Текст книги "Мировые войны и мировые элиты"

«Наднациональный финансовый капитал и прежде всего международный дом Ротшильдов, а также банки Бэрингов, Увара и др. стал главным бенефиктором Французской революции и наполеоновских войн: финансисты колоссально нажились на военных поставках (всем сторонам конфликтов)»

А. Фурсов, «De Conspiratione: капитализм как заговор»

Князь Меттерних заметил, что «дом Ротшильдов играет в жизни Франции гораздо большую роль, нежели любое иностранное правительство». Состояние Джеймса Ротшильда на 150 млн. франков превышало состояния всех остальных финансистов Франции вместе взятых, он с братом Людовика XVIII, «был правой рукой режима, контролирующей все финансовые операции» Карла X. Его должником в размере 25 миллионов франков был король Португалии, он же управлял финансами короля Бельгии. Похожих успехов удалось добиться тайному коммерческому советнику королевства Сицилия и герцогства Пальма и Сардинии «итальянскому Ротшильду»: «К 1827 году основанный Карлом банк превратился в неаполитанскую структуру, осуществляющую финансирование армии, на штыках которой держался королевский режим. Карл диктовал свою волю при дворе и на благо двора» [3] [4].

«Когда после поражения Наполеона Европейский континент повсеместно нуждался в крупных правительственных займах для реорганизации государственной машины и создания финансовых структур по образцу Английского банка, Ротшильды приобрели почти монопольное положение в обращении с государственными займами».

Ханна Арендт, «Истоки тоталитаризма»

Согласно Бенно Тишке: «Способность Британии вести войну против абсолютистской Франции определялась поддержанным парламентом созданием нововременной финансовой системы, опирающейся на Национальный долг и Банк Англии. Войны теперь финансировались не из «частной» военной казны династического правителя, а надежной кредитной системой. Она была способна лучше обеспечивать сбор средств, поскольку государственные долги гарантировались парламентом» [11]. Во время наполеоновских войн Ротшильды финансировали армии Веллингтона [16], а другие еврейские банковские дома Морпурго и Варбурги – армии Наполеона [11].

Используя войну как средство спекуляции, «факторы» при межнациональных конфликтах или гражданских не симпатизировали никакой конкретной стороне и не интересовались никакими политическими идеями, как писала Ханна Арендт: «История отношений между евреями и правительствами богата примерами того, как быстро еврейские банкиры меняли свою приверженность одному правительству на приверженность другому даже после революционных изменений. Французским Ротшильдам понадобились едва ли сутки в 1848 г., чтобы от оказания услуг правительству Луи Филиппа перейти к оказанию услуг новой, недолго просуществовавшей Французской республике, а затем – Наполеону III». Примечательным фактом является то, что Парижская коммуна уничтожила все архивы, содержащие подробности ранних сделок Ротшильдов [17].

Ключевым моментом в истории их становления стало решение судьбы военного долга Франции размером 270 млн. франков, а также 1,5 млрд. франков контрибуции, которое было вынесено на конгрессе стран– победительниц в Аахене в 1818 г. Отвергнутые было в качестве кредиторов Ротшильды организовали резкий курс падения французских государственных облигаций займа 1817 г., что стало угрожать обвалом Парижской и другим крупным биржам Европы. Так одумавшаяся Франция также стала должником Ротшильдов [11] [17]. Как напишет Ф. Мортон: «После Экса пятеро братьев пребывали в несокрушимой уверенности, что власть правителей мира можно сокрушить одной лишь силой денег…».

«Я – человек простой… дела делаю, не отходя от кассы», – говорил «английский Ротшильд». Одним из таких дел была неудачная попытка обналичить именной вексель, при которой банк сослался на то, что обналичивает ценные бумаги только самого Национального Банка. Тогда Натан Ротшильд начал «кошмарить бизнес» Национального Банка Англии ежедневным выкупом его золотого резерва, директора которого, срочно посовещавшись, уступили, решив спасти банк от разорения. Теперь векселя Ротшильдов приобрели равный статус с векселями Национального Банка Англии. Натан Ротшильд положил начало методики выпуска международных займов, его Лондонский банковский дом за девяносто лет с момента открытия разместил иностранных займов на сумму 6 500 миллионов долларов [3], с 1776 по 1814 год английские субсидии составили в Гессене 19 млн. 56 тыс. 778 талеров, в 1815 г. баварские субсидии Арнольда фон Айхталя составили 608 тыс. 695 фунтов стерлингов [4], «с 1811 по 1816 г. почти половина английских субсидий странам континента проходила через их [Ротшильдов] руки» [1]. В период с 1818 по 1832 год займов было выдано на сумму 21 млн. фунтов, что дало основание А. Е. Едрихину-Вандаму называть англичан «Ротшильд-народом» [11], только проценты по восемнадцати займам иностранным правительствам составили 700 млн. долларов [17]. В действительности же история Центрального банка Англии началась еще в 1694 году, когда очередная война выкачала из Англии почти все серебро, и банкиры, в том числе Ротшильды, убедили Вильгельма взять кредит в 1,2 млн. фунтов стерлингов и основать новую финансовую структуру для войны с Францией [11] [18].

«Главная причина такого перелома в судьбе Англии заключается в том, что никогда, начиная со времен Кромвеля, она не была самостоятельна в ведении свой политики, т. е., иначе говоря, никогда Англия с тех пор не вела политики только за свой счет и только ради своих интересов. Как бы ни было разительно быстрое увеличение мощи и границ Великобритании, в каком бы сиянии не представлялось величие и блеск ее государственности… все это в действительности было ни что иное, как нарочно и искусно созданный мираж для самообольщения одних и для обольщения других. За этим миражом скрывалась та сила, которая двигала политикой Англии в нужном ей направлении, создав из самой Англии не более, как свой авангард в давно уже задуманном походе на мир».

Барон Рауль де Ренне, «Тайный смысл нынешних и грядущих событий», 1931 г.

Восхождение к доминированию в финансовой сфере изобилует историями жесточайшей конкурентной борьбы, что не соответствует теории «единого еврейского заговора». «Наблюдатели», как выразилась Ханна Арендт, «делали очень неверное заключение, что еврейский народ является пережитком Средних веков, и не видели того, что эта новая каста совсем недавнего происхождения. Ее образование завершилось только в XIX в., и включала она в количественном отношении, вероятно, не более сотни семейств. Но поскольку они были на виду, то весь еврейский народ стали считать кастой». Возможно, к таким выводам их подтолкнуло то, что для реализации своих целей эта новая каста использовала в первую очередь соплеменников, что логично и не несет в себе элементов «теории заговора», но давало повод таким как французский писатель Луи Фердинанд Селин утверждать, что «евреи воспрепятствовали эволюции Европы к политическому единству, служили причиной всех европейских войн начиная с 843 г. и замышляли разрушить и Францию, и Германию, возбуждая их взаимную вражду» [1]. Но при этом нельзя не отметить, что путь к финансовой монополии привел к разорению в первую очередь конкурирующих финансовых структур соплеменников английского Абрахама Голдсмита, французского Ахилла Фулда, Дэвида Пэриша, и прочих ростовщиков Австрии [3] [17]. Описание этих экономических баталий не входит в рамки данной главы, однако суть их была такова: чтобы работать с Ротшильдами необходимо было становиться под «красную крышу».

«Классовое высокомерие появилось только тогда, когда установились отношения между государственными банкирами различных стран, а затем последовали браки между членами ведущих семейств, кульминацией же явилось образование международной кастовой системы, дотоле неизвестной в еврейском обществе».

Ханна Арендт, «Истоки тоталитаризма»

Противостояние в конкурентной борьбе факторов породило не просто «единую касту внутри единоверцев», а гораздо более сплоченную «международную кастовую систему» родственников, между которыми была совершена половина из 59 браков, заключенных Ротшильдами в XIX веке [19]. Дочь королевского придворного банкира Баварии и Пруссии сицилийского и австрийского генерального консула Карла Ротшильда вышла замуж за выходца из франкфуртской банковской семьи Максимилиана Гольдшмита, ставшего бароном Гольдшмитом– Ротшильдом [12].

Породнившемуся с дочерью Амшеля Ротшильда представителю старейшего английского рода, «цвету еврейской аристократии» Абрахаму Монтефиори (Montefiore) было предложено сменить фамилию на Ротшильд, чтобы быть допущенным к финансовым делам [3]. Позже почти монопольным уделом Монтефиори стала Австралия [17]. Брак Кальмана с Адельхейд Герц [3], будущей фавориткой неаполитанского короля [17], обеспечил Ротшильдом не только деловую, но и косвенную родственную связь с Оппенгеймерами, при этом каждый из браков повышал их аристократический статус, что являлось целенаправленной политикой:

«Ротшильды тщательно хранили чистоту своей крови. Из Франкфурта направлялась вся династическая «политика браков». Мужчины должны были жениться на девушках из отдаленных ветвей семейства, а девушки должны были, по возможности, выходить замуж за мужчин из аристократических семей».

Шевелев В. Н., «Двенадцать евреев, которые изменили мир»

Очередной раз они приподняли свой статус в 1814 году, когда породнились с Варбургами [20], семьей, чьи интересы тесно связаны с созданием Федеральной резервной системы США, ее первым главой стал Пол Варбург. Варбургами представители итальянской еврейской династии в XVI столетии стали, приехав в вестфальский городок Варбург из Болоньи. В 1798 году, братья Моисей-Марк и Герсон Варбурги основали в Гамбурге банк M. M. Warburg & Co, по сей день крупнейший частный финансовый институт Германии [21]. После того как сыновья Майер Амшель расселились по разным странам создавать будущую империю, старший сын со своим отцом переселился в пятиэтажный франкфуртский особняк, который они разделили с семьей другого банкира – Шиффа (Schiff) [22], который был одним из брокеров Ротшильда [23]. В 1873 году Ротшильды сопровождали сделку по приобретению Шиффом доли Куна в Kuhn, Loeb & Co, что стало возможным благодаря тому, что новый владелец женился на старшей дочери совладельца Kuhn, Loeb & Co Соломона Лейба (Solomon Loeb), Терезе. На его дочери, Фриде Шифф в свою очередь женился Феликс Варбург. А брат его, Пол Варбург женился на Нине, младшей дочери Соломона Лейбе [14] [24], чей папа был поставщиком пшеницы и вина из упомянутого гессенского города Вормс и въехал в США только в 1849 году [25].

На этом «американские» интересы Ротшильдов не оканчиваются: Огаст Шонберг (August Schönberg), еще один дальний родственник Ротшильдов через бабушку, с 18 лет служил личным секретарем Амшельда фон Ротшильда, а в 1837 году открыл отделение его банка на Кубе. В результате кризиса его собственная компания August Belmont & Co на Уолл-стрит скупала разорившиеся бизнесы американцев. Разбогатев, Шонберг ради престижности стал «Бельмонтом», вошедшим в историю председателем Национального комитета Демократической партии США, его же стараниями во время Гражданской войны финансировались северяне [26].

По откровенному признанию Бисмарка, «разделение Соединенных Штатов на равные по силе федерации было решено задолго до гражданской войны. Банкиры опасались, что Соединенные Штаты… перевернут их финансовое господство над миром и голос Ротшильдов в этом превалировал» [27]. В этой войне Ротшильды зарабатывали на обеих сторонах: лондонский банк финансировал северян, а парижский – южан, в результате чего государственный долг вырос с 64 844 000 долл. В 1860 г. до 2 755 764 000 долл. В 1866 г. [11]. Выплатить долги без потери суверенитета было не так просто, как писал английский публицист XIX века T. Дж. Даннинг про капитал: «… при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы» [28]:

«Все указывает на то, что Линкольн был убит из-за своей валютной политики. Линкольн нуждался в деньгах, чтобы финансировать гражданскую войну. Европейские банкиры во главе с Ротшильдом предложили ему ссуды, но по грабительски высоким процентным ставкам. Вместо того, чтобы взять в долг, Линкольн нашел другие средства финансировать военные расходы, используя полномочия государства».

Уильям Ф. Энгдаль, «Боги денег. Уолл-стрит и смерть Американского века»

Согласно биографу Ротшильдов Н. Фергюсону, соперники по Гражданской войне в США также не забыли аккуратно уничтожить переписку Ротшильдов 1854–1860 гг. [18], сохранилось лишь устное высказывание барона Джейкоба Ротшильд (Baron Jacob Rothschild) представителю США в Бельгии Генри Сэнфорду (Henry Sanford) по поводу погибших в Гражданской войне: «Когда пациент отчаянно болен, вы предпринимаете любые меры, вплоть до кровопускания» [20]. Новый виток «оздоровления американской экономики» придал кредит в размере 150 млн. долларов, выдача большей части которого была приостановлена в связи с требованием к Линкольну снизить стоимость правительственных бумаг на 25 %. В феврале 1862 г. Палата представителей приняла закон о государственном займе в 150 млн. долларов в виде государственных независимых от кредиторов бумаг, обязательных к приему как платежное средство. К марту 1863 г. хождение таких бумаг стало снижать оборот расчетов золотом, контролируемый Ротшильдами. Отказ от золота столкнулся с требованием, чтобы казначейские обязательства выпускались в виде процентных бондов, которые выпускались по цене 35 центов за доллар и конвертировались по курсу 100 центов после окончания войны [17].

Будущий граф Биконсфилд (Beaconsfield), Бенджамин Дизраэли (Benjamin Disraeli) на глазах которого разворачивались описанные события, был близким другом Лайонела Ротшильда, «которого он по традиции навещал в конце недели» [3]. Он, видимо, наслушался за обеденным столом такого, что взявшись за перо, написал два романа, в одном «еврейские деньги определяют взлет и падение дворов и империй и безраздельно господствуют в сфере дипломатии», а в другом он «разработал план еврейской империи, в которой евреи будут править в качестве строго обособленного класса» [1], вот только обособить который в период повсеместной ассимиляции станет для Ротшильдов отдельной задачей. «Чем больше он узнавал о хорошо налаженной организации еврейских банкиров в деловой сфере, а также о носившем международный характер обмене новостями и информацией, тем больше он убеждался в том, что имеет дело с чем-то вроде тайного общества, держащего – при том, что никто не знает об этом, – судьбы мира в своих руках», – пишет Ханна Арендт.

Завершением политики «факторов» стало то, что на сегодняшний день не только США, но практически все страны имеют внешний долг, совокупно представляющий собой астрономическую сумму, погашение которой не представляется возможной. В такой ситуации сами деньги уже не представляют собой никакого интереса. Интерес смещается сразу к источнику их появления: сырьевым ресурсам, контролю над производственными процессами и научно-техническому прогрессу. Однако такая ситуация сложилась не сразу, она складывалась постепенно.

«Из поставок продовольствия и одежды для армий и правительств вырастало новое еврейское занятие – продовольственной и хлебной торговлей, а также швейной промышленностью, в которой евреи вскоре завоевали заметное положение во всех странах».

Ханна Арендт, «Истоки тоталитаризма»

Джеймс Ротшильд официально управлял деньгами бельгийского короля Леопольда I [3], в 1876 при финансовой поддержке известных банкиров его сын, Леопольд II учредил организацию, которая меняя названия, станет Международной Ассоциацией по Конго (Association Internacional du Congo), по достоинству оценившей ресурсы поймы реки Конго [29]. В 1885 году Берлинская «Африканская» конференция, собранная согласно ее официальному акту «заботясь… о способах к поднятию нравственного и материального благосостояния туземных народонаселений» [30], учредила «Свободное государство Конго» (фр. Etat independant du Congo) с флагом, выполненным в желто-синих династических цветах Ротшильдов и со своим сувереном в лице Леопольда II, Ассоциация которого подпишет 450 договоров с вождями, ни слова не понимающими в их текстах, смысл которых сводился к тому, что они передают всю свою территорию и ресурсы Международной Ассоциации и обязываются обеспечивать их рабочей силой. Основным ее ресурсом тогда был каучук, произраставший на половине территории Конго. По мере последовательного изобретения прорезиненных плащей, обуви, шин, цена на него постоянно росла, что обеспечило появление «Anglo-Belgian India Rubber and Exporation Company» (A.B.I.R). Французское слово «caoutchouk» происходит от индейского «дерево, которое проливает слезы», что для Конго звучит пророчески [29]. Компании в Конго брали на себя также функции административного управления и принуждения. Выглядело это так: наемники фирм и Force Publique входили в деревню, забирали женщин и детей в заложники и устанавливали непомерные нормы сбора каучука, за невыполнение которых следовали массовые экзекуции с отрубанием рук. Как писал в своих мемуарах комиссар Экваториального дистрикта Шарль Лемэр: «Если вы хотите собирать в дистрикте каучук, тогда придется рубить руки, носы и уши».

Исследование А. Тюрина описывает, как за отказ от обеспечения компании рабочей силой, носильщиками или продовольствием следовало тотальное истребление деревни, «целевой» расход патронов подтверждался отрубленными кистями, консервируемыми для отчетности [31]. Таким образом, стоимость производства каучука была практически нулевой, доставка в Антверпен обходилась 1,35 бельгийского франка, а продавался он уже по 10. Прибыли всех каучуковых компаний в Конго между 1890 и 1904 выросли в 96 раз, составив для «Anglo-Belgian India Rubber and Exporation Company» 700 процентов в 1897 году, за 6 лет (1892–1898) стоимость ее акций выросла в 30 раз. Разбогатевший к 1908 году на 95,5 млн. золотых бельгийских франков Леопольд [29], которого тесть, австро-венгерский император Франц Иосиф звал «маклер в короне», в деле «контроля над народонаселением» участвовал дважды: зарабатывая на поставках в Европу каучука, шедшего на производство средств контрацепции [32] и освобождая от населения территорию Конго. Побывавший в 1899 году в Конго английский путешественник вспоминал: «Когда я бегло исследовал местность, то видел скелеты, повсюду скелеты». Миссионер в 1910 году не обнаружил в районе Маи-Ндомбе детей, рождение которых пришлось бы на расцвет каучукового бума, женщины вытравливали плод, чтобы быть способной быстро бежать от солдат. Официальная комиссия Бельгии определила, что за два поколения население сократилось в половину [31]. В 1924 году статистика насчитала в Конго 10 млн. жителей, комитет колониального законодательного органа Congres nacional colonial заявил: «Опасность состоит в том, что наше туземное население однажды может коллапсировать и исчезнуть, мы стоим перед своего рода пустыней» [29]. Обеспокоенность была вызвана отсутствием рабочей силы, необходимой для эксплуатации открытых природных ископаемых провинции Катанга, медь, золото и серебро которой досталось фирме Comite Special du Katanga, найденные в 1907 году алмазы – Societe Internacional Forestiere et Miniere du Congo (Forminiere) (в 1945 году компания, сохраняя монополию De Beers, производила три четверти промышленных алмазов, тайно снабжая ими Третий рейх), найденный в 1922 году уран – Union Miniere de Haut Katanga. В 1928 году компании объединились в конгломерат Societe Generale de Belgique, контролировавший 70 % хозяйства Конго [31]. В 1940 году, видимо не дожидаясь применения расовых законов, глава компании Эдгар Сенжье уехал из Бельгии в США, а его компания снабжала ураном в течении Второй мировой и немецкий «Projekt U» и американский «Project Y» [33] [34].

В 1937 Mission d'Immigration des Banyarwanda (MIB) начала принудительно переводить в обезлюдившие районы Конго в качестве рабсилы семьи из племени хуту из Руанды для работ на предприятиях Union Miniere de Haut Katanga, а параллельно создавала очаги будущих этнических конфликтов. Каждый конголезец носил персональный идентификационный документ, в котором была отмечена его «этничность». Идентификационные карты породили трайбалистские группировки – люди группировались по принципу одинаковых идентификаторов в документах, откуда и начались первые этнические столкновения. Долгое время самостоятельное перемещение по дорогам Конго было запрещено, действовал комендантский час [31]. До середины прошлого века Union Miniere был мировым монополистом урановой руды – 80 % и производства кобальта – 80 % [35], даже российский «Норильский Никель» кобальтом торгует через его структуры [36]. Родилась компания, занимающаяся мировыми разработками меди, олова, кобальта, цинка, кадмия, вольфрама, радия в 1906 году с освоения медных рудников Конго, где в 1922 году обнаружили еще и залежи урана [37]. До середины прошлого века уран добывался силами местных жителей, по условиям контракта не имевших права покидать огражденную колючей проволокой территорию. Контракт с ними заключался на длительные сроки, но не более девяти лет, после которых рабочий становился инвалидом [35].

Гражданская война в США породила целое поколение космополитичных new-факторов: Дюпоны и DuPont весь XIX век специализировались на одном товаре – порохе [38], на поставках провианта обеим враждующим сторонам гражданской войны разбогател Джон Рокфеллер, приобретя совместно с М. Кларком и С. Эндрюсом в 1863 году первый завод по производству керосина Excelcior Works [39]. Рокфеллеровская Standard Oil, US Steel Эндрю Карнеги (Andrew Carnegie) и железные дороги Эдварда Гарримана финансировались Kuhn, Loeb & Co. [40]. В 1862 году молодой Джон Морган за взятку в 300 долларов решил лично в войне не участвовать, но таки и не абстрагироваться от нее окончательно: они с отцом Джулиусом, совладельцем английского банка Peabody, Morgan & Co. поставляли северянам оружие [41].

Ранее ротшильдовские двоюродные братья Ламберт создали Drexel & Company в Филадельфии [40], в 1871 году представлявший интересы компании Энтони Джей Дрексел и Джон Пирпонт Морган основали коммерческий банк Drexel, Morgan & Co., через который в США поступали инвестиции из Европы [41], так появились подразделения Morgan Grenfell в Лондоне и Morgan et Ce в Париже [40].

В свое время контроль над коммуникациями обеспечил восхождение «факторов» на исторический Олимп, поэтому и теперь Ротшильды являлись основными застройщиками железных дорог в мире. Это было весьма выгодным делом, собрав во Франции 60 млн. франков с вкладчиков, они ежегодно получали 2,4 млн. прибыли, из которых самим вкладчикам доставалось лишь 4000 франков в виде дивидендов [17]. Ведущий застройщик США New York, New Haven & Hartford Railroad Company был совместным владением Морганов и Ротшильдов, которым принадлежал 81 % акций. В 1902 году под контролем компаний Джона Пирпонта Моргана находилось 70 % стальной промышленности США и 60 % железнодорожных компаний [41].

Переход промышленности, и что более важно научно-технического потенциала под контроль банков происходил и в Европе. Августовской ночью 1886 года на свет появилась первая в мире бесшовная труба, которую запатентовали Райнхард и Макс Маннесман. Кредитовать дорогостоящий запуск бесшовных труб в серийное производство взялся банк Handels-Gesellschaft, основанный Карлом Фюрстенбергом (Carl Fuerstenberg) и Bank fuer Handel und Industrie Абрахама Оппенгейма. Однако прекращение инвестиций привело к ликвидации фирмы Маннесманов, и производство досталось фирме, подконтрольной Deutsche Bank [42] [43].

Позднее профинансированная Морганом New York Central Railroad совместно с Kuhn, Loeb & Co обеспечивали рокфеллеровской Standard Oil льготные тарифы по перевозкам, позволяющие ей добиваться монополии [41]. Во Франции партнерами Дж. П. Моргана является банк Lazard Freres, принадлежащий семьям Лазар и Давид-Вейль (David-Weill), выходцам из старинных генуэзских банковских сословий [44]. Lazard Freres являлся банком, обслуживающим Royal Dutch Shell и принявшим непосредственное участие в создании Banque Worms et Cie [45], владельцы которого также были связаны с Ротшильдами. Жаннетт Ротшильд (Schönche Jeannette Rothschild) вышла замуж за, видимо, выходца из упомянутого гессенского города Вормс Бенедикта Вормса (Benedikt Moses Worms) еще в конце восемнадцатого века [46]. Основатель банка Worms Ипполит Вормс построил свой бизнес на контрактах по перевозке нефти Royal Dutch Shell [45]. Обеспеченные J. P. Morgan & Co инвестиции европейских банков участвовали в запуске таких компаний как DuPont, AT&T, General Motors и General Electric [40]. Видимо, со стремлением к монополизации связана унификация «general» в названиях компаний принадлежащих Ротшильдам, от банка Societe Generale [47], в торговом знаке которого можно обнаружить символичность той самой «красной крыши» и до консорциума Societe Generale de Belgique, стремящегося к монопольному владению богатейшего сырьем Конго.

Следуя броделевской фразе «капитализм – враг рынка», сформировавшиеся в новый класс гипербуржуазии «придворные факторы» взялись строить «свободный рынок», передавая его под контроль собственных монополий. Первым примером стали месторождения ртути в австрийской Идрии и Испании, как пишет Ф. Мортон: «Вскоре Ротшильды стали монополистами в области добычи ртути – теперь цену на этот металл они могли устанавливать по собственному желанию» [3], как и положено, цена на ртуть взлетела [17].

Примечательной историей банкротств является то, как в 1832 году папа Григорий XVI наградил Карла Майера барона фон Ротшильда орденом Спасителя за шестнадцатимиллионный кредит, выданный в 1831 году, чем обеспечил себе возможность продления кредитной линии с очередным траншем в 1837, еще 2,16 млн. франков папский двор (Papal States) запросил в 1845 г, в 1850 году папе Пию IX понадобилось уже 50 млн. швейцарских франков [12] [48], а в 1882 году группа Ротшильдов целенаправленно разорила Catholic Union General [1], видимо, чтобы у Ватикана больше не осталось финансовой альтернативы.

Крупным инвестором в железные дороги США был также банк Philipp Speyer and Co, филиал европейского Lazard Speyer-Elissen, заработав капитал на кредитовании США во время гражданской войны, он осуществлял сделки на территории Кубы и Мехико во взаимодействии с Deutsche Bank [42].

В бесконечных международных состязаниях суверенитет перетекал в карманы кредиторов вместе с процентами по кредитным обязательствам. В этой ситуации проиграть могли армии, но не кредиторы, независимо от исхода сражений должниками оставались и победители, так как для снаряжения армии брали в долг, и проигравшие, так как одалживали для выплаты контрибуций. Примером могла бы стать история Греции, которая в 1889 году получила очередной заем в 135 млн. франков, назначением которого было погашение процентов предыдущих займов. Размещением ссуды занимались банк Antony Gibbs & Sons из Лондона и S. Bleichröder Bank – официальный партнер Ротшильдов с начала века. Через год Греции выдали еще один кредит размером в 89 875 тыс. франков для строительства железной дороги от Reichsbank и C. J. Hambro & Son (будущий лондонский Hambros Bank), основанный выходцем из еврейской семьи Карлом Хамбро (Calmer Joachim Hambro). В конце концов, общая задолженность дошла до 570 млн. франков и в 1893 году Греция обанкротилась. Шанс отыграться провалился через четыре года, когда проигрышем закончилась война с Османской империей, оружие которой поставляли заводы Круппа, и теперь грекам предстояло еще и выплатить контрибуцию, вопрос о которой решался шестью европейскими державами, для чего в стране с 1898 года был установлен международный финансовый контроль.

В Османской империи, стране-победительнице, международный финансовый контроль был введен изданием Мухарремского декрета еще раньше, в 1881 году, а на приобретение оружия ей дал кредит в размере 30 млн. марок Deutsche Bank [49] [50] [51]. Помимо него в этой войне выиграла еще фирма «Норденфельдт» и ее знаменитый представитель Базиль Захаров, продавший подводные лодки согласно принципу, которым он похвастался французской газете: «Я специально разжигаю войны, чтобы иметь возможность продавать оружие обеим враждующим сторонам». Этот «оружейный барон» с абсолютно закрытым прошлым (когда в венском военном министерстве поинтересовались его прошлым, личное дело оказалось пустым), сумел получить 300 орденов от правительств различных стран [52].

В 1881 году банк Disconto-Gesellschaft при участии S. Bleichröder Bank и английского NM Rothschild & Sons основали банковский консорциум, размещающий румынские займы для вооружения румынской армии, строительства крепостей и развития путей сообщения. При этом Румыния принимала обязательство закупать в Германии различные материалы, что способствовало подчинению экономики страны германскому капиталу.

Финансы страны оказались в зависимости от германского денежного рынка, на котором в 1895 г. было размещено 3/5 всех иностранных займов Румынии, в связи с чем российский посланник Фонтон отмечал, что германские банкиры уже завладели большинством румынских ценных бумаг, а Disconto-Gesellschaft «в продолжение нескольких десятков лет» относится к Румынии, «как к дойной корове» [50].

««Дойче банк» (Deutsche Bank). Формально банк немецкий (крупнейший в Германии), но де-факто – международный, причем находится под контролем Ротшильдов» [53].

Валентин Катасонов, доктор экономических наук, профессор кафедры международных финансов МГИМО

В другом источнике говориться, что Deutsche Bank контролируют Варбурги [20], формально банк был основан Г. Сименсом (G. Siemens), чей родственник основал известный бренд в области радиоэлектроники, Людвигом Бамбергером (Ludwig Bamberger), выходцем из еврейской общины г. Майнца (Mainz) [54] [55] и его соплеменником Германом Маркузе (Hermann Markuse) в 1870 г. Постепенно в XXI веке Deutsche Bank поглотил учрежденный Давидом Хансеманном (David Hansemann) Disconto– Gesellschaft [42] и оппенгеймеровский Sal. Oppenheim [10]. Свидетельством уровня и принадлежности банка служит то, что он участвует в ежедневном определении цены на золото совместно с банками Scotia Mocatta, Barclays Capital и Societe Generale [18].