Текст книги "Был шумный бал"

Был шумный бал
Дмитрий Оак

© Дмитрий Оак, 2023

ISBN 978-5-0060-0750-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Был шумный бал.
Там я был весел, пьян.
 
 
Мне довелось мазурку танцевать с маркизой, некой де Треньян, —
Возлюбленною моего кузена
(с кем честь имел недавно их застукать в презабавной мизансцене)…
Так вот, в той самой «недоступной» де Треньян
Я в танце обнаружил маленький изъян.
А если быть точней,
У ней на плечике был шрамчик.
И прелесть в том, что не от блох иль комаров,
А от несдержанных мужских зубов.
Навеселе нашел на мне какой-то бзик,
И бес меня немедля дернул за язык,
И я в сердцах вскричал: – Ого, ну что же, что же!
Гляжу я, что девичье ложе
Сегодня ночью не было обычно пусто…
И мне сдается, я знаком с тем шустрым мусье,
Кто к вам сумел проникнуть тайно,
На вас оставив след случайно.
И недалек тот долгожданно милый час,
Когда в родстве я буду рад представить вас.
Глаза в маркизе стали шире моря,
И понесло ее, конечно, вздорить:
– Ах вы смутьян, да грубиян, да вы клеветник наш…
Ведь это, дескать, не изъян, а макияж.
– Ага, ага, – кивал я головою, —
Коль не был я б мужчиной, спорил бы с тобою.
Ты лучше сядь да напиши сонеты.
А милому кузену, ха, передавай приветы!
Ждать долго не пришлось, она передала приветы.
Родной кузен вскричал: – Кузен, за пистолеты!
К нему я подошел спокойно, ровно,
Взглянул в глаза с ухмылкой хладнокровной,
Потом перчаткой по носу как дал,
Сел на коня и резво ускакал.
 
 
1.
 
 
В бору сосновом плыл туман
И пробирал осенний холод.
Я нервно теребил карман,
Шептал себе, что слишком молод
Еще, чтоб гибнуть на дуэли
От пули брата своего.
Но слухи местность облетели,
И не осталось ничего,
Как только долг мужской исполнить,
Да честь зазря не уронить.
И лишь противник мой был волен
Сегодня что-то изменить.
Мой секундант курил и крякал,
Шаги глазами провожал,
Был незнаком и раздражал,
Когда глядел в часы и «такал»,
Как-будто кончить он желал
Все побыстрей. И час настал.
Кузен примчался словно туча,
С ним двое верных и ларец,
Я понял – брат свое получит,
А мне сейчас придет конец.
Мы разошлись на расстояние
Должных шестнадцати шагов
И приняли то состояние,
Когда один убить готов
Другого ради отомщения.
Коль я не стал искать прощенья,
Кузен не зрил пути благого.
Сказал одно: – За богом слово.
Подняли руки плавно, быстро,
Раздался громкий страшный выстрел.
 
 
…
Глаза раскрылись – надо мною
Кружил тревожный ангелок.
То он мелькал, то потолок.
 
 
…
Я шевельнул одной рукою —
Пронзила боль. Я застонал.
Немедля доктора позвал
Приятный голос незнакомый.
И не был я готов к такому:
В мое явилось мироздание
Младое дивное создание —
Девчушка в платьице воздушном
С горящим взором простодушным,
Который как бы говорил,
Что я геройство сотворил.
Не зная, как воспринимать,
Решил я перестать стонать,
На бок другой перевернулся
И сладкий сон догнать хотел,
Но ангел снова прилетел
И, сев напротив, улыбнулся.
Смотрел он слишком уж влюбленно
И с толку сбил определенно.
Златистый локон ко лбу спал,
Сон окончательно пропал.
Вошел мужчина седовласый,
Приятель тетушки моей,
Что слыл когда-то ловеласом,
А позже стал лечить людей.
Девчушку он прогнал поспешно,
Прикрикнув: – Лиза, гэть отсель!
Та, словно дикий коростель,
Ему ответила потешно
На птичьем странном языке
И упорхнула налегке.
 
 
Вслед доктору вошла и тетка.
Взор был ее настоль суров,
Что всяк под ним казался кротким
И всяк был лебезить готов.
 
 
Пока смотрели мне плечо,
Та сокрушалась горячо:
– Да если б ты убил Андрюшку
Или хотя б попал в него,
Моих лихих эмоций вспышки
Могли достигнуть бы того
Ужасно жуткого предела,
Когда за главное задело!
Уж я бы наказать сумела!
Сама б пальнула в ту часть тела,
Что род людской зовет нескромной,
И ты б ходил с дырой огромной
В местах, которые важны,
И в час любви весьма нужны.
Тут доктор даже побледнел,
А я лицом стал бел, как мел.
Ведь оба знали, как, бывало,
Мадам Аннет порой срывало.
И были случаи известны,
Когда причуды брали место,
Да люди добрые страдали,
Поместье это покидали.
Еще кричала, что дуэли
Давно у нас запрещены;
Виски и лоб ее потели,
Внушая чувство мне вины.
А напоследок обещала
Писать в Париж к моей маман
О том, какой свершен обман
Племянником, – он злая сила,
И тети потерял любовь,
Дерзнув рассчитывать, что кровь
Пускать имеет брату право,
Что всем в округе он отрава,
И, как поправится, в Европу
Уносит пусть скорее ж…
 
 
Горячий теткин страстный пыл
Меня, однако, убедил.
В могиле брата я представил
И понял ясно – не исправил
Уже бы дело я такое,
Аннет права. А так в покое
душа его, душа моя,
Мы как-никак одна семья.
Лишь боль в плече меня смущала,
И мысль о мести вдруг прельщала,
Но все ж пред господом нам быть,
А тот велел врага любить.
Решил я твердо: в очищение
Пойду к кузену за прощением.
 
 
Аннет ушла. Вслед доктор вышел.
Ничьих шагов не стало слышно.
 
 
Дождавшись полной тишины,
Я туже подвязал штаны,
С кровати встал. Проковылял
Сквозь всю усадьбу. Постучал
В дверь спальни братской. Позевал.
Вновь стукнул громче и сказал,
Что это я. Весь дом молчал.
Тогда, прильнув ко двери ухом,
Я стал вниманием и слухом.
Старание было не напрасным,
И женский шепот сладострастный
Мой вывод прежний подтвердил:
Кузен молчал там не один.
Но тут меня довольно резко
Спугнул презрительно дворецкий
Пахом. Тот щеки так раздул,
Как будто вздумал «караул»
Кричать, и что грозит грабитель
Проникнуть в частную обитель.
Оставив пялиться на щель,
Я объяснил визита цель.
– Прошу прощенья, но порыв
Благой свершить вам не дано, —
Сказал дворецкий. – Нервный срыв
Случился с братом. И одно
Блюдет тот строго предписание —
Запрет на нервные свиданья.
Что б я уж точно не входил,
Он дверь собой загородил.
 
 
От наглости такой я взмок.
Но, сделав воздуха глоток,
Смекнул: в опальном положении,
Где я сейчас, нужны движения
Плавней. Без злого жара и золы,
Обходим острые углы.
Я улыбнулся в полный рот
И сделал полуоборот.
 
 
2.
 
 
Пошел к Неве. Закат был томным.
А небосвод таким огромным,
Что вдруг я понял, что терял,
Когда под выстрелы вставал.
 
 
Девчушку ту здесь повстречал,
Что доктор Лизой величал.
На длинной пристани она
Сидела грустная одна.
– Ну здрасьте, барин! Живы, что ли?
– А ты желала б, что б помёр?
– Да, как по мне, все в божьей воле.
Так завязался разговор.
 
 
Она закончила венок
Из желтых листьев и намек
На то, что это для надгробья
Мне, отпустила исподлобья.
Я благосклонно не принял
Столь щедрый дар и предпринял
Попытку вдруг водой обдать
Ее девчоночию стать.
А для того склонился к речке,
Чтобы в ладонь воды набрать,
Но на манер церковной свечки
Согнулся, с болью совладать
В плече не смог и не успел
Упор принять рукой второй.
Я оказался вновь «герой».
Да-да! – Обидно полетел,
Корячась, в речку, как дятел,
Отбивший напрочь мозг старанием,
За бойким поиском жучков.
И в результате всплеск, журчанье,
Волна накрыла, был таков!
 
 
То не был хохот облаков
Иль милый смех, что ждешь от друга…
Она ржала на всю округу,
А дно касалось мне носков.
 
 
Поймав баланс в речной тиши,
Предельно свеж и невесом
Я размышлял, как скоро сом
Меня утащит в камыши
И там сожрет от всех позоров,
Что множатся день ото дня
И здесь преследуют меня.
Сом чем-то занят был, видать,
Да стало резко холодать.
Поближе к берегу был ил,
В него я мигом наступил
И вновь свалился в тину вод.
Очнулся задом наперед.
– Вы что, специально? Боже правый!
Держась руками за живот,
Лизет каталася по травам,
И даже новый пароход,
Скользящий горделиво мимо,
Что удивлением был для масс
И взгляд манил неумолимо,
Не привлекал ее сейчас.
Терпение лопнуло: – Ах так!
Я живо выбрался из ям,
Оставив в иле свой башмак,
И закричал: – Трым-прым-лям-лям!
Она в ответ: – Трым-прым-пам-пам!
Чрез боль шипов и пальцев хруст
Я оторвал крапивы куст
И потянул к ее ногам.
Та приготовилась к бегам
И завизжала. – Трам-бам-бам! —
Я куст потряс еще разок.
Она пустилась наутек.
Побегав резво по лугу,
Я быстро понял – не могу
Скакать уж больше, и присел.
Невдалеке костер горел.
К усадьбе было далеко,
А у огня согреться можно,
То мне казалось неотложным,
Решенье принялось легко.
Аркадий, ловкий мужичок
В рыбацком деле, тут уху
Варил. Окинув мой видок
Критичным взглядом: – У-ху-ху… —
Изрек он мрачно и налил
Мне самогону прямо с ходу.
Затем отечески укрыл
Тулупом тертым всепогодным
И рядом с дымом усадил.
Я пил, а он табак крутил.
– Не время, барин, для купаний.
– А для чего ж тогда, Аркаш?
– Ну вам, видней: проспект, Пассаж.
– А мне вот ледяные бани
по нраву. Что ж с меня возьмешь?
– Ой, барин, врать же ты хорош!
Видал я, как ты поскользнулся.
Уже спасать тебя вставал.
Ему я рану показал,
И тот невольно отшатнулся.
– Слыхал-слыхал, болит? – А как же!
– Вам холод – вред, вам лучше в дом.
– Да там зловредный мажордом.
Хранит все тайное под стражей.
– Вы, стало быть, «секретолюб»?
– Есть грех, всегда любил загадки.
– Свои у всякого повадки.
Он сплюнул вниз табак из губ.
– Пора! Пора, мне, барин. – Что так?
– Да надо б уж проверить сеть.
Приказ был с кухни карасей
Снести к закату. Буду кроток.
– Ну, ясно все… держи тулуп.
– Да бросьте, барин! Что вы? Что вы!
Еще я не настолько глуп.
А вы не столь еще здоровы.
– Клянись мне, что не околеешь.
– Клянуся, проживу сто лет
И буду вам носить обед
Все сто тех лет. – А ты умеешь
Быть бодрый духом и в мороз.
– Костер горит, а значит, нос
Уж отогреем как-нибудь.
Ну, барин, будь!
– Скажи, Аркаш, ушишки можно?
– Хоть всю съедай! Но не спеши.
Я принял миску осторожно,
А он мне хлюпнул от души.
 
 
Когда уже я доедал
Навар полезный и пахучий,
Мне Зевс Лизет опять послал.
Та сверху вниз, как тать летучий,
Внезапно свесилась лицом,
И я невольно огурцом
Едва насмерть не поперхнулся.
– Хотела, чтоб ты улыбнулся, —
Сказала радостно она
И заняла ту часть бревна,
Что безопасна от огня,
Но максимально близ меня.
Мое померкло настроение,
И на исход пошло терпение.
Я отложил подальше блюдо
И вежливо спросил: – Откуда
вообще взялось такое чудо?
– Вот вы забавный, а зануда.
Нас представляли, что забыли,
Пока хромали до костра?
Я Софьи де Треньян сестра,
Которую вы оскорбили.
– Я не про то, моя лапуля,
Ты что мне мстишь путем таким?
– Каким? – Присутствием твоим.
Тебе что, мало адской пули,
Что я словил? Она угасла.
– Не правы вы! – В чем я не прав?
– А в том, что буйный дерзкий нрав
Вам право не дает напрасно
Порочить милую Софи.
– Фи-фи. – Фи-фи? – Да-да, фи-фи.
– Невыносимы вы, месье!
– Иди и слопай монпансье.
 
 
Она вскочила для начала,
Потом, как львенок, зарычала
И, не найдя что сокрушить,
Мне шею бросилась душить.
Конечно, как бы полу в шутку.
Я ей поддался на минутку,
Затем легко скрутил, как тесто,
И проучил по мягку месту.
 
 
Она притихла и сползла,
За тем покорнейше уселась,
В щеках румянцем загорелась
И тему враз перевела:
– Слыхали про забавный казус,
что на балу случился сразу,
Как ускакали вы? – Какой?
Лизет прикрыла рот рукой:
– Когда попадали все разом
Во время танца? – Ты о чем?
– Когда все кончилось ключом!
– Нет не слыхал, и эти фразы
Напоминают больше вздор.
– Хотите кончим разговор?
– Да тут почетный интриган.
– Сказал почетный хулиган.
– Раз начала, давай подробно,
Что пропустил такого я,
Пока искал дорогу к гробу.
– Там было просто о-ля-ля!
Вы ускакали, все вернулось
На круги своя: танцы, пыль,
И здесь-то началась кадриль.
Как раз на ней все и запнулись.
И в миг попадали на пол.
– Ты шутишь ведь? – А вот и нет!
Тому виной мадам Аннет,
Что наступила на подол
Соседней дамы, та – другой,
И все посыпались гурьбой.
Я вздернул бровь и скорчил мину.
Лизет довольно пояснила:
– Всему причиной ключ явился
Какой-то странный, важный лично
Для вашей тетки эксцентричной,
Что из-под платья уронился
В момент не лучший для гостей.
И стала та швырять людей,
Пока его в толпе искала,
А как нашла, захохотала.
Да громогласно так, что все
От страха начали лысеть.
…
 
 
В глаза полезли мотыли.
Смеркаться стало. Мы пошли.
 
 
Лизет про бал еще болтала,
Потом в слезах о том шептала,
Что тяготит ее порой
Быть просто младшею сестрой
Эффектной пламенной Софи
И вечно жить в ее тени.
И что месье Андре сначала
За увлечение сочла,
Каких пришлось ей знать немало.
И как была удивлена,
Когда Софи сказала вдруг,
Что тот ей будущий супруг.
 
 
Лизет умела вызвать трепет,
Ее пронзительным был лепет,
Но брел я будто в стае туч,
И думал, что ж то был за ключ?
Пришел к себе я и уснул.
 
 
3.
 
 
И только к ночи вновь проснулся.
Сев на кровати, потянулся
И на руки свои взглянул.
Водою мерзкой изнутри
Набухли злые волдыри,
Что мне достались от крапивы,
А пальцы превратились в сливы.
В плече гуляли переливы,
И как почувствовать счастливым
Себя мне вновь, то был вопрос,
Который встал сейчас всерьез.
 
 
С веранды доносился смех.
Узнал я голоса маркизы
И брата своего. Наспех,
Пока там нет липучей Лизы,
Пока намеренья чисты,
Решил я навести мосты
И все уладить объяснением,
Приправив тон благоговением.
Я вышел и собрал их взгляды.
– Ну-с, вечер добрый… Канонады
Восторгов встречных не пришло.
– Прощу прощенья, занесло.
Казалось, будто бы цикады
Притихли даже, чтобы внять
Из нежных чувств – мне тут не рады
Иль собираются обнять.
Софи отпрянула от брата,
Скрестивши руки на груди.
«От ней прощения не жди» —
Я сразу понял. – Виноваты
В том оба мы, – сказал Андрей,
– Прости и ты. Нам быть добрей
И терпеливей впредь бы надо.
– Согласен. Рад, что жизнь в награду
Ты мне оставил. – Рад и я.
Друзья? – Друзья! – Семья? – Семья!
– Случилось недоразумение.
– И в сердце больше нет затмения?
– Затмения нет и нет вражды.
– Забыли все, лады? – Лады!
Он встал и протянул мне руку,
Ее я истово пожал.
Плечо пронзили злые муки,
Но в том я виду не подал.
А вот надменная маркиза
Меня в объятья заключать
Не торопилась, и капризом
Взялася радость нам подмять.
Надувши губки бантом сложным,
Та вся уставилась в листву,
И финт ее настоль был ложным,
Что стало гадко большинству.
Ну, то бишь мне и брату тоже.
Но на него пошли мы все же,
Дав оскорбленной перерыв
На женский чувственный надрыв.
 
 
– Андре, – я обратился к брату, —
Такое дело… мой башмак…
В реке остался… Как-то так…
Как ни старался акробатом
Я исхитриться, а упал…
И тот мистически пропал.
Синхронно оба обратили
Внимание на ступни мои
И дико со смеху поплыли,
Когда увидели они,
Что я одной ногой был в правом
Ботинке и стоял босой
Ногой другой. – Ну что же, браво!
– сказал Андрей. – Теперь росой
Всегда омытый будешь ты
Своей разутой стороною.
А станет потеплей весною,
Глядишь, на ней пойдут цветы.
Маркиза на глазах теплела,
Сердечко шутка ей согрела,
И я не стал давать отпор,
На пользу шел сей разговор.
– Ты, брат, мне вот в чем помоги…
Богат ли ты на сапоги?
Размер не важен, лоск бы – да.
А в этом толк ты знал всегда.
Сомнений не было, что брат
Помочь мне будет только рад,
И он открыл почти что рот,
Но ждал меня тут поворот.
– Андре, постой, – Софи вскочила. —
Ко мне тут мысль пришла одна…
Коль хочет он мне снова в милость
Попасть, то буду я сполна
Тогда удовлетворена,
Когда кузен твой так проходит
И завтра с утра до темна.
Я взбудоражился: – Выходит,
Маркиза к шантажу склонна?
Та подмигнула, брат развел
Руками, словно перепел
В сетях. – Я ухожу тогда!
Почтение всем, навеки ваш.
Софи в ответ мне: – Бон вояж!
 
 
Как то бывает, сгоряча
Дорогу выбравши не ту,
В плену досады волочась,
Я шел в густую темноту
И думал, что не по уму
Со мной Андрюша поступил,
Когда маркизе уступил
И отпустил меня во тьму.
Маркиза страсть как хороша,
Что говорить. Оно понятно,
Его влюбленная душа
Сейчас на все глядит невнятно.
Но я, рискуя простудиться,
Меж тем резон имел сердиться.
Куда ступать был выбор мал.
В глухую сказку я попал:
Пойдешь направо – выйдешь в поле,
Налево – там упрешься в лес.
Босому путнику раздолье
Ночных невиданных чудес:
А впереди блестит река,
Поодаль лодка рыбака,
Небес нелепая награда —
Луна бельмом хмельным висит
И взглядом как бы говорит:
«Какого черта те здесь надо?»
Я рассудил: раз сапогов
Мне не видать, а в город ехать
В одном ботинке – это к смеху,
Так можно завести врагов,
И коли шанс нежданно дался
И у реки я оказался,
То должно мне на риск идти
Ботинок собственный найти.
Разделся доголу, нырнул.
И тут же выпрыгнул обратно —
Настолько было там прохладно.
Да показалось, что воткнул
Некстати тронутый Нептун
В плечо трезубцем мне несладко.
Но я не сдался. Сумасбродство —
Моя заветная черта.
И, чуть погревшись благородством,
Я, прыгнув вновь, достал до дна.
Затея, знаете ль, шальная
Речные норы ворошить
Осенней ночью, размышляя,
Как мне себя потом сушить.
Сперва металось в пальцах что-то,
Потом я склизкое чего-то,
Толкнув нечаянно, разбудил,
И то рванулось что есть сил.
Куснул клешнею кисть мне кто-то,
Повис на ней, я снял его,
Пиявки вышли на охоту,
Узрев нагое естество.
 
 
Уже болел не в меру бок,
Уже надежда удалялась,
Но я ни с чем уйти не мог
И то, что под руку попалось,
В последний миг с собой забрав,
Метнулся к воздуху стремглав.
 
 
Присев на пристани в свету,
Я рассмотрел находку ту:
Глаза магически слепил
Ключ на серебряной цепи.
– Что за чудное наваждение? —
Моргнул я. – Что за знак такой?
Там теткин ключ, а тут другой…
В чем смысл такого совпадения?
…
Концов загадки как во сне
Мне все не ладилось собрать.
…
Зацепка пряталась в уме.
…
Фантомом призрачным летать
Та принялась в воображении,
Но, наигравшись, время вспять,
Как бы в зеркальном отражении,
Вдруг развернула, чтобы взять
Меня и прямиком снести
В тот год, когда еще шести
Мне не исполнилося лет,
И призом там лежал ответ:
 
 
В далеком и счастливом детстве,
Что я в Париже проводил,
Жандарм однажды приходил.
И речь тогда шла о наследстве
Жены покойной короля,
Что правил Францией тогда.
Вопрос был четкий от него:
Не знает ли маман чего
Моя о некоем колье
Из ста восьмидесяти бриллиантов?
И намекнул, что за вранье
В тюрьму легко бросать мигрантов.
Маман тогда была причастна
К монарху, – так жандарм сказал —
И что об этом он прекрасно
Осведомлен. Пока листал
Тот паспорта и документы,
Маман все острые моменты
Старалась мудро утрясти
И в том призналась, что пути
Их с королем пересекались,
Но лишь по службе в ателье,
И ни бриллианты, ни колье
Ей на глаза не попадались.
Жандарм ушел. Однако обыск
Приказом дан был от него.
Последний не дал ничего,
Но на сестру маман был розыск
Объявлен. На сестру Аннет.
На той сошелся клином свет.
Конечно, тот далекий случай
Был до рожденья моего,
А я подробности его
Узнал, нечаянно подслушав
Маман душевные терзания
Ее подруге, ставшей близкой.
Но в те года мое внимание
Влекли куда сильней ириски.
Зато сейчас суть их речей
Я вспомнил вплоть до мелочей:
– Жюли, – тогда маман сказала,
Испивши белого вина, —
Я, кажется, слегка пьяна…
– Так, Стелла, ты мне обещала!
– Подруга ей. – Тогда до дна! —
Маман бокал опустошила.
– Не про вино я, ты, шиншилла!
– Не про него? Я здесь одна
Чего-то недопонимаю?
– Все понимаешь ты! Рассказ
Про шашни с королем хоть раз
поведай мне! – Жюли, не знаю…
– Да век иной уж, умоляю,
Бояться нечего теперь.
Я сохраню секрет, поверь.
На троне власть уже другая.
 
 
– Ох, ладно, Юлия, держись!
Тебе свою вверяю жизнь…
 
 
Когда король вошел тогда…
Меж нами молния сверкнула.
Он был монарх, я молода, —
Судьба в объятья нас толкнула.
Печальный траур по супруге
Уже далеким стать успел,
И он нуждался в добром друге,
Но очень быстро пламенел
Всегда, когда была я рядом,
И обжигал любовным взглядом.
Средь всех красавиц во дворце
Он что-то знал в моем лице.
Так начались свиданья наши,
Что стали тайной для двоих,
И нам казалось меда слаще
Скрывать ту связь от глаз людских.
Сказать могу лишь, был хорош
Король, но, дорогая, все ж
Подробности я опущу,
Не то себе я не прощу
Болтливость после и стыда.
А что сказала, навсегда
Молю оставить меж тобой
И мной, Жюли. Тебе одной
Секрет доверен. – Стелла, хватит!
Подруги мы, в конце концов?
– Подруги. – Вот и все! Заплатит,
Кто вступит в стаю подлецов.
А что с Аннет? Ее в чем роль?
– Сестра мне причинила боль,
Какой другим бы не видать.
Меня приехав повидать,
Она про нашу связь прознала,
Что с королем, и возжелала
Тому прелестницею стать.
– И ты, конечно же, восстала?
– Я что есть сил негодовала!
– А что сестра? – Взялась плутать,
Ослепнув жаждой пьедестала.
– А что король? – Король поплыл
От знойных чар Аннет и был
Уже не так ко мне настроен.
При встречах стал всегда расстроен,
И взгляд его блуждал в стенах.
Печаль о прежних временах
Моя его лишь утомляла.
Всему конец пришел, я знала.
И вот, однажды, в завершение
Любви запретной подношение
Он сделал… Подойдя к спине,
Колье надел на шею мне.
– И перекинулся к Аннет?
– Ах нет, подруга, вовсе нет.
Дела страны его позвали,
И обе больше не видали
Его мы близко. Но сестра
Во всех грехах потом винила
Меня, крича, что упустила
Я шанс, что выпал раз в века,
Что нет такого дурака
В Париже больше, чем муа.
И под конец свела к тому:
Мол, ни себе, так никому.
– Мон Дье, какая же стерва
Твоя сестричка, не права
Уж в том она, что приютила
Ее ты, а она гостила,
Пила и ела, совращала…
– А я ее за все прощала
И понимала как могла,
Такою глупою была.
Так знаешь, что меня сломало,
Когда уехала Аннет?
– Боюсь услышать я ответ…
– То самое колье пропало!
Жюли взметнула руки к небу,
И целый ворох бранных слов
Из уст ее составил ребус, —
Словарь кухаркам был готов.
– И что, с тех пор не знаешь ты
Бриллиантов местонахождение?
– Одно все ж есть предположение.
– Скорей давай же говори!
…
– Был случай позже уж намного,
Когда сынишке час настал
Пуститься в дальнюю дорогу
По матери родным местам.
Аннет имением родовым
Уже владела полноправно,
А мне кипажем почтовым
Процент в Европу слала справно.
И в том негласный договор
Был между нами, словно спор
Давнишний как бы позабыт, —
У каждой муж, у каждой быт.
Мы к ней заехали. Прием
Та оказала верх радушный,
Трепала все за нос и уши
«Племяшу в модном сюртучке».
И вот мы с ней пошли к реке.
Вдвоем остались. Солнце грело.
Да так, что липким стало тело
И, вспомнив детские лета,
Что проводили мы всегда
За обязательным купаньем,
Полезли в воду, мирозданию
Не забывая восклицать.
И вот уж начали бросать
Друг в друга брызги. Как бывало,
В глаза летело их не мало.
Тут я неловко вдруг взялась
За шею Ани, и стряслась
Непоправимая потеря, —
Цепочка с шеи сорвалась
И вниз пошла. Глазам не веря,
Сестра попытку приняла
Ее спасти, схватить, достать…
Когда ошибку поняла
И я, то стала вслед нырять.
И вроде б как тут не найти,
Задачка легкая поди,


...

конец ознакомительного фрагмента