Текст книги "Р: Малое стихотворное собрание. Том 2"

Дмитрий Александрович Пригов
Р: Малое стихотворное собрание. Том 2

Рутина

«Я всю жизнь свою провел в мытье посуды…»

 
Я всю жизнь свою провел в мытье посуды
И в сложении возвышенных стихов
Мудрость жизненная вся моя отсюда
Оттого и нрав мой тверд и несуров
 
 
Вот течет вода – ее я постигаю
За окном внизу – народ и власть
Что не нравится – я просто отменяю
А что нравится – оно вокруг и есть
 

«Килограмм салата рыбного…»

 
Килограмм салата рыбного
В кулинарьи приобрел
В этом ничего обидного –
Приобрел и приобрел
Сам немножечко поел
Сына единоутробного
Этим делом накормил
И уселись у окошка
У прозрачного стекла
Словно две мужские кошки
Чтобы жизнь внизу текла
 

«Опять у милого окошка…»

 
Опять у милого окошка
Сижу как маленькая кошка
Головкой круглою верчу
И ничего ведь не хочу
Такого, чтобы запредельного
Чтоб, скажем, в мировом масштабе
Иль, скажем, в генеральном штабе
Но скромного хочу и дельного
Сто рублей хочу
 

«Вот устроил постирушку…»

 
Вот устроил постирушку
Один бедный господин
Своей воли господин
А в общем-то – судьбы игрушка
 
 
Волю всю собравши, вот
Он стирать себя заставил
Все дела свои оставил
А завтра может и помрет
 

«Вот стираю белье я, известно…»

 
Вот стираю белье я, известно
А на улице страшный мороз
Или умер там кто-то известный
А вот стирка выходит не лучше
Да и стирка выходит не хуже
Точно так же – ведь вот в чем вопрос
Не ко времени может мороз
Иль не вовремя там умирают
Или как-то не так я стираю
Надо как-то иначе, всерьез
Чтобы в стирке весь мир помещался
Колебался бы в ней, отражался
Оживлялся – ведь вот в чем вопрос
 

БАНАЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ на экологическую тему

 
Страсть во мне есть такая – украдкой
Подъедать (неизвестно – на кой?)
Колбасы двухнедельной остатки
Как домашний стервятник какой
 
 
Но ведь это же, скажем, что дар
В смысле общем и боле невнятном –
Я есть, скажем, что жизни стервятник
Скажем, жизни я есть санитар
 

«Как зверь влачит своей супруге…»

 
Как зверь влачит своей супруге
Текущий кровью жаркий кус
Так я со связочкой моркови
С универсама волокусь
Еще лучок там, может репка
Картошечки пакетик-два
Еще бутылочка там крепкой
Чтоб закружилась голова
 

«В полуфабрикатах достал я азу…»

 
В полуфабрикатах достал я азу
И в сумке домой аккуратно несу
 
 
А из-за прилавка совсем не таяся
С огромным куском незаконного мяса
 
 
Выходит какая-то старая блядь
Кусок-то огромный – аж не приподнять
 
 
Ну ладно б еще в магазине служила
Понятно – имеет права, заслужила
 
 
А то – посторонняя и некрасивая
А я ведь поэт, я ведь гордость России я
 
 
Полдня простоял меж чужими людьми
А счастье живет вот с такими блядьми
 

«Вот придет водопроводчик…»

 
Вот придет водопроводчик
И испортит унитаз
Газовщик испортит газ
Электричество – электрик
 
 
Запалит пожар пожарник
Подлость сделает курьер
Но придет Милицанер
Скажет им: Не баловаться!
 

«Ужас весь цивилизацьи…»

 
Ужас весь цивилизацьи
Эта теплая вода
Отключают вот когда –
Некуда куда деваться
Или вот канализацью
Отключают вот когда
Деревенский, скажем, житель
В огород к себе бежит он
Ну, а скажем городскому
Безутешному какому
Так куда ж бежать скорбя
Разве что вовнутрь себя
Во внутреннюю жизнь
 

«И все-таки она приятна – жизнь…»

 
И все-таки она приятна – жизнь!
Как легкий запах-привкус чеснока
Сквозь груды обжигающего мяса –
Губительное прибавленье!
Она уютна, словно ухо зверя,
Большого зверя лакомое ухо
В щекотке, в завитушках, в духоте.
В ней все про нас – и боль, и придыханье,
И всхлипы, и в подушку утыканье,
И умиранье пульса – тик-тик-тик.
 

«Сыро-мокро поутру…»

 
Сыро-мокро поутру
Только лишь глаза протру
Вспоминаю: мне бежать
Надо бы, а я лежать
Остаюсь и рассуждаю:
А что, если опоздаю
Часа на два, на три? –
Ничего ведь катастрофического
      не случится
 

«Какой-то дикий и небритый…»

 
Какой-то дикий и небритый
С утра бегу на встречу с кем-то
Как-то немыслимо одетый
Во что, не разобрать, обутый
Бегу, бессмысленно моргаю
Естественно, что пробегаю
Мимо
Места встречи
 

«Я ехал, прямо от усталости…»

 
Я ехал, прямо от усталости
На заднем засыпал сиденье
И видел странное виденье –
Мне вдруг внезапно показалось
Привиделось меня внутри
Что я уже на две, на три
Остановки
Дальше, чем мне нужно
Очнулся – нет, на одну остановку ближе
 

«За тортом шел я как-то утром…»

 
За тортом шел я как-то утром
Чтоб к вечеру иметь гостей
Но жизнь устроена так мудро –
Не только эдаких страстей
Как торт, но и простых сластей
И сахару не оказалось
А там и гости не пришли
Случайность вроде бы, казалось
Ан нет – такие дни пришли
К которым мы так долго шли –
Судьба во всем здесь дышит явно
 

«Стремительным смелым набегом…»

 
Стремительным смелым набегом
Почти скандинавским варягом
Иль Игорем, скажем, Олегом
Иль крейсером поздним Варягом
Я их налетаю и бью
В отличье от прочих таранов
Я их в то же время люблю
Родных моих тараканов
Единственных
 

«Свет зажигается – страшный налет…»

 
Свет зажигается – страшный налет
На мирное население
Кто налетает? и кто это бьет?
Вечером в воскресение?
 
 
Я налетаю и я это бью
Скопище тараканов
Громко победные песни пою
Воду пускаю из крана
 
 
Милые, бедные, я же не зверь!
Не мериканц во Вьетнаме!
Да что поделаешь – это, увы
В нас, и вне нас, и над нами
 

«Мама временно ко мне…»

 
Мама временно ко мне
Въехала на пару дней
Вот я представляю ей:
Это кухня, туалет
Это мыло, это ванна
А вот это тараканы
Тоже временно живут
Мама молвит неуверенно:
Правда временно живут? –
Господи, да все мы временны!
 

«Маршал старше адмирала…»

 
Маршал старше адмирала
А адмирал – полковника
Маша платье замарала
Кровью
Да тихо так, толковенько
Застирала
Никто и не заметил
Да и не удивительно – ей лет уж за 40
Вдовица
 

«Природной нежности полна…»

 
Природной нежности полна
Взирает женщина на мужа
А он сидит, как вол натужен
Пред ним стоит обильный ужин
Он пьян от водки и вина
Ты скажешь твердо: Вот она –
Картина мирной жизни!
А я отвечу: Ужас! Ужас!
Ужас!
 

«Меня убили при разборке…»

 
Меня убили при разборке
Я честный был, я брал не больше
Процентов двадцати с палатки
За это вот меня убили
При разборке
Они ж процентов сорок пять
Хотят с каждой палатки брать –
Это не дело
Да что я теперь могу им мертвый возразить
 

«В немецком старом городке…»

 
В немецком старом городке
В глубинке
Среди готических построек
В безумно жаркий летний день
Домой, в тенистый сад пробраться
И вздохнуть
И черной строгой униформы
Снять сапоги и китель потный
В саду на стул плетеный бросить
И вымолвить:
О, Господи, сколько работы!
Скорей бы осень
И в отпуск
 

«Какое лето – скука, зной…»

 
Какое лето – скука, зной
Детей на дачах мучат тети
И шмель на бреющем полете
Неимоверный, черный, злой
Впивается мгновенно в бровь
И
Мертвецки леденеет кровь
Среди пылающего зноя
 

«Подкрапывает мелкий дождь…»

 
Подкрапывает мелкий дождь
Выходит седенькая крыса
Живешь? – Живу! – Чего-то ждешь? –
Да нет вот, баночку кумыса
Откушала – славный напиток!
А то чего-то вот от пыток
Подустала
Совсем старая уже
 

«Вон там вот воздух, вон там водичка…»

 
Вон там вот воздух, вон там водичка
Вон там вот братик, вон там сестричка
А там земличка чего-то взрыта
А наверно чего зарыто –
Трупик, наверное
 

«Вон там хозяйство, там экономика…»

 
Вон там хозяйство, там экономика
Там эффективность, там рейганомика
Вон там вот доллар, а там вот рублик
А там зарыт вот какой-то трупик
Бесхозный
 

«Припомнится заросший пруд…»

 
Припомнится заросший пруд
И одинокая корова
И пьяненький, как будто пуд
На каждом сапоге кирзовом
Тащит
И рок тяжелый на селе
Там, в центре – там повеселей
Наверное
 

«Посыпал снег, выходит дворник…»

 
Посыпал снег, выходит дворник
На это чудо посмотреть
Он месяц прожил как затворник
В сторожке созерцая смерть
И завораживая жало
Ее – да вот, не удержала
Сторожка
Дворника
 

«Круто кверху забирает…»

 
Круто кверху забирает
Досточтимый самолет –
Ваш стремительный полет
Беспримерно поражает! –
Да кого тут поражать
Просто вот летаю, блядь! –
Профессия такая
 

«Давай, научим мертвецов…»

 
Давай, научим мертвецов
Жить по обычному порядку
С утра пойдут, вскопают грядку
Потом щекочущих квасцов
К порезу рваному приложат
И так пойдет, и так умножат
Собой
Жизнь
 

«Обычный легкий летний вечер…»

 
Обычный легкий летний вечер
На кухне не включают свет
Еще одиннадцати нет
Вдали ребенок чей-то плачет
И голос матери воркующий
Так неразборчив…. посижу еще
Часок-другой
И спать
 

БАНАЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ на тему свободы

 
Только вымоешь посуду
Глядь – уж новая лежит
Уж какая тут свобода
Тут до старости б дожить
Правда, можно и не мыть
Да вот тут приходят разные
Говорят: посуда грязная –
Где уж тут свободе быть
 

Рай

«В небе после променада…»

 
В небе после променада
Две прозрачные монады
Из наиважнейших, видимо
Вдруг застыли надо мной:
Что, возьмем его с собой? –
Послышалось
Я забился, словно мышь –
Что ж ты, глупенький, дрожишь?
Во спасение твое
Ведь! –
Не знаю! не знаю! в Библии вы не указаны!
 

«Вот души основных народов…»

 
Вот души основных народов
Собрались вместе в небесах
И порешили там за всех
Как жить им средь людей-природы
 
 
Немецкая душа сказала:
Мне жизни мало, смерти мало
А мериканская сказала:
Мне смерти много, жизни мало
Китайская что-то сказала
И что-то русская сказала
И порешили, а напротив
Вторая русская стояла
Душа и ровно все напротив
Говорила
 

«Ой, у речки на краю…»

 
Ой, у речки на краю
Маленький пивной приют
Ой!
Прямо лучше, чем в раю! –
А чем же лучше, чем в раю? –
А там пива не дают! –
И вправду
 

«Вот мороз, а вот те солнце…»

 
Вот мороз, а вот те солнце
Вот те ворон-воронок
Тело мерзлого армейца
Даже ворону не впрок
 
 
Ой ты мерзлый конармеец
Нынче ангел жарких стран
Как оттуда те виднеется
Все, что тут ты настарал
 

«Старушка думает о счастье…»

 
Старушка думает о счастье
И беспрерывно курит, курит
Почти испепеленной гурией
Так кашляет – прямо на части
Свой разрывает организм
Так что в грядущий парадиз
Рай, в смысле
Какая-нибудь из них непременно долетит
 

«Ах, кабы не было бы снега…»

 
Ах, кабы не было бы снега
Ветер бы не завывал
А всяк виновный, как Сенека
Добровольно б умирал
В теплой ванне, чистый-гордый
Господи, вот был бы город
Райский
 

«Есть упоение в бою…»

 
Есть упоение в бою
С штыком у бездны на краю
Или с ракетой у бездны на краю
С нейтронной бомбой на краю
Как бы уже в раю
 

«А что нам смерть, когда Небесной Силой…»

 
А что нам смерть, когда Небесной Силой
Мы от нее охранены надежно
И даже в виде подвига и смерти
Нам с нею все равно не умереть
Ну, там умрем как греки, как евреи
Как русские, ну – вымрем как народы
Физически, психически, соцьяльно
Как хомо сапиенс и как перво-Адамы
И будем налегке торжествовать
 

«Мы снова встретимся с тобой…»

 
Мы снова встретимся с тобой
Лишь в той стране, стране отцов
Где ангел шумных мертвецов
По-своему, шумных
С руки, словно цыплят крупой
Белого отдохновения
Кормит
И мы лицом лица коснемся
Узнаем вдруг и отшатнемся
Опознавши друг друга
 

«Хорошо иметь много денег…»

 
Хорошо иметь много денег
Купишь себе все Беляево
Посмотришь по сторонам –
И не найдешь себе нигде места
Кроме как
В небесном Беляево
А оно – вот оно
 

«Хорошо иметь много денег…»

 
Хорошо иметь много денег
Приходят, убивают
Лежишь
Смотришь –
Кругом Беляево
Хорошо!
 

«На том свете по идее…»

 
На том свете по идее
Нам несложно будет жить
Мы уж ко всему привыкшие
Да и от всего отвыкшие
Вот в раю сложнее жить –
Им ведь надо дорожить
По идее
 

Рок

«Да, время – сумчатый злодей…»

 
Да, время – сумчатый злодей!
То есть оно с огромной сумкой
Куда сбирает всех людей
Всех умных и всех недоумков
 
 
А мы-то самых недоумков
И не считали за людей
Но всех уравнивает сумкой
О, время – сумчатый злодей!
 

«И надо же тому случиться…»

 
И надо же тому случиться,
Что женской лаской наповал
Я был подстрелен, словно птица,
И в сумасшедший дом попал.
 
 
Она же выстрела отдачей
Вся вздрогнула и чуть не плача
Не видя света впереди,
Шла с рваной раной посреди.
 

«На фоне белоснежных гор…»

 
На фоне белоснежных гор
Сидят в саду, играют в карты
Судьба раскидывает как-то
Что-то не так – меж ними спор
Возникает
Один другого убивает
И горы важные кивают
Согласно
Белыми головами
 

«Вода из крана вытекает…»

 
Вода из крана вытекает
Чиста, прозрачна и густа
И прочих качеств боле ста
Из этого что вытекает? –
А вытекает: надо жить
И сарафаны шить из ситца
И так не хочется, скажи
За убеждения садиться
А надо
 

«Дяденька, дяденька, что здесь происходит…»

 
Дяденька, дяденька, что здесь происходит?
Ах, детонька, детонька, вам этого
     не понять.
Здесь человек навсегда уходит,
На него уже не прикрикнуть, ничего
     уж у него не отнять.
Дяденька, дяденька, кто же
     этот счастливчик?
Ах, детонька, детонька, не увидите
     вы его.
Пока мы здесь с вами болтали,
Почвой, землею засыпали его.
 

«Дети мамочку встречают…»

 
Дети мамочку встречают
Из далеких-дальних стран
Тихо-молча привечают
Вид их несказанно странн
Молчаливых
Даже со слезами страха
На лице – так в виде праха
Мамочка-то
Возвратилась
 

«Вот букашка по руке мальчика ползет…»

 
Вот букашка по руке мальчика ползет
Который вырастет, окончит школу
     в Университет пойдет
Где будет слушать лекции московского
     профессора Рубинштейна
Излагающего взгляды великого
     Альберта Эйнштейна
В чем-то схожие с мыслями великого
     древнего индуса Шанкары
Чей друг повинуясь неумолимым
     законам Кармы
За свои грехи в одном из будущих рождений
     букашкой станет жить
     и вот –
По руке мальчика ползет
 

«Обрыв обрывался и вниз уходил…»

 
Обрыв обрывался и вниз уходил
Где с ложечки я таракана кормил
Он сил набирался и молча твердил:
Постой, наберуся положенных сил
Добром отплачу! – А на что мне добро?
Подкормишься, значит, чуток – и добро
И прикончу
 

«Я огляделся вкруг себя…»

 
Я огляделся вкруг себя –
Туда, сюда, напротив –
Кто в этом мире за меня
Кто в этом мире против
Кто за меня, кто против
Вот этот лес – не за меня
Ни за меня, ни против
Вот эти посреди небес –
Ни за меня, ни против
Вода, трава, зола и лес –
Ни за меня,
Ни за меня, ни против
Ни за меня, ни против
Они живут напротив
Вот этот пес – он за меня
Вот этот пес – он против
Жена и сын – те за меня
Чужие жены – против
Я сам – я тоже за себя
Хоть и немного против
Как те трава, зола и лес
Которые напротив
Я крикнул: Эй! Кто за меня?
Вперед! Нам Бог поможет!
Мы победим! Кто за меня?
Но и погибнем тоже.
Как те трава, зола и лес
Как эти посреди небес
Которые не против
 

«В чистом поле я гуляла…»

 
В чистом поле я гуляла
Да на травку прилегла
А пока тело отдыхало
Я на время перешла
В синеглазую кукушку
Полетела – прилетела –
Нету тела на опушке
Волки съели мое тело
А может, где скитается
Без меня, может с китайцем
Каким
Живет
 

«Сакуры ветка в окно госпитальное…»

 
Сакуры ветка в окно госпитальное
Тянет безмолвно живые цветы
Только при отблеске света летального
Все обретает иные черты
 
 
Нет уж счастия недостижимого
Все достижимо как память и путь
Вот на коляске везут недвижимого
Тканью прикрытого! дайте взглянуть!
не дают
Не понимают
 

«Я верю, мне жизнь улыбнется…»

 
Я верю, мне жизнь улыбнется
Румяным голландским лицом
Не щас – так когда там придется
Хотя бы уж перед концом
 
 
И взявши под ручку как дусю
С седьмого сведет этажа
А там уже сам не спеша
На семь этажей углублюся
В землю
 

«Жизнь не то чтобы кончается…»

 
Жизнь не то чтобы кончается
Иль наоборот – горит
Но живет и утончается
Став прозрачною на вид
 
 
Сквозь нее уже виднеется
Тустороннее житье:
То чего-то там зазеленеется
То чего-нибудь еще
 
 
Я иду по самой кромочке
Безутешно одинок
Снизу ль, сверху ль кликнут: Димочка –
Может, мама, может, Бог
 

«Она явилась в семь утра…»

 
Она явилась в семь утра
Белая
В моей палате госпитальной
Как ласковое испытанье
И говорила мне: Пора!
 
 
А за окном был дивный май
В немецкой ласковой округе
Уже? – я спрашивал в испуге
Она в ответ смеялась: Найн!
Найн! – смеялась она –
Пока
 

«Дитя уже совсем не ест…»

 
Дитя уже совсем не ест
Немного пьет, глядит в окошко
И серую там видит кошку
Она, наверное, и есть –
Думает дитя –
Предсказанная мне намедни
Живая Смерть! – но кошка медлит
Почему-то
 

«Среди завалов и сугробов…»

 
Среди завалов и сугробов
В невидном домике живет
Дитя и с ним огромный кот
Неразговорчивый, и оба
Ждут, к кому первому придет
Смерть расторопная – она
Приходит, но на них одна
Общая
 

«Вот юноша подходит к гробу…»

 
Вот юноша подходит к гробу:
Прощай! – он гробу говорит
А тот вдруг хвать его за оба
Да и с собою в гроб тащит
 
 
Тут юноша томиться, рваться
А что томиться! что метаться!
Срок неминуймый подойдет –
Еще не всякий и возьмет
К себе
 

«Бедный мишка горько плачет…»

 
Бедный мишка горько плачет
Все забыли про него
Бросили, а пред него
Что-то страшное маячит
Мишка глазки грязной лапкой
Трет припухшие – мой сладкий
Это ж смерть твоя лохматка
Не признал, что ли
 

«Берет футбольный мяч осклизлый…»

 
Берет футбольный мяч осклизлый
И гонит в сторону ворот
А сверху на него народ
Глядит и мучается мыслью
Не менее осклизлой:
Дойдет ли, бедный? – А ты сверься
в книгу судеб – какая версья
Там прописана
Что попусту-то мучиться
 

«Роза молвит соловью…»

 
Роза молвит соловью!
Соловей, мой ай лав ю
 
 
Соловей безумн и тих
Молвит: их – мол – либе дих
 
 
Но над ними кто-то острый
Говорит им: Дранг нах остен
 
 
А вверху совсем другой
Незаметною рукой
Отмеряя меру лиха
Говорит всем: Тихо…. тихо….
 

«Я долго буду жить в народе…»

 
Я долго буду жить в народе
И буду знать: вот здесь народ
Потом буду лежать в природе
И будет греть меня природ
Народу странной я породы
Природ ж плевал на мой пород
Плевал он и на мой народ
Он жив ему наоборот
 

«На счетчике своем я цифру обнаружил…»

 
На счетчике своем я цифру обнаружил –
Откуда непонятная взялась?
Какая мне ее прислала власть?
Откуда выплыла внаружу?
Каких полей? какая птица?
Вот я живу, немногого хочу
Исправно, вроде, по счетам плачу
А тут такое выплывет –
     что и не расплатиться
 

«В моем дворе жил некий Жаба…»

 
В моем дворе жил некий Жаба –
Кличка такая
Прямо неистовый злодей
Губил безжалостно людей
Но
Соседей он не трогал, дабы…
Дабы…
Уж даже и не знаю, почему
И вот однажды в вечерок
Расслабленный себе гуляю
Иду и нечтое встречаю
Гляжу: Что, Жаба-старичок
Жизнь не удалась?
 

«Беспамятн по квартире бродит…»

 
Беспамятн по квартире бродит
И мимо унитаза мочится
Уже ни имени, ни отчества
Не помнит и безвреден вроде
Абсолютно
А уж какой был хват-злодей
По прозвищу Василь-Индей
Я-то помню
Со времен детства моего убогого
 

«Возьмем себе закусочки…»

 
Возьмем себе закусочки
И теплого пивка
Усядемся на воздухе
И станет жизнь легка
 
 
Потом в машину светлую
Запрыгнем и пошли
По вольну-вольну ветру мы
Летим-летим – нашли
Нас
Только через несколько недель
 

«Где нынче только террориста…»

 
Где нынче только террориста
Не встретишь – выйдешь погулять
Идешь – а он стоит пречистый
Или нечистый
Идешь – а он стоит опять
Опять… что взмолишься неистов:
Скажи мне, где нетеррориста
Встретить бы!
 

«Еще одной…»

 
Еще одной
И непоследней жертвой цунами
Стала российская звезда
Жасмин
Она вследствие этого
Вынуждена была
Изменить свои планы отдыха и развлечений
И потеряла на том
Немало денег –
Жестокий рок
Увы, жестокий даже к звездам
 

«Друзья мои, о чем писать…»

 
Друзья мои, о чем писать!
Ведь завтра рухнется все это
И дни окончатся поэта
Ему останется поссать
Посрать, переменить одежды
И загасить звезду во лбу
Он будет тело без надежды
Надежда будет вся в гробу
 

МНОГО ЛИ РОДСТВЕННИКОВ У СМЕРТИ?

 
Оттуда, с некочующих высот,
Где тень от облака на облако приляжет,
Она спадает не наклонно, не кругами,
А прямо, как указка пальцем: Этот!
Поэт парящий так когтит чужое слово
И вглубь уносит для своих забав.
 

«Над картой ночею бессонной…»

 
Над картой ночею бессонной
Сидели в штабе до утра
Под городом Армагеддоном
И он сказал тогда: Пора!
И огляделся напоследок
И выходило так ли, эдак ль
Что победим
 

Родина

«Нам всем грозит свобода…»

 
Нам всем грозит свобода
Свобода без конца
Без выхода, без входа
Без матери-отца
 
 
Посередине Руси
За весь прошедший век
И я ее страшуся
Как честный человек
 

«Большая, но объятная страна…»

 
Большая, но объятная страна
Заселена зеленою природой
Смотрящейся то в небо, а то в воду
Странна она, ей Бог, странна она
Странна она, да не она одна
И горная безмозглая природа
Где кость одна, ни выходу ни входу
Она ведь тоже донельзя странна
Или другая скажем сторона
Столица скажем полная народу
Она ведь не равна тому народу
А может, я не прав – она равна
Да все одно – равна, да все – странна
 

МНЕ ГОЛОС БЫЛ

 
– Мне голос был.
– Ей голос был!
– Но он звал утешно.
– Утешал ее.
– Но он говорил: иди сюда.
– А он не говорил, мол,
     оставь свой край
Подлый и грешный?
– Нет, нет, нет! Что вы!
– А, мол, уезжай из России навсегда?
– Да что вы! Я простая
     советская женщина.
Вот только кровь от рук отмою
И брошу всяческий стыд.
– А что он там говорил насчет
     нового имени, фамилии, паспорта?
Каких-то там наших поражений,
     взаимных обид?
– Нет, нет, нет! Я не слышала!
Я заткнула уши руками,
Чтобы этот голос
не смущал меня.
– Так-то лучше будет, красавица.
 

«Товарищ, товарищ, товарищ комсомолец…»

 
Товарищ, товарищ, товарищ комсомолец!
Скажи мне, скажи мне, скажи мне поскорей,
Что может, что может, что может
     сделать для отчизны
Такой вот, такой вот, такой вот
     частный человек?
Прежде всего ты должен, ты должен,
     ты должен
Свою шею подставить, подставить,
     подставить,
И если окажется, что не нужно, не нужно,
     не нужно
Бить, то мы придумаем что-нибудь еще.