Текст книги "Будни науки…"

2

…Арсений поверх очков обвёл глазами аудиторию. Он тут практически никого не знал лично, в лучшем случае – по переписке. Вообще говоря, не лишне уточнить – формально сегодняшнюю награду Арсению вручали не за прикладные вещи, а наоборот, – за теоретические (или даже мировоззренческие) следствия из его практических разработок. Поэтому тут и собрались на 90% теоретики. Как выяснилось, методы разработки программного обеспечения для одевания на собаку ошейника дали весьма глубокие теоретические последствия. Так бывает иногда. Хотя изначально казалось – а в чем проблема то? Вот стандартный домашний робот со встроенным процессором, вот собака, вот программка для процессора. Но как объяснить роботу с каким угодно быстрым процессором, что собака – это собака, ошейник – это ошейник, и ещё – нельзя собаке делать больно? Арсений нашёл в этой теме такие глубины искусственного интеллекта, что всем мало не показалось. Поэтому пошли публикации, всякие дискуссии, поднялся научный ажиотаж, и венцом всего было сегодняшнее заседание, посвящённое его разработкам. Тут уж не увильнёшь – тут надо было быть лично, порядки у Комитета по фундаментальным инновациям ещё остались прежние, с патриархальных времён. Фрак, бабочка, речь, потом ещё брифинг, коктейль, приветствие монарших персон, что-то ещё. Хорошо хоть, что фрак и бабочку можно было взять на месте, в ателье неподалёку. Первой шла слегка чопорная процедурная часть. Собственно награду Арсению вручал бодрый сухонький старичок с пронзительно синими глазами. Когда-то давно известный хакер, кстати (правда, поговаривали, что он слегка тырил чужие идеи). Но, по-любому, он был первым, кто поставил старый вопрос в новой редакции – а до чего можно в конечном счёте допрограммироваться? И что, соответственно, можно вложить в робота? Где тот максимум, который делает робота уже полезным, но ещё не опасным? Как попасть в диапазон поведения, где робот не будет опасно самостоятельным, но и не будет раздражающе глупым?

И Арсений в своих работах по, казалось бы, изначально довольно простой и сугубо прикладной теме докопался до таких глубин программирования и придумал такую теорию, что это несколько лет назад привлекло весьма большое внимание научной общественности. Ну а вот теперь это всё вылилось в то, что ему вручили награду самого престижного научного общества.

В зале и на балконах расселись седовласые маститые учёные и Арсений, получив тиснёную золотом грамоту, чек и медаль на ленточке, сейчас как раз начинал свой доклад – это была вторая часть процедуры. Он глотнул водички из специального древнего стакана с вычурной гравировкой, потрогал головку микрофона и приступил. У него был ровно один час – так полагалось по регламенту, который создался больше ста лет назад и тщательно соблюдался до сих пор.

Начал Арсений издалека, с простого и теперь уже общеизвестного. Одним из первых установленных им фактов стал тот, что собаки на самом деле прекрасно понимают телевизионное изображение, просто раньше оно делалось на иной частоте и по другим принципам. И собакам это было, видимо, весьма неприятно. Догадаться было не очень сложно, на самом-то деле.

Доклад, забыл упомянуть, надо было делать по старой традиции на английском языке. С ним у Арсения не было особых проблем, но это вызывало лёгкий внутренний протест. Потому что история несправедлива, увы. Но, если быть честным, русский язык сделать международным – это, конечно, сильно негуманно по отношению к тем, для кого он не является родным. Логичность в русском языке – её ещё поискать надо. Медведица, львица, но отчего-то слониха и бегемотиха – лучшее тому подтверждение. Свинина, но курятина – аналогично. Почему нельзя одинаково? Никто не знает… Это просто маленький пример, понятно… Арсений не лингвист, но даже ему бывает удивительно или даже неловко иногда от парадоксов родного языка.

Кстати, попутное наблюдение: ведь язык, на котором излагаются знания, которым пользуется наука, неизбежно станет через какое-то время языком образования. Ну, а отсюда уже полшага до языка профессионального и даже бытового общения. Поэтому достаточно уничтожить книги на оригинальных языках, переписать их (или то, что выборочно нужно) на некоем избранном языке и через 100 лет вы получите это в качестве языка повседневного общения. Поэтому инвестиции в книгопечатание и виртуализацию всего массива знаний цивилизации оказались столь эффективными для изменения менталитета людей и для перехода к единому языку. Оригиналы, первоисточники, конечно, кое-где ещё остались (хотя не факт), но доступ к ним сильно ограничен для обычного человека и какие-то знания оттуда, соответственно, тоже запросто не получишь. Арсений не предполагал, конечно, что англичане додумались до такого изящного способа порабощения всех прочих. Но так само собой получилось по ходу экспансии по миру. Он, кстати, вообще находил англичан двуличными. История ведь обошлась с англичанами довольно милостиво – их островное расположение и ресурсная пустота отбивали у нормального внешнего агрессора охоту вести с ними серьёзные и затяжные войны. Так, пару раз слегка помахали мечами – и всё… Смысла особого не было. И это, похоже, сформировало у англичан в результате некое ощущение своей национальной безнаказанности, можно, наверное, это и так сказать. А коварная политика позволила им быстренько рассорить конкурентов (простодушных материковых жителей), опередить их в захвате ресурсов и после этого создать себе плацдарм для нравоучений остальным. Теперь всё, поезд давно ушёл – делёжка закончилась – и можно казаться мудрыми, рассказывать другим о так называемых либеральных ценностях и отговаривать их от жестокости, агрессивности и попыток вернуть англичанам «должок». А говорить о духовности англичан – вообще смешно. Если же опять вспомнить японцев: ведь когда их крепко щёлкнули по носу – они вняли и успокоились. И теперь у них главное в мироощущении – это то, что они гости на этой земле, просто пылинки, влекомые ветром в пучину. Тут уж не до доминирования – успеть бы хоть чуть-чуть прочувствовать красоту цветущей сакуры – им это поважнее будет. И это правильно, в общем. Помните знаменитое хокку Катаоке Такафуса «Легче гусиного пуха… Жизнь улетает… Снежное утро»? Н-да… Англичанам-же, уже явно клонящимся к закату на исторической арене, хотелось всё-таки послать послание потомкам, сделав на прощание свой язык международным…

Впрочем, Арсений уже, оказывается, прочёл почти половину своего доклада, отхлебнул ещё водички из стакана, которым пользовался, похоже, сам шведский король из позапрошлого века, и теперь слегка нудно, методичным голосом сообщал аудитории примерно следующее…

«…Сегодня в очередной раз хотелось бы привлечь внимание к вопросам самосознания у искусственно созданных устройств. Насколько самосознание необходимо для осмысленной деятельности? Да, давно уже стало ясно, что для действительно полезной деятельности запрограммировано должно быть гораздо больше, нежели тривиальный набор реакций на некоторые входные воздействия. Упрощённо говоря, цели программы должны совпадать с целью её запустившего человека: тогда он сможет на какое-то время даже заняться чем-то иным, программа будет делать то, что нужно, – то, что ей диктует встроенная система целей и ценностей… Самомодификация своих собственных встроенных программ должна быть, безусловно, допустима, но… в каких пределах и, я извиняюсь, под чьим контролем это должно проходить? Ответ прост, но непонятно, как его реализовать, – нужен встроенный самоограничитель или вынесенный контрольный блок – иначе говоря, самосознание. Мы имеем пару „управляемый – управляющий“, и эта пара в совокупности и образует нечто интересное для нас. Способное к так называемому „поведению“ – в соответствии с той или иной системой инкапсулированных ценностей. Тут спора особого нет, всё понятно… Это азы кибернетики…»

Арсений опять поправил очки и поднял голову. Телевизионщики располагались сбоку. Среди тех, кто сидел в зале и вникал в суть, не наблюдалось особого однообразия. Кто-то внимательно слушал, что-то даже помечая для памяти, кто-то дремал, большинство разглядывали свои коммуникаторы – видимо, писали смс-ки или расписывали втихую «пулечку». В принципе всё, что он говорил, было опубликовано там или сям, так что слушать, затаив дыхание, такой уж большой нужды у собравшихся не было, на самом деле. Арсений это понимал. Отсутствие интереса у большинства людей практически ко всему – это, пожалуй, не так уж и плохо. Это означает, что базовые вопросы всё-таки удалось решить, пусть иногда схематично и без нюансировки, – но пирамиду Маслоу тоже не отменишь ведь. А дальше – уж каждый сам себе придумывает, что ему интересно, – начинается индивидуальный прогресс. Другая фаза развития, с другими пружинками…

«…Так кто скажет, как может быть устроено сознание робота? В двух словах ответить непросто. Для начала поймём, что сознание в существенной степени определяется подсознанием. Но, как все знают, – наше, человеческое сознание и наше же подсознание „сидят в разных кинотеатрах и смотрят, вообще говоря, совсем разное кино“. Это сказал Накамура ещё 10 лет назад – и мне очень нравится эта метафора. Но подсознание – это всё-таки некий „люк“, само продуцировать поведение оно не может. Но оно может „намекать“ сознанию на желательные варианты поведения. Каким-то пока неясным образом транслируя эти намёки из иной части реальности. Той, которая не является умопостигаемой, но является эмоционально постигаемой. Так что повторить эту схему или эту логику формирования поведения на уровне программы можно, предусмотрев у программы тоже некий „люк“ в иное. Казалось бы, тут всё понятно – на уровне схемы, во всяком случае… Но, увы, на этом пути имеются серьёзные затруднения…»

Арсений опять обвёл взглядом аудиторию, но это было чисто моторное действие – отдельных лиц он не выделил, всё было слито в монолитную массу – люди, стены, люстры, ковровые дорожки в проходах, золочёные набалдашники кресел в партере. Сознание всего этого не разделяло. Это как идёшь по лестнице, но саму лестницу-то и не видишь. Или как покупаешь мороженое, а киоск и продавщицу в нем не осознаешь.

«…Нам остаётся только признать, что существует некое пространство, вполне возможно, не физической природы в традиционном понимании, где осуществляются ментальные транзакции, назовём их так. Коннект с этим пространством может осуществляться через подсознание, в том числе свойственное человеку. Выход вовне осуществляется через уход внутрь – простите за парадоксальное построение этой фразы, но, похоже, что дело обстоит именно так. Запрограммировать такой трюк невозможно, поэтому можно говорить лишь о степени приближения к этому механизму. Другой аспект не менее интересен: не надо стремиться подсознание подчинить сознанию, то есть вербализация всего того, что происходит при коннекте – путь бессмысленный. Можно попытаться проделать обратное – позволить подсознанию распространиться на сознание. Давайте попытаемся представить, что изменится в „поведении“ некоего объекта, у которого доминирует подсознание над сознанием… Для начала вполне возможно, что по-иному будет организовано взаимодействие с органами чувств. Как конкретно? В частности, в том смысле, что механизмы интерпретации, возможно, будут задействованы иные. Вспомним, как люди видят внутренним взором звучащую вне их музыку. Или ещё как-то – сейчас довольно большое поле вариантов. Важно допустить, что органы чувств будут доставлять некие сигналы, которые порождают не мысли в нашем традиционном понимании, а внутренние конструктивы иной природы. Возможно, в качестве примера – под воздействием одного и того же сигнала в разных случаях инициируется и начинает резонировать и развиваться некая внутренняя музыка с неопределённой интенцией, а не начертанные на внутреннем экране слова, предписывающие пойти на кухню и разогреть ужин…»

Арсений, чтобы сделать небольшую паузу, опять взял в руку тот самый исторический стакан, немного покрутил его в пальцах, потом отпил из него. Поверх кромки стакана он взглянул в зал и понял, что его доклад всё-таки разделил аудиторию на две неравные части. Одни, их было поменьше, оживились, до них доходили метафоры и аналогии доклада, другие – постепенно мрачнели, но упорно ждали математики. Ведь только там, где есть математика, там есть и наука – так учили многие поколения.

«…Так всё же – что надо конкретно сделать, чтобы дать вашей программе хоть какой-никакой интеллектишко, пусть для начала самый примитивный? Что такого хитрого надо придумать, чтобы язык сознания и язык подсознания смогли описывать одно и то же? Формулировка, как это часто бывает, обманчиво проста – надо научиться понимать язык эмоций, сигналы эмоционального универсума. Опять надо идти путём квантификации. На сегодняшний день мы, видимо, в состоянии выделить три типа эмоциональных квантов, три типа первичных сигналов: смех и радость, горе и боль и третьим будет благодать и ощущение услышанности. Термины сугубо рабочие, сами понимаете. Но что надо сделать, чтобы робот научился понимать не слова, а эмоции, которые передаются иным способом, по иному протоколу и с помощью иных носителей сигнала?»

Собственно говоря, это и сделал Арсений, и это было озвучено в третьей, заключительной части доклада. Там была сухая наука, одни формулы с графиками, неинтересно тут пересказывать… Но там был прикольный мостик к понятию сознания, надо было коротенько пробежаться по этому вопросу.

«Понятно, что признак способности общаться на ином, эмоциональном языке – это не есть признак сознания. Поэтому пойдём дальше. Спросим себя немного в других терминах: а что есть осознающий себя объект? Как неосторожно сказал в своё время некто В. Пелевин (вполне возможно, это произошло даже случайно), в человеке есть два глаза, два уха и два мозга, только об этом долго не могли догадаться. И оба мозга что-то там своё такое думают, это важно. А вот разность интерпретаций порождает некую силу… Это есть полиментализм, строго говоря, но именно он определяет саму возможность самоосознания. Обнаружить себя можно только если выйти за свои пределы – привет Курту Гёделю. И это ещё во многом определяет „силу мысли“. Прямо как разность потенциалов в физике…»

В этот момент кто-то из классиков в первых рядах так активно засопел, что Арсению стало мгновенно понятно, что дедушка с ним не согласен. Отлично, что хоть одного человека в зале удалось вывести из состояния душевного покоя и безмятежности, которое так часто сопровождает маститых учёных. Регламент сегодняшнего заседания не предполагал дискуссии, но было бы интересно пообщаться с патриархом хотя бы в кулуарах.

«…Спросим себя: а что будет с сознанием дальше? Индивидуальное сознание должно развиваться в сторону коллективизации, объединения с другими сознаниями. Некоторым индивидуумам это понятно с самого рождения, другим непонятно до самой смерти. Коллективная (восточная) идентификация, пожалуй, потенциально будет поинтересней индивидуальной (западной), но путь в иное каждому приходится проделывать индивидуально. Нет ли тут противоречия? Считать себя и своё сознание частью чего-то большего, объемлющего – возможно, более полезно, чем упорно полагаться на свой личный потенциал».

Нельзя, конечно, сказать, что Арсений свой доклад читал на автопилоте, но в то же время в голове у него невольно происходила некая параллельная жизнь. Она, как это часто бывает, не была напрямую связана с темой доклада и вообще с происходящим в зале. Это многие, видимо, замечали за собой. Арсений каким-то вторым сознанием думал сейчас о Жуке. О том, что она сейчас может делать. Скорее всего, она спала, но Арсению надо было в этом убедиться. Но сделать это можно было только из гостиничного номера.

Но, впрочем, процесс двигался куда надо, и Арсений добрался-таки до конца своего доклада, компактно подвёл итоги сделанного и завершил доклад под аплодисменты – не то чтобы сильно бурные, но вполне пристойные. Собравшиеся начали расходиться из аудитории. Кто-то в тихой задумчивости, кто-то – в состоянии эйфории. Арсений мельком подумал, спустившись в зал и уже смешавшись с выходящими: «Не сказать, чтобы очень ажиотажно всё прошло, но в целом вполне даже неплохо…»

3

В принципе, Арсению уже хотелось побыстрее отсюда исчезнуть. Доклад он вроде сделал, на вопросы ответил, медальку получил. Но исчезать не положено по регламенту, н-да. Надо было ещё выдержать коллективное фотографирование, светскую болтовню с монархом и его супругой и в конце – торжественный обед. Поэтому Арсений приготовился ещё какое-то время улыбаться, быть милым, слушать всякую чушь и играть роль научного светилы.

Групповое фотографирование у него не оставило каких-то позитивных эмоций. Его поставили в центр, слева и справа образовались какие-то весьма чопорного вида люди, половину из которых он не знал и никогда не видел. Спереди, метрах в десяти, расположились довольно многочисленные аккредитованные фотографы со своими треногами и вспышками. По внутридворцовой трансляции невидимым распорядителем было объяснено, когда всем собравшимся надо застыть и улыбнуться, после чего яростно защёлкали затворы. Словечко «яростно», по ощущению Арсения, как нельзя лучше отражало внезапный шквал звуков и вспышек. Прямо как на расстреле, честное слово… Ему стало слегка неуютно, но приходилось стоять и не выпендриваться. Потом всю группу распустили и началась фаза индивидуальных селфи с Арсением. Это было непривычно и неприятно. Но приходилось терпеть, дело Арсения того стоило. Особенно позабавили селфи с откуда-то взявшимися детьми. Видимо, это были будущие князья и графья. Им будет приятно показывать в своём кругу фотки с такими корифеями науки. Ну-ну… Наконец, все нащёлкались, Арсений почувствовал некоторое облегчение в окружающей обстановке и подошёл к фуршетному столику – надо было промочить горло.

Едва он успел пригубить шампанского, как увидел, что в его направлении движется высокая женщина благородной наружности и плюгавенький мужчинка во фраке. Дама была, мягко скажем, преклонного возраста, но двигалась плавно и на удивление красиво. Её спутник не производил такого величественного впечатления, но, очевидно, тоже был «при деле». Видимо, был лоцманом при своей подруге. Или, скорее, супруге. Пара приблизилась к Арсению, дама поднесла к глазам лорнет и, убедившись, что они прибыли по назначению, мягко проворковала что-то приветственное в адрес Арсения. Он, в свою очередь, как мог, вежливо поздоровался и учтиво поинтересовался, чем его скромная персона заслужила внимание столь благородных господ. Дама для начала дала возможность Арсению визуально проинспектировать свои многочисленные брильянты – видимо, чтобы он проникся и затрепетал, но следующие полчаса терзала его своими мыслями по поводу современной молодёжи и её нравов. Арсений, разумеется, вставлял эпизодические реплики и даже пытался пробросить некий мостик к теме своего выступления, но это получалось не очень успешно. Поток слов, исходящий от этой великолепной женщины, остановить было невозможно. Выплеснув на Арсения своё негодование общим состоянием дел, дама внезапно возжелала узнать, можно ли корректировать подсознание этих малолетних негодяев. Арсений не то чтобы озадачился, но ему пришлось почтительно повторить некоторую небольшую, но существенную часть своей недавней лекции. Тезисно, конечно. Похоже было, дама проспала его лекцию почти целиком, но сейчас вот взбодрилась и решила всё-таки уточнить занимавшие её аспекты. Её невысокий спутник держал её под руку и периодически жалобно напоминал, что это же всё написано в брошюрке, которая была в раздаточном материале. При этом он нежно поднимал на неё глаза и называл по имени.

Арсений, скрыто глумясь, рассказал благообразной даме и её спутнику про становящийся популярным у математиков детерминационный анализ, вскользь упомянул о том, как установить связь между неизмеримыми понятиями и почему шкала силы зависимости для такого случая принципиально не содержит цифр. В этой науке было, конечно, больше моментов из теории вероятностей. Оказывается, не всякую связь можно изобразить цифрой. Но можно запахом или цветом. «Это женщинам должно понравиться», – сказал Арсений, улыбнувшись. Дама кивала, но через минут десять, наконец, утомилась. С удовлетворённым видом, убедившись в том, что репортёры её сфотографировали достаточное количество раз, она наконец решила заняться чем-то ещё. Благо тут было много интересных для неё персонажей, которые могли бы в достаточной степени оценить её бриллианты, не то что этот фанатик науки. Она элегантно поправила хризантемку в петлице своего спутника-лоцмана и они наконец отошли от Арсения. Тут он увидел, что, оказывается, она была в платье с сильно открытой спиной… Очень сильно открытой. Н-да, ну что тут сказать… Арсений поскорее отвёл взгляд…

Зато с монаршей особой всё проскочило отлично. Пять минут взаимных улыбок, вопросы про погоду, про долг учёного перед человечеством, потом аккуратный заброс «Ну как там в России, сейчас живётся-то?», не менее аккуратный ответ «Я вижу, Вам это интересно. Это приятно. В целом неплохо, да». Потом ещё селфи на память на фоне какого-то красивого панно с историческим сюжетом. В общем, всегда бы так…

Фоном в его голове шли мысли о Жуке. Действительно, о чём же, собственно говоря, может думать человек, получивший час назад очень нехилую премию и международное признание за исследования собачьего интеллекта? И не только собачьего, как попутно выяснилось. Арсения в какие-то моменты жутко, прямо-таки иррационально тянуло домой, к своей собаке. Вот и сейчас тоже закрутило… Он мысленно представил, как она лежит, свернувшись калачиком на коврике в его доме в тысяче километров отсюда. Как подрагивают её уши, когда на улице раздаётся шум. Она думает, что это идёт он, но потом по звуку понимает, что это сосед, и расслабляется. Собака была для него настолько дорога, что у него часто перехватывало горло, когда он думал о ней. Некоторые люди удивлённо и даже обиженно поднимают брови, когда им чётко дают знать, что собака чище и достойнее и её общество часто потому предпочтительнее. Арсений не то чтобы стал в последние годы мизантропом, но для него сделать выбор в пользу собаки не составляло ни малейшего труда. Он обычно и не особо скрывал от окружающих, что реально считает себя «в ответе за тех, кого приручил». Да и вообще, полагал он, собака оказывается ближе к богу, чем они, эти самые окружающие, в большинстве своём. Кто из окружающих был поглупее – тот бухтел, обижался и считал Арсения мизантропом. Но Арсению было наплевать, признаться.

Сейчас его окружала всё же слегка иная ситуация – по регламенту после кофе-брейка было ещё обязательное блиц-интервью, потом неспешный, но очень торжественный обед (блюда были так себе, признаться). Блиц-интервью, кстати сказать, Арсению не понравилось вовсе. Изначально ему думалось, что всё будет как-то слегка поглубже, что ли. Вопросов хороших не оказалось вовсе. Или он просто не дождался? Да вроде нет – он ведь сегодня не перехватывал инициативу во время интервью, как частенько с ним бывало в другие разы. Он действительно иногда заводился и начинал растекаться мыслью по древу, так что интервьюирующий хватался за голову. Но не сегодня – тут всё было чинно и неинтересно. Вообще говоря, Арсений, конечно, осознавал свою харизматичность. При всём том у него хватало чувства юмора не воспринимать себя самого слишком всерьёз. Вроде бы обычно удавалось… Ну, а сегодня во время этой пытки тупыми вопросами Арсений с голливудской улыбкой просто на разные лады повторял уже звучавшие в докладе моменты – в слегка облегчённых формулировках, конечно. Но внутри накапливалось глухое раздражение.

Так что после завершения доклада и всех последующих торжеств некая не то чтобы печаль, но, скорее, лёгкая меланхолия всё же незаметно прокралась в Арсения. Чувства победы не было, хотя сама победа была. Так бывает со многими людьми. И выйдя уже ближе к вечеру из этого большого и красивого здания, Арсений сначала просто расслабился, пару минут постоял на ступенях, подышал свежим северным воздухом, покрутил головой, поглядел на низкое, готовое задождить, небо. Да, видимо, эмоции придут попозже, как говорят опытные люди. Он пнул брошенный кем-то окурок со ступеньки и двинулся к стоянке такси: пора было ехать к себе в гостиницу.