Текст книги "Яблочный пир. Книга-факсимиле"

Мои путешественники

Всё было хорошо, и можно было бы радоваться, глядя на свой маленький сад. Но я не был доволен. Что за сад, в котором посажено три культурных яблоньки да несколько саженцев? Не о том мечтал я.

Мне хотелось иметь много сортов яблонь, вишен, груш, чтобы испытать их в нашем климате.

Жадно читал я всякую литературу по садоводству, выписывая разные прейскуранты. И тогда же решил выписать растения из разных мест, близких к нашему климату.

Написал письма в три места: в имение Новинки, близ Нижнего Новгорода (теперь Горький), в деревню Кизер, на реке Вятка, и в Красноярск.

Весна тогда была ранняя, теплая, с ветрами-суховеями. Ждал я, ждал своих растений – никак не мог дождаться.

Первыми прибыли деревца из деревни Кизер. Ехали они ко мне свыше трех недель.

Но не в таком виде ожидал я встретить своих путешественников. Кроны яблонь Черного дерева и Антоновки полуторафутовой совсем засохли, кора сморщилась.

Следом за кизерскими, приехали деревца из Красноярска и тоже с засохшими кронами.

Но больше всех досталось растениям, отправленным с берегов Оки. Они путешествовали больше месяца и совсем пересохли: их корни не обложили мхом.

Что мне было делать? Кинулся я искать совета в литературе. В книгах в таких случаях рекомендовалось выкопать в земле канавку, глубиной сантиметров семьдесят, положить в нее растения, засыпать рыхлой землей и поливать водой в течение двух-трех недель. И тогда растения справятся.

Время было позднее. Стоял уже конец мая, вокруг все зеленело, а мои дальние путешественники только что прибыли.

Я решил поступить иначе. Взял железную ванну, налил воды и опустил туда корни растений. Место для яблонек я приготовил заранее. Выкопал две канавы, глубиной в полметра и шириной в метр. Немного подальше выкопал такие же ямки. В середину каждой ямки вбил колышек и вокруг каждого из них почти доверху, конусом набросал земли.

В день посадки вышла в сад моя семья.

Работа закипела. Я ставил яблоньку к колу на кучку земли, жена брала её за верхушку и поддерживала, пока 15 летний сын Валериан подбрасывал землю. Я расправлял корешки и зорко следил, чтобы не образовалось между ними хотя бы небольшой пустоты. Двухлетняя Галя таскала воду в красных игрушечных ведерках и поливала посаженные яблоньки. К вечеру всё было посажено и полито.

Дня через два земля осела, и я сам подвязал яблоньки к кольям.

Теперь на месте свалки высовывались из земли десятки маленьких некрасивых, пока голых деревцев.

Как изменилась моя усадьба! Чего, чего теперь тут только не было!

Тут было двадцать культурных яблонек разных сортов, пятнадцать сеянцев Рудого, три груши, четыре культурных вишни, шесть кустиков вишни неизвестных сортов, малина белая, пять сортов красной малины, ирга, смородина чёрная обыкновенная и чёрная таёжная, смородина белая, красная, синяя, слива уссурийская, барбарис, крыжовник зелёный гладкий, зелёный мохнатый, крыжовник красный, ежевика, клубника, земляника, рябина, черемуха, калина.

Тут же были тополь, липа, сирень, шиповник, роза «Царица севера», жасмин, клён американский ясенелистный, бузина, татарская жимолость, берёза, ель, вереск, жёлтая акация, верба. Я живо представил себе, как зазеленеет и расцветёт мой сад.

Вскоре приехал ко мне Рудый.

– Ну-ка покажи, что насадил? – спросил он.

– Пойдём, погляди. Теперь всё у меня есть.

Осмотрел он мои деревца и сказал:

– Всё погибнет. Вот разве что красноярские сохранятся…

Промолчал я: неприятно было мне это слышать.

Ходил я от одного растения к другому и с тревогой всматривался, как они живут, как себя чувствуют.

У многих пришлось срезать засохшие ветки. У яблоньки гибрида хутора Благодатного, что прибыл из Красноярска, из всей кроны осталась живой только ветка, остальные пришлось срезать.

Большинство саженцев выглядели слабыми, болезненными, полузасохшими кустиками.

Надвигалась зима. Надо было чем-то защитить моих питомцев от мороза. Стал я собирать рогожи, мешки, кули и завертывать в них кроны растений.

От более надежной защиты от мороза я опять-таки сознательно отказался. В этом случае я рассуждал так: «Если гибнуть, так пусть гибнут теперь же».

Но некоторое прикрытие мне казалось необходимым, как необходима, бывает более теплая одежда для слабых людей.

Как и следовало ожидать, в первую же зиму совсем померзли яблоньки: Налив красный, Штрейфлинг, Черное дерево волжское и Антоновка полуторафутовая. Погибли совсем и обе груши и малина суперлятив. У Ренета Крюднера и Черного дерева Лифляндского померзли все кроны. У сливы уссурийской померзла вершинка, и появилось камедетечение.

Но что, же было причиной гибели моих путешественников? Уральские морозы?

Нет, климат Урала тут ни при чем. Виноват был главным образом я сам.

Моя первая ошибка была в том, что я выписал деревья весной. Ведь я знал, что им предстоит совершить длительное путешествие, да еще с пересадкой с парохода в вагон поезда.

Вот если бы я выписал деревья осенью, тогда другое дело. Осенью обычно сыро, прохладно, и тянется осень дольше, чем весна, и потому задержка растений в пути не так сильно отразилась бы на них.

И вторая моя ошибка в том, что я не прикопал растения так, как рекомендовали мне книги.

Растения же были плохо упакованы. Корешки – самая важная часть растения – не были обложены мокрым мхом. Они, как рыба, вынутая из воды, стали умирать от губительного сухого воздуха.

Я же не принял всех мер, чтобы их оживить. Поэтому растения стали гибнуть одно за другим: одно – раньше, другое – позже. Они не имели в себе достаточно сил, чтобы бороться с уральскими морозами.

Меня радовали только вишни. Во второй половине мая они зацвели. Особенно много было цвета на местной уральской вишне. Ростом она доходила мне всего до пояса. Настоящий карлик! Вся в цветах, стоит как пышный букет.

У вишни-Шпанки цветы были самыми крупными.

После работы, я часто садился в складное садовой кресло и любовался цветением вишни. Невольно вспомнились слова поэта:

«Как молоком облитые,

Стоят сады вишневые,

Тихохонько шумят…»

Уже отцветали вишни, как вдруг в конце мая пал сильный иней. Вода в кадке замерзла. Температура упала до 2,2 градуса ниже нуля. Цветы и завязи плодов померзли, и только кое-где внизу, у самой земли, под прикрытием верхних ветвей, сохранились живые цветы. Они-то и дали нам первые ягоды. На местной вишне висели мелкие ягоды, кисловатые на вкус, зато на Шпанке встречались ягоды весом дог семи граммов.

«Ни разу она еще не давала ягод», – вспомнил я слова хозяйки. Теперь это уже была неправда. Шпанка дала свои первые ягоды.

На другое лето еще пышнее цвети вишни. Заморозков во время цветения не было.

Пришла к нам как-то соседка, увидела Шпанку в цвету, так и ахнула: – «Ну и красота!» после того каждый раз просила: – «Покажите мне еще раз красавицу».

А мой отец, семидесятилетний старик, никогда сроду не видавший вишневых кустов с ягодами, любовался ими и все говорил мне:

– Разводи больше вишенья…

Дали вишни большой урожай.

Ошибки

Следующая зима унесла три яблони. Погибли Астраханская красная, Титовка и Сахарная.

Непобедимая Грелля прошлые два года росла хорошо и весной тоже неплохо себя чувствовала (росла она красивой пирамидкой), но с половины лета стала сохнуть.

Ходил я около нее с удивлением и грустью смотрел на ее умирание. Не мог понять, отчего она гибнет.

Так она к концу лета и засохла.

Наступило другое лето. Стал я ее, совсем засохлую, вытаскивать из земли и… открыл причину гибели.

На ней, в самом низу ствола, на тонкой проволочке висела этикетка, с названием сорта. Пока яблоня была маленькой и тонкой, эта этикетка не мешал, ей расти. А позднее, когда она стала толстеть, тонкая проволочка врезалась в ствол дерева и задушила его. Течение соков прекратилось и, не получая питания, моя Непобедимая Грелля погибла.

Она хорошо переносила морозы в Красноярске. Она должна была и у нас, на Урале, хорошо расти.

Так вот, если вы будете разводить плодовый сад, вспомните про Непобедимую Грелля и не думайте, что ее нельзя разводить на Урале. Она теперь уже растет и плодоносит у других садоводов здесь же в Свердловске. Только яблочки ее довольно мелки.

В этом же году погиб у меня Белый налив. Рос он хорошо. Только на мое горе – посадил я его близко к забору, через который уже начали перебираться мальчики.

«Что будет с наливом, когда появятся на ветвях первые яблоки? – думал я. – Конечно, не прошеные посетители оборвут их и обломают ветви».

Решил перенести яблоню на другое место. Выбрал наиболее отдаленный и безопасный уголок, выкопал ямку и стал пересаживать. Хотя земля уже оттаяла, но наверху лежал только что выпавший снег.

Пересадку деревьев я делал тогда еще впервые и не знал, что нужно деревце выкапывать. Казалось, это очень просто, а когда стал делать, увидел, что тут нужно и знание, и умение, и осторожность.

Я поставил лопату лицом к деревцу и наступил на нее ногой. Врезалась она в землю неподалеку от штамба деревца и перерезала корни, скрытые землей. Самая важная часть – мочковатые мелкие концы корешков остались в земле, отрезанные от дерева, а корни получили ранения.

Так выкапывают яблоньки в питомниках, когда им бывает всего два-три года. У таких деревцев корни еще недалеко уходят от штамба и если и повреждаются, так немного, а затем повреждения сглаживаются острым ножом и тогда из таких мест вырастают новые мелкие корешки. И вообще деревце легче переносит ранение корней в более молодом возрасте.

А здесь деревцу было уже лет пять-шесть и корни его ушли далеко от ствола, чего я не учел и поэтому отрезал своей лопатой больше корней, чем допускалось правилами.

Заметив это, я уже ставил лопату ребром к деревцу. Так и начать надо было: при таком выкапывании корни гораздо меньше повреждаются, теряя лишь незначительную часть мелких корешков.

Когда мне показалось, что растение кругом окопано уже достаточно, и что пора его вынимать, я взял его за штамбик и начал тянуть. Но не тут-то было. Деревцо еще крепко держалось в земле. Еще немного покопал. Попробовал. Нет, не дается.

Засунул я тогда лопату под корни, по направлению к стволу, и давай выворачивать деревцо.

Что-то треснуло, ком земли вместе с корнями поднялся, и я вытащил деревцо из ямы.

И что же? Корень, который, как говорят, шел редькой в землю, оказался отрезанным моей лопатой.

Не сгладив ран на корнях, поспешил поскорее посадить растение в приготовленную яму. А когда набрасывал в яму земли и засыпал корешки деревца, то вместе с землей накидал и выпавшего снега. Так, думал я, будет лучше, – растение получит больше влаги.

На самом деле получилось по-другому. Зарытый в землю снег таял очень медленно, и низкая температура задерживала рост растения. Жизнь корней замерла. Раненные, закопанные в сырую, холодную землю корни стали гнить. Сколько я ни ходил после того около яблони, сколько ее ни поливал – Белый налив так и не отрос. Но я все-таки хотел во чтобы то ни стало развести в своем саду Белый налив.

Я решил взять черенки из сада доктора Арнольдова и привить их на сеянцы Рудого.

Был у доктора сад на том месте, где теперь стоит клуб имени Максима Горького.

Пошел я к доктору ранним утором. Вхожу во двор, вижу, под навесом стоит старичок в короткой поддевке, простых сапогах и пилит дрова.

– Где можно видеть доктора Арнольдова? – сказал я.

– Это я. Что вам угодно? – спросил старичок.

Я объяснил ему причину своего прихода.

– Хорошо, – сказал доктор, – пойдемте в мой сад.

У доктора был небольшой, но редкостный сад. Тут были и яблони в возрасте около тридцати лет, и могучий дуб, и клен, и серебристая ель, и орех, и даже знаменитый китайский корень женьшень.

Я ходил по саду, как по музею, с удивлением разглядывая редкие для Урала растения.

– Вот вам Белый налив, – сказал мне хозяин, подойдя к одной из яблонь: – можете резать, сколько вам надо черенков.

Яблоня еще стояла безлиственной, почки не тронулись в рост. По внешнему виду ветки не подмерзли за зиму, и, значит, черенки были вполне пригодны для прививки.

Я тотчас же вынул перочинный нож и нарезал пять однолетних побегов.

Распрощавшись с хозяином, я поспешил на службу. Там черенки завернул в мокрую тряпку, чтобы предохранить их от высыхания. Вечером того же дня приступил к прививке.

Но как делать прививку? Я впервые принимался за это дело. Больше того: я даже не видел живого примера. Стал я делать так, как описывалось в книге, но когда читал и смотрел на рисунки, мне всё показалось простым и лёгким, а когда стал сам делать, всё выходило как-то не так.

На рисунке было видно, что п р и в о й – черенок культурного сорта – плотно во всех местах прилегает к п о д в о ю – тому растению, на которое черенок прививается. А я, сколько ни старался, никак не мог плотно приложить черенок: то где-нибудь сбоку неплотно прилегает побег, то сверху. Срезал бугорок на черенке – образовалась ямка, опять пустота между привоем и подвоем.

Понял я, что и в прививке нужен навык.

Не думайте, однако, что прививка трудное или секретное дело. Не надо только сразу начинать прививку настоящих черенков, необходимо сначала попрактиковаться на ветках ивы, рябины, черёмухи, берёзы, – и только тогда получатся правильные срезы, плотно прилегающие один к другому. Так делают и опытные садоводы. Долго провозился я с прививкой, но всё-таки сделал. Белый налив снова появился в моём саду. Но стыдно сознаться, – я снова его сгубил. Только подросло моё деревце, стал я пересаживать его на постоянное место и сильно поранил, а главное, оборвал корни. Белый налив прочахнув с год, погиб.

И досадно мне было и обидно, но винить некого – сам виноват!

Так делал я одну ошибку за другой.

В конце мая 1918 года зацвели Боровинка, Грушовка, Хорошавка алая, Пурпуровое. Особенно много цвета было на Хорошавке. Красива она была в это время.

Глядя на неё, я раздумывал: как быть? Рано яблонька приносит плоды, истощается раньше времени. Лучше бы оборвать весь цвет.

Но сильно хотелось мне получить яблоки в нынешнем году. Не выдержал я, и оставил на Хорошавке пятнадцать цветков, а остальные тридцать пять оборвал.

Из пятнадцати цветков образовалось четырнадцать завязей. Не под силу оказалось маленькому деревцу вскормить четырнадцать яблочков. Ветки отдали плодам всё, что могли дать. И всё-таки пищи оказалось недостаточно. Яблоки выросли маленькими, меньше куриного яйца.

Не учёл я, что Хорошавка выросла в более мягком климате, перенесла все невзгоды в длительном путешествии и должна была теперь окрепнуть, набрать сил для жизни в новой среде. Я же позволил её эти, ещё малые силы бросить на выращивание плодов. И дерево обессилело. В первые же морозы дерево замёрзло, и пришлось его выбросить.

Яблоко! Яблоко!

На сортах яблонь Пурпурном и Боровинке завязи осыпались. На Грушовке росли два яблочка. Всё лето наблюдал я, как они наливаются. Ждал, когда поспеют.

В конце августа я увидел на земле, около Грушовки, упавшее яблоко. Оно было круглое, как репка, и буро-зеленое, как листья яблони.

Я покачал его на руке – яблоко весило около сорока грамма.

– Яблоко! Яблоко! – закричал я, входя в дом.

Вся семья вскочила от радости. Еще бы! У нас выросло яблоко!

Через день Грушовка сбросила и второе, последнее яблоко. Пожил я его в буфет, как великую драгоценность, все только ходил около него, нюхал и осматривал.

Недели через две созвал я свою семью к буфету и торжественно вынул яблоко.

– На-ка, Фома неверная, попробуй, – сказал я жене, подавая четверть яблока

– Чуть-чуть с кваском, сказала жена с довольной улыбкой.

– Как груша, – заявила Галя. А ну-ка, папа, разрежь и другое яблоко.

Всем понравились яблоки. А всех больше был доволен я.

Эта Грушовка на другое лето дала уже двадцать яблок. Все мои знакомые удивлялись: «Не может быть, чтобы здесь выросли эти яблоки, вы нас морочите…»

Не веря нашим словам, они приходили в сад и руками ощупывали яблоки, висевшие на ветках.

В конце сентября и с Апорта я снял два яблока. С того Апорта, которому я обрезал померзшую крону и придал форму горизонтальной шпалеры (см. Р. И. Шредера).

Яблоки были крупные с ярким румянцем на одном боку. Я пожил их опять в буфет на лежку. Они издавали такой аромат, что мы его чувствовали еще на пороге, входя в комнату. А кожица блестела, как смазанная маслом. Когда они достаточно вылежались, я снова торжественно разделил их на четыре части.

Как передать вкус яблока, которое вырастил сам! Как передать радость оттого, что в руке держишь Апорт, выросший на Урале!

Мой Апорт рос на чужих корнях. Обычно все привитые деревья растут на чужих корнях.

Но я знал из книг, что яблоня может расти и на своих корнях, и тогда она будет плодородной и выносливой. Я и решил заставить Апорт «родить» корни.

В начале августа взял садовый нож, надрезал внизу веточки Апорта, выросшие в этом году, надломил и опустил их во взрыхленную под ними землю.

Надрезанными заранее рогульками из тополя пришпилил ветки в месте надлома к земле, насыпал сверху рыхлой земли, а концы веток поставил вертикально, привязав их к колышкам. После этого полили обильно водой.

Нехотя давала яблоня корни из ветвей. Не отрезанная половина ветки продолжала отдавать сок от ствола к вершине. Другая половина, поле надреза, медленно начинала выпускать в землю корни.

Только на третью весну веточка Апорта перешла на иждивение собственных корней, после того как я отрезал их от маточного растения. Их было четыре. Мне хотелось поскорее высадить их на постоянное место, чтобы посмотреть, как они будут расти самостоятельно. Той же осенью я это сделал, упустив из виду то, что в нашем суровом климате всякие посадки и пересадки надо делать только весной, потому, что за зиму земля промерзает основательно и мелкие корешки растений не только замораживает, но и рвет, давая трещины. У моих же растений корешки были еще небольшие, слабые. В первую же зиму три побега погибли. Осталось только одно деревцо.

Однажды весенним утором я не нашел его на месте. Апорт исчез. Что за чудо, куда деревцо могло деваться? Если кто-нибудь вырвал, осталась бы ямка. С чрезвычайным удивлением глядел я на то место, где рос Апорт. Пошарил рукой и наткнулся на острый едва заметный пенек.

Кто же уничтожил мой Апорт?

Огляделся по сторонам и увидел виновника: невдалеке по саду прыгал мой кролик Мишка.

– Ах, негодяй! Что ты наделал? – закричал я.

Кролик проскакал немного, сел и с самым невинным видом стал передними лапами чистить свою мордочку.

Апорт все-таки не погиб. Из оставшихся в земле корешков вышел новый побег. Он оказался не дичком, а разросся большим кустом и стал давать крупные вкусные яблоки.

Из всех яблонь крепче и здоровее была Грушовка. В 1920 году я ждал, что она даст мне уже не двадцать яблок, а сотню, а то и больше.

Наступила весна. Я опасался, что во время цветения ударит утренник и погибнет цвет. И я решил задержать цветение Грушовки до более теплой поры.

Отоптал вокруг ствола снег и положил сверху навоз. Теперь солнечные лучи не так быстро растопят снег, скрытый под навозом. Если снег не растает, не оттает под ним и земля, и значит, корни дерева не будут работать, и всё дерево проснётся от зимней спячки значительно раньше.

Так рассуждал я. Так говорили и книги. А случилось другое.

Март выдался особенно тёплым. Днём термометр показывал +12,4 градуса, а ночью наступало резкое падение температуры до -13,2 градуса. Кора яблонь за день успевала оттаивать, а ночью замерзала. Мне нужно было побелить стволы яблонь известью. Тогда бы дерево не получило солнечных ожогов – белая кора отразила бы солнечные лучи, а известь, как одежда, защитила бы от морозов.

Я такого не сделал. Земля оттаять ещё не успела, а в стволе и кроне дерева началось движение соков. Корни же лежали в мёрзлой земле и не могли подавать соки из земли. Дерево стало сохнуть. Кора сморщилась, где был ожог, стала тоньше, побурела. Ожоги были не только на Грушовке, но и на других деревьях. Сад погибал. Только решительные меры могли спасти его.

Я взял нож и вырезал на всех повреждённых стволах обожжённые места, а где повреждения были более значительные, срезал пилой штамб до здорового места. Этим я спас несколько яблонь.

Не спас только Грушовку. Как неопытный хирург, я не сразу сделал нужную операцию. Срезал засохшие ветки, вырезал обожжённую кору, а срезать большую часть штамба, как следовало сделать, не решился. Жаль было свою любимицу.

Тем временем она всё больше и больше сохла. И тогда я срезал ещё штамб, было уже поздно – из пенька пошел, было, побег, но вскоре засох.

Вместе с Грушовкой погибли ещё две яблони: Пурпуровая и Репка красная. Первую я неправильно подрезал, и её поразила болезнь – огневица. Вторую обложил свежим конским навозом и слегка прикопал его к корням. Хотелось помочь ей поскорее вырасти, а на деле оказалось, что корни яблони загнили, и растение погибло.

С Боровинкой, между прочим, произошёл ещё другой случай. Росла она в палисаднике, во дворе. Тогда летом мы закрывали кур, чтобы они не оклевывали ягоды в саду. У Боровинки тоже был срезан почти весь штамб. Из оставшегося пенька вырос побег. Как-то в один злосчастный день петуху и вздумалось пропеть своё «кукареку» на этом побеге. Взлетел он на него и своей тяжестью обломил его у самого основания. Больше побега из пенька не вышло, и он засох.

Не будь второго случая, возможно, что Боровинка, и осталась бы жива, как осталась живой и плодоносит Антоновка и другие, пострадавшие в эту зиму и весну деревца яблонь. В дальнейшем я привил Боровинку в крону Китайки. В настоящее время Боровинка дала мне двадцать крупных плодов. Значит, расти в Свердловской области, этот сорт может.

На этом мои невзгоды не кончились.

Однажды зимой, козы соседа, забрались в мой сад и обглодали почти все яблони. Уцелела лишь Антоновка, Анис да одна из сибирок.

Срезал я обглоданные деревца. Не прошло и недели, как ночью вырвалась из стайки моя коза и обглодала весь ствол Аниса, вплоть до самой земли.

Тут уж я так рассвирепел, что немедленно взял нож и собственноручно эту козу прирезал. Конечно, этим не вернуть жизнь Анису. Весной на дереве, начали, было, распускаться цветочки и засохли. Спасти его было невозможно.

Мой сад опустел. В нём, как остатки зубов во рту старого человека, торчали одинокие, жалкие деревья. Из четырёх десятков яблонь сохранилось только восемь. Вместо двадцати шести культурных сортов, осталось четыре, да и те начали расти снова, как будто только что начали жизнь.

На пустыре, как после пожара, посадили мы картошку, капусту и морковь.

Что было делать?

Признать себя побеждённым после восьми лет работы в саду и отбросить свою заветную мечту развести сад или, учтя свои ошибки, начать всё снова и доказать своим опытом, что на Урале могут расти яблони? Я выбрал второй путь.