Текст книги "Хозяин"

– Маньку! – подтвердил он. – Я вот сейчас тебя в ИВС на трое суток закатаю – будешь там про лошадей травить!

– Я не про лошадей травлю, а про Генаху! – огрызнулся я. – У него прозвище – Кавалерист.

– А чего это твой Кавалерист такой непотребный?

– Говорю же, попорченный он! – я совсем разозлился. – Побили его, понимаешь? Тюк, тюк – и все в дыню.

– Именно – в дыню! Какого хрена его побили? Почему здесь драка завязалась между вас и этими?! Быстро отвечай, не задумываясь!

– Да пожалуйста, – устало вздохнул я. – Мы кушали, а эти хуцпаны напали на нас. Внезапно, натурально. Как подлые команчи.

Мент повернул голову слегка вбок и как-то искоса и очень подозрительно уставился на меня:

– Ты ничего не курил? Какие команчи, ты что несешь?

– Я ничего не курил, – терпеливо объяснил я. – Я кушал. Если не веришь – посмотри в машине. Там пирожки должны еще остаться. Вкусные. Могу дать попробовать.

Один из ментов, тот самый, что удерживал Генаху от продолжения военных действий, хрюкнул и подтвердил:

– Точно, Вова. Я сам видел, как он пирожки покупал.

Лейтенант смерил его недовольным взглядом и пробурчал, правда, уже достаточно миролюбиво:

– «Видел»! Знаю я, как ты видишь, когда связываться в лом! А мы вот сейчас вместо пойдем и посмотрим, какие там пирожки окажутся. – Он заглянул мне прямо в глаза, а через них – в душу, думая, что я напрочь испугаюсь, но я испугался не напрочь. Между нами, я вообще не испугался. – И не дай бог, их там не окажется! Ты понимаешь, на что я намекаю?

– Какие дела, лейтенант Вова! Чтобы я – да не понимал этих намеков? Сто пирожков – и ты своими глазами видел, что мы в драке не участвовали. Идет?

Летеха поспешно схватил меня за локоть и подтолкнул к машине.

– А вот это мы сейчас выясним, – буркнул он. И, оказавшись у машины, первым полез выяснять. Шустрый, как рука онаниста. Впрочем, осмотр его не порадовал. Обратно он вылез с весьма недовольным видом. – Ну? И где тут пирожки?

Промасленный бумажный пакет по-прежнему лежал на переднем сиденье, и я готов прозакладывать свисток этого самого лейтенанта Вовы – он его прекрасно разглядел. Но это были неправильные пирожки. Он такими питаться не привык.

– Что, не видно? – сочувственно спросил я. – Закатились, наверное, куда-то. Дай-ка я поищу.

Мент послушно отодвинулся и на всякий случай напомнил:

– Сто пирожков, ты помнишь, да? Пересчитай, чтобы один к одному, как в аптеке. Тогда мы с тобой мирно поговорим.

Я протиснулся мимо него, заглянул в кормушку и сразу обнаружил искомое – не очень свежие и совсем не хрустящие, на сгибе даже слегка потертые, сто рублей. Вид пирожка, который больше других нравился лейтенанту.

Я выпрямился и неприметно, одними пальцами, протянул купюру в сторону мента. Тот проявил чудеса акробатики, и так же неприметно принял ее. Потом вывихнул глаза, пытаясь разглядеть достоинство банкнота, убедился, что все в порядке и заныкал денежку в карман.

– Ровно сто пирожков, лейтенант Вова, – заметил я. – Как договаривались.

Мент смерил меня тяжелым взглядом с головы до ног, и я поежился – а ну, как заберет меня сейчас за дачу взятки должностному лицу при исполнении? Но он только строго проговорил:

– Смотри-ка, точно сто. Не соврал.

– А то. Я вообще редко вру. Только по выходным и будням. Ну как – не будешь нас с Генахой в отделение забирать? С этими нехорошими людьми сам разберешься?

– А за что вас забирать? – он нахмурился еще больше. – За поедание пирожков мы в отделение не забираем. Мы закон блюдем, у нас с этим строго. Муха не пролетит.

– Верю, – вздохнул я.

Мы вернулись к общей группе, и лейтенант на всякий случай обвел присутствующих пристальным взглядом. Присутствующие, тоже на всякий случай, глаза отвели.

– Все верно, – твердо, как Ленин с броневичка, сообщил мент. – Пирожки в наличии присутствуют, а значит, он не врал. Осталось только выяснить одну деталь в этом странном обстоятельстве. – И он хитро посмотрел на меня. Настолько хитро, что мне снова подумалось – плакала моя бедная сотня. И упекут меня лет на несколько вот такие же ножички с резными рукоятками строгать. – Для чего они решили совершить на вас нападение в преступном виде?

– А я знаю? – удивился я с облегчением. – Меня бить начали, а не мотивы рассказывать.

– Та-ак! – гнусно протянул лейтенант и повернулся к Генахе. У того взгляд уже остыл и соображалка, судя по всему, вернулась на место. – А ты? Мысли есть?

Генаха шмыгнул носом, вырвал у мента руку, за которую тот все еще держал его, и потер морду пятерней:

– Может, тачку забрать хотели?

– О! Дельная мысль! – оживился лейтенант. Но тут же снова сник. – Хотя нет. Говно мыслишка. Из возраста вышли.

– Тогда бабки, – Генаха сделал еще одну попытку.

– О! Вот это точно дельная мысль, – снова оживился лейтенант. – На бабки всякий поведется.

– Меня уже можно отпускать? – уточнил Генаха.

– Можно, – важно кивнул лейтенант, и его подчиненный сделал от Кавалериста шаг вправо, всем своим видом показывая, что отныне к этому человеку никакого отношения не имеет. – Заявление писать будем?

Он почему-то посмотрел на меня. Но я переадресовал его взгляд Генахе – все-таки, его сторона пострадала больше. Особенно фасад.

– Да ну его к черту, это заявление, – проворчал Генаха, разминая запястья. – Все мозги высосут. Ну, подрались – и подрались. Нормальное дело.

– Хозяин – барин, – хмыкнул лейтенант. – А в обезьяннике они у меня все равно посидят. Нечего покой мирных граждан мордобитием нарушать. – И, сняв с пояса рацию, забормотал в нее: – Третий – восьмому. Третий – восьмому! Пять человек на крытую стоянку. Прием.

– Понял, – прохрипела рация в ответ. – Пять человек на крытую стоянку.

– Мы можем идти? – спросил Генаха.

– Ага. Если можете, – сказал мент и заржал. Глупо и по лошадиному. Кроме него, ржать никто не стал. Даже младшие по званию. Сообразив, что спорол чушь, лейтенант резко заткнулся и уставился на своих. – Ну, что стоите? Упаковывайте граждан. Они с нами. До конечной.

Мы с Генахой синхронно развернулись и потопали к своим машинам. Только он монтировку по пути подобрал. Хе, как я совсем недавно в скверике! Только там меня шепелявый немножко меньше попортил. Впрочем, с шепелявым я был один на один, так что особо гордиться нечем.

У машины Кавалерист грустно посмотрел на меня единственным работоспособным глазом и сказал:

– Я домой, Мишок. Отработался. Минут через пятнадцать шары, наверное, вообще заплывут. Ничего не увижу. Надо не забыть Рамсу позвонить – пусть подъедет, машину заберет. – Рамс был сменщиком Генахи.

– Извини, – сказал я.

– Брось, – отмахнулся он. – Сегодня – я тебе, завтра – ты мне. Мы же в связке. Только Бэка тебе самому искать придется. Объяснишь ему, что почем, хоккей с мячом…

– Объясню, почему не объяснить, – я пожал плечами. – Объяснялку пока не оторвали.

– Какие твои годы? Оторвут еще. Верной дорогой двигаешься. – Подумал и добавил: – Похоже, Мишок, крупно ты влип. Ты это… Оборачивайся почаще. Как бы кого лишнего за спиной не оказалось. Ладно, бывай.

– Побываю, – я вздохнул. Совершенно искренне, кстати сказать.

Генаха, кряхтя, уселся в свою машину, развернулся и уехал, махнув мне рукой на прощанье. Я проводил его взглядом, подумал и решил, что мне тоже не мешало бы переместиться подальше от автовокзала. Какой-то он был негостеприимный сегодня, если вы понимаете, о чем я.

И, отъезжая, не смог отказать себе в удовольствии – посмотрел в зеркало заднего вида. А в нем показывали захватывающее кино про то, как менты деловито собирали с асфальта наших недавних противников.

3

Искать Бэка наудачу в миллионном городе было все равно, что забивать гвозди отбойным молотком. Я никогда не делал второго, и я не собирался сейчас заниматься первым. Потому что был несколько выше этого. В интеллектуальном смысле.

Я знал одно – на обед Бэк приедет в кафе «Золотое Зеро». Во-первых, потому что там вкусно готовили. А во-вторых, потому что там обедало подавляющее большинство подвижного состава третьего таксомоторного. Если, конечно, не случался загородный рейс. Но загородные рейсы – событие редкое, иной раз его по месяцу ждешь, поэтому я надеялся, что нынче Бэка чаша сия минует. И, следовательно, мне удастся пересечься с ним. Бэк бы мне, конечно, за такое пожелание благодарность не объявил, поскольку «дальняк» – дело выгодное и вообще мечта любого таксера, но у меня были серьезные основания. Разве нет?

Однако до обеда оставалось еще без малого два часа, и за эти два часа меня могли закопать, откопать и еще раз – контрольный – закопать. И все из-за какого-то проклятого ножика с ключиком. О котором я, между нами, девочками, говоря, до сих пор знал до обидного мало. Только то, что при первой возможности мне за этот ножик отвинтят башку. От этого знания, впрочем, не было никакой выгоды – только мурашки на затылке время от времени.

Забавно, но осознание существующего положения вещей неожиданно вдохновило меня на трудовые подвиги. Все равно два часа до обеда нужно было как-то убивать. А машину, безостановочно мотающуюся по городу, гораздо труднее локализовать, чем стоящую где-нибудь в отстойнике. Я, между прочим, лишний раз убедился в этом буквально только что – на автовокзале. В общем, я решил немного поработать. На благо третьего таксомоторного и, чуть-чуть – на себя, любимого. А потому запрятал мысли о ножике подальше, выбрался на большую дорогу и принялся шарить глазами по обочине, привычно выискивая протянутую руку страждущих.

Долго искать не пришлось. Я и двухсот метров от автовокзала отъехать не успел, как увидел его – мужика с пятью баулами. Пыхтел, сопел, надрывался, но самоотверженно пер вперед, изображая мула. Какого черта он не подцепил какого-нибудь парня из первого таксопарка – ума не приложу. Я сбросил скорость до позорных десяти километров в час и пополз вдоль бровки, с интересом разглядывая фаната пеших прогулок.

Тот услышал шум и обернулся. Сообразив, что я, собственно, такси, необычайно обрадовался, побросал на асфальт баулы и призывно замахал рукой. Словно боялся, что я его таки не замечу и проползу мимо. Я еще больше удивился – совсем нелогичный дядька, однако. Но все-таки остановился.

– Довезешь? – натужным от надежды и усталости голосом спросил он.

– Нет, – хмыкнул я. – Сейчас вот портрет твой нарисую и дальше кататься поеду. Садись. Для чего я, по-твоему, останавливался?

Он побросал свою поклажу в багажник, сел в машину и, откинувшись на сиденье, счастливо выдохнул:

– Королева, 27.

Я недоверчиво хмыкнул. Если он собирался переться пешком до самого финиша, по такой жаре и с таким количеством баулов, то он либо штангист, либо идиот. Штангистом дядька не выглядел, поэтому я решил остановиться на втором варианте. Дядька, между прочим, подтвердил мою догадку, сообщив:

– Вот я дурак! Вылез на автобусной остановке – думал, быстрее получится. Полчаса ждал – ни одного моего автобуса!

– До Королева двадцать шестой маршрут ходит, – заметил я. – У него конечная через пару остановок отсюда.

Дядька хрюкнул и проглотил язык. Так и просидел молча до самой улицы имени знаменитого академика, вовсю переживая свою оплошность. Я, впрочем, был не в обиде – разговаривать не хотелось. Мозг был оккупирован ножиком. Он, проклятущий, не смотря на героическую попытку забыть его, из головы упорно не шел. И я постоянно думал то о нем, то о предстоящем разговоре с Бэком.

Высадив дядьку в его глухомани, я развернулся и поехал обратно, поближе к густонаселенным местам. И неожиданно наткнулся на клиента, хотя совсем не ожидал встретить его здесь в такое время. Потому что встретить пассажира в спальном районе в разгар рабочего дня – это примерно как на «зеро» поставить и выиграть. Вполне реально, но не очень вероятно.

Однако тощий парнишка, стоявший у группы деревьев, на поверку оказавшейся замаскированной остановкой общественного транспорта, при виде желтой «Волги» с многообещающими черными квадратиками на крыше и по периметру, взмахнул рукой.

– В аэропорт отвезете? – поинтересовался он, когда я тормознул у его ног. При этом оказалось, что парень, хоть и тощий, но далеко не вьюнош, а мужичок, причем изрядно за тридцать. Я это вычислил по солидным морщинам и длиннющим усам телесного цвета. Усы не торчали, а висели под носом соплями, поэтому я и не разглядел их сразу.

– Мила-ай, – протянул я. – Я за бабки и в Африку отвезу.

– Не-е, – смущенно проблеял он. – В Африку не надо. Надо в аэропорт. Я за женой сбегаю, подождете?

– Беги, – я пожал плечами. – Я счетчик включил. – И таки включил его.

Усатый рассосался. Я зачем-то снова вспомнил про ножик и бегло осмотрелся. Но тут же одернул себя – так и до паранойи недалеко. Какого черта? Я в другом конце города, в одном из множества спальных районов. Нужно быть телепатом шестого, ресторанного разряда, чтобы вычислить меня здесь. А уж в аэропорту, до которого добрых двадцать километров – тем более. Так что пока все складывалось довольно удачно.

Клиент появился минут через пять. С тремя дорожными сумками за спиной и с огромной бабой одесную. Баба была раза в три больше него, лет на десять постарше и вообще производила впечатление асфальтоукладчика. Короче, игра контрастов на полную катушку. Я даже сплюнул три раза в окно. На всякий случай. Не дай бог такое – и со мной.

Они устроились на заднем сиденье, и я тронулся.

– Нам в аэропорт, – сказала баба шаляпинским басом. Зуб даю – если бы окна по случаю жары не были открыты, их бы повышибало звуковой волной.

– Ваш муж говорил, – смиренно заметил я. С обладательницей столь замечательного голоса отчего-то хотелось пребывать исключительно в самых добрых отношениях.

– Умница, мусик! – проговорила она и взасос, насильно, поцеловала мужа. Просто взяла пятерней за морду, подтянула к себе и прижала к своему рту. Чистый вампир. Я не выдержал и еще раз сплюнул в окошко. На сей раз – от легкого омерзения, охватившего меня при виде такой картины.

Мы быстро миновали кварталы микрорайона, пустынные по случаю рабочего времени суток, и выбрались на бульвар Героев-Молодогвардейцев. Здесь я слегка поднарушил правила, набрав восемьдесят, но моя совесть промолчала. Все-таки, центральная магистраль, движение одностороннее, четыре полосы. Собственно, здесь даже гаишники не особенно напрягали таксеров. Если те, конечно, не борзели. Впрочем, восемьдесят километров борзостью не считались. Это, как бы сказать, был рубеж между борзостью и благоразумием.

Короче, я ехал вперед и даже про ножик не думал. Я, если честно, вообще ни о чем не думал – мозг, никого не спросясь, решил взять тайм-аут. И пребывал в этом блаженном состоянии минут пять – до тех пор, пока мимо со свистом не пронеслась бледно-розовая «Волга» с такими же, как у меня, опознавательными знаками.

Тайм-аут резко закончился. Не потому, что бледно-розовый автомобиль априори похож на галлюцинацию Сальвадора Дали, а потому, что на нем ездил Бэк – тот самый мой коллега, в котором я нуждался в данную минуту больше, чем в деньгах. В защиту Бэка надо сказать, что он цвет автомобиля не выбирал – гонял на том, что подсунули. И, поскольку ходовые качества у его погремушки были более чем в норме, на эстетическую сторону вопроса попросту плевал. Предпочел наслаждаться скоростью и маневренностью, которые очень уважал. Единственный, пожалуй, минус – ему было сложно отмазываться перед гаишниками за многочисленные лихаческие выкрутасы. Попытки сделать круглые глаза и сказать – это, мол, не я, меня на месте нарушения вообще не было, это кто-то другой, потому что мало ли в городе бледно-розовых «Волг» – были обречены на провал. Потому что, откровенно скажу – в городе не то что «Волг» – вообще никаких автомобилей такого позорного цвета, кажется, не было. Эти соображения слегка сдерживали лихаческую натуру Бэка. Впрочем, только слегка.

Коллега уносился по крайней левой полосе со скоростью изрядно за сто, и я, хоть и с некоторым запозданием, вынужден был принять его условия игры. В конце концов, это я искал Бэка, а не он меня. Я даже больше скажу – вряд ли он идентифицировал мою машину в общем потоке, пронесшись мимо на такой скорости.

Короче, я тоже перестроился в крайний левый ряд и притопил педаль газа. Достать Бэка было задачей непростой – тот оторвался уже на добрую сотню метров. Но я мужественно старался сделать это. Отчаянно теребя при этом ручку переключения света. А ну, как Бэк приметит, что я сигналю ему дальним и остановиться поинтересоваться, какого рожна мне нужно?

Неожиданно оказалось, что монументальная тетка на заднем сиденье – вовсе не какой-то бесстрашный мамонтозавр, а довольно трусливая личность, от более-менее быстрой езды впадающая в панику. Пока я мечтал о том, чтобы Бэк обратил внимание на мои световые сигналы, она сгребла своего мусика в охапку и запихала его морду промеж своих необъятных титек. Тем самым давая понять, что мои сто тридцать на спидометре – несколько многовато для ее ранимой нервной системы. Гоголю в данный момент, понятное дело, взгрустнулось, ибо куда делся русский с любовью к быстрой езде и т. д., но я тетке сперва не поверил. Потому что не может человек столь могучей комплекции чего-то бояться. По определению. Но когда она заговорила, понял, что ошибался. Теткин бас дрожал, через каждый звук норовя сорваться на фальцет. Выходило не очень мелодично.

– Вы куда-то спешите? – спросила она. – А мы еще жить хотим!

– Мадам! – с чувством и очень твердо, чтобы дать ей понять, что все под контролем, отозвался я. – Вы не поверите! Я тоже жить хочу. Потому и спешу.

Теткин мужик попытался извлечься из душного пространства между титьками, потому что ему там было пыльно и нечем дышать. Но тетка была сильнее, и у него ни хрена не получилось. Слегка потрепыхавшись для видимости, он снова затих. Может быть, она ему череп раздавила, но, скорее всего – просто смирился. Из чего я заключил, что моя попытка успокоить пассажирку успехом не увенчалась.

– Я вашему начальству пожалуюсь! – пригрозила она.

Я слегка разозлился. Ехать со скоростью ста тридцати кэмэче, лавируя между «чайниками», при этом пререкаясь с ней – занятие нудное, утомительное, к тому же чреватое последствиями. И я прорычал сквозь зубы:

– Да бога ради! Номер телефончика продиктовать?

Тетка заткнулась. Наверное, мой тон продолжению беседы не способствовал. Теперь она только злобно зыркала на меня посредством зеркала заднего обзора, да все время гладила мужа по голове. С такой силой, словно хотела скатать волосы у него на затылке в войлок. Может быть, так оно и было. Может быть, войлок на голове – это последний писк моды. Я не знал.

И уточнять не стал. Потому что Бэк, наконец, заприметил подаваемые сигналы, включил поворотник и остановился у левой бровки. Я повторил его маневр и, припарковавшись метрах в пяти, вылез из машины, напрочь игнорируя теткины недобрые взгляды. Бэк тоже выбрался наружу. Весь такой светящийся удовлетворенностью и с лицом, как луна.

– Наше вам еще раз, – сказал он, подойдя ко мне, потому что утром мы уже виделись в гараже. – Чего звал?

– Зачем нам ваше? – буркнул я. – Нам и своего девать некуда. Дело есть.

– Что-то серьезное?

– Кажется, так. Кажется, у меня с мафиками терки образовались.

– Ну, ты даешь! – хохотнул он. – Ты своей смертью точно не подохнешь! В двух словах получится?

– Не-е, – я отрицательно мотнул головой. – Даже в трех не сумею.

– Тогда давай минут через полчаса у «Золотого Зеро». Расскажешь, чё-кого, а заодно похаваем. А то я сейчас немного занят. Мне парняг надо к барыгам доставить. Приперло их коксом заправиться, а в городе явок не знают. За город едем. Лады?

– Лады, – вздохнул я. Бэк был в своем репертуаре. Возился со всякой шушерой. Хотя сам, насколько я знал, сильнее анаши ничего не пробовал и пробовать не собирался. Но ему нравилось водиться с темными личностями. Почему – бог весть. Впрочем, таксерам это иногда бывало очень выгодно – к примеру, когда нужно было разрулить проблему вроде моей сегодняшней.

Он вернулся к своей машине и резко стартовал, отчаянно заверещав резиной по асфальту и едва не оцарапав бок какого-то крутого джипа. Хозяин которого, между прочим, высунулся в окошко, замахал кулаком и матерно заругался. А потом попытался догнать Бэка. Ха! Мечтатель. Ему, наверное, проще было выступить самовыдвиженцем на Нобелевскую премию по математике. И победить. Бледно-розовая «Волга» растворилась в голубой дали еще до того, как владелец джипа наступил на педаль газа. Бэк не любил тратить время даром.

Я понуро вернулся на свое рабочее место и поехал довершать начатое – доставлять клиентов в аэропорт.

Тетка за моей спиной звериным взглядом уже не блестела. Она даже мужа своего на волю выпустила. Который, как я и предполагал, был жив живехонек, хотя и слегка помят. Но не задохнулся и даже травмы черепа каким-то чудом избежал. Теперь сидел, откинувшись на сиденье и не мог надышаться – настрадался, бедолага, между титек-то. Мне бы за него порадоваться, да что-то не радовалось. Все ножик проклятущий. Единственное утешение – тишина, царившая в салоне. Но и та продлилась недолго.

– Все вы, таксисты, такие! – заунывно затянула тетка совсем не тем впечатляющим басом, каким поразила меня в начале поездки. – Вам бы только полихачить да денег с пассажиров побольше слупить! Вот на сколько ты сейчас наговорил? Счетчик-то работает! На сколько рублей, а?

– Мадам! – устало возразил я. – Я на рубли не наговариваю. И на доллары тоже. Я даже на тугрики не наговариваю, потому что я их все очень уважаю. А если вы за свой кошелек переживаете – ставьте ему на ночь горчичники. Мне мамка в детстве ставила – отменно помогало.