Текст книги "Романтики"
Автор книги: Дмитрий Мережковский
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Χ
Полина Марковна, Варенька и Ксандра.
Полина Марковна. Я на минутку, девочки – только два слова сказать… Варя, ты не думаешь, что и я с папенькой?..
Варенька. Нет. мамочка, я знаю, что вы всегда с нами.
Полина Марковна. Ну, не всегда. Ведь и вы не всегда правы. Все мы не правы, и все должны простить друг друга. Прости папеньку. Варя, и меня прости, что не доглядела за ним.
Варенька. Что вы, маменька. Бог с вами! Вы меня простите, вы и папенька…
Полина Марковна. Ничего. Бог простит…
Варенька. Ах, уж не знаю, простит ли…
Полина Марковна. Полно, мой друг, человек прощает, – Бог ли не простит… Когда же едете?
Варенька. Кто вам сказал, маменька?
Полина Марковна. Сама знаю. Да вы не бойтесь – не выдам. Я же знаю, вам с Мишей здесь оставаться нельзя. Поезжайте с Богом. Ведь Миша едет с тобой?
Варенька. Да. со мной.
Полина Марковна. Ты ему верь, но не во всем. У него ум большой, а сердце иногда неумное. Многого не чувствует, а только воображает, что чувствует, и от этого другим больно. Ну, и восторженный. Вы, впрочем, все такие. Это хорошо для девушки, а ты уже мать, – тебе надо было быть спокойною. Да, все преувеличенное незначительно. Это вам всем надо помнить, а Мише особенно. Не согласна?
Варенька. Нет, не совсем.
Ксандра. А я совсем нет.
Полина Марковна. Ну, спорить не будем. Может быть согласитесь потом. Когда же едете?
Варенька. Миша хочет сейчас.
Полина Марковна. Сейчас так сейчас. Чем скорее, тем лучше. У тетки будете?
Варенька. Будем.
Полина Марковна. Ну, так и я туда приеду, – там и простимся. А теперь мне к моему старику пора. (Обнимает ее и молча гладит по волосам и по щеке своим обычным, однообразным движением руки). Ну что, успокоилась?
Варенька. Ах, маменька, голубушка, спасибо вам! Какая вы хорошая! Вы лучше всех на свете!
Полина Марковна. Ну, Христос с тобой!
Уходит.
Ксандра. Скорее, скорее Варьку укладывать, а то Миша придет, а мы не готовы.
Всходят по лестнице в барышнины комнаты. Никого. Светает, но солнце еще не вставало. Входит Михаил. Михаил один. Одет по-дорожному, в бекеше и картузе. В руках – поднос с бокалами и бутылка шампанского. Ставит их на столе. Подходит к окну, смотрит на небо и на часы. Взбегает по лестнице и стучит в дверь.
Голос Вареньки из-за двери. Кто там?
Михаил. Скорее, девочки! Лошади поданы.
Голос Ксандры. Сейчас, Миша.
Михаил (открывая дверь). Я к заднему крыльцу велел подавать, чтоб не услышал папенька. Туда и вещи сносить. Да потихоньку, Феня.
Голос Фени. Будьте спокойны, барин, никто не услышит.
Выходят на площадку лестницы. Варенька, одета по-дорожному, в шляпе с вуалью, Душенька и Ксандра. Все сходят вниз по лестнице.
Михаил (наливая бокалы). Посошок на дорожку… Ах, мои милые, милые девочки, я так счастлив сейчас, как никогда еще не был, и, может быть, никогда уже не буду. Я чувствую силу в себе бесконечную – вашу силу, вашу Любовь. Я силен, как титан Пpoмeтeй… (Вдруг усмехаясь). Гм… гм… господин Прометей, господин Хлестаков…
Ксандра. Что ты, Миша? Какой Хлестаков?
Михаил. Из «Ревизора» Гоголя. Это Белинский дразнит меня: «господин Хлестаков, залетевший в пространства надзвездные»…
Душенька. Полно, голубчик, ой, полно! А то опять будет щекотно…
Ксандра. Твой Белинский – просто дурак!
Михаил. Нет, не он, а мы дураки. Дон-Кихоты, безумцы, романтики. Самые смешные люди в мире. Ну и пусть. Пусть над нами смеются взрослые, важные, умные. Не бойтесь друзья, не они, а мы победим, мы, смешные, победим смеющихся!
Душенька. Смотрите, смотрите, солнышко!
Михаил. Да, вот оно, солнце великого дня! (Раздавая бокалы). За что же выпьем, девочки?
Душенька. За Варьку.
Ксандра. Нет, сначала за всех, за наш союз!
Михаил. Да, первый бокал за него. Да будет он крепок и вечен, как это вечное солнце. Благослови, святое солнце нас святой союз!
Подносят бокалы, чокаются и пьют
Душенька. Ну, а теперь за Варьку.
Михаил. Да, за нее. Нынче с женщиной-матерью и земля, наша мать, как раба, закована, поругана. Но восстанет, свободная, и будет, как Жена, облаченная в Солнце.[28]28
Откровение Иоанна Богослова (XII, 1).
[Закрыть] За освобожденную женщину – Освободительницу мира!
Пьют.
Михаил. Ну, а третий, последний, за что?
Варенька, Душенька и Ксандра. За тебя, за тебя, Мишка! За нашего освободителя! За второе наше солнышко.
Михаил. Нет, не за меня, а за то, что я люблю больше чем себя самого – за освобождающую истину. Помните то, что я вам говорил. – Восторг разрушения – восторг созидания. За разрушающую и созидающую Истину – солнце всех солнц!
Действие четвертое
В Луганове, в доме Дьякова, большая неуютная комната. Одна дверь в прихожую, другая – в кабинет. Два окна – одно на двор, с флигелями и службами, другое – в поле. Вечер. Дождь.
I
Дьяков и Митенька сидят за столом, уставленным закусками и бутылками.
Митенька. Да, брат, скучно на этом свете, а есть ли другой – неизвестно…
Дьяков. Не философствуй, ради Бога! И без того тошно.
Митенька. А ты чего куксишься? Лей!
Дьяков. Не хочу.
Митенька. Ну что же мне с тобой делать? Ну, хочешь, спляшу? (Наигрывает на гитаре).
Дьяков. Полно. Митя, оставь. (Глядя в окно). Эк, зарядил.
Митенька. Ничего, дождик тепленький березовым веником пахнет. Озимым хорошо.
Дьяков. Тоска. Едем, что ли?
Митенька. Едем.
Дьяков. Куда?
Митенька. Неизвестно, куда. Прямо к цыганкам закатимся. Тряхнем стариной – по-улански. Закутим, замутим, пустим дым коромыслом, завьем горе веревочкой.
Дьяков. Да ведь и там тоска… А у этой, как бишь ее, у Апельсины Лимоновны бородавка на носу с рыжим волосом…
Митенька. Это что – бородавка, а вот была у нашего дивизионного – целый пук волос на переносице, – как рассердится, так дыбом и встанут. Противно!
Дьяков (опять глядя в окно). Нет, не березовым веником махнет, а червем дождевым. Знаешь, черви такие – длинные, розовые, слизкие. Препротивные… А намедни дворнику Михею боров палец укусил: резал Михей борова да не дорезал: а тот взбесился, вырвался и укусил, вся рука сгнила, антонов огонь[29]29
гангрена
[Закрыть] сделался… Говорят, у всех животных. когда они бесятся, слюна ядовитая… и у «бешеного зайца» тоже?
Митенька. Экая дрянь тебе в голову лезет!
Дьяков. Тоска!
Входит Лаврентьич.
II
Дьяков, Лаврентьич и Митенька.
Дьяков. Чего тебе?
Лаврентьич. У Сашеньки животик болит.
Дьяков. Ну, что ж. поболит и пройдет.
Лаврентьич. Не послать ли за фершалом?
Дьяков. Пошли.
Лаврентьич. Аль бобковою мазью потереть пупочек?
Дьяков. Потри.
Лаврентьич. Да ведь я, чай, не мамушка.
Дьяков. Там их целых две – будет с него.
Лаврентьич. А какой в них толк? Только цапаются, Апельсина Лимоновна – ведьма, а Амалия Карловна – черт. Одна за ручку, другая за ножку, того и гляди – пополам дитя раздерут.
Дьяков. Не раздерут. Ну, ступай. Надоел.
Молчание.
Лаврентьич. Как же так, сударь? Не приблудный, чай, не пащенок, – свое дитя, законное. Вот ужо приедет барыня…
Дьяков (вскакивает и замахивается чубуком). Молчи, дурак! Я тебя…
Лаврентьич уходит.
III
Митенька и Дьяков.
Митенька. За что же ты на Сашку взъелся? Он-то чем виноват?
Дьяков (поднимая голову). Я тебя просил, Митя, не говорить об этом… И зачем мне его подкинули? делали бы с ним, что знают… Все из-за него… Как родился – точно ножом отрезало… (Наливает вина и пьет). Ну, едем. Все равно, куда, хоть к черту.
Митенька встает.
Дьяков. Нет, стой, погоди… Слушай, Митя, ты Михаила Кубанина любишь?
Митенька. Люблю.
Дьяков. И меня любишь?
Митенька. И тебя.
Дьяков. Как же так? Или меня, или его.
Митенька. Что же делать? Оба вы – люди хорошие.
Дьяков (положив письмо на столе). На, читай.
Митенька. Я, брат, чужих писем не читаю.
Дьяков. Не бойся, не украл. Да тут и секретов нет. Знаешь Белинского?
Митенька. Виссариона Григорьевича? Ну, еще бы. Вместе у Кубаниных гостили. Тоже «заяц бешеный».
Дьяков. И Боткина знаешь?[30]30
Боткин Василий Петрович (1811–1869), писатель, художественный критик.
[Закрыть]
Митенька. Ваську-то купчика? У папеньки, в лавке чаем торгует[31]31
Отец Боткина был известным и богатым московским купцом-чаеторговцем.
[Закрыть] а Гегеля так и жарит. Умный парень.
Дьяков. Ну, так вот, читай. Это – письмо Белинского к Боткину о Михаиле Кубанине.
Митенька. Нет, уж лучше ты. Да не все, а то засну, – ишь, какое длинное.
Дьяков (читает). Слушай. «Я этого человека любил больше всех на свете. Но теперь он для меня – решенная загадка. О, гнусный, подлый эгоист, шут, паяц, фразер, дьявол в философских перьях. Абстрактный герой, рожденный на свою и на чужую гибель, человек с чудесной головой, но без сердца, и притом, с кровью протухшей соленой трески»…
Митенька. Вот так ругается! Отроду таких ругательств не слыхивал. Ах, господа писачки… Ну, полно, будет с меня.
Дьяков. Нет, слушай конец. (Читает). «В эту минуту мне кажется, что я, только бы увидел его, как попросил бы, или убить меня, или позволить мне убить его». Ну, вот, слышал?
Митенька. Слышал.
Дьяков. Верно?
Митенька. Не знаю. Может и верно.
Дьяков. И ты его любишь?
Митенька. Люблю. (Высовывается в окно). Кто-то приехал… А ведь это он, легок на помине.
Дьяков. Кто?
Митенька. Мишенька.
Дьяков. Кубанин?
Митенька. Он самый.
Дьяков. Один?
Митенька. Не видать отсюда… Как будто один.
Дьяков. Лаврентьич! Лаврентьич!
Входит Лаврентьич.
IV
Дьяков. Ступай, беги скорее. Приехали там. Скажи, что принимать не велено. Не пускай, слышишь?
Лаврентьич. Слушаю-с. А только ежели…
Дьяков. Да ступай же, черт, ступай.
Лаврентьич уходит.
V
Митенька. Что ты, Коля, разве можно?
Дьяков. Нет, Митя, ни за что. Не могу я его видеть.
Митенька. Да ведь все равно войдет.
Дьяков. Ну, так я уйду, а ты скажи ему…
Митенька. Что испугался, сказать? Что спрятался?
Голоса Михаила и Лаврентьича за дверью.
Голос Михаила. Ну ладно. Никто тебя не спрашивает.
Голос Лаврентьича. Михаил Александрович! Сударь, а, сударь! Толкать не извольте!
VI
Михаил, Дьяков и Митенька.
Михаил. Это еще что за новости? Принимать не велели? (Подает руку Дьякову, тот не берет ее). И руки не даете? Oгo, расхрабрились как! Ну что ж, пожалуй, и лучше, по крайней мере, лгать больше не будете.
Дьяков. Вы один? А Варя?.. Варвара Александровна где?
Михаил. Потом узнаете. Я приехал за Сашкою… Что ж вы молчите? Или говорить со мною не хотите?
Дьяков. Не хочу.
Митенька. Нашла коса на камень!
Михаил. Извините, Митенька, нам поговорить надо с Дьяковым.
Митенька. Сделайте одолжение.
Дьяков. Нет, Митя, не уходи. Нам говорить с ним не о чем.
Михаил. Воля ваша, Дьяков, а выслушать вам меня все-таки придется. Вы обещали отдать Сашку, помните? Все-таки обязаны, как честный человек.
Дьяков. Михаил Александрович, уходите. Прошу вас, уходите.
Михаил (усевшись на стул). Я без Сашки не уйду.
Дьяков. Уходите. Кубанин, сейчас же уходите, слышите!
Михаил. А вы лучше не упрямьтесь, – все равно, отдадите.
Дьяков. Вон! Вон! Вон!
Михаил. Ай-ай, как страшно – «бешеный заяц»!
Дьяков (кидается на Михаила и хватает его за ворот). Я тебя… Я тебя… Я тебя… Подлец!
Михаил. Сам ты подлец! (Дьяков ударяет Михаила по лицу).
Митенька. Господа, господа, драться не надо. Я караул закричу.
Дерутся.
Михаил. Стреляться! Стреляться!
Дьяков. А-га! Наконец-то! Ну, смотри же, – если есть в тебе хоть капля крови, помни, что ты сказал. Держи его, Митя, не пускай, я сейчас…
Дьяков убегает.
Митенька. Уходите, Кубанин, уходите! Разве вы не видите, он с ума сошел.
Михаил. Пусть убьет. Я его сам…
Митенька. Ну, вот, и этот. Э, черт, оба взбесились… Ну. что мне с вами делать, – водой разливать, что ли?
Входит Дьяков с двумя пистолетами.
VII
Дьяков (подавая пистолеты Митеньке). Вот на, смотри. И шаги отмерь… или как там, через платок, что ли? Мне все равно.
Митенька. Да ты что это, сударь, затеял? Стреляться здесь, в комнате?
Дьяков. Да, здесь же, на месте, сию же минуту. А то удерет, – я его знаю.
Митенька. Да что ты. Коля, помилуй! Ведь он у тебя гость в доме. Какая же это дуэль? Это – смертоубийство…
Дьяков. Не хочешь? (Подавая пистолеты Михаилу). Осмотрите сами. Выбирайте.
Михаил берет один из пистолетов, видимо не сознавая, что делает. Дьяков отходит на другой конец комнаты.
Митенька (кидается к Дьякову). Сумасшедший! Сумасшедший! Что ты делаешь?
Дьяков. Прочь, Митя! Убью!
Митенька (в окно). Караул! Помогите! Лаврентьич!
Дьяков. Стреляйте же! Стреляйте!
Лаврентьич всовывает в дверь голову и сейчас же скрывается.
Михаил (кидая пистолет на пол). Я стреляться не буду.
Дьяков. Не будете?
Михаил. Не буду.
Дьяков. Не хотите здесь, в комнате?
Михаил. Нет, совсем не хочу. Противно.
Дьяков. Что противно?
Михаил. Убивать.
Дьяков (взводя курок). Стреляйте же, черт побери! Или убью, как собаку!
Михаил. Убивайте!
Вбегает Варенька.
VIII
Варенька, Дьяков, Митенька и Михаил.
Варенька. Что это? Что это? Что это?
Дьяков роняет пистолет и молча пятится к стене, глядя на Вареньку широко раскрытыми глазами, как в ужасе.
Варенька (кидается к Михаилу). Миша! Миша! Что это? (Вдруг обернувшись к Дьякову). Мало тебе Сашки? Мало тебе Сашки? Хочешь и Мишку? Нет, не его, а меня убей! Только не мучай! Довольно мучил – я больше тебе не позволю! Довольно лгал, хитрил, за чужие спины прятался, низкий, низкий ты человек! Трус! Вор! Думал, Сашку украдешь, и я вернусь? Так вот же, никогда не вернусь! И ничего ты со мной не сделаешь… Убьешь и не сделаешь. Убивай, а Сашку я тебе не отдам! Сама своими руками убью, а тебе не отдам… Миша, пойдем. Убьет – и пусть… Видишь, молчит, не смеет… Пойдем же, Миша!
Берет Михаила за руку, идет мимо Дьякова и вдруг, остановившись, смотрит на него молча, долго, пристально.
Михаил. Ну, что же ты, Варя?
Варенька опускает руку Михаила, не отводя глаз от Дьякова. Тот стоит все так же, не двигаясь, прислонившись спиною к стене, и смотрит на нее открытыми глазами. Михаил берет Вареньку за руку.
Варенька. Постой, Миша. (Вдруг обернувшись к нему, вырывает руку). Оставь! Оставь! Уходи! Уходи! Уходи!
Михаил. Что ты, Варя? Зачем? Я без тебя…
Варенька. Нет! Нет! Нет! Ступай! Ступай! Ступай! Ради Бога, Миша, милый, прошу тебя, ступай!
Митенька. Михаил Александрович, пойдемте. Разве не видите – лучше будет.
Михаил. Да что такое? Я не понимаю.
Митенька. Не понимаете? Ну, ничего, ужо поймете. (Поднимает пистолет с пола и берет Михаила за руку). Да ну же, ну, говорят вам, ступайте!
Митенька уводит Михаила. Варенька молча подходит к Дьякову. Тот так же молча закрывает лицо руками.
Варенька. Колька, ты что? Что ты молчишь? Ну, скажи же, скажи что-нибудь. (Кладет ему руки на плечи). Ох. Колька, что я наделала! Что я наделала!
Дьяков (падает к ее ногам). Варя! Варя! Варя, милая!
Варенька. Ну, полно же, полно, глупенький! Поверил? зачем же верил? Я ведь все не то, все не то… Сама не знаю, что говорю. С ума схожу. Да нет же, нет, никогда я от тебя не уйду, никогда тебя не оставлю. (Обнимает и целует его). Ну, как такого оставить? Все равно, что Сашку. Оба вы у меня вместе – что он, то и ты… Ох, Коля, голубчик, я ведь думала, что могу уйти, а вот не могу. И к кому мне идти? К Мишке, что ли?.. Нет, нет… опять не то… Не слушай меня, не верь. Никого у меня нет, кроме тебя… Ну, что же ты плачешь, что же ты плачешь. Сашка мой, Катька моя, глупенькая? Ох, бедная ты моя, бедная, что я с тобой сделала! Ну, да зато уж теперь так приласкаю, так полюблю…
Дьяков. Варя… Варя… Зачем?
Варенька. А затем, что люблю. Аль не веришь? Ну, погоди, ужо поверишь… Нет, все не то… Ну, смотри мне в глаза – вот так… Видишь, видишь теперь?
Дьяков. Варя! Правда? Любишь?
Варенька. А ты что думал? Ну, да, да, тебя одного, только тебя одного и люблю!
Дьяков плачет и целует ноги ее. Потом вдруг молча встает, медленно идет к столу, садится и опускает голову на руки.
Варенька. Что с тобой, Коля? Опять? Нет, Колька, не надо… Колька, Колька, поди же сюда!
Дьяков все так же медленно, молча встает, подходит к висящему на стене звонку и звонит. Входит Лаврентьич.
IX
Дьяков. Барыня едет, Лаврентьич. Вели одевать Сашу и вещи укладывать. Да поскорее. Когда будет готово, выносить в карету прямо из флигеля. Ну, ступай, да смотри же, скорее.
Лаврентьич. Слушаю-с.
Уходит.
Χ
Варенька и Дьяков.
Варенька. Коля, что ты хочешь?
Дьяков. Сашку с тобой отправить. Ты ведь без него не поедешь.
Варенька. Никуда я не поеду. Я же тебе сказала…
Дьяков. Нет, Варя, поедешь. Иначе нельзя.
Варенька. Почему нельзя?
Дьяков. Не знаю. Не говори, прошу тебя, ничего, ничего не говори… И скорее, скорее, ради Бога, скорее!
Варенька. Не веришь? Не любишь? Гонишь?
Дьяков. Перестань. Не мучь меня. Трудно мне, разве не видишь, как трудно. Оставь. Потом… Ну, а теперь с Богом. (Вынимает из бюро пакет). Вот на тут паспорт и деньги. Три тысячи. Миша взял полторы. Хватит пока. Возьми же. (Сует ей в руку пакет, она не берет). Не хочешь? Ну ладно, я Мише отдам. Ну, скорее, скорее!
Варенька. Что я сделала! Что я сделала! (Плачет). Правда. Коля? Скажи, правда – иначе нельзя? Тебе лучше так?
Дьяков. Нам обоим лучше.
Варенька. Нет, тебе – обо мне не думай. – а как тебе?
Дьяков. Да, Варя, и мне так лучше.
Варенька. Ну, что ж, пусть. Сама виновата. Так мне и надо! так мне и надо! Прости, Коля… (Ломая руку). Да нет же, нет, я знаю, нельзя никогда, никогда нельзя простить!
Дьяков. Что ты, Варя, полно. За что мне тебя прощать? А если и есть за что, Бог простит. (Обнимает и целует ее). Дай перекрещу. Вот так. И ты меня. А Миша где? (Открывает дверь и зовет). Михаил Александрович!
XI
Дьяков, Михаил и Варенька.
Дьяков. Очень я перед вами виноват, Михаил Александрович – так виноват, что уж и не знаю. право, можно ли? Но, если можно, простите меня… А если нельзя, я всегда готов, когда и где вам будет угодно. За вами выстрел. А только лучше бы, право…
Михаил. Не понимаю. Ничего не понимаю.
Дьяков. Да что ж тут понимать? Дело простое: Варя едет за границу с вами и Сашею.
Михаил. А как же вы?
Дьяков. Я остаюсь. Или тоже уеду куда-нибудь. Обо мне не беспокойтесь.
Михаил. Нет, в самом деле?
Дьяков. В самом деле. Спросите Варю.
Михаил. Варя, правда?
Варенька. Да, Миша. Правда.
Михаил. Что ж это такое? Из-за чего же мы давеча?.. Ах, Боже мой, как глупо! Послушайте. Дьяков, я ведь перед вами кругом виноват.
Дьяков. Что вы, Михаил Александрович, Бог с вами! Уж если считать вины, так оба виноваты мы одинаково.
Михаил. А знаете что? Мириться – так мириться. Дьяков, голубчик, позвольте вас обнять!
Дьяков. Нет, Михаил Александрович, уж лучше не будем ни обниматься, ни драться. Лучше попросту: если можете, дайте мне руку. Вот так. Ну, а теперь с Богом! Скорее! Варенька, пойдем Сашку укладывать.
Варенька. Нет, Коля, я так не могу. Я должна…
Дьяков. Молчи, молчи! Пойдем!
Дьяков и Варенька уходят.
XII
Михаил и Митенька.
Михаил. А все-таки я не понимаю…
Митенька. И не трудитесь, Мишенька, – все равно не доймете… Это вам не Гегель – не «разумное действительно», к черту логику – и все шиворот-навыворот.
Михаил. Вы думаете, Митенька? (Подносит руку к щеке).
Митенька. А что, зубы болят? Хотите платочек подвязать? А то как бы флюс не сделался. Да вы не конфузьтесь, батюшка. Эка невидаль – оплеуха подле уха! Это иногда лучше всякой логики.
Михаил. Вы, сударь, пьяны, глупы и пьяны. Убирайтесь к черту, пока я вас…
Митенька. Сделайте одолжение. (Подставляя щеки). Вот обе – в какую угодно.
Михаил. Ну. вас… блаженненький!
Митенька. Нет, стой, погоди! Не так я глуп, как ты думаешь. А что пьян – пьян да умен, два угодья в нем. Не понимаю я, что ли, с кем говорю? Ведь кто кого победил давеча – он ли тебя или ты его, это один Бог рассудит. Эх-ма, голубчик Мишенька, все понимаю! Не сердись на меня. Ведь ты сейчас с Россией-матушкой прощаешься! Уедешь – и не видать тебе ее, как ушей своих. Бунтовал здесь мальчиков и девочек – бунтовать будешь там народы и царства. Накутишь, намутишь, так что небу будет жарко. Крови отведает львенок – будет лев, искай кого поглотити. Ну, брат, счастливо! Поцелуемся – со мной-то можно, чай, – не подеремся! Аль брезгаешь?
Михаил. Нет, отчего же? С удовольствием. Вы тоже, Митенька, славный. Спасибо вас всем, за все спасибо. Не поминайте лихом. (Обнимаются). А что, Митенька, о чем я вас хотел спросить: что это я сказал Дьякову давеча, когда он в меня целился?
Митенька. Ну, что вы… Будто сами не помните? сказали, что стрелять не будете.
Михаил. А еще что?
Митенька. Еще? А еще, – что убивать не хотите, потому что противно.
Михаил. Вот, вот, оно самое! Противно. (Помолчав). Митенька, а что, очень я тогда боялся?
Митенька. Ну, уж это вам лучше знать.
Михаил. Нет, а вам, со стороны как?
Митенька. Мне?.. Чудак вы, право, Михаил Александрович! Ну, да уж что там… Молодец, молодец, дай Бог всякому так!
Михаил. Гм, молодец? (Улыбаясь). А знаете, я ведь, может, и очень боялся. А только я тогда совсем о другом думал…
Митенька. О другом? О чем это?
Михаил. Да вот об том самом, что убивать не хочу. Поединок, говорят, дело чести. А я не хочу убивать, совсем не хочу. Противно. И если по чести убивать надо. – ну ее к черту и честь!
Митенька. Вон оно куда! А ведь это уже на мое выходит – вот как я говорю: взять все за хвост да и стряхнуть к черту!
Михаил. Ну, может, и не все, а уж это наверное! Уж это наверное! С этого все и начинается. Тут-то оно и есть, – бунт, – такой бунт, какого еще никогда не бывало! Никогда не бывало! А ведь никто не понимает… Ну, да ничего, поймут. Надо, чтобы поняли. И я это сделаю, сделаю, сделаю!
Митенька. Ну, и сделай, ну и сделай. Мишенька! Помоги тебе Бог!
Голос Дьякова с лестницы. Михаил Александрович! Михаил Александрович!
Михаил. Иду!
Уходят.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.