Текст книги "Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945"

Целый ряд разумных и честных хозяйственников видел в этом возможность вытащить советское хозяйство из атмосферы пустой болтовни и поставить его на реальную работу. Первым в их числе был впоследствии расстрелянный чрезвычайно одаренный Юрий Пятаков – сын украинского крупного промышленника, бывший студент высшей технической школы за границей и, в сущности, основатель советской тяжелой промышленности. Он хорошо понимал, что нельзя реализовать и гигантский план стройки здоровой крупной промышленности, если одновременно не будут приняты меры к подготовке квалифицированной рабочей силы и способных и опытных руководителей. В противном случае такая стройка приведет только к бессмысленной растрате средств. Поэтому такие стремления встречали его полное одобрение и поддержку. Он надеялся воспитать в этих образцовых предприятиях молодое поколение технических сил. В составлении этих планов принимал деятельное участие и я.

Но руководящие члены партии и профсоюзов относились к этим проектам отрицательно. Они понимали, что в этих образцовых предприятиях их влиянию, их дилетантским затеям и, главным образом, их постоянным интригам будут поставлены большие препятствия.

И они, как всегда, стали поперек дороги.

К всеобщему изумлению, совершенно внезапно головка партии стала противодействовать всем этим планам. Потребовалось немного времени, и все эти признаки поворота и перехода к деловым, упорядоченным отношениям в советском хозяйстве были объявлены большевистской бюрократией «правым уклоном и классово-враждебными тенденциями». Был выкинут лозунг: «Враги работают, чтобы продать советское хозяйство иностранному капиталу».

Конечно, никто больше не рисковал защищать эти проекты.

Хаотическое состояние советского хозяйства, борьба партийной бюрократии с иностранными концессиями и проекты создания образцовых предприятий заставили искать новый выход.

Было сделано предложение привлечь из-за границы, главным образом из Германии, Австрии, Англии и Америки, большое число молодых безработных инженеров, как носителей рациональных методов работы и здоровой частной инициативы.

Говорили о привлечении таким образом до 10 тысяч молодых технических сил. Во всяком случае, эти молодые спецы должны были бы работать на одинаковых с их русскими товарищами условиях.

Это, конечно, была утопия, так как в тот же год выяснилось, что ни один иностранный коммунист, за малым исключением, никогда не согласится жить и работать на одних условиях с трудящимися «первого рабочего» государства. Почти сразу они потребовали себе особых привилегий, как в отношении рабочего времени, так и в области жилищной и продовольственной.

К тому же выяснилось, что иностранные специалисты и квалифицированные рабочие, как правило, сдавали, когда им приходилось выступать в одиночку против массовой психологии.

Просто-напросто обезличение «массового человека» в советских условиях не давало никакой возможности сопротивляться общему течению.

Еще бессмысленнее было предполагать, что эти 10 тысяч молодых спецов, которым как раз не хватало того, что главным образом требовалось для совхозяйства, то есть практического опыта в производстве, смогут внести хотя бы малейшее улучшение в общую бесхозяйственность.

Бесчисленные примеры давным-давно доказали, что в советских предприятиях высокая продуктивность труда одиночек могла бы продолжаться долгое время только в том случае, если бы руководство предприятий создало для этого соответствующие, более выгодные условия. А об этом не могло быть и речи.

Поэтому скоро и этот проект попал под сукно.

Несмотря на это, с середины и до конца 20-х гг. число иностранных спецов в советский промышленности неизменно увеличивалось, так что к 1928 г. выявилась необходимость взять на учет ЦКК всех работающих в Советском Союзе иностранных специалистов.

В то время я работал уже несколько месяцев в этом учреждении руководителем инспекции по лесному хозяйству, деревообрабатывающей и бумажной промышленности.

Как и некоторым другим иностранным специалистам-коммунистам, мне было предложено сотрудничество в этом учреждении. Работа эта была добавочной партийной нагрузкой. В этой области я работал потом долгие годы.

Нашими общими усилиями удалось создать при ЦКК – РКП объединяющую нас секцию иностранных специалистов и рабочих.

К деятельности ЦКК относилась также проработка всех сложных и трудных вопросов, связанных с условиями работы и жизни находящихся в СССР иностранных специалистов.

Начиная с 1928 г. в ЦК партии, в президиуме ВЦСПС, в судебных инстанциях, в Коминтерне, Профинтерне и ЦКК стало все больше накапливаться жалоб и различных протестов инспецов. Все они носили один и тот же характер: специальные знания используются неправильно, на квалификацию не обращается внимания, как не принимаются во внимание и предложения о целесообразной организации предприятий и рациональном использовании оборудования и сырья и об устранении грубых недочетов в производстве. Кроме того, задерживалась выплата жалованья, не соблюдались договорные условия и руководители предприятий враждебно относились к «чуждому элементу».

Одновременно непрерывно поступали жалобы со стороны советских хозяйственных организаций на «наглое поведение и неслыханные требования», а иногда и на «возбуждающую, враждебную партии и правительству пропаганду со стороны иностранцев».

До конца 1928 г. все эти жалобы лежали в названном учреждении без рассмотрения. Все это привело к тому, что инспецы совершенно непроизводительно прозябали в своих предприятиях или же сломя голову бежали из Советского Союза. И то и другое тяжело отзывалось на предприятиях.

В то время большинство инспецов было прикомандировано к советским предприятиям в качестве советников по организационным вопросам. Там, где к их голосу действительно прислушивались, они очень много помогли своими теоретическими знаниями и практическим опытом молодым, совершенно неопытным в организации и управлении советским инженерам и руководителям предприятий. В особую заслугу их деятельности надо поставить то, что благодаря им старая довоенная промышленность, сильно разрушенная Гражданской войной, была приведена в работоспособный вид.

Благодаря их энергичной, целеустремленной работе стало возможным хотя бы на некоторых заводах устранить хаос, анархию и распущенность.

Нужно сказать, что эта восстановительная работа иностранных специалистов была очень трудной. В советских предприятиях каждый хотел быть хозяином и никто не желал быть рабочим, каждый хотел повелевать, но никто не желал повиноваться. Иностранных специалистов больше всего не любили именно за энергичную, упорядочивающую деятельность. ГПУ распространяло между озлобленными партийными и беспартийными рабочими мнение, что все инспецы «буржуи» и что к ним, как к классовым врагам, нужно относиться с величайшим недоверием. Таким способом хотели заранее устранить всякую возможность какой бы то ни было политической пропаганды среди голодной рабочей массы. При этом больше всего страдали беспартийные инспецы. Каждая попытка ввести рабочую дисциплину в интересах производства и повысить производительность труда приводила к тяжелым разногласиям между ними и рабочей массой.

Инспецы не могли рассчитывать на помощь профсоюзов, так как они не были их членами.

Еще трудней было привлечь к устранению недостатков партийные органы.

Для партийцев, в большинстве случаев необразованных и болезненно недоверчивых, иностранные специалисты были незваными гостями. Их подозревали в том, что они занимались вредительством по заданию бывших владельцев предприятий, бежавших за границу. Многие думали, что инспецы якобы только и стремятся к тому, чтобы путем саботажа препятствовать строительству советской промышленности.

Кроме того, советские руководители любили приписывать своим иностранным советникам вину за низкую продуктивность своих предприятий.

Гора взаимных жалоб выросла в конце концов настолько, что сам ЦК партии не мог уж больше ее не заметить, особенно когда выяснилось, что первую пятилетку невозможно выполнить только собственными силами. Таким образом, ЦК вынужден был создать авторитетный центральный орган, который не только должен был бы разбирать все эти жалобы и заботиться об устранении существующих недостатков, но и обеспечить на будущее возможность совместной работы инспецов с советскими хозяйственниками. Для этого прежде всего нужно было создать соответствующие условия жизни и работы для иностранцев.

Прежде всего нужно было позаботиться о правильном подборе и распределении иностранных специалистов, необходимых для проектирования и строительства создающейся промышленности. Это нужно было сделать особенно тщательно, так как из опыта первой пятилетки выяснилось, что проекты сложных промышленных комбинатов были составлены полными профанами, использовавшими для своей работы тексты каталогов.

Работающие в советской промышленности инспецы-коммунисты указывали высшим партийным и хозяйственным органам недостатки такого «планирования».

Но люди, ответственные за это, не хотели считаться ни с какими советами.

Как и раньше, оборудование новых предприятий заказывалось не по хорошо продуманным планам больших иностранных фирм, а целая армия советских закупщиков скупала у различных предприятий те машины и инструменты, которые казались им подходящими.

Позже, когда я услыхал доклады руководивших экономическим шпионажем за границей Ройзенмана и Беленького о деятельности торгпредств СССР, я понял, почему так упрямо придерживались этого своеобразного способа закупки машин. С одной стороны, для того чтобы определить степень значения иностранных предприятий для вооружения страны и высмотреть все тайны производства, большое число советских комиссий и отдельных приемщиков должно было составить себе точное представление о методах работы и способах производства заграничных предприятий. С другой стороны, иностранные инженеры, техники и рабочие должны были познакомиться с советскими представителями, которые таким путем получали возможность сначала выискать среди них сочувствующих Советскому Союзу, а затем использовать их для целей шпионажа.

Наконец, таким образом расширялся круг экономически заинтересованных в сохранении и углублении торговых сношений с СССР. Мелкие и средние фирмы, поставлявшие оборудование, стали одновременно своеобразными каналами пропаганды. Под прикрытием экономических сношений с СССР массе иностранных рабочих и служащих беспрестанно напоминалось о существовании Советского Союза.

Кроме этой, чисто политической точки зрения, были еще и другие причины желания сохранить эту закупочную систему. При посещении огромного числа фабрик и заводов члены советских закупочных комиссий фотографировали самые секретные конструкции, которые демонстрировались им лишь бегло.

Я читал много отчетов таких комиссий и видел снимки.

Наконец, было очень важно, что вследствие своих обширных деловых связей советские торгпредства во всех странах стали крупным экономическим фактором, игравшим внутри этих стран большую роль в деле разложения рабочей массы и интеллигенции. Аппараты торгпредства могли чудовищно разбухать, не вызывая никакого подозрения со стороны местных органов власти. Множество партийцев получало в этих торгпредствах хорошо оплачиваемые места. Путем регулярного помещения объявлений удалось заполучить для пробольшевистской пропаганды многие иностранные газеты. В бесчисленных смешанных обществах – «Дерутра», «Дерулуфт», «Дероп» и т. д. – множество хорошо подготовленных политических агитаторов и пропагандистов находило обширное поле деятельности. Чем шире развивалась деятельность торгпредств, тем больше людей ими охватывались и делались экономически зависящими от СССР.

Кроме того, нужно еще упомянуть, что в советских закупочных комиссиях было много подкупленных служащих, которые были заинтересованы в возможно большем поступлении заявок от иностранных фирм. Чем было больше заявок, тем больше имели они возможности обделывать свои грязные дела.

За большие деньги, через посредников, каждый фабрикант мог узнать о ценах, предложенных его конкурентом. В конце концов заказы попадали не тем, кто предлагал наивыгоднейшие условия, а тем, кто дал большую взятку.

Само собой разумеется, такие закупщики совершенно не были заинтересованы в сотрудничестве крупной иностранной промышленности с московскими специальными проектировочными бюро. Они делали все, чтобы этому помешать.

Все эти обстоятельства постоянно служили предметом разговоров, когда нам приходилось разбирать жалобы работающих в СССР инспецов или претензии представителей иностранных фирм.

Уже на второй год первой пятилетки выяснилось, что советские спецы и квалифицированные рабочие не смогут закончить своими собственными силами строящиеся по плану и запланированные предприятия. Можно было также предвидеть, что по окончании постройки не будет хватать квалифицированных рук, чтобы обеспечить полную производительность и хозяйственность этих новых предприятий. Поэтому высшие руководители-хозяйственники, несмотря на печальный опыт, который они имели при привлечении на работу иностранных специалистов, должны были вербовать за границей тысячи новых инженеров, техников и квалифицированных рабочих.

Все приказы ЦК партии местным партийным и хозяйственным организациям, изданные по нашему ходатайству, предоставить инспецам условия жизни более подходящие к их привычкам, оставались на бумаге. Сразу по прибытии каждой новой партии инспецов не только иностранные инженеры, но, главным образом, иностранные рабочие начинали бомбардировать нас претензиями и жалобами. Мы не были в состоянии справиться с массой жалоб, поступавших в инспекцию ЦКК – РКИ и были вынуждены создать отделения нашей секции при местных партийных контрольных комиссиях или Рабоче-крестьянской инспекции важнейших промышленных центров, где работали иностранцы. Такие отделения были открыты в Ленинграде, Свердловске, Киеве, Харькове, Ростове-на-Дону, в Донбассе и в других важных промышленных центрах.

Наша добровольно принятая на себя работа по обслуживанию иностранных специалистов давала хорошие результаты. Прежде всего мы заботились о том, чтобы инспецов назначали на работы по их специальности и чтобы им давались соответствующие задания. До середины 1929 г. подавляющее большинство инспецов было вынуждено, наравне с русскими инженерами и рабочими, проводить свое свободное время в очередях, чтобы купить продовольственные продукты для себя и своей семьи. После долгих трудов нам удалось убедить партийное начальство, что это бессмысленно, если иностранные специалисты, вместо того чтобы работать в цехе или у машин, проводят половину своего времени в поисках продовольствия и предметов ширпотреба.

Таким образом, по нашей инициативе в конце 1929 г. и в начале 1930-го во всех промышленных центрах для обслуживания только иностранцев и их семей были организованы столь ненавистные русскому рабочему специальные лавки Инснаба.

Этим была устранена одна из самых больших трудностей в жизни иностранцев в СССР. Эта мера была еще вдвойне важной, так как с 1928 г. начал усиливаться товарный голод, а после коллективизации деревни с рынков исчезли все сельскохозяйственные продукты.

Чтобы не раздражать советское население хорошим снабжением привилегированных инспецов и главным образом чтобы не разбудить в нем забытых с годами потребностей и желаний, партия решила вести это снабжение в тайне. По этой причине лавки Инснаба были для советских граждан закрыты. Вход в них был разрешен только обладателям именной книжки иностранца. Стекла витрин были забелены для того, чтобы снаружи не были видны товары, недоступные для большинства советских граждан.

Несмотря на это, советское население прекрасно знало о существовании таких лавок. Большинство инспецов боялось брать в этих магазинах больше товаров, чем им было нужно. И все-таки нашлись такие «спецы», которые не упустили возможности обделывать свои грязные дела и занялись спекуляцией. Мы получали много писем от русского населения с указанием таких «спецов», которые буквально опустошали лавки Инснаба с тем, чтобы потом перепродавать товар голодному населению по ценам, в несколько раз превышавшим их действительную стоимость.

На собраниях, в циркулярах, в докладах по радио мы всеми силами боролись с такими злоупотреблениями и требовали беспощадных наказаний для виновных.

Одной из самых важных своих задач мы считали помощь проведению в жизнь практических предложений инспецов для улучшения работы в их предприятиях или для организации производства новых фабрикатов.

Такой поддержкой мы давали не раз отдельным инспецам возможность проявить свои способности.

Вопрос борьбы с предубеждением русских спецов против их иностранных товарищей стоял очень остро и был сопряжен с большими трудностями.

Многим старым русским инженерам, техникам и квалифицированным рабочим было тяжело признаться в том, что они уступают в квалификации своим молодым иностранным коллегам, которые смогли приобрести свои знания в оборудованных по последнему слову науки и техники предприятиях западной промышленности. Эти знания были недоступны русским, оторванным от остального мира со времен Гражданской войны. Нужно было большое знание психологии русского человека, чтобы на этой зыбкой и трудной почве найти нужное в данном месте и в данное время слово и загладить конфликт, казавшийся непримиримым, и, таким образом, создать возможность дальнейшего сотрудничества.

Особенно тяжело протекала работа тех инспецов, которые не принадлежали к Компартии. Местные партийные шишки использовали каждый удобный случай, чтобы «утереть нос» иностранцу. Мелкие личные уколы и малейшие столкновения раздувались в политические дела государственного значения.

Понимающий дело спец не имел права самостоятельно решать важнейшие технические вопросы. Они разрешались большевистскими чиновниками, не имевшими ни малейшего о них представления. Этот факт я знаю не только по бесчисленным примерам, но испробовал на самом себе.

Разве не безумие было то, что Фушман, в прошлом маленький портной, только и умевший, что ставить заплатки и не имевший никакой теоретической подготовки, был назначен высшим «политически ответственным» руководителем всего лесного хозяйства и деревообрабатывающей промышленности СССР и что он в качестве такового управлял более чем 8 тысячами лесничеств, свыше чем 6 тысячами промышленных предприятий с 5,5-миллионным персоналом? В то же время я, получивший специальное образование и единственный творчески работающий в этой области партийный специалист, должен был нести полную ответственность за сделанные Фушманом распоряжения. Если эти распоряжения бывали неудачны, как это часто случалось, он отговаривался тем, что он-де, мол, не специалист, и всю вину перекладывал на мою голову.

Так было с десятками и сотнями других партийных спецов, которые в качестве технических руководителей долгие годы должны были нести всю тяжесть повседневной работы больших предприятий, в то время как неизвестно откуда вынырнувший комиссар, пользующийся неограниченным доверием партии, ставился во главе предприятия и разыгрывал роль начальника.

Поэтому было само собой понятно, что советская индустрия и совхозяйство никогда не могли прийти к нормальному развитию своей производительности. Начиная с самой маленькой лесопилки и кончая гигантскими комбинатами, всюду царит нигде, кроме СССР, невозможная бесхозяйственность.

Работники типа Фушмана с первых шагов в своей должности постоянно заботились о том, чтобы в подчиненных им управлениях промышленных и хозяйственных предприятий люди, имевшие специальное образование, были отодвинуты на второй план или устранены, в то время как болтуны или политические всезнайки назначались директорами и заведующими предприятиями. Таким образом, им предоставлялось неограниченное право распоряжаться хозяйством Советского Союза.

Я долго старался найти какой-нибудь смысл такого поведения партийного руководства. Только начав сам активно работать в высших кругах партии, правительства и хозяйства, я узнал истинные причины таких мероприятий.

Руководящие члены партии, Политбюро и ЦКК, которые почти все вышли из кругов «только политиков» и в большинстве случаев не имели никакого научно-технического образования, смотрели с ненавистью, как ускользает от них с началом индустриализации то огромное влияние, которое они имели раньше. Рабочие, служащие, инженеры и техники слушали имена только тех, кто стоял во главе промышленности и хозяйства. Говорили только о производственных достижениях, а не о политических «подвигах». При обсуждении хозяйственных мероприятий, при планировании строительства промышленных предприятий, каналов, дорог стоящие вокруг Сталина, до сих пор господствовавшие круги должны были признаться в том, что вследствие недостаточности своих теоретических и практических знаний они не могут больше иметь никакого влияния на ход развития советского хозяйства. Они видели, что ведущая роль начинает переходить к тем партийцам, которые занимали командные посты в промышленности и хозяйстве. Они поняли, что образованный спец с укреплением хозяйства занял внутри партии сильную позицию, что неизбежно приведет к проникновению его к самому руководству партии.

Чтобы избежать этой опасности, они вклинили между представителями власти и представителями хозяйства особо доверенных людей, достаточно настойчивых и достаточно гибких для того, чтобы, не имея специальных знаний, обеспечить себе место в хозяйстве, а спецов использовать как техническую вспомогательную силу.

Чтобы лишить настоящих хозяйственников всякого влияния, должны были быть втиснуты между ними эти достопримечательные доверенные типа Фушманов, Захаровых, Беленьких, Ройзенманов, Штейнов, Венцеров, Плавников, Гинсбургов, Гуревичей и т. д. Эти «доверенные» не могли никогда стать опасными кремлевской банде. Они не обладали ни специальными знаниями, ни особым влиянием в партии и знали поэтому, что достаточно одного слова партийного руководства, чтобы стереть их с лица земли.

Что из такой системы не выйдет ничего положительного и продуктивного, должно было быть ясно с самого начала. Кто имел хорошие намерения, благоразумие, серьезные знания и способности, рано или поздно погибал. Бессмыслица стала методом и фундаментом всей государственной стройки.

Во всех таких случаях нам приходилось вмешиваться в дело с полным авторитетом ЦКК – РКИ. От времени до времени мы могли помочь. Но вообще все оставалось по-старому.

Тут еще прибавились бесчисленные затруднения из-за незнания или недостаточного знания языка. Конечно, не было никакой возможности дать каждому инспецу переводчика. Мы организовали курсы изучения русского языка, надеясь этим помочь им.

Несмотря на множество разногласий в партийном руководстве, благодаря нашим обоснованным объяснениям было все-таки признано, что в подавляющем большинстве инспецы несомненно являются носителями культуры среди своих русских товарищей по работе. Большинство из них было готово поделиться своими техническими знаниями со своими коллегами.

Чтобы сделать возможно продуктивнее и жизненнее этот обмен опытом между советскими и иностранными специалистами и сблизить их, мы организовали внутри нашей секции профессиональные группы. Так, была основана группа энергетического хозяйства, угольной промышленности, горнозаводской, лесной и деревообделочной, строительной, машиностроительной, металлообрабатывающей промышленности и т. д. В этих группах были объединены все иностранные специалисты. Все их члены тесно сотрудничали с научными кружками соответствующих профессиональных союзов.

Результатом этой общей работы были конкретные предложения по различным отраслям советского хозяйства, сделанные нами пленуму ЦКК. Президиум, со своей стороны, заботился о том, чтобы на наши доклады были приглашены также соответствующие руководители правительства, хозяйства и лучшие русские специалисты. Если не было никаких обоснованных возражений на наше предложение, то оно принималось пленумом и приобретало, таким образом, силу распоряжения ЦКК партии. Большинство специалистов, без всякого сомнения, серьезно стремилось к тому, чтобы всеми своими знаниями и опытом помочь Советскому Союзу построить его промышленность на научно обоснованном, в техническом отношении безукоризненном фундаменте и пустить ее в ход.

Только позднее нам стало ясно, что все эти энергичные старания останутся бесплодными. Инспец был и остался ненавистным всем советским промышленным и хозяйственным организациям и особенно партийным органам, если он осмеливался критиковать их приказы и распоряжения и выставлять конкретные требования введения более рациональных методов работы.

В конце 1932 г., сначала в провинции, а потом и в больших городах, в полном противоречии с текущими договорами, снабжение иностранных специалистов через лавки Инснаба было сокращено, валютная часть их жалованья уменьшена, а то и вовсе отменена. С каждым годом отношения ухудшались.

Травля иностранных специалистов со стороны администрации предприятий и отдельных спецов усиливалась не по дням, а по часам.

Руководящие органы советского хозяйства становились на ту точку зрения, что советская промышленность – одна из самых крупных и самых современных в мире и поэтому русские спецы могут сами учить иностранцев. В головах местных и центральных партийных и хозяйственных шишек, страдающих манией величия, все перевернулось. Они забыли, что только с помощью этих самых иностранцев вообще было возможно выправить безумные большевистские планы стройки, вывести на нормальный путь запутанные строительные работы ошибочно запроектированных промышленных гигантов и улучшить хоть на немного производительность больших заводов.

Так как в партии царило мнение, что Советское государство является самым идеальным государством в мире, советская промышленность – самой передовой, а советский рабочий – самым лучшим рабочим, то были даны указания, не церемонясь, поставить иностранных специалистов перед выбором: или подчиниться советским условиям жизни и работы, или покинуть Советский Союз.

В результате такой жестокой уравниловки началось повальное бегство как раз самых лучших и самых опытных спецов из Союза.

Таким образом, попытка сделать возможной плодотворную работу была сведена на нет.

Особенно подло и низко было отношение советских властелинов к тем иностранцам, которые, как коммунисты, в слепом фанатизме пошли против законов своей родины и которые теперь были безжалостно поставлены перед выбором: принять советское гражданство или отдаться в руки полиции своей родины, так как им отказывали в дальнейшем гостеприимстве в СССР. Этими мерами особенно были задеты многие финны и старые немецкие коммунисты, которые в страхе перед ожидающим их на родине наказанием подчинились приказу партии и приняли советское гражданство. В нужде и горе закончили они свое печальное существование в концлагерях и тюрьмах.

Число и квалификация советских спецов оставались по-прежнему неудовлетворительными. Хотя со времени захвата власти большевиками прошло более пятнадцати лет, прирост технического молодняка был недостаточен. Меры, принятые в этом отношении, не дали желательных результатов, так как жизненный уровень квалифицированных работников мало отличался от такового обыкновенных обывателей. Работа же в этих профессиях влекла за собой ответственность, а следовательно, и вытекающую отсюда опасность для жизни.

Первые решительные меры в этом направлении, которые, как это будет указано ниже, имели только временный успех, были приняты Сталиным 1927 – 1928 гг. Тут речь шла, что особенно показательно, не о хозяйственном, продиктованном деловым благоразумием мероприятии, но о шахматном ходе во внутрипартийной грызне.

В этот момент оппозиционная пропаганда Троцкого достигла своего апогея. Сталин готовился к решительному удару по своему злейшему врагу. Хитрому Иосифу Виссарионовичу, действовавшему согласно всегда применяемой им тактике, пришла в голову мысль принять формально предложения своего конкурента, чтобы этим лишить его возможности пропагандировать дальше свои идеи.

Тогда Троцкий играл главным образом двумя козырями: требованием коллективизации деревни и усилением участия рабочих в политическом и хозяйственном аппарате.

Троцкий утверждал, что участие промышленных рабочих в ведущих органах правительства и партии слишком незначительно. В высших органах, как, например, во ВЦИКе, в ЦИКах отдельных республик, в ЦК партии, в наркоматах, в Совнаркоме, в Совете труда и обороны еще в 1931 г. участие рабочих было равно нулю.

Конечно, кое-где на руководящих должностях сидели рабочие, но, ввиду их малограмотности и неопытности, они были совершенно беспомощны. Они были вынуждены бесспорно принимать и подписывать все, что им предлагали им же подчиненные спецы и работники, лишь бы это соответствовало главной, так называемой «генеральной линии» партии. Конечно, это нельзя было назвать диктатурой пролетариата.

Само собой разумеется, и в этом нет ничего зазорного, если фабричный рабочий, слесарь, токарь или механик не может вдруг сразу приобрести необходимых знаний, чтобы производить хозяйственную калькуляцию. Это элементарное основание всякого выгодного промышленного предприятия – проверять отчетность или правильность расчетов сложной стройки.

Здесь в дело энергично вмешался Сталин для того, чтобы как можно скорее провести в жизнь лозунги своего смертельного врага.

В бесчисленные рабфаки, техникумы, на специальные курсы были собраны тысячи и тысячи комсомольцев и выдвиженцев из рабочих, чтобы из них сделать инженеров, техников, хозяйственников, плановиков и разных других специалистов.

Преподавание было специализировано до крайнего предела, чтобы не перегружать ненужным «балластом» головы этих малоподготовленных рабочих-коммунистов и в возможно короткий срок дать самые необходимые знания для предстоящей им новой работы.

Политграмота, партийная тактика, теория Маркса-Энгельса – Ленина – Сталина – вот были главные предметы, знание которых должно было дать возможность этой новой интеллигенции проектировать и строить мощные электростанции, гиганты промышленности, фантастические мосты.

Этот новый слой из рабочих должен был немедленно занять политические позиции и заменить старых соратников Ленина, делавшихся все более неудобными.

Этот внутриполитический расчет удался Сталину только отчасти. Очень скоро ему пришлось убедиться, что эти его новые спецы, как только они знакомились с самыми элементарными основами науки, начинали смотреть на вопросы социальной стройки и на все окружающее совершенно иными глазами.