Текст книги "Без права на прошлое. Часть 1"

Он умолк, наполнил бокал. Выпил. Происходящее потеряло смысл, и лишь необходимость в разговоре с Шарманщиком задерживала уход. Арабайские заговорщики глядели на него исподлобья, холодно и презрительно. Лишь певец не переживал! Он откопал где-то кобзу и теперь, приваливших к стене под похабной акварелью, лениво подергивал серебренную струну. Была ли эта кобза той самой, которую вручил певцу Людовико Старый, Охотник не знал, слабо разбираясь в предмете певческого искусства.

– Вам нужны факты? – наконец заговорил Заклевского. В голосе барона дребезжал металл. – Извольте! После Разлома прошло немногим менее пятидесяти лет. Пятидесяти! И сколько из них прожила Империя в мире? Один, самое большее два! Да и то первый из этих двух был занят…

«Прошло сорок девять лет», – уточнил про себя Охотник и бесцеремонно прервал:

– Не стоит говорить о Ловле в моем присутствии.

Фраза прозвучала монотонно и скучно, но Заклевский моментально умолк.

– Простите, сударь. Я заговорился.

– Извиняться не стоит, но воздержитесь, впредь, от подобных экскурсов.

Он кашлянул, поднялся, крепко прихватил рукав шарманщиковой куртки и отчетливо, выделяя каждую фразу, сказал:

– Мне надо решить один вопрос. Вопрос серьезный. Решить прямо сейчас.

Не переставая бренчать, Шарманщик уставился на него слезящимися глазами. Удивительно, но он казался трезв, словно проглоченные галлоны вина были плодом иллюзорной магии. Он просто сказал:

– Начинай.

– Это конфиденциально.

– Говори. От этих людей у меня нет тайн. Ты ведь уже догадался, что я принимаю сторону Фронта?

Охотнику стало грустно. Показалось, будто его жестоко обманули, но старик знал, что чувство обмана тоже обман.

– Дело касается исключительно нас двоих, – сказал он и добавил. – Гвардейцев.

Арабайцы молчали. Слезы в глазах Шарманщика стали заметнее. Дергать струны он перестал.

– Эх, Охотник… Нет больше Гвардейцев! И Гвардии нет! Есть ты, я и слоняющийся неизвестно где Игрок. Погибла Гвардия! Скурвилась, сукина дочь, а мы давным-давно превратились в бесполезные развалины! Я пью и пою похабные песенки в кабаках и борделях. Игрок мается дурью и картами, а ты – скоро сойдешь с ума от серьезности и одиночества.

Певец взял протяжный аккорд. Чувство обмана сделалось сильней.

– Это не правда.

– Не лги себе, Охотник. Мы – ничтожества, что проиграли свою войну. Ты считаешь по-другому?! Не верю! Но эти люди, – Шарманщик обвел рукою троицу заговорщиков, – Эти парни пришли ко мне и предложили реванш. Убедили меня, что ошибки можно исправить. Дали мне возможность вновь заняться тем, что у меня неплохо получается. Заняться войной! Поможем повстанцам, Охт! Вместе, как раньше! Сразимся в последний раз! За то, во что мы верили! За что погибли наши братья…

– Наши братья сражались за Империю и Императора! – не удержался Охотник, чувствуя, как пальцы злости смыкаются на горле. – Ты и твои новые друзья предлагаете мне встать по другую сторону траншеи! Но чем они отличаются от нашего прежнего повелителя?! Чем эти трое лучше?! Не случится ли так, что, одержав победу и обретя желаемое, они не устроят второй Ловли?!

– Этого не будет! – вскочил Дижон Заклевский, но замолчал под тяжеленным взглядом желто-зеленых глаз.

– Помолчи, юноша! Я разговариваю с Гвардейцем. Пускай и бывшим. Пускай и таким, который забыл…

– Что ты несешь, Охотник! – ручейки слез перечертили лицо Шарманщика, но голос был ровен. – Я ничего не забыл!

– Правда?! Ты и впрямь ничего не забыл, но, тем не менее, предлагаешь одеть чужие доспехи и встать под вражеские боевые знамена?! Убивать и стараться чтоб тебя самого не убили?! Предлагаешь заново спасать, рисковать, жертвовать…

– Тебе нечем жертвовать, – жалко усмехнулся Шарманщик. – Разве тебе есть что терять? Разве ты не лишился всего?!

Одиночество и злость устраивали в душе Охотника дикие пляски.

– Ты прав. У меня ничего не осталось. Да у меня, шайтан побери, никогда ничего и не было! Лишь долг, засратая война да мои братья по Гвардии. Братья, которых я лишился по вине наших перетрусивших вожаков!

Арабайцы не вмешивались, напряженно слушали. По лицу Шарманщика струились слезы. Он выглядел уставшим и больше не пытался ухмыляться.

Охотник опрокинул в глотку полный бокал вина.

– Помнишь, как нас предали?! Вот здесь упоминали о Ловле, – он не смотрел на Заклевского, но почувствовал, как барон краснеет. – Ты помнишь Ловлю, Шарм? Конечно помнишь! А ты знаешь, что они, эти герои-ловчие, сделали с Лицедеем, Аналитиком или Любовником?! Не знаешь, ты был в те дни слишком пьян! А вот я вовсе не пил! Я видел и помню! Любовника сдала очередная бабенка, не знаю, как эту трахнутую суку звали! Сдала, предварительно опоив маковым зельем. Не простым, с ядовитыми добавками! Когда наш братишка очнулся, то был спеленат словно младенчик. Знаешь, как герои отобрали его жизнь?! Облили черным маслом и подожгли!!! Как он кричал, как кричал… Этот крик до сих пор звенит у меня в ушах… А знаешь, как погиб Лицедей? Длиннобородая скотина Калил поймал нашего актера на подмостках маленького театрика в Борено… Есть такой мелкий замок в Западной Усилии. Ты же помнишь, что Лицедей не мог и дня прожить без сцены? Знаешь, что шайка Длиннобородого сотворила с нашим Лицедеем? Они его обманули, прикинувшись участниками представления! Связали, словно по сценарию, а потом, уже по правде, крюками пробили ему кисти, предплечья, локти, ступни, голени… Вдели в крюки веревки и подняли нашего брата над сценой! Они пили самогон и дергали, дергали за эти веревки! Пили и хохотали!!! Кричали: «Ты любишь театр, Гвардеец? Любишь представления?! Так пляши! Пляши, куколка!» И он плясал на этих веревках, истекал кровью и плясал, словно живая марионетка, а из него брызгала кровь!!! А они дергали, пили и смеялись!!! А он дергался на этих шайтановых веревках…

Охотник замолк, задыхаясь от злости. Шарманщик хлюпал носом, стискивал тело кобзы, словно желая напитаться силами из деревянного тела инструмента. Заговорщики прикидывались глухонемыми. Последнее чудо техники дважды моргнуло и потускнело. Интимная краснота сделалась строже.

Охотник приобнял певца за плечи, указал на троицу арабайцев.

– Ты хочешь помогать этим людям, Шарм? Потомкам тех людей, что уничтожали нас?! Ты хочешь участвовать в их войне, мечтаешь взять реванш и победить, а после – строить для них справедливое государство? Создавать общество, с главенствующей моралью и этическое? Общество, свободное от порочного груза прошлого? Ты считаешь их способными на подобного рода преобразования?

– Думаю, да, – ответил Шарманщик неуверенно. – Как ты можешь кого-то обвинять, если даже не знаешь их планов?

Охотник паскудно усмехнулся.

– Прошу, я этого и добиваюсь! Пусть твои друзья расскажут о своих грандиозных задумках, – он проткнул арабайцев взглядом. – Извольте, господа! Быть может вам удастся убедить старого циника в благонаправленности ваших стремлений!

Заговорщики насупились. Слова походили на оскорбления, но троица разумно опустила грубость. Они помнили, какой человек находился перед ними. Невзирая на несомненное мужество, смертниками они не были.

– Победа над Северной Армией даст нам время. Его мы потратим на получение финансовой независимости, – начал непонятно откуда мастер Верра. – Рудники Уларских гор предоставят в распоряжение республики необходимое сырье. А уж оружейников, способных сотворить из руды качественные изделия, в Арабае предостаточно! И не только в Арабае! В Ирбите, Вердле или Хальмере куют отличное оружье. Это уларские города. Мы получим полный производственный цикл! Соседи, будь то Королевство Фария, Нитланд или сама Империя будут выстраиваться в очередь за нашей продукцией…

– Подожди, Валиант! – барон Заклевский глядел на Охотника с вызовом. – Главное заключается в другом. Управлять будущей Уларской Республикой станет народ! Понимаете, сударь, народ! Правителя мы будем выбирать посредством всеобщего голосования. Власть получат лучшие из лучших, единственной целью которых станет благополучие освобожденных людей и величие вольного государства…

«Я уже слышал подобное, – думал Охотник, привычно отгородившись от утопических витийствований за воспоминаниями. – Точно такие же слова, и я помню, где это происходило. Они звучали в подземном лабиринте города Элкстрима. Эти слова долетали до меня сквозь решетчатую дверь, а произносил их глава Лунного Братства – прекраснодушный мечтатель Генрих Колстер. Тот замечательный человек, по чьей вине погибли тысячи людей. Слова идеалиста, что утопил в крови три имперские провинции – Элк, Лорию и родной для этой троицы Улар. Магистр Колстер тоже говорил об умирающей Империи, о выродившемся дворянстве и необходимости отдать власть в руки народа. Естественно, под чутким руководством высших иерархов Лунного Братства. Эти трое – идейные потомки Колстера и его ближайшего окружения, в которое входил и Курам Зуль – кровавый генерал Серебряных беретов, палач и изувер, изобретатель девятихвостой плети и плоскогубых щипцов для вырывания ногтей. Тот самый Курам Зуль, что во время Элкстримского Побоища повис на копье родного деда одного из этих парней…»

Он ощутил тоску и боль. С треском лопались пьедесталы павших героев. Осквернялась память, а бесчувственный ветер забвения распылял прах погибших защитников Империи. Ложь подменяла правду, а он презирал ложь.

– Демократическая республика Улар, – в голосе старика звучала насмешка. – Завораживающие слова. И невероятные. Современное гражданское общество не готово к самостоятельному управлению страной. Быть может в будущем, лет через… много, но только не сейчас. Не те люди, не то воспитание да и мораль – не та…

– Вам это кажется смешным?! – вскочил Карлес, но тяжелая ладонь мастера-кузнеца осадила порывистого доктора. Молодой Чирроке гневно взглянул на старшего товарища, но подчинился и остался сопеть на краю кровати.

– Нет, юноша, – тоска жгла Охотнику душу. – Мне это кажется печальным, но не смешным. Мне это кажется несправедливым, но отнюдь не смешным. Мне это кажется подлым, но только не смешным.

– В тебе говорят обида и злость…, – начал Шарманщик, но умолк, встретившись с желто-зелеными глазами Охотника.

– Да, Шарм! Да!!! Во мне говорит злость. Шайтан побери, да она кричит во мне! Орет и ругается, как пьяная, сифилитичная шлюха!!! И не злость это, а ненависть! Я ненавижу эту треклятую Империю! Пусть сгорит она в пламени пожаров, пусть насосется собственной крови и оттрахает сама себя в задницу! Я и пальцем не пошевелю! Одному Творцу известно, почему я не начал мстить. Почему не помчался мстить за наших братьев, погибших от подлости людей, которых ты предлагаешь мне поддержать! За которыми предлагаешь идти, в чьей утопической авантюре предлагаешь участвовать…

Он не удержался и сплюнул на шикарный ковер. Интимная краснота окрасила плевок всеми оттенками крови.

– Помнишь Мозаичный зал Цитадели?! Энцио II и ту благородную шваль, что отводила от нас свои взгляды?! Думаешь, они испытывали стыд?! Раскаивались?! Трижды нет!!! Эти люди просто боялись! Последних, полуживых Гвардейцев! Они бы с радостью нас уничтожили, но страх не давал этого сделать! А Энцио Ученый?! Думаешь, он лучше остальных?! Считаешь – он наш освободитель?! Нет!!! Император Энцио – глупец! Глупец, не представлявший, каким образом использовать наши таланты! Глупец, которому мы спасли жизнь! Подарили корону Гардана, а взамен получили пинок под зад!

Охотник перевел дыхание.

– Хочешь расскажу, как убили Шпиона? Туповатые герои-воины не могли даже напасть на его след! Тогда за дело принялись маги. Сказать, кем они были? Предателями и смутьянами, мерзавцами из Лунного Братства! Помнишь эту замечательную организацию из славного города Элкстрима?! Так это были они! Их – бунтовщиков и коронных преступников выпустили из тюрем ради поимки Шпиона – признанного героя Разлома…

Он замолчал, задыхаясь от злости. Шарманщик плакал, полностью соответствуя прозвищу, подаренному куртизанками Стеллы.

– Мы жертвовали собою ради Империи, – голос Охотника хрипел. – Мы бросили девять жизней на алтарь жестокого бога, но бог посмеялся над нами! Мы принесли в жертву девятерых братьев, а взамен получили изгнание и свободу. Но что такое свобода?! Зачем нам свобода, ведь наш бог оказался предателем! Мы потеряли все, хотя ничего и не имели. Кто мы теперь?! Легенды, старики, пустышки?! Мы никто! Мы потеряли смысл жизни и не знаем правды. Не знаем, кто мы такие, не знаем нашего прошлого, настоящего и будущего. Мы не знаем себя! Я пришел за тобою, Шарм. Вместе мы сможем узнать. Понять, кто мы – Императорские Гвардейцы – есть на самом деле. Мы пойдем за тайной нашего прошлого и соберем историю нашей жизни. Ты со мной или с ними?

Его крючковатый палец поочередно указывал на заговорщиков. Шарманщик выглядел растерянным. Чувства арабайцев никого кроме них не интересовали.

– Я не понимаю тебя, Ох, – сказал наконец певец. – Совсем не понимаю. Ты наговорил кучу неприятных вещей. Тех самых, о которых я пытаюсь забыть, но так ничего и не понял из твоей болтовни.

– Сперва ответь мне, любезный брат, как тебя зовут?

– Ты сбрендил, Охотник?! – вскинулся Шарманщик. – Ты издеваешься?! От кого от кого, а от тебя не ожидал такого!

Охотник улыбнулся.

– И все же, ответь.

– Ну-уу… Шарманщик.

– Вот то-то и оно! Шарманщик! А как твое настоящее имя? Не прозвище, не кличка, а имя, которым наделили тебя при рождении мать и отец? Да, кем, говоришь, были твои родители?

Шарманщик задумался, растеряно хлопал глазами. Охотник отлично представлял состояние певца. Простые, понятные любому человеку вопросы оказывались для бывших Гвардейцев хитроумными загадками. В тот день, когда вопросы задавались ему самому, он был шокирован их простотой и… неразрешимостью.

– Я не знаю, – пробормотал наконец Шарманщик. – Никогда не думал об этом…

– Вот видишь! До определенного момента и я не думал! Никто из нас не думал на эти темы! Если мы спросим Игрока, он подтвердит.

– Я все равно не понимаю, – Шарм больше не ныл.

Охотник выдержал паузу.

– А хотел бы?

– Не знаю, я никогда…

– Никогда не задумывался над тем, откуда мы явились в Империю? Каким образом очутились у подножия трона? Как вышло, что каждый из нас стал гениальным специалистом в определенной области? Откуда ты, например, знаешь столько песен? Все песни нашего мира! Умеешь играть на всех существующих музыкальных инструментах, вплоть до костяных расчесок и ветров из собственной задницы?!

– Мы же где-то обучались…

– Обучались?! Скажи, пожалуйста! И где та замечательная школа? А куда подевались прочие выпускники этого заведения? Ты хоть одного, кроме Гвардейцев, встречал?

– Ну, я…

– И я не видел, а знаешь почему? Мы – единственные! Понимаешь, сопливый пьяница!

– Но-но, прошу без оскорблений! – откликнулся Шарманщик зло.

И это было хорошо. Он оживал, сбрасывал апатичные одежды. Превращался в прежнего Шарма, язвительного и острого. Охотник склонил голову, пряча улыбку.

– Прости, погорячился. Скажи лучше, сколько тебе исполнилось годков?

– Э-ээ-э, – задумался певец, стискивая гриф любимой кобзы. – Точно не помню, но много…

– Вот и я не помню! А тебе известно о том, что я наблюдал нашу гостеприимную Стеллу еще в те времена, когда она была крошечной девочкой и сикалась в пеленки? Это кажется невероятным, но в те годы у нее еще не выросли знаменитые шестиразмерные сиськи! А сколько лет нашей Стелле сегодня? Семьдесят? Больше? Так ведь в те времена я был уже немолодым и навидавшимся всякого воином. Наша первая встреча состоялась на шестом году Разлома… Понимаешь?

– Э-ээ, да, то есть, нет. Я запутался…

– И тебе это кажется нормальным?

– Что именно?

– Нормально ли обстоятельство, что тебя загоняет в тупик подобная мелочь?

– Нет, но ведь я уже говорил тебе, что никогда об этом не задумывался…

– Но почему не задумывался? Не хотел или не мог? А быть может нечто намеренно не давало тебе этого сделать?

Неожиданно Шарманщик дернул кобзу за струну и улыбнулся со своим обычным ехидством.

– Давай, мудрила, выкладывай! Не тяни кошака за яйца! Неужели тебе не совестно измываться над старым, больным человеком?! Уверен, ты отыскал что-то конкретное. Ты – зануднейший из всех занудных зануд, но находить следы умел всегда.

Охотник хмыкнул. Такой Шарманщик ему нравился больше.

– Три недели назад я повстречал одного человека. Вернее, он повстречал меня. Не представляю каким образом, но этот человек проник в одно из моих степных убежишь. Мы разговорились и…

***

Охотник порядком вымотался. Весь день он гонялся за винторогой газелью и лишь к закату настиг не в меру резвую живность. К этому моменту на небе вылупилась пара миллионов звезд, а на его ногах лопнула пара мозолей. Воздух заметно посвежел, сделался колким и звонким. Обитатели Дикой Степи готовились ко встрече с ночью.

Отпилив у несчастной жертвы рога, вырезав печень и малую часть надпочечника, он, уставший и основательно продрогший, к полуночи добрался до Северного Убежища. До Убежища Западного было значительно ближе, но Охотник предпочитал не задерживаться в одном из становищ подолгу, скрупулезно исполняя предписания тактики смены позиций. Необходимости в маневрах не существовало, но он был стар и не собирался менять устоявшиеся привычки.

Северное Убежище приветствовало хозяина темнотой, запахами трав, пыли и запустения. Где-то за толщей земли трудился неугомонный крот. По шероховатым стенам шелестели лапки пауков-безымянников. Было мрачно и сыро.

Свалив трофеи на скособоченный столик, Охотник открыл потайную задвижку. Затхлый воздух моментально пришел в движение, рванулся в обе стороны. Старик почувствовал на лице его мягкие прикосновения и удовлетворенно кивнул. Достал огниво и ловко запалил лучину, что торчала из ржавого держака прямо над входом. Крохотный огонек задрожал, разгорелся. По стенам, полу и потолку заплясали худощавые тени, высветили маленькую «прихожую», перетекающую через узкий коридор в «гостиную». Дальняя комната – «спальня» по-прежнему тонула в черноте подземелья.

В перечне вечерних планов значились еда и сон, но Охотник не сидел на бархатном поводке желаний. Этой ночью солнце поворачивало в сторону зимы, а это означало, что ночью его ждет работа с травами. Согласно авторитетному фолианту «Большой справочник лекаря», приготовленные в ночь солнцестояния целебные травы станут вдвое целебнее. Спорить с «Большим справочником» Охотник не решался.

Он сбросил провонявшие потом штаны, рубаху и незаменимый плащ-хамелеон. В бочке оказалась вода, порядком заплесневелая, но старик с удовольствием смыл пыль и грязь. Мылся он прямо в прихожей, но вода не заливала утрамбованный, глиняный пол, а покорно исчезала через сложную систему стоков.

Закончив помывку, Охотник обтерся грубым полотенцем и с интересом понаблюдал за удивительным процессом исчезновения. В какой раз он с благодарностью вспомнил молодого инженера Килея Кида из крепости Нор-Строг. Шестьдесят два года назад в этой западной крепостишке Охотник, а вместе с ним – девяносто пять несчастных, одним из которых был пленный фарийский инженер Кид, просидели три полных месяца, замкнутые в кольцо вояками мятежного барона Адриано Ригго. Спустя три месяца солдаты барона оказались разбиты, а сам высокородный олух четвертован. Имперские войска заняли крепость. Охотник вновь оказался в рядах Западной Армии, а заодно – пополнил копилку личных знаний парочкой инженерных трюков… Годы спустя он воспроизвел одну из задумок башковитого фарийца в своих степных Убежищах…

Безжалостно наступая на лопнувшие мозоли, Охотник прошел в «гостиную». За время его отсутствия аскетичная комната не изменилась. Почти все пространство главной залы Северного Убежища занимали травы. Травы висели на потолке, лежали на широком столе, двух грубых стульях и атласном диванчике. Травы оккупировали вешалки, разнообразные крючочки и многочисленные полочки.

Травяные запахи смешивались с запахами земли и пыли, забивали ноздри и мутили сознание. Охотник, дабы поскорее приступить к инвентаризации пахучего гербария, запалил еще одну лучину. Стало светлее, но совершенно некстати в животе проснулся зверь по прозвищу Голод. Прирученный живоглот почувствовал дом и решил напомнить о своем существовании. Старик хлопнул по животу, но зверь и не думал униматься. Наоборот! Тварюга выпустила зубы, и в животе подозрительно заурчало.

Проблема решилась так же быстро, как и возникла. В кладовой отыскалось вяленное антилопье мясо, дикий чеснок и соленые сухари. Голод встретил находку обильной слюной. Охотник вздохнул, сглотнул и покорился воле негодяя.

Около обложенного кирпичами камелька нашлась кучка дров. Старик уселся на корточки, высек огонь. Оранжево-красный лепесток благополучно управился со щепой, подрос. Охотник подбросил в каминчик пару тонких полешек. Огонь жадно набросился на деревянное лакомство. Охотник протянул руки к пламени и улыбнулся…

Тихо потрескивали дровишки. В закопченной кастрюльке закипал ароматный настой из мяты, корня женьшеня и листьев черной смородины. Голод блаженно спал, заваленный сухарями, чесноком и мясом, предварительно разогретом на железном листе. Убежище наполняло тепло, а вместе с ним та невидимая и необъяснимая субстанция под названием «домашний уют».

Охотник прихлебывал горячий настой, чувствуя в этот миг умиротворение и покой. Он сидел прямо на полу, на лохматом одеяле из шкур степных волков. Измотанное погоней тело наслаждалось отдыхом. По измотанной временем душе растекалась печаль. Травяной дух кружил голову, но это было приятное кружение, приносящее радость. Охотник полной грудью вдыхал эту радость, и ему становилось еще печальнее, но хорошо. В отличии от горя, печаль ассоциировалась для него с чем-то положительным. Со счастьем, но счастьем неправильным.

Запахи вызывали благодушие и пробуждали ностальгию. Охотник вдыхал ароматы, различая чабрец и длиннохвост, шиповник и драконис, подорожник и куравель. Эти запахи он знал наизусть. Они были родными, точно запахи собственных детей, которых Охотник никогда не имел. Или любимой женщины, которую он потерял давным-давно…

Старик поморщился. Разрыв с Амели произошел десятилетия назад, но память не отпускала, не хотела избавить сердце от ненужного груза преданной любви. Охотник поскреб выжженную на груди литеру «Б» и сделал глоток отвара…

Главенствуя над прочими ароматами, отдельным потоком шел непередаваемый запах редкой травы Мор. Согласно «Большому справочнику лекаря»» трава Мор избавляла от тридцати трех болезней, в числе которых значились простуда, насморк, геморрой, воспаление среднего уха, катаракта, запор, чахотка, расстройство и многое-многое другое. Охотник не представлял, каким образом одна и та же трава спасает от поноса и запора, но старательно добывал это неказистое на вид растеньице. Жадные торговцы из Арабая, Элкстрима или Дар-Катара давали за Мор хорошую цену.

Он подцепил одну из веточек, оглядел и понюхал. Трава Мор пахла грязью, содой, цитрусовыми и кучей других природных явлений, но сегодня старик с удивлением ощутил нехарактерную примесь. Этой примеси никак не могло быть, но, тем не менее, она существовала…

Это был запах табака… Аромат хорошего адларского табака!

Охотник еще раз нюхнул дорогостоящее растеньице, но тут же отложил обратно. Табачный аромат Мору не принадлежал. Запах выплывал из дальней комнаты – «спальни», что по-прежнему утопала во тьме. Кто-то курил в его «спальне» адларский табак! Кто-то неизвестный проник в его Убежище!!! Факт удивительный, ведь за четыре десятилетия, прожитые Охотником в Дикой Степи, вторжение случилось впервые.

Он неслышно поднялся. Ловко, дабы не спугнуть незваных гостей, подхватил надежный посох и бесшумно двинулся к табачному источнику. Охотник не испытывал страха или волнения, однако загадочное проникновение будило то чувство, что так редко встречается на скучном стариковском пути. Ему было любопытно.

В очаге потрескивали полешки. Сердце билось ровно и мощно, сливалось с дыханием, подчинялось разуму. В этот миг Охотник был подобен механизму, эдакой боевой субстанции, готовой встретиться с любой формой опасности.

Медленно, шаг за шагом он пересек «гостиную», заглянул, вошел в черноту «спальни», и в этот миг дальняя комната… вспыхнула! Расцвела слепяще-ярко, взрывоподобно, стирая краски белоснежным ластиком в руках неведомого живописца! Старик инстинктивно зажмурился, но почти тут же раскрыл глаза. В унисон с раскрытием угас и свет, уменьшившись до состояния факельной залы.

В единственном кресле, в ворохе звериных шкур и мягких подушек сидел человек. Длинный плащ с капюшоном, раскрашенный в черно-красную клетку, скрывал пол и лицо сидящего. Однако широкие плечи и массивная грудная клетка не давали усомниться: незнакомец был мужчиной и не являлся слабаком. Клетчатый человек перелистывал потрепанный томик стихов Диксла Вугаро и курил пеньковую трубку на длинном чубуке из дикой черешни.

– Здравствуй, Охотник, – приветствовал он хозяина, не отрываясь от книги. Голос клетчатого звучал странно, но старик не смог с ходу понять причину. – Кто бы мог заподозрить тебя в увлечении сонетами мэтра Вугаро!

За то малое время, пока курильщик говорил, Охотник успел оценить обстановку. Он пришел к выводу, что незнакомец не собирается нападать. По крайней мере, прямо сейчас. Световая вспышка являлась творением его рук и была идеальным прикрытием для атаки. Однако атака не состоялась. Незваный гость преследовал другие цели, и стоило их сперва определить.

– Откуда ты меня знаешь? – спросил Охотник, старательно скрывая заинтересованность.

– Откуда? Х-ммм… Любопытный вопрос, – голос курильщика прозвучал на октаву ниже. – Скажем так, я действительно знаю, кто ты такой. А вот знаешь ли это ты?

Окончание фразы было произнесено рокочущим басом. Охотник был заинтригован, ведь начало звучало в диапазоне тенора.

– Шутишь, дядя? – он придвинул стул и уселся, зажав посох между колен.

– Отнюдь. Разве я похож на шутника? – все еще не глядя произнес незнакомец великолепным сопрано.

Он глубоко затянулся, выпустил в пол струю дыма и, наконец, соизволил оторвать голову от книжки.

Будь Охотник не столь опытен, он бы непременно удивился. Очень сильно. У незнакомца отсутствовало лицо. Вернее, лицо было, но надежно пряталось под изящной зеркальной маской, в которой отражалось окружающее пространство и… что-то еще… Что-то неуловимое, недоступное и непонятное. Что-то необъяснимое, ужасное, но чарующе-приятное… Из-под маски виднелись тонкие, бледные губы, а еще – разноцветные глаза. В правом – играло безмятежной лазурью море, в левом – горел черным холодом бездонный мрак. Губы тоже не были обычными – правый уголок недовольно опускался вниз, а левый – ехидно задирался к потолку. Так могли выглядеть театральные маски комедии и драмы, слитые в единое целое.

Охотник пожал плечами.

– Может и не похож, но, шайтан тебя знает, а я вижу впервые.

Клетчатый улыбнулся. При этом уголки его странных губ еще сильнее рванули в разные стороны.

– Достойный ответ.

Разноцветные глаза впились в лицо старика. Это походило на укусы насекомых, но Охотник выдержал взгляд.

– Отнюдь.

– Скромность украшает?!

Укусы стали острее, но Охотник терпел.

– Не всегда и не всех, – он старался говорить спокойно. – И не во всем.

– Снова в точку! – клетчатый моргнул и наконец отвел взгляд. Он неуместно хихикнул, отложил книгу и дважды хлопнул в ладоши. Охотнику показалось, что он слышит звук бьющихся друг в друга металла и дерева. – Знаешь, ты очень неплохо держишься! Для большинства существ встреча со мной оборачивалась нервным срывом!

Он вновь хихикнул, после чего расхохотался уже в полным голос. Подобным образом могла смеяться компания пьяных сумасшедших.

– Выходит, я не из большинства. – Охотника ждали травы, и, хотя гость вызывал живейший интерес, он не намеревался менять намеченные планы. – У тебя ко мне конкретное дело или ты зашел просто поболтать?

– Я хочу твоего травяного настоя! – голос клетчатого напоминал голос капризной девчонки. – Чем не конкретное дело?! Кстати, меня зовут Эдвард.

Представился он голосом пожилого мужчины.

Охотник не стал возражать. Вышел и вскоре вернулся с двумя кружками дымящего отвара. Кружку гостя он поставил на столик около кресла, из своей медленно отхлебнул. Клетчатый с недоумением глянул на напиток, словно его потребовал кто-то другой.

Он выпустил дымную струю и произнес со скукой:

– Мы здесь упоминали конкретику. Так вот, слушай. Я знаю, что в последнее время ты не находишь себе места. Не надо отрицать, это правда. Так вот, я знаю, что именно тебя гнетет. Так вот, я знаю, что в точности ты ищешь. Вопросы. Я подскажу. Дальше вот что. Я знаю, что ты начнешь искать после вопросов. Ответы. Я подскажу, где их можно отыскать. Тебе понятно мое дело или выразиться конкретнее?

– Дело понятно, – Охотник подул на дымящийся настой. – Непонятна твоя осведомленность моими поисками места, по твоим словам – безрезультатными.

– Я следил, – по-девчоночьи хихикнул курильщик и шумно затянулся. – Я подсматривал, и другие подсматривали тоже. Я им приказал, а они повиновались. Не могли мне отказать, ведь я отдал приказ…

Клетчатый оборвал фразу и уставился куда-то в пространство, точно сказанная нелепица давала исчерпывающее объяснение. Охотник ждал. Ему было интересно, но думал он почему-то о травах. И об Амели.

– Это было первое, – продолжил Эдвард спустя минуту. – Время пришло, и явление настало. Что-то кончилось, и что-то началось. Кто-то умер, но кто-то воскрес. День воспоминаний близок, но те, кто должен вспомнить, не знают пути. Я же путь знаю. Я помогу этим незнайкам. Это было второе.

Охотник слушал бред клетчатого Эдварда, что звучал одновременно во всех тональностях, и понимал: перед ним сумасшедший. Но сумасшедший могущественный, и пределы этого могущества не поддавались пониманию бывшего Гвардейца.

Разноцветные глаза вновь впились в Охотника. Черный глаз смеялся, голубой полыхал гневом. Насекомые жалили.

– Не все, что кажется ненормальным, подобным является, – теперь голос клетчатого звучал ровно и как-то по-мужски. – Далеко не все! Разве ты можешь давать оценку событию, не имея даже малейшего представления о самом факте его существования? Не возвышай себя и не принижай других! Не суди по себе и по себе же не отмеряй. Поверь моему слову, ты вовсе не мерило…

Эдвард неглядя взял кружку, одним махом выпил содержимое и продолжил все тем же ровным мужским баритоном:

– Как твое имя, Охотник? Как твое настоящее имя?

Неожиданный вопрос невольно заставил задуматься и… Он оказался бессилен отыскать ответ, неожиданно поняв, что не знает собственного имени!