощения, существа начали специально подставляться под струи крови и даже пить её, после чего, окончательно перестав быть людьми, превращались в исчадий.

– Всё, кажись, доел, – отрапортовал я, вкладывая в руку Серафимы пустую банку.

– Гляжу, разохотился под конец. Может, добавочки? А, практикант? – хмыкнула женщина, убирая пустую жестянку в тот же безразмерный карман.

– Да ты смерти, что ли, моей хочешь? – возмутился я.

– Ладно, не пыхти. Пошутила я. Отдыхай пока. Переваривай съеденное.

– Может, поменяемся уже местами? А то мне неловко как-то сидеть, когда женщина рядом стоит. Тем более это твой стул.

– Согласна. Стоя, пожалуй, ты быстрее съеденное переваришь.

– Да, блин!

Мы поменялись. Серафима села на освободившийся стульчик, печально скрипнувший под её немалым весом. Я же прислонился плечом к шершавому стволу берха.

– Мне одно только непонятно, – продолжил я разговор. – Если наблатыкавшиеся мочить тварей исчадия каждую ночь зачищают дом от теневых ублюдков, почему последних меньше не становится?

– Потому что ежедневно в свёрнутую аномалию рандомно открываются односторонние порталы из разных локаций теневой параллели, откуда и набегают толпы новых тварей.

– А разве для порталов не нужны зеркала?

– Нужны, конечно.

– Хочешь сказать, в каких-то квартирах они ещё уцелели?

– За семь-то месяцев, – хмыкнула Серафима. – Нет, конечно.

– То есть зеркал в доме нет?

– Сейчас точно уже нет.

– Издеваешься?.. Откуда ж завтра там появятся порталы?

– Вот откуда, – Серафима извлекла из кармана шарик энергосути. – Обрати внимание на его зеркальность… Как ты уже знаешь, десятые доли энергосути выпадают из каждой убитой твари после схлопывания тела. По сути, это миниатюрное зеркало, на базе которого и строятся здешние односторонние порталы. От объёма скопившейся энергосути зависит продолжительность действия портала. Каждая десятая доля добавляет примерно четыре секунды действия портала. Исчадия ночью зачищают теневых тварей. Из схлопнувшихся трупов выпадает конечная энергосуть. А на рассвете, с появлением солнечных лучей, капли или шарики накопившейся за ночь энергосути открывают по всему дому порталы из теневой параллели. Вот такой круговорот здесь каждый день и происходит.

– А конечная энергосуть, она всегда выпадает из тела мёртвой теневой твари? Или это происходит только здесь, в свёрнутой аномалии?

– Выпадает всегда. Но только здесь сохраняется в месте выпадения. Потому как в нашей и теневой параллелях, под действием Равновесия, конечная энергосуть переносится в родовой могильник твари. А в свёрнутой аномалии Порядок смешался с Хаосом и законы Равновесия не действуют.

– Переносится в могильник?

– Ну да… Чё, наставник об этом ещё не рассказывал?.. Блин, всё забываю, что ты у нас ясновидящий без году неделя. Эх, парень, угораздила ж тебя нелёгкая…

– Так чё за могильники-то? – перебил я опостылевшие женские стенания о моей злодейке-судьбе.

– В теневой параллели они располагаются на так называемых скрытых локациях. Почему скрытых? Да потому что наши Навигаторы их в упор не видят. Нащупать координаты такой локации – большая удача. Помимо залежей энергосути, которая, кстати, является основным материалом для производства артефактов и оценивается примерно по две тысячи евро за единицу, в тамошних могильниках можно ещё мно-о-ого чего интересного надыбать. Сказочное место. Эльдорадо, мать его, по сравнению со старинным родовым могильником высокоуровневых тварей – это свалка беспонтового металлолома.

– Значит, мой шарик энергосути – нехилый такой трофейчик, – уточнил я наиболее ценную для себя информацию.

– Угу, – кивнула Серафима. – Он на девять с одной десятой, значит, на восемнадцать кусков евро с гаком потянет. А ты, дурилка картонная, хотел такие деньжищи на разовый приход променять.

– Вообще-то, там ещё очки развития и бонусы начисляются, – проворчал я.

– Вообще-то, крестраж тебе в итоге за всё прилетел, – отрубила соседка. – С которым вообще не факт, что ты оставшиеся три дня вытянешь.

– Да чё заладила, крестраж, крестраж… Подумаешь, татуировка на пузе появилась. Она уже даже не болит почти.

– Ну-ну… Ладно, умник, давай спать, утро вечера мудренее. На корточки сможешь опуститься?

– Да вроде должно получиться.

– На вот, – Серафима сунула мне в руку добытую из кармана подушку. – Я на стуле без неё как-нибудь обойдусь. А ты под задницу подложи. Хоть и лето на дворе, за ночь камни всё одно остынут. С ней же будет хоть какая-то защита от холода.

Через несколько секунд я благополучно уселся на подушку и, прислонившись спиной к шершавой коре берха, закрыл глаза. Думал, что в такой неудобной скрюченной позе не смогу заснуть и буду просто молча сидеть в ожидании рассвета. Но накопившаяся за безумный день чудовищная усталость взяла своё, и я вырубился практически мгновенно.

Интерлюдия 2

Марина очнулась, словно от толчка. Распахнула глаза и увидела смутные очертания коридорных стен. Оказалось, пока она пребывала в отключке, за окном наступила ночь.

Она вспомнила, как готовила на кухне обед, когда из комнаты раздался вдруг истошный визг дочери, сопровождающийся звоном бьющегося стекла. До полусмерти перепуганная женщина бросилась к ребёнку, но не добежала. На пороге ни с того ни с сего отказали ноги, и разогнавшаяся Марина полетела на пол, споткнувшись на ровном месте. Её сознание тут же накрыла непроглядная чернота.

Отключилась женщина ещё в падении, не увидев, как мгновенно истаяло её тело, и на пол она опустилась уже беззвучным невидимым призраком.

Воспоминание о кричащей дочери подбросило женщину вверх. Рывком вскочив, Марина метнулась в гостиную и обнаружила в комнате страшный бардак.

Отброшенный к стене большой обеденный стол стоял на боку, зеркальная дверца стенного шкафа была вдребезги разбита, и на рассыпавшихся по всему полу осколках валялись вывалившиеся из открытого шкафа вещи. Всё это она увидела в лунном свете, льющемся из настежь распахнутого окна.

Выключатели не работали, электрический свет зажечь не удалось. Но и лунного оказалось достаточно, чтобы убедиться в отсутствии дочки в гостиной. Было понятно без слов, что стряслось нечто ужасное.

На негнущихся ногах женщина подошла к окну и, нагнувшись над подоконником, глянула вниз. Они жили на седьмом этаже, и если дочка выбросилась, уцелеть после падения с такой высоты было практически невозможно. Целиком шапку густого кустарника внизу, с верхотуры седьмого этажа, разглядеть не удалось. Но увиденная часть вроде выглядела целой, без сломанных веток, чего никак не могло быть при падении десятилетнего ребёнка в кустарник с седьмого этажа.

Чуть выдохнув, женщина стала разгибаться в оконном проёме и вдруг увидела невероятное чудовище, размером с крупную собаку, спокойно шагающее по асфальту пустой дороги. В отличие от четвероного друга человека, это существо несло на массивной лобастой башке пару бычьих рогов, а в оскаленной пасти такой внушительный набор зубов, увидав который, сдохла бы от зависти любая акула.

Словно почувствовав направленный на неё взгляд, жуткая образина на дороге вскинула вверх морду и, безошибочно угадав среди обилия окон многоэтажки Маринино, жадно облизнулась на одинокую наблюдательницу.

Перепуганная до полусмерти женщина отшатнулась от окна и руками зажала рот, глуша рвущийся наружу отчаянный крик. Но нет, она не имела права поддаваться панике. Ведь где-то в квартире спрятался её до полусмерти перепуганный ребёнок. И она обязана оставаться сильной, чтобы найти дочурку.

– Света? Дочка? – осторожным полушёпотом позвала Марина девочку, взяв себя в руки.

Увы, ответом ей была лишь звенящая тишина.

Вернувшись на кухню за телефоном, Марина попробовала зажечь фонарик, но чёртов гаджет оказался полностью разряжен и бессовестно игнорил все её отчаянные попытки реанимировать кусок бездушного пластика.

Пришлось продолжать поиски при лунном свете, благо в спальне тоже имелось широкое, в полстены, балконное окно, а совмещённый санузел частично освещался из залитого лунным светом коридора.

В спальне царил идеальный порядок, а в туалете с ванной – такой же бедлам, как в гостиной, с разбитым зеркалом, сдёрнутой шторкой душа и перевёрнутыми полками с шампунями, парфюмом и косметикой. Но девочки снова нигде не оказалось.

На страшную находку Марина наткнулась, когда, обшарив всю квартиру, решила заглянуть на балкон. И там, на полу, в окружении дюжины свернувшихся калачиками белоснежных пушистиков, она увидела горку обглоданных детских костей и практически нетронутую голову своей мёртвой дочери.

Неистовая злоба захлестнула лишившуюся ребёнка мать. Осатаневшей фурией она набросилась на спящих убийц своей дочери и стала рвать пушистые тела голыми руками.

Разбуженные внезапной атакой твари, просыпаясь, пытались яростно отбиваться, кусаясь и царапаясь в ответ. Но пребывающая в состоянии аффекта женщина, абсолютно не чувствуя боли, продолжала их убивать.

Если бы в тот момент кто-то с камерой смог заснять со стороны происходящее на балконе, а потом показал получившееся кино Марине, женщина не поверила бы собственным глазам. Обливающееся своей и чужой кровью обезумевшее существо неистово хохотало и, не замечая сорванных с мясом ногтей, голыми руками драло тушки шипящих пушистиков.

На её хохот и шум яростной схватки к балкону стали стекаться разбуженные пушистики из соседних квартир. Отбиваться от атак посыпавшихся со всех сторон тварей в тесноте балкона стало неудобно. Женщина переместилась в спальню, и бойня продолжилась уже там.

Физическая боль от бесчисленных синяков, разрывов, порезов и укусов притупляла разрывающую сердце внутреннюю боль. И она продолжала упиваться безумием отчаянной схватки. Казалось бы, неоднократно раненая женщина давно уже должна была рухнуть от обильной кровопотери. Но смерти врагов невероятным образом постоянно подпитывали избитое, истерзанное тело женщины порциями живительной энергии, которая закрывала раны и наполняла утомлённые мышцы силой.

И она убивала снова. И снова. И снова… Чтобы заполнить чудовищную пустоту внутри чарующим ощущением прилива энергии от чужой смерти.

На рассвете она мгновенно засыпала. Но, пробуждаясь с наступлением сумерек, тут же отправлялась на охоту. Чтобы находить и карать… Она уже давно забыла причину своей неистовой мести. Но боль в груди кровожадного монстра, в которого превратилась обычная когда-то женщина, каждую ночь гнала её на охоту.

Так продолжалось долго. Быть может, целую вечность.

Но однажды во время очередной охоты она вдруг почувствовала на себе знакомый настороженный взгляд. Так когда-то смотрела на строгую мать её послушная дочь.

Чья дочь? Почему смотрела? Существо так и не смогло вспомнить. Оно даже не почувствовало, как во время мимолётного контакта со сторонним взглядом лишилось остатков изуродованной тысячами убийств человеческой души.

Мимолётное наваждение прошло, и утратившее остатки человечности исчадие с упоением продолжило терзать врагов.