Текст книги "1941. «Сталинские соколы» против Люфтваффе"

За первым налетом последовали два, почти столь же мощных. После тщательной разведки центральной части города одиночным «юнкерсом» с большой высоты в ночь на 23 июля в рейде на Москву участвовало 125 самолетов (по советским данным, 150), а в следующую – до 100 (180). Каждый из них производился на большей высоте, чем предыдущий. (Нельзя согласиться с сообщением германского информбюро, будто за все три налета был потерян лишь один самолет.) Советской радиоразведке удалось перехватить несколько сообщений, переданных с бортов бомбардировщиков над столицей:

– «18.00 (время берлинское. – Прим. авт.). Сброшены бомбы на индустриальный завод на северо-западе города».

– «19.30. Возвращаемся. Цель – мосты через Москву-реку – сильно повреждены».

– «20.15. Пришлось прекратить атаку объектов на западном берегу реки Москвы из-за сильного обстрела истребителями и зенитной артиллерией» [43].

Вечером и ночью 23 июля серьезно пострадал московский метрополитен. Одна крупная авиабомба пробила перекрытие тоннеля на перегоне Смоленская – Арбат, другая попала в эстакаду метромоста неподалеку, а третья разорвалась у входа в вестибюль у Арбатской площади. Пострадало более 100 человек, из которых 60 погибло. Наибольшие жертвы вызвала паника, возникшая на лестнице эскалатора. На восстановление последствий этой бомбардировки ушло двое суток [44]. В ту же ночь не менее 76 авиабомб различного типа упали в Кремле и на Красной площади, загорелся один из корпусов больницы им. Боткина, но пожар удалось погасить.

Инструктаж экипажа «хейнкеля» перед ночным вылетом

В последующих ударах общая численность бомбардировщиков, принимавших в них участие, сократилась. Командиры немецких авиакорпусов на Восточном фронте и главное командование сухопутных войск противились выделению большого числа самолетов, ссылаясь на оперативные нужды своих секторов фронта. Так, 25 июля группу I/KG55 задействовали для удара по сосредоточению советских войск в районе Дорогобужа, где она потеряла два опытных экипажа. Вечером этого же дня часть перебазировалась под Житомир, прекратив действия на центральном направлении. Днем 25 июля эскадра KG4 готовилась к вылету на Москву, но за час до старта поступил приказ заменить фугасные бомбы в бомбоотсеках на мины и «атаковать советские морские силы в фарватере Эзеля» [45]. В результате на бомбардировку советской столицы устремилось только три Не111 из I/KG28, а в следующую ночь – 65 машин [46].

Попытаемся оценить потери немцев в результате налетов на Москву. В первую ночь не менее 6–7 самолетов эскадры KG53 получили серьезные повреждения от огня зениток или истребителей (в отчете зафиксированы машины с зав. номерами 4010, 4177, 4254 и 5672), но все они благополучно долетели до своих аэродромов в районе Минска (Дубицкая Слобода, Мачулище, Борисов). 24 июля удача отвернулась от соединения: утром при столкновении с препятствием около Орши почти полностью погиб (лишь бортмеханика отправили в госпиталь) экипаж лейтенанта К. Сахсе (K. Sachse) из II группы, а вечером самолет III/KG53 был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. В тот же день разбился около Барановичей «хейнкель» из I/KG28; только чудом обошлось без жертв. Имелись потери и в других частях. Не будет ошибкой утверждать, что еще шесть-семь самолетов, участвовавших в налете на Москву, немцам пришлось списать.

В рейд на советскую столицу!

Несмотря на недостатки в действиях советской ПВО, приятной прогулки в небе Москвы у асов люфтваффе не получилось. Многие из них отмечали, что им удавалось относительно легко уклоняться от перехвата ночными истребителями русских, а вот мощный огонь зенитных орудий часто вынуждал прекращать выполнять задание. В настроении экипажей, которые участвовали в налетах на советскую столицу в конце июля, уже не было эйфории, наблюдавшейся неделю назад. Командир отряда 1/KGr100 обер-лейтенант Г.-Г. Бетхер (H.-G. Baetcher) (впоследствии стал одним из наиболее известных летчиков бомбардировочной авиации, выполнил 658 боевых вылетов, из них 642 – на советско-германском фронте, 16 раз атаковал советскую столицу) вспоминал: «Из всех вылетов, которые я совершил на Востоке, самыми трудными оказались ночные налеты на Москву. Зенитный огонь был очень интенсивным и велся с пугающей кучностью» [47].

Желая поднять моральный дух личного состава частей 2-го воздушного флота, командование люфтваффе старалось пропагандировать успешные и самоотверженные действия. Таким примером стала благополучная посадка ранним утром 26 июля 1941 г. Ju88A-5 (N 884406) из 5/KG3 на аэродром Орша-южный. Казалось, что после попадания зенитного снаряда бомбардировщик невозможно удержать в воздухе. Подбитую машину с парашютами покинули командир-штурман обер-лейтенант P. Гуль (R. Guhl) и радист, но оба погибли. Тогда пилот обер-фельдфебель В. Бендер (W. Bender), несмотря на серьезное ранение плеча, сумел справиться с управлением и, преодолев немалое расстояние, спас не только жизнь свою и стрелка, но и самолет. Командир 3-й бомбардировочной эскадры полковник В. фон Шамье-Гличински (W. von Shamier-Glisczinski) вручил летчику Рыцарский крест, приехав в госпиталь. Насколько известно, это был единственный случай награждения пилота столь высокой наградой за участие в бомбардировках Москвы.

Отчаянное сопротивление советских войск и изменение направления главного удара вынудили группу армий «Центр» 30 июля временно перейти к обороне. Верховное командование вермахта, как свидетельствует директива N 34, отказалось от планов захвата Москвы с ходу. Но воздушное наступление на столицу было решено продолжить мелкими группами и одиночными самолетами. Им ставилась задача – держать в постоянном напряжении силы советской ПВО.

Налет в ночь на 31 июля можно считать одновременно и типичным, и нетипичным. Типичным потому, что в нем участвовали самолеты одного отряда (семь-десять машин) в условиях сильной облачности. А нетипичным из-за выбранного маршрута: немецкие самолеты заходили на Москву с юго-востока, тогда как прежде – с секторов от северо-западного до юго-западного. Ни прожектористы, ни поднятые по тревоге 23 истребителя не смогли обнаружить неприятеля. Но и ущерб столице в эту ночь был нанесен незначительный.

Ju88, уничтоженный капитаном К.Н. Титенковым

Остановимся подробнее на описании последнего крупного налета люфтваффе на Москву в ночь с 10 на 11 августа 1941 г. По советским данным, в нем участвовало около 100 бомбардировщиков в двух волнах. Главные силы из 80 самолетов шли четырьмя группами через Вязьму, Гжатск, Можайск. Оставшиеся 18–20 машин летели со стороны Сычевки на Волоколамск. Некоторые советские авторы утверждают, будто среди немецких машин были и четырехмоторные бомбардировщики (FW200 «Condor»). Но участие «кондоров» в налетах на Москву не подтверждают документы люфтваффе. Поэтому сомнение вызывает доклад капитана И.И. Воронина из 27-го иап, которому «удалось сбить» подобный самолет. По немецким данным, соединение из 83 бомбардировщиков He111 вели, как это часто бывало, лидеры из KGr100.

При подходе к линии световых прожекторных полей самолеты набрали высоту 6000–7000 м, а у зоны огня зенитной артиллерии начали планировать с приглушенными моторами. К городу прорвалось 12 самолетов, из них 5 – к центру. Основной целью налета были аэродромы и авиазаводы в пригородах, на которые сбросили 49 фугасных и 14 000 зажигательных бомб. В результате пострадали корпуса авиазавода N 240 и один из цехов авиазавода N 22 (сгорели три только что построенных бомбардировщика), а на летное поле в Кубинке попали две осколочно-фугасные бомбы SC1000 весом 1000 кг. Из утреннего отчета следовало, что, хотя воронки достигали диаметра 30 м, бомбежки не причинили ущерба базировавшемуся здесь 11-му иап. Действительно, осколки не задели ни один из стоявших в Кубинке Як-1. Однако около полуночи летчик Алексеев в условиях плохой видимости был вынужден маневрировать на посадке; он не выдержал направление при пробеге и сломал шасси боевой машины. Перед этим, во время бомбежки, пытались приземлиться мл. лейтенант В.Н. Микельман и политрук Ф.Н. Казаков. Не имея запаса горючего, первый сел в поле, а второй покинул истребитель с парашютом.

В сложных метеоусловиях основная нагрузка при отражении налета легла на зенитчиков. Они доложили о восьми уничтоженных неприятельских самолетах, из которых немцы признали потерю двух, в том числе лидера – Не111Н (N 6937) из KGr100. Другой лидирующий самолет был серьезно поврежден и уцелел лишь благодаря хитрости. Интенсивным оборонительным огнем экипаж сымитировал, будто отбивается от атаки русского истребителя. Зенитчики хорошо пристрелялись, но решили, что в ночном небе не видят своего «ястребка», и сделали паузу. Поврежденный «хейнкель» сумел выйти из светового поля и скрыться.

Зенитное орудие у памятника К.А. Тимирязеву. В ходе одного из налетов в этом месте разорвалась тяжелая германская авиабомба

В ночь на 12 августа в налете участвовало около 30 самолетов, но ущерб городу они нанесли существенный, что можно объяснить привлечением наиболее опытных экипажей и широким использованием тяжелых авиабомб. Одна из SC1000 разорвалась около памятника Тимирязеву у Никитских ворот. В брусчатке образовалась воронка глубиной 12 м и диаметром 32 м, погибли многие воины-зенитчики, получили повреждения трамвайные пути, вышла из строя контактная сеть, был сброшен со своего постамента памятник. Полутонная бомба SC500 попала в здание Арсенала Московского Кремля, полностью его разрушив и повредив многие близлежащие постройки, включая здание комендатуры [48].

Со второй половины августа 1941 г., после одиннадцатого по счету налета, части эскадры KG55 (III группу отправили на отдых в район Вены) переключили на поддержку войск группы армий «Юг». Еще раньше из московского неба исчезли самолеты эскадры KG4. Чаще других в рейдах участвовали машины из III/KG26. Один из лучших и наиболее подготовленных экипажей этой авиагруппы 15 августа был успешно атакован советскими истребителями, и бомбардировщик упал в ближнем тылу Западного фронта. Три члена экипажа сгорели вместе с самолетом, а командир корабля обер-лейтенант Ф. Ульрих (F. Ulrich) застрелился, не желая попадать в плен. Оставшийся в живых стрелок Г. Бальке (H. Balke), захваченный красноармейцами, ничего не сообщил о налетах на Москву. Их экипаж якобы подбирал место для нового базирования, заблудился и разбился. Единственная ценная информация состояла в том, что личный состав их группы имеет большой опыт ночной работы, а большинство участвовало в бомбежках Лондона. (Видимо, экипаж Ульриха контролировал работу бомбардировщиков, поскольку в его составе находилось два наблюдателя.)

В это время штаб 2-го авиакорпуса вел активную кампанию по дезинформации советского командования. Были подброшены «секретные» данные о переброске на центральное направление 14 отрядов дальних бомбардировщиков специально для разрушения Москвы. Одновременно в районе Смоленска начали работать 16 мощных приводных радиостанций, чтобы немецким штурманам легче было ориентироваться ночью. К чести советской разведки, она смогла достаточно быстро разобраться в истинном положении дел, и 26 августа командующий ВВС генерал П.Ф. Жигарев приказал перебазировать на северо-западное направление, в основном на защиту Ленинграда, восемь истребительных авиаполков 6-го иак. Относительное затишье над столицей наблюдалось в течение всего сентября.

Подведем некоторые итоги летних боев. По мере освоения отечественных радиолокационных станций РУС-1 и РУС-2 и новых типов истребителей дневная деятельность пилотов люфтваффе все более осложнялась. Наилучших результатов авиаторы 6-го иак добились 25 июля; из трех вылетевших Ju88, принадлежавших 122-й разведывательной группе, два были сбиты около Истры. Самолет с кодом F6+A0 упал и разбился, a с кодом F6+AK совершил вынужденную посадку на поляну, и через пять дней его установили на площади Свердлова, что позволило москвичам увидеть поверженного врага. На двойную победу претендовали летчики 41-го иап ст. лейтенант Кузьменко и мл. лейтенант Михайлов, а также 11-го иап капитан П.Т. Логинов и лейтенант Б.А. Васильев.

Оформление экспозиции, посвященной отличившимся при отражении первого налета на Москву

Ближе к концу июля немецкие разведчики в ясную погоду почти не летали на высотах меньших, чем 8000–9000 м, но многочисленные советские истребители часто препятствовали германским экипажам в выполнении задания. При этом постоянное патрулирование перехватчиков в воздухе не давало должного эффекта и вело к неоправданно большому расходу сил и средств. Однако летом 1941 г. это был единственный реальный способ борьбы с неприятелем, так как вылеты дежурных экипажей по тревоге почти всегда оказывались безрезультатными из-за недостаточной натренированности личного состава постов ВНОС в опознавании типов машин и передаче донесений, а также нечеткой работы связи.

Иногда истребители сталкивались с противником «нос к носу», но далеко не всегда бой заканчивался уничтожением неприятельского самолета. Например, утром 5 августа лейтенант Ю.С. Сельдяков из 34-го иап обнаружил Ju88 около Наро-Фоминска на высоте 2800 м. После первой атаки «юнкерс» перешел в пикирование и скрылся на бреющем. Вечером этого же дня безуспешную атаку цели западнее Можайска предпринял лейтенант Обухов – летчик 11-го иап. После приземления он доложил: «Противник ушел, маскируясь дымкой» [49].

Капитан Г.А. Григорьев из 178-го иап у носа ЛаГГ-3

Недостатки в тактической и огневой подготовке советские летчики стремились компенсировать самоотверженностью. Наиболее отважные старались уничтожить врага любыми способами, вплоть до тарана. Именно так в ночь на 8 августа сбил Не111 летчик 177-го иап мл. лейтенант В.В. Талалихин, в ночь на 10 августа тоже Не111 – летчик 34-го иап лейтенант В.А. Киселев, а на следующий день – летчик 27-го иап лейтенант А.Н. Катрич, который действовал в кислородной маске и таранил «дорнье» на высоте 8000 м. Этот подвиг вошел в историю как первый высотный таран. Все три советских авиатора благополучно вернулись в строй, и их имена стали известны далеко от Москвы. Сводка потерь люфтваффе в немецких архивах позволила с высокой достоверностью установить, что в перечисленных случаях пропали экипажи, возглавляемые соответственно лейтенантом И. Ташнером (J. Taschner) из 7/KG26, унтер-офицером О. Шлиманном (O. Schliemann) из 1/KG53 и лейтенантом Р. Родером (R. Roder) из 1/Aufkl.Gr.Ob.d.L; в последнем случае Катрич сбил Do215.

Согласно официальным данным войск ПВО, при отражении ночных налетов на Москву только истребители в июле – августе сразили 37 неприятельских самолетов, то есть в каждом третьем бою одерживалась победа. На уничтоженную машину приходится в среднем 52 вылета перехватчиков. Эти цифры следует считать излишне оптимистичными. Еще больше сомнений вызывает та часть отчета, согласно которой лишь 18 бомбардировщиков было сбито в световых прожекторных полях, а 19 – в темном ночном небе.

Лейтенант А.Н. Катрич из 27-го иап в кабине МиГ-3

В советской литературе, в частности в книге А.Г. Федорова «Авиация в битве под Москвой», говорится, что за время летних налетов на Москву эскадра KG55 «Гриф» потеряла половину своего состава, а эскадра KG53 «Легион Кондор» – 70% состава и обе были отведены на переформирование. Якобы на их место нацисты перебросили из Западной Европы четыре группы, вошедшие в состав 2-го воздушного флота [50]. Эти данные не соответствуют действительности, а сведения о потерях неприятеля сильно преувеличены. По целому ряду причин наши летчики имели более скромные успехи.

При отражении третьего налета истребители получили приказ не производить атак в зоне зенитного огня. Оказалось, что шум их моторов являлся помехой для станций «Прожзвук» при поиске воздушной цели и для ее освещения прожекторами, а разрывы зенитных снарядов весьма затрудняли атаки для летчиков.

Управление истребителями, находившимися в воздухе, и наведение их на противника осложнялись недостаточным количеством бортовых радиостанций. Не только И-16 и И-153, но и новые Як-1 не имели в то время даже приемников. Серьезным препятствием при отражении ночных налетов явилось отсутствие прямой связи между командными пунктами авиационных полков и прожектористов. При этом управление силами авиации фактически сводилось к организации взлета и посадки истребителей, в воздухе же они действовали самостоятельно.

У потерпевшего аварию на окраине города «мига» выставлена охрана из бойцов НКВД

Многие советские пилоты слабо ориентировались ночью, тем более что постоянные вспышки прожекторов затрудняли самолетовождение. Маскировка своих аэродромов оказалась чрезмерной. Нередко, подлетая к району, где, согласно карте, располагался ночной аэродром, летчики давали сигнал «Я свой самолет», но освещения посадочной полосы в ответ на это так и не могли дождаться. Им приходилось выходить к Москве-реке и, следуя вдоль русла, садиться в Люберцах. Во время отражения первого массированного налета лишь отдельные машины смогли благополучно вернуться «домой», и к рассвету командирам было просто некого выпускать в воздух. Только утром истребители перелетели на свои аэродромы базирования.

Установление зон ожидания у края светового поля, как свидетельствовал полученный опыт, не обеспечивало истребителям необходимого времени на сближение и бой с освещенными самолетами противника. Пока они шли из зоны ожидания на сближение с бомбардировщиками, выхваченными лучами из темноты, последние успевали сбросить бомбы, развернуться и уйти на запад. К тому же прожектористы слишком короткое время фиксировали вражескую машину из-за отсутствия взаимодействия между «искателями» и «сопроводителями».

Первые ночные воздушные схватки показали слабую огневую подготовку многих летчиков. Прежде всего они не могли правильно определить расстояние до цели и открывали огонь с дистанции 600–800 м. Бои выявили и недостаточную готовность материальной части к ночной работе. Свидетельство тому – мнение П.М. Стефановского, считавшего имевшиеся истребители неприспособленными для решения поставленных задач. [Письмо Стефановского в ЦК ВКП(б) приведено в приложении.]

Зам. командира 6-го иак полковник П.М. Стефановский

В немецких документах удалось найти критическую оценку некоторых технических средств советской ПВО. Например, в журнале боевых действий эскадры KG55 записано, что «экипажам бомбардировщиков пытались мешать импровизированные ночные истребители, которые шарили по небу своими примитивными прожекторами, – находящиеся в кабинах “хейнкелей” успокоились и почувствовали уверенность» [51][3]3
  Речь идет о действиях ночной авиагруппы ВВС МВО, возглавляемой майором Г.П. Карпенко. Несколько СБ и Пе-2 было оборудовано компактными прожекторами, установленными под крыльями. В конце июля группа совершала вылеты в район Медыни, где пыталась обнаруживать и освещать вражеские бомбардировщики, чтобы облегчить атаки истребителям. Думается, что подобные эксперименты делались не от хорошей жизни.


[Закрыть].

Рассмотрим конкретные примеры боев, проведенных пилотами 34-го иап, высокое летное мастерство которых уже отмечалось. Вот строки из доклада, представленного в конце июля 1941 г. командиром полка майором Л.Г. Рыбкиным командиру авиакорпуса:

«...При втором вылете 22 июля в 2 ч 40 мин в районе Алабино – Наро-Фоминск на высоте 2500 м капитан М.Г. Трунов догнал Ju88 и атаковал с задней полусферы. Противник снизился до бреющего. Капитан Трунов проскочил вперед и потерял противника. Можно полагать самолет сбитым».

...При втором взлете 22 июля в 23 ч 40 мин в районе Внуково мл. лейтенантом А.Г. Лукьяновым был атакован Ju88 или Do215. В районе Боровска (в 10 – 15 км севернее аэродрома) по бомбардировщику выпущено три длинных очереди. С земли были хорошо видны попадания. Противник вел ответный огонь, а затем резко снизился. Можно полагать самолет сбитым.

...Мл. лейтенант Н.Г. Щербина 22 июля в 2 ч 30 мин в районе Наро-Фоминска с дистанции 50 м выпустил две очереди в двухмоторный бомбардировщик. В это время по МиГ-3 открыла огонь зенитная артиллерия, и самолет противника был потерян. Можно полагать самолет сбитым»[52].

Примеры достаточно типичны, их можно продолжить. И хотя в каждом случае Рыбкин отмечает, что «подтверждений нет» (отсутствуют сведения о падении вражеских самолетов), во всех перечисленных эпизодах на счет летчиков и полка заносились победы. Как удалось установить, первую потерю в результате действий летчиков 34-го иап противник понес после тарана В.А. Киселева в ночь на 10 августа, а вторую – через пять дней.

Командир зенитной батареи лейтенант Макаров

Утром 16 августа на высоте 7000 м около Подольска звено младшего лейтенанта Д.Г. Лукьянова обнаружило вражеский двухмоторный самолет. Вслед за ведущим противника атаковали младший лейтенант В.И. Цимбал и лейтенант В.Г. Горюнов. Наиболее результативным оказался удар Лукьянова – после него загорелся один мотор. Разведчик уходил со снижением, пришлось повторить атаку. Противник пытался скольжением сбить пламя. Тогда Лукьянов решил идти на таран и приблизился к врагу почти вплотную. Стрелки, видимо, погибли или получили ранения, так как ответного огня не было. В это время неприятельский самолет перешел в спираль, затем в штопор и стал разваливаться в воздухе. Одному члену экипажа удалось выпрыгнуть с парашютом. Летчикам-истребителям было хорошо видно, как к обломкам машины со всех сторон бежали люди.

Истребитель ЛаГГ-3 сыграл заметную роль в обороне столицы

Одержанная победа позволила авиаторам почувствовать, что при грамотных и умелых действиях вполне можно сбивать противника бортовым оружием. Особую уверенность она дала В.И. Цимбалу: ему до сих пор не везло. Трижды после напряженных ночных патрулирований он совершал аварии, а однажды, потеряв ориентировку, был вынужден покинуть МиГ-3 с парашютом. Младшему лейтенанту грозило взыскание...

Парадоксально, но именно летчики с большим довоенным налетом чаще всего становились «героями» различных летных происшествий. Оказывается, на ночное патрулирование назначались только подготовленные, уверенные в своих силах. Но вылеты в мирное время существенно отличались от боевых заданий лета 1941 г. По данным штаба ВВС Красной Армии, в частях 6-го авиакорпуса с 22 июля по 18 августа произошло шесть катастроф, 30 аварий, 15 поломок, 12 вынужденных посадок. При этом шесть человек погибло, четверо получили ранения; 24 самолета оказались полностью разбиты, а 12 требовали серьезного ремонта. Начальник штаба ВВС полковник И.Н. Рухле обращал внимание Климова, что «оставление самолетов в воздухе после выработки горючего стало массовым явлением; по этой причине разбито девять самолетов», и требовал срочно принять меры для исправления ситуации.

Но несмотря на сказанное выше, советским авиаторам удавалось срывать налеты противника и наносить ему урон. Сбитый 6 августа в районе Подольска и взятый в плен фельдфебель из III/KG26 Р. Шик (R.Schick) признал: «Русские ночные истребители действуют здесь превосходно» [53]. Шику повезло, поскольку летом над Москвой пропали без вести такие опытные асы, как награжденные Железными крестами лейтенанты Г. Шварц (H. Schwarz) из эскадры KG55, Гайслер (Geisler) из KG4, Т. Грайфенштайн (T. Greifenstein) из отряда 1 (F)/122, О. Лохбруннер (O. Lochbrunner) из группы KGr100 и др. Все перечисленные авиаторы имели отличную подготовку и большой боевой опыт.

Не111 из KGr100 вылетает в сторону столицы

Официальные данные по действиям 6-го иак приведены в табл.1.10[54].

Таблица 1.10.

ИТОГИ БОЕВОЙ РАБОТЫ 6-ГО ИАК ЗА ДВА ЛЕТНИХ МЕСЯЦА 1941 Г.

Из указанного количества потерянных противником самолетов лишь для 20–22 сбитых или списанных после вынужденных посадок машин в июле и 10–12 в августе удалось найти подтверждение в германских документах. Примерно 40% потерь в июле и 50% в августе приходятся на дневных разведчиков, а остальные – на ночных бомбардировщиков. Благодаря высокой живучести немецкие двухмоторные самолеты, даже получив повреждения, пролетали большие расстояния. Нередко они благополучно приземлялись на своих аэродромах, иногда им не так везло, и вынужденные посадки заканчивались авариями или катастрофами. Стоит обратить внимание на то, что в списке потерь люфтваффе с 21 июля по 11 августа 1941 г. всего в пяти случаях в графах «Район» и «Причина гибели» было указано: «Bei Moskau», «Unbekannt», то есть данные машины пропали с экипажем в небе Москвы.

Однако надо учесть, что эти данные не всегда полные. Сбитый над Вязьмой 31 июля 1941 г. обер-лейтенант А. Кемпе (A. Kempe) на допросе показал, что его эскадра KG53 «Легион Кондор» успела выполнить 35 вылетов (видимо, имеются в виду групповые вылеты) на Москву, потеряв семь бомбардировщиков сбитыми, невернувшимися и разбившимися. В документах люфтваффе нашли отражение сведения лишь о девяти самолетах, получивших различные повреждения, из которых два разбились на аэродроме в Орше, один поразили зенитки, а остальные (включая Не111Н N 4009, на котором сдетонировали собственные бомбы) после ремонта вернулись в строй. Поскольку Кемпе точен в других вопросах, думается, его показаниям можно доверять. Порой в немецкой документации не хватало информации о рядовых экипажах, пропавших без вести.

Сопоставляя данные о потерях сторон в конце июля – начале августа 1941 г., можно прийти к выводу, что на каждый сбитый немецкий самолет терялся один советский. Видимо, поняв это, командование корпуса стало награждать каждого летчика, одержавшего победу. Ведь их противники – пилоты люфтваффе – имели не только значительно больший боевой опыт, но и совершили множество успешных ночных ударов, в том числе по городам Великобритании. У них накопились и были отработаны тактические приемы, обеспечивавшие скрытность и безопасность в долгих полетах. Достаточно сказать, что в эскадре KG4 фельдфебели Г. Морих (G. Morich) и А. Рейнгардт (A. Reinhard) выполнили соответственно 77 и 79 успешных бомбардировок английских городов, а лейтенант З. Ротке (S. Rothke) – 101, из них 21 раз он бомбил Лондон.

Понимая, как нелегко бороться с многоопытным врагом, советское командование значительно изменило отношение к воздушным таранам. В первых боях ни командир корпуса, ни его заместители не поощряли такой прием: ведь для того и стоят на истребителях пушки и пулеметы, чтобы их огнем уничтожать неприятеля. Если летчик не мог попасть в цель, значит, он недостаточно метко стрелял. На деле все оказалось гораздо сложнее.

Мл. лейтенант В.В. Талалихин из 177-го иап у обломков протараненного им немецкого самолета

Три августовских тарана В.В. Талалихина, В.А. Киселева и А.Н. Катрича стали известны всей стране и пропагандировались политорганами. Между тем вслед за С.С. Гошко таким же образом 25 июля уничтожил врага его однополчанин – лейтенант Б.А. Васильев, но об этом широко не сообщалось. Также малоизвестным осталось имя старшего лейтенанта П.В. Еремеева из 28-го иап. В ночь на 29 июля он таранил самолет, который тогда принял за Ju88. (В действительности это был Не111 из III/KG26, код 1H+GS.) Еремеев по праву считался одним из лучших пилотов в своем полку, первым стартовав ночью на МиГ-3. Во время отражения налета в ночь на 22 июля он в воздушном бою был ранен, но, несмотря на это, выполнил второй ночной вылет. Свой подвиг П.В. Еремеев совершил на девять ночей раньше, чем В.В. Талалихин, но о таране в течение длительного времени знали только однополчане. Это тем более обидно, что таран Еремеева оказался единственным, отмеченным в немецких документах, которые относятся к периоду летних налетов на Москву. (Обычно самолеты у них числились просто пропавшими.) В данном случае летчик сбитого «хейнкеля» унтер-офицер А. Церабек (A. Zerabeck) сумел перейти линию фронта. Его рассказ о манере русских вести бой удручающе подействовал на сослуживцев.

Если говорить о морально-психологическом эффекте, то большое воздействие на немецких летчиков производил огонь зенитной артиллерии. Часто при ночном налете одиночные экипажи как бы наталкивались на «заградительные полосы», создаваемые зенитным огнем. Пытаясь обойти такую полосу, вражеские бомбардировщики уходили в сторону, но там попадали под разрывы заградительного огня, создаваемого соседним сектором. Экипажи немецких машин отмечали, что «русские снарядов не жалели». Особенно запомнились им обстрелы над Москвой во время третьего массированного налета. Ожидалось, что в густой облачности «хейнкели» и «юнкерсы» будут чувствовать себя в безопасности, но именно мощный заградительный огонь помешал им, по крайней мере большинству, прорваться к городу.

«Шрапнель зенитных снарядов барабанила по улицам, точно град, – констатировал британский журналист А. Верт, представлявший в Москве газету «Санди таймс». – Десятки прожекторов освещали небо. В Лондоне мне не приходилось ни видеть, ни слышать ничего подобного» [55]. Сыграла свою роль и зенитная артиллерия малого калибра: она вела успешную борьбу с осветительными авиабомбами при их снижении на парашютах.

Не111 бомбит цель

Однако утверждение в отчете штаба зенитной артиллерии о том, что до конца 1941 г. над Москвой из 536 обстрелянных самолетов было сбито 82, является значительным преувеличением. Если верить отчету, то на один уничтоженный неприятельский самолет уходило всего 310–312 снарядов. Для сравнения укажем, что лучшая в Англии 6-я зенитная дивизия, хорошо оснащенная радиолокационными станциями орудийной наводки (СОН) и имевшая опытных артиллеристов, для поражения одного самолета расходовала 289 снарядов по видимой цели и 2444 – по невидимой. В ПВО Москвы первые СОН появились только в октябре 1941 г., а 96,6% всех снарядов было выпущено по невидимым целям.

Большую работу выполнили московские прожектористы. Им удалось осветить (по разным оценкам) 29–33% самолетов, участвовавших в налетах. Здесь поначалу также было немало недостатков, но к середине августа прожекторы-искатели стали достаточно надежно захватывать лучом бомбардировщики на высоте до 7000 м. «Ослепленным экипажам чрезвычайно трудно отыскивать цели» [56], – докладывали летчики эскадры KG4.

Не только немецкий летчик Хавигхорст, но и другие пилоты недобрым словом вспоминали «русские летающие колбасы». Двойные аэростаты типа КТВ-КТН или КВ-КН заставили их поднять высоту полетов до 5000 м. И хотя аэростаты нельзя было использовать при сильном ветре, а испытания показали, что разрушительная сила тросов недостаточна против самолетов металлической конструкции, они сыграли свою положительную роль. После столкновения с аэростатным заграждением получил повреждения и упал в Москву-реку в ночь на 11 августа 1941 г. Не111 (6N+MN) из отряда 1/KGr100. (К сожалению, летом 1941 г. от ударов о тросы пострадало немало своих истребителей.)

Какой же урон нанесли Москве удары люфтваффе? Уже в первом вылете 22 июля в бомбоотсеки «хейнкелей», «дорнье» и «юнкерсов» загружали преимущественно зажигательные бомбы калибром около 1 кг, чтобы вызвать как можно больше очагов пожаров. Наблюдавший налет А. Верт отметил самоотверженные действия москвичей. «В широких масштабах была организована борьба с пожарами. Позже я узнал, что многие из тех, кто тушил пожары, получили тяжелые ожоги от зажигательных бомб, иногда по неопытности. Мальчишки первое время хватали бомбы голыми руками!» [57].