Текст книги "Аланы Северного Кавказа: этнос, археология, палеогенетика"

Как показали наши работы в окрестностях Кисловодска, основным местом обитания во времена раннего Средневековья (V–VIII вв.) становится небольшое укрепленное поселение с каменными жилыми и боевыми башнями и невысокими стенами, которые отгораживают пространство над отвесными скальными обрывами. На таких поселениях проживали достаточно маленькие коллективы, состоящие из одной-пяти родственных семей, – своеобразные семейные кланы. Они обрабатывали прилегающую к поселению землю, пасли неподалеку скот и могли контролировать относительно небольшую территорию вокруг радиусом не более двух-трех километров. На этом расстоянии, как правило, находится соседнее поселение алан, также укрепленное, скорее от соседей, чем от внешних врагов.

Подсчет потенциального количества населения в Кисловодской котловине для середины I тыс. н. э. позволил провести параллель между подобной рассредоточенной (ее еще называют «дисперсной») системой расселения алан и одновременных им других варварских народов Европы – англо-саксов, ирландцев, аламаннов – и рассматривать эту территорию как своеобразное «варварское королевство» (Коробов, 2017. С. 285–295). Наверное, в это время существовало достаточно большое количество таких маленьких автономных политических образований, разбросанных по предгорьям Северного Кавказа. Такое положение дел приводило к разобщенности аланских племен, отражение которой мы наблюдаем при анализе некоторых письменных источников, например «Армянской географии» VII в. (об этом пойдет речь в главе 3). Но тем не менее все эти разнообразные племенные группы, очевидно, ощущали свою принадлежность к одному этносу, поскольку имели близкие религиозные представления и культовые практики. Они продолжали хоронить своих усопших в подземных камерах катакомб, превратившихся из подкурганных в обычные грунтовые могильники, не обозначенные на поверхности земляными насыпями (рис. 2).

К середине VIII в. на Кавказе происходят значительные изменения геополитической обстановки. Территория Закавказья покорена арабами и стала частью единого Арабского халифата. На севере в степях Предкавказья господство захватили хазарские каганы, объединившие под своей рукой обширные территории от Каспийского моря до берегов Крыма. Эти державы не могли не столкнуться друг с другом, и ареной кровавых сражений между двумя империями становится Северный Кавказ.

На протяжении полутора веков, с 640-х гг. и вплоть до конца VIII в. шла череда походов и битв, в которых успех переходил то к одной, то к другой стороне. Наконец в 737 г. арабский полководец Мерван по прозвищу «Кру» («Глухой») наголову разгромил войска хазарского кагана, который был вынужден принять ненадолго ислам и перенести свою столицу с севера современного Дагестана в низовья Волги. Возможно, эти или иные события повлияли на исход значительного количества северокавказских алан со своих родных земель на север, за тысячу километров, в междуречье Дона и Северского Донца. Там под владычеством хазар аланы основывают ряд поселений, которые находятся вблизи цепочки пограничных крепостей на северной границе каганата. Возле селений возникают катакомбные могильники, такие же как и на Северном Кавказе. Однако такое переселение не могло пройти бесследно, и в некоторых кавказских местах, например в Кисловодской котловине, аланские могильники пропадают почти на двести лет.

Арабо-хазарские войны разорили кавказское население, но не уничтожили его. Хазарские каганы быстро оправились от поражения, и в следующем столетии каганат переживает свой расцвет. В это время на Кавказе появляются яркие следы хазарского присутствия, например, знаменитая Хумаринская крепость в верховьях Кубани – грандиозное крепостное сооружение с прекрасно сложенными каменными стенами (рис. 3) общей длиной около 2 км и 19 башнями и бастионами. В крепости, очевидно, располагался гарнизон, причем, скорее всего, не аланского происхождения. Известный катакомбный могильник, открытый на территории Хумаринского городища, который мы можем связать с аланским присутствием, датируется более ранним временем и прекращает свое существование в момент основания крепостных сооружений.

Хумаринская крепость служила одним из главных форпостов Хазарского каганата на важнейшем маршруте Великого Шелкового пути, который в этот момент проходил по горным ущельям Северо-Западного Кавказа к Клухорскому и Санчарскому перевалам – наиболее удобным маршрутам в Абхазию, откуда богатые товарами караваны могли легко достигнуть по Черному морю Византийской империи в обход перекрытых арабами путей через Малую Азию. Следы торговли шелком в изобилии встречаются в этих районах Кавказа, в основном в могильниках, устроенных в скальных нишах и гротах. Шелковые ткани одного из таких некрополей – знаменитой Мощевой Балки возле современного селения Курджиново в Карачаево-Черкесии – украшают ныне залы Государственного Эрмитажа в Петербурге.

Вероятно, косвенным свидетельством политики Хазарского каганата по укреплению своих границ разно-племенными военными гарнизонами служит возникновение в VIII–IX вв. целых анклавов на периферии обширного хазарского государства. Среди несущих пограничную службу племен были и аланы, чье присутствие маркируется появлением новых катакомбных могильников. Мы уже говорили об открытии таких памятников на территории юга России и юго-востока Украины: огромное количество аланских катакомб раскопано в пределах яркой салтово-маяцкой археологической культуры, название которой дали знаменитые археологические памятники – Салтовский могильник в Харьковской и Маяцкая крепость в Воронежской области. В настоящее время число исследованных катакомб VIII – начала X в. с территории Среднего Дона и Северского Донца приближается к тысяче.

Но и на Северном Кавказе появляются новые места обитания алан на пограничных территориях. Возникают поселения возле современного Краснодара – самая западная точка распространения раннесредневековых аланских катакомб на Кавказе; появляются могильники в горной зоне Осетии возле важных перевальных путей в Закавказье. Возможно, и в этом случае не обошлось без воли хазарских каганов, однако насчет степени их влияния на судьбы северокавказских алан идут споры между историками и археологами.

В начале X в. происходит важное событие в жизни кавказских алан. Их правители между 912 и 916 гг. принимают христианство, и в горах Северного Кавказа возникает Аланская епархия, подчиненная Константинопольскому патриарху. Им в это время был Николай Мистик, письма которого содержат любопытные сведения о крещении алан. Разумеется, подобный акт тесного союза аланских правителей с Византией не мог остаться незамеченным для хазарских каганов. До нас доходят смутные сведения об аланском антихазарском восстании на Кавказе около 932 г., которое окончилось полным разгромом. Царь Алании был вынужден отречься от христианской веры и принять иудаизм, который с середины VIII в. являлся государственной религией Хазарского каганата. Первые христианские храмы были разрушены, а греческие епископы изгнаны.

Однако дни хазарского владычества на Кавказе были сочтены. В 965 г. древнерусский князь Святослав идет походом на хазар и сокрушает это некогда могущественное государство. В «Повести временных лет» данное важнейшее событие, отразившееся на судьбах всего населения междуречья Дона и Волги, а также Северного Кавказа, описано в трех предложениях: «В год 6473 (965). Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем каганом и сошлись биться, и в войне с ними одолел Святослав хазар и город их Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов, и пришел в Киев». До сих пор не утихает спор о маршруте этого похода Святослава и о том, победил ли он донских ясов/ алан или разгромил их на Северном Кавказе. Так или иначе, Хазарскому каганату был нанесен непоправимый урон, и с конца X в. территория этой некогда огромной империи сокращается до прикаспийских областей, которые с 985 г. платят дань русским князьям.

Конец хазарского господства явился началом необыкновенного подъема алан Северного Кавказа. Именно с этого времени в источниках появляется новое политическое образование – царство Кавказская Алания, правители которой вступают в династические союзы с грузинскими и абхазскими царями, византийскими императорами и русскими князьями. Плодороднейшая северокавказская равнина оказывается вновь в руках аланских племен, и здесь возникают крупные поселения, сопровождающиеся обширными некрополями, в том числе с погребениями в катакомбах. Некоторые из этих поселений по своим размерам и значимости могут рассматриваться как средневековые города. Об этом есть и прямые исторические свидетельства, например «славный ясский город Дедяков», возле которого в 1318 г. скончался в татарском плену князь Михаил Тверской. Большинство исследователей связывают этот город с городищем Верхний Джулат возле с. Эльхотово в Северной Осетии. К городищу относится крупнейший могильник у станицы Змейская, большинство погребений которого представлено типичными аланскими катакомбами.

Не менее крупные поселения обнаружены в западной части Алании. Это, прежде всего, знаменитое городище возле с. Нижний Архыз в Карачаево-Черкесии, где сохранились яркие следы христианства, окончательно восторжествовавшего в Алании после разгрома Хазарии. На городище находятся три сохранившихся полностью храма X–XIII вв., построенные в традициях византийской архитектурной школы (рис. 4, сверху), и не менее десяти фундаментов других церквей и часовен. Здесь, по мнению В. А. Кузнецова, находился епархиальный центр Кавказской Алании и восседал митрополит – глава Аланской митрополии. Недалеко от Архыза возле с. Нижняя Теберда находится еще один примечательный храм – Сентинский (рис. 4, снизу). В нем в начале XXI в. московскими учеными Д. В. Белецким и А. Ю. Виноградовым была сделана сенсационная находка – открыта строительная надпись, выполненная краской на греческом языке. Надпись гласила: «Освящен, обновлен храм пресвятой Богородицы в царствование Никифора, императора и августа (?) АС… и Давида, эксусиократора Алании, и Марии эксусиократориссы 2 апреля, в день святой антипасхи (?), рукою Феодора, митрополита освященного Алании, от сотворения мира в 6473 г. Написано рукой имярек, апокрисиария патрикия». Так мы узнали дату строительства Сентинского храма – 965 г., год разгрома Хазарии дружинами Святослава – и имена неизвестных ранее аланских царя и царицы – Давида и Марии, – носивших византийский титул «эксусиократоров», т. е. «властидержателей». Этим титулом византийские правители называли только царственных владетелей Алании, подчеркивая тем самым их независимый от империи статус. Имя митрополита Феодора также ранее не было известно историкам. Но самое интересное, что этот храм, посвященный пресвятой Богородице, был обновлен, т. е. построен на месте более раннего. Не был ли этот ранний храм разрушен в результате поражения 932 г., нанесенного хазарами аланским повстанцам? Именно так считают открыватели этой уникальной надписи, ставя Сентинский храм в число наиболее ранних христианских церквей, сохранившихся полностью на территории нашей страны (Белецкий, Виноградов, 2011).

Городская жизнь проникает и в Кисловодскую котловину, куда вновь после двухсотлетнего перерыва возвращаются аланские поселенцы. Здесь вместо множества маленьких крепостей основывается буквально пять-шесть крупных поселений, стоящих на основном торговом маршруте Шелкового пути, который проходил по течению р. Подкумок из кавказской степи в долину Кубани и к горным перевалам в Абхазию. Самым значительным было поселение Рим-Гора у с. Учкекен, где на скальном останце обнаружены следы вырубленных в скале лестниц, помещений и водосборных цистерн (рис. 5). Окружавшее останец поселение насчитывало по площади не менее 150 га – подобный размер сопоставим с крупными княжескими центрами Древней Руси, такими как Ростов или Владимир. Другие поселения имеют меньшие размеры, например городище Уллу-Дорбунла, но и его можно рассматривать в качестве небольшого средневекового города X–XII вв. (Коробов, 2017. С. 300–311).

Это цветущее государство с его городами, храмами, развитыми ремеслами и сельским хозяйством было вновь, как и в конце IV в. н. э., полностью сметено новыми захватчиками – полчищами монголо-татар. Вероятно, еще накануне их появления в предкавказской степи, на рубеже XII и XIII вв., происходит ослабление Аланского государства, которое попало в полосу усобиц и раздробленности. По крайней мере жизнь в некоторых центрах, таких как Архызское городище, прекращается еще до разрушительных походов монгольских ханов. Исторические свидетельства повествуют о первом столкновении монголов с аланами и половцами, произошедшем в 1222 г., накануне битвы при Калке. Перехитрив союзников и разъединив их, монголы разгромили аланское и половецкое войска поодиночке. Следующий поход на Кавказ произошел в 1237 г., когда одновременно с русскими княжествами войска полководцев Менгу-каана и Кадана атаковали черкесов, а в следующем году – алан. Персидский историк Джувейни, написавший историю монгольских завоеваний, повествует о долгой осаде главного аланского города Магас/Маас, который, скорее всего, пал в начале 1239 г. До сих пор идет спор о том, с каким археологическим памятником можно связать эту аланскую столицу, в настоящий момент существует не менее полутора десятков версий и предположений, ни одно из которых не выглядит бесспорным.

О дальнейших военных событиях на Кавказе у нас имеются весьма смутные представления. Известно лишь, что сопротивление алан монголам было упорным, и вплоть до середины XIII в. некоторые аланские отряды еще вели борьбу с монгольскими войсками, о чем пишут Гийом де Рубрук и Плано Карпини. Но эта борьба шла, скорее всего, в горной зоне, а равнинные территории были навсегда потеряны. Здесь оставался «славный ясский город Дедяков» – городище Верхний Джулат, – который стал одним из городских центров Золотой Орды. Жители его продолжали время от времени оказывать сопротивление иноземным захватчикам, которое пресекалось карательными походами. Один из таких походов и описан в русской летописи под 1278 г., когда в союзе с монгольскими ханами русские князья участвовали в захвате и разгроме этого городского центра алан.

Не только русские князья и дружинники шли на службу к монгольским ханам – значительное количество аланских воинов, очевидно из числа аристократических родов, перешли к завоевателям и составили гвардию императоров династии Юань. Сведения о 30 тыс. аланских гвардейцев, живших в 40-е гг. XIV в. в Пекине и исповедовавших христианство, оставил католический миссионер епископ Джованни Мариньоли. Некоторые упоминания целых родов аланских аристократов, состоявших на военной службе у императоров Поднебесной, можно найти в китайских хрониках XIII–XIV вв.

Другое переселение значительного количества аланского населения с Северного Кавказа происходит в прямо противоположном направлении. В 40-е гг. XIII в. на территории Венгрии появляется около 40 тыс. половцев, с которыми приходит не менее 10 тыс. алан, упоминающихся в венгерских источниках под уже знакомым нам именем ясы. Эти аланы поселяются в области, до сих пор называющейся Ясшаг («Страна ясов»), расположенной к востоку от Будапешта. Здесь находится 16 населенных пунктов, в названии которых имеется корень «яс», вместе с главным городом области – Ясберенем. Рядом с Ясшагом был найден знаменитый «Ясский словник» 1422 г. – перечень некоторых слов ясов, перевод которых записан на латинском и венгерском языках. Подробнее об этом уникальном документе мы поговорим в следующей главе. Здесь же стоит сказать, что вплоть до турецкого завоевания Ясшага, произошедшего в середине XVI в., жители этой области сохраняли свой язык, отличный от окружающих, но к настоящему времени его утратили и перешли на венгерскую речь.

Войны, переселения, эпидемии разорили некогда могущественную Аланию. Окончательный разгром остатков северокавказских алан случился в 1395 г. и связан с именем грозного завоевателя Тамерлана. Кавказ вновь стал ареной сражений между громадными империями, на сей раз поход «Завоевателя вселенной» был направлен против правителя Золотой Орды Тохтамыша. Решающее сражение произошло где-то на Тереке, золотоордынскому владычеству был нанесен смертельный удар. Он оказался разрушительным и для остатков аланского населения, сохранявшихся как на северокавказской равнине, так и в горных ущельях Западного и Центрального Кавказа, по которым огнем и мечом прошелся неукротимый завоеватель. Алания была сокрушена, а немногочисленные остатки алан смогли укрыться глубоко в горах и сохранить память о своем великом прошлом. В настоящий момент эта память стала предметом жарких дебатов, подлинной битвы за «аланское наследие», которая происходит между представителями ряда северокавказских народов. Подробно особенности этой борьбы и ее причины рассмотрены в недавно вышедшей книге В. А. Шнирельмана (Шнирельман, 2006), к которой я и отсылаю читателей. Попробую остановиться на основных аргументах, которые звучат в споре о том, какой народ имеет больше прав называться прямыми потомками северокавказских алан, которые обычно сводятся к спору об аланском языке, антропологии и данных археологии, а в последние годы к ним присоединилась новая стремительно развивающаяся наука – палеогенетика.

Глава 2
Аланы по данным лингвистики, палеоантропологии и археологии

Как мы видим, северокавказские аланы давно заняли свое почетное место в пантеоне древних и средневековых народов, населявших нашу страну. Впервые упомянутые в I в. н. э. римским поэтом Лукианом, уже с этого момента они обычно ассоциируются с жителями северокавказских равнин, позднее – предгорий и гор. К настоящему времени накоплен обширный свод источников по аланской проблематике на Северном Кавказе, включающий сведения древних и средневековых авторов, данные лингвистики, палеоантропологии и археологии. В последние годы к этой информации добавляются новые виды источников по этнической истории алан – данные расшифровки палео-ДНК погребенных людей, которых мы считаем представителями аланского этноса.

В нашу задачу не входит полное освещение всей этой огромной и разносторонней информации. Хотелось бы представить в общих чертах лишь состояние проблемы аланского этногенеза и связанного с ним процесса формирования современных народов Северного Кавказа. Обычно, когда речь идет об этносе, рассматриваются основные его черты, определяющиеся языком, физическим обликом, особенностями материальной и духовной культуры. Попробуем вкратце охарактеризовать эти основные составляющие северокавказских алан, исходя из современного понимания этничности как социальнопсихологической категории, отражающей (само)сознание аланского социума, очевидно, имевшего некоторое представление о своем единстве и общем происхождении, закрепленном в языке и отражающемся в антропологическом облике и элементах материальной культуры.

1. Данные лингвистики

Согласно основной принятой на сегодняшний день научной концепции, северокавказские аланы являлись носителями северо-восточной подгруппы иранского языка. Ираноязычность алан – принятая большинством исследователей гипотеза, восходящая к трудам В. Ф. Миллера, В. И. Абаева, Ю. Немета, Л. Згусты. Сведения об аланском языке скупы, но представляются достоверными. Это, прежде всего, имена аланских царей и военачальников, упоминаемые в письменных источниках, написанных на греческом, латинском, армянском, арабском, китайском и других языках (наиболее полный на сегодняшний день компендиум письменных сведений об аланах собран каталонским исследователем А. Алеманем и издан на русском языке в 2003 г., см.: (Алемань, 2003)), среди которых значительное количество, если не большинство – иранские.

Само название этого народа – аланы – восходит к древнеиранскому прилагательному *aгуа– (арийский), что в настоящий момент является доминирующей этимологией (Камболов, 2006. С. 154). Интересно отметить, что в самоназвании алан имеется отсылка к общности происхождения, являющейся важной составляющей самосознания этнической группы.

Ситуация с изучением аланского языка затрудняется отсутствием письменных памятников, оставленных аланами, за некоторыми исключениями. Главным и наиболее часто рассматривающимся стала знаменитая Зеленчукская надпись, анализ которой осложняется тем, что сама надпись утрачена, а все попытки ее расшифровки и интерпретации проводятся на основе прорисовок, сделанных Д. М. Струковым в конце 1880-х гг. и опубликованных с переводом В. Ф. Миллером в 1890 г. Данный перевод несколько раз корректировался В. И. Абаевым и другими исследователями, в настоящий момент считается наиболее адекватной версия, предложенная в конце 1980-х гг. американским лингвистом Л. Згустой, согласно которой в двадцати одной строке надписи содержится следующая эпитафия:

1. I(ησου)ς 2. Χ(ριστό)ς 3. ό άγι(ος) 4. Ν(ι)κόλα 5. ος 6. Σαχη 7. ρη φου ρτ 8. Χοβς Η 9. στορη φ 10. ουρτ 11. Πακα 12. θαρ Πα 13. καθα(ρ)η 14. φουρτ 15. Ανπα 16. λαν Α(ν)πα 17. λανη φ 18. ουρτ 19. Λακα 20. νη τζηρ 21. θε. Ό Θ(εό)ς [ν](ικα).

Надпись начинается с призыва к Иисусу Христу и Св. Николаю на фоне изображения креста, а заканчивается литургической формулой надежды на победу Бога над смертью. Эта сакральная часть написана на греческом языке, сугубо христианская, без всяких признаков синкретизма с язычеством. Основная часть надписи переводится с осетинского языка:

«Saxiry furt Xovs. Ystury furt Bæqætar. Bæqætary furt Æmbalan. Æmbalany furt Læg: ani cyrtæ» – «Сахира сын Ховс, Устура сын Бакатар, Бакатара сын Амбалан, Амба-лана сын Лаг: их памятник».

Палеографические особенности надписи позволили датировать ее XI или XII в. Видимо, позволительно более склониться ко второй дате, не исключая и более поздней – XIII в. (Туаллагов, 2015. С. 99, 131).

Неудивительно, что появление подобного письменного памятника, уникального на Северном Кавказе, вызывает желание включить его в картину этногенетической истории других народов. Уже с 1960-х гг. были предложены альтернативные версии прочтения знаменитой надписи на основе кабардинского (А. Ж. Кафоев), тюркского (карачаево-балкарского) (М. Кудаев, И. М. Мизиев, Ш. Ф. Фаттахов), нахского (чечено-ингушского) (Я. С. Вагапов, Х. А. Хизриев) и абазинского (Т. А. Муртазов) языков, которые нельзя признать научными. Подробное изложение полемики по вопросу о языковой принадлежности Зеленчукской надписи приводится А. А. Туаллаговым в его недавней монографии (2015).

Помимо Зеленчукской надписи, имеется два ярких свидетельства ираноязычия средневековых алан, одно из которых сохранилось на полях двух списков рукописи «Теогонии» византийского писателя середины XII в. Иоанна Цеца, обнаруженных и последовательно опубликованных в 1930 и 1953 гг. Д. Моравчиком и Г. Хунгером. Наиболее полная публикация данного фрагмента рукописи с комментариями была сделана двадцать лет назад С. М. Переваловым (1998). Византийский автор приводит «варварские» фразы приветствий на семи языках: «скифском» (под которым фигурирует команский/половецкий), «персидском» (в котором узнается турецко-сельджукский), латинском, аланском, арабском, русском и еврейском. Иоанн Цец, по-видимому, прекрасно знал аланский язык и привел несколько приветственных фраз с их переводом по-гречески, записанным также греческими буквами (ниже в квадратных скобках дается транскрипция этих фраз латиницей):

К аланам обращаюсь на их языке:

«Добрый день, господин мой, архонтисса, откуда ты?»

[Tapankhas mesfili khsina korthi kanda] и так далее.

Если же аланка имеет любовником (святого) отца, услышишь такое:

«Не стыдно тебе, госпожа моя? Ведь с тобой имеет связь твой отец?»

[Το farnetz kintzi mesfili kaitzfua saunge].

Язык этих фраз без сомнения представляет собой архаичный вариант осетинского языка. Согласно мнению Т. Т. Камболова (Камболов, 2006. С. 198–199), обе фразы целиком можно сопоставить с современными осетинскими аналогами:

Первой соответствует современное осетинское (дигорское):

Dæ bon xwarz, me’fšijni ’xšinæ. Kurdigæj dæ?

«Добрый день, хозяйка (супруга) моего господина. Откуда ты?»

Второй фразе соответствует осетинское:

F(s)arm neči(j) kinźi æfšini, kæči fæwwa sawgini.

«Нет стыда (у) госпожи-невестки, которая бывает священникова (отдается священнику)»

Наконец, ярчайшим памятником аланского языка является так называемый Ясский словник 1422 г., открытый в области венгерских ясов – переселившихся в местность Альфельда около 1239 г. 10 тыс. северокавказских алан. Здесь был обнаружен документ XV в., на котором зафиксировано 40 ясских (аланских) слов с латинским или венгерским переводом, которые были опубликованы венгерским востоковедом Ю. Неметом в 1958 г. Все эти слова относятся к иранскому языку и весьма близки современному дигорскому диалекту осетинского языка. Любопытно, что аланы/ясы переселились в Венгрию вместе с половцами/кунами, тюркская речь которых также была письменно зафиксирована в Codex Cumanicus 1880 г. Выход недавней монографии В. А. Кузнецова (Кузнецов, 2015) избавляет меня от необходимости пересказывать эти сюжеты, подробно разобранные в этой небольшой, но чрезвычайно полезной книге.

Сторонники тюркоязычия алан часто приводят фразу историка иранского происхождения Аль-Бируни (973–1050 гг.), упомянувшего в предисловии к написанному по-арабски труду «Описание границ мест для определения расстояния между поселениями» племя аланов и асов, населявших бывшую «землю печенегов» между Хорезмом и Гурганом и переселившихся вместе с печенегами на восточный берег Каспийского моря, язык которых представлял «смесь хорезмийского и печенежского». Согласно комментарию А. Алеманя, эта информация предполагает иранский язык (хорошо знакомый хорезмийцу Бируни) с сильным тюркским влиянием (Алемань, 2003. С. 333). Логично предположить, что за этим сообщением скрывается процесс перехода некоторой части аланского населения на тюркский язык в достаточно поздний период – X–XI вв., – что вполне укладывается в наши представления о многокомпонентности карачаево-балкарского этноса, в сложении которого приняли участие аланские племена. Однако не имеется никаких достоверных сведений о том, что аланы (а до них сарматы, скифы и другие древние народы в Предкавказье) изначально говорили по-тюркски, как это утверждается некоторыми адептами поголовного тюркоязычия скифосармато-аланского населения.

В цитируемой выше монографии В. А. Кузнецов подметил важное сообщение арабского историка XIII в. Ибн ал-Асира, описывавшего взаимоотношения татаромонголов с половцами накануне разгрома последних в 1222 г. Тогда, стремясь разделить союзное войско половцев и алан, татары послали к кипчакам вестников, взывая к тюркско-монгольскому братству и предлагая им часть добычи в обмен на отступничество: «Мы с вами – одного рода, эти же аланы вам не родня, даже по религии они являются христианами, а вы другой веры» (Алемань, 2003. С. 337; Кузнецов, 2015. С. 18). Таким образом, отличие тюркоязычных кипчаков от ираноязычных алан первой четверти XIII в. было очевидно для современника драматических событий на Кавказе.

К сожалению, критика ираноязычия алан и попытки реконструировать аланский язык на основе тюркского (карачаево-балкарского) или нахского (прежде всего, ингушского) в последние годы захватила полки книжных магазинов и просторы Интернета. Появилось такое количество разнообразных интерпретаций немногочисленных аланских слов (прежде всего, личных имен, упоминаемых скупыми данными письменных источников), что охватить их в этой небольшой публикации просто не представляется возможным. К тому же автор, не будучи лингвистом по образованию, и не ставит перед собой такой цели. Стоит лишь сказать, что с научной точки зрения эти попытки «навязать» аланам тюркский или нахский язык состоятельными признать нельзя. Подробнее о ненаучности подобных изысканий можно прочесть в книге М. С. Гаджиева, В. А. Кузнецова и И. М. Чеченова «История в зеркале паранауки» (М., 2006), они весьма основательно разобраны в фундаментальном труде В. А. Шнирельмана «Быть аланами» (М., 2006).

Появление мифотворческих версий с реконструкцией аланского языка происходит по единому сценарию, невзирая на то, с каких языковых позиций выступают авторы интерпретаций. «Методика» подобных лингвистических штудий широко известна, ее используют на всем пространстве Восточной Европы, в самых разных странах для «исправления» истории очень разных народов. Швейцарский лингвист П. Серио окрестил это явление «Новой парадигмой» и посвятил ее разбору обширную статью в журнале «Политическая лингвистика» (Серио, 2012). Он находит общие черты во всех фантастических теориях расшифровки древних наречий с помощью современных языков. Все начинается с обращения к некогда великой цивилизации предков, которая была обширной и могущественной. Археологические следы этого народа находятся повсюду, как и лингвистические элементы его наречия – во всех языках Европы. При этом родной язык исследователя-националиста настолько особенный, что позволяет без труда расшифровать тот исконный, или изначальный, язык, т. к. именно родной язык исследователя, в отличие от соседних языков, сохранил почти в неизменном виде исконный. Официальная «академическая» наука, разумеется, скрывает от публики это знание, искажает его, чтобы стереть из памяти потомков былую славу изучаемого народа.

В большинстве случаев адепты «Новой парадигмы» занимаются неисторичной «этимологией», осмысляя разбираемые остатки древнего языка исходя из простого созвучия с современными языками. Отрицается всякое генетическое родство между языками (это связано с желанием не иметь общего с соседями предка). В рассматриваемой теории сходство между двумя языками может быть объяснено только контактами (заимствованиями), захватами (насилием, подчинением, рабством) или субстратом (доказательством предшествования заселения территории). Одновременно доказывается собственная древность инновациониста: его язык обязательно исконный.

С этой точки зрения есть очевидные проблемы и с прямолинейной интерпретацией ираноязычия алан как следствия их генетической преемственности с сарматами и скифами, в ходе которой на основе языка выстраивается единая линия осетинского этногенеза: скифы – сарматы – аланы – осетины. Примеров подобных этногенетических мифов также достаточно, их разбору посвящены упоминаемые мною выше книги В. А. Шнирельмана и ряда других авторов. Неоднозначность и сложность этногенеза осетин, как и любого другого народа, его многокомпонентность, значительный вклад кавказского субстрата в происхождение осетинского народа игнорируются адептами данного направления, в представлении которых и скифы, и сарматы, и аланы говорили на одном общем языке и имели общий облик.