Текст книги "Хозяин"

4

У аэропорта все было, как всегда – минимум народа, максимум машин и ни одного самолета. Самолеты, потому что, были все в небе, а народ попрятался в зданиях терминалов, позорно побросав машины на стоянке. Удивительного, впрочем, в этом было мало – в терминалах было прохладнее, там работали кондиционеры.

Через зеркальную дверь туда всосались и мои недавние пассажиры. В итоге на всей огромной привокзальной площади осталось только четыре человека. Два негра на крыльце, которым сорок градусов в тени были, что слону – дробина, потому что они в своем Занзибаре и не такое видали; брюнетка, трепавшаяся о чем-то по телефону-автомату (дура, натурально – как будто нельзя было найти такой же в одном из терминалов; впрочем – ее проблемы. Может, она тоже из Занзибара или уже схватила солнечный удар и теперь ей все по фигу); да я, сердешный, который хотел было уехать сразу, но потом решил покурить, выбравшись на свежий воздух. К тому же брюнетка скоропостижно завершила разговор и теперь направлялась в мою сторону, мелко и быстро перебирая ногами. Довольно стройными, к слову. Я это разглядел отчетливо – на девице было очень сексуальное платье, короткое и в обтяжку. Даже до середины бедер не доходило, так что я мог оценить ее ходовые качества во всех подробностях.

Чем ближе она подходила, тем аппетитнее выглядела. И тем глубже становились мои затяжки. Мысль, что она пройдет мимо и сядет в одну из машин за моей спиной, я с негодованием отмел. Хотелось, чтобы она подошла именно ко мне. Я принял вальяжную позу, облокотившись на распахнутую дверь, и стал ждать. Нервно, повторюсь, затягивая кубометры дыма. Закончилось все тем, что она остановилась напротив и облив меня теплом из своих лучистых глаз, слегка улыбнулась. Скромняжка. Прелесть. Я, одной мощной, восхищенной затяжкой добив бычок, щелчком отбросил его в сторону, весь готовый к разговору.

– Вы свободны? – спросила она голосом, от которого мое либидо восторженно заворочалось в штанах. Однако я не стал сразу падать на колени и задаром впаривать ей руку и сердце. Главным образом потому, что года четыре назад уже имел неосторожность сделать такую глупость. Тогдашняя обладательница лучистых глаз и волшебного голоса и руку, и сердце забрала, не раздумывая. Мне бы, дураку, сразу насторожиться этой ее поспешности, и чтобы да – так нет. В результате я вынужден был больше трех месяцев прожить в официальном браке. И мне не понравилось. Последние два месяца, во всяком случае. Поэтому на сей раз я решил перестраховаться.

– Смотря для чего. Жениться – не женюсь. Не нравится мне это дело. Танцевать тоже не пойду. Не умею. Колокольчики мешают.

– Да нет, – она нервически хихикнула. Видимо, смутилась. – Вы, как таксист, свободны?

– Для вас – в любое время. – Я вдруг вспомнил, что уже очень скоро в известной кафешке меня будет поджидать Бэк. Для разговора, который, между прочим, нужен именно мне. И, значит, пропускать оный никак нельзя. Поэтому я тяжело вздохнул и с видимым сожалением вынужден был огорчить обладательницу столь прекрасного набора женских прелестей: – Только не сейчас. Сейчас я кушать хочу. – Потом подумал и, чтобы совсем уж не выглядеть подонком в ее глазах, добавил: – Если интересует, кушать поеду в «Золотое Зеро».

Брюнетку, как ни странно, это заинтересовало. Она по-детски хлопнула в ладошки и сказала:

– Ой, как здорово! Спасибо вам большое!

После чего обошла меня с фланга и устроилась на заднем сиденье.

Я слегка обалдел от такой непосредственности, но решил – почему нет? Если ей по пути… У любого таксиста случаются дни, когда клиент цепляется за клиента. Не успеешь высадить одного, как за углом с поднятой рукой тебя поджидает следующий. Замечательные, спешу заметить, дни. Когда они случаются, работать – одно удовольствие. И я подвел итог – сегодня у меня именно такой день. Правда, дурацкий нож слегка смазывал картину, но о нем я почему-то вспомнил лишь мельком. В башке царственно расположилась сексуальная брюнетка с солнечным взглядом.

По пути из аэропорта в город пассажирка попыталась просверлить в моем затылке дыру. Глазами. Прекрасными. Своими. Сидела, и с маниакально-депрессивной настойчивостью пялилась в него. Я время от времени посредством зеркала бросал на нее вопросительные взгляды (может, сказать что хочет?), но она на это внимания не обращала. Сидела и таращилась. Я почувствовал легкое расстройство желудка. Не дай бог, влюбилась. Этого еще не хватало.

Километров через десять мне надоело следить за ней. Влюбилась – ее проблемы. Потом телефончиками обменяемся, сообразим, что дальше делать. В одном я был уверен наверняка – до чего бы мы с ней не договорились, а женить меня на себе у нее все равно не получится. Дохлый номер. Я тертая рыбка, меня на мякине не проведешь.

Еще километра через три, когда мы свернули на проселок, по которому до города, а вместе с ним и до нужного мне «Золотого Зеро», было не больше пяти минут езды, она полузадушено проговорила:

– Остановите, пожалуйста.

Я снова взглянул в зеркало заднего вида и, резко ударив по тормозам, поспешил остановиться у обочины. Потому что прекрасной брюнетке в данный момент изрядно взбледнулось, и она целилась глазами уже не в мой затылок, а куда-то себе под ноги.

– Чур, в салоне не блевать! – поспешно предупредил я. Как-то не очень вдохновляла картинка, на которой я злобно заставляю красавицу, мечту онаниста, вычищать внутренности автомобиля, пострадавшие в результате ее внезапного приступа морской болезни. В некотором роде я таки джентльмен. Если вы понимаете, о чем я.

Брюнетка, впрочем, блевать не стала, хоть и согнулась в три погибели, стоило машине остановиться. Вместо этого она принялась усердно шарить по полу, причем ее платье задралось гораздо выше дозволенного максимума.

– Что-то потеряли? – поинтересовался я, поправив зеркало, чтобы безнаказанно пялиться на заголившееся аппетитное бедро.

– Да, – глухо донеслось с заднего сиденья. – Кольцо золотое. Меня папка за него убьет.

– Папка? – уточнил я.

– Да. Это семейная реликвия. Куда-то сюда закатилось.

– Может, помочь? – мне, почему-то, вдруг захотелось оказаться поближе к соблазнительной ноге. Ничего особенного, просто инстинкт продолжения рода.

– Если не трудно, – пропыхтела она.

Я не стал отвечать. Глупо потому что. Ежели бы мне было трудно, ежели бы, к примеру, на ее месте сидела предыдущая пассажирка, то хрен бы я предложил свою помощь. Я бы не только зеркало на ее бедра наводить не стал – я бы машину хрен остановил. Наверное. Я, все-таки, на редкость человеколюбивая тварь. Впрочем, даже если бы остановил, то задницу от сиденья не оторвал – точно. Даже оголись она полностью, о чем, между нами, даже подумать страшно.

Но на заднем сиденье сидела не давешняя необъятная баба, стырившая у Шаляпина его замечательный бас (а может, и что другое, под одеждой не разглядишь), а вполне соблазнительная брюнетка, которой я сам предложил помощь. И ее «если не трудно» – не более чем формула вежливости, не требующая ответа. Она ведь не знала, с какой целью я замыслил перебраться поближе к ее ногам (надеюсь). А потому я молча открыл дверь и переместился назад.

Брюнетка увлеченно продолжала поиски, даже не посмотрев на меня. Пользуясь моментом, я бессовестно пялился на оголенную ногу, пытаясь разглядеть заодно и вторую, а в идеале – всю нижнюю половину пассажирки. Пальцы при этом вяло шарили по полу, имитируя бурную сыскную деятельность. Нога брюнетки, кстати говоря, пахла возбуждающе.

Увидеть вторую ногу мне не удалось. Видимо, я недостаточно активно передвигал свои пальцы по полу, и это показалось ей подозрительным. Она подняла голову, слегка разогнулась и уставилась на меня.

Мне стало немножко неловко. Не люблю, когда меня ловят в тот момент, когда я подглядываю. Поэтому я чуть-чуть покраснел, сглотнул комок в горле и объяснил свое поведение просто и с достоинством:

– Я это… Нога такая красивая…

– Я понимаю, – томно (гадом буду!) проворковала брюнетка. После чего нагнулась ко мне и, придержав ладошками за уши, чтобы я, значится, не вырвался и с перепугу не убежал куда подальше, легонько поцеловала в губы.

– Е-мое! – выдохнул я. – Намек понял! – и целиком забрался в салон.

А чего, в самом деле? Не в первый раз я пал жертвой клиентки. Пусть и не с такой откровенной прямотой, но с периодичностью примерно раза в месяц со мной такое случалось. Бабы – они ведь тоже почти люди. И на эту тему голодные бывают. Или просто ненасытные. Мало ли.

В общем, намерения пассажирки меня не удивили. Несколько неожиданным выглядел способ, которым она решила добиться своей цели. Но, в конце концов, какая разница? Тем более, что меня этот способ вполне устраивал – не надо тратиться на кафешки и цветы. Не надо тратить несколько часов – а то и дней – на то, чтобы якобы совратить женщину. Притом, что на самом деле и я, и она вполне понимали бы, что на самом деле совратителем являюсь не я.

Брюнетка решила действовать на порядок честнее – бурный секс с понравившимся человеком в его машине – и адье. Ни писем, ни звонков, ни напрасных выяснений отношений в последующем. Зато какие останутся воспоминания! Опять же, будет, что рассказать внучкам под старость лет…

Меня, повторюсь, вполне устраивало такое развитие событий. Я тоже хотел, чтобы под старость лет было, что рассказать внучкам… Пардон, внукам. Если таковые появятся, конечно. Для начала нужно было собраться и как-нибудь на досуге сбацать хотя бы одного родителя этим самым внукам.

Но это так. Из планов на будущее. В настоящем были похотливая брюнетка и я, целиком, хоть и на четвереньках, забравшийся в салон. Лучистые глаза звали, оголенные ноги призывно белели, и мне не оставалось ничего другого, кроме как поцеловать вожделенное бедро. С обратной его стороны. При этом я, сами понимаете, сподобился разглядеть вторую ногу.

Брюнетка сладострастно содрогнулась – что ей, ноги никогда в жизни не целовали, что ли?! – и переместила обе ладошки мне на макушку. Я еще раз поцеловал бедро, на сей раз повыше, и поднял взгляд к его основанию. Ну, то есть, натурально, исполнил свою мечту – обозрел всю нижнюю половину пассажирки.

Эта половина меня не разочаровала. Даже при том, что оказалась не вполне откровенна со мной. В том смысле, что на самом интересном месте была прикрыта трусиками. Однако трусики были полупрозрачными и почти ничего собой не скрывали. Кроме того, их обладательница явно не имела ничего против того, чтобы избавиться от них. Чем я и занялся. Она при этом с готовностью приподнялась на сиденье, облегчая мне работу.

Пришла пора переходить к чему-то большему, чем просто целование ног. Что с того, что машина стоит на дороге? Что с того, что стекла не тонированные и любой, при желании, сможет рассмотреть, что там, внутри, происходит? Разве это главное? Два человека, на пару не разменявшие и полтинника, пали жертвой внезапного порыва страсти. И решили разобраться с проблемой на месте. Это ведь не преступление? А ежели преступление, то пусть приходит милиция нравов и привлекает нас к ответственности по всей строгости капиталистической законности.

Я, отчего-то, был твердо уверен, что этого не произойдет. А до встречи с Бэком время еще есть. Во всяком случае, нам на порцию любви хватит.

5

Милиция нравов к нам и в самом деле не пришла. Но и без ее помощи все закончилось, как в нехорошей сказке – на самом интересном месте. Меня, с наполовину спущенными штанами и ко всему, как пионер, готового, какой-то злой мишугенер взял за лодыжки и вынул из салона, как вынимают мешок картошки из товарного вагона. И я, охреневший от происходящего, натурально, тем самым мешком хлопнулся на посыпанную щебенкой обочину. Хорошо – успел подставить руки и сохранить целостность физиономии, а то уж совсем обидно было бы.

Сильные руки злого мишугенера, сделав свое черное дело, исчезли из поля моего тактильного (вот я умный! Какие слова на стенах школьной уборной вычитал) мировосприятия. Я остался лежать на обочине, постепенно приходя к выводу, что все происходящее – какое-то неправильное. Не должно так быть, в самом деле. Только что я готовился принять порцию секса, но тут пришел какой-то урод и помешал мне. Обидно это. И несправедливо. С осознанием такого положения вещей во мне народился гнев. И желание набить морду уроду. Даром, что я лежал, имея и штаны, и трусы в районе колен. В гневе я страшен – и в трусах, и без трусов.

А потому я вскочил, – очень ловко и быстро, прошу заметить, – развернулся и сказал:

– Ну что за херня! Да я порву, как…

После этого я говорить перестал. Потому что понял, что упираюсь лицом в чей-то гранитный живот. Сам я парнишка не сказать, чтобы маленький, – метр восемьдесят с небольшим вершком, – поэтому сие открытие меня неприятно поразило. Если мое лицо – на уровне его живота, то на каком уровне его лицо? Вопрос немаловажный. А ну, как он истолкует мое восклицание, как личное оскорбление (чем оно, на самом деле, и было), и решит поучить меня литературному русскому? Я не желал учиться литературному. По крайней мере, не у этого учителя. А потому отступил на пару шагов назад, уперся спиной в железо автомобиля и обозрел своего визави в полном объеме.

Объем впечатлял. Два с лишним баскетбольных метра, бочкообразная грудь и мощные руки. Все это добро было упаковано в замечательно дорогой белый костюм и увенчано коротко стриженной головой с самодовольной ухмылкой на самом видном месте. Впрочем, не спорю – он имел полное право так лыбиться. Мне же ничего не оставалось, кроме как тоскливо натянуть сперва трусы, а потом и брюки.

– Салют, смертничек! – прогудел гигант.

– Салют, – пробурчал я, возясь с неподатливой молнией на штанах. – Чтоб я так жил – и чтобы да, так нет… Ты кто – местный терминатор?

– А что? Похож? – он еще сильнее выкатил грудь. Стало реально страшно – а ну, как заденет? Сотрясением мозга не отделаешься.

– Не то слово, – я, наконец, справился с ширинкой. – Больше, чем фотокарточка. Шварценеггер грустно чешет харю. Костюмчик, небось, на заказ шил?

– Само собой.

– Небось, дорого обошелся?

– На хлеб с маслом осталось. А чего это ты так за мои финансы распереживался?

– Да плевал я на твои финансы, – с похвальной откровенностью сообщил я. – Просто сообразить пытаюсь, откуда ты взялся.

– А вон из той тачки, – он махнул рукой в том направлении, откуда приехал и я. Мощно так махнул. Не совру – меня чуть порывом ветра не опрокинуло. Но я устоял. И даже посмотрел в ту сторону, куда он указывал.

И клацнул с досады зубами. Там, метрах в двадцати пяти-тридцати, маскируясь под цвет асфальта, стоял седан системы «Вольво». Имея за лобовым стеклом еще двоих седоков. Может, конечно, их было и больше, но я разглядел только двоих. Впрочем, количество роли не играло. Как и тот факт, что с маскировкой у седана получалось хреновастенько. Но свою задачу он выполнил – подкрался ко мне бесшумно и незаметно, и высадил десант, который, в свою очередь, провел весьма удачный рейд по моим тылам. Так что «Вольво», по большому счету, можно было хоть в серо-буро-малиновую полосочку разрисовывать. Мне от этого легче не станет.

– Понятно, – вздохнул я. – А ты, вообще, кто будешь? Блюститель нравственности?

– А я могу с правой, – спокойно сообщил гигант. – Могу и с левой. Ты разницы не почувствуешь.

– Не надо с правой, – возразил я. – И с левой не надо. Я тебе верю. Ты именно по мою душу?

– Угадал.

– А как узнал, что меня именно здесь искать надо? Мы же почти в лесу. Почти в глухом. Так не бывает.

– Вот ты гонишь! – заржал он. – Мы-то здесь! Значит – бывает. Ты оглянись, братан! Видишь эту матреху?

Я обернулся и посмотрел в салон. Получилось не очень, потому что я стоял вплотную к машине. Брюнетка не потрудилась переместиться поближе, а мне нагибаться, чтобы заглянуть в ее лучистые, мать их, глаза, почему-то не хотелось. Позвонком чуял – чревато. Хотя, если разобраться, гиганту никакой выгоды не было нападать на меня сзади. Он и без того был хозяином положения. Я, к примеру, даже спорить с этим не собирался.

Короче, от брюнетки я увидел только два окорочка, на которые недавно повелся, как сом на лягушонка. Платье на них было уже одернуто, куда подевались трусики – бог весть. Я положил их рядом с окорочками, на сиденье. Но сейчас там было пусто. Спрятала улику? Гиганта, что ли, застеснялась? Так это глупо – он, пока меня из машины извлекал, наверняка все, что нужно рассмотреть успел. Но не это важно. Важно было другое – именно брюнетку имел в виду гигант. И я не нашел ничего лучшего, кроме как буркнуть:

– Ну?

– Это наша матреха! – горделиво поделился гигант.

– Ну?! Повезло вам. Красивая матреха. Я-то грешным делом подумал, что она нимфоманка.

Гигант пару-тройку секунд тупо пялился на меня, потом, сообразительный такой, расплылся в улыбке.

– Не-е! Она натуралка. Это она тебя нашла. И до нашего приезда здесь продержала. Здорово, правда?

– Бесподобно, – подтвердил я. – Как разное гениальное. Как круглое колесо. – На этом месте гигант свернул ладошку в кулак и продемонстрировал мне. Выглядело внушительно. Поэтому я поторопился вытянуть открытые руки в его сторону. – Все, все. Заткнулся. Мне только одно непонятно. Как вы узнали, в каком месте она меня затормозит?

– Братан! – гигант расслабился и даже кулак разжал. – Да наши по всему городу на васоре. Ищут тебя и перо. Ты хоть в курсе, что за игрушку ты у Шепелявого отмел?

– Дурацкую игрушку, – сказал я, мимоходом отметив, что у привокзального хуцпана был неплохая коллекция кличек. Как жен у моряка – в каждом порту новая. Сперва Ржавый, теперь Шепелявый. Между прочим, захотелось погордиться – для себя я его так и обозвал еще при первой встрече. Но потом гордиться расхотелось – собственно, что тут странного? С его-то тридцатью тремя шипящими буквами на все случаи жизни? Не Левитаном же его обзывать, в самом деле. – Что это за игрушка – баба с ключиком? Озабоченный кто-то делал, да?

– Дурак ты, братан, – сообщил мне гигант. – Этому ключику цены нет. Твое счастье, что ты не в теме. А то у меня было указание мочить тебя, если что не так. – Он немного подумал и бесшабашно махнул рукой: – Да какая разница, братан? Я тебя все равно замочу. Даже если все нормально будет. Даже если ты будешь ласковым, как плюшевый мишка. Я это дело люблю. Веришь, нет?

– Чего ж не верить? – буркнул я. – Верю.

– Что ты там спрашивал? Как мы узнали, куда ехать надо? Да все просто, братуха! Эта матреха тебя в аэропорту срисовала, сообщила, кому надо. А дальше – дело техники. У нее в заколке – маячок, у нас в машине – радарчик. Мы ж не лошье, в натуре. Ты даже не представляешь, с кем связался.

Он стал благодушным и болтливым, этот огромный мишугенер, который запросто мог стать чемпионом-супертяжем и превратить Тайсона в набор фрикаделек. Или, к примеру, знаменитым центровым, чтобы в составе нашей сборной рвать на тряпочки разных Майклов Джорданов и Мэджиков Джонсонов. Но он решил спустить в унитаз свое блистательное спортивное будущее. И все ради того, чтобы однажды встретиться со мной вот здесь, в нескольких километрах от города. Лестно, конечно. Но мне-то эта встреча ничем хорошим не грозила.

И еще гадко было сознавать, что я лопух и даже немножко больше. Я-то думал, что брюнетка треплется по телефону под палящим солнцем, потому что дура или, как минимум, на солнце перегрелась. А оказалось, что она в это время сдавала меня каким-то хуцпанам, как бомж – стеклотару. Иными словами, выходило, что дурак – я, а совсем не она. Взгрустнулось.

– А можно так, чтобы не убивать меня насовсем? – спросил я гиганта. – Я ножик отдам. Я его не поломал даже. Ключик выдвигается. И бабу я не домогался.

– Гы! – сообщил он мне на это. – Ножик и так наш будет, никуда не денется. А тебя я все равно убью. Из любви к искусству. По-другому никак.

– Что, совсем, да? – грустно спросил я.

– Абсолютно, – подтвердил он. Потом вынул из-за спины ПМ и загнал патрон в ствол. Мне слегка заикалось. А гигант совсем растаял, великодушно предложив мне: – Ты, как еврей, молиться, конечно не умеешь. Только я добрый. Гони сюда нож и можешь перед смертью песню любимую спеть. Вместо молитвы. Ну, эту… «В семь сорок ты приехал, в семь сорок ты уехал». – Он попытался это спеть. И даже станцевать. И то, и другое получилось отвратительно. Он и сам это заметил, поэтому стал немного угрюмее. – Или «Гавана киллар».

– «Хава нагила», – автоматически поправил я.

– Чего?

– «Хава нагила». Только я не еврей, ты таки ошибаешься. У меня акцент от страха появляется.

– Все равно пой, пока я добрый, – и он уставился на меня совсем недобрым, вопреки словам, взглядом.

Я слегка подумал об эту проблему. Выходило – пока я буду петь, я буду жить. Не самое приятное открытие. При таких условиях и Кобзоном стать недолго. И это при том, что в армии мне отцы-командиры даже строевую петь запрещали, чтобы не разлагать неокрепшую психику сослуживцев. Мол, с такими вокальными данными через меня ни один вражеский танк не пройдет, потому что танкисты со смеху передохнут. Не самая лестная оценка. Зато объективная.

Гигант выглядел покрепче вражеских танков. Относительно его психики я вообще никаких иллюзий не испытывал – скорее всего, она просто отсутствовала. Оставалось одно – петь. И я начал накачиваться кислородом, как ни погано мне при этом было. Забыв, что предварительно от меня потребовали ножик. Но, кажется, я выглядел настолько забавно, что и гигант про ножик забыл, с веселым изумлением наблюдая за моей дыхательной разминкой. Скотина! Можно подумать, что сам пел, как Паваротти. У него даже «Семь сорок» хреново получалось, а я, между прочим, целого «Варяга» петь собирался.

Петь, слава богу, не пришлось. Из-за изгиба дороги на бешенной скорости вылетела бледно-розовая «Волга». Единственная на всю нашу огромную область. Я с облегчением выдохнул и посмотрел на гиганта. До этого момента мимо не проезжала ни одна машина, так что мне было любопытно увидеть его реакцию на ее появление. Моя-то мне была вполне ясна – машина не только появилась, но и привезла с собой Бэка, а с ним – солидных размеров надежду. Впрочем, появление Бэка на этом относительно глухом участке дороги только на первый взгляд выглядело чудом. Он, как и я, отвозил своих клиентов за город, откуда и возвращался – вполне естественно, выбрав для этого наиболее короткую дорогу. Совпадение было лишь по времени.

Гигант, понятно, про Бэка был ни ухом, ни рылом. Однако лишних глаз, как оказалось, не хотел. А потому приставил ствол к моей ширинке и посоветовал:

– Хочешь лишних дырок – рыпнись.

– Таки нет, не хочу, – возразил я.

– Разумно, – похвалил он меня. – Значит, улыбаемся и делаем вид, что мы влюбленные.

Захотелось возразить, что я в такого гориллу даже после литра водки в одно мое лицо влюбиться не смогу, но язык отчего-то прилип к губам. Наверное, он был умнее меня, и сообразил, что искушать судьбу еще не время. Возможно, этим самым сохранил мне жизнь, за что ему отдельное спасибо.

Между тем Бэк, видимо, приметил мою фигуру и, как истинный художник, сообразил, что в данном натюрморте что-то неправильно. Пропорции, скажем, нарушены. Или перспектива искажена. В общем, смутило его что-то. И он начал тормозить, не доезжая до нашей группы метров пятидесяти. Но, поскольку летел он на добрых ста тридцати, этого расстояния ему все равно не хватило – машину тупо пронесло мимо, так что пришлось применять хитрый прием «разворот управляемым заносом».

У Бэка получилось. Он вообще был безбашенным – Бэк. Нормально ездить не умел по определению. А вот такими штучками-дрючками владел в совершенстве. Его «Волгу» развернуло так аккуратно, что хоть в Парижский музей мер и весов заявку подавай. И, не успела машина остановиться, мой коллега вывалился из нее.

Скорость была уже совсем никакая, так что его кувыркнуло по асфальту только один раз. И то без последствий – успел сгруппироваться, предусмотрительный, словно Кутузов в Филях, и ловкий, как колобок. После чего он оказался сидящим на одном колене, с пистолетом в вытянутых руках. Гигант, с недоумением наблюдавший за этим балетом на дороге, так ни хрена и не понял. Один за другим, почти слившись, прозвучали три выстрела, после чего мой несостоявшийся убийца упал, заимев две дырки в груди и еще одну – во лбу, аккурат над переносицей.

Я с шумом выдохнул солидную порцию воздуха – забыл, что нужно дышать, такое захватывающее передо мной развертывалось представление – и поспешил всосать свежего. После чего сиганул к своей, водительской, дверце и поспешил достать из-под сиденья монтировку. В конце концов, на сцене присутствовали еще и два типка из «Вольво». Они хоть и изображали из себя статистов, но это все до поры, до времени. Вряд ли им понравилась скоропостижная кончина их могучего товарища. Вылезут и постараются исправить положение, копчиком клянусь. А в такой ситуации я буду чувствовать себя много уверенней, сжимая в руке монтировку. Хотя, если разобраться – что сможет моя монтировка против их пистолетов? А пистолеты у них всенепременно будут. И тем не менее…

Бэк моих душевных терзаний не разделял. Видимо, потому что относительно парочки из «Вольво» пребывал в блаженном неведении. Уложив гиганта, он крутанул «Берету» на пальце и картинно сдул со ствола несуществующий дым. Ковбой хренов. После чего поднялся и пошел ко мне, распахнув руки в жесте полнейшего недоумения.

– Мишок, ну елы-палы!.. – начал было он, но я не стал его слушать. Крепко сдавил в мозолистой руке монтировку и обернулся к «Вольво».

Тамошние обитатели уже выбирались наружу, безбожно путаясь в собственных конечностях и матерных словах. И того, и другого у них было в изобилии, и совладать со всем этим добром сразу было непросто. Но они таки справились. Выбрались наружу, выстроились по обе стороны машины и принялись вытаскивать из разных мест пистолеты.

Я, говорю, чего-то подобного ожидал, поэтому среагировал даже раньше, чем успел сообразить, что делаю. Взмахнул рукой и, как заядлый городошник, запустил монтировкой в того из них, что был проворней. Метко, между прочим, запустил. Угодил аккурат в лоб. Сам от себя такого не ожидал.

Монтировка глухо, потому что плашмя, приложилась к голове шустрого, и тот с шорохом исчез в придорожной канаве. Следом, весело звеня, скатилось и мое орудие.

Второй хуцпан из «Вольво» не стал отвлекаться по пустякам, в каковой резко превратился его товарищ. Вместо этого поднял пистолет и направил его на меня. Стало несколько неуютно. Монтировка уже не грела. Если Бэк не сообразит, что к чему, мне хана. С другой стороны, хуцпана из «Вольво» я закрывал от Бэка собственным телом. Понятно, что не специально. Но ведь закрывал!

Бэк сообразил. И ему, как оказалось, было плевать, кого и чем я от него закрывал. Он выстрелил только раз, но угодил туда, куда обычно делают контрольный или пятнышко у индианки. В лоб. Вспомнился гигант. У него случилось такое же украшение, правда, после третьего выстрела. Сейчас Бэку хватило и одного. Правильно – ему ведь не пришлось предварительно вываливаться из машины и кататься по асфальту. На всякий случай я покрылся холодным потом, пытаясь вычислить, на каком расстоянии от меня пролетела пуля. Вычислялось хреново. Калькулятор в башке временно умер.

Сзади подкрался Бэк и положил руку мне на плечо. Я вздрогнул. Нервы.

– Хорошо стреляешь, – слова получились сиплыми, но ведь получились. Значит, еще не все героическое во мне отмерло.

– Обижаешь, елы-палы! – хохотнул он. – Я ж тебе рассказывал – я в сборную Союза три года подряд входил. А потом – жена, дети, три года условно… Только мастерство ведь не пропьешь, а?

– Кто бы спорил.

– Ладно, ты мне баки не заливай. Ты мне лучше расскажи, как это у тебя получилось. Я тебя видел двадцать минут назад – ты был живой и здоровый. Еду сейчас – ты почти труп. Ты чего такого натворил, что за тобой Маленького Борю послали?

Я серьезно скукожился кишками. Кто не знает про Маленького Борю? Про Маленького Борю знают все. Даже милиция. Только Боря никого знать не хотел, а потому никогда не оставлял живых свидетелей. И милиция, со всеми своими знаниями, сидела и отгрызала себе локти по самое не хочу при одном упоминании его имени.

– Это вот этот, что ли, Маленький Боря? – сдавленным голосом пискнул я и ковырнул кедом гигантское тело, распластавшееся у моих ног.

– Этот, этот, – подтвердил Бэк и тоже ковырнул тело. Посильнее, чем я. С явной целью скатить его в кювет. От чужих глаз подальше, стало быть. Только Боря весил далеко за центнер, и от одного неуклюжего движения ноги в кювет скатываться не захотел. Пришлось нам с Бэком наклониться и осуществить данную операцию вручную. – Елы-палы! – кряхтел при этом Бэк. – Это же самый дорогой чистильщик в городе! Что у тебя за терки с ним могут быть? Ты хоть знаешь, что его никто из ныне живущих в глаза не видел? – гигантское тело с шумом покатилось вниз. Мы выпрямились, и Бэк, отряхнув ладони друг о дружку, поправился: – Почти никто.

– Зато слышали все, – я приметил оброненный Борей ПМ и пинком отправил его вслед за хозяином.

– А это зачем? – спросил Бэк. – Себе бы взял. Времена у тебя нелегкие.

– Если это Борин ствол, то он мне на хрен не нужен. На нем, наверное, столько висит, что если менты меня с ним возьмут – поставят к стенке без суда и следствия.

– Сомневаюсь. Боря грязными стволами работать не стал бы. Чистюля.

– Да, я заметил. И костюмчик у него беленький. Чистенький. Был.

– Ну да. Костюмчик жалко. Так что у тебя с ним?

– А я-то, дурак, думаю – чего это он мне сразу не понравился?! – я запустил пятерню в волосы и яростно поскреб череп, игнорируя вопрос. – А это, оказывается, Маленький Боря!

Бэк достал из кармана сигарету и закурил. Даже не подумал обижаться на мое невнимание к его словам. Понимал, в каком я состоянии. Ну, настоящий школьный товарищ. Примерно после третьей затяжки он глубокомысленно изрек:

– Прикинь, Мишок. Опоздай я на пару минут – и через пару дней пришлось бы на похороны переться. Цветы, венок. Сплошные растраты.

Я хотел пустить слюну по подбородку, да вовремя спохватился. Для мужчины с остатками героического внутри это выглядело бы несолидно. Бэк, конечно, прав, но он мог бы и поделикатнее. Тем не менее, мне снова удалось выдавить:

– Спасибо, Бэк.

– Спасибо не булькает, – возразил он. – И не шелестит. И я от него не кончаю. Ты рассказывай, во что влип.

Я вынул из бардачка нож и протянул Бэку. Тот принял игрушку, повертел в руках и вернул мне, безразлично обронив:

– Прикольно. Тонкая работа. Ну и что?

– Отобрал у одного мишугенера шепелявого. Я случайно, Бэк! Честное слово, – и я рассказал ему все. Без утайки. А чего мне скрывать, ежели Бэк был единственной на данный момент моей надеждой? Как сказал Генаха Кавалерист – он со всей городской мафией ручкался. Вот и пусть выручает.