Текст книги "Дети апокалипсиса"

Подойдя к двери, я задержал дыхание и осторожно заглянул вовнутрь. На загаженном диване храпел Алик Гитлер – тощий паренек лет четырнадцати. Истинный ариец – белокурый, голубоглазый и с неожиданно подлым и мстительным характером. Заденешь такого – и отгребай потом щедрым водопадом бытовые неприятности. Поцарапанная машина, залитый суперклеем замок, располосованная лезвием обивка двери или неожиданно отравившаяся любимая собака…

Алик всхрапнул во сне и с булькающим туалетным звуком выпустил газы.

Я отшатнулся и спешно захлопнул створку. Глаза слезились, для дыхания приходилось прилагать немалые усилия. Легкие спазмировало, организм защищался от газовой атаки.

– Блин, это что сейчас было?

Илья шмыгнул носом, утерся рукавом и с ненавистью выдавил из себя:

– Гитлер…

Огрызаюсь, торопливо прилаживая на место сорванную липкую ленту:

– Сам вижу, что не Сталин! Что он тут делает? С хера ли спит на твоей кровати и воняет, как покойник?

Илья уже окончательно пришел в себя. Встав, он брезгливо отпихнул валяющийся на полу нож и, подойдя к объемной картонной коробке, принялся деловито перебирать ее содержимое. Судя по зеленым крестам и фирменному логотипу «Будь-†-Здоров!» – ящик увели из ближайшей аптеки.

– Гитлер теперь под хаджиевцами ходит. Он всегда шустрилой был. Вот и сейчас – мгновенно вкурил ситуацию и оперативно подсуетился. Сам к ним пришел, шлемазл хитрожопый…

Я пожал плечами:

– Ну да и болт с ним. Говнистый… хм… ну теперь уж точно… говнистый он пацик – это факт. Но резать-то его зачем?

Глаза Ильи вновь полыхнули ненавистью.

– Это он Лешку с балкона сбросил! Преданность свою доказывал, сука!

Я нахмурился, верхняя губа непроизвольно приподнялась, оголяя зубы. Зверь сидит в каждом из нас…

Положив руку на рукоять отцовского ножа, негромко уточнил:

– Точно он?

Илья покосился на меня, предупреждающе оскалился в ответ:

– Не лезь, я сам! Пока Лешкины стоны слушал – я обещал! И ему, и себе!

Понимающе киваю. Месть – это святое. Но ситуацию все же стоит прояснить:

– Ну а тут эта сука как оказалась? Похитил ты его, что ли?

Илья вполголоса выругался, затем пинком ноги опрокинул коробку на бок. Из картонного нутра прямо на пол вывалился целый оползень медикаментов.

– Смотрящим ко мне приставили, от «великого клана Хаджиевых»… Они ведь меня придворным химиком назначили. Дали задачу: «забацать дурь подзабористей»… Вот реально, так и сказали: «подзабористей»! Идиёты…

Переваривая полученную инфу, я даже не улыбнулся, лишь недоуменно наморщил лоб.

– Хренасе. А ты сможешь?

Илья пожал плечами.

– Дурное дело не хитрое. Тем более что аптечный сейф они таки доломали. Пострадало всего два овцевода – лопнул диск «болгарки» при перекосе. Ума у них нет, как и средств защиты. Техника безопасности… она ведь кровью написана. В результате – минус глаз и долой два пальца на руке. Ну да ладно, на вавку подули, до свадьбы должно зажить. Оптимисты хреновы… А вот в распиленном сейфе – чего только нет… Концентрированное счастье в каждой ампуле.

Я воодушевился:

– Ну так свари им что-то убойное! С цветными мультиками и прямым билетом в ад! «Ван вэй тикет!»

Новоявленный химик посмотрел на меня тяжелым, оценивающим взглядом.

– Во-первых, я тебе не доктор Менгеле – травануть зараз десяток человек… Меня откатом по стене не размажет? Да и ты! Сможешь ли после этого ко мне нормально относиться? Без страха или брезгливости?

Я на секунду задумался, затем кивнул – пусть даже слегка неуверенно:

– Смогу!

Илья недоверчиво хмыкнул, затем продолжил:

– А во‑вторых, меня же первого этой дрянью и ширанут. Для проверки. Хаджиевы хоть и не интеллектуалы, но чуйка у них звериная. А ведь валить их надо исключительно оптом – всех сразу. Выживет хоть один из братьев – покоя не будет. Станет на след, будет красться за спиной и выжидать удобного момента. Как ни странно – они ведь не трусы. Просто – другие, не такие, как мы.

Я прищурился, осмысливая сказанное и впитывая в себя новые реалии. М-да, константы социума изменились. Вместо «не стоит с ними ссориться» появилось «убивать надо всех и сразу!». Причем от кого я это слышу? От чернявого тощего интеллигента, еще полгода назад со слезами и соплями хоронившего во дворе сдохшего хомяка? Мир сошел с ума…

– Наверное, ты прав… Слушай, – я ткнул пальцем в сторону заклеенной двери – а эта воняющая тушка не проснется в самый неожиданный момент? У него там топор у изголовья кровати стоит. А моя бита против «длинного клинкового» – не танцует.

Илья покачал головой и молча бросил мне отысканный в куче аптечного хлама пузырек с таблетками. Ловлю звякнувшую бутылочку, высматриваю название. Ага, снотворное.

Зачитываю вслух:

– «Обеспечивает глубокий здоровый сон». Хитро! Слушай, а благоухает он так почему? Побочный эффект?

Илья с деланым безразличием пожал плечами:

– Неумеренность в еде, просроченное пиво и чипсо-шоколадная диета.

Я кошу под недоверчивого следователя, фирменным жестом приподнимаю левую бровь и придавливаю парня взглядом.

– Ой ли… Илья, не беси меня! Колись давай! Шоколад другой аромат дает!

Парень ухмыльнулся, вновь погрузил руки в медицинский оползень и выловил оттуда очередную упаковку. Нежно-голубой цвет, фольгированные стикеры, нестандартная форма – явно нечто дорогое, с конским ценником.

– «Хренадил»! Слабит нежно, не нарушая сна!

Восхищенно цокаю языком и качаю головой:

– Страшный ты человек, Илья…

Юный химик криво и многообещающе улыбнулся. Буркнув что-то в стиле: «то ли еще будет», он сдвинул в сторону опустевшую коробку с медициной, подошел к стенному шкафу и вытащил из него свою гордость – практически полную коллекцию химических элементов. Заслуженную, надо сказать, гордость.

Золотом чистотой в четыре девятки – никого нынче не удивить, были бы деньги. Богатств Илья не нажил, а вот креативностью – не обделен. К примеру – купив древний детектор дыма, он извлек из него редчайший америций. Осадив в пробирке часть добычи – до еще более уникального нептуния, юный гений заполнил сразу две позиции в таблице элементов. Не успокоившись на достигнутом, он из обычной кисточки-антистатика умудрился добыть радиоактивный полоний. Пусть в мизерных количествах, но все же…

Бережно достав из ячейки кубик прозрачного оргстекла, Илья примерился и аккуратно вогнал нож в его клееный шов. Хрустнуло, куб развалился на две части, открывая доступ к содержимому – небольшой ампуле с каплей мутноватой жидкости внутри.

– Страшнее чем ты думаешь… – прошептал он, задумчиво взвешивая капсулу на ладони.

Затем повернулся ко мне и уточнил:

– Так какие У НАС дальнейшие планы?

Не сводя глаз с подозрительного сосуда, я протянул:

– Хотелось бы дослушать тебя до конца, узнать – что там за окном творится. А потом уже выйти во двор, на разведку. Аккуратненько так – в тени, на кошачьих лапах. Да и яблоки нужны, прямо край!

Задумчиво полюбовавшись на садящееся солнце сквозь мутное содержимое ампулы, Илья согласно кивнул:

– Разведка – дело хорошее, одобрямс. С тобой пойду! А по поводу «дослушать до конца»… Хм… Нечего там в принципе слушать… Предсказуемо все. Пара дней слез, страха и плача, затем еще пара – товарного сумасшествия. Ну а потом… потом кто-то додумался, что мир изменился НАВСЕГДА. И пришло отличное время для решения застарелых вопросов. Помнишь Костика-ботана?

Пожимаю плечами, киваю. Кто ж его не помнит? Гнобимый всеми паренек из младшей параллели. Честно говоря, ему даже сочувствовать не особо получалось. Слишком уж бесхребетным он был.

– …так вот, наш Константин познал дзен и вскрыл квартиру соседа-охотника. А затем прошелся по адресам одноклассников, причиняя добро и сторицей рассчитываясь за все обиды. Правда, назад он не вернулся – может, привалили его где?

Я не ответил, с трудом переваривая сказанное. Ботан встал с колен и расстрелял обидчиков?!

Интерлюдия: Костик

– Банг! Банг!

– Двенадцатый… – с удовлетворением прошептал Костик и вновь передернул затвор помпового ружья.

Дымящаяся гильза вылетела из патронника и заплясала на грязном бетоне лестничной площадки.

«Profi-Hunter N7» – утиная дробь. Картечь и пулевые патроны закончились пятью этажами ниже, когда Костик уперся в спешно возведенную баррикаду…

С переходом на стрельбу дробью – появились неожиданные проблемы. В отличие от тяжелой пули, убивать двухмиллиметровыми шариками было гораздо сложнее. Приходилось добирать МИШЕНИ в упор. А впрочем… Так даже интересней!

Костик закашлялся. Поднимающийся снизу дым становился все гуще. Пора переходить на следующий этаж.

Война учит быстро. Замерев на секунду перед лестницей, Костик довольно ловко наполнил патронами подствольный магазин дробовика. А то были уже инциденты… Камикадзе хреновы! Цирк просто: мишени побольше – прикрывают собой мишени поменьше. А те, в свою очередь, так и норовят укусить за ботинок!

Парень покосился на пробитое арбалетным болтом плечо, на распоротый бок и кровящую на ноге повязку. Презрительно хмыкнув, захромал наверх. Он не чувствовал боли от ран и не замечал холода кровопотери. Его грело пламя безумия, а уши ласкали звуки дирижируемого им оркестра. Гудение огня, многоголосый плач, тоскливый вой собаки и стоны забившегося в какую-то щель раненого.

Нужно было спешить – разожженное им пламя превращалось из верного союзника в жадного конкурента. Огонь двигался слишком быстро и стремился прибрать к рукам его кровные ЦЕЛИ. Сам Костик сгореть не боялся – не для того рожден! Нет преград для человека с ружьем!

Переступив через скорчившуюся на лестнице МИШЕНЬ, Костик зашагал наверх.

Мишени… Как, оказывается, все просто! Всего-то и нужно было: представить себя в тире, а фигуры издевавшихся над ним подонков мысленно прикрыть белоснежными листами с концентрическими кругами в центре! Бах! В десятку! И никаких проблем! А то лежал до этого два часа на чердаке, держал ублюдков на мушке, а выстрелить все не решался…

Костик засмеялся и с легкостью перескочил через несколько ступеней. За его спиной, на голом бетоне, осталась лежать крохотная скрючившаяся фигурка. Девчонка лет восьми, вряд ли старше. Ее пальцы пытались зажать страшную рану на животе, а наполненные слезами глаза с болью и недоумением смотрели на уходящего убийцу. Кто он? За что? И почему так больно?!

* * *

Тем временем Илья продолжил:

– …а потом, в очередных пацанских терках, кто-то достал нож и полоснул по лицу оказавшегося слишком крепким парня. Кстати, ты и его знаешь – это Юрка из девятого дома. Как ты понимаешь, ни «Скорая», ни полиция не приехали. Юрка выл сутки, не переставая. Страшно так, обреченно… Кто-то из Хаджиевых даже стрелял по нему из окна – мол, спать мешает. Твари… Чтоб их по жизни рвало материнским молоком! Потом полегче стало – Юрка в горячке свалился. Может, и помер уже, давно его не слышно… Ну что, мне продолжать? Или хватит уже?

Я сжал зубы и упрямо кивнул;

– Продолжай.

Илья безразлично пожал плечами:

– Хозяин – барин. Ты гордячку Ленку из третьего подъезда помнишь? Красивая такая, хоть и с прибабахами… Она с девчонками из ювелирки шла – все в брюликах и платине. Сверкали – аки кремлевские елки. Нашли что мародерить, дурехи. Ну вот, проходила она мимо Умара – сына дворника. Мордатый такой, с легкой дебильцой на лице. Знаешь его? Ну вот… Глянула на него брезгливо, демонстративно сморщила носик. Может, даже и пошутила что-то, с нее станется. А тот, вместо того чтобы привычно краснеть и тяжело вздыхать, – тупо пнул ее ногой в живот, затем намотал блондинистые волосы на кулак и уволок в опустевшие хоромы управляющего ЖК. Верные подружки с визгом разбежались, а она и сейчас из окна по ночам кричит. Вот вернется Умар с гулянок, обязательно услышишь. Может статься, что и на два голоса девки кричать будут. Умар он такой, ненасытный. Все тянет к себе девчонок и тянет…

Ярость накрыла меня с головой!

Бац!

Не сдержавшись, я со всех сил влепил кулаком в дверное полотно.

Что-то хрустнуло, рассаженные костяшки густо закровили.

– Идиёт, – скупо прокомментировал Илья. – Покалечишь руку – сдохнешь.

Боль и циничная правда жизни отрезвили. Зашипев, я затряс кистью, разбрызгивая алые пятна по светлым обоям.

Покосившись на непотребство, Илья недовольно покачал головой, затем требовательно скомандовал:

– Дай сюда!

Ухватив протянутую руку, он безжалостно потыкал пальцем в сбитые костяшки. При этом спокойно и флегматично проигнорировал невольно вырвавшиеся ругательства.

– Жить будешь. Но вряд ли долго. Замри, кулак в пластырь закатаю. Будешь как боксер перед боем. Такой же наивный и полный радужных надежд…

– Циник ты, Илья. Как хирург с двадцатилетним стажем.

Парень кивнул.

– На том стоим, по-другому нельзя. Ты, кстати, когда смотришь в добрые глазки такого вот хирурга, попытайся разглядеть в них его личное кладбище. Заодно впиши туда мысленно еще одну могилку – свою. Поверь – он и не заметит… Ведь к этому времени он провел тысяч двадцать операций. Средняя летальность – два процента. Итого – полтысячи могил. Больше, чем у самого результативного снайпера Второй мировой. А ты говоришь – добрый доктор… Все, Алекс, готово! Если в гумно не влезешь и заражение не подхватишь – будешь жить!

– Спасибо, сестричка. Век не забуду!

Илья лишь хмыкнул, не ведясь на подколку. Приоткрыв дверь к похрапывающему и пованивающему Гитлеру, поинтересовался у меня:

– Ну что, с расспросами закончили? Пойдем во двор?

Невольно отшатнувшись от докатившейся смрадной волны, подтверждаю:

– Так точно. Ты как, готов? Возьмешь что-то с собой? Блин, да закрой ты уже его, воняет!

Илья вновь вытащил ампулу из кармана. Взвесив ее в ладони, пробурчал:

– Нищему собраться – только подпоясаться…

Резкий взмах, ампула влетает в комнату и разбивается прямо над головой Гитлера. Илья спешно захлопывает дверь и срывается в коридор:

– Валим!

Оглянувшись на бегу, замечает мое недоумение и полное нежелание куда-то мчаться. Ну а как иначе? Я ведь должен понять, что за хрень тут происходит, прежде чем бегать по первой же команде этого гения без пейсов?

На лице юного химика проскальзывает реальная тревога.

– Не тупи! Это синильная кислота! Летальная доза – одна десятая грамма!

Пазл мгновенно складывается. Шипение испаряющейся жидкости придает картине последние пикантные штрихи.

– Чёрт!

Резво стартую к выходу. На бегу подхватываю Илью и вышвыриваю его в подъезд. Захлопнув за нами дверь, прижимаюсь к ней спиной и вновь повторяю:

– Страшный ты человек…

Парень многообещающе скалится:

– Когда я сдохну, то враги поломают себе ноги, танцуя от счастья на моей могиле!

Интерлюдия: Алик Гитлер

Алик мертв.

Глава 4

До первого этажа добрались без особых проблем. Спускались настороженно, неторопливо, где-то даже – пугливо. За время моего сна стены обзавелись многочисленными рисунками и надписями. Абсолютно разными.

От наивных – кривенький домик, лучистое солнышко, разнокалиберные человечки: «мама, папа, я».

До угрожающих: «смерть хач…» – и кровавая капель вокруг.

Попадались и совсем депрессивные творения. В формате пяти покосившихся крестов и неумелой подписи: «Осталась одна Таня».

М-да… Рисунок вместо тысячи слов. Сердце болезненно сжалось. Не так я себе представлял будни брутального выживальщика, совсем не так. Слишком много крови, слишком много слез…

Мне же виделись спасенные красавицы, груды бесхозного хабара, распахнутые двери армейских арсеналов и забитые под крышу склады Росрезерва.

В жизни вообще все не так, как в кино. Пацаны фапают на оружие, форму, награды и героические подвиги. Романтизируют войну, не понимая ее изнанки. Собственной смерти в фантазиях нет. В крайнем случае – героическая повязка на голове. Как в песне: «если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой».

В реальности же…

Крохотный осколок в позвоночник – и получи паралич на всю жизнь.

Осколок покрупнее – скальпелем срежет нижнюю челюсть. Вроде и жить после этого можно – но как-то не очень хочется.

Ну а визжащая рикошетом пуля редко заботливо чиркнет по плечу – оставляя после себя аккуратный героический шрам. С куда большей вероятностью она влетит в пах, наматывая на себя потроха и дробя хрупкие тазовые кости.

Реальность страшнее самых страшных сказок…

Я шагал по ступеням, подсвечивая фонариком и замирая на пролетах. Прислушаться, осмотреться, успокоиться.

Кстати, Илья свой шпионский фонарь оставил в квартире. Бережно так устроил на подоконнике, при этом невольно зыркнув на окна соседнего дома. Интересно девки пляшут…

Семафорит кому-то ночами?

Интерлюдия: Илья

Он сидел на подоконнике, обхватив руками колени и размышляя о смерти.

Умереть легко… Обидно просто. За то что не пожил – от слова «совсем». Все свое время, волю и страсть – он вкладывал в нудную раскачку самого себя. Изучая языки, грызя науку, заводя знакомства и расчищая дорогу вперед – к светлому будущему.

К домику у теплого моря для большой и счастливой семьи – где три поколения собираются за одним столом. К безопасности – как физической, так и финансовой. К долгой, сытой и плодотворной жизни.

Просто нужно было попотеть на старте, набирая фору там, где другие бездумно прожигают невосполнимые ресурсы. Они играли – он учился. Они веселились – он планировал. Они бухали – он с отвращением пил сок сельдерея. Они гуляли с девчонками – он работал над собой. И вот теперь…

Зачем тогда это все?!

В окне дома напротив шевельнулся чей-то расплывчатый силуэт. Илья среагировал на движение, всмотрелся, но картинка плыла и туманилась. Мазнув рукой по глазам, он с удивлением увидел слезы. Он плакал?

Покачав головой и утеревшись рукавом, Илья вновь посмотрел на соседские окна.

Двадцатый этаж. Узкая кухонная рама. Там, почти копируя его собственную позу, на подоконнике сидела заплаканная девушка. Стройная, скорее даже – хрупкая. На вид лет четырнадцать, в легком платье с цветочным узором. Подобранные в тон ленты вплетены в волосы. Носочки на загорелых ногах слепят белизной. На руке блестит разноцветными камушками тонкий золотой браслетик.

Неуместный и невероятный образ – слишком аккуратная, ладная, какая-то вся домашняя – она выглядела абсолютно чужой в серых красках постапокалипсиса.

И Илья сделал невозможное. Решился на то, на что не посмел бы в другое время. Он несмело улыбнулся и помахал незнакомке рукой.

Его заметили. Девушка испуганно вздрогнула и рванулась было с подоконника. Но, разглядев мирный образ парня – узкие плечи, круглые очочки, – замерла на месте.

Сердце Ильи заколотилось. Хрупкая воздушная нимфа – шелк и ленты! – обратила на него внимание! Он улыбнулся уже уверенней, подмигнул и даже показал ей большой палец – пытаясь сделать комплимент и хоть как-то передать свой восторг. Ну не умел Илья общаться с девушками…

Поза незнакомки утратила напряжение. Пропало ощущение немедленной готовности к рывку в глубь квартиры, к спасительной темноте. Девушка склонила голову к плечу. Большие влажные глаза блеснули в свете заходящего солнца. А затем губы дрогнули в робкой ответной улыбке.

И тогда Илья понял – он готов сделать что угодно, лишь бы она улыбнулась вновь! Не зная, что еще можно предпринять, он беспомощно оглядел свою комнату. На глаза попался здоровенный плюшевый медведь – отец подарил его маме на какой-то их личный таинственный праздник.

Быстро спрыгнув с подоконника, он подхватил игрушку и стремительно вернулся назад. Прячась за лохматым плюшем, он выставил мишку в оконный проем и приветственно помахал его лапой.

Встревоженно выглянув из-за медведя, он впился взглядом в соседские окна. Не исчезла ли ЕГО незнакомка?

Ты узнаешь ее из тысячи…

Изумление на лице девушки сменилось столь настоящей, столь чистой улыбкой, что Илья чуть не застонал от возникшего в душе трепета.

…Они общались знаками весь вечер… И когда тьма стала накрывать город, девушка прижалась к стеклу, словно не желала позволить сумеркам отобрать у нее собеседника. На лицо незнакомки вновь возвращались тоска и отчаяние.

И тогда Илья включил фонарь, а в ее окне затрепетала свеча…

* * *

Расспросить парня мне не удалось. Этаже на пятом Илью накрыл адреналиновый отходняк. Он неожиданно вздрогнул, привалился к стене и, картинно закатив глаза, начал сползать на грязные ступени. Его тощие мышцы скрутило судорогой, лицо перекосило не подходящим моменту спазмом – губы словно растянуло в блаженной улыбке.

Подхватываю тело, не позволяя ему удариться головой о ступени. Спешно хлопаю Илью по щекам, с трудом удерживаясь от идиотского вопроса: «Ты в порядке?!».

Не особо понимаю, что бы я делал дальше, но юный химик пришел в себя буквально через пару секунд. Улыбка все еще рвет его губы, но шепчут они отнюдь не веселое:

– Гитлер… он умер… я убил его…

Осторожно киваю, успокаивая пацана. Убить человека… Наверное, это страшно…

– Ну… Ты это… держись! Превентивная самозащита, вот! Высшая мера социальной справедливости. Не мы его, так он нас…

Илья отмахивается, пытаясь встать и постепенно восстанавливая контроль над телом.

– Не утешай, я в норме…

С сомнением фиксирую взглядом рваную моторику его движений, однако не настаиваю. Уважительно пожимаю плечами.

– Хозяин – барин. Реально оклемался уже, идти хоть можешь?

Парень молча кивает, постепенно оживая на глазах. Кстати, о глазах… Загорелось в его взгляде что-то странное… Злое торжество, предвкушение, страстное желание? Не очень понятно, хреновый я физиономист.

Рассмотреть внимательней не получается – Илья торопливо чешет вперед, мгновенно позабыв все мои наставления.

Хватаю парня за плечо, рывком задвигаю себе за спину. Я на острие атаки! Я танк и главный дамагер, а ты – слабый тряпичный баффер! Знай свое место!

Терминология компьютерных игр как нельзя кстати подходит к ситуации. Невесело улыбаюсь одной половинкой рта и продолжаю настороженное движение.

Илья переполнен энергией. Мнется на холостом ходу, бурчит за спиной, при тактических паузах нетерпеливо топчется на месте. Однако обгонять больше не спешит – правило движения в колонне он вроде как усвоил.

Свет заходящего солнца с трудом продирается сквозь грязные окна. Дом у нас новый, построен по современным ГОСТам. Лестничная клетка отделена от квартирных блоков, а пара массивных противопожарных дверей дарят надежду на выживание даже в случае реального зомби-апокалипсиса.

Как всякий разумный параноик – двери я оценил. Сталь, огнеупорная краска, начинка из кремнезема и самовспенивающаяся лента по периметру. Устойчивость при пожаре – полтора часа. Правда, учитывая уровень жадности управляющей компании и криворукую установку джамшутами – цифру можно смело делить на три. Однако при любом раскладе это гораздо лучше, чем бестолковое «ничего».

Дом казался покинутым. Не гудели натужно лифты, не хлопали двери, злое эхо бытовых скандалов больше не рвалось сквозь тонкие панели перекрытий. Наконец-то заглох изматывающий грохот непрекращающихся ремонтов. Два года жизни под прицелами дрелей и перфораторов. Врагу не пожелаю жить в новострое!

Четвертый этаж. Оспины картечных попаданий на стенах. Длинные полотнища грязных бинтов и засохшие коричневые пятна на полу. На мой вопрошающий взгляд Илья лишь пожимает плечами.

Третий этаж – жалкое подобие баррикады из пары опрокинутых холодильников и тройки стиральных машин. Если мне не показалось, то из-под белоснежного «Индезита» торчали чьи-то посиневшие пальцы. Очень надеюсь – что показалось…

Запах мертвечины ощущается все настойчивей. Что бы ни говорил Илья, но обоняние подсказывает – где-то гниет чья-то плоть. Впрочем, это вполне могут быть и кошки с собаками. Либо… либо кто-то из моих сверстников – ненадолго переживших ночь звездопада.

Вот и первый этаж. Пятно от костра на полу, закопченный до черноты потолок. У дальней стены – скрюченное тело кого-то из взрослых. Отвожу глаза – слишком много смертей…

Под ногами хаотичный ковер из разнообразного добра. Шмотки, пакеты, разноцветная упаковка, бумага во всех вариациях – от туалетной до пятитысячных купюр.

Блеснула золотом массивная цепочка, захрустели пластиком стреляные гильзы. Заинтересовавшись, я присел и взял одну из них в руки. Двенадцатый калибр, недорогой полиэтиленовый «Военохот». Принюхиваюсь: едко пахнет горелым порохом – стреляли не так давно.

Сквозь открытую дверь подъезда доносится монотонный звон ударов по железу и совсем уж приглушенные расстоянием магнитофонные завывания. Кажется – «Черные глаза». Как лубочно и предсказуемо…

Выходим, настороженно озираясь. Бита наготове, ножны на поясе демонстративно сдвинуты вперед. Илья боевито сопит носом и суетится за спиной.

Первое впечатление – Сталинград сорок третьего. Нет, конечно, не все так плохо. Но я житель мегаполиса, меня можно шокировать даже рядовой кучей говна посередине пешеходного тротуара.

Двор умирал…

Вокруг – битые, вскрытые и сожженные автомобили. Внимания вандалов избежал лишь ржавенький «жигуль», вросший лысыми покрышками в асфальт.

На остальных машинах успели варварски покататься и потолкаться, явно заигравшись в догонялки. Ну а все то, что не завелось, – крепко пострадало от человеческой обиды.

Жесть, как она есть. Двор мятого железа. Мечта жестянщика…

Близлежащие дома словно постарели в один миг. Подслеповато щурились сотнями выбитых окон, беззубо шамкали темными провалами подъездов, из которых с мясом повыдирали входные двери. Трепыхались на ветру вытянутые сквозняком шторы, черные языки копоти тянулись от выгоревших квартир. И мусор… Тонны мусора! Как можно так засраться за жалкие две недели?!

От разгромленных витрин «Стройтоваров» стелется пестрый хозяйственно-бытовой шлейф. Тысячи блестящих гвоздей вбиты в самые невероятные поверхности – от капота «Мерседеса» до бетонного столба освещения. Кто-то явно дорвался до пневматического нейлера – гвоздезабивного пистолета.

Мутной тюлевой паутиной оплетены ветви деревьев вокруг магазина «Ткани». Стволы молоденьких берез истерзаны глубокими шрамами – тут долго и неумело развлекались с бензопилой. Впрочем, одно дерево неизвестные герои завалить все-таки сумели. Гордость двора, раскидистая липа, подмяла под себя трансформаторную будку и часть стоянки. Судя по неровному холмику и корявому крестику около могучей кроны – липа успешно сопротивлялась.

В соседнем подъезде дотла сгорел бесполезный нынче салон красоты. Сотни разноцветных флакончиков усеивают асфальт. Змеится брезентовый рукав пожарного шланга, ультрамариновые следы засохшей пены добрались аж до второго этажа.

Деревенская тишина давила своей ненормальностью. Ну не бывает такого в Москве, это же город с безумной энергетикой и диким ритмом жизни! Не нужно быть зрячим, чтобы понять – что-то случилось. Монотонные удары по металлу и отголоски далекой гулянки лишь подчеркивают звенящую тишину онемевшего города.

Ближайший источник шума обнаружился практически сразу. В полусотне метров от нас, на «дублере» основной улицы, замер инкассаторский фургон. Нахохлившийся и избитый, скособоченно завалившийся на спущенные колеса и украшенный белесыми пятнами на бронированных триплексах. Сдвижная задняя дверь вмята глубоко вовнутрь. Использовавшийся для этого муниципальный трактор брошен тут же – поперек дороги и с нелепо задранным отвальным ножом.

Содержимое изолированного грузового отсека – синие спецконтейнеры валяются рядом. Часть из них вскрыта или повреждена. Легкий вечерний ветерок гоняет по улице ярко окрашенные купюры.

Илья проследил за моим взглядом и дурашливо пропел:

– Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют!

Согласно хмыкаю. Кстати, во многих банкоматах стоит такая же система защиты. Простое и гениальное решение. К тому же очень поучительное. Батя в свое время дал мне задание: придумать десять жизненных ситуаций, которые можно решить схожим методом. Нет, не подрывом емкости с перма-краской, а выводом предмета чужого интереса за скобки уравнения. Спасибо, пап… Это было по-настоящему полезно…

Рядом с машиной стоит Генка Скрипач. Выглядит он непривычно потрепанным. Всегда белоснежная футболка – серая от грязи и крови. Вечно наглаженные брюки – измяты и порваны на коленях. Тонкий аристократический нос грубо свернут на бок, под обоими глазами вспухли бордовые гематомы.

Знакомый прикол, сам так ходил. Очковый эффект – два фингала от одного удара в нос. Видать, крепко его приложили. И, кажется, Генка затаил обиду – не зря же он ломится в бронесалон инкассаторки? Н-да, мстя будет душевной…

Скрипач монотонно и сосредоточенно бил арматурным прутком по лобовому стеклу автомобиля. Некогда трепетно оберегаемые пальцы – в ссадинах и бетонной пыли. А ведь музыкантам и карманникам – мозоли противопоказаны! Некоторые даже полируют подушечки пальцев на мелкой наждачке – для повышения чувствительности.

– Илья, за мной!

Скомандовать получилось неожиданно легко. Критические обстоятельства требуют критических мер. Демократия – игрушка для сытых и ленивых. Худшее, что сейчас можно сделать, – собраться толпой менеджеров и домохозяек, устроить прения и начать тайным голосованием принимать решения.

Юный химик фыркнул, но подчинился. Авторитета и кредита доверия у меня пока что хватает. Остальное покажет время. Беда в том, что желающих покомандовать у нас по жизни овер-дофига. Вот только ответственность брать на себя никто не хочет.

Осторожно шагаем к машине. Внимательный взгляд подмечает редкие гильзы под ногами и оспины пулевых попаданий. Тут и там – на автомобильной жести, на оконных рамах, на сайдинге внешней отделки. Здесь не было боя, здесь безбашенно развлекались. Вышибая стекла, уродуя технику, ублажая зуд в сжимающих оружие руках.

Илья суетится за спиной. Изредка бросаю взгляд назад и фиксирую странности. Вот он чуть не падает, запнувшись о брошенный кем-то пакет с барахлом. Что неудивительно. Сложно не упасть, если ты идешь, задрав голову строго наверх. Что он там разглядывает?

– Илья, под ноги смотри. Убьешься…

Парень кивает, но уже через пару десятков шагов его ноги начинают забирать вправо – к истоптанному и перекопанному газону аккурат под нашими окнами. Поймав мой взгляд, парень вздрагивает и молча пристраивается за спину.

За углом дома раздался подозрительный шорох. Настороженно замираю, вскидываю левую руку. Илья послушно останавливается.

Скрипя по песку и мусору, навстречу выкатывается большая жестяная банка в сине-белой раскраске. Толкающий ее азиатского вида пацаненок лет семи – натужно пыхтит, оглушая сам себя и не слыша ничего вокруг. Одет мальчишка по остаточному принципу – серые от пыли кроссовки из разных пар, драные шорты, радикально черная футболка с залихватской надписью «Ведусь на мороженое!».

– Эй… – окликаю негромко, не желая пугать малышню.

– А-а?! – паренек вскидывает голову. Из удивленно приоткрывшегося рта выпадает недогрызенный «чупа-чупс».