Текст книги "Мастер клинков. Клинок заточен"

– Они были очень грязны и так худы, что не думаю, будто можно забрать ребёнка из семьи и заставить его голодать. – Я с сомнением покачал головой. – Да и зачем им такое выдумывать? Какую они выгоду с этого поимеют?

Граф снова замолчал, видимо, прикидывая варианты дальнейших действий.

– В таком случае у нас всего один вариант, – тихо сказал он. – Ночью захватываем казарму стражи, тех, кто будет сопротивляться, мы убьём, тех, кто предпочтёт сдаться, привлечём к наведению порядка.

– А если они тоже причастны к грабежам? – поинтересовался я.

– Если наведём порядок, сможем устроить суд, горожане сами вынесут решение по каждому. – Граф не колебался с ответом ни секунды. – Так что проверяйте вооружение, друзья, спать нам сегодня не придётся.

* * *

Хотя я не спал, лишь дремал, всё время был начеку, но первое прикосновение к плечу пропустил, открыв глаза, когда до меня дотронулись ещё раз. Граф стоял рядом, приложив палец к губам. Стараясь не шуметь, я поднялся и увидел, что все в сборе, меня разбудили последним. Без лишнего шума мы спустились по лестнице и зашли в конюшню, где надели сбрую на лошадей и повесили на них пучки соломы, которые взяли тут же.

Я не понимал, зачем нам солома, пока мы не подъехали к городской управе, а точнее, к казарме. Граф велел подпереть дверь, а затем разложить солому вокруг деревянного барака. Когда всё было выполнено, поджёг её. Солома и сухое дерево строения, из-за стоявших тёплых дней, быстро занялись, и вскоре пламя стало разгораться всё ярче и ярче, охватывая казарму со всех сторон.

– А если там есть невиновные? – спросил я у паладина, на лице которого плясали отблески пламени.

– Учётные книги главы города пропали прямо перед нашим прибытием, – ответил он мне, – также необъяснимы дорогие оружие и доспехи у большинства стражников, не говоря о том, что об их гулянках в местных трактирах ходят легенды. Так что и без рассказа детей в городе много чего непонятного происходит, с ним же всё встало на свои места. Что касается тех, кто покрывает злодеяния против жителей королевства, то они виновны ничуть не меньше, чем те, кто эти злодеяния совершает.

Наш разговор прервали крики ужаса, которые раздались из запертой казармы, а дверь, подпёртая повозкой, которую паладины подогнали впритык к ней, затряслась от ударов. В небольших окнах строения то и дело появлялись обезумевшие от страха лица, но огонь и жар быстро заставляли их отойти от единственных источников воздуха. Вскоре здание окуталось огнём и дымом, так ярко озаряя ночное небо, что из соседних домов стали слышаться крики: «Пожар! Горим!»

Люди, в чём были, выбегали на улицу и наталкивались на молчаливых паладинов, которые стояли и смотрели, как заживо сгорает городская стража. Они тут же разворачивались и возвращались домой, не спрашивая о причине пожара, она и так была понятна.

Ветер был слабый, но огонь вскоре перекинулся на здание управы, которая стояла рядом с казармой. Я обеспокоенно посмотрел на графа, но тот лишь пожал плечами.

– Если даже весь город сгорит дотла, значит, на то есть Божья воля и справедливость.

У меня волосы зашевелились на голове от таких слов, и я бросился по ближайшим домам и стал требовать всех выйти, чтобы начать тушение. Люди неохотно открывали двери, и то лишь когда я почти выбивал их из петель, и собирая вёдра и лопаты, стали стягиваться на пожар. Тушить казарму паладины нам не дали, поэтому все силы я и местные кинули на то, чтобы огонь с управы не перекинулся на соседние жилые дома. Всю ночь я, словно ужаленный в одно место, бегал и организовывал спасательные работы. Чем ближе к утру было время, тем больше просыпалось населения и выходило на улицы и тем больше помощников у меня появлялось. Все прекрасно осознавали, что, если огонь перекинется на их дома, весь город сгорит, квартал за кварталом.

За беготнёй и суетой я краем глаза увидел несколько сцен, резанувших меня своей жестокостью. Появившегося на площади главу города паладины молча скрутили и кинули в пылающие угли казармы на виду у всех. Его крики стояли у меня в ушах, хотя кричал он и не так уж долго. Этой же судьбы удостоились ещё несколько бедолаг, на которых паладинам указали местные, понявшие наконец до конца, что происходит и почему горят казарма и управа. Глядя на паладинов, люди, ещё вчера утверждавшие, что в городе всё в порядке, сейчас старались выгородить себя от всего, что творилось раньше, и сдавали направо и налево всех, кто участвовал в ограблении купцов и в продаже членов их семей в рабство. Дело дошло до того, что горожане сами притаскивали и швыряли в огонь торговцев—скупщиков краденого и тех стражников, которые ночевали не в казарме. Паладины смотрели, но не вмешивались. Только под утро, когда людей, что называется, понесло и начались разборки между соседями за все старые обиды, граф прилюдно зарубил двух крикунов, и сначала жители города хотели кинуться на инквизиторов, чтобы и их швырнуть в огонь, как делали это всю ночь, вот только пятёрка воинов применила оружие сразу и так жестоко, что толпа мигом отхлынула от них, оставив на земле несколько бездыханных тел.

– Расходитесь! – с угрозой приказал горожанам граф. – С сегодняшнего дня в городе снова власть короля и церкви. Неповиновение им – смерть.

Кровь и обнажённое оружие оказали на людей нужное воздействие, так что все стали расходиться, с облегчением косясь на догорающие здания.

– Наше третье задание провалилось, – старший паладин подозвал отряд к себе, – мы не сможем оставить город в том виде, в каком он сейчас, и уехать. Поэтому завтра я и виконт поедем в обратный путь, по дороге оповещая орден, чтобы прислали сюда братьев для наведения порядка. Дрейк, ты остаёшься с остальными за старшего, чтобы вычистил всех, кто был замешан в преступлениях против короля!

– Да, брат! – ответил паладин, склонив голову.

– Пусть горожане позаботятся о детях, которые из-за всеобщего молчания умирают от голода, – попросил я у графа, на что он согласно кивнул.

– Я оставлю им денег, но проследи, пожалуйста, чтобы их не отняли у ребятишек и поселили их в каком-нибудь доме, – попросил я у Дрейка.

Он снова кивнул, получив подтверждение от графа.

– Всё, тогда в гостиницу! – приказал тот, оглядевшись по сторонам. – Мы с Максимильяном выдвинемся утром, так что нам всем нужен отдых.

Отряд мигом собрался и двинулся к постоялому двору. Сотни глаз провожали нас взглядами, хотя на улице было пусто. Мы затылками чувствовали, как много людей на нас сейчас смотрит.

Хозяин гостиницы, когда мы приехали, казалось, летал вместе со своими слугами, пытаясь упредить любое наше желание. На столе мгновенно стали появляться горячие закуски и вино, да такое, что паладины крякали от удовольствия, ехидно переглядываясь. Сам хозяин неотступно был у стола, спрашивая, чем ещё он может помочь доблестным рыцарям церкви. После его недавнего поведения, когда он пытался всучить им откровенное дерьмо вместо еды, подобная предупредительность была смешна и нелепа, но все принимали её как данность, ведь он уже наверняка знал, что произошло на площади.

Когда мы насытились и пошли отдыхать, граф приказал хозяину гостиницы собрать в дорогу продуктов на двоих человек, а также подготовить лошадей. Тот радостно и быстро подтвердил, что всё будет сделано в лучшем виде.

* * *

Утром, перед отъездом, я наведался в тот проулок, в котором узнал о происходившем в городе, и встретил там двух детей. Оставил им двадцать серебряных монет и распорядился обратиться к паладину Дрейку, когда в город начнут прибывать священники или паладины. Дети всё запомнили и несколько раз повторили сообщение, заучивая его.

Со спокойной совестью я вернулся в гостиницу, где меня ждал готовый к отъезду граф и моя осёдланная лошадь.

– Готов? – Он снова был чист, свеж и не пахнул гарью, словно этой ночью ничего не случилось.

– Возвращаемся в столицу? – Я сел на лошадь и тронул поводья. – Точно не поедем по третьему делу?

– То, что мы сделали вчера, превышала сделанное за всю поездку, – спокойно ответил он. – Если бы мы сняли и наказали только главу, после отъезда всё началось бы заново, так что один город, вернувшийся к праведной жизни, стоит ещё одной разоблачённой ведьмы или убийцы.

«Да уж, не завидую я этому месту, после того как сюда нахлынут паладины и начнут наводить порядок, – покачал я головой, посматривая назад, на оставляемый за спиной город, – но меня это не должно волновать, я не за этим присоединился к ордену».

– Может быть, вы наконец расскажете мне, как можно бороться с магами? – спросил я у графа, когда мы покинули город и бок о бок поехали по дороге.

Он покосился на меня и тихо ответил:

– Вера, Максимильян, тебе нужна только вера.

– Да какая вера, в кого?! – взбесился я, поняв, что меня надули и никакого супероружия у инквизиции нет. – Вы меня просто использовали!! Я только потерял время на эти поездки!! Хотя мог направиться сразу в Стикс!!

– Ты не понимаешь. – Граф огорчился и неожиданно остановился, слез с лошади. – Нападай на меня!

Я был так разгневан его ответом, что, не думая, сразу слетел с лошади и без подготовки напал на него, делая быстрый и точный укол в ногу.

Граф не пошевелился, не достал оружия, но наконечник моего копья упёрся в золотистый кокон, который появился из ниоткуда и укрыл его с ног до головы. Я сначала надавил, потом ударил сильнее, но всё было бесполезно, я сразу вспомнил ту битву, когда уничтожил отряд паладинов. Сколько сил и присутствие шамана потребовалось, чтобы их победить, притом что их оставалось только пятеро из всего отряда!

Злость ушла так же, как нахлынула, и я молча вернул копьё на место. Душу охватило отчаяние. Я не верил в их Бога, поэтому смысла в способностях, которые мне продемонстрировал паладин, лично для меня не было. Я не смогу повторить их.

– Максимильян, прости, – на плечо мне легла рука в кольчужной перчатке, – это было не моё решение, но, прежде чем тебе помогать, нам нужно было понять, кто ты, что собой представляешь.

– Граф, всё без толку. – Я тяжело взмахнул рукой, не поворачиваясь к нему. – Я не смогу научиться тому, во что не верю, и злюсь больше на то, что вы сразу мне об этом не сказали.

– Вильям, – паладин вздохнул, – зови меня Вильям, я разрешаю.

Я удивился, не все паладины отзывались, когда я окликал их по имени, только Дрейк реагировал, но остальные старательно делали вид, что я обращаюсь не к ним. Разгадка оказалась простой, каждый сам принимал решение, открывать своё имя постороннему или нет. Хотя в отряде между собой они все называли друг друга по именам.

– Пойми, Максимильян, – продолжил граф, – даже это знание является секретом, так что вручать тебе его тоже нужно с осторожностью, вера позволяет нам делать многое, что недоступно простому человеку, но использование навыков тоже не проходит для нас бесследно.

– Да? – Я повернулся к нему лицом. – Можешь рассказать? Мне бы побольше информации, если уж я не могу этим владеть. Может, как-то подстрою своё оружие или попробую использовать другой план.

– Давай на привале. – Он вернулся на лошадь. – Мы от города-то отъехали всего чуть, а дорога нам предстоит длинная.

* * *

Смогли мы поговорить только вечером, когда устроились под огромным деревом, сухие ветки которого использовали для костра. Весь день мы ехали молча, каждый был погружён в собственные мысли. Я раздумывал, не поехать ли мне своей дорогой, поскольку возвращение в столицу мне было не нужно, можно отправиться в ближайший портовый город и оттуда найти корабль дальше на запад. Как я слышал, дорога к землям другого континента более безопасна, если такое вообще применимо к миру, где нет никаких гарантий для жизни и свободы. Можно нанять корабль из Вольных островов, как сами себя называли их обитатели, а вот другие давали им более правильное название – пираты. Они охотно брали людей на борт, доставляя за деньги с нашего материка на свои острова, но вот после поездки с некоторыми из них больше путешественника или купца никто не видел. Поэтому мне, кроме разборок с паладинами, нужно выяснить, кому из пиратов можно доверять, а с кем плыть категорически не стоило.

– Все паладины проходят длительное обучение. Чаще всего их забирают из семей или подбирают на улице ещё в раннем возрасте, – начал граф, когда мы насытились и, собрав запас хвороста на ночь, улеглись на спальные мешки.

– Кроме обучения военному делу, фехтованию, езде верхом, большую часть времени детей обучают Слову Божьему и правильности поведения. Ты редко когда встретишь паладина, который поставит свои потребности выше церкви или людей, хотя паршивые овцы изредка встречаются. – Тут граф замолчал, словно вспомнил такие случаи, заново их переживая.

Я не стал ничего говорить, давая ему время, и оказался прав, он вскоре продолжил:

– После случая с ведьмой, когда ты, не раздумывая, бросился спасать одного из нас, хотя твой кинжал, которым ты его вылечил, явно находится за пределами разрешённого церковью оружия. Все это увидели и поняли, что тебе было важно спасение жизни человека, а не то, как это тебя потом затронет. Да и твоё поведение в целом, как ты противостоял ведьме, не позволяя себя соблазнить, тоже говорит о том, что твои чувства к жене не являются пустым звуком. Три дня сопротивляться магии, это чего-то да стоит. Ведьме пришлось так напрягаться из-за тебя, что её колдовство почувствовали все из нас, хотя при первой встрече она очень умело скрывала свои способности.

Он снова замолчал.

– Не знаю, нужно тебе это или нет, но я порекомендую главе ордена твоё обучение. – Его слова упали, словно камни, тяжело и полновесно.

– Вильям, я не верю в Бога, что мне даст ваше обучение?

– Подумай о том, что если оно, возможно, что-то тебе даст, а ты из-за своего неверия и гордыни отказался воспользоваться такой возможностью?

В его словах было очень много резона, сегодня я ещё раз смог убедиться, что моё оружие может оказаться бесполезным не только против созданных магами големов, но и паладинов.

«Как мне сейчас не хватает Загияла, – тяжело вздохнул я, – не отказался бы от его совета».

К сожалению, великий шаман на пару с неугомонным орком давно ушли от меня, отправившись на поиски приключений, так что решение нужно было принимать в одиночестве.

– Сколько нужно времени, чтобы постичь основы? Мне не нужно военное дело, только изучение всего, что касается силы паладинов и того, откуда она появляется.

– Годы, Максимильян, многие годы, – ответил граф. – Моя сила появилась тогда, когда мне грозила смертельная опасность, до этого я так же, как ты, считал, что занимаюсь ерундой и трачу своё время напрасно.

– Ого?! – Признание было поразительным. – И тогда ты поверил в Бога?

– Верно, тогда в моём сердце поселился Господь и душа перестала метаться в потёмках.

– Да уж, выбор у меня теперь просто роскошный, – с иронией произнёс я, – отправиться к магам, зная, что нет способа их победить, рассчитывая только на скрытное проникновение, или начать верить в Бога со слабым шансом овладеть силой паладинов.

– По крайней мере, это больше, чем то, с чем ты приехал в столицу, – справедливо заметил граф.

– И ведь не поспоришь с тобой. – Покачав головой, я поворочался, стараясь устроиться поудобнее. Хотя в отличие от паладина я положил свой спальный мешок не на голую землю, а на охапку свежескошенной травы, всё равно спать было не совсем комфортно. Как бывало и после всех ночёвок у костра, под утро, одна часть тела обязательно замерзала сильнее, чем та, которой ты был повёрнут к костру.

Глава 3
Новичок

Дети от пяти лет и юноши в возрасте до восемнадцати в остолбенении смотрели на меня и настоятеля монастыря, когда мы вошли в общую столовую, где подопечные сидели за рядами столов. Попросив минуту тишины настоятель, представил меня:

– Ваш новый товарищ, Максимильян. Надеюсь, вы подружитесь.

Затем незаметно подмигнул мне и, улыбнувшись в бороду, быстренько слинял. Он сам был в недоумении, когда граф привёз босого меня, одетого в одну холщовую робу, и так же представил, как ищущего слово Божье. Настоятель был категорически против, говоря, что я слишком стар для этого, на что паладин показал ему письмо от главы ордена и произнёс слово «надо», так что тому пришлось смириться и подчиниться. Поэтому, представив меня своим юным воспитанникам, он получил свой заряд бодрости, увидев их остолбенение.

Под всеобщими взглядами, в которых было больше любопытства и недоумения, чем недовольства, я подошёл к раздаточному столу, получил кусок хлеба, тарелку чечевичной каши и стакан молока, затем сел на ближайшее свободное место, рядом с пятилетками. С другого стола, где сидели взрослые подростки, раздалось фырканье, которое сразу же прервалось спокойной речью повара, стоявшего на раздаче:

– Гнем, Вирт – сегодня вы дежурные на кухне.

– Да, наставник. – Эти же голоса, только сильно разочарованные, раздались с того же места, откуда недавно прозвучали смешки.

«На этой еде я долго не проживу, – вздохнул я, осматривая свой нехитрый обед, – и что меня заставило поддаться на уговоры графа?»

Приехав в столицу, граф развил бурную активность, пока я находился в раздумьях и не успел даже толком встретиться и поговорить с герцогом, а также принять купцов, которые толпой ждали меня у моего дома, едва прослышав о моём возвращении. Через три дня он появился на пороге моего дома, заставил снять с себя всё и переодеться в принесённую им робу. Затем увёз меня за город, причём последний день пути я проделал с мешком на голове, болтаясь в седле, поскольку он сказал, что монастыри, где воспитывают будущих паладинов, не то место, о котором следует знать посторонним. Поскольку мне было скучно ехать, ничего не видя и не понимая, я расспрашивал его о жизни в монастыре, а также о том, что мне конкретно там нужно делать. В ответ он охотно рассказывал мне о быте, но ни слова не сказал о том, что мне там предстоит, лишь туманно намекнув, что брат Антоний отдал чёткие указания Наместнику, так что мне нужно просто смириться.

– Максимильян, пошли, – отвлекая меня от мыслей о странностях судьбы, ко мне обратился маленький мальчик, сидящий рядом, – иначе наставники будут недовольны.

Стараясь не улыбаться, поскольку остаться серьёзным, когда с тобой на равных пытается разговаривать кроха, не достающий тебе даже до пояса, я поднялся и зашагал за всеми. Вышли мы на атриум монастыря, и я смог наконец разглядеть его хотя бы изнутри, поскольку мешок с меня сняли, только когда мы въехали внутрь. Серые, потемневшие камни, обвитые зелёным плющом, венчали стены, окружавшие донжон монастыря, который раньше был замком. Это было заметно по форме строений, а также по укреплениям и башням. Из атриума были видны также три этажа и коридоры, по которым проходили редкие священники. Похоже, комнаты здесь приличные, поскольку помещений достаточно много.

– Братья, сегодня у нас новый ученик, поэтому, как бывает обычно, мы выявим его силу, чтобы понять, в какой группе он будет заниматься.

Неожиданно на площадке появился седоусый монах, показывая на меня рукой, он велел подойти – мне пришлось подчиниться.

Совершенно не обращая внимания на то, что я на двадцать лет старше самого маленького воспитанника, он предложил мне выбрать оружие и вызвал на бой со мной именно его. Ситуация стала меня раздражать, ведь я сказал графу, что обучаться воинскому искусству не буду, а тут такая подстава. Только сделав с десяток глубоких вдохов и выдохов, я успокоился и вспомнил пословицу, которая сейчас была актуальна, как никогда, про «чужой монастырь и свои правила». Это позволило мне взять со стенда длинную палку и встать напротив ребёнка, который выбрал деревянный меч.

– Начали!

Едва заметное движение лёгкой палкой, которая была в три раза легче моего копья, и ребёнок, стискивая кулаки, чтобы не разрыдаться, ушёл за выбитой из рук деревяшкой.

– Следующий! – приказал наставник, вызывая воспитанника постарше.

Я не двинулся с места, не шевельнулся, лишь кистью проделал то же самое и с ним.

– Следующий!

Когда очередь дошла до старших ребят, они всерьёз восприняли меня и взяли в руки такие же длинные палки, но результат был всё тот же, не двигаясь и не шевелясь, я одной кистью доставал до их рук и бил по кисти, заставляя ронять оружие.

– Моя очередь. – Монах-наставник подошёл к стойке и взял двуручный меч, прикидывая размеры моей палки, затем приблизился и встал напротив меня.

Я видел, куда он может ударить, и легко наклонял палку, прикрывая те места, на которые указывали движения его мышц, хотя сам он при этом не шевелился. Его взгляд был направлен за меня, так что приходилось ориентироваться именно на эти мускульные сокращения, которые были хорошо видны под робой. Если бы он был в доспехах, пришлось бы драться всерьёз, но сейчас я мог угадывать его движения, ещё когда они были в стадии подготовки.

– Принимаю поражение, – внезапно сказал он и, поклонившись мне, пошёл возвращать меч на стойку.

Я не был удивлён, в отличие от всех остальных, которые, видимо, ждали жаркой и яростной стычки между нами. Поняли произошедшее только я и мой противник: я оценил то, что когда-то он был отличным мечником, к тому же ясно понимающим силу противника, а он – то, что я, находясь на пике своей формы, не по силам ему.

– С сегодняшнего дня брат Максимильян освобождается от физических занятий и волен распоряжаться этим временем по собственному усмотрению, – во всеуслышание заявил он, вернувшись назад.

В ответ была тишина, поскольку его подопечные всё ещё не понимали, что сейчас произошло.

«Хитрец, – до меня только сейчас дошло, зачем он это сделал, – если бы меня просто освободили от физической подготовки, дети бы не поняли такой шаг своих наставников, проповедавших об их равенстве, а сейчас, когда им продемонстрировали, насколько я силён, вопросов об этом не могло быть в принципе».

– Вы свободны, брат. – Наставник обратился ко мне и пошёл разбивать группы детей по способностям, которые, видимо, были определены ранее, так же как мои.

Поскольку идти было некуда, ведь мне ещё не показали мою келью, я остался, следя за занятиями ребят. Вначале они много бегали и выполняли физические упражнения, затем им показали удар, который воспитанники начали отрабатывать. Я, конечно, был небольшим знатоком-мечником, но его многие, особенно младшие дети, наносили неверно. Посмотрев на это безобразие пять минут, я не вытерпел и подошёл к ближайшему.

– Ты неправильно держишь руки и переносишь корпус. – Я взял меч из его рук и показал ошеломлённому мальчишке, как нужно правильно бить. Затем посмотрел, как малец повторил, поправил ему стойку и пошёл к следующему, который словно молотил бревном по воде.

Начав с детей, я вскоре обошёл тех, кто вообще делал удар совершенно неверно, и остановился возле старшей группы, никто мне и слова не сказал о том, что я помогаю, а их наставник ни разу не глянул на меня за всё это время.

– Не старайся. – Мне не нравилось, с какой яростью парнишка наносил удар, возникало чувство, что перед ним враг, которого он решил убить.

Воспитанник остановился и удивлённо на меня посмотрел.

– Почему? Разве это плохо?

– Ты слишком азартен, гнев овладел тобой. – Я покачал головой. – Чем больше ты стараешься, тем заметнее у тебя не получается из-за того, что ты злишься. Просто сядь, успокойся и начни сначала.

– Но… – Он беспомощно взглянул на наставника, который сейчас смотрел на нас, стоя неподалёку. Тот пожал плечами, предоставляя ему выбор.

Парень сначала сделал несколько движений в том же стиле, но едва я отошёл от него, как он со злостью опустился на землю и сидел неподвижно несколько минут, затем встал, снова взял деревянный меч в руки, и в этот раз у него получалось значительно лучше.

– Брат! Брат Максимильян! – Ко мне подошёл маленький мальчик. – Я хочу так же, как ты, бить копьём. Покажешь мне свой приём, а то Гарри постоянно надо мной издевается, выбивая меч из рук.

Я тяжело вздохнул, оказавшись втянутым в местные мальчишечьи разборки, ведь я в монастырь приехал не за этим! Хотел сначала отшить его, но решил, что раз начал помогать, то бросать дело на полпути явно не стоило.

– Хорошо, только можно и мечом это делать, необязательно на копьё переучиваться.

– Хочу! Покажи мне! – Мальчонка требовательно схватил меня за руку.

В конце занятий, когда он, раздувшись от важности, вызвал своего недруга на поединок и выбил из его руки оружие, я понял, что попал. Десятки заблестевших детских глаз, направленных на меня, показали, что ближайшее время я буду очень занят. На моё счастье, занятие закончилось, и нас развели по кабинетам, где детям преподавали разные предметы, меня же отвели к ещё одному пожилому паладину, который вручил мне книгу и велел прочитать её всю. Открыв её, я увидел, что это книга Единого, та, по которой многие священники ведут свои проповеди, в ней содержались заповеди и деяния Господа.

* * *

Месяц спустя

– Что думаешь о новеньком, брат Гнат? – Глава монастыря собрал у себя в кабинете трёх паладинов-наставников.

Седоусый пригладил свою пышную растительность, задумался и ответил очень обстоятельно, тщательно выговаривая каждое слово:

– Вы знаете, я был против подобных экспериментов. Нельзя зрелого воина переучить или заставить переосмыслить свою жизнь, только детей можно повести с самого начала путем, ведущим к Богу.

– Но?.. – Наставник хитро прищурился.

– Но, если человек всю жизнь живёт с правильными мыслями и делами, он не потерян для Бога и Ордена, – словно сам себе не веря, ответил седоусый.

– Брат Ивор?

– Несмотря на то что с этим еретиком мне пришлось слишком часто общаться, – слова наставника Слова Божьего вызвали усмешки у всех присутствующих, – и доводил меня он до белого каления, как никто за всю мою долгую жизнь, но и я вынужден признать, что его либо нужно сейчас же сжечь на костре, чтобы не забивал нашим чадам голову своей ересью, либо допустить до тренировок. Таких людей я не встречал на своём пути, вынужден признать.

– Брат Дар?

– Я тоже за то, чтобы его сжечь, – усмехнулся наставник, отвечающий за образование детей, – если он пробудет в нашем монастыре хотя бы год, то боюсь, что наши воспитанники с криками «Бога нет!» повесят нас на воротах монастыря и разбегутся кто куда.

Все тут же сделали знак Единого, отгоняя дурные мысли.

– Но? – Главный наставник откровенно смеялся, прошедший месяц внёс в их тихую и размеренную жизнь столько сумбура и неожиданных поступков, что хотелось избавиться от возмутителя спокойствия как можно быстрее. Дети сразу потянулись к новенькому, а обладая недюжинными способностями не только в фехтовании, но и ораторском искусстве, он быстро заставил всех наставников бледнеть, краснеть и отвечать на неудобные вопросы, которые новый брат задавал во множестве. Одно его утверждение, что их мир круглый и вращается вокруг какой-то звезды, повергало в шок многих, а его доводы, которые легко проверялись на практике, вынуждали наставников гореть тихой ненавистью, поскольку переспорить его или привести свои контраргументы, которые могли быть так же проверенными здесь и сейчас, они не могли.

– Лучше допустить его до тренировок и затем как можно быстрее избавиться, пока то, что я описал, с нами не случилось, – зло ответил брат Дар и сел на место, при этом тихо пробурчав: – Но лучше всё же сжечь.

– Таким образом, все здесь согласны, что брата Максимильяна можно допустить к тренировкам, а также уведомить об этом главу ордена. – Главный наставник монастыря подвёл итог совещания.

– Попросите всё же у брата Антония разрешение сжечь еретика, – ухмыльнулся брат Ивор. – Мне неизвестны причины благоволения ордена к подобным людям, но они опасны для нас и неграмотной бедноты своим духом. Воспользовавшись засухой или голодом, он поднимет массы на восстание, я встречался с похожими людьми, которые могли задурить голову любому.

– Хорошо, упомяну об этом в своём письме, а пока давайте решим, кто откроет ему путь паладина?

Все наставники тут же стали отводить взгляды, и главный наставник понял, что этим «кем-то» придётся стать ему.

– Что же, так тому и быть, пришлите ко мне брата Максимильяна сразу после вечерни.

Паладины тут же засобирались на выход, пока глава монастыря не передумал, никому из них не хотелось быть наставником у такого подопечного, у них и своих забот хватало.

* * *

Вечером меня вызвали к настоятелю. Если честно, то от безделья я не знал, чем себя занять, вот и сцеплялся с паладинами-учителями по поводу и без. Смешно было наблюдать, как эти мудрые мужи бесятся, не понимая сути некоторых явлений, причём я показывал на очевидных примерах, что они не правы в своих суждениях. Этот месяц в монастыре мне совершенно ничего не дал, поскольку я выполнял тупую и рутинную работу, которую мне давали, ни на шаг не приближаясь к разгадке таинств ордена паладинов.

– Максимильян!

Дверь в большой кабинет закрылась, и мы остались одни. В комнате было очень много книг, так много, что какой-нибудь ребёнок мог здесь запросто потеряться. Горевшие свечи не давали много света, зато жутко коптили, оставляя мало свежего воздуха.

– Настоятель, – чуть склонил голову я, из уважения к его сединам.

– Мы решили допустить тебя к тренировкам, так что следуй за мной, месяц ты проведёшь в одиночной келье.

– Каким тренировкам, настоятель? – осторожно спросил я, не совсем понимая его слова.

– Тем, ради которых ты сюда и прибыл, – желчно отозвался он, – не за тем же, чтобы изводить нас.

– Круто! – Я не ожидал подобного поворота, поэтому вскочил на ноги, приготовившись следовать на паладином.

– Не торопись, тебе нужно сначала узнать несколько правил поведения в келье. – Он не шелохнулся, с усмешкой посмотрев на меня, так что пришлось сесть.

– Хочу, чтобы ты сразу понял, что выйти оттуда до срока тебе не удастся, это не комната в прямом смысле слова, а каменный мешок, куда тебе будут два раза в день опускать еду. Там тебя ждёт абсолютное одиночество и тишина. Ты уверен, что готов к такому испытанию?

– А в чём тогда заключается суть подобной тренировки? – не понял я.

– Ты поймёшь, пробыв там достаточно долго, – уклончиво ответил он.

– То есть мне, по сути, всего лишь надо пробыть там некоторое время? – Я всё никак не мог уразуметь, что от меня требуется.

– Верно, – кивнул настоятель.

– Хорошо, тогда давайте начнём быстрее, у меня не так много времени, чтобы впустую его тратить.

Прошедший месяц в монастыре я считал бесцельно потраченным, ибо выполняя ту же работу, что и все, ведя тот же образ жизни, кроме внутреннего раздражения, ничего более не испытывал.

– Максимильян, – настоятель тяжело на меня посмотрел, – я не знаю причин, по которым ты оказался у нас, но имей терпение, никто до тебя не получал доступа к сокровенному так быстро, сумей это ценить!