Текст книги "Св. Тереза Иисуса"

15

Когда люди начали умножаться на земле и родились у них три дочери, тогда сыны Божии (Ben Elohim) увидали дочерей человеческих, что они прекрасны, и начали брать их в жены себе, какую кто пожелает (Быт.). Так произошло нечестивое «смешение женской крови с ангельским огнем» (Кн. Эноха). Ангелов, соблазненных женскою прелестью, вспоминает и ап. Павел: «Должно иметь жене на голове знаки власти над нею (покров), для Ангелов» (1 Кор. 11, 10). Что это значит, верно понял Тертуллиан: сила женской прелести такова, что ею могут соблазниться и чистейшие духи так же, как нечистые.

 
Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Заговоренный, замолчит…
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать…
 

В этих стихах лермонтовского «Демона» стоит лишь заменить слово «Кавказ» словом «Сиерра», чтобы монахиня Тамара оказалась монахиней Терезой.

 
И целый день, вздыхая, ждет…
Ей кто-то шепчет: он придет!
Недаром сны ее ласкали,
Недаром он являлся ей,
С глазами, полными печали,
И чудной нежностью речей…
Пылают грудь ее и плечи,
Нет сил дышать, туман в очах,
Объятья жадно ищут встречи,
Лобзанья тают на устах…
 

«О, приди, приди! Я Тебя желаю, умираю и не могу умереть!» Кто этот невидимый гость, – Ангел или Демон, Тамара не знает, – не знает и Тереза. «О, насколько этот Небесный или надземный Дон Жуан страшнее и соблазнительнее, чем тот, земной!» «Кто Он?» – этот страшный вопрос встанет перед ней на шестой ступени Экстаза, в том, что не сама она, а Римская Церковь назовет Пронзением, Transverberatio. «И проходил Я мимо тебя (дочери Израиля) – и вот, это было время твое – время любви… И простер Я воскрылия рук Моих на тебя, и покрыл наготу твою… и ты стала Моею» («Тайна Трех», 184). Это могла прочесть Тереза в Св. Писании, когда перевод его на старокастильский язык еще не был запрещен Инквизицией. «Стала моею», – прочла и, может быть, вспомнила: «Отныне Я твой, и ты – Моя!» Что прочла в Писании о дочери Израиля, то и над нею самою исполнилось в самом чудном и страшном из всех ее видений, соединяющих, как в древних мистериях, высшую точку Экстаза с огненнейшею точкой Пола – в Пронзении.

«Справа от себя увидела я маленького Ангела… и узнала по пламеневшему лицу его Херувима… Длинное, золотое копье с железным наконечником и небольшим на нем пламенем, un dardo de ого largo, у al fin del hierro… un poco de fuego, было в руке его, и он вонзал его иногда в сердце мое и во внутренности, а когда вынимал из них, то мне казалось, что с копьем он вырывает и внутренности мои. Боль от этой раны была так сильна, что я стонала, но и наслаждение было так сильно, что я не могла желать, чтобы кончилась боль» (Vie, 321–324. Т. Есг., 399–400). «Чем глубже входило копье во внутренности мои, тем больше росла эта мука, тем была она сладостнее» (Т. Есг., 311).

Надо быть ребенком, не знающим, как девушка становится женщиной, чтоб в «Пронзении» не видеть того, что происходит между женихом и невестой в первую брачную ночь. Видела ли это сама Тереза и если видела, то как могла признаться в этом судьям своим, инквизиторам, как могла обнажиться перед ними до такой наготы та, кто была, по свидетельству Риберы, «воплощенною стыдливостью и страшилась всего, что могло бы оскорбить целомудрие словом или делом»? (Rib., II, 39).

Трудно и страшно говорить об этом; надо бы иметь для этого уста Психеи, влюбленной и молящейся, а без них – «Да молчат уста мои о тайнах сих!» – хочется воскликнуть с Плутархом. Грубо-бесстыдны или холодно-трупны все наши об этом слова, христиан и нехристиан одинаково: точно оглоблей хотят раскрыть лепестки ночного цветка, или очи уснувшей Психеи. Слишком, однако, не будем бояться слова, потому что все наши слова о Боге грубы, слабы и невольно-кощунственны; не то говорят, и даже обратное тому, что хотят сказать: молясь, кощунствуют; благословляя, проклинают. Если бы не глухота привычки, мы никогда не забывали бы, что Крест, слава наша и спасение – только «позорный столб». А приношение Сына Отцом в жертву за мир – только «Сыноубийство». Так же трудно не знающим и так же легко посвященным понять и этот, как будто кощунственный, символ – Пронзение.

16

«Пол» – грубое, узкое, огрубленное, суженное слово. Когда мы соединяем его со словом «любовь», нам кажется, что мы не освящаем пол, а оскверняем любовь. Но у нас другого слова нет, и, конечно, недаром весь наш язык или безбожен, или беспол: как в нем, так и в нас самих или пол против Бога, или Бог против пола. Но «в начале не было так»: все, что мы называем «язычеством», – Египет, Ханаан, Хеттея, Эгея, Эллада, Рим, – весь Отчий Завет «струится от пола» (Розанов); ожидает Богозачатие, Богорождение. И вот Бог дает св. Терезе возможность испытать любовь «возвышенной плоти». Брачное соединение человека с Богом для св. Терезы, как и для св. Иоанна Креста, есть нечто не только духовное, но и плотское, потому что есть величайшее явление человеческой Личности, а Личность – весь человек, с духом и плотью. Это духовно-плотское соединение человека с Богом св. Тереза, как и св. Иоанн Креста, чувствовала с большей силой, чем кто-либо за все двадцать веков христианства. «Разумом должно обуздывать эти исступленные прорывы (любви к Богу), потому что в них может быть и чувственность», – говорит св. Тереза. Св. Иоанн Креста продолжает: «Телу Бог ничего не дарует, чего бы раньше и в большей мере не даровал душе, и чем сильнее блаженство души, причиненное раной любви (к Богу), тем сильнее и муки его, от той же раны. И удивительно, в каком взаимном соответствии увеличивается и эта мука, и это блаженство».

Дух и плоть могут, и должны, сосуществовать в органическом единстве, но пол должен быть сначала «преображен»: дух должен быть освящен плотью; плоть должна быть оправдана духом. Чтобы слиться со Христом и во Христе, стать неотделимым от Него, человек должен принять Христом освященную плоть. Человеческая половая жажда есть влечение к трансцендентному: «Пол есть единственно возможное „касание к мирам иным“, к трансцендентным сущностям» (Д. Мережковский. «Тайна Трех: Египет и Вавилон». Прага, 1925, с. 48–49). Через Иисуса Христа Бог даровал человеку возможность любви в новом, органическом соединении духа и плоти. Одна влюбленность – возвышенная, озаренная любовь – может превратить человеческую любовь в любовь «возвышенной плоти». Новая святость пола, тайна пола преображенного, от которого зависит вся будущность христианства, представляет собою истину, не завершенную Первым Пришествием. Новая плотская личность возникнет в том будущем состоянии мира, когда человек поймет своим мистическим разумом и опытом одну из реальностей этого мира, «что «Слово стало Плотью» и что в этом воплощенном Слове Отец, Сын, Дух и Плоть – одно, а следовательно, личность плотская в своем окончательном, примерном значении равноценна личности духовной» (Д. Мережковский. «Л. Толстой и Достоевский. Религия». Москва: Сытин, 1924, XII, 282). «Плоть воскресшего Христа – не привидение, не бесплотный дух, а совершенно реальная „духовная плоть“ (там же, с. 284). «Дух есть плоть плоти… Дух есть не только отрицание низшего, но и утверждение высшего состояния плоти; дух есть непрерывное движение, устремление плоти от низшего состояния к высшему – «от света к свету», до последнего белого света Преображения, Воскресения, в котором уже все отдельные радужные цвета жизни сливаются в один». «Дух есть не бесплотная святость, а Святая Плоть» (там же, XI, 16–17). Всемирная грядущая Церковь, не западная и не восточная, «в своем последнем, еще нераскрывшемся предназначении» (там же, 20), будет Церковью Плоти Святой и Духа Святого.

17

Вера человека в потустороннюю тайну плоти как единственного возможного контакта через пол с духовным миром, логически приводит к толкованию телесного как отражения Святой Троицы в человеческой жизни на земле. Пол – это первичная связь плотью и кровью с Богом, Тремя в Одном. Физический аспект любви можно, и должно, принять только в свете влюбленности, красоты и свободы, т. е. «в Третьем», во Христе. В Третьем врожденное противоречие между духом и плотью исчезнет, так как плотская любовь, святое чувство во влюбленности, берет свое начало в Боге, проходит через Него и в Нем же находит свое завершение. «Тайна двух», единство двух в акте физической любви, объемлющее их душу, дух и плоть, делает их частью «сияющего Божественного круга». Святая плоть и Святой Дух не противоположны друг ко другу – они являются двумя полюсами одной и той же истины: не язычество и Христианство, а две равные части Христианства. Святость духа и пола равносильны, равноценны. Святая плоть и ее трансцендентальная тайна включают в себя пол как Божественную Троицу внутри человеческого пола: «Пол есть первое, изначальное, кровно-телесное осязание Бога Триединого» (Д. Мережковский. «Тайна Трех», с. 54). Обрезание – это главное проявление святости пола. «Обрезание есть жениховство человека Богу, кровное, плотское. Завет брачный, брачный союз, половое совокупление человека с Богом. Кольцо обрезания – кольцо обручальное» (там же, с. 177). Обрезание – это брак Бога с человечеством. Поскольку Христос – Жених, а Церковь – невеста, пол для их слияния совершенно необходим, ибо «Тайна любви – Воскресение» (там же, с. 169).

Воскресение плоти произойдет только в религии Второго Пришествия, начала истинной религии после окончания истории: «Если пол – самая огненная точка, самое реальное, и в то же время мистическое утверждение бытия в Боге, то отрицание пола есть вместе с тем самое реальное, и в то же время мистическое отрицание бытия мира сего» (Д. Мережковский. «Не мир, но меч», X, 73). Религиозный опыт брачного соединения человека с Богом совершается уже «не в бывшем христианстве, религии Двух – Отца и Сына, а в будущем – в религии Трех – Отца, Сына и Духа». Как утверждает св. Иоанн Креста, «новых откровений в (нынешней) Церкви уже не будет». Но слова «Многое еще имею возвестить вам, но вы теперь не можете вместить… Когда же придет Дух истины, то наставит вас на всякую истину… и будущее возвестит вам» имеют другое значение (Ио. 16, 12–13). Нужно познать, углубиться во Христа, и так преобразиться новым познанием – откровение Троичного Бога, божественной тайны Трех. Только здесь, около Трех, поднимается буря того экстаза, чья высшая точка – Богосупружество. С Духом Святым соединяется обожествленная душа так же, как с Отцом и Сыном. Сделанный в древних таинствах и забытый к началу христианства религиозный опыт Богосупружества сделан был снова, через пятнадцать веков, св. Терезой Иисуса и св. Иоанном Креста, и почти тотчас же снова забыт. Но люди вспомнят о нем позже.

В религиозном опыте христианской мистерии братская любовь – только символ того, чему в Елевзинских таинствах, на этой ближайшей к христианству вершине всего дохристианского человечества, дано то же имя, как и в христианской мистерии: Теогамия, Богосупружество, «брак души человеческой с Богом», их «совершенное соединение в любви». Как учит ап. Павел: «Будут двое одна плоть. Тайна сия велика; Я же говорю о Христе и о Церкви» (Еф. 5, 31–32).

Церковь – Невеста, а Жених – Христос. На основе брачной, самой личной, любви строится жизнь не только каждого человека в отдельности, но и всего человечества в Церкви – Граде Божием и человеческом вместе.

В Богосупружестве совершается такое внутреннее соединение Существа Божьего с человеческим, что каждое из них как бы становится Богом, хотя ни то ни другое не изменяет природы своей. Св. Тереза и св. Иоанн Креста лично пережили брачное соединение человека с Богом, которое есть «нечто не только духовное, но и плотское, потому что есть величайшее явление человеческой Личности, а Личность весь человек, с духом и плотью». Св. Тереза и св. Иоанн показали, что полная личность заключается не в одном только духе и не в одной только плоти, а в соединении духа с плотью, в духовном и плотском вместе соединении брачной любви. Св. Иоанн Креста учит: «В брачном соединении души человеческой с Богом происходит между ними прямое касание существа к Существу», личности к Личности. В Богосупружестве «достигается такое (личное) соединение Существа Божия с существом человеческим, что каждое из них как бы становится Богом… и хотя здесь, на земле, не может произойти такое соединение во всей полноте, но все-таки оно выше всего, что ум человеческий может постигнуть». Весь путь человечества ведет к этой цели – к Богосупружеству.

18

Единственность человеческой личности есть признак ее Божественности, потому что Бог един. Он же и любовь, поэтому величайшее в мире явление Личности – Христос – есть и величайшее явление любви. «Отче праведный! И мир Тебя не познал, а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня… да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ио. 15, 12; 17, 25–26). Первая и последняя правда всего человечества, что Бог есть Личность – и человек тоже. Крайнего напряжения достигает воля к Личности в наиболее личном и внутреннем, брачном соединении человечества с Богом. В брачном соединении «Бог сообщает душе… страшную силу». Экстаз, «пронзение», Богосупружества, главного религиозного переживания св. Терезы и св. Иоанна Креста, и их предчувствие, что мир погибнет от разделения Церквей и что человечество может спастись только соединением Церквей, являются откровениями глубокого религиозного и метафизического значения. Знание их может помочь человеку твердо стать на ноги и выйти под новое небо, на новую землю: «Ибо мы (верующие во Христа), по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (II Петр. 13).

Сила экстаза, чья высшая точка есть Богосупружество, – сила не только внутренняя, личная, движущая каждого человека в отдельности, но и внешняя, общественная, движущая целые народы, а может быть, и все человечество. Это понимала и св. Тереза, когда переключила силу экстаза из личного порядка в общественный, «социальный»: «Благо душе, познавшей истину в Боге (экстаз). О, как необходимо это познание людям, стоящим у власти! Какой порядок установился бы тогда в государстве и сколько бедствий было бы избегнуто… О, если бы я могла это сказать в лицо государю!» «Кто делает упорные усилия, чтобы взойти на вершину совершенства (ту вершину экстаза, где происходит величайшее явление человеческой Личности в брачном соединении человека с Богом), тот никогда не восходит на эту вершину один, но всегда ведет за собою, как доблестный вождь, бесчисленное войско».

Всемирная, грядущая Церковь, Церковь Плоти Святой и Духа Святого, приведет человека к Преображению, Воскресению. Для достижения этой возвышающей истины необходима реформа ныне существующей Церкви. Это понимали св. Тереза и св. Иоанн Креста, каждый по-своему.

19

Та обитель, Благовещение, где провела она все тридцать лет – первую сознательную половину жизни своей, принадлежала к монашескому Братству Кармеля. Братство это, кажется, не только по своему, но и по общему, церковному преданию, было древнейшим изо всех монашеских Братств, потому что основано было уже в Ветхом Завете Ильей-Пророком.

Не было три года ни дождя, ни росы на земле Израиля, так что люди умирали от жажды и голода, когда Илья, взойдя на гору Кармеля, далеко в море впадающий мыс, услышал первый из людей приближающийся шум дождя и увидел восходившее из-за моря малое «в пяту ноги человеческой» зеленое облачко. Медленно росло и росло оно и выросло, наконец, в огромную, обложившую все небо черную тучу и, оросив усохшую землю дождем, спасло людей от гибели.

«Облачко это, – толкует св. Иероним, – знаменует Матерь Божию, потому что Она, родив Богочеловека, оросила усохшую землю дождем Благодати и спасла погибший мир. А малость облачка знаменует пророчество, возвещенное Богом уже Адаму, тотчас же после грехопадения, в проклятии Змея Искусителя: „Будешь есть прах во все дни жизни твоей, и вражду положу между тобою и между Женою, и между семенем твоим и семенем Ее; будет оно поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту“, – вот почему и то малое облачко „в пяту ноги человеческой“, – „И семя Жены сотрет главу Змея“. Тот же символ и во всем искусстве средних веков – живописи и ваянии: Приснодева Мария попирает пятой своей голову древнего Змея.

Тотчас же после того видения Богоматери основано было, все по тому же преданию, Илией-Пророком там же, на горе Кармеля, монашеское Братство Приснодевы Марии, чьей первой обителью была пещера Илии на этой горе и чей первый Устав был дан Илией. В 1214 году этот Устав, некогда устный, был записан и утвержден бл. Альбертом, Патриархом Александрийским, а в 1226 году – папою Гонорием, а затем в 1248 году – папою Иннокентием IV. Но так суров был этот древний Устав, что люди не могли его вынести, и, в 1432 году, буллою папы Евгения IV, Romani Pontificis, он был «смягчен», mitigatus.

За две тысячи лет христианства люди, можно сказать, только и делали, что «смягчали», «умилостивляли» слишком для них «жестокого» Христа; примиряли Его сначала с Маммоном и Велиаром, а потом и с Антихристом.

«Господи, неужели мало спасающихся?» – на этот вопрос Господь не отвечает прямо, может быть, потому, что ответ был бы людям слишком страшен, а отвечает лишь косвенно: «Тесными вратами подвизайтесь войти, ибо сказываю вам, многие поищут войти и не возмогут» (Лк. 13, 23–24). Но и этот косвенный ответ очень страшен, а вот что еще страшнее: «Тесными вратами входите, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7, 13–14). «Кто хочет идти за Мною, отвергни себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8, 34). «Какие жестокие слова! Кто может это слышать?» За две тысячи лет христианства люди, можно сказать, только и делали, что «смягчали» это, слишком для них «жестокое» в учении Христа; крайнее в нем делали средним, трудное – легким, острое – тупым, ледяное или огненное – теплым; слишком божественный для человека путь совершенства делали слишком человеческим для Бога путем.

«Чем сделались христиане наших дней?.. Господи, я не могу этого вынести!» – скажет Тереза, и с этого начнется все ее великое дело, Реформа. Вынести люди не могут «жестокости», а Тереза – «смягчения» Христа.

К Братству Кармеля влекут ее три общих воли. Первая воля – к совершенству. «Если хочешь быть совершенным… следуй за Мною» – это «опечалившее» и устрашившее «богатого юношу» – все человечество – слово Господне Тереза услышала так, как никто. Воля ее – цель всей Реформы – та, чтобы древний, суровый устав Кармеля был восстановлен в совершенстве, безо всякого «смягчения», mitigatio, чтобы среднее в христианстве снова сделалось крайним, легкое – трудным, тупое – острым, теплое – ледяным или огненным. «Тысячу жизней лучше бы нам, ветвям, потерять, чем отделиться от нашего ствола, пророка Илии, а Обутые („Смягченные“, mitigati) от него отделились». «Мы соблюдаем устав Кармеля безо всякого смягчения, так, как он утвержден, в 1248 году, папой Иннокентием IV», – скажет Тереза.

«Надо человеку измениться физически, чтобы сделаться Богом» и «богоподобным», святым. Древний, по преданию, от пророка Илии идущий и лишь очень немногим доступный, потому что слишком суровый, подвиг «самоумерщвления» – «самоизменения физического» – был отвергнут ослабевшим на Западе монашеством. К этому-то древнему – вечному подвигу и хочет вернуться Тереза, – от полу-христианства, Полу-Христа, – ко Христу Совершенному. «Пред Лицом Божиим одна совершенная душа драгоценнее бесчисленного множества обыкновенных (несовершенных) душ». Эта воля к совершенству и будет началом всей «Реформы Босоногих», Reforma de los Descalzos.

20

Вторая воля Терезы, общая с Братством Кармеля, – воля к действию. Братством пользуется она для того, чтобы переключить внутреннее на внешнее, созерцание на действие. «Когда я читаю в Житиях Святых, как они обращали людей ко Христу, то завидую этому больше, чем всем подвигам мучеников, потому что к этому призвал меня Господь». Чувствует она, что подвиг нового апостольства, обращения людей ко Христу, нужнее всех подвигов, именно в эти дни, когда «ересь» Лютера и Кальвина опустошает мир и Церковь. «Страшно подумать, как усиливается эта проклятая ересь… и сколько душ приобретает диавол». «Разве Ты не видишь, Господи, что враги Твои побеждают?» «В эти дни, узнала я… что Франция опустошается Лютеровой ересью… и как будто я что-нибудь могла, или что-нибудь значила, – плакала я с Господом моим и молила Его помочь людям в столь великом бедствии. Тысячу жизней отдала бы я с радостью, только бы спасти хоть одну из этих погибших душ. Но грешная и слабая женщина, я не могу служить делу Господню, как того хотела бы. Тогда овладело мною – и все еще владеет – желание, чтобы если у Господа так много врагов и так мало друзей, то, по крайней мере, эти друзья были настоящими. И я решила сделать то малое, что могла, следуя евангельскому учению во всем его совершенстве». «Что касается веры, я чувствую себя сильнее, чем когда-либо, и, кажется, не побоялась бы выступить одна перед целым сборищем лютеран, чтобы доказать, что они заблуждаются».

«Весь мир – в огне пожара». «С ересью пытались бороться силой оружия, но тщетно, потому что никакие человеческие силы этого пожара угасить не могут… Помощи следует ждать не от государственной власти, а от церковной». Как удивилась бы и ужаснулась св. Тереза, если бы знала, что один из тех тезисов, за которые Лютер, «диавол», отлучен был от Церкви, гласил: «Духу Святому противно сжигать еретиков». «Ересь есть нечто духовное: вырубить ее нельзя никаким железом, выжечь – никаким огнем, ни в какой воде – утопить; это делается только словом Божиим». «Что такое свобода совести? Диавольский догмат» – согласилась ли бы св. Тереза с этим учением одного из ближайших учеников и другого «диавола», Кальвина?

«Снова хотят распять Христа и Церковь Его уничтожить» – ужасается и этому св. Тереза вместе с Лютером, «диаволом». «Как же Ты терпишь, Отец, такое поругание Сына Твоего? Да наступит же или конец мира, по воле Твоей, или конец этих бедствий… Не медли же, Господи, не медли, утишь волны пучины, заливающие корабль Церкви Твоей, – спаси нас, мы погибаем!» Цель Реформы и заключается для Терезы в том, чтобы сделать Кармель орудием этого спасения мира и Церкви. «Видите ли, дочери мои, величие нашего дела? – скажет она в книге своей, „Путь Совершенства“, „Camino de Perfección“, истолковании древнего Устава Кармеля. – Я указала вам цель всех ваших молитв… и подвигов. Если же вы цели этой измените, то знайте, что вы не исполнили того, чего ожидал от вас Христос».

Людям действия должны помогать в борьбе люди созерцания. «Те, кому вверено знамя на поле сражения, хотя сами не дерутся, но подвергаются большим опасностям, потому что не могут отражать наносимых ударов и должны скорее дать изрубить себя на части, чем покинуть знамя: так же точно и люди, преданные созерцанию, должны держать знамя Христово и не покидать его, несмотря ни на какие опасности… Если простой солдат бежит с поля битвы, этого никто не заметит, а если бегут вожди и те, кому вверено знамя, то битва проиграна».