Текст книги "Браки богов: Астропсихология любви. Астрология: Алгоритм тайного знания. Астрология Каббалы и Таро"

Все чаще в кинематографе появляется образ духов умерших, вступающих в контакт с людьми. Эти тени, вселяющиеся в тело, в позитиве можно трактовать как образ духа как такового: согласно религиозным представлениям, вполне независимого от тела – и обычно поддерживающего человека незаметно, но обнаруживающего себя при болезни и патологии. Эти образы говорят о настоятельном желании современного мира переменить представления о смерти как окончательном приговоре, за которым следует разрушение тела, души и ума. Религиозные представления не удовлетворяют разогнавшейся динамики современного мышления. И невидимый мир предстает уже не в образе чертей, мучающих душу, заставляя ее отделиться от тела, но в образе инопланетян, ставящих опыты над людьми, чтобы получить от них все более генетически совершенных детей.

В мифологии есть два образа смерти: физическая смерть как окончательная завершенность, свершение судьбы. И смерть как трансформация, духовная граница жизни, которая ее хранит.

Первый – архетип Сатурна, возделывающего землю. Второй – архетип Плутона, подземного мира, куда уходит все то, что исчезло с лица Земли. Он проверяет на прочность существующее, чтобы выявить то, что отжило и что можно уже отбросить и уничтожить, чтобы открыть путь жизненной трансформации.

Царство смерти не близко: оно отделено от живых огненной рекой, ущельями и т. д. Повсеместно распространенные образы подземного мира, которого никто никогда не видел, возникли от обрядов похорон – в огне, воде, труднодоступных местах (так у славян умершего клали на лодку и поджигали ее). Но чаще всего хоронят в земле – поэтому царство смерти предстает как подземный мир. Попадание в него требует от человека мобилизации всех сил, отчего боги-разрушители также могут развивать волю, бесстрашие и другие способности людей (индийский Тескатлипока, который во сне вызывает на бой воинов, и не уступившим ему дарует победу в земных боях). Многие народы считали, что в рай попадали воины, павшие в бою (Вальгалла Одина), а по индейским представлениям также женщины, умершие при родах.

Но мифологический смысл подземного мира рождается не только из образа умерших.

Эта мифологема обрисовывает скрытый потенциал недр (из земли растут растения, дарующие человеку дом и пищу) и хранящиеся там несметные богатства: ведь царству смерти достается все, что исчезло с лица Земли!

А иногда также и знания – которые надо оттуда достать, что и делают мифические и легендарные герои, нередко сражаясь с хранителем сокровищ – змеем. Змея – в мифологии образ нижнего мира – ассоциируется также с энергией кундалини (не только в индийской йоге, но и Каббале-Таро). И астрологически Плутон – образ страсти (сексуальности), как самое распространенное проявление этой энергии. Скорпион – лучшее положение (экзальтация) планеты мысли Уран – давая возможность превращать глубины страсти в высоты мысли.

Подземный мир архетипически связан с регенерацией – ею управляют духовные процессы, которые в разных религиях могут трактоваться как процессы сознательного умирания.

Целители – шумерский подземный врач Ниназу и египетский Осирис, и даже индийскому змею Вритре приписывается авторство медицинских трактатов. Согласно представлениям кавказских народов, в подземном мире Ел течет река, воды которой исцеляют от всех недугов и оживляют мертвых. О болезнях человек забывает, когда оживает душа.

Что такое душа? Архетипически возможны два определения. Главное дает архетип бессмертия вечно перерождающейся Луны: здесь душа — это связь поколений: матери и ребенка, отсюда образ души как ребенка, вечно юного и открытого к восприятию. Восприятие и воображение – ее форма (связанная с физической основой – психосоматикой), суть ее – жизнь во всех ее проявлениях: органических и неорганических и культурных, ее вечно изменчивый поток. Такой образ души-ребенка возникает у всех: и в детских фото уже видна судьба, поскольку ее с младенчества предопределяет резонансная характеристика гороскопа: душу в этом смысле можно определить как резонанс человека с миром, и через мир она становится видимой.

А с точки зрения архетипа потустороннего мира, душа в человеке – энергия скрытого потенциала, которую лучше всего отражает живое животное начало (ассоциативная связь души и животного мира в западно-европейских языках: лат. anima – «душа», animalis – «животное»).

Для древних символом богатства подземного мира был скот (и подземный властитель может изображаться как пастух скота с его атрибутами: рогами и копытами, отсюда образ нашего черта).

И в этом смысле душа невидима и эфемерна как подземный мир: ведь, даже и по современным представлениям, не говоря о древних, душу можно потерять, ее можно убить, заколдовать, и через это погибнет тело человека, лишенное притока энергии, необходимого для постоянного возрождения к жизни. Поэтому древние порой считали убежищем своей души кошку, собаку или какой-то предмет (амулет), считая, что так надежнее.

Быть может, тело рождает душу, а потом она должна быть отделена от него, обратившись в самостоятельный дух, сбрасывающий тело как уже ненужную оболочку, шелуху проросшего семени? (Но это уже следующий женский архетип Девы.)

На отношения между царем богов – разумом (Юпитер) и душой-животным (Плутон) распространяется архетипический конфликт верхнего и нижнего мира (сражение громовержца со змеем) – отсюда рождается аскетика.

Еще один аспект царства смерти – отождествление его с чужим миром иных стран. Конфликты между странами стали поводом для сюжета сражения бога верхнего и нижнего миров (змей похищает стада громовержца, тот отвоевывает их). И в древности чужестранцы мыслились пришельцами из иного мира. Но здесь часто бытовало и гостеприимное отношение. В стиле ритуалов гостеприимства трактуется оппозиция индийских девов-богов («светлые» от «дейво» – «ясное небо») с демонами-асурами (от «аса» – «огонь»), населяющими подземный мир. Асуры – изначальные хозяева жизни, боги, по отношению к ним, – гости. Исследование древних ритуалов показывает, что в функцию гостей входит сакральное распоряжение теми дарами (жертвоприношение), которые представляет им для этого гостеприимный хозяин. И в этом смысле победа богов над асурами означает переход от неорганизованного хаоса материи хозяев к новому организуемому гостями миропорядку.

Говоря о гостеприимстве и прекращении борьбы, мы плавно переходим в мифологему культурного строительства, которую в мифах воплощают Божественный Кузнец, культурные законодатели и боги общины. Например, славянский Радегаст – «радующийся гостям».

Мирный договор был одним из самым важных установлений Древнего мира: были специальные боги договора.

Это римский бог границ Термин или иранский Митра, следящий за его исполнением тысячью глаз и ушей. Каждой стране он определил на Земле свое место; он уничтожает те государства, которые желают его сменить и бросают ему вызов. Имя его переводится как «друг» (то есть другой участник договора). Оно восходит к индоевропейскому корню mi-/mei, выражающему идею согласия, мира, симпатии и соразмерности, и от него ведут начало такие слова, как «мир» и «милый» (и даже слово «коммунизм» как рукотворный общественный строй, вводящий в рамки инстинкт соперничества и борьбы людей между собой). Индийский Митра – его ближайший родственник – заведует культурным установлением брака, вводящим в рамки природный инстинкт, вместе с Бхагой (того же корня наше слово Бог).

Учредители брака – культурные законодатели и боги общины: индийский покровитель ариев Арьяман, Фу-Си китайцев или Кецалькоатль тольтеков. Они также заведуют овладением огнем, самой страшной из стихий.

Овладение огнем и начало выплавки металлов ставит в центр этой мифологемы образ Божественного кузнеца. Он становится законодателем культуры, связанным с учреждением первых законов общества.

Так, к русскому кузнецу Козьмодемьяну обращались с просьбой «сковать свадебку». «Факельщиком свадеб» Эврипид называет римского кузнеца Вулкана. Учредителем брака был индийский кузнец Тваштар и др.

Культурная роль в современном мире часто воспринимается как роль эстетическая, позволяющая нам украсить жизнь, и только. На самом же деле культурная функция – это роль творца той Вселенной нашего разума, которую мы воспринимаем, и от греческого глагола kosmeo – «украшать» (того же корня «косметика») происходит слово Космос. И договор людей между собой, и брак имеет отношение к творению.

Кузнец в мифах – создатель рукотворного мира, он кует чертоги богов, как греческий Гефест или индийские творец Тваштар и асур Майя. Повелевая опасной стихией, он связан с нижним миром (популярно европейское представление о связи кузнеца с чертом, вдобавок есть и пословица: «Нет брака, где бы не был замешан черт»). И неслучайно Гера сбросила Гефеста с Олимпа, после чего он остался хром на обе ноги.

Кузнец в мифах нередко хром: ведь во времена складывания мифов: охоты и начала земледелия – только калека имел досуг на изобретения.

Но он порой превосходит громовержца по магической силе. В мифах божественный кузнец помогает громовержцу одолеть темные силы стихии, выковывая оружие его победы (как Гефест – перуны Зевса: так культурное творчество одерживает верх над стихией бессознательного). Обладая волшебной силой, Кузнец может сковать слово, песню, свадьбу, самодвижущуюся и летающую повозку, покалеченные руки и ноги, и даже отсрочить смерть. Финский Ильмаринен кует волшебную мельницу Сампо – и непонятно даже, что это такое: это символ чуда вообще. Образу кузнеца близки легендарные образы мастеров: такие как Дедал, сделавший крылья себе и Икару, чтобы улететь из плена.

Были ли изобретения божественных мастеров реальностью или только мечтой? Желание видеть мир прекрасным поразительно легко выдает желаемое за действительное, и принимая во внимание образ мысли, выражаемой этой мифологемой, мы вправе не поверить, что у древних существовал автомобиль и самолет. Кузнец летает по воздуху, как летят по ветру языки пламени, повозка движется сама, как распространяется по земле огонь. И хотя сила огня и воздуха в конце концов позволила создать мотор, изобретения древних были менее совершенны, чем говорят о них легенды.

Мифы подчеркивают искусственность творений Кузнеца: так Солнце и Луна, выкованные финским кузнецом Ильмариненом, не светят, и рукотворная золотая дева не может заменить ему утраченной невесты. Идеал, к которому стремится человек-творец: идеал рациональной красоты, разумных законов общества и культуры – обычно далек от естественного мира природы. Мифы решают проблему так, что божественный кузнец выступает в паре с природным демиургом: Ильмаринену сопутствует Вяйнемейнен, добывающий настоящие светила, индийскому Митре – Варуна, покровителю римской общины Квирину – Янус, балтийскому ковалю Кальвису – Диевас. Мысль (архетип Урана, Варуна) обустраивает Космос извне, партнерство (архетип Весов, Митра) создает порядок отношений внутри него.

В мифологии договор священен, он должен быть исполнен и по отношению к ближним, и по отношению к дальним – этот принцип иранского Митры лег в основу христианского равного отношения ко всем.

И в мифах имея связь с нижним миром, Кузнец обслуживает и темные, и светлые силы. Кузнец выступает неумолимым законником мирового равновесия – и когда громовержец Индра выпил напиток бессмертия сому раньше других богов, ее хранитель Тваштар создал из сомы и огня змея Вритру, с которым Индре и пришлось сражаться. Хранитель огня Гефест приковал к скале Прометея, когда тот похитил у него огонь. В этом смысле кузнец поступает предательски по отношению к светлым силам, хотя и помогает им победить. Интересно, что само слово «кузнец» этимологически связано со словом «козни», а слово «ковать» – со словом «коварство».

Слово «цивилизация» тоже восходит к индоевропейскому корню kei – «ковать».

С плугом, созданным руками кузнеца, связан эволюционный шаг – предпочтение земледелия скотоводству. Хотя и здесь библейский миф о скотоводе Авеле и земледельце Каине, имя которого происходит от корня «ковать», ставит акцент на предательстве (рукотворные дары земледельца не столь угодны Богу, как естественная жертва скотовода, и Каин убивает Авеля, делая его самого такой жертвой. Библия из-за недостаточной цивилизованности ее создателей – кочевников-скотоводов – несколько задержалась на жертвоприношениях, которые вообще-то архетипу кузнеца не присущи).

Астрологический покровитель данного архетипа – греческий кентавр Хирон (самый значимый из пояса астероидов между планетами Неба и Земли – Сатурном и Ураном) – учитель врача Асклепия, певца Орфея и Геракла, отдавший свое бессмертие герою. Утопия Весов – вот так раствориться в партнерстве. Но хотя в мифах встречаются образы окультуренных животных (кроме лошади-Хирона, бог мудрости – слон Ганеша, а сегодня в мультфильмах – образы прирученных драконов, на которых летают герои), человек не может полностью подчинить природу рациональной воле, не понимая до конца ее механизмов – и это к счастью, поскольку человеческое созидание чревато нарушением природного равновесия и требует еще долгого развития экологической сознательности. В теле этот архетип заведует гормональной системой.

Поэтому между природой и культурой остается граница: сегодня, правда, чтобы защитить природу от культуры, а не цивилизацию от стихии, как раньше!

Символы этого архетипа – ограда, городская стена (и Великая китайская стена), сад и дворец как образы рая («парадиз» также переводится как «огороженное место»).

Интересен символ лабиринта как сложное ограждение от стихийных сил – в поздних мифах преобразившихся в чудовищ, подобных Минотавру (изначально жрец в маске быка). Поскольку стихию символизировал огонь, в лабиринте могло прятаться солнце, и игры в лабиринтах связаны с брачными ритуалами весны. Имея генетическую связь с охотничьей ловушкой и царством мертвых: куда сложно зайти, а еще сложнее выйти, – лабиринт являет собой символ небесного и одновременно подземного мира. Это неолитический образ мироздания.

Символами рукотворного созидания до сих пор служат кузница, наковальня и молот, строительный мастерок (атрибут Митры), а также угольник, циркуль (атрибут Фу-Си) и весы – символы измерения и соразмерности (масоны только воспользовались этой архетипической символикой, существовавшей в культурной памяти человечества).

Этот архетип решает проблемы экологии, которые ставит предыдущий. Это образ перемен сезонного круговорота – и добровольного и сознательного участия в них человека, который берет часть природных функций на себя (сохраняет зерно до весны, исполняя роль снежного покрова, сеет его как ветер, поливает как дождь и т. д.). В современном варианте – сознательно относиться к тем процессам, которые тело исполняет само – это означает прежде всего заботу о здоровье. Человек участвует в природном процессе не только путем работы – некогда праздники посева и сбора урожая включали земледельца в космический круговорот единой жизни Земли.

С умиранием и возрождением богов растительности связаны мистерии – в Греции Элевсинские, участники которых вместе с природой переживали таинство смерти и возрождения на протяжении тысячи лет.

В античном мифе бог подземного мира Аид похищает у земли-Деметры дочь-Персефону. В скорби Земля перестает плодоносить, и по приказу царя богов владыка царства мертвых на полгода отпускает супругу к матери: тогда земля вновь покрывается растительностью и дает людям урожай.

Боги растительности нисходят в подземный мир ради поступательного, точного, аккуратного и запланированного обновления жизни по графику. Мать-Земля рождает зеленый побег злака, который будет срезан серпом во время урожая и принесет зерно, которое даст начало новым всходам следующей весной. Поэтому про сына египетской богини урожая Рененутет – Непери («зерно») – говорится: он живет, когда он умер. С этим в астрологии традиционно соотносится сфера «добровольного подчинения» (проще сказать служения): ради вечного обновления жизни боги растительности добровольно нисходят в подземный мир.

Нисхождение в подземный мир проецируется на идею исполнения долга, и этот архетип развивает образ самопожертвования.

Так шумерская Гештинанна соглашается заменить в царстве мертвых своего брата, умирающего и воскресающего бога цветущей степи Думузи/Таммуза.

Мистерии, связанные с умирающими и воскресающими богами, отражают истину того, что смерть преходяща, как бесконечная смена фаз времени, а жизнь вечна как ось времен. Она творится природным круговоротом как динамика фаз вечного повторения. Иллюстрацией этого считается египетский образ созвездия Девы, где богиня с колосом стоит (вечность жизни), а бог смерти Анубис идет (преходящесть смерти).

Умирающие и воскресающие боги заведуют поддержанием такого порядка, когда смерть старого обязательно предвещает рождение нового, и для этого природный процесс должен быть исполнен безукоризненно четко. С этим связана целомудренная чистота богов растительности: эпитет Персефоны Кора значит «дева», у шумеров одно из имен богини Земли – Нинсикила: «госпожа целомудрия», и всходы часто сравниваются с молодой девушкой.

Природный порядок абсолютизируется, выступая эталоном жизненного процесса, и распространяется на человеческое общество.

Неслучайно имена греческих богинь времен года: Евномии, Дике и Ирены, олицетворяющих цветение, завязку плода и его зрелость, соответственно значат «закон», «справедливость» и «мир»: тонкий жизненный процесс созревания плода уподобляется здесь правильному социальному осуществлению закона справедливости. Богиня справедливости Дике изображалась с мечом и ключами от ворот, через которые в мир входят день и ночь, что подчеркивало ее способность различать черное и белое и карать зло – что делают и другие исполнительницы порядка: например Немезида, символы которой – также меч и плеть.

В Древнем Риме верность клятве олицетворяла богиня урожая Фидес. В знак соблюдения договора существовали обычаи есть землю или обмениваться пучками травы: в знак того, что договор будет соблюден так же свято, как земля растит на себе траву. Владение магией трав делает представителей этого архетипа целителями: целебные травы растили египетская богиня урожая Рененутет, русская Мать-Сыра-Земля (образ которой слился с образом Богородицы, также целительницы), индейская мать-Земля Мезуккумик Окви, шумерская богиня Земли Нихурсаг, финикийский бог растительности Эшмун, наделенный властью воскрешать мертвых и в античном мире отождествлявшийся с Асклепием.

Поскольку исполнитель закона нисходит в подземный мир, это символизирует и то, что он принимает на себя недостатки, которые хочет уничтожить – пропускает зло сквозь себя: как ацтекская богиня земли Тласольтеотль, имя которой означает «пожирательница экскрементов». Это богиня покаяния: пожирая грязь, она очищает человечество от прегрешений. Символом ее была метла. Поскольку представитель этого архетипа воплощает безупречность, его не касается грязь этого мира, и если он не может исправить его порочность, то покидает его – как богиня справедливости Астрея («звездная»), которая жила среди людей золотого века, но потом удалилась на небо и превратилась в созвездие Девы.

Идею перехода из одного мира в другой раскрывает тема смены будней праздниками и связанная с последними тема еды (телесное соответствие этого архетипа – желудок). Возделанная плугом божественного кузнеца Мать-Земля предстает как кормилица. Давать что-то другим можно только от избытка, и символ греческой Деметры («богиня-мать») – рог изобилия.

Через мифологему кормилицы-земли еда служит символом приобщения к той территории, на которую вступил человек.

Так пища Цирцеи превращает в животных спутников Одиссея, который за ее трапезой ничего не ест – и только потому может спастись сам и избавить спутников от участи зверей. По той же логике, вкусивший пищи в потустороннем мире уже принадлежал ему: так Аид дает Персефоне зернышко граната, чтобы она не могла не вернуться обратно. В египетском культе мертвых умерший сам просит еды, что превращает его в дух или его душу в птицу.

Самоочевидная простота гостеприимства: сперва накорми, потом беседуй – перерастает в сакральность ритуала, согласно которой человек, сменивший одно место обитания на другое, не может даже сказать ни слова, не отведав пищи данной территории – не приобщившись к ней из глубины своего тела. Иранский небесный бог Ахурамазда приказывает сперва дать божественной пищи прибывшей с Земли душе, а потом расспрашивать ее. Подобно этому, Баба-Яга кормит Иванушку, перед тем как он ответит на ее вопросы и переступит границу заповедного тридевятого царства.

Причастность к местной еде делает человека своим для данного мира, в том числе и по языку. Из этого вырастает христианское причастие.

Если вернуться к праздникам-мистериям по случаю посева или уборки урожая, с их обильными столами и возлияниями, их значение с древности и до наших дней объясняется тем, что во время работы (целенаправленно-человеческого взаимодействия с миром, заключенного в искусственные рамки рационально-практических нужд) утрачивается естественность чувств и эмоций.

Праздность приобретает священный смысл непосредственного обращения к божествам и восстановления природной естественности (экологии тела и души).

Бога виноделия Диониса называли Лиэй («освободитель»): он разрывает все оковы, которыми пытаются опутать его враги, оплетает их своим плющом, и освобождает людей от мирских забот. Кроме потребности в раскрепощении и снятии присущих будням запретов здесь удовлетворяется потребность в единении с соплеменниками. Вино – такой продукт, который со временем становится только лучше и потому символизирует победу над временем – и даже духовное начало (ср. тождество европейских слов «спирт» и «spirit» дух – хотя в русском менталитете качества архетипа Девы неразвиты по сравнению с Европой, и нет поступательного чередования фаз работы и праздника. Работе присуща анархия отдыха, а отдых сопровождается напряжением работы, что возвращает к разгулу хаоса противоположного архетипа Рыб, а вовсе не к развитию экологической сознательности, прослеживанию и налаживанию тонкой экологии материальных процессов).

Мифологическая идея смерти, за которой непременно должно последовать возрождение, абсолютизируется в германском мифе (Германия во многом воплощает архетип Девы), где смерть бога растительности Бальдра: смерть без воскресения, поскольку злокозненный Локи – бог интеллектуальной функции – отказался его оплакивать – предвещает гибель всех богов в последней войне и примирение их в обновленном мире. Но этот сюжет уже относится к более позднему, марсианскому архетипу.