Текст книги "Мастер клинков: Начало пути. Клинок выковывается (сборник)"

– Я подумаю, – ответил я и, благословленный счастливой Мартой, пошел к себе.

На встречу со слугами я пришел заранее и подготовил все для своего выступления. Слуги собрались точно к намеченному сроку, и я начал:

– Поскольку нашего любимого барона не стало, то я, как вы знаете, вступил в свои законные права наследника.

Тут я сделал паузу и посмотрел в лица сидящих передо мной: гном был спокоен, Марта плакала, а Герда внимательно смотрела на меня, ловя каждое слово. Внутренне я усмехнулся: чует, видать, что раскулачивание грядет.

– Так вот, проанализировав все, я принял следующие решения: во-первых, Марте увеличивается жалованье до половины сестерция в день, мастеру Дарину увеличивается жалованье до двух сестерциев, Герде увеличивается жалованье до половины сестерция.

После этих слов я снова посмотрел на всех. На этот раз ситуация была несколько иной: гном удивленно жевал бороду, Марта по-прежнему плакала, Герда ей вторила. Но если первая плакала от счастья, то вторая с горя, ведь я уменьшил ей жалованье наполовину против прежнего. Только ведь не будет же она при всех говорить, что у нее было больше? По идее она должна попытаться поговорить со мной наедине, после собрания, именно поэтому я и отправил ее в деревню за старостой.

– Да, и последнее. Нас всех ждут большие перемены, так что если кто-то хочет нас покинуть, кроме мастера Дарина, тот может уйти, – сказал я, выразительно глядя на Герду.

Желающих не нашлось, а глаза гнома просто лучились весельем, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

– А вы, мастер, надеюсь, будете теперь с удвоенной силой гонять своего подмастерья, оправдывая такое повышение, – закончил я совещание, подмигнув гному.

Гном не выдержал и засмеялся во весь голос, едва не опрокинувшись на стуле. Довольный собой, я пошел в кабинет барона, чтобы там ждать прихода старосты.

Тот, похоже, либо летел на метле, либо был недалеко от замка, так как не прошло и десяти минут, как он сидел передо мной с потным лицом и тяжелой одышкой.

Дав ему отдышаться, я начал разговор издалека:

– Как живется в деревне? Как созревает урожай? Как пополнение в стадах? Много ли невест на выданье?

В общем, нес всякую чушь, подсмотренную в фильмах о рыцарях и их подданных.

Староста, оказавшись на знакомой почве, быстро разошелся и стал вываливать на меня тонны информации: дескать, урожая совсем нет, в стадах падеж от неизвестной болезни, девки мрут как мухи, и вообще на деревню недавно упала ядерная бомба. Про бомбу, конечно, про себя добавил я, слушая ту галиматью о положении дел в деревне, что пытался представить мне староста.

– Ну хорошо, – со скучающим видом прервал я его словопоток, – каково общее количество голов больной скотины? Сколько урожая пропало на полях из посеянного? Сколько девок вообще в деревне осталось?

Староста, не видя никакого подвоха, сказал, что больной скотины много, он может сказать, сколько здоровой – всего десять голов коров и двадцать коз и свиней. Пропавшего урожая на полях треть, а девок в деревне после мора едва ли с десяток наберется.

– Ну что ж, отлично, – сказал я, – тогда радуйся. Сейчас мы пойдем в деревню, и я заберу у тебя весь больной скот сверх тридцати голов, весь пропавший урожай с полей и всех мертвых девок, если живых будет больше десяти.

Я раньше только в кино видел глубоководных рыб, которых вытаскивали на поверхность, и тут впервые наяву видел такую картину. Староста от моих слов онемел, глаза его вылезли из орбит, а нижняя челюсть упала до груди.

Полюбовавшись на сие творение языка своего, я сделал вид, что собираюсь в дорогу. Это привело старосту в себя, и он упал мне в ноги, обнимая и пытаясь поцеловать мои давно не чищенные сапоги. Я в видимом недоумении посмотрел на него и спросил:

– Что такое?

Староста, не отрываясь от сапога, запричитал:

– Не погуби, господин, зашибут меня деревенские, коли отдам все это.

Отодвинув его от себя, я приказал сесть на стул, сказав, что иначе повешу его на воротах как вора и обманщика. Угроза подействовала, староста примостился на краешек стула, в любой момент готовый упасть на пол, и стал преданно смотреть на меня.

– Значится, так, – специально помолчал я несколько минут, заставляя старосту потеть и нервничать. – Даю тебе ровно год, чтобы исправиться. Если в будущем году ты станешь говорить мне нечто подобное… – Тут я прервался и спросил у него: – У тебя, кстати, сколько детей?

Староста икнул и упал со стула в обморок. Я понял, что переборщил.

Вылив на него полкувшина воды, я сел на свое место. Прошло секунд десять, и староста зашевелился. Очухиваясь, он тряс головой, как собака, и недоуменно оглядывался вокруг. Тут его взгляд упал на спокойного меня, и он все вспомнил. Первым его действием стала попытка на коленях ползти ко мне, но я молча показал рукой на стул. Староста, умоляюще глядя на меня, снова сел.

– Так вот, на чем мы там остановились, – как ни в чем не бывало продолжил я скучающим тоном. – А, да, так сколько у тебя детей?

Староста, икая и трясясь, едва слышно ответил:

– Четверо.

– Да? – восхитился я. – И сколько кому лет?

– Старшему восемнадцать весен исполнилось, среднему пятнадцать, дочери десять и младшенькому пять, – все так же, сиплым шепотом, ответил он.

– Чудно, – снова обрадовался я, – значит, через год мы снова встретимся по этому же вопросу, и что ты мне расскажешь?

– Только чистую правду, господин, – завопил староста, видя, как говорят врачи, свет в конце туннеля.

– Вот-вот, – улыбнулся я ему, – чистую правду. А что будет, если ты нарушишь свое слово?

Тут староста побледнел и сглотнул.

– Да, ты правильно все понял, – улыбнулся я ему, заставляя додумывать остальное. – Дочери как раз одиннадцать будет, – ни к чему сказал я вслух.

Староста бросился на пол и, плача, закричал:

– Не погуби, отец родной, не погуби, все исполню, как велишь, все расскажу, Богом Единым клянусь, только не погуби.

Я понял, что клиент полностью дозрел и готов к разговору, поэтому, сделав лицо и голос, как у Горбуна из «Места встречи изменить нельзя», сказал:

– Садись-ка, дядя, на стул, покалякаем о делах наших скорбных. Перебьешь меня – пеняй на себя.

Староста вспорхнул на стул и стал похож на внимательную глубоководную рыбу, если такие бывают, конечно.

– Значится, так, – по-прежнему копируя тон, начал я. – Забирать у тебя я пока ничего не буду, это первое. Второе: барщину на своих полях отменяю. В-третьих, скупщику фруктов без моего ведома не продавать ничего. В-четвертых, ввожу оброк – будете вместо барщины отдавать мне ежемесячно пятую часть произведенного каждой семьей деньгами, хотя на первое время согласен брать натурой. Причем мне не важно, что кто-то может заплатить, а кто-то не может: хоть скидывайтесь всей деревней, но либо пятая часть доходов каждой семьи будет у меня, либо деревня быстро сократится до тех, кто может выплачивать такой оброк. В-пятых, деревня под моей защитой, и, если на вас нападают, шлете ко мне гонца. В-шестых, пришлешь ко мне на подхват парнишку расторопного, будет у меня за это жалованье получать. В-седьмых, завтра поутру я приду в деревню, а ты собери всех мужиков, предложение у меня к ним есть одно. Ну и, наконец, в-восьмых: составишь список всех деревенских семей, со скотом и прочим добром, и принесешь мне. Все запомнил?

Староста согласно закивал.

– Вопросы есть? – спросил я.

Староста отрицательно покачал головой, видимо, все еще находясь под действием моей угрозы.

– Ну, значит, до завтра, – сказал я ему, – буду поутру.

Староста неверяще посмотрел на меня и, пятясь и все время кланяясь, вылетел из комнаты.

Слыша, как тот бежит вниз по лестнице, я сел за стол и выдохнул.

А потом вздохнул, успокоился и решил заняться казной. Казна хранилась в сокровищнице, дверь в которую открывалась из кабинета. Когда я туда вошел, то понял, что сокровищницей этому пыльному чуланчику еще только предстоит стать. Сейчас в нем обретались лишь старые ржавые доспехи, мечи да пустые сундуки.

К счастью, в одном из сундуков обнаружились деньги, по всей видимости, отложенные для ежегодной выплаты неведомой «охране», поэтому я оказался счастливым обладателем целых пятидесяти кесариев, каковая сумма являла собою все накопленное бароном путем неправильного ведения хозяйства.

Я уже не удивлялся, что тот участок памяти, в котором я несколько раз пытался покопаться и всякий раз бросал это занятие из-за начинающихся головных болей, иногда сам подсказывал мне названия тех или иных предметов или явлений, которых я раньше не знал.

– Ну что ж, – почесав затылок, сказал я сам себе, перекладывая монеты в кошель. – Левел первый: скилы на минимуме, из бабла пятьдесят золотых, задача – захватить мир.

Приказав Герде отправить все железо Дарину, тряпки пустить на ветошь, а чулан и сам кабинет отчистить и отмыть от пыли, я пошел в кузню, до конца дня становясь подмастерьем. Гном отрывался на мне вовсю, видимо, припоминая утренние приколы.

Утром я встал очень рано и, пройдя в кабинет, где решил устроить себе гнездышко на зиму, проверил выполнение задания. Герда постаралась на совесть – видимо, что-то такое староста ей поведал, так что теперь и она, и Марта испуганно на меня смотрели, как будто ожидая, что через минуту я превращусь в ужасного монстра.

Скинув все деньги в небольшой окованный сундучок, я вышел из чулана и запер его на ключ, который повесил себе на шею на мелкой цепочке.

Выйдя во двор, я поймал Марту, которая кормила гусей, и спросил:

– Марта, у вас вообще есть животные, которые мышей ловят?

Получив утвердительный ответ, что кошки в наличии имеются, но так как барон питал к ним отвращение, их появление в замке было запрещено.

Пришлось приказать, чтобы замок срочно населили тремя самыми лучшими мышеловами, а также перенесли кровать барона в кабинет, поставив ее рядом с камином. Без белья. Все белье она может забрать себе. Но саму кровать вымыть и выскоблить, чтобы и пятнышка на ней не было.

– С завтрашнего дня к тебе в подчинение поступит новый боец, будешь его гонять в хвост и гриву. Понятно?

Поняв по остеклевшим глазам кухарки, что она андестенд, я отправился в деревню. Подойдя к ней, я увидел творящийся ажиотаж: мужики уже собрались возле дома старосты и оживленно переговаривались между собой. Завидев меня, все затихли, причем создалось такое впечатление, что замолчали даже собаки и мухи.

Навстречу мне буквально вылетел староста и, постоянно кланяясь, проводил до крыльца. Встав на него, я осмотрел присутствующих: взгляды были разные – заинтересованные, напуганные, дерзкие – в общем, всякие.

– В общем, так, мужики, – начал я решительно. – Поскольку барщину я на своих полях отменил, то теперь поля простаивают, так?

Мужики напряглись, и из толпы кто-то ответил:

– Так, хозяин.

– Ну так вот, сдаю всю свою землю в аренду тем, кто отдаст мне с нее треть урожая.

Это заявление прогремело громом среди ясного неба. Мужики принялись переглядываться и переспрашивать друг друга, правильно ли они поняли мои слова. Из книг барона я знал, что все мои земли в десять раз больше общей площади всех остальных земельных участков деревни. Поскольку барщину все отбывали как придется, то хорошо обрабатывалась в лучшем случае одна десятая часть всей земли, почему и доходы от зерна были такими низкими.

Из толпы выдвинулся один, с дерзкими и внимательными глазами.

– Значится, хозяин, землю раздаешь? – задал он вопрос, внимательно следя за моим лицом.

– Сдаю в аренду во временное пользование, на определенный срок, – поправил я его.

– Но даешь пользоваться любому, значит? – уточнил мужик.

– Тому, кто в конце сезона отдаст мне с нее одну треть урожая, – снова уточнил я.

– Получается, ты даешь мне, допустим, землю, я работаю весь год и отдаю тебе с нее всего одну треть? Остальное все себе забираю? – недоверчиво уточнил мужик.

– Точно, – кивнул я, удивляясь продвинутости крестьянской мысли.

– Не серчай за вопрос, хозяин, а тебе с этого какой резон? – задал вопрос мужик. – Ты ведь столько земли отдаешь всего за треть урожая.

– Ну, скажем, так, – едва не заржав, сказал я ему серьезно, – хочу, чтобы деревня моя богатела и процветала.

Мужик посмотрел на меня, потом на старосту и, махнув рукой, сказал:

– А, была не была! А что, я землю сам выбрать могу?

– Разумеется, – сказал я скучающим тоном, – кто первый согласится, тот первый лучшую землю себе и выбрать сможет.

От моего заявления у мужиков отпали челюсти.

– Тогда беру десять десятин, – быстро произнес первый мужик.

Подхватывая его голос, со всех сторон стали раздаваться крики:

– Я десять беру, я восемь, я семь.

Я понял, что нужно применять административные меры, пока ошалевшие от такого нахлынувшего «счастья» мужики не передрались.

– Так, выстроились все в порядке очереди, – перебил я нарождающийся гвалт, – начиная с того, кто первым вызвался.

Мужики выстроились в цепочку. Конечно, не обошлось без кулаков, но мой скучающий намек на виселицу всех образумил, и очередь наконец выстроилась. Подозвав старосту, я приказал принести пергамент и записать, кто и сколько берет земли в аренду.

Когда все подсчитали, то оказалось, что у меня осталось еще десять свободных десятин. Когда я озвучил эту цифру, ко мне обратился тот первый мужик:

– Если дозволите и эти десятины самому выбирать, заберу себе все.

Я, понятное дело, дозволил. Когда мужики, взволнованно обсуждая произошедшее, разошлись, я посмотрел на старосту, который, держа в руках листок бумаги, вчитывался в строки и явственно трясся.

– Что такое? – спросил я его.

– Я писал, а себя вписать забыл, – заикаясь, ответил он.

«Блин», – задумался я.

– Значит, так, – ответил я, подумав, – ты и твоя семья назначаетесь садовниками, ответственными за мой фруктовый сад. За его содержание, благополучный рост и сбор урожая будете получать месячное довольствие в размере полутора сестерция в день. Не нужно тебе говорить, что будет, если мой сад завянет?

Староста, услышав о гигантской сумме жалованья, пропустил мои слова о наказании мимо ушей.

– Господин, да за такие деньги я за каждой веточкой сам ухаживать буду, – прохрипел он.

Вначале я хотел нанять для сада работников, но теперь, раз уж так вышло с землей, решил отдать сад в руки старосты. Тот уже пребывал в прострации, подсчитывая в уме будущие астрономические доходы своей семьи.

– Вот плата за следующий месяц, – произнес я, протягивая ему деньги.

Староста посмотрел на них, словно впервые видя такую сумму. «Хотя, может быть, так и есть», – пришла мне в голову мысль. Я отдал деньги и сказал:

– Думаю, между нами не осталось недопонимания?

Староста посмотрел на деньги, лежащие у него на ладони, и, по-видимому, откровенно ответил:

– Никакого, господин.

Я кивнул и пошел домой. Теперь это место действительно стало для меня домом. В замке уже вовсю носился белобрысый паренек, таскающий под присмотром Марты разные вещи.

Кабинет мой был отдраен практически до блеска, и кровать сверкала относительной чистотой. «Что ж, теперь остается утеплить тут все и заготовить дрова на зиму», – вздохнул я.

Перед сном я подумал, что практически полностью выполнил пункты один и два своего плана. Следовало переходить к пункту три.

По первым двум оставалось ждать результатов: большего я сделать не мог. Старосте такую высокую зарплату я положил, преследуя несколько целей. Во-первых, староста за такие деньги становился хотя бы внешне мне предан, а во-вторых, односельчане могли продавать старосте продукты, произведенные у себя на подворьях и полях, частично получая от него деньги на выплату оброка. Такая многоходовая комбинация пришла мне в голову совершенно случайно, и то только потому, что староста забыл вписать свое имя в список арендаторов земли.

Утро началось с приятного – меня наконец посетил закупщик фруктов. Приехав по обыкновению в деревню, он получил от старосты от ворот поворот и далекий посыл к новому господину, который приказал без его разрешения фрукты не продавать.

Когда Шаст – тот парень, что прислал мне староста, – доложил, что меня дожидается торговец, я не спеша приказал подавать мне умываться и завтрак. Когда я с этим покончил, прошел без малого час. Все это время скупщик ждал меня на улице, так как к себе его пускать я запретил.

Когда я спустился вниз к стоящему под жаркими лучами солнца торговцу, то с удовольствием отметил, что тот зол и взбешен. Как раз то, что мне было нужно для разговора.

– Что вам здесь нужно, любезный? – барственно спросил я покупателя, которым оказался среднего роста мужик, одетый во вполне приличное по местным меркам платье.

Торговец, едва сдерживая злость, прошипел:

– Хотелось бы узнать, почему вы приказали больше не продавать мне фрукты.

– А, ну это очень просто, – ответил я поскучневшим тоном, – меня не устраивает закупочная цена продукта.

– Но вашего покойного батюшку она устраивала, – снова прошипел он.

– А меня нет, – спокойно ответил я и, зевнув, спросил: – У вас все?

Торговец хотел что-то сказать, но под моим спокойным взглядом вспомнил все-таки, что разговаривает не с сопливым мальчишкой, а с сопливым дворянином.

– И какая же цена устроит господина? – поинтересовался он чрезвычайно вежливо.

Поскольку я благодаря быстроногому Шасту, посланному на разведку во все ближайшие таверны и деревни, знал примерные цены на фрукты, то ответил, значительно завысив среднюю цену:

– За прежний объем одной поставки – девять кесариев.

Торговец от возмущения даже не смог сначала ответить. Взяв себя в руки, он сказал:

– Да что вы, господин, им же красная цена три кесария. За требуемые деньги вы никому ничего не продадите.

– Ну, значит, фрукты сгниют в земле, – опять зевнул я, показывая всем своим видом, что разговор мне надоел.

Торговец, видя, что я сейчас уйду, сменил тактику. Все же при наличии налаженной сети сбыта он не мог потерять основного поставщика свежих фруктов на столы местной аристократии.

Как я и предполагал, я ему оказался нужнее, чем он мне. Все-таки Шаст не зря получает свои деньги, смог разузнать, что таких садов, как у меня, нет ни у кого в округе – так, по мелочи все.

– Предлагаю четыре кесария, – начал торговаться закупщик.

Я внутренне засмеялся: начался торг, который был мне хорошо известен из игр и книг.

– Девять.

– Четыре.

– Десять.

– Четыре.

– Одиннадцать кесариев, – специально проговаривал я повышение цены одним тоном.

Внезапно торговец понял, что цена поднята уже на два золотых.

– Но, господин, ведь только что было девять?

– Нет, только что было десять, – поправил я его, – девять было две минуты назад, пока мне еще не надоело тут стоять.

Торговец задумался и назвал нормальную цену:

– Пять кесариев.

– Двенадцать.

Торговец взмолился Единому Богу, призывая его образумить меня.

Я истово помолился вслед за ним и, очертив рукой круг, отгоняющий злых духов, продолжил:

– Семь, но только в память о своем батюшке.

Торговец чуть не плакал. К его сожалению, а к моей радости, другого крупного поставщика у него не было.

«Все-таки действительно информация – великая сила», – подумал я, глядя, как пыхтит и подсчитывает свои затраты и вероятную выручку торговец.

– Шесть, – протянул он.

Я задумчиво нахмурился и замолчал. Торговец почти с мольбой ждал моего решения. Я размышлял, согласиться на шесть золотых, что было все же выше средней цены на фрукты, или наказать его за то, что он все это время наживался на бароне, и запросить семь. Победило мое хорошее воспитание, спасибо, мама и папа.

– Ладно, пусть будет шесть, – нехотя ответил я, – пройдемте в кабинет и составим договор в двух экземплярах.

У торговца отвалилась челюсть.

– Какой договор?

– Ну что вы, уважаемый, первый день в деле? – удивился я. – Напишем договор, что уважаемый торговец такой-то покупает, а его милость барон такой-то продает то-то, столько-то и по такой-то цене. Ответственность сторон при одностороннем расторжении договора, ну и дата, подпись, печать.

От моих познаний в ведении бизнеса у торговца пропало всякое желание спорить, поэтому, поднявшись ко мне, мы быстро написали и согласовали контракт. Отпустив торговца, я сделал с договора копию и отправил ее с Шастом в деревню – отдать старосте, чтобы тот знал отпускную цену товара.

Закончив, таким образом, дела, я стал собираться для похода к ближайшей таверне, чтобы поговорить с хозяином. Я хотел поручить ему, за соответствующую плату, разумеется, оповестить всех его коллег о поиске наемника, отвечающего моим требованиям и согласного с условиями найма.

Нормальные лошади стоили тут невероятно дорого, наши были украдены при нападении на барона, а появиться в таверне верхом на крестьянском тяжеловозе было бы просто смешно, поэтому я пошел пешком, надеясь, что со мной не приключится то же самое, что и с бароном.

Когда я дошел до таверны, с большим удовольствием отметил, что по бумагам барона и меткам местности половина ее расположилась на моей земле. Вторая половина, правда, находилась на территории, принадлежащей только королю, поскольку выходила на королевскую дорогу, ведущую в соседнее королевство Тарон.

Кстати говоря, с географией местной я пока не разобрался, поскольку гном отказывался разговаривать со мной на любые темы, кроме кузни, а больше никто ничего не знал, кроме того, что мы живем при правлении славного короля Нумеда III в королевстве Шамор. Тот участок памяти изредка подсказывал различные географические места, но касались они в основном либо всего мира, либо неизвестных мне мест. Кстати, именно поэтому я представлял себе, что мир состоит из двух больших материков и еще двух поменьше, а также приблизительное расположение местных государств на нем.

По приобретенным же тут самостоятельно знаниям я знал, что раз в год, ровно двадцать пятого десата, всем сеньорам надлежало прибыть во дворец короля с тем, чтобы уплатить налог со своей земли в казну королевства. Размер налога я знал и надеялся к тому времени эту сумму найти, ведь как-то же барон этот налог выплачивал, и расписки о принятии денег в казну есть.

Как барон, имея столько возможностей для заработка, ухитрялся жить практически в нищете – оставалось для меня непостижимым, ведь деньги практически валялись под ногами, нужно было только нагнуться и поднять их. Все, что от него требовалось, так это правильно вести статьи доходов и расходов.

В таверне было практически пусто, если не считать двух мужиков, непонятно почему пивших среди рабочего дня пиво, и закутанной в плащ фигуры, которая расположилась в самом дальнем конце и была плохо различима.

Увидев мою одежду, ко мне на радостях бросился сам трактирщик, дородный низенький колобок с длинными сальными волосами. Видимо, он решил, что ему подвалила удача в виде важного и богатого гостя. Справедливым оказалось только первое, поэтому я поспешил его обрадовать, поинтересовавшись, по какому праву половина таверны стоит на моей земле. Судя по лицу трактирщика, нечто такое он знал давно, поскольку вместо того, чтобы удивиться, он попросил мои бумаги, а также бумаги на землю.

Я, разумеется, вручил ему копии.

Молоденькие служаночки, а также оба мужика начали прислушиваться к явно интересному разговору. Трактирщик быстренько пригласил меня к себе в комнату.

Зайдя в его каморку, я вольготно устроился на его стуле и закинул ноги на стол – дворянин я или нет?

– Ну-с, – улыбаясь, спросил я у трактирщика, – и каков же ваш ответ?

Судя по бегающим глазам трактирщика, он ответа и не знал. Не говорить же мне, что барон, в отличие от меня, никогда не смотрел на карту своих земель?

– И как давно вы, уважаемый, работаете без уведомления владельца этих мест? – поинтересовался я у трактирщика, пока тот искал достойный ответ на мой первый вопрос.

И этот вопрос повис в воздухе, поэтому я решил поиграть у трактирщика на нервах.

– Ну вот что, любезнейший, даю вам ровно неделю на то, чтобы убрать свой трактир с моей земли.

После моих слов трактирщик сначала побледнел, а потом позеленел.

– А что вы думали? – продолжил я, наблюдая за цветовой палитрой его лица. – Живете себе на моей земле, гребете денежки, опять же себе, а мне что с этого достается?

Трактирщик закашлялся и произнес:

– Да ведь не знал я.

– А если вы сегодня королевского гонца отравите? – спросил я его. – Палачу тоже скажете, что не знали, что отраву нельзя класть в суп?

От одного такого предположения трактирщику стало не по себе. Я решил дожать его.

– Ну что ж, у меня остается только один выход из этой ситуации: завтра присылаю крестьян, чтобы они снесли ту половину трактира, что стоит на моей земле.

– Но это же конец всему, – прошептал колобок, обильно потея и вытирая фартуком красное лицо.

– Раньше надо было думать, голубчик, когда ставили, – я покровительственно ему улыбнулся, ожидая, когда же трактирщик сам предложит альтернативные пути решения.

– Господин, а может быть, как-нибудь договоримся? – произнес трактирщик давно ожидаемую мной фразу.

Я скучающе посмотрел на него и, не подавая виду, что этого и добивался, спросил:

– Мне это не очень интересно. Вот разве что вы предложите что-то действительно стоящее…

Потный, красный колобок облегченно выдохнул и принялся жевать губы, размышляя, сколько предложить этому молодому господину с бульдожьей хваткой, скромно подумал я о себе.

– Двадцатая часть прибыли, – наконец выдохнул трактирщик.

Я молча встал и направился к выходу.

Трактирщик взвыл и бросился за мной, хватая за рукав:

– Пятнадцать!

Я спокойно вышел за дверь, но остановился, когда счет дошел до десятой доли.

– Вот это уже конструктивный разговор, – уважительно произнес я и вернулся в комнату. За нашим вояжем молча наблюдала вся таверна.

Трактирщик еще больше вспотел, и теперь по его и без того грязному лбу и волосам струился пот, попадая в глаза, что заставляло его постоянно промокать лицо фартуком.

– Замечу, не я предложил десять долей, – подняв для важности палец, начал я, – мне такие копейки, в общем-то, и не нужны, я больше за правду боролся.

Трактирщик тяжело вздохнул, переживая за свои барыши.

– Господин, таверна едва-едва позволяет мне жить, конкуренты совсем забрали всех клиентов.

– А что мешает улучшить меню, пригласить барда, чтобы играл вечерами, улучшить качество выпивки и цены сделать чуть ниже, чем у конкурентов?

Трактирщик вытаращил на меня глаза, думая, что я шучу. Но я был вполне серьезен.

– Но, господин, ведь на это нужны деньги, а где их взять бедному трактирщику, едва сводящему концы с концами? – прошептал он.

В голове у меня созрел план.

– Вот что, любезный, предлагаю вам деловое партнерство.

Наверное, если бы метеорит упал на землю рядом с ним, трактирщик был бы удивлен меньше, чем услышав предложение дворянина о партнерстве. Все же он быстро оправился от шока и осторожно произнес:

– Что вы хотите предложить, господин?

– Ну, скажем так: я вкладываю в развитие вашего предприятия некоторые средства, на время раскрутки заведения ссужаю деньги для проведения рекламной акции, а потом, когда прибыль станет стабильной, буду забирать две пятых прибыли, – закончил я.

Хоть из моей речи он понял едва ли треть, но основное все же уловил. Глаза трактирщика расширились, и он стал заикаться.

– В-в-вы, б-б-бла-г-гор-р-родный господин, вложите деньги в-в мой т-трактир?

– Именно вложу, любезный, – с улыбкой ответил я.

Я нисколько не сомневался, что и до, и после раскрутки дела трактирщика нужно будет проверять и проверять: глядя на его хитро бегающие в ожидании обещанной суммы глазки, я нисколько не обманывался в его честности. Даже мой первоначальный взнос он может припрятать и сказать, что ничего не получилось.

– Но будет это на моих условиях, – добил я его. – Завтра я пришлю к вам человека с деньгами, который будет должным образом проинструктирован, и он будет выдавать деньги под конкретные улучшения, чтобы вы, любезный, не приведи вас Единый к греху, не растратили мои деньги.

Столь категоричное заявление сбило спесь с колобка, который, вероятно, уже в уме подсчитал, сколько он получит от меня халявных денег.

– А вообще, – внезапно сказал я, – вы мне не нужны. Сломаю трактир и построю новый, за свои деньги и на своей территории. Смысл мне вкладываться в чужой карман?

Сказав это, я встал из-за стола и пошел на выход. Трактирщик сначала остолбенело застыл, а потом, когда до него дошел смысл сказанного мною, повторилась недавняя сцена с хватанием за рукава.

На этот раз я вышел из трактира, чтобы показать свою решительность. Трактирщик прибег к последнему методу: упал на землю и обнял мой сапог.

«Блин, что у них тут за привычка такая дурная, – внутренне брезгливо вздрогнул я, – чуть что – сразу на землю и к сапогам, сначала староста, теперь этот».

– А у вас дети есть? – внезапно спросил я трактирщика, вспомнив удачный опыт применения такой тактики в отношении старосты.

Трактирщик недоумевающе поднял на меня глаза и ответил:

– Сыночек, надежда моя и опора.

– И сколько этой опоре лет?

– Двадцать пять будет этой зимой. – Трактирщик все еще не понимал, к чему я клоню.

– Значит, вот что. Сынка твоего я забираю к себе в замок, будет у меня служить. Жалованье ему положу, как полагается, да под рукой будет, если его отец вздумает со мной шутки шутить.

Услышав такое, трактирщик снова взвыл и припал к моему многострадальному сапогу, повторяя почти те же слова, что и некогда староста.

«Все же шантаж – великая вещь», – без удовольствия подумал я.

– За сына не переживай, цел будет, пока ты со мной будешь честен. Слово дворянина даю, – продолжил я, видя, что трактирщик вот-вот потеряет остатки соображения.

Трактирщик, услышав про слово дворянина, поднял на меня лицо, заляпанное грязными разводами. Странно было мне, шестнадцатилетнему подростку, наблюдать за этим мужиком, который был старше моего отца. Я подумал: может, зря я с ним так? Но, вспомнив скупщика фруктов и старосту, понял, что, если я дам слабину, через день об этом узнает вся округа, и тогда на всех своих начинаниях я смело смогу поставить крест. Нужно придерживаться курса на деспотизм и тиранию, иначе можно будет просто сваливать отсюда.

– Когда сыночка-то посылать? – спросил успокоенный трактирщик.

Я задумался. Прежде следует обговорить с трактирщиком все нововведения, которые явно будут для него шоком. Все же я из двадцать первого века, века гламура и пиара.

– Пойдем к тебе, возьми принадлежности для письма, будешь записывать все, что я тебе скажу.

Когда мы вошли в трактир во второй раз, вся прислуга до единого человека выбежала на меня поглазеть. Видимо, они сообразили, что молодой господин принес какие-то плохие вести, раз хозяин бегает за мной как собачонка и о чем-то умоляет. Ведь все, что касается хозяина, коснется и их.