Текст книги "Святитель Филипп Московский. Вехи русской православной истории"

9. Эпилог

Стою перед Владимирской иконой,

В молитве, со склоненной головой,

А над равниной русской льются звоны,

Как покаянья подвиг вековой.

Чья слава вас при родах пеленала

И от какого корня ваш герой,

Могучие державные начала,

Взращенные Божественной игрой?

Какому чуду стоило свершиться?

Чей помысл вас негаданно зачал?

Какого счастья воспарила птица

Над вами – племя отческих начал?

Незримо у младенческого ложа

Своим покровом дивным в должный час

Не вас ли осенила Матерь Божья,

Чтоб ваш державный гений не погас?

Не забывайте истины простые:

Держите меч при стремени своем;

Дотоль и Матерь Божья над Россией,

Доколь Творцу осанну мы поем.

14 мая 2009 года

Выбор

Первомученики Святой Руси

«В год 6491 (983). Пошел Владимир против ятвягов… и завоевал их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: «Бросим жребий на отрока и девицу, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам». Был тогда варяг один, а двор его стоял там, где сейчас церковь Святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришел тот варяг из Греческой земли и исповедовал христианскую веру. И был у него сын прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий… И посланные к нему сказали: «На сына-де твоего пал жребий, избрали себе его боги, так принесем же жертву богам». И сказал варяг: «Не боги это, а дерево: нынче есть, а завтра сгниет… Бог же один… сотворил Он небо, и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам». Посланные ушли и поведали обо всем людям. Те же, взяв оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял на сенях с сыном своим. Сказали ему: «Дай сына своего, да принесем его богам». Он же ответил: «Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут мо-

его сына. А вы-то зачем совершаете им требы?» И кликнули, и подсекли под ними сени, и так их убили. И не ведает никто, где их положили». (Летопись Нестора. Повесть временных лет).

В пещерах лавры знаменитых

Среди бесчисленных гробов

Есть два (в миру полузабытых)

С мощами Божиих рабов

Феодора и Иоанна –

Отца и сына. (В наши дни

Им бьют поклоны невозбранно

Почти что иноки одни.)

Тысячелетье миновало

С той незапамятной поры,

Когда за Истины начала

Они пошли под топоры

Слепой толпы. Как капля чашу

Переполняет, так их смерть

Смысл переполнила вчерашний,

Заставив думать, делать, сметь.

Мучительное «либо-либо» –

Смятенья княжеского груз;

Святая жертва! Правый выбор!

Крещение!! Святая Русь!!!

1

Едва успели осветиться

На долах первые стога,

Как стайкою отроковицы

Из городских ворот в луга

Пошли за спелой земляникой.

За ними отроков с пяток –

Сторожа – кто с ножом, кто с пикой,

В лучей разлившийся поток

С веселым смехом устремился

(Разбойный люд, что по лесам

Близ града стольного таился,

Озоровал то тут, то там.)

По чуть всхолмленной луговине,

Перекликаясь, разбрелись –

Румяны, веселы, невинны…

А солнышко взбиралось ввысь,

И наполнялись туесочки.

Рубаха – рядом сарафан;

А кое-где и в одиночку –

Не всякой Марьюшке Иван.

Сбирают ягоду да споро.

Над чем хохочут, что поют?

О чем заводят разговоры?

Знать, молодым везде приют.

«Взгляни-ка, Марьюшка, взгляни-ка,

Как благолепен здесь покой;

Как дружно рдеет земляника…

Не видел прежде я такой.

И небо близкое какое…

Его густая синева,

Как верный страж при том покое…

Как зелена в лугах трава

Опять налитая к покосу…

Как дольний лес смыслен[119]119
  Смыслен (старорусское) – задумчив.


[Закрыть] и тих…

Как воспаряют к небу росы…

И в мире кроме нас двоих

Нет ни души», – он взором чистым

На суженую посмотрел.

Встречь, светом ровным и лучистым,

Ее счастливый взгляд горел.

Был сызмальства он к ней просватан;

Был сговор быстр без суеты.

Уж знаема была и дата

Венчанья в храме Всех Святых.

Христову славу умножая,

Они тотчас пойдут к венцу,

Как схлынет праздник урожая.

Вот только бы поспеть отцу…

На холм взбежали, как взлетели,

Небесным счастием светясь;

Хлеба дозревшие желтели,

Меж весей[120]120
  Весь (старорусское) – деревня.


[Закрыть] дальних колосясь.

И ведом был влюбленной паре

Весь мир, но только не печаль.

Плечо к плечу Иван да Марья

Во все глаза глядели вдаль.

2

По небу синему беспечно

Неслись куда-то облака;

На кручах в зелени приречной

Купались круглые бока

Тесовых кровель. Стен могучих

Кой-где заметен абрис был;

И в толчее чужих созвучий

Зрел пристаней торговый пыл.

Дорога, убранная тесом,

От городских ворот к реке

Петляла по крутым откосам

И разбегалась на песке

У кромки вод к восьми причалам;

Вкруг них теснились корабли;

Их мерная волна качала

И стражи крепко стерегли.

К стене амбара привалившись,

Дремал лабазник[121]121
  Лабазник (старорусское) – владелец (или работник) склада (лабаза).


[Закрыть] пожилой.

Под вязом плотник, разрезвившись,

Играл секирой и пилой.

Другой лабазник у амбара

(Не время дурака валять),

Взимая мытное с товара,

Досматривал усердно кладь.

Остов ладьи на солнце ярком,

Кичился снежной белизной;

Над ним сердитый ворон каркал.

К беде? К дождю? В такой-то зной?

Суда, неспешно отплывая,

Ветрила ставили. Они

Влекли дары чужого края

Путем варяг в иные дни –

Прочь от Перуновых мистерий,

От домотканого холста,

От холодящих суеверий

Под сень привычного Креста.

Их провожал недвижным взглядом

Среброголовый исполин[122]122
  Деревянное изваяние среброголового и златоусого Перуна в храмовой роще на днепровской круче.


[Закрыть],

Взнесенный девственным обрядом

На гребень киевских былин.

И мощь, и сдержанную роскошь

Как первый среди равных он

Являл. Даждьбог, Сварог и Мокошь,

Род и Симаргл[123]123
  Даждьбог, Сварог, Род, Симаргл, Мокошь, Велес, Ярило – наиболее значимые славянские языческие божества.


[Закрыть] – весь пантеон

Богов славянских с ним в покоре

Соседствовал. Им ли пропасть,

Когда от моря и до моря

Простерлась их (но их ли?) власть.

3

Монах – смиренный перехожий –

Припрятав Библию в рукав,

Встречал в дороге день погожий,

Сутану вервием[124]124
  Вервие – веревка, веревочный пояс.


[Закрыть] прибрав.

Ему под руку вознесенну

Румяный отрок поднырнул,

Несясь к реке. Упал. Колено

Потер. Вскочил. В сердцах вздохнул.

«Как звать тя, отроче?» «Иванко».

«Да ты постой. Спросить дозволь,

Куда бежишь ты спозаранку?

И радость гонит или боль?»

«Весь Киев, добрый человече,

На берег к пристани спешит.

Ладьи вернулись издалече…

…А ты, я чай, не ворожбит?» –

Он вскинул брови на монаха.

Льняной затылок почесал,

Поправил пояс и рубаху

И с легкой грустью досказал:

«Уж минул год, как вниз к Царьграду

Ушла отцовская ладья,

И нынче (день который кряду)

На пристань припускаюсь я.

Стремлюсь, о, добрый человече,

Как благодарное дитя,

Ладьям купеческим навстречу –

Спешу отца увидеть я».

«Отец твой, чаю, гость богатый?» –

«И гость, и воин, и гонец:

Война – он одевает латы,

Приходит мир – и он купец.

В свой час по княжьему веленью

Он в Цареград ходил не раз.

И возвращался по моленью

С почетом, выполнив наказ.

Наш добрый род идет от свеев[125]125
  Свеи – шведы.


[Закрыть].

Отца Феодором зовут.

В земле ромейской[126]126
  Ромейская земля – Византия.


[Закрыть] торг затеяв,

Он стал богат и славен тут». –

«И мать из свеев?» – «Мать – словенка.

Из Новегорода она». –

Потер разбитую коленку. –

С отцом же здесь обручена».

Бок о бок к пристани спустились.

По зову неких общих струн,

Как сговорясь, перекрестились.

Иван взобрался на валун:

«Вечор велел мне кормчий Сила

Отцовский парус ноне ждать.

Сердчишко, веришь ли, заныло –

Не ведаю, как и унять.

Отец мой юношей веселым

Крещен во Цареграде был,

Когда за Ольгиным подолом

Крестилась свита[127]127
  Святая равноапостольная княгиня Ольга (во крещении – Елена), бабка святого равноапостольного князя Владимира, была крещена во время посещения ею Константинополя (Царьграда) в 955 году. Вместе с нею крестились многие из ее свиты.


[Закрыть]. Бог открыл

Им путь ко свету. Я же, отче,

Отцом с молочных дней крещен…

И знаюсь грамоте… А впрочем,

Не этим в Боге я прельщен.

Люба мне доброта Господня

И заповедей Божьих свет…

Ужели буду я сегодня

Объятьями отца согрет?

И в бороду его уткнувшись,

От счастья стану слезы лить? –

Он потянулся, улыбнувшись.

Дай Боже им скорей приплыть».

Умолк. Прислушался. Плескалась,

Ласкаясь к берегу, вода.

Вдали суденце показалось,

За ним еще, еще… Суда,

Как лебедей усталых стая,

Взрезая гладь днепровских вод,

Росли, упруго раздвигая

Объявший их небесный свод.

Иван вскочил, заволновался,

Сглотнул застрявший в горле ком

И с хрипотцою рассмеялся:

Ему, ему ли не знаком

Ладьи отцовской красный парус.

Суда к причалам подошли.

Тюки заморского товару

По сходням хлопы понесли.

Феодор – гость и воин знатный –

Ступил на берег наконец.

Ему навстречу отрок статный

Рванулся: «Иоанн!!» – «Отец!!!»

В объятиях сомлели, плача:

«Бог милостив ко мне, отец». –

«Бог милостив ко всем, юначе,

Ему ль не знать людских сердец.

Как мать? Как Марьюшка-невеста?» –

«Все здравы, батюшка. Ты сам

Здоров ли будешь?» – «Здрав, известно.

Хвала Творцу и Небесам!»

И с радостью, и с грустью легкой

Монах все это примечал.

Затем пошел по кромке вогкой

К пещерам[128]128
  По преданию, Киево-Печерская лавра основана преподобным Антонием в 1051 году. Однако современные исследователи считают, что начало пещерам монахи-отшельники положили задолго до этой даты.


[Закрыть], в скит – на свой «причал».

4

С младых ногтей был свет-Владимир

Сметлив, удачлив и упрям,

И, Провидением водимый,

К священным рощам и борам,

Кумиров славя церемонных,

Свозил дары побед своих,

Чтоб сонм богов неугомонных

В самодовольствии притих.

Божки славян разъединенных,

Родов бесчисленных божки,

Из чащ глядели потаенных,

Как племенные ватажки.

Их, многочисленных, теснили

Крест, Полумесяц и Звезда.

Бежало время – ночи, дни ли…

К чему припасть? Кому воздать?..

Глубокий старец безотрадно,

На князя светлого глядел:

«Старинным русичей укладам

Конец приходит. Поредел

Строй тех, кто гром Перунов славит…

И верных дедовским богам

Не стало средь бояр. Оставит

Удача Русь, и власть врагам –

Твоим врагам – отдать придется.

Во градех утвердился крест,

И полумесяцу неймется,

Да и хазар полно окрест.

Отец твой – Святослав – хазарам

Жестокий преподал урок.

Смертельным поразил ударом,

Открыл дорогу на Восток

Руси для доброго взрастанья…» –

«…И тем же самым отворив

Врата врагам иного званья –

Степь ожила от конских грив.

Кто знал доселе печенега?

Мечи кривые их остры.

Степь сотрясается от бега

Бессчетных табунов. Костры

Их стойбищ Киев зрит все чаще

Со стен высоких. Что ни год

Все изощреннее, все зряще

Они готовят свой приход…»

А волхв твердил свое, не слыша

Слов князя, словно укорял

За мира хрупкое затишье,

За веры дедовской обвал:

«…Хазар же знатных поголовно

Отец твой вывел на Волынь.

Там нонеча очаг их кровный –

Там им и холод, и теплынь.

Уж двадцать лет их готский говор

Славянский истязает слух[129]129
  Хазарский каганат был местом взаимодействия и смешения многих народов и их культур: тюркской, северо-кавказской, славянской и, несомненно, германской – остготы в течение нескольких столетий господствовали в Северном Причерноморье и, думается, в Предкавказье. По многим признакам (в первую очередь, территориальным) Хазарский каганат стал наследником этого владычества. Не отсюда ли родной язык европейских евреев, которых многие ученые считают выходцами из Хазарии и которые в своем большинстве, согласно генетическим исследованиям, имеют индоевропейские корни – это среднегерманский диалект («готский говор»). С большой долей вероятности можно предположить, что Святослав Игоревич компактно расселил большое количество плененных в 966 году хазар (знать, ремесленников, торговцев) на землях Волыни, Галиции и Подолья.


[Закрыть].

Руси полезен ли торговый

Проворных рахдонитов[130]130
  Рахдониты – купцы, хазары-иудеи, организующие и контролирующие несколько столетий торговые пути из Китая в Западную Европу (Великий шелковый путь и др.).


[Закрыть] дух?

В твоей дружине, свите, княже,

Немало служит христиан.

Зачем их держишь в личной страже?

Им чужд старинный дух славян…» –

«Так что мне делать, волхв, ответствуй, –

Нахмурясь, князь жреца спросил, –

Издревле знаемо соседство

Креста и русских вышних сил.

Я христианам доверяю,

Они надежны и просты.

Без них скорей я потеряю

И власть, и землю. А кресты…

Меня кресты их не смущают

И храмы их меня не злят.

Они в Едином Боге чают

Спасенья, правды… не услад.

А боги пращуров славянских

Все порознь жмутся, по родам…

Богов древлянских, да полянских,

Да и иных – не счесть…» – «…Но нам

Их удалось собрать всех вкупе;

Перун уж сколько лет главой?...»[131]131
  Пытаясь добиться религиозного, а следовательно, и политического единства славянских племен, князь Владимир сделал Перуна главой всех славянских языческих богов. Это произошло незадолго до описываемых нами событий, имевших место в 983 году от Р. Х.


[Закрыть] –

«…Да впусте все. Как воду в ступе

Толчете. Сгнил, жрец, посох твой».

Князь укоризненно рукою

Махнул и, не простясь с волхвом,

Угрюмо вышел из покоев,

Заботой тяжкою влеком.

5

Гость цареградский с русским кормчим

Вел неторопкий разговор,

Касаясь, как бы между прочим,

Вопросов веры: «Не в укор

Скажу тебе, мой друг почтенный,

Ваш Киев стал меня пугать

Разладом внутренним. На стенах,

Когда приступит злая рать,

Спокойней, право. Здесь же город

Окропом[132]132
  Окроп (южно-русск.) – кипяток.


[Закрыть] только не кипит.

Хватает брата брат за ворот;

Глядишь, и кровью окропит.

Спротив того и сговор вражий –

Ничто…» – «…Да было ли когда? –

Волхвам почтения не кажут.

Беда, ромеюшко, беда.

Волхвы опять к стопам Перуна,

Кровавую бросают дань:

То отрока, то деву юну,

То вепря, то пугливу лань.

Своих поган[133]133
  Погане (старорусское) – язычники.


[Закрыть] уже им мало;

Знать, время кровью христиан

Задабривать бревно настало;

Ослаб, видать, их истукан». –

«Так ты крещен ли, друже милый?» –

«Лет семь ужо… Крестил детей...

А старший брат – тот под Ярилой

В пеленах дьявольских сетей.

Предместье сильно православно.

Среди посадских и бояр

Крещенных тайно или явно

Достатне. Дунешь – и пожар…» –

«А веси?» – «Веси – все погане;

Что смерд, что ловчий, что рыбак…

Иное дело – горожане…

Нам без Христа ужо никак».

6

У ног безмолвного Перуна

Под звуки мерного стиха

Жрец жег магические руны,

Гадал над кровью петуха.

За действом этим напряженно

Следил служителей синклит:

Что пепел бересты сожженной

Им, верным, сделать повелит?

Воздев десницу, жрец затрясся.

И в раскаленной тишине

Вопль испустил, ища согласья:

«О, горе нам! О, горе мне!

Перун могучий жаждет крови!

Русь беды ждут, коль не дадим

Ему мы жертвы. Все суровей

На всходе небо. Черный дым

Горящих весей застилает

Земли славянской светлый лик.

Я вижу: Киев полыхает,

Я слышу печенегов крик;

И ненавистное крещенье

Тому виной!..» – «…Христовых чад,

Дадим Перуну ко отмщенью

За русов попранный уклад!..» –

«Врагов Перуновых немало

Средь мастеров, бояр, купцов…» –

«И кровью чад их нам пристало

Изжить ромейских мудрецов!..» –

«И храмы их предать сожженью!..» –

«И силу древнюю вернуть

Перуну, вызвав из забвенья

Его карающую лють…» –

«На ближних князю бросим жребий,

Девица ль, отрок – все равно…» –

«Средь городских искать отребий –

Гневить Перуна…» – «…Решено!»

7

Тот жребий пал на Иоанна.

Отец его Феодор был

И сам от роду без изъяна,

А сын и вовсе воплотил

В себе лик ангела. Оружных

К подворью Федора с волхвом

Послали. (жреческие нужды

Скоры во рвении лихом).

Спеша снискать Перуна милость,

И беспощадна, и слепа,

Ропща, за ними устремилась

Большая праздная толпа.

Ударив в ворота, не стали

Ступать на христианский двор.

За стенами запричитали,

Узнав Перунов приговор.

Дверь теремная отворилась,

Феодор вышел на крыльцо.

Нездешней белизной светилось

Окаменевшее лицо.

Не нарочито простодушно

Волхв на Феодора скосил

Глаза и монотонно, скучно,

Без торжества провозгласил:

«Возрадуйся, о, муж достойный,

Возрадуйся и не ропщи.

Без трепета сведи, покойно,

К нам сына. С нас же не взыщи.

Перун взалкал, о, христианин

Едино сына твоего.

Сей жертвой обретутся в брани

Победы княжьих воевод,

И возвернет земля родная

Своим богам былой почет.

И, слезы радости роняя,

Народ к Перуну потечет». –

«Подите прочь, враги Христовы,

Прочь убирайтесь подобру.

Противны Богу ваши ковы

И я с мечом в руках умру,

Но сына идолам не выдам.

Я не для них его растил.

А вашим капищам, хламидам –

Я чаю, час уже пробил». –

«Так он еще хулу возводит

На наших исконных богов!» –

Вскипела при воротном входе

Толпа, грозя из берегов

Разгневанной рекою выйти.

Жрец древний тяжело молчал

(Был стар и мудр для глупой прыти),

И прочь пошел. То был сигнал

Невольно поданный народу.

«Ломай хулителя врата!» –

«Скачи округ, чрез огороды –

Ограда там ужо не та!» –

«Беги, Иванко, сыне милый!» –

Феодор зычно прокричал.

А сын во всей цветущей силе,

С мечом бок о бок с ним стоял.

Уже проломлены ворота.

«Робята, подрубай столбы!

Бей челядь! Нет у них оплота.

Князь с нами, то ж они слабы!»

Двоих сих краток был путь крестный.

И Дух Святой с Небес сбежал;

То был Оплот, Оплот чудесный –

Христос им кров свой даровал!

На миг толпа остановилась –

Святые пели «Отче наш…».

Вот повалуша[134]134
  Повалуша – пристройка к терему в виде башни.


[Закрыть] задымилась,

И заплясал хмельной кураж.

Крыльцо высокое обрушив,

Дрекольем слепо молотя,

Толпа надвинулась. И души –

Отец и юное дитя –

К Небесному взнеслись Оплоту.

А в людях киевских надлом

Вершил великую работу.

И прянул дождь! И грянул гром!

8

Пришло угрюмое затишье.

Притих растерянный посад.

Испытывает осень крыши.

Испытывает души яд

Давно копившейся обиды…

В домах суровых христиан

Всерьез рассматривают виды

Исхода в земли смежных стран:

«…Или в мечи возьмем поганых,

Иль на заклание опять

Детей потащат невозбранно

Пустое древо восхвалять…» –

«…Не защитит нас князь николи.

Привержен сызмальства волхвам,

Он снова в свой черед позволит

Им суд чинить на горе нам…» –

«…А может бросить все и к ляхам

Утечь?.. Или к болгарам тож,

Чем жить под истуканским страхом?

Потом, я чаю, не уйдешь…»

В домах язычников упорных

Слабеет мстительный задор.

Переплетенье мыслей спорных

Все беспокойней с неких пор:

«…Давно ли бились мы бок о бок

Противу диких печенег

И, избегая злых уловок,

Делили пищу и ночлег?..» –

«…А нынче, вишь: «Враги Христовы…» –

«…Все зло от этих христиан…» –

«…Видать, они на все готовы…» –

«…Любой из них – уже смутьян…» –

«…Бог христианский жертву бросить

К стопам Перуновым не дал…» –

«…Да как не дать, Перун коль просит?…» –

«…Ужель Перун и впрямь так мал,

Что одолеть никак не может

Того Единого?...». И страх

В сердцах людских находит ложе,

И укрепляется в сердцах.

9

Во княжьем тереме высоком

Тревоги темная вуаль,

Вослед вакхическим порокам

Спешит великая печаль.

Не спится князю. Думы тяжко

Ворочают его впотьмах:

«Как быть? Волхвам ли дать поблажку?

Или покончить с ними вмах?

В расколе ближняя дружина,

Двоится свита – стыд и срам.

Какая тайная пружина

Разводит их по сторонам?

Не Федор же всему причиной?

Ведь он вернейшим был слугой.

Ну что б ему не выдать сына?

Ан, выбор предпочел другой.

Не каплей стало ли последней

Убийство сына и отца?

Беды вознесся призрак бледный,

Заколебался у крыльца.

Его стране, его державе

Все явственней грозит раскол.

Князь допускать того не вправе,

Не к этому он землю вел.

Решать, решать без промедленья.

Не ждать бунтов и мятежей.

Во имя правды единенья

Созвать достойнейших мужей.

Искать, испрашивать совета.

Смирить волхвов и христиан;

Он созидал державу эту

Не для кровавых смертных ран.

В чем крепость сильных стран соседних?

В Едином Боге! Вот ответ!

Намаз, латинская обедня,

Ромейской веры яркий свет…

И… что еще там?.. Вызов брошен!

Настало время выбирать!

Что может быть усобиц горше?

С огнем не станет он играть.

Он даст им Истинную Веру.

Славян возвысит племена.

А многобожия химеру

Сметет. И новая страна

Придет. И, души собирая,

Да будет Киевская Русь

Жива от края и до края!

Нет! Я беде не покорюсь!»

10

Под проливным дождем осенним,

В ночи холодной, чуть дыша,

Три полусогнутые тени

По мокрым улицам спешат.

Спешат к сгоревшему подворью.

Замрут на миг, и, помолясь,

Идут во страхе, внемля горю,

От глаза злобного таясь.

Средь этих трех – монах знакомый.

«Приступим, братья. С нами Бог!» –

«Даст Бог, умученных найдем мы…» –

«Молитва – верный наш залог…»

Темнея грудою рогатой,

Пугая острой кривизной,

Лежит, по бревнышку раскатан,

Вчерашний терем расписной.

Перебирают бревна живо.

Дойдя у нижнего венца,

Творя молитву торопливо,

Находят сына и отца.

Спокойны мучеников лица –

С молитвой в мир иной ушли,

Чтоб там, на Небесах, молиться

О благе Киевской земли.

На волокуше тройка тянет

Тела к полунощным вратам.

Сторожа – братья-христиане –

В тревоге ждут монахов там.

Врата как будто приоткрыты…

«Спаси Господь!» – «Листрат, молчи».

Безмолвно траурная свита

Прошла – и канула в ночи[135]135
  Через пять лет после описываемых событий началось крещение великим князем Владимиром Киевской Руси.


[Закрыть].

11

В пещерах лавры знаменитых

Среди бесчисленных гробов

Есть два (в миру полузабытых)

С мощами Божиих рабов

Феодора и Иоанна –

Отца и сына. В наши дни

Им бьют поклоны невозбранно

Почти что иноки одни.

Тысячелетье миновало

С той незапамятной поры,

Когда за Истины начала

Они пошли под топоры

Слепой толпы. Как капля чашу

Переполняет, так их смерть

Смысл переполнила вчерашний,

Заставив думать, делать, сметь.

Мучительное «либо-либо» –

Смятенья княжеского груз.

Святая жертва! Правый выбор!

Крещение!! Святая Русь!!!

Май – сентябрь 2008 года

Да не престанет русский род

1. Экстраполяция

Через трагические будни

Столетий в наши времена

Опять пророс вопрос подспудный

И сбросил те же семена:

То ли враждебного презренья

То ли безудержной любви –

В момент случайного прозренья

Непримиримых визави.

Опять сердитые народы

Глядят с насиженных высот

На неухоженные всходы

Своих надуманных забот.

Как оклик давнего свиданья,

Как дней старинных параллель,

Пора смертельного ристанья

Руси явила ту же цель.

Придет, придет конец смятенью,

Да не престанет русский род;

Он вспомнит тягу к единенью

И древней славы эпизод.

2. Прелюдия

В Орде замятня не стихала,

И в кружеве кровавых лет,

Презрев Чингизовы начала,

Джучидов рушился повет.

Там с кланом клан сшибались лбами,

И каждый пробовал на вкус,

Вгрызаясь острыми зубами

В священный некогда улус.

В круженье том Орды столицу –

Богатый золотом Сарай –

Из рук своих, аки Жар-птицу,

Три раза упускал Мамай.

Три раза он своим проворством

Сажал на ханский трон «царя»,

Три раза он, сжигая версты,

Бежал за реки и моря.

В запале были позабыты

Вассалов северных дела,

И стук монгольского копыта

Щадил слух русского села.

Шесть лет великий князь Димитрий

Ордынцам дань не отсылал,

Шесть лет политики палитра

Ложилась так, как он желал.

В скорбях ли, радостях, с ним рядом

Митрополит трудился. Он

Был князю верною оградой

От блуда тягостных времен.

Димитрий вспоен был и вскормлен

Святителем. Алексий был

Ко славе Господом сподоблен

За то, что мудрость, веру, пыл,

Любовь к просторам отчим, к Богу

Смог князю юному внушить

И беспорочным стать залогом

Стремлений княжеской души.

Его умом в Переяславле

Князья Руси, чтоб стыд избыть,

Поставили копьем да саблей

Ордынскую умерить прыть,

Пребыв единой русской силой.

И целовали слезно крест,

Покончить с завистью постылой

И рознью. Чудный благовест

Знаменовал то докончанье,

И радость полнила сердца…

В прологе русского слиянья,

Все пело, славило Творца.

Взлетев под каменные своды

Церквей и расписных хором,

Предвестье зримое свободы

Врывалось в самый бедный дом.

И черный люд, и люд торговый,

И статный воин, и чернец

Купались в благодати новой,

Ярма предведуя конец.

Казалось, страшные раздоры

Орду погубят навсегда,

И землю русскую разоры

Оставят, сгинув без следа.

И Русь лелеяла без горя

Дух вольности из края в край,

Как вдруг в степях Причерноморья

Взыграл осмеянный Мамай.

Он снова жаждал русской дани,

От планов радужных хмелел,

Он слал на Русь послов и брани,

Спеша восставить «свой» удел.

Твердил: месть русским за обиды

Достойна лишь одной цены –

Должны их грады быть избиты

И веси в прах обращены.

Нет, он не даст вассалам спуску,

Он пресечет Орды раскол,

Сарай возьмет руками русских,

И сам воссядет на престол.

Москва послов не привечала,

Встречала брани на меже:

Позор Пьяны познав сначала,

Затем – победу на Воже.

И вновь взметнулась птицей черной

Народ встревожившая весть:

Мамай весь юг ему покорный

Собрал во тьмы, коих не счесть.

Влекомый алчностью слепою

Авантюристов разных стран,

Многоязыкою толпою

Пополз на Русь Мамаев стан.

Взволнован князь, но непреклонен

В своем стремленье правом он.

И с благолепных колоколен

Поплыл, воззвал набатный звон.

И силой пламенного слова

Со всей земли смогла собрать

Под сенью знамени Христова

Святая Русь святую рать.

Рать, обреченную на сечу,

На славу, но не на позор,

Готовую пойти навстречу

Орде. В Коломне – общий сбор.