Текст книги "Танцевать пасодобль. Сборник стихов"

Танцевать пасодобль

Дмитрий Манылов

обстоятельства жизни за 25 лет

в стихах

В этом сборнике стихи, написанные мной в разные годы, сгруппированы хронологически. Только это не последовательность их написания, а хронология моей жизни и жизни моих друзей и близких. Случалось, что я писал стихотворение, в котором лирический герой думал и действовал, находился в обстоятельствах, никак не связанных с жизнью автора.

Спустя время оказывалось, что судьба вплывала в мизансцену, смоделированную или предугаданную раньше. Или наоборот: сорокапятилетний, я падаю в какой-то отрезок своей прошлой, детской или юношеской жизни, открывая там что-то совершенно новое.

В итоге появилась вот такая стихотворная автобиография, разбитая на ключевые периоды. Автобиография зафиксирована восьмого января две тысячи восемнадцатого года в Петербурге. Посмотрим, что будет дальше.

Появление Пасодобля

Пасодоблем мы назвали свой рок-ансамбль, созданный в 1991 году в Ижевске. Помню, что Андрей, Влад и я – одногрупники, шли мимо кукольного театра, направляясь ко мне в гости с университетской лекции. Идея ансамбля уже появилась, но не было названия.

Потеряв надежду придумать что-то концептуальное, а попросил Андрея, занимавшегося в детстве бальными танцами, перечислить их. Когда он назвал пасодобль, у меня сработало: вспомнилось стихотворение Козьмы Пруткова «Желание быть испанцем». Поиски были прекращены, и новое название ансамбля начало жить своей жизнью, обрастая смыслами.

Теперь метафизический Пасодобль для меня ближе к Лорке с его дуэнде и пятью проворными кинжалами гитариста. Но все равно это русский Пасодобль, хочу это подчеркнуть, хотя, думаю, что и по стихам будет заметно.

Предыстория и Продолжение, 2017 г.

Вы сидите одна,

взявши с полки какое-то чтение,

про потоки вина

и бессмысленные приключения.

Под балконом стоят,

ожидая увидеть воочию,

вдохновляющий взгляд –

эти рыцари из многоточия.

О судьбе, о весне –

упражняемся в стихосложении.

Покажитесь в окне,

бестелесная как наваждение.

Озаренным невеждам,

не снискавшим, увы, уважения.

Проживающим между

предысторией и продолжением.

Песня о Крошке

(крошка станет для меня чем-то вроде блоковской сладкой Н для Михаила Науменко. Только моя Крошка, конечно, другая. Этот манифест сочинен где-то году в 2007-2009).

Кто знает, что умно, что глупо?

Один ослепительный взгляд

– и вмиг разрушаются ступы,

в которых готовился яд.

А я буду петь вам о Крошке.

О Крошке и только о ней.

Я здесь, у нее под окошком

при полной поддержке друзей.

Свет в студию – это понятно,

и незачем прятать глаза,

Но странные белые пятна

настойчиво движутся в зал.

Они не споют вам о Крошке.

Они и не знают о ней.

А я у нее под окошком

при полной поддержке друзей.

Рассыплется все постепенно,

и можно на этом стоять,

Но вся эта лажа нетленна

как запах «Шанель номер пять».

А я буду петь вам о Крошке.

О Крошке и только о ней.

Я здесь, у нее под окошком

При полной поддержке друзей.

Как сверкали дамы полусвета

(Сочинено в 1993 году под впечатлением от Марселя Пруста. У него, кажется в «Пленнице», повествование начинается с того, как герой наблюдает завоевание комнаты дневным светом. И про дам полусвета в его романах достаточно написано.)

Как сверкали дамы в полусвете,

как искрилось солнце в хрусталях -

где следов не видно на паркете,

где пустот не видно на столах.

Солнце присмотрелось, примелькалось,

и как старый бородатый вор,

распласталось, будто расплескалось

на полу, чтоб слышать разговор.

Слышать оппозиционный лагерь.

Видеть конкурирующий блок,

чтобы знать, как лучше разукрасить

свой пустой космический чертог.

Как сверкали дамы полусвета,

бросив вызов солнцу самому.

Ожерелья, кольца и браслеты

позволяя освещать ему.

У трубача герпес

(Написано в 2010 г. Я здесь цитирую Джона Леннона: I was the Walrus, but now I'm John. Для него это путь от иллюзий Мэджикал мистери тур к реализму Пластик Оно бэнда. Для меня – от юношеского псевдо-романса к кризису среднего возраста с классическим диалогом духа и плоти.)

У трубача герпес – его труба нема.

Плохому гитаристу мешает экзема.

Вся банда в разладе – весна проходит мимо.

Я раньше был volrus, сегодня я Дима.

У трубача будет, конечно, несварение.

Его опять губит борьба за озарение.

Пусть вылезет ангина, но все что нужно цело,

и банда играет. До прочих нет дела.

До прочих нет дела – до свадьбы заживет.

Трубач надел смокинг и на трубу блестки -

выходит Скрипка замуж, но у нее железки.

Опять весна в парке: домой спешат люди,

а банда играет, и всю округу будит.

Не плачьте ночью,

ночью нужно спать,

или любить,

или играть…

Фантазия моя, 1991 г.

Моя жизнь, моя смерть.

Этот «рад», этот «ай».

Уходи от меня -

улетай.

Нет прохода от нового слова,

и никуда от него не денешься.

Оно разрушает все устои

и разрешает все заблуждения.

Кофе, чай и другие

предметы потребления

хороши тем, что создают

творческое настроение.

Моя жизнь, моя смерть.

Этот «рад», этот «ай».

Уходи от меня -

улетай.

Клубный сын

(Я часто вспоминаю один ночной клуб в Ижевске, где в помещениях бомбоубежища была воссоздана городская улица: скамейки, телефонная будка, витрины заведений. Никогда не был диджеем и не очень люблю ночную жизнь, но могу себе представить. Текст придуман в 2007-2009 годах).

Клубный сын и дочь Луны

только днем смотрят сны.

Только днем,

когда шум машин.

Только в нем –

только в нем их камыши.

Прошуршат

возле спящих тел,

и будет много-много -

много-много разных дел.

Он поёт – ночи напролет

про неё, как она живет.

И о том, как по их следам

входит в дом солнечный жандарм:

он ворчит, он немного пьян,

и хорош, словно Д Артаньян.

Это сон, судя по всему,

но нельзя доверять ему.

Он к тебе

на кровать присел,

а завтра много-много -

много-много разных дел.

Видишь сон, солнце за окном,

и во сне верится с трудом

в то, что ночь выпита до дна.

В то, что спят

стробоскоп и хрустальный шар Луна.

В то что есть музыке предел

И в то, что много-много -

много-много разных дел.

Дым

(Текст 2005 года о метафизическом Ижевске).

Здесь нет неведомых дорожек,

и нет проторенных путей.

И сделаны дома, похоже,

здесь лишь из окон и дверей.

Там так внезапно возникали

из телефонов голоса.

И ручки белые писали

зеленым цветом адреса.

Здесь полисмен, упросивший лошадь

Свернуть, был очень хорошим.

Он мог танцевать за двоих,

и обходится без левой ноги.

Здесь осень в лавке поэта

превращается в лето.

И дамы средней руки,

купившие хлеб, в стихи.

Город мой любимый

– сон наяву.

В нем я живу

ночью и днем.

Это не вальс

и не чарльстон

Это лишь дым -

Дым в унисон

с огнем.

Мой сон,

я в нем.

Хочу стареть как город

(Тоже про Ижевск, но уже 2009 год – это жизнь с пониманием, что где-то здесь невдалеке опять поселилась Настя.)

Я хочу стареть как город,

чтоб стоять воспоминанью

рядом с новым впечатленьем-

в трех трамвайных остановках.

Я хочу стоять как город

в одном городе с тобою,

чтобы было нам уютно

и не скучно на районе,

где мы все произрастали

как цветочки на балконе.

Я хочу лететь трамваем,

и на улице, знакомой

как часов моих стекляшка,

обнаружить перемены.

Очень разные же люди -

большинство моих знакомых.

К счастью, это не мешает

нам ходить одной дорогой.

Где мы все произрастали

и учились понемногу.

Желтый абажур на кухне,

а напротив все в неоне.

За углом фотограф старый

тихо светит красной лампой.

Потому все так сверкает

столь различными огнями,

как изменчивый стог сена

под внимательною кистью.

И мы все произрастаем

В этом ареале жизни.

Поводит носом метроном, 2000 г.

Поводит носом метроном -

не хочется грустить.

Затылок чешет агроном.

Невесело свистит.

Ворон испуганных галдеж

похож на взрыв секунд,

скопившихся, пока ты ждешь

удачную строку.

Чтоб вечером плести вокруг

учительницы сеть.

Ты будешь песни петь, мой друг,

а агроном – свистеть.

Пульс времени звучит для вас,

ваш метроном не врет.

Не нужно знать который час,

но нужно слышать ход.

Рыбы в море говорят, 1996 г.

Рыбы в море говорят

на каспийском, например, языке.

А я очень был бы рад

эту речь носить с собой в бурдюке.

И отхлебывать всю жизнь из него.

А по-русски говорить для чего?

Чтоб по-русски песни петь на дому,

а потом от них балдеть самому.

Обнаружив, что давно денег нет,

сесть и написать «оно» для газет.

Нагоняи получить и аванс,

а потом все просадить в преферанс.

Муза моего Ижевска

Настя Фертикова четырежды начинала жить в нашем городе. Сначала, когда родилась. Потом, приехав с Алтая поступать на худграф универа. В итоге она окончила не ижевский худграф, а свердловскую архитектурку. Потом пожила в Геленджике и вернулась на родину, устав от южного солнца. В четвертый раз Настя вернулась в Иж уже вместе со мной, когда у меня что-то не так пошло в Москве с работой. В моей жизни Настя появлялась два раза с перерывом в пятнадцать лет.

Точка, 1994 г.

(Избушкой я назвал некое подобие хипповской коммуны, организованной студентами в съемном двухэтажном деревянном доме. На улице Коммунаров, кстати. А вот про усадьбу пока ясно только, что там мох и трава на крыше растут.)

Ваш фетиш назывался мушкой,

мой фетиш назывался точкой.

Мерцали звезды над избушкой,

и карандаш застыл над строчкой.

Над чем смеются смело люди?

Ужель над приближением лета:

вам раздеваться нужно будет,

а мне писать, писать про это.

Тиха норвежская усадьба,

вечерний свет как молоко.

К нему мы в лодке правим, знать бы

как далеко.

Причалим мы к своим мечтаньям,

но наш взволнованный визит

их поэтическую тайну

лишь исказит.

Но мне то точку ставить рано,

А вам без мушки хорошо.

Не вышел месяц из тумана,

не вынул ножик из кармана -

давайте поживем еще.

Где и когда, 2010 г.

Где и когда ты удивилась дождю?

Где и когда: «До встречи во сне»?

Где и когда я понял, что люблю

тебя, и тающий снег.

Проходит зима. Но я не обмяк,

Даже стал немного стройней.

Я как плутающий заяц беляк

прячу следы в тающий снег.

Время бежит -

Быстрее день ото дня.

Жизнь кипит

внутри и вовне.

Проснувшись, ты

снова увидишь меня

и тающий снег…

И я балдею

от ощущенья тебя,

спящей на моем животе –

в рассветной красоте.

Башмачки из хрусталя, 1995 г.

(Как вы понимаете, сказочный замысел в итоге не разминулся с логикой судьбы).

Дзинь ля-ля, дзинь ля-ля -

Башмачки из хрусталя.

И хрустальная подошва,

и хрустальные шнурки -

они останутся на ножке,

старой сказке вопреки.

И останется карета,

и останется наряд.

Верно предсказанье это-

карты правду говорят…

Нет, непреклонно Слово, к счастью,

и сколько сказку не верти,

все равно приходишь к счастью

по кратчайшему пути.

Дзинь ля-ля, дзинь ля-ля -

Башмачки из хрусталя.

И хрустальная подошва,

и хрустальные шнурки -

нет, не останутся на ножке,

всему свету вопреки.

Что ты пела, Луна, 1995 г.

(Песня посвящается ижевскому пригороду Пирогово, точнее пахнущих шпалами лугам вблизи железнодорожной ветки в сторону центральной России).

Что ты пела, Луна,

Весела-весела?

Какие дива за рекой?

Как там не так, как всегда?

Разбивай удальцов

о свои берега.

Что им за дело за рекой?

Что им не так как всегда?

Осветите лицо,

фонари-города.

Оно сегодня не такое –

совсем не то, что всегда.

Переход на нейлон

Я тогда первый раз женился и действительно купил себе очень хорошую классическую гитару ижевского мастера. С нейлоновыми струнами, естественно. Это было правильное решение, но оно ознаменовало период компромиссов, приведший в конечном счете к пониманию, например, что путь лесковского Левши не стыкуется с маркетингом, а сидеть на двух стульях, держа в одной руке гитару, а в другой счетную машинку, удобно только поначалу. Все-таки эти прямые непараллельны – они расходятся.

Развожу руками, 1995 г.

Больше нет слов, что говорить?

В танце кружась можно про все забыть.

Памяти нить так коротка.

В танце кружась, скрылись за облака.

Я развожу руками

Ты пожимаешь плечами.

Немного музыки -

и все танцуют с нами.

Умеренный свет, уверенный цвет.

В танце кружить – лучше занятия нет.

Памяти нить рвется легко,

прошлое с будущим катятся далеко.

Я развожу руками

Ты пожимаешь плечами

Немного музыки -

И все танцуют с нами.

Что кошелек? Что портмоне?

Этих вещей просто на свете нет.

Над головой красочный зонт

В танце кружась скрылись за горизонт.

Я развожу руками

Ты пожимаешь плечами.

Немного музыки -

и все танцуют с нами.

Тринадцатый квадратик, 2010 г.

(Исполненные достоинства ледяные фигуры на сегодняшних площадях перед Новым годом и Рождеством. Ужасная потешная свадьба шута князя Голицына при дворе Анны Иоанновны, закончившаяся ночью в ледяном доме. Шампанское на морозе и щекочущее тревожное ощущение неизбежных перемен – примерно такой коктейль в этом тексте.)

Январский день, спокойный сон.

Мы сохраняем в этот день холодный тон

Тринадцатый квадратик –

мы ходим в нем

холодным днем,

в скрипучий снег каблук воткнем –

хороший тон.

Стоят горой

рождественские глыбы.

Пригладит солнце

обтесанные их изгибы.

Но не расплавит их огнем,

его здесь нет холодным днем –

хороший тон.

Они на нас смотрели,

а мы не замечали,

но

не расплавляют эти двери

морозными лучами.

Не заходить в стеклянный дом

холодным днем –

хороший тон.

А детвора

кипит розовощеко.

И нам пора

налить, чтоб не прощелкать

наш Новый год

морозным днем

Горит огнем.

Хороший тон.

Бойфренд рок-дивы, 2009 г.

Я раньше жил протяжно,

совсем как ты поешь,

но это все не важно,

завидуй, молодежь –

мы вместе. Пой, пой, пой.

Пересечемся с тобою –

пой, пой.

А под тебя есть займы,

а на тебе контракт.

Ты говоришь: нельзя мне

не оправдать затрат.

Согласен – Пой, пой, пой.

Пересечемся с тобою

– пой, пой.

Твои фанаты – психи,

у них недобрый взгляд.

Страдают их чувихи,

что те их не хотят -

ты лучше. Пой пой пой

Пересечемся с тобою

– пой, пой.

Бриллиантовая зелень

на раны мудаков.

Не просто в самом деле

нести твою любовь,

Но так сладко – Пой, пой, пой.

Пересечемся с тобою

– пой, пой.

Очень тяжелый климат 2007 г.

(Моя попытка усидеть на двух стульях привела к неизбежному метафизическому столкновению: однажды в автомобильном заторе я, клерк, увидел в соседней машине себя, фрика – такого же погруженного в муторные мысли, и так же продвигающегося рывками по полкорпуса к такому же задумчивому светофору).

Очень тяжелый климат – вечная мокрота.

Правильный стиль вождения у одного из ста.

Тем интересней ночью, слякотной и без звезд,

просто спокойно ехать, слушая шум колес.

Снова в улицах заблудиться: почта, церковь, музей.

Сердце города в этих лицах

чьих-то лучших друзей.

Боится

разбиться.

И Луне нужно приземлиться:

фитнес, шопинг, попса.

И сверкает, и ждет столица -

рассвет через полчаса.

Но боится

Разбиться.

Выйти из дома в восемь, не завязав шнурки.

Вечером

будет осень

подсвечена

– потерпи.

Вновь соберутся в центре пленники часа пик:

сумрачный клерк осенний и грустный осенний фрик.

Мы пьем кофе и дождь закапал -

очень хороший звук.

Закрываю глаза, и на пол

чашка летит из рук

Боится

разбиться.

Мы разлюбили наши тачки, 2004 г.

(автомобили с яркой внешностью, желание выпендриваться, кураж – в дивном новом мире по Хаксли все это куда-то улетучивается. И с этой шелухой еще что-то исчезает, очень важное).

Мы разлюбили наши тачки.

Мы разлюбили наши тачки, крошка.

Чикаго выглядит пустым.

Мы разучились делать деньги, крошка.

Мы только кланяемся им.

Не пересесть ли мне назад?

Не пересесть ли мне назад, крошка?

Как пусто, оглянись вокруг.

Пусть коп посветит нам в окошко,

пусть все не так, как у подруг.

О, что я слышу – Роберт Джонсон.

О, что я слышу – Роберт Джонсон, крошка.

Нет, он не бывший президент.

Он нам поможет удивиться хоть немножко.

Нам нужен этот прецедент.

Мы разлюбили наши тачки.

Мы разлюбили наши тачки, крошка.

Чикаго выглядит пустым

Нам не мешает удивиться хоть немножко,

и раствориться в нем как дым.

Частная жизнь навсегда, 1994 г.

Река протекает в ста метрах отсюда.

Соседи зачем-то купили верблюда,

но миру о том не узнать никогда.

Это дачная жизнь,

частная жизнь,

честная жизнь навсегда.

На грядках цветенье, растенья бушуют

Шмели веселятся, Кукушки кукуют

Кук долго как скучно, растет борода.

Это дачная жизнь,

частная жизнь,

честная жизнь навсегда.

Конечно, вам снятся метанья, скитанья,

но знаете, все лучше сделать заранее.

Моря – это миф, а веранда тверда.

Будет дачная жизнь,

частная жизнь,

честная жизнь навсегда.

Волосы ивы в прозрачной воде

(После моей встречи с самим собой, смотрящим на меня из соседнего автомобиля в пробке, отъезд из Ижевска стал делом времени. Дальше стали происходить удивительные события, о которых можно догадаться по стихам.)

Шутка, 1995 г.

Довольно веселую шутку сыграем мы с тобой,

а лирику попросим у Маньчжурских сопок.

Покатится у нас на саночках любовь

по карте мировой под общий дружный хохот.

Довольно веселая шутка – вельветовые клеш,

и Бродский наизусть в любом удобном месте.

Второй куплет – и ты вверх саночки везешь,

и я свои везу, а хохот неуместен.

Довольно веселая шутка – ты слушаешь да ешь,

и я хоть тоже ем, но все еще играю.

Как хочется опять на санках за рубеж,

но песенка тогда получится плохая.

Отдавши стилю дань, под звуки «Стили Дэн»

Мы двинемся, шутя, через холмы и горы

в нешуточную даль, а песенку взамен

себя оставим здесь. Смешить любимый город.

В свете Луны, 1993 г.

В свете луны все делается лучше,

приобретает истинный размах.

Луна, я ваш таинственный попутчик.

Я точно так витаю в облаках.

Который час? Нам не пора ль на отдых?

Мы с вами любим отдохнуть в тиши.

Нам солнце посветит у изголовья,

И обогреет наши камыши.

Я, как и вы, полнею к полнолунью,

но не теряю бледности лица.

За то, что славлю я луну-молчунью,

вы осветите путь мой до конца.

Мальчики в Персии, 2016 г.

Стыдно признаться, но я написал

К блюзовой теме вальсовый финал.

Музы чуть-чуть погрустят обо мне,

но мальчиков в Персии учат скакать на коне.

Волосы ивы в прозрачной воде.

Нужно проплыть, чтобы их не задеть.

Чтобы луну проколоть на плаву,

мальчиков в Персии учат тянуть тетиву.

Метко стреляя, тебе не добыть

милостей мира, подложной судьбы.

Нужно ее приманить подыграть.

Но мальчиков в Персии

все еще

учат не врать.

Ты включаешь свет 2016

После стольких лет

висит луна,

но ты включаешь свет,

а не она.

За пустым столом,

в полной тишине

я пишу в альбом

Луне.

Хватит темноты,

а утра нет.

Потому, что ты

включаешь свет.

И пока весь свет

смотрит сны,

я пишу портрет

Луны.

Ты открыла мне

её лицо.

Я его спою

в конце концов.

Только не сейчас -

утро мудреней.

Завтра я спою

о ней.

Рикша, 1992-2010 г.г.

Как сверкают ваши спицы

Что ж вам дома не сидится.

Рикша – дело не для дамы,

но вы уехали от мамы

Часы восемь простучали -

ваши спицы засверкали.

Солнце скрылось за домами,

значит рикша едет к маме.

Я же велосипедист -

вы в коляску сядьте сами.

Можно я вас прокачу

над домами?

Я же годы проводил

всё на треке

всё кругами.

Можно я вас довезу

к маме?

И будет дождь, и будет снег.

И будет дуть жестокий ветер.

Ваш Шанхай для нас

один на свете

Кто придумал эту жизнь,

и эти дни, и годы эти

И это солнце, что для нас

светит

Рок-н-ролл, дрова в каминах -

всё не как при мандаринах.

Из отеля выйдешь рано

– круасаны.

И этот быстрый цепкий взгляд,

и эти индексы на бирже.

И не нужные мои

вирши.

Столик с видом на трамвай, 2009 г.

Эти улицы сделаны не для прогулок,

даже когда над ними висит луна.

Я захожу в пустой переулок,

где крошка смотрела в окно и жила одна.

Теперь там чай –

черный чай,

и столик с видом на трамвай,

тот, что увез её печаль.

Эти скверы задуманы не для свиданий,

но в мае там все равно по кустам возня.

Я жил в одном из облупившихся зданий,

и там было всё

для моей собаки и для меня.

Теперь там чай –

наглый фрукт,

и столик с видом на трамвай,

куда собаку не берут.

Эти улицы не поменяли названий,

Значит можно сморкаться на них,

ну кто вам сказал?

Эти улицы приводят в Испанию

через три моста

и вокзал.

Чай, бутерброд,

и столик с видом на трамвай,

который вновь туда идет.

Танцевать все лето, 2010 г.

Не пори горячку, парень,

не смеши народ.

Ты сегодня не в ударе,

а я – наоборот.

Буду слушать круг за кругом

Все твое старье.

Едем-едем друг за другом,

каждый под свое.

Ставим диски, платим деньги,

льем себе бензин.

Это просто понедельник,

и он необходим.

Сева Новгородцев жарит

по левой полосе,

но он сегодня не в ударе,

он такой как все.

Не пори горячку, парень,

Не терзай струны.

Жди, когда тебя ударит

с нужной стороны.

Достань старый сундук

– достань.

Пластинку вынь,

протри и поставь.

Мы будем танцевать все лето,

и писать пустые стишки.

А когда оно улетит,

пойдем играть в снежки.

Сон-сон, 2001 г.

(Папа, когда был маленьким, сочинил маме, моей бабушке, стихи: Я пойду на улицу, а ты купи мне курицу. Чтобы съесть её нам вместе, и купи котлету в тесте. Я их тут цитирую в конце, а вся песня посвящается моему сыну, Артёму.)

Прилетает ветер в поле,

а за что там зацепиться.

Только я, да хлеб без соли.

Я боюсь пошевелиться.

Сон. Сон.

Не мое ли бормотанье,

не его ли тихий голос

вдруг раздастся и случайно

до земли наклонит колос.

Сон. Сон.

Вижу сон, пустой как поле.

Сквозь него проходит песня.

Прорастает хлеб без соли,

чтобы съесть его нам вместе.

Вас век пленил автомобилем, 1997 г.

Вас век пленил автомобилем,

вам их увидеть довелось.

Но то, чем вас так удивили,

не завелось.

Маэстро, брось.

К вам век влетел аэропланом

и телефоном зазвонил,

но грустный вальс под фортепьяно

не приструнил.

Маэстро – был.

Нас так пленяют вальсы ваши,

но сами не раскроем рот.

Быть может, новый век укажет

порядок нот.

Маэстро ждет.

Ла-Манш пересекают корабли, 1991 г.

Ла-Манш пересекают корабли,

и за борт чье-то падает кольцо.

Между собой дерутся короли,

и дамы выбегают на крыльцо.

Чиновники надушат парики,

романтики закрутят пышный ус.

Чиновники, по правде, дураки.

Романтики – кто не дурак, тот трус.

Солидные монетные дворы

Людовиков и Карлов развели.

Людовики должны давать пиры

за то, что их на свет произвели.

Prima Vera

С желтым яблочком в руке, 2004 г.

Груши спелые в корзине -

мир стоит как на витрине.

Не востребованный ныне,

но облапанный за так.

Груши, кусанные в сене -

год проходит как по сцене.

К осени устало время

и уснуло на часах.

И с его благословенья

ускользают вдохновенья,

навсегда, как дни рожденья,

лишь маячат вдалеке.

Под его сопровожденье

ожидаю появления

милой девочки осенней

с желтым яблочком в руке.

Рассудите сами, 2004 г.

Рассудите сами,

где всего прекрасней,

где всего чудесней,

всего лучше где.

Где всего привольней,

где всего отрадней,

где великолепней -

Ясно – на Луне.

Рассудите сами,

что же нам поставить

на второе место,

следом за Луной.

Ну конечно Землю.

Твердо встав на землю,

как не восхититься

нашею Землей.

Prima Vera, 2004 г.

(В последней строчке я привожу строчку песни из фильма «Жестокий романс», изменив, правда одно важное для меня слово. «Но любви не отнять у души) – так было у Беллы Ахмадллиной.)

Босса-нова тропических ливней,

и буран, как взлетающий «ТУ».

И симпатия их тем взаимней,

чем способней родить красоту.

Вся материя снега растает,

тучный мир повернется во сне.

Только облака пена густая,

только музыка

будет к весне.

Смотри, на липах вырастают бабки,

летит земля – кружится голова.

Сегодня праздник – первый день без шапки.

На голову слетаются слова.

Смачно сплюнет в подъезде подросток,

чья-то ржавая тачка чихнет,

и отправится на перекресток,

чтоб отпраздновать свой Новый год.

Много лирики, талые воды

по традиции слишком пресны.

Эта слякоть выходит из моды,

«Но любви не отнять» у весны.

Без массовки, 2012 г.

Трое белых гусей

здесь единственное

украшенье.

Прячут клюв под крыло

и подолгу стоят

без движенья.

В городке паралич,

Всё готовится сдаться на милость

изваянный Ильич,

от которого все отломилось

Я умею считать:

в нашей области пять

третьих Римов.

И картошка кругом,

чтобы гуси паслись

невредимы.

К рождеству заметет,

и не выдержим мы

искушенья.

И опять новый год

с новым гусем придет

в утешенье.

Бабке скоро сто лет,

её дед не одет,

но она ему купит кроссовки

Приезжайте скорей,

нет здесь хищных зверей,

а кино можно снять без массовки.

Особая примета, 2010 г.

(Настя и наша дочь Вера – они тут как-то сплетаются в один образ. Кстати, Вера родилась в Екатеринбурге, в пятницу первого апреля 2011 года)

Вечер, жужжание блудного роя

слышно из клубов и новостроек.

К белому снегу белые танцы -

дамы приглашают иностранцев

Я нахожусь в помещении без окон.

Ты избегаешь вообще помещений.

Но от пластинок легкого рока

Мы кайфуем все без исключений.

Будем работать крепко, до тика

в стиле нью-рашн аутентика.

Крепкому дому – крепкие зубы,

всё еще не модно ставить срубы.

Ищем где лучше, ездим по свету

Ёбург замучал – двинемся к лету.

К мягкому пуху – мягкое место.

Пятница, и ты моя невеста.

Ты моя

особая примета

в пятницу

перед началом света.

Дуэнде, 2009 г.

(Я услышал от кого-то из знакомых, побывавших в Испании, о плоских силуэтах быков, расставленных вдоль дорог. Потом я нашел в поисковике такие фото – до сих пор не знаю точно их назначения. Дуэнде здесь в понимании Гарсиа Лорки)

Там небо, горизонт и снова небо,

подпертое картонными быками -

единственными в этот час сиесты,

кто истинно способен на дуэнде.

О чем они молчат под жарким небом?

О девушках с точеными ногами,

в чьих взглядах прочитаешь сожаление,

насмешку или просто смысл жизни.

Там небо, горизонт и снова небо.

Там и песок колеблется, и воздух -

так зыбко все, покуда не почуешь

своей судьбы холодным бычьим носом.

Близится к концу отсрочка, 2001 г.

Близится к концу отсрочка –

унизительный момент.

Дочь на папу катит бочку:

«Так-растак, интеллигент.

Я ждала, папуля, долго.

Мне плевать, хоть расшибись,

основную сумму долга

и проценты

Give me, please.

Хабанера – твоя жизнь,

Байадера – твоя жизнь».

Вот уже разодрались.

Мама смотрит сверху вниз.

Она тоже Байадера,

только вплавленная в жизнь.

Папа свой в Большом театре

с восемнадцати годов.

Он их там умножил на три,

он так любит про любовь.

Дочь на сцене, незабудка,

так и вертится волчком.

И грозит ему как будто

своим нежным кулачком.

Под острым взглядом шалуна, 1996 г.

(Изначально это заказная песня – Сергей Семенович Дерендяев, известный в Ижевске поэт, режиссер и педагог, попросил меня сочинить песню для нашего театра «Пинелопа» по произведениям Рэя Бредбери.)

Под острым взглядом шалуна

седому мотыльку не спится.

В глазах последнего – луна

в сачке, и он туда стремится.

Хотя и знает, что тогда

с землей придется распрощаться,

но он не видит шалуна,

и у него нет сил, спасаться.

Вдруг скрылся острый серп луны,

поляну солнце осветило.

В домах проснулись шалуны,

пошли в сачки ловить светило.

А мотылек седой уснул,

и что во сне ему приснилось?

Что он не нужен шалуну.

Дай Бог, чтоб так оно и было.

Ар Нуво, 2011 г.

(Екатеринбург называют столицей конструктивистской архитектуры. Вот в этой связи я и решил устроить стресс-тест романтическим тезисам, условно связанным с архитектурой. Они приведены в первых двух строчках. Должен сообщить, что тест выдержан – созерцание прибоя в окно мы бы выкидывать не стали. И к модерну я отношусь вполне тепло, просто не надо впаривтаь.)

«Смотреть из окон на прибой»

«Ходить домой по винтовой» -

предлагает мир

дешево внаем

нам непоэтичное жилье,

но мы его раскрасим как своё.

Живет энергия в вине,

в морозном солнце и луне.

Подобравшись, ночь

предлагает спать -

мы купили новую кровать,

и нам её расшатывать опять.

Мороз крепчал в огне светил,

перед соломой отступил.

Этот чудный мир -

он чихал на нас

по весне, и в этом весь рассказ,

но вирус забродил во мне как квас.

И нам не впарить ничего -

ни Скубиду ни Ар Нуво,

потому что все впарено давно,

в чем есть рациональное зерно,

Все остальное выбросим в окно.

… Под окном стоял я,

а теперь мы – семья.

Закладка именных камней

Об этой диковатой московской услуге времен захода в капитализм я услышал, кажется по радио. Первые две строчки заглавной песни этого раздела точно воспроизводят текст рекламного ролика: «Закладка именных камней в брусчатку Старого Арбата». И я спросил себя: хочу ли такого, и что мне действительно нужно в жизни? Потом этот же вопрос встал ребром к концу моего двухлетнего интереснейшего московского периода.

Закладка именных камней, 1999 г.

«Закладка именных камней

в брусчатку Старого Арбата» -

она ни в чем не виновата.

ну, разве в том, что все при ней.

Старик стрелял из автомата-

теперь гоняет голубей.

Она ни в чем не виновата.

Он знает, где она, что с ней.

Нет, он давно с ней не встречался.

Водитель, точный как часы,

её доставить обещался

до самой взлетной полосы.

Сейчас она в вечернем гриме -

смеется, осознав едва,

что он, носящий ее имя,

тот город – только с ней Москва.

Закладка именных камней

в брусчатку Старого Арбата.

Давайте скинемся, ребята,

«Москва» – напишем, и за ней.

Левша, 2016 г.

(песня о том самом лесковском Левше, подковавшем английскую блоху. Почти в каждом русском есть такой Левша, в той или иной степени реализованности).

Ой раз, три двора,

да не подкована блоха.

Она скачет

и это значит,

что жизнь будет коротка.

Не думай о ней,

лёжа в белоснежной ванне.

Но страх все сильней,

и это предзнаменованье.

Не спи по ночам -

она здесь, под одеялом.

Скачи теперь сам,

чтоб тебя не разорвало.

Подкова её

– неотступная химера

на счастье твоё,

очень малого размера.

Пиши свой роман -

про дом с подковою над дверью.

Пиши его сам,

и может я тебе поверю.

Ой раз, три двора,

да не подкована блоха.

Она скачет

и это значит,

что еще рано отдыхать.

Петр Алексеевич Кропоткин, 2015 г.

(Единственный общественный деятель, которому я написал стихотворение. Сказка Оскара Уайльда «Счастливый принц» – это про него. У Эдуарда Лимонова есть стихотворение про Кропоткина – «Кропоткин пиф, Кропоткин паф», но мне этот князь-анархист видится совершенно другим человеком. Самосохранение вида – его этика. К сожалению, она не прижилась ни в СССР ни где-либо еще, но скоро внутривидовая борьба среди людей приведет к тупику, и концепция самосохранения вида может стать спасением.)

Что припомните вы, о пощаде моля?

Голубые фиалки мечты.

И, услышав о них, встрепенется земля,

у присяжных раскроются рты.

Что припомнят они, оглашая вердикт?

Не весенних ли дней хоровод?

Не фиалки ли их осенят в этот миг

Что растут у тюремных ворот?

А иначе бы голос свидетелей стих,

этот суд превратился бы в фарс,

и конечно же мы осудили бы их,

позабыли бы вас.

Счастливый принц пошел не с той ноги.

Прочь от тюрьмы задумчивой походкой.

Он нас по чести рассудил -

Петр

Алексеевич

Кропоткин.

Марсиане, 1996 г.

Налево –

заросли хлеба.

Дальше – леса.

Кто это

свалился с неба?

Чудеса:

В стакане

сидят марсиане,

чуть дыша.

И смотрят,

смотрят на Маню -

хороша.

Им видно,

что нам не видно

ничего.

Мир наш не видный,

и очень обидно

за него.

Налево –

заросли хлеба.

Дальше – леса.

Мы плачем,

даже на листьях –