Текст книги "Человек языкатый"

3.3. Вперед в прошлое!

Пятого апреля 1355 года на престол Священной Римской империи вступил Карл IV, до этого бывший королем Чехии под именем Карел I почти девять лет. Его царствование открыло эпоху высочайшего расцвета Чешского королевства, настоящий золотой век.

При Карле был основан Пражский университет, появился Карлов мост, столица Чехии обзавелась собственным архиепископом, и вообще он сделал для страны и города много больше, чем кто-либо другой. Но что интересует нас сильнее всего – ко времени правления этого короля древнечешский язык развился до литературного.

Вообще, историю чешского языка прослеживают до Х века, первая надпись на нем – глосса в грамоте 1057 года об учреждении Литомержицкого капитула. От конца XIII века до нас дошли две духовные песни религиозного содержания: «Островская песнь» и «Кунгутина», а в следующем веке духовная поэзия переживает настоящий расцвет. Начинают сочинять и светские стихи, самые известные – поэма о деяниях Александра Македонского, «Александреида». Появляется проза, сочинения по истории и теологии: например, «Далимилова хроника», сборники законодательных актов («Рожмберкская книга»).

К концу правления Карла чешский язык стал административным и политическим. Но уже тогда начались заимствования в чешский из немецкого, ведь на последнем говорили многие дворяне.

Не на пустом месте Ян Гус в XV веке порицал соотечественников, что они говорят «наполовину на чешском, наполовину на немецком»[34]34
  Широкова А. Г. Чешский язык. – С. 265.


[Закрыть]: hantuch (от нем. Handtuch) вместо ubrusec («полотенце»), mantlík (от нем. Mantel) вместо pláštiek («плащ»). Он же в своих сочинениях попытался убедить соотечественников, что писать и говорить надо одинаково, боролся с архаизмами, активно занимался созданием новых слов, чтобы заменять латинские термины исконно чешскими. Эта первая попытка нормировать чешский провалилась, разве что работа Гуса De Orthographia bohemica («О богемской орфографии») пусть далеко не сразу, но стала основой для национальной орфографии.

Язык процветал, со страной дело обстояло хуже.

Золотой век остался позади, в битве с турками при Мохаче в 1526 году погиб Людвик Ягеллонский, последний чешский король национальной династии. Его корона перешла к австрийским Габсбургам, и Чехия из независимого королевства превратилась в одну из частей Австрийской державы.

Как раз в эту эпоху возникло высокое чешское наречие, которое именуют обычно «гуманистическим чешским языком» (humanistická čeština). Вышла первая грамматика (1533), благодаря активной деятельности Даниэля Велеславина оказались составлены два чешско-латинско-греческих словаря. Началось книгоиздание на чешском языке, на нем была напечатана Библия, так называемая Кралицкая, изданная с помощью религиозно-образовательной общины «Чешских братьев» (в шести томах, 1579–1593). Кодификация гуманистического языка состоялась в «Грамматике чешской, в двух книгах» (Grammaticae Bohemicae, libri duo, 1603) Вавржинца Бенедикта Нудожерского; отмечена стабилизация языковой нормы, почти полное отсутствие диалектов.

Но давление немецкого языка в это время никуда не делось, оно даже стало сильнее, поскольку правили теперь Чехией австрийцы…

В 1620 году, почти через сто лет после Мохача, чешские протестанты потерпели поражение при Белой Горе и лишились политического влияния. Обширные земли перешли в руки германских баронов, и те начали заселять их соотечественниками, перемещая целые деревни. Уцелевшие чешские паны, которым для общения с властями в Вене требовался в первую очередь язык империи, активно устремились в сторону онемечивания.

Иезуиты, проникшие в страну на волне рекатолизации, считали древние книги на чешском еретическими и занимались их истреблением.

К концу XVIII века единый язык распался на несколько диалектов, и те сохранились в основном среди крестьян, латынь в науке заменил тот же немецкий. Естественно, что он оказал значительное влияние на эти диалекты: например, распространились грамматические конструкции с глаголом «иметь» вместо традиционного славянского «быть»: mám néco napsat’ – калька с немецкого Ich habe etwas zu schreiben, то есть «Мне нужно что-то написать».

Но на территории бывшей чешской короны нашлись люди, осознавшие, что их этносу грозит полное онемечивание, лишение собственного языка, а следовательно – уничтожение.

Началось то, что позже назвали Чешским национальным возрождением.

Одним из его лидеров стал Йосеф Добровский (1753–1829), филолог, лингвист, литературовед, фольклорист, историк и просветитель, настоящий человек эпохи Возрождения. В 1809 году он издал «Подробную грамматику чешского языка» – Ausführliches Lehrgebäude der böhmischen Sprache (на немецком!) – кодификацию «высокого», «настоящего» языка и в качестве ориентира взял все тот же «гуманистический чешский» XVI века. А разница между «гуманистическим чешским» и народным говором (точнее, говорами) была в то время очень существенной.

Все, что происходило во времена австрийского владычества, Добровский считал «порчей языка». Но что интересно, к перспективам возрожденного чешского сам его создатель относился скептически и им практически не пользовался, хотя вопреки историческим анекдотам все же владел.

Трактат Добровского оказался первой научной грамматикой чешского языка, именно он определил нормы языка, действующие до сих пор. Грамматика вышла, и многие из тех, кто ее прочел, включились в борьбу за воссоздание родной для чехов речи.

Ученики говорившего по-немецки Добровского назвали то, что они пропагандировали, obrozenská čeština – «возрожденный чешский».

Йозеф Юнгман (1773–1847) не только сам писал на чешском, но и перевел на него Мильтона, Гёте и Шиллера и составил пятитомный чешско-немецкий словарь, в котором предпринял попытки расширения словарного запаса с помощью словотворчества и заимствования из соседних славянских языков. Этой работой он положил конец произвольному словообразованию, заполнил многочисленные лакуны, существовавшие в чешском.

Франтишек Палацкий (1798–1876) начал издавать на чешском научные статьи и написал историю страны на родном языке. Вацлав Крамериус (1753–1808) организовал книгоиздание и газетное дело на чешском, Божена Немцова (1820–1862) заложила основы современной чешской прозы, Карел Маха (1810–1836) и Йозеф Тыл (1808–1856) – поэзии.

Но писатели хотели, чтобы их читали простые люди, и поэтому чаще опирались на диалекты, а не на искусственные во многих аспектах построения Добровского и Юнгмана. Именно поэтому к середине XIX века возникли фактически два чешских языка: «обиходный» и «правильный».

Лингвист Ян Гебауэр в конце XIX века создал целый ряд сочинений, посвященных чешскому языку: фундаментальное исследование истории и грамматики чешского языка (Historická mluvnice jazyka českého, 1894–1898), ряд школьных грамматик. Но в своих работах он еще сильнее закрепил отрыв высокого языка науки от народного, «испорченного».

Кодифицированная им норма выглядела архаичной, диалектизмы и народно-разговорные элементы последовательно изгонялись, и отличия от нормы Добровского касались лишь деталей.

Разница между двумя чешскими языками начала уменьшаться только после 1918-го, когда в виде Чехословацкой Республики оказалось воссоздано чешское государство (с добавлением Словакии). Кабинет чешского языка (Kancelář Slovníku jazyka českého) появился еще в 1911 году, но активно заработал после войны. Позднее он стал институтом и принялся регулировать процессы, ранее протекавшие естественным, стихийным образом.

Именно на Институт чешского языка возложены обязанности формировать и поддерживать языковую норму.

Труды Добровского и его учеников не пропали зря, примерно через сто лет после его смерти Прага перестала быть немецкоязычным городом. Угроза для чешского языка и чешского этноса пропала… но, что неудивительно, некоторые германизмы уцелели в обиходной, экспрессивной речи: например, fort (Vater) – «папаша» при обычном чешском otec («отец»), ksicht (Gesicht) – «рожа» при стандартном obličej («лицо»).

Но на то немцы с чехами и соседи, чтобы время от времени меняться словечками.

3.4. Языковая лавина

Тринадцатого августа 1905 года на территории нынешней Норвегии состоялось всенародное голосование по поводу разрыва унии со Швецией: «за» высказались 320 000 человек, «против» – 161. Через несколько месяцев страна вновь обрела независимость, потерянную в далеком 1397 году.

Вот только в эту независимость, так уж получилось, Норвегия вступила без единого государственного языка, и такого языка в стране фьордов нет до сих пор. Поэтому вопрос «на каком языке говорят в Норвегии?» на самом деле очень-очень сложный.

Попробуем на него ответить.

С VIII века существовал древнескандинавский язык, обычно называемый «датской речью» (dǫnsk tunga или dansk tunga). На нем говорили и понимали друг друга люди от Исландии до острова Готланд, от Северной Норвегии до норманнских колоний в Ирландии и Англии.

К моменту объединения Норвегии конунгом Харальдом Прекрасноволосым (872) не было норвежского языка, существовал лишь западный диалект общесеверной речи. Зато королевство могло похвастаться сагами, конунгами, поэтами-скальдами, славными воинами, наводившими страх на дальние страны.

Собственно о норвежском языке есть смысл говорить с XIII века (norrønt mál или norrøn tunga), когда появляются написанные на нем тексты, например «Королевское зерцало» (Konnungs skuggsjá): беседа отца с сыном, где подробно описаны обязанности купца, дружинника и конунга. Но уже тогда язык состоял из множества диалектов (в каждом фьорде свой), а нормы письменной речи, используемой при дворе, постоянно менялись, поскольку двор короля часто переезжал, а переезд означал принятие нового диалекта. За три века столицами успели побыть четыре города: Берген, Нидарос (современный Тронхейм), Тёнсберг, Осло. Поэтому единый литературно-административный язык так и не сложился.

Затем королевство пришло в упадок, добила его эпидемия чумы, «Черная смерть», опустошившая Норвегию в 1349–1350 годах. Погибло множество образованных людей, священников и администраторов, носителей того самого протоязыка, который мог стать единым норвежским. А после Кальмарской унии 1397 года страна потеряла независимость и на четыре века превратилась в колонию, в глухую провинцию не самой великой державы – Дании.

Но в этой державе к тому времени был свой сложившийся, зрелый язык.

Датский и норвежский – близкие родственники, поэтому ничего удивительного, что язык чужаков стал для страны «лингва франка», ведь он был легким для усвоения, единым во всех областях и на нем говорили и писали чиновники-датчане, с которыми всем приходилось иметь дело.

На датский перевели законы (начало процесса – 1530-й), поскольку язык законодательных актов настолько устарел, что его не понимали. После Реформации он заменил латынь в церквях и школах, стал языком образованных горожан, наречием книг, науки и литературы. Норвежский (многочисленные норвежские диалекты) к концу XVI века уцелел только в сельской местности, на нем говорил простой люд, рыбаки и пастухи.

Но поскольку сельское население составляло 90 % от общего числа, то на самом деле диалектами пользовалось множество людей, и на эти диалекты «датский, в общем, не оказал влияния»[35]35
  Берков В. П. История норвежского языка. – С. 65.


[Закрыть].

В 1814 году Норвегия освободилась от власти Дании… только для того, чтобы попасть в руки Швеции. Но владычество шведов оказалось не таким суровым, и сам факт избавления от многовековой зависимости всколыхнул национальное самосознание, жителям страны фьордов захотелось полной независимости.

А один из признаков «настоящей» независимости – свой язык.

Новый норвежский патриотизм родился еще до разрыва с Данией, в конце XVIII века, и тогда же местные писатели начали сознательно использовать норвегизмы в датском литературном языке. Ну а сельская поэзия на диалектах никуда не исчезла и в период упадка языка; до наших времен дожили, например, «Гудбраннсдальские песни» Эдварда Сторма (1749–1794).

Ну а после 1814 года норвежцы ринулись создавать собственный язык, который отличал бы их от датчан!

Причем мейнстримом стала попытка «норвегизировать» литературный датский – легализовать городское (то есть преимущественно ословское) произношение, отразить его в письме, ввести в литературный язык специфические норвежские слова, формы или обороты, плюс заимствовать недостающие слова из других языков, в первую очередь латинского и немецкого. Проповедником этого направления сделался Кнуд Кнудсен (1812–1895), учитель из Христиании (так тогда именовали Осло).

В 1856 году он издал очень популярный учебник по датско-норвежскому языку Haandbog over dansdk-norsk Sproglære, написал множество статей и книг, добился проведения реформы орфографии. В 1876-м он выдвинул лозунг «норвежское произношение для всей страны», а под «норвежцами» Кнудсен понимал «образованных людей».

Во многом благодаря усилиям Кнудсена возник риксмол (riksmål, досл. «государственный язык»), в 1929 году переименованный в букмол (bokmål, «книжный язык»).

Но не всех устроил такой подход, ведь в итоге основой норвежского языка становился тот же датский.

Наиболее радикальные реформаторы попытались вернуться к языку предков, истинному норвежскому, используя прекрасно сохранившиеся говоры сельской Норвегии. Идея создания гибрида из диалектов принадлежит историку Петеру Мунку (1810–1863), который писал: «Никакое диалектное произношение никогда не может стать литературным языком. Литературный язык – это гармония говоров, сведенных к простой, благородной, первоначальной форме языка»[36]36
  Burgun А. Le développement linguistique en Norvège depuis 1814, 1–2. – Kristiania, 1919–1921.


[Закрыть].

В жизнь идею создания языка на основе исконного норвежского воплотил лингвист-самоучка Ивар Осен (1813–1896). Он самостоятельно выучил латынь, немецкий, древнеисландский и начал с того, что в 1836 году предложил план языковой реформы: «собрать слова и грамматические формы, выработать словарь и грамматику» и «построить то, что он назвал “главным языком” (Hovedsprog)»[37]37
  Берков В. П. История норвежского языка. – С. 76.


[Закрыть].

После этого Осен отправился в путешествие по стране, оно продлилось пять лет (1842–1847), за которые он преодолел более четырех тысяч километров, и все ради языка. Записи, привезенные из экспедиции (целый сундук), стали основой для дальнейших трудов норвежского лингвиста.

1848 год – выходит «Грамматика норвежского народного языка»: описание фонетики, морфологии, словообразования и синтаксиса норвежских диалектов.

1850 год – «Словарь норвежского народного языка».

В 1853 году публикуется самая знаменитая книга Ивара Осена – «Образцы деревенского языка Норвегии» (Prøver af Landsmaalet i Norge); антология текстов на разных норвежских диалектах (всего он использовал 31, из которых 5 восточнонорвежских и 26 – западнонорвежских). В приложении к антологии автор поместил несколько текстов на медиализованном языке, синтезе диалектальных форм с явным предпочтением в сторону архаичных, отличных от датского.

Нормализованный норвежский этих текстов и стал первым образчиком той письменной нормы, которая получила название лансмол (landsmål, «государственный язык» и одновременно «народный язык»). В 1929-м он переименован в нюнорск (nynorsk, «новонорвежский»).

В 1885 году оба языка, риксмол и лансмол, законодательно уравняли в правах. В 1892-м был введен так называемый параграф о языке, согласно которому руководство каждой школы само решает, на каком языке ведется преподавание, и к 1900 году уже около двухсот школ (из шести тысяч) перешли на лансмол. В 1899 году в университете Христиании появилась особая кафедра лансмола, в последующее десятилетие возникли союзы сторонников того и другого варианта.

Осен, будучи романтическим патриотом, искренне думал, что возрождает язык предков, но на самом деле он невольно опирался на родные для него самого говоры Западной Норвегии, считая их более древними, «исконными», не испорченными за время датского правления. Ничего удивительного, что нюнорск и приживался в основном в западных частях страны, в других регионах его использовали куда меньше.

Таким образом, к моменту обретения полной независимости в 1905 году в Норвегии было два основных языка. Разница между первым и вторым значительна: например, в букмоле два рода (средний и общий), а в нюнорске привычная для нас трехродовая система; «я» на первом – jeg (произносится как «йей»), на втором – eg (произносится как «эг»), «Норвегия» будет соответственно Norge и Noreg.

Неудивительно, что возникла идея объединить букмол и нюнорск в единый язык («общенорвежский» – samnorsk).

И покатились одна за другой реформы, пришло в движение то, что один из исследователей-германистов назвал языковой лавиной: «Языковая лавина была приведена в движение, лавина, которая все еще скользит, и никто не знает, как ее остановить, хотя многие были бы счастливы сделать это»[38]38
  Haugen, Einar. Language conflict and language planning. The case of modern Norwegian. – P. 1.


[Закрыть].

Реформа риксмола 1907 года – изменения в фонетике, морфологии, решительный разрыв с датской орфографией.

Вторая реформа риксмола, 1917 года, также затронула многие элементы языка, так что он стал во многом походить на современный вариант, но при этом она легализовала так называемые альтернативные варианты, то есть лишила официальный язык четкой нормы.

Реформа 1938 года – крайне неудачная попытка окончательно «норвегизировать» язык, резко и непродуманно изменить многие его нормы, насытить необычной лексикой, создать «общенорвежский» – встретила колоссальное сопротивление во всех слоях общества и фактически провалилась, так что дальнейшие реформы стали поэтапным отказом от ее положений.

Стоит отметить, что на момент начала этой реформы никто не использовал предложенную ею норму.

Реформы нюнорска шли параллельно – 1901, 1910, 1917, 1938 годы.

Перегибы 1938 года начали отменять только после Второй мировой: реформы 1959-го и 1981-го ознаменовали откат от попытки создания «общенорвежского», язык фактически вернулся к норме, существовавшей после 1917 года. Последняя реформа – «изменения орфографии» – случилась в 2005 году, но есть шансы, что на ней все не закончится.

И сейчас, как сто с лишним лет назад, большинство норвежцев используют букмол, около одной пятой, в основном на западе страны, – нюнорск и очень многие – диалекты. Последние звучат на радио и телевидении, их применяют в официальных выступлениях и при чтении лекций в вузах, а король Харальд V признавался, что при посещении одного селения в Южной Норвегии ему потребовался переводчик.

Все попытки создать единый язык провалились, а об эффективности реформ говорит такой факт: в 1951 году был введен «новый способ счета», по которому десятки предшествуют единицам; но исследование 2010 года показало, что старым способом, где сначала единицы, а потом десятки (как в немецком), пользуются… около половины жителей страны.

Языковая лавина не остановилась и сыплется до сих пор, но она ни к чему не привела, ведь в стране, где два государственных языка, не существует даже общей произносительной нормы. Каждый житель Норвегии (хоть на букмоле, хоть на нюнорске, их смеси или диалекте) имеет право произносить слова так, как ему хочется, и только написание для всех одно… нет, два!.. нет, три… или больше?

Мечтал ли о таком Ивар Осен? Сомнительно.

3.5. Еврей, говори на иврите!

Государство Израиль возникло 14 мая 1948 года, и почти тут же его государственными языками были провозглашены арабский, на котором жители Палестины говорили веками, и иврит, то есть еврейский, вроде бы давно исчезнувший. Как же так получилось, что у евреев к моменту возрождения государства имелся в кармане готовый, зрелый язык?

Древнееврейский язык, в Ветхом Завете именуемый «язык Ханаана» или «иудейский», существовал уже в XII веке до н. э., когда израильские племена завоевали Палестину. Этим временем большинство исследователей датируют библейские «Песнь Моисея при море» (Исх. 15: 1–18) и «Песнь Деборы» (Суд. 5: 1–31), а самую древнюю надпись на известняковой табличке – календарь из Гезера (примерно в 35 километрах к северо-западу от Иерусалима) – относят к концу X века до н. э. Язык документов и надписей, обнаруженных археологами, практически не отличался от зафиксированного в Ветхом Завете.

Вплоть до падения Израильского царства в 722 году до н. э. древнееврейский господствовал от Средиземного до Мертвого моря. Но даже после исчезновения древнееврейских государств он долгое время оставался разговорным, административным и литературным и, как всякий живой язык, активно развивался.

Особенно сильно еврейский менялся под влиянием родственного, широко распространенного арамейского языка.

Арамейский в значительной степени сузил поле функционирования древнееврейского уже к началу нашей эры. А затем последовали уничтожение Второго Иерусалимского храма римлянами в 70 году н. э., начало расселения, и в результате еврейский язык перестал быть разговорным, остался письменным и богослужебным.

А поскольку записывались только согласные буквы, то почти сразу начали возникать разные варианты огласовки, чтения священных для евреев разных стран текстов. На эти варианты также влияли языки того окружения, в котором оказались лишившиеся родины израильтяне, так что древнееврейский, вроде бы мертвый, продолжал изменяться.

Время от времени его использовали как разговорный, например в ситуации, когда евреи переезжали из страны в страну. Хронист XII века писал об этом: «Когда странники прибывали в христианские земли, они не понимали живущих там соплеменников, и по этой причине последние вынуждены были обращаться к Святому Языку»[39]39
  Kutscher, Eduard Y. A History of the Hebrew Language. – P. 149.


[Закрыть].

Изучение древнего языка переживало настоящий расцвет в X–XI веках в мусульманской Испании и Северной Африке. Занимались этим живущие там евреи, но писали они на арабском языке, так что для того, чтобы грамматические трактаты читались в Европе, их приходилось переводить.

В массе своей евреи того времени в повседневной речи используют, однако, другие наречия, как совершенно чужие, так и возникшие в их собственной среде. К числу последних относятся в первую очередь идиш (язык германской группы с обширными заимствованиями из славянских наречий) и сефардский, или ладино (иберо-романский по происхождению, то есть один из потомков латыни с Иберийского полуострова). Упоминаются также иудео-арабский, существовавший в письменном виде уже в IX веке, иудео-персидский, столь же древний, и такие скорее пиджины, чем полноценные языки, как иудео-французский, иудео-итальянский, иудео-испанский.

Самым мощным оказался идиш, возникший в XI веке в Германии, на нем к началу прошлого столетия говорили 11 миллионов человек по всему миру. Но не всех он устроил, многие восприняли его как порчу древнего Святого Языка, языка Откровения.

Девятнадцатый век прошел под знаменем борьбы разных тенденций внутри еврейского сообщества: на чем говорить, ассимилироваться или нет, воссоздавать свое государство или нет, и если да, то где?

И к началу нового столетия, когда идея возрождения Израиля все же овладела умами, позиции идиша не выглядели незыблемыми.

Но какой язык взять?

Возможно, выбор все же был бы сделан в сторону идиша или немецкого (такой вариант рассматривался всерьез), если бы не один человек – Элиэзер Бен-Йехуда, родившийся в Российской империи в 1858 году. В 1881 году он переехал в Палестину, а когда через год у него родился сын Бен-Цион, Бен-Йехуда решил, что его наследник будет говорить только на древнееврейском языке.

Он изолировал мальчика от сверстников, говоривших на идише, ладино, арабском и нескольких европейских языках, а супруге категорически запретил петь колыбельные на русском или идише. Соседи подумали, что Элиэзер сошел с ума, друзья посчитали, что он повредит рассудку ребенка. Но с этого странного поступка началось сообщество людей, для которых иврит стал первым, материнским языком, через тысячелетия после того, как исчез древнееврейский.

Но семьей Бен-Йехуда не ограничился – основал газету на возрожденном языке, учредил Комитет языка иврит (превратившийся затем в Академию иврита), начал работу над первым словарем иврита. Именно ему принадлежит девиз «Иври, дабер иврит!», то есть «Еврей, говори на иврите!»

Бен-Йехуда не остался в одиночестве, его поддержали многие. В 1904 году в Иерусалиме Союз взаимопомощи немецких евреев основал учительскую семинарию для преподавателей иврита, в 1905-м в Яффо открылась «Герцлия» – первая средняя школа с обучением на иврите. В общинах-кибуцах все чаще и чаще выбирали именно этот язык, поскольку для переселенцев из разных стран он был одинаково чужим, но в то же время обладал ореолом подлинности, древности.

К 1914-му в Палестине из 85 тысяч евреев около 25 тысяч использовали иврит. Особенно значительным был их процент в кибуцах, где оседали многие из только что приехавших, в старых же городах вроде Иерусалима и Хеврона число говоривших на иврите было мало.

Когда Британия получила мандат на управление бывшими турецкими территориями вокруг Мертвого моря, то иврит наряду с арабским и английским стал одним из трех официальных языков подмандатной территории (22 ноября 1922 года).

Не все шло легко, события первой половины ХХ века в Палестине иногда называют «Войной языков» (ивр. «Милхемет ха-сафот»): первый учебник математики на иврите (появился в 1909-м), забастовка студентов Техниона, старейшего вуза страны, где преподавание велось на немецком, запрет на использование идиша и ладино, изменение написания имен и даже полная их смена (например, Давида Бен-Гуриона при рождении звали Давид Йосеф Грин, а Голду Меир – Голдой Мабович).

Даже классика идишской литературы Шолом-Алейхема долгое время издавали исключительно на иврите.

Откуда взялся сам термин «иврит», то есть «еврейская» (со склонением все в порядке, «язык» (сафá) – женского рода)? В тексте Ветхого Завета это прилагательное используется для того, чтобы обозначить израильтян в ситуациях контакта с представителями других народностей. Применительно к языку термин впервые появляется в Мишне и Талмуде, а распространение он получил в трудах еврейских грамматиков Средневековья (X век).

Только вот сам иврит получился не совсем тем языком, на котором говорили евреи времен Давида или первых римских императоров. Он обогатился множеством слов, коих просто не было восемнадцать веков назад, и претерпел грамматические трансформации под влиянием тех же идиша и ладино.

Например, изменился порядок слов: если раньше был VSO (глагол – подлежащее – прямое дополнение), то сейчас SVO (подлежащее – глагол – прямое дополнение); преобразовалась система глагольных времен – совершенное и несовершенное стали прошедшим и будущим, а настоящее стало выражаться причастиями.

Обогащение же иврита новыми словами – процесс большей частью упорядоченный, и именно им в первую очередь занимается Академия языка, созданная еще в 1889 году как Еврейский языковый комитет. Смена названия произошла в 1953 году, уже после создания государства, и с того же времени определился состав Академии: 23 полных и 23 ассоциированных члена, специалисты из самых разных областей науки и техники.

Академия пускает в дело разные источники: Мишну и Талммуд, Септуагинту[40]40
  Канонический перевод Библии с древнееврейского на греческий, выполненный в III–I веках до н. э.


[Закрыть], свитки Мертвого моря, средневековую поэзию на еврейском языке, арамейский язык, другие еврейские языки, языки Европы. Берется даже речь недругов-арабов: например, еврейские корни для слов «вежливый», «редкий», «серьезный» взяты из языка Корана.

В ход идут следующие способы лингвоадаптации:

– изменение значения древних слов – алуф, обозначавшее когда-то «тысячник», стало воинским званием «генерал»;

– аналогичное образование слов от существующих корней по новым правилам – махшев («компьютер») от основы ХШВ, «вычислять», по аналогии с мазрек («шприц») и так далее;

– сочетание слов шем-мишпаха будет обозначать «фамилию», в то время как шем – это «имя», а мишпаха – «семья».

Применяется также слияние-сокращение терминов (вроде нашего «колхоз») и прямое заимствование из иностранных: английского, немецкого, французского, русского. В современном иврите число слов, взятых из древнего наречия, оценивается в двадцать тысяч, в то время как новообразований и заимствований – больше ста.

Но это не мешает ивриту быть вполне полноценным, живым языком со своими яркими особенностями. В самом Израиле у него конкурентов нет, именно его учат евреи по всему миру, а ладино и идиш стали в первую очередь лингвистической экзотикой.

И это единственный известный нам случай успешного возрождения практически мертвого, книжного языка и введения его в широкий, поистине всенародный оборот.