Текст книги "Беседы в предбаннике. Сборник рассказов незабытых душ"

Сидели мы в тишине, и было слышно только, как постанывал находящийся между нами двумя доходяга. Но вскоре и он затих, в камере стало до тошноты тихо. С иронией подумал, что пора привыкать, в могиле также будет. Я сидел и вспоминал моменты из жизни, как с дочурками гулял, как соседского пацана лупил за то, что во дворе лез целоваться к старшей дочери, они тогда классе в третьем были. Вспомнил, как они на мой тридцать пятый день рождения готовили утром мне праздничную яичницу с грибами, но тогда проснулся не от приятного запаха грибов, а от резкого запаха гари, они тогда оставили яичницу на плите и убежали в погреб за грибами, так в итоге про яичницу и забыли. Тогда конечно перепугался и серьезно их отругал, хоть и не бил, но тогда они все на меня крепко обиделись. Но сейчас вспоминаем все… ну, то есть вспоминали все со смехом. Может они еще, и вспомнят за общим поминальным столом…

– Эй, ты что спать удумал? – Кто-то начал меня трясти за плечо. – Давай расчехляйся охранник идет. – Да я наверно и вправду задумался и задремал, хорошо Витя быстро сообразил и вовремя меня разбудил. По коридору бегал луч света от фонарика и через пару секунд меня ослепил яркий свет.

Не знакомый голос повелительным тоном сказал. – Встать и поднести сюда лежачего. – Владелец его был крупного телосложения. – Что неясно выразился?

– Какого именно тебе лежачего? Этот наверное загнулся. – Витя говорил, медленно, не поднимая головы.

– Проверь пульс!

– Что?

– Проверь у него пульс, я сказал.

– Тебе надо ты и проверяй, я со жмурками дела не хочу иметь.

– А вот придётся, если не хочешь среди них оказаться.

– И кто мне может в этом помочь?

– Я и помогу. – После этих слов застучал механизм замка, и заскрипела дверь. Он подошел к нам. – Кто говорил? Ты сука смелый?

Так получилось, что голову поднял именно я. Думал, что он общается с Витей, но когда я посмотрел на него, то увидел, что он просто упал и лежит, скрутившись калачиком. Не успел я выронить и пары фраз, как мое тело преодолело невесомость и приземлилось в другом конце камеры, возле тела, которое успокоил Витя.

– Раз ты самый смелый то ты и без очереди пройдешь. – Мое тело снова преодолело силу тяжести, но в этот раз я упал помягче, чей то труп смягчил удар об пол. – Я буду смотреть, как тебя разрежут по кусочкам… Я твою шкуру буду скармливать псам, а твои останки… – Он присел возле меня и говорил почти шепотом мне на ухо, но у меня не было сил, что-либо сделать, я уже сдался и смирился… Я уже ждал. Его рука обхватила мое лицо и повернула к себе. – Посмотри на меня… Чувствуешь что то? Почувствуй, как приближается твой конец. Услышь его и это будет последнее, что ты сможешь почувствовать. – Я попытался просто напрячь свои скулы, не знаю для чего, может просто мне не понравилось, что со мной так разговаривают, я уже и не помню мотива. – Сучка хочет мне, что то сказать?

– Да! – Прозвучал голос Вити из за спины моего обидчика, его фраза прозвучала одновременно с звуком переломанных костей. Мой обидчик навсегда замолчал, но напоследок привалил меня своей грудой мяса. Я ничего не понимал когда Витя, что-то говорил мне и пытался вытащить меня из под завала. Просто в тот момент меня начало покидать сознание, сказывалось переживание и предыдущие падения. – Эй тракторист, давай вставай. Если не встанешь, я тебя здесь и оставлю

И я встал, мне было тяжело, но я встал.

– Вам не убежать! – Раздался хриплый голос третьего, того который все время молчал и просто лежал в углу камеры. – Все тут подохнем.

– Вот и подыхай. – Сказал Витя, схватив меня под руки и поволок в коридор. Сначала было темно, и я слышал лишь, как мы перебираем ногами, точнее вскоре Витя просто меня волок. Перед моими глазами мелькали то темные, то до боли яркие коридоры. У меня сложилось впечатление, что двигались мы, целую вечность. Моментами я нормально приходил в себя, и мы бежали в два раза быстрее, но я бежал за ним вслепую, мне было очень больно открывать глаза. Лишь когда мы остановились, я облокотился об стену, открыл глаза и понемногу стал привыкать к позабытому свету. Мы стояли возле двери, Витя ее немного приоткрыл и выглядывал на улицу.

– Очухался? Хорошо! Слушай меня внимательно, сейчас мы выбежим на улицу, держись за мной и ни в коем случае не отставай, имей в виду я тебя ждать не стану. Смотри, напротив этой двери есть ворота, нам придется через них перелезть, это единственный шанс выбраться. Прости, но как только мы выбежим из этих дверей, каждый сам за себя, мне своя шкура дороже. Понял?

Я просто кивнул головой.

– Готов? – Я опять кивнул. – Нет, ты скажи… Мне нужно знать, что ты в сознании.

– Да… я готов.

– Хорошо побежали!

Он уже был за дверью, когда это договорил. Я побежал за ним, слышал лишь свое дыхание, и видел лишь свои ноги, как неуклюже перебирал ими. Бежал я настолько медленно, что уверен раньше ходил быстрее, мне трудно было оценить, какое расстояние от меня до забора, но складывалось впечатление, что он все дальше и дальше. Собрав силы, я запыхтел как паровоз, неизвестно, что предавало мне силы и заставляло бежать быстрее, возможно это была надежда либо второе дыхание, я поднял голову и смотрел, как отдаляется Витя.

Но у меня не было сил догнать его, он был уже возле ворот, а мне до них была еще целая вечность. Опять увидел свои ботинки и услышал выстрел. Посмотрев на ворота, увидел как к ним уже ползет Витя, на коленях, опираясь одной рукой о землю, а другой, держась за живот повалился на землю. После второго выстрела он перестал двигаться, и я вместе с ним.

Силы покинули меня, ноги стали ватные и землю из под меня просто вырвали как ковер. Я даже не почувствовал как ударился головой при падении. Но я отчетливо слышал голоса.

– Один готов!

– Контрольный ему, и несите на склад.

Мне кто-то дал по ребрам, и я рефлекторно простонал. – Второй живой.

– Добивай и на склад. Они хотели воли они её получат.

– Нет, стойте. – Это был знакомый голос доктора. – Минуту подождите.

Меня перевернули на спину, и я увидел небо. Я не чувствовал свое тело, но я чувствовал как свежий воздух с вкусной пылью гуляет по моему организму. И небо, никогда не видел такое небо. Белые райские острова плыли по голубым водам небесного океана. И в этот момент мне казалось, что именно эту картину я хотел бы видеть целую вечность. Хоть какая-то радость, что последнее, что я увижу в своей жизни, будет настолько прекрасное и не забываемое, даже трупами.

На пару секунд небо загородил какой-то бородатый мужик в белом халате, он посветил мне в глаза фонариком. После которого небо стало еще ярче.

– На стол его… Хоть какая то польза от него будет. – Опять знакомый укол.

И только яркое небо… не забываемое небо.

Рost scriptum

Я смотрел на яркий свет и только вспоминал последнее небо, я лежал и улыбался, вспоминая свою жизнь, я прожил хорошую жизнь. Жаль, что человек не помнит своего рождения. Не помнит свой первый глоток воздуха, не помнит свой первый лучик солнца. Но также обидно, что он никогда не вспомнит свой последний день. Хотя я бы отдал свои последние минуты, что бы посмотреть на кусочек неба, а так меня просто слепит этот яркий свет, не могу пошевелить ни единым кусочком мышц своего тела. Либо они опять, что-то вкололи, либо у меня просто нет сил.

Хоть по жизни особо верующим никогда не был, но я бы сейчас перекрестился три раза, но, увы, наверно не суждено. Интересно, куда же пропал Жека. Что с ним дальше произошло? Вызывал ли он помощь, пришла ли она.

Надеюсь, есть место, где мы с ним встретимся, где он мне все расскажет, расскажет куда пропал и что делал после моей пропажи.

Я помню, что услышал, как в комнату вошел доктор. Он постоял надо мной, и опять скрылся с моего поля зрения, через мгновение зашумел, металлический звон инструментов. Вернулся он, уже держа в руках скальпель, заслонил собою свет, который так ярко бил мне в глаза.

Доктор уже опустил скальпель к моему телу, и я даже кажется, почувствовал прикосновение лезвия к своему животу. Как услышал, что кто-то вломился в дверь, где то вдали звучала сирена, по коридору кто бегал, тишину разрывали доносящиеся глухие выстрелы, крики которые мне было трудно разобрать, наверно опять кто-то сбежал.

– Что случилось? – Док говорил, не поворачиваясь и не отрывая от меня взгляда. – Какое вы имеете право, прерывать операцию. Если опять кто-то сбежал, то решайте эти проблемы сами, или я вынужден буду просить о новой охране. Отвечайте. Ну!

– Успокойтесь и положите скальпель. – Это был незнакомый мне голос.

Профессор повернулся в сторону голоса но, не успел сказать и слово как исчез из моего поля зрения.

Я слышал перестрелку, кто-то кричал по рации, отдавал приказы и пугал трибуналом. Кто-то звал доктора.

Меня переместили на носилки, одели мне какую-то маску на лицо. И после нескольких вздохов стало так легко и сладко.

Я слышал, как по рации говорили «У нас трехсотый. Он жив, но в тяжелом состоянии, высылайте вертолет». Потом еще, что-то говорили.

А я лежал и самодовольно, наверно даже пуская слезы, смотрел на яркий свет, и видел в нем лишь яркое, теплое приятное, и нежное небо…

Локомотив №148Н

После окончания железнодорожного института, устроился по профессии, машинистом грузового локомотива. Сначала конечно стал помощником машиниста. Робота интересная не сложная, но ответственности много.

Локомотив это очень сложный механизм, созданный гениями инженерной мысли. И требует этот механизм, особого внимания и соответственно уважения к себе. Можно даже предположить, что каждый локомотив, это особая личность или как то так. В общем, каждая машина, имеет свой характер, можно сказать, душу, что ли.

Но это, как по мне, сущий бред. Локомотив, это в первую очередь машина, набор сложных механизмов выполняющих функции, для которых они созданы. Вместе, эти функции создают невероятную мощь, способную тянуть огромные тоннажи грузов. Может, кто то и верит, что эти махины имеют душу. Но я не из этих людей, по крайней мере, оставался таким.

I

После очередного рейса, я со старшим машинистом вошел в столовую. Идя туда было у нас отличное настроение. Рейс тяжелый и выматывающий, был позади, а в впереди меня ждала теплая уютная постель в общаге, и долгожданный отдых.

Но войдя в столовую, все изменилось, в огромном как показалось зале, в центре сидело только три человека. Они опустили головы и просто молчали, в столовой стояла тишина. Да такая тишина, что я даже мог слышать, как дышат мужики, сидящие за столом, на котором стояла бутылка водки и шесть стаканов. Три на половину полные, четвертый полный и с кусочком хлеба сверху, и два пустых.

Все приятные и добрые мысли, улетучились, как и не бывало. Мы с Николаевичем обменялись взглядами и прошли за стол. Первым присел Николаич, мужики подняли головы, посмотрели на нас и не говоря ни слова, по очереди опустили свои глаза. После и я присел.

– Кто? – Спросил Николаич, – голос его был суховат и немного дрожал.

– Антон Семеныч, – не подымая головы, ответил Сергей с 130 локомотива.

Я услышал, как тяжело выдохнул мой наставник. Немного помолчав, он все же спросил то, что всегда интересует в таких ситуациях.

– Как?

– Сердце! – Также не подымая головы, ответил начальник Сереги, с того же локомотива.

– Я знал, что 148 его угробит. А он меня не слушал. – грозно проговорил Николаич.

Раньше я уже слышал про 148 локомотив, его в депо, называют «черным локомотивом». Очень странные истории про него рассказывают, самый смертельный, этот локомотив. Много людей под его колесами погибло, а машинисты не выдерживают нагрузки, и считай, меняются каждые полгода.

Только мало кто увольняется, всякая ерунда говорят, случается с ними. Но на моей памяти самый серьезный был случай, года два назад.

Тогда два машиниста на полной скорости просто выпрыгнули с кабины, по очереди, сначала один, потом второй. Первый, разбился, ударившись о камни, и переломав все кости, оставаясь в сознании, мучился до приезда скорой, а это было около трех часов, после чего скончался на руках у медиков, как только до него дотронулись, что бы переложить на носилки. Второго нашли только через неделю. Как то он выпрыгнул, что попал в реку Северский Донец, и только через две недели его выкинуло на берег.

А локомотив продолжал мчаться на полном ходу, не издавая, каких либо звуков. Дежурная на переезде заметила, что в проезжающем локомотиве было пусто в кабине. Любая возможность связаться с машинистами ни к чему не привела. Было принято экстренное решение. Переводя стрелки, вывели локомотив на резервные линии, после, отключили от питания всю линию. Поезд остановился только через три часа. Тогда же и скончался первый машинист, говорят, разница была в минутах. Но кто может знать точно, никто.

Много еще приключений было с этим локомотивом. Мы даже бастовали, что бы его списали, но начальство в мистику не верит, а так как он самый живучий и самый исправный, его и оставили в строю. Но все равно, не все соглашаются на нем ездить.

Николаич поставил передо мной стакан. Налил в него половину, а себе полный.

– Что известно? – Спросил он, закручивая крышку бутылки.

– Известно, что ехали они по пятьдесят четвертому километру. Женька, помощник его, ушел в машинное не известно зачем. Да и сам он не знает, шок у него, – говорил Серега, медленно никуда не спеша, выдыхая после каждого слова. Все остальные молчали, опустив глаза, они уставились в рюмки. Только мы с Николаевичем смотрели на рассказчика. – Вдруг, локомотив начал резко тормозить, Жеку по инерции свалило с ног, он башкой ударился об железную дверь и отключился. А когда пришел в себя и забежал в кабину, то локомотив уже шел на малых и почти остановился, Антон Степаныч лежал на полу, уже с синими губами. Остановились они посреди поля, сразу после пятьдесят четвертого километра, так и стояли там до прибытия скорой. Когда мед брат залез в кабину, Жека сидел на полу с разбитой башкой, весь в крови и держал, прижав к себе Степаныча. Вот такая история, – последнюю фразу он сказал на выдохе и сразу, не медля выпил все оставшиеся в стакане. За ним повторил Николаич, я тоже не думал оставаться в стороне.

– Помянем мужика, – и я следом выпил стакан водки.

Посидев еще чуть-чуть, мы вышли со столовой и отправились по домам. Все-таки после смены, нужно отдохнуть.

II

– Артем, ты сума сошел! Ты понимаешь, на что ты подписываешься? – В комнату ворвался Николаич, красный как бык, злой, – ты понимаешь, что ты смертный приговор себе подписываешь?

– Николаич, Все будет нормально, это всего лишь один рейс. Хорошие деньги платят.

– Да потому и платят, знают что это, опасный рейс, это вообще опасный локомотив. Все опытные, все старожилы, отказываются на нем ехать. Потому что каждый раз как в последний.

Он метался с угла в угол, говорил очень быстро, брызгая иногда слюной, которая долетала до меня, сидящего за столом и наблюдавшего за ним.

Я пытался иногда вставлять фразы, когда он замолкает, но после моих убеждений, он опять взрывался как ураган и с новой силой начинал меня убеждать, что это все, очень опасно.

– Ну не верю я, во всю эту мистику, это просто машина, кусок железа, и все тут!

– Артем! – Он сел напротив меня, попытался успокоиться, но я видел, что у него это не получалось. – Артем, посмотри на меня. Я с тобой езжу уже три года. Все что я знал, я передал тебе, и ты верил мне и доверял мне. Так почему же сейчас! Сейчас, когда я, хочу спасти твою жизнь, ты поворачиваешься ко мне спиной? Почему ты не слышишь меня, – говорил он, по нарастающей громкости, и в итоге опять перешел на крик. – Почему он так манит тебя? Чем он вас всех так манит? Не соглашайся, Артем! Слышишь меня, откажись!

– Николаич! – сказал я, подымая голову.

Он резко встал и направился к выходу.

– Делай как знаешь, – он стал возле двери, повернулся посмотреть на меня. – Артем! Не ты выбираешь локомотив, и не ты им управляешь. Ты просто для того, что бы делать то, что он говорит, и очень не многие, способны противостоять ему. – Он говорил спокойно, уверенно, как тихий спокойный ветер, после бурного урагана. – И я искренне надеюсь, что ты сильней.

Постояв еще мгновение, он вышел не попрощавшись.

Впервые его видел таким встревоженным и заведенным. Старики они очень сильно верят в эту мистику, может, потеряв эту веру, они потеряют веру во что либо еще? В загробную жизнь, например. Нет, бред, Николаич не такой, просто напуган он сильно. Как-никак, много лет он уже в этом депо работает, многое видел, многое знает.

III

Мы ехали уже около часа. Я был вторым машинистом, первым был Жека. Тот, который был напарником Степаныча. После больницы он мало с кем говорил и ходил вечно думающий о чем то, с мужиками почти не общался, к локомотиву почти не подходил. Сегодня первый рейс, как у него, так и у этого локомотива после случая со Степанычем. Они оба не были в работе почти три месяца, Жека лечился, а локомотив стоял без дела.

– Знаешь Артем! – он говорил со мной не оборачиваясь на меня, смотрел только на дорогу, в кабине было тихо, слышно только приглушенный шум электромоторов и охлаждения. – Я честно тебе скажу, не хотел я, что бы ты ехал, но так как ты уже здесь, запомни некоторые правила. Делай то, что я тебе говорю, и только то, что я тебе говорю. Я знаю этот локомотив, а он знает меня, ты тут в первый и я надеюсь в последний раз. Через час, ты должен будешь сойти на станции «Основа» там у нас остановка.

– Что, как сойти?

– Не задавай лишних вопросов. Просто знай, что ты должен сойти и дальше я поеду один. Это сбережет тебе жизнь.

– Ты шутишь что ли, Жек? – Я повернулся на него, но он не обратил на меня, ни малейшего внимания. И я дальше стал смотреть на дорогу, наблюдать, как шпалы пропадают под локомотивом.

– Надеюсь, тебе повезет, и он тебя отпустит, должен отпустить. Это теперь наше лично с ним дело и ты тут не причем. И даже не пытайся меня остановить, я знаю, что он позвал тебя, он надеется, что ты остановишь меня. Но это не в твоих силах, я знаю.

– Что ты задумал? – Я не понимал, о чем он говорит, как по мне, так он нес просто бред.

Он не ответил, а просто начал сбрасывать скорость, скоро должна быть остановка.

Мы ехали в полной тишине, только стук колес и шум из машинного зала. Но за три года, так привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Все же шум у этого локомотива был немного другой, странный очень.

– Что не так с этим локомотивом? – не знаю, зачем я спросил, любопытство как никак будоражило, оставалось ехать еще минут тридцать. Не хотелось быть в тишине.

– Не знаю, никто не знает. Но я знаю, что этот локомотив настоящее зло. Он пожирает людей, я видел это. Я видел это один раз, но ощущал порядка десяти. Когда он хочет жрать, он по-другому шумит, он становиться тихим, подкрадывается к жертве, как дикий зверь. – Его голос был монотонным, спокойным, как будто он говорил обычные вещи. Так преступники рассказывают о своих жертвах, но в тоже время не считают себя виновными, они думают, что так и нужно, что так нормально. – Он пытается скрыть свое присутствие, свое приближение и тогда жертва сама идет к нему в пасть. Я не знаю, как он это делает, ты видишь за триста, четыреста метров, человека идущего навстречу смерти. Ты сигналишь ему, вдавливаешь педаль гудка в пол, но бесполезно. Он не слышит, он идет как будто заколдованный, не обращая внимания на оглушающий вопль клаксона. И тут, почуяв жертву, зверь несется за добычей. Этот локомотив, сам или ускоряется, или замедляется, сам подстраивает скорость, что бы встретиться со своей жертвой. Я говорил, что видел это только один раз и мне хватило. Доля секунды вперед и пролетели бы прямо перед носом человека, доля секунды задержки и мы бы пролетели за его спиной. Это возможно на других локомотивах, но этот никогда не промахивается, он всегда «вовремя». Ты видишь, как человек идет десять метров, восемь… Время не течет как вода, оно тянется как кисель. Ты ведешь все до мельчайших подробностей. И вот он, прямо в центре кабины, и все, нет больше человека. А эта падла, начинает громче шуметь, он доволен, как будто посмеивается. В ту ночь, мы пытались его остановить, у нас почти получилось, но я не смог, он овладел мной, и я не смог.

Он на секунду опустил глаза, но потом опять уставился на дорогу.

– Он мне сниться, Степаныч приходит ко мне во снах, просит лишь об одном.

– О чем?

– Уничтожить черный локомотив. Отомстить ему за то, что Степаныч погиб. Отомстить за всех погибших из-за него людей. И знаешь? – Он посмотрел на меня, в его глазах была пустота, были глаза, но они были ужасно серые, зрачки расширенные и одновременно полные слез, они блестели. Я не общался с сумасшедшими, но сейчас у меня было именно такое впечатление. – Я выполню обещание, – выдавил он сжав челючть.

Я не желал находиться в кабине, неизвестно силой меня выталкивало из нее. Но я наверно еще немного сопротивлялся. Надеялся на что то, но все же не выдержал и решил сойти.

– Начинай тормозить, – сказал я беря куртку, – скоро «Основа»

Женя потянул на себя рычаг скорости, но это, ни к чему не привело.

– Что такое? Мы набираем скорость?

– Похоже, эта падла, не хочет отпускать тебя. Прыгай! – Крикнул он, брызгая слюной. – Давай же, если хочешь жить, выпрыгивай.

Я выбежал с кабины, подбежал к двери открыл ее и у меня аж в нутрии все вздрогнуло. Мы мчались на сумасшедшей скорости. Прыгни я сейчас, разобьюсь в лепешку, ни одного живого места не останется. Нет, лучше я поживу и буду пытаться остановить Жеку.

Я вбежал в кабину, Жека стоял спокойно у руля.

– Какая скорость? – спросил я, как только открыл двери.

– Что? Ты еще тут? Идиот! Выпрыгивай. – Он направился ко мне и начал выталкивать меня из кабины в сторону выхода. У него был сумасшедший взгляд, его серые глаза прям светились. Он весь горел и трусился, лицо его было жутко красное, как будто вот-вот лопнет. На его лице тряслись все мышцы, глаза его страшно покраснели. Он почти вытолкал меня к дверям, я понял, что если не буду сопротивляться, то мои мозги будут доедать лесные звери, слизывая их с железнодорожного щебня.

Я ударил его в живот и резко оттолкнул, споткнувшись он ударился головой об железную стойку, у него опять пошла кровь, со старой незажившей еще раны.

– Ты не понимаешь! – Он говорил вроде бы тихо, откашливаясь и скручиваясь от боли в животе, но я отчетливо его слышал через шум в машинном отделении. – Мы, должны его уничтожить, иначе он уничтожит нас, нас, и еще много кого другого! Ты слышишь, как он тихо работает?

И в правду я не заметил это с самого начала, но в машинном зале было относительно тихо. Хотя учитывая, что мы все еще набирали скорость и за нами тянулось вагонов тридцать, полных угля и десять с авиатопливом.

– Он почуял жертву. И если мы его не остановим, то он убьет, сожрет кого-нибудь, а после уничтожит нас, так как мы для него опасны теперь.

Я помог Жеке подняться и довел его в кабину, посадил на стул.

Он присел, оперся спиной о стенку, провел рукой по голове, после чего вытер кровь о свою куртку.

– В ту ночь. – Жека говорил спокойно, даже можно сказать монотонно. Он не смотрел на меня, он смотрел в темную даль, которая пролетала за окном локомотива. – Мы вылетели на пятьдесят четвертый километр. Идеально ровный участок пути, хорошо просвечиваемый.

Я читал газету «Вести», а Степаныч был у руля. Тут он резко заматюкался, и начал давить на педаль гудка. Я встал и увидел, что на переезде стоит пассажирский автобус желтого цвета. Он не двигался, просто стоял, прямо посреди путей. Кроме него на переезде никого не было, ни одной машины, ни одного человека.

До столкновения оставалось меньше километра, Степаныч накрутил тормоз на себя, на его руках от напряжения напухли вены. Нас оглушил скрип колес, но мы не останавливались, а наоборот набирали ход. Такое ощущение, что локомотив вырывал колеса из тисков, при этом был ужасный скрип, да так, что у нас потекла кровь с ушей. Были бы мы полные, нас бы просто сжало как лепешку, но мы шли налегке и должны были остановиться, но не останавливались. Степаныч убежал в машинный зал, потом прибежал обратно, схватился за тормозной руль и начал его давить на себя на всю, до упора. Он ухватился двумя руками, но толку не было.

Он повернулся ко мне и начал что-то говорить, но скрип был настолько громкий, что ничего не было слышно, тогда я подошел ближе.

– Жека, – кричал, задыхаясь Степаныч, – Подыми давление на первую пару колес. Не задавай вопросов просто сделай это.

Я побежал в машинный отсек, хотел поднять давление на тормозные колодки. Это было опасно, но это того стоило, там в автобусе было, около двадцати человек, а могло быть и больше, если не меньше. Но мы должны были предотвратить столкновение.

Я поднял давление в колодках, меня резко дернуло, я упал и ударился головой. Но я не потерялся, как все думают. Я пришел в кабину, я смотрел, как мы приближаемся к автобусу. Я даже смог разглядеть в нем пассажиров, их лица. Они сидели смирно как заколдованные и даже не смотрели в нашу сторону. – Немного помолчав, он продолжил. – Когда время начало тянуться, как кисель, когда до столкновения оставались секунды, я струсил. Я закрыл глаза руками в ожидании столкновения. Возможно, был слышен крик пассажиров, но я слышал только оглушающий скрип тормозных колодок о колеса, я ждал удара.

Но его не было. Не было ни в эту, ни в последующую секунду. Открыв глаза, увидел, что мы уже сбрасывая ход, проехали этот переезд, следов автобуса не было. Увидел, как Степаныч скрутился на полу, подняв его, я спросил:

– Где автобус?

– Этот черт, обманул меня.

– Что с автобусом, Степаныч?

– Он превратился в пыль! После этих слов, он уже не открывал глаза, через пару неровных, судорожных выдохов он уже не вдохнул.

Жека замолчал, он закрыл руками лицо. Наклонился, уперся локтями в колени, потом поднял голову, вытер лицо. Его глаза были красные, они блестели от слез.

– Понимаешь, что произошло? Он почуял, что Степаныч собирается уходить. Он не хотел отпускать его и для этого, он разыграл такую «комедию».

Мы сидели молча, у Жеки с головы продолжала течь кровь с разорванной старой раны. Я собирался с мыслями.

Ничуть не верил, во всю эту мистику, но хотел с этим всем покончить. Я встал, взял в аптечке бинт и перекись. Подошел к Жеке вылил ему на голову перекись, от чего Жека зашипел, а перекись запенилась, хотел было встать, но просто поднял голову и посмотрел мне в глаза.

– Мы должны это сделать! Он должен подохнуть! – У него был более-менее здоровый вид. Вид обреченного человека, немного бледный, глаза красные, но все же здравомыслящий.

– Какие идеи? Что будем делать. – Я уперся спиной о стенку, плавно сполз на задницу, опустив голову между колен. Прошло только четыре часа пути, а я уже чертовски вымотался.

– У этой модели поезда, – сказал он, вытирая ватой рану, – скорей всего только у этого поезда. Слабая первая пара колес, если при торможении там создастся наиболее мощное давление, больше чем на задние пары, то локомотив, под своим весом, просто вырвет их из под себя. Упрется носом в землю и перевернется, ну или сойдет с путей, дальше дело техники и случая. Взорвется авиатопливо, после чего этот урод, уже никогда никому не навредит.

– Сколько у нас времени?

– Чтобы никому не навредить, мы должны это провернуть после пятьдесят четвертого километра. Там ровный участок пути, и нет жилых домов, только переезд, но думаю, сегодня он там уже никого не собьет. Он должен здохнуть, до того как доедет до него. – Жека посмотрел на часы потом, что-то прикинув в уме, сказал, – У нас, минут пять

– Что от меня нужно?

– Ты должен быть за рулем, как только мы выедем на ровный участок пути, ты должен затормозить. Я, увеличу давление на первую пару.

– А дальше?

– А дальше, может ад, а может рай, об этом, Степаныч не говорил.

– Это он, все продумал?

– Да, мы давно к этому готовились. Жаль, только Степаныч не увидит этого, – С последней фразой он опять поник, но быстро взял себя в руки. – Пора, время! И главное, крути колесо тормоза, резко на себя. Я пойду в машинный зал, буду изменять давление на тормозные колодки. – Жека поднялся и прошел к выходу. Остановился, посмотрел под ноги, повернулся, посмотрев на меня, продолжил. – Я, Николаичу обещал тебя высадить, но видно не судьба. Прости, что попал в такую передрягу, но это, тот бой, ряди которого, мы жили.

Он ушел, заперев за собой дверь, оставив меня одинокого в кабине. Тихий шум электромотора, быстрый стук колес, я встал и уставился на дорогу.

Мы ехали через лес, луч прожектора, освещал деревья, на которых были уже пожелтевшие листья, красота, тишина. Только этот ублюдок дышит прямо за моей спиной, или можно сказать, я оказался в его голове, а значит, я здесь главный.

Мы выехали из лесу, передо мной открылся вид на самый длинный и самый ровный путь на нашем маршруте. Луч фонаря бил почти до середины, было видно, как в низине стелился туман, он лежал ровным слоем над остывающим лугом, мы мчались на полном ходу, навстречу смерти, нашей общей смерти, одной на троих.

Я держался за тормозной руль, отсчитывал в обратном порядке от десяти. Как только будет ноль… Десять… Я покручу на себя тормоз… Восемь… тогда мы сочтемся, за всех… Четыре…

Я уже напряг руку, но что-то пошло не так.

Скорость падает, шестьдесят километров в час, этого недостаточно. Я взялся за рычаг скорости и оттолкнул его от себя, есть щелчок

– Не хочешь дохнуть гнида. – Машинный зал, загудел на всю мощность. Мы набирали скорость, нужно набрать хотя бы еще пять км к скорости, и тогда можно срывать тормоз.

Но произошло, то чего я не ожидал. В луче фонаря показался силуэт в капюшоне, он шел по шпалам, я нажал педаль гудка, он пронизывал воздух своим ревом. Но этот человек даже не обратил внимание.

– В наушниках что ли?

И тут я понял, что передо мной встал выбор. Жизнь локомотива, или жизнь человека. Он сам тормозит, и у меня есть шанс спасти жизнь этого человека. Но тогда может не быть шанса уничтожить локомотив. На решение оставались секунды, я посмотрел на спидометр, шестьдесят четыре, еще минута и будет предел, нужный предел. До силуэта оставалось менее трехсот метров. И вот этот момент, время начало тянуться как кисель.

Я уже ничего не мог сделать, оставалось только одно. Я достал свой мобильный, включил диктофон.

«– Вот и все! Черный локомотив, мчится за последней жертвой. Прости Николаич, ты был прав, он звал меня, и ты был прав, я сильней его и это оказалось пагубным для него и для меня.»

До столкновения оставалось меньше ста метров, я посмотрел на обреченного идущего. И увидел, что он остановился, повернув голову, он смотрел на меня через плечо, прямо мне в глаза. Это были невероятно знакомые глаза.