Текст книги "Метро"

– Что же это? А? Что же это?

Гарин снизу видел его раздувшееся лицо и прыгающие губы, но он никак не мог поймать его взгляд. Глаза мужчины бегали, как шарики в барабане "Спортлото".

– Давай! Давай, мать твою! Давай! – кричал на него Гарин – громко и отрывисто. С каждым "давай" он старался выдохнуть как можно глубже, чтобы новая порция воздуха вошла в легкие, застоявшиеся и душные, как низкие подвалы старого замка.

– А? Что же это? А?

Глаза у мужчины постепенно становились осмысленными. Они наконец остановились и уперлись в Гарина, словно тот был единственным во всем поезде, кто мог честно и открыто ответить на этот вопрос.

– Слеза-а-ай! СЛЕЗАЙ!!

Ему повезло, что мужик оказался таким здоровым. Конечно, он его чуть не задавил, но он оказался настолько сильным, что смог стряхнуть с себя по меньшей мере четырех человек.

Несколько секунд Гарин лежал, запрокинув голову. Он блаженствовал. Он просто дышал.

Это ощущение по своей силе могло поспорить с самым ярким в его жизни оргазмом – когда они с Ириной занимались любовью на лестнице многоэтажного дома. За тонкой стенкой что-то падало и ухало в трубе мусоропровода, ветер завывал в вентиляционной шахте, двери на лестничных клетках постоянно хлопали, а они все никак не могли остановиться, с каждой секундой все приближаясь и приближаясь к вершине.

Они кончили одновременно и закричали, будучи не в силах сдерживаться. Хрустнули перила, за которые держалась Ирина. Гарин подумал, что еще немного – и она выдернет их из бетонных ступенек.

Наверху, через два этажа, раздраженный женский голос воскликнул:

– Хулиганы! Вам что, улицы мало?

Они захохотали и побежали вниз по лестнице. Ирина на ходу натягивала колготки, а Гарин – застегивал штаны.

– А-А-А-А-А!!! – снова заорал он – не для того, чтобы досадить сердитой женщине, а от избытка переполнявших его чувств.

А Ирина смеялась так, что ей приходилось опираться рукой на стену.

– Пойдем… на… улицу… – с трудом выдавила она, и Гарин чуть не покатился кубарем – от приступа буйного смеха.

– На улицу… – повторил он. – На улицу… Чтобы продолжить…

Непонятно почему он вспомнил сейчас этот эпизод – скорее, грустный, чем веселый. С тех пор прошло уже много лет – так много, что Гарин не мог сказать, сколько именно.

Наверное, потому, что воздух, свободно входящий в его легкие, был таким сладким… Он подумал, что нечто подобное испытывает женщина, когда в нее входит желанный мужчина.

И Гарин закричал.

Но в следующую секунду эйфория прошла. Этот воздух был слишком сладким. Он пах кровью.

Гарин сел. Что-то под ним опять колыхнулось; настолько вяло и безжизненно, что Гарин испугался. "Я сижу на трупе".

Он понял, что какое-то время после удара лежал без сознания. Видимо, ТОМУ, кто лежал в основании "кучи малы", этого времени хватило, чтобы задохнуться.

Гарин подумал об этом отстраненно, не испытывая никаких эмоций, кроме одной: "Хорошо, что я не умер".

Он оперся обеими руками на тело, лежавшее под ним, и попытался встать, но правая нога была крепко зажата. Гарин видел ее только до колена; остальная часть скрывалась под краем ярко-красной болониевой куртки.

Гарин нагнулся вперед и вправо. Он попробовал отпихнуть тело в красной куртке… (Он не знал, живой это человек или уже бездыханное тело). Он толкнул; затем еще и еще раз, но все было бесполезно.

Тогда Гарин ухватился за свою ногу и потащил на себя, чувствуя, как она помаленьку продвигается.

Внезапно все вокруг пришло в движение. Люди, оглушенные ударом, вскакивали на ноги и начинали метаться.

Сдавленный воздух вагона прорезали панические крики. Это было чертовски соблазнительно – поддаться всеобщей панике. Стать частью орущей многоголосой толпы. Но это был путь в никуда. Путь, ступив на который, рискуешь не вернуться.

Гарин поборол сиюминутную слабость. Он стиснул зубы – так сильно, что заболела шея – и закусил губу. Паника – его, личная паника – отступила.

Он дернул правую ногу изо всех сил и наконец-то сумел ее освободить.

Гарин встал. Тело под ногами по-прежнему колыхалось, словно хотело его сбросить, и Гарину пришлось схватиться за поручень.

Точнее, за одну его оставшуюся секцию. Другая – тонкая никелированная труба – торчала из гущи человеческих тел, набросанных в беспорядке друг на друга в начале вагона.

Гарин будто увидел себя со стороны. Странно, но он больше не боялся и даже не испытывал отвращения, глядя на окровавленный подрагивающий кусок поручня, который торчал из чьей-то широкой спины. Он машинально отметил, что поручень прошил кого-то насквозь… и отбросил эту мысль.

Все чувства притупились, и мысли не задерживались в голове дольше, чем на пару секунд. "Наверное, я все-таки паникую, – подумал он. – Это – моя индивидуальная разновидность паники".

Гарин добрался до того места, где сидела Ксюша… ("где перед ударом сидела Ксюша…") и стал методично отбрасывать тела.

Он хватался за одежду и бросал в сторону; иногда он слышал вскрик, визг и даже возмущенные возгласы – значит, это были люди. Живые люди! Но чаще – только свое прерывистое дыхание, шорох ткани и хруст рвущихся ниток.

Кто-то ударил его сзади по спине. Гарин, не оборачиваясь, отмахнулся и продолжал разгребать эту… кучу.

Он увидел босую ногу в черном лопнувшем чулке. "Колготках? – тупо шевельнулось где-то у самого затылка. Гарин пригляделся. – Нет, чулках с ажурной резинкой, с отстегнувшимися подвязками…".

Он ухватился за ногу и почувствовал, как она дрожит. Гарин, даже не задумываясь о том, в какую сторону гнутся у человека нижние конечности, отодвинул ногу, успев отметить черное блестящее белье и курчавые волоски, пробивающиеся из-под него. Однако сейчас эта картина не имела никакого сексуального оттенка; он едва сознавал, что видит и что делает.

Точно так же он достал вторую ногу (чулок почему-то спустился до колена) и отодвинул ее так же, как и первую. Затем отвернул задравшуюся на живот юбку и по верхней одежде (черной кожаной куртке до пояса) понял, что она принадлежит той самой женщине, которая потеснилась, уступая Ксюше место.

Женщина дрожала, как в лихорадке, и Гарин понимал, что это – дурной знак. Очень дурной знак.

Гарин нащупал ее руки, взялся за запястья и рывком поднял тело.

Подбородок женщины дергался, словно она давилась каким-то комочком, левая половина лица была залита густой темной кровью, смешанной с чем-то вязким, как варенье. Из глаза торчала позолоченная дужка очков.

– Ага! – тихо сказал Гарин, перенес тело влево и… просто разжал пальцы. Тело с мягким шлепком упало на другие тела.

Внезапно в голове что-то щелкнуло. Словно кто-то повернул ручку невидимого реостата; Гарин явственно различал стоны, кряхтение, плач, причитания, доносившиеся изо всех углов и закоулков вагона. Но громче всего – замирающие всхлипы женщины в черных чулках.

Гарин не смотрел в ее сторону. И даже если бы захотел, он не смог бы себя заставить. Теперь он видел только одно.

Краешек ярко-синего дождевичка.

* * *

Поручень с громким треском хрустнул; однако хруст этот был едва слышен в общем шуме, грохоте и крике. Денис даже не услышал хруст; он почувствовал его спиной.

Та девушка с мелированными прядями, которой он разбил лицо, внезапно исчезла – такое было ощущение. Вот она была – и вдруг ее нет, осталось только мягкое пальто, заполненное воздухом.

Потеряв опору, Денис пролетел по воздуху пару метров и оказался где-то на головах людей, сидевших слева по ходу движения.

Несколько секунд он лежал прямо на головах – как полуобнаженная красавица на трех мечах в старом иллюзионном трюке – затем потерял равновесие и покатился вниз.

Ему повезло, что поручень на какое-то время стал надежной опорой; люди, как сбитые кегли, повалились в проход, а Истомин упал уже сверху, и причем – довольно мягко.

"Везение!". Он не успел об этом подумать. А если бы успел, то наверняка усомнился: что следует называть "везением"? То, что он постоянно попадает в страшные передряги? Или то, что умудряется каким-то непонятным образом из них выкрутиться?

Нет, сейчас он ни о чем не думал. Времени на это не оставалось. Денис вскочил и бросился искать Алису.

В страшной мешанине из человеческих тел невозможно было что-то разобрать. Казалось, в вагон заползло какое-то фантастическое существо с сотней рук и ног, одетое по новой моде: нечто, сшитое из лоскутного одеяла. Это существо вопило, кряхтело, плакало, стонало и вздыхало.

Денис увидел клетчатую кепку, которая украшала голову толстяка, вонявшего перегаром. Он сложил нехитрую логическую цепочку (кепка – толстяк – Алиса) и ринулся вперед.

Почти все пассажиры вели себя так же, как и он. Все куда-то рвались, суетились, бежали и ни на что не обращали внимания.

Денис увидел грузную женщину в старом коричневом плаще, которая, причитая, что-то искала. Она отодвигала руки и ноги, с неправдоподобной легкостью переворачивала лежащие тела и все время что-то искала. Она продвигалась вперед, не обращая внимания на толчки и удары, сыпавшиеся на нее со всех сторон. Казалось, женщина их просто не замечала. Она вела себя, как Терминатор, отрабатывавший одну-единственную программу, заложенную в электронные мозги: найти Джона Коннора и свернуть ему шею.

Денис, как зачарованный, следил за этой женщиной со свекольным румянцем на щеках, и никак не мог понять, что же она ищет?

Ребенка? Маловероятно. В пятьдесят с лишним лет (а то и все шестьдесят) уже не рожают. Внука? Но тогда бы она что-то кричала. Звала. Но женщина не звала – просто КОПАЛАСЬ, как старательный огородник – в земле.

Наконец она испустила торжествующий вопль. Денис увидел, как женщина схватила потрепанную сумку с облупившимся лаком. Ручки сумки перетерлись; одна была завязана узлом.

Женщина прижала сумку к груди, словно боялась, что ее могут снова отобрать, и стала торопливо перерывать содержимое.

Денис отвел глаза. Клетчатая кепка переместилась в сторону, загадочным образом отползла на пару метров влево, а это означало, что первое же звено в его логической цепи (кепка-толстяк) не выдержало и лопнуло.

Денис пытался вернуться к дверям вагона, но его все время отпихивали. Слишком много было желающих выбраться отсюда.

Кто-то делал шаг, его отбрасывали и сбивали с ног, топтали, и он уже не мог подняться. Людской водоворот, начинавшийся в проходе, медленно приближался к дверям, и тем несчастным, что оказались на его пути, не стоило ждать ни помощи, ни пощады.

Внезапно раздался вопль – настолько сильный, что на мгновение заглушил все прочие звуки. Вопль звучал на одной высокой ноте; он был таким ужасным, что Денис оцепенел. Казалось, человек не способен издавать подобные звуки.

Оцепенел не только он; замерла вся толпа – единый организм, сплоченный общей целью – выжить!

Этого секундного замешательства Денису хватило, чтобы поставить ногу на чью-то разбигающуюся спину, оттолкнуться от нее и "рыбкой" нырнуть обратно, в сторону дверей.

Он упал на мужчину в кожаной куртке, надетой на цветастый спортивный костюм. Глаза мужчины побелели, как у дохлой рыбы. В них не было ничего, даже страха.

Мужчина автоматически, словно сам не сознавал, что делает, ударил Дениса, но промахнулся. Кулак с дешевым перстнем из фальшивого золота лишь оцарапал Истомину ухо.

Денис оказался проворнее: он заехал лбом мужчине в лицо, и тот отступил, освобождая жизненное пространство.

Справа и сзади к Денису протянулась женская рука с длинными когтями.

– И-и-и! – визжала женщина, царапая ему лицо. Денис ударил ее локтем в живот, и женщина смолкла, будто задохнулась.

Денис изо всех сил налег на толпу и увидел пол под ногами. Просто грязный истертый пол, свободный от человеческих тел, но сейчас это казалось ему самым прекрасным зрелищем. Потому что на полу лежала большая дерматиновая папка, в которой Алиса носила рисунки. "Ватманы", как говорила она.

– Да не толкайтесь же! – закричал Денис. – Двери все равно закрыты!

Ему повезло: рядом нашлись вменяемые люди, не потерявшие в панике голову.

Молодой человек, одетый не по погоде в шерстяную водолазку и вязаную кофту, растопырил руки и заорал на толпу:

– Назад! Надо выбить двери! Не мешайте! Потом все пойдем по очереди!

Денис с благодарностью кивнул ему. На лице вздувались царапины, оставленные любительницей роскошного маникюра. Истомин подумал, что был бы только рад вытащить из своей щеки пару-тройку сломанных ногтей. "Истеричка чертова!".

Он еще раз взглянул на молодого человека в кофте. Тот из последних сил пытался сдержать напирающих людей. Наверное, он тоже думал, что Истомин сейчас начнет выламывать стекла и пытаться раздвинуть двери, но… Денис был вынужден его разочаровать.

Он опустился на колени и принялся искать Алису. Наверное, это выглядело глупо: все-таки сто пятьдесят четыре – не иголка в стоге сена, и она не могла исчезнуть бесследно, затеряться на четырех квадратных метрах, но она именно затерялась. Папка ее была здесь, а самой Алисы не было.

Денис заметил мужчину, скорчившегося в углу. У него был багровый затылок. Денис уцепился за воротник темно-коричневого пальто и потянул на себя. Мужчина не сопротивлялся. Его тело безвольно откинулось назад. Денис разжал пальцы, и услышал стук: это голова несчастного ударилась об пол.

Толпа снова стала наседать, и, если бы не еще один вопль, заставивший всех вздрогнуть, Дениса бы затоптали.

– Да помогите же ему, наконец! – кричал молодой человек в кофте. – Чего он орет?

Крик не нарастал и не убывал. Он просто длился.

Но Денис не мог обернуться и посмотреть, в чем там дело.

В нише, в углу между дверью и наружным краем сиденья, лежала Алиса. Она сжалась в крошечный комок и была такой маленькой, что, казалось, ее можно положить за пазуху. И вместе с тем… она выглядела изломанной, словно хрупкая льдинка, смятая в теплой руке.

– Алиса… – Денис осторожно взял ее под руки.

Девушка зашевелилась и что-то произнесла.

– Тихо-тихо, не двигайся… – Денис прижал ее к себе.

Молодой человек, его неожиданный союзник, как мог, сдерживал наседающую толпу.

– Не мешайте! – закричал он и ударил ногой в стекло. Стекло треснуло, но осталось на месте. Это позволило выгадать еще несколько секунд. Впрочем, Дениса это не интересовало.

Он аккуратно ощупывал Алису.

– Девочка моя… – говорил он, не замечая, что из его глаз катятся горячие благодарные слезы. – Ты цела? С тобой все хорошо?

Алиса посмотрела на него и попробовала улыбнуться.

– А знаешь, ты не такой тяжелый, как этот гегемон, который на меня улегся, – тихо сказала она. И (он это понял сразу, по лукавым искоркам, появившимся в уголках глаз) дальше последовал неожиданный поворот темы. Ее коронный трюк. – Зато он мягче.

– Алиса… – Денис прижал ее к груди и поцеловал в макушку. – Алиса…

– Можешь не ревновать, – сказала она ему на ухо, пытаясь придать голосу некоторую ворчливость. – Он не успел ничего сделать.

Денис скосил глаза на пол. Толстяк лежал, не двигаясь, и его неестественно искривленная шея недвусмысленно говорила о том, что он бы и не смог ничего сделать. Потому что был уже мертв.

– Значит, я зря так торопился?

– Что это за крик? – спросила Алиса, и Денис посмотрел через головы назад.

– Я не знаю, – сказал он. Но он именно знал.

Лежавшие в проходе медленно вставали. Кто-то помогал им подняться и отойти в сторону. Наконец завал из людских тел исчез сам собой, и стало видно, кто кричал – мужчина в кожаном пиджаке. Едва почувствовав свободу, он вскочил на ноги и стал топтать человека, лежавшего под ним.

– Тварь! Гад! – кричал мужчина. Правую руку он крепко прижимал к животу, словно боялся, что оттуда что-нибудь вывалится.

По его лицу катились крупные капли пота, будто он угодил под проливной дождь. На лбу и висках вздулись толстые вены.

– Тварь! Тварь! – орал он, с ожесточением заколачивая каблук в человека, лежавшего на полу. Между пальцами у него сочилась кровь. – Он прогрыз мне брюхо!

Мужчину схватили за руки и оттащили в сторону.

Затем Денис увидел, как с пола, шатаясь, поднимается другой мужчина, с лицом, залитым кровью. Она была повсюду, но, пожалуй, не вся кровь была его.

Дениса передернуло от этой картины. Она была страшной, но самым страшным была ее совершенная безвыходность. И тот, и другой мужчины были зажаты навалившимися телами, и никто из них не мог пошевелиться. И нижний грыз живот верхнего, потому что он не давал ему дышать. Скорее всего, он делал это не намеренно, а от отчаяния, повинуясь слепому инстинкту самосохранения.

"Не надо было расстегивать пиджак!" – подумал Денис и впервые по-настоящему испугался. Действительно, в том кромешном аду, куда они угодили – вместе с еще несколькими сотнями человек – единственным спасением было не расстегивать пиджак. Все остальное от них не зависело.

Или – зависело?

Где находится предел человеческих возможностей? Где проходит та грань, за которой внешние обстоятельства изменить уже невозможно?

Прошло всего два месяца с тех пор, как ему чудом удалось спастись из обваливающейся Башни. И все эти два месяца он мысленно возвращался к событиям того страшного июльского дня, пытаясь понять, чем же на самом деле было его спасение. Цепью счастливо сложившихся случайностей? Или – не совсем случайностей?

Как бы то ни было, пиджак расстегивать не стоило. Ради себя и… Алисы.

С ней все было по-другому. Она ворвалась в его жизнь и, слава Богу, поставила все вверх дном. Денис был ей за это благодарен. И еще – он чувствовал свою ответственность за нее.

Перед кем? Странный вопрос. Ни перед кем.

* * *

Они познакомились в митинской районной поликлинике.

После катастрофы в Башне Денис не хотел никого видеть. Он не мог жить с родителями в городской квартире, прелести загородного дома также его не прельщали, поэтому выбор был сделан в пользу бабушкиной квартиры в Митино, где, кстати, и был прописан Истомин-младший.

Сама бабушка (она молодилась изо всех сил, жила с мужчиной, который был на восемнадцать лет младше ее, в подмосковной Жуковке и ненавидела, когда внук называл ее "бабушкой") митинскую квартиру посещала редко – для того, чтобы внести квартплату и оплатить коммунальные услуги. Когда Денис пообещал взять эти заботы на себя, она только обрадовалась.

Денис пришел в поликлинику, чтобы снять швы – во время событий в Башне крупный осколок стекла повредил ему спину. К счастью, рана быстро зажила.

В тот день был его последний визит к врачу. Хирург – молодой парень, работавший после института сразу на трех работах – вытащил длинным пинцетом шелковые нити и наложил новую повязку.

– Не мочить, через три дня можно снять, – улыбаясь, сказал он.

– Спасибо! – сказал Денис и тихонько поставил на стул пакет, в котором лежала бутылка коньяка "Реми Мартэн".

Хирург снова улыбнулся и молча кивнул.

– Скажите следующему – пусть проходит, – сказал он.

Денис еще раз поблагодарил его и вышел из кабинета. Он шел по коридору и вдруг увидел маленькую хрупкую девушку, сидевшую на кушетке. Девушка упиралась обеими руками в края кушетки и тяжело дышала.

Она потянулась к своей сумке, но сделала это так неловко, что сумка упала на пол.

Денис быстро подошел к девушке и присел перед ней на колени.

– Вам плохо? – спросил он и мысленно выругался. "Конечно, плохо! Ты что, не видишь?".

Девушка закашлялась. Лицо ее налилось краской, но кончик острого носа и губы посинели.

Она пожала плечами и через силу выдавила:

– Да уж… нехорошо…

– Вам помочь? – сказал Денис.

– Если… вы… не слишком… заняты… – прохрипела девушка и кивнула в сторону сумочки.

Денис схватил сумочку и, поймав утвердительный взгляд, перевернул ее, вывалив содержимое прямо на пол. Девушка одобрительно кивнула.

Он отбросил в сторону паспорт, флакончик с лаком для ногтей, тюбик с витаминами, нераспечатанную пачку сигарет и наконец нашел то, что, по его мнению, должно было помочь – небольшой цилиндрик с пластмассовой насадкой. Ингалятор.

Денис протянул его девушке.

– Да?

Девушка взяла ингалятор.

– И сигарету… – сказала она. Так серьезно, что Денис на мгновение ей поверил.

Девушка запрокинула голову и пару раз нажала на колпачок ингалятора. Ее дыхание стало не таким шумным; губы порозовели.

– И вы еще курите? – укоризненно спросил Истомин.

Девушка смотрела в потолок. Она словно к чему-то прислушивалась. Затем она еще раз брызнула себе в рот и только после этого взглянула на Дениса.

– Моя обычная проблема. Я почему-то кажусь всем идиоткой… – она сокрушенно покачала головой. – Конечно, нет. Куда мне курить – с моей-то астмой?

Ее ответ сбил Дениса с толку.

– Зачем вам тогда сигареты?

– Чтобы проявлять силу воли и удерживаться от соблазна, – как о чем-то, само собой разумеющимся, сказала девушка.

– А-а-а…

Откровенно говоря, Истомин не смог найти в ее словах даже видимость логики, но почему-то поверил, что она там есть. Девушка выглядела убедительно.

Он стал собирать вещи, разбросанные на полу, и складывать их обратно в сумку. Только сейчас он заметил, что сумка вся испачкана разноцветными мазками краски.

– Вам лучше? – спросил он, протягивая ей сумку.

– Я бы еще выпила кофе, – был ответ. Увидев, что Денис замешкался, девушка уточнила. – Желательно – "капуччино".

– Э-э-э…

– Дорогой мой, коли уж взялись спасать девушку, так спасайте по полной программе. Ингалятор был мой, стало быть, кофе – за вами.

И опять – никакой логики, но – железная, непробиваемая убедительность.

Денису стало весело. Он вдруг подумал, что и сам не прочь пригласить эту смешную девчонку со странными чертами лица на чашку кофе.

– Это справедливо, – согласился он. – Ингалятор – ваш, кофе – мой. Меня зовут Денис.

– Неплохо, – девушка встряхнула головой. Густые кудри взметнулись вверх, и Денис почувствовал их запах. Этот запах, к которому примешивался горьковатый аромат лекарства, сразу ему понравился. – Дронт. Додо…

– Что?

– Я – Алиса. Ну, помните "Алису в стране чудес"? Там с ней был Дронт. Впрочем… – она притворно нахмурилась. – Если вам больше нравится быть котом Базилио…

– Нет уж, лучше я буду Дронтом, – поспешил ответить он.

Девушка склонила голову набок и подняла брови. Эта гримаса должна была означать: "Так бы и давно".

– А как же врач? – спросил Денис. – Может, дождетесь своей очереди?

– А-а-а, – девушка презрительно сощурилась. – Боюсь, она скажет мне то же самое. Аллергия на краски и угольную пыль.

– Работаете маляром в шахте?

– Хуже. Шахтером в малярке.

Они рассмеялись. Девушка встала и повесила сумку на плечо. Она едва доставала Денису до подмышки.

Алиса была какой-то угловатой; во всех ее движениях сквозила грация подстреленной птички, но Денису это очень понравилось. Он сам не знал, почему, да он и не задавался этим глупым вопросом.

– Ну-с… Куда пойдем? – спросила Алиса.

Денис помедлил. Потом решился: "А почему бы и нет?".

– Можно пойти ко мне.

– Угу… – Алиса отступила на два шага и смерила его внимательным взглядом – с головы до ног. Потом – с ног до головы. – Предлагаешь мне сразу нырнуть в кроличью нору?

Его предложение послужило сигналом перейти на "ты".

– Насколько я знаю, это – единственный способ попасть в Страну чудес. Я же – Дронт, не забывай.

– Дронт… И довольно активный.

Денис усмехнулся. Минуту назад она первой предложила ему выпить кофе, а теперь упрекает в излишней активности?

– Хм… – Алиса выглядела задумчивой. Она будто разговаривала сама с собой. – У меня есть выбор?

Девушка еще раз внимательно – и очень пристрастно – оглядела Дениса. Истомин, подыгрывая, совершил полный оборот, предоставляя возможность осмотреть его со всех сторон.

– Только если кофе будет очень хорошим. А еще лучше – с коньяком… – пробормотала Алиса.

– Можно и коньяк с кофе, – веско сказал Денис.

– Рыцарь, не сбивайтесь на банальности. "Напоить и овладеть" – это не ваш стиль.

– Ладно, не буду, – заверил он.

– Но я оценила вашу готовность пойти на некоторые затраты. Да. Оценила, и даже – готова это всячески поощрять.

Алиса повернулась и стремительно, что никак не вязалось с ее обликом, пошла по коридору в сторону лестницы. Денис последовал за ней.

– Мне нужны краски, пастель и несколько новых рамок, – не оборачиваясь, сказала она. – Желаешь маленько помеценатствовать, Дронт?

И тут Дениса прорвало. Он понял, что обрел родственную душу. С ней он мог болтать о чем угодно, не рискуя быть неправильно понятым.

– Алиса! С тобой я готов на любые извращения!

Алиса, так же, не оборачиваясь, удовлетворенно кивнула.

– Да-да-да. А ты надеешься на что-то еще, кроме жутких извращений?

Последнее слово все равно оставалось за ней.

Они отправились к нему и уделили должное внимание кофе, но – после. Спустя примерно полтора часа.

Все произошло так просто и естественно, что Денис не знал, что и подумать. Его несколько сбила с толку эта деловитая доступность. Вместе с тем – в девушке была какая-то настоящая, не наигранная, чистота.

Подогреваемый юношеским тщеславием, он хотел спросить о причинах столь быстрого согласия у Алисы, но никак не мог решиться.

Она сама все почувствовала.

Он лежал в постели, а она подошла к окну, отдернула занавески и стала крутиться в солнечных лучах, чтобы он хорошенько рассмотрел ее. Откровенно говоря, смотреть было особенно не на что: худенькие ножки, тонкие ручки, выпирающие ключицы и маленькие груди, размером напоминавшие кнопки в лифте.

– Размышляешь, как это случилось? – спросила она.

– Да нет… – ответил Денис. Но как-то неуверенно.

Алиса покачала головой.

– Вижу, этот вопрос не дает тебе покоя… Забей! Просто захотела – и все! И знаешь… – она подошла к нему и нагнулась, подставив для поцелуя сосок – коричневатый и твердый, как спелая вишня. Денис лизнул его кончиком языка. Потом нежно обхватил губами.

– Муррр… – сказала Алиса. Затем она вдруг резко отпрянула и запустила пальчики с острыми коготками в густые волосы. – Знаешь, теперь ты не будешь хвастаться перед своими друзьями, что ты меня трахнул.

– Да я и… – пробовал возразить Денис, но Алиса перебила.

– Нет-нет! Даже и не вздумай! Потому что тогда я всем расскажу, что это неправда!

Она погрозила ему пальчиком.

– Это Я тебя трахнула!!

Алиса зашипела, как кошка, и бросилась прямо на него. Денис едва успел откатиться в сторону – благо, было куда. Бабушкина кровать могла вместить по меньшей мере десять человек, и Денис подозревал, что бабуля неспроста остановила свой выбор именно на ней.

* * *

Он зажал Алису в угол и закрыл своим телом. Один мужик, чуть было не прогрызший брюхо другому, совершенно его не интересовал.

Алиса, дерматиновая папка с "ватманами" и ингалятор. Вот о чем он думал в тот момент.

И самое главное – не подставлять судьбе мягкий незащищенный животик.

Что бы ни случилось, не расстегивать пиджак!

* * *

Константинов был готов.

Он чувствовал на себе изумленные липкие взгляды, опутавшие его, словно паутиной, но это его никак не задевало. И даже не трогало. Он считал секунды.

Когда поезд стал резко тормозить, и люди начали валиться друг на друга, Константинов увидел свободное пространство у неработающих дверей и, собрав все силы, метнулся туда. Он откуда-то знал, что одним торможением дело не кончится.

Владимир постарался сгруппироваться, одновременно (все это происходило за какие-то считанные доли секунды) намечая мягкую "подушку". Справа от него стоял седой толстый мужчина, и Константинов прижался к нему.

Константинов закрыл голову руками, и в последний момент увидел удивление и нескрываемое недовольство в глазах толстяка. Седой даже хотел отпихнуть его от себя; он поднял руку, и в следующий миг последовал страшный удар.

Константинов почувствовал, как кто-то со всего размаху уткнулся в его спину, но это было не так уж важно. Главное, что его голова и ребра были надежно прикрыты. Шея тоже не пострадала, потому что он придерживал голову руками.

Инерция многотонного поезда, словно пламя догорающего костра, вспыхнула в последний раз и, встретив на своем пути огромную бетонную глыбу, подпираемую массой влажного песка, погасла.

"Самое время подсчитывать потери", – усмехнулся про себя Константинов.

Ему повезло (хотя это вряд ли можно было назвать простым везением) – он вышел из столкновения почти без потерь, если не принимать во внимание царапину на лбу, оставленную "молнией" на куртке седого толстяка.

Константинов машинально провел по царапине тыльной стороной ладони. Крови не было, только острая саднящая боль.

Владимир понимал, что тянуть нельзя. После недолгого замешательства люди придут в себя, и тогда в вагоне будет не развернуться.

"Время – деньги", – еще одно незыблемое правило бизнеса. Это он усвоил хорошо. Но в бизнесе деньгами подчас оборачивалось даже время, потраченное на ожидание, а сейчас медлить было нельзя.

Седой толстяк держался за рассеченный лоб. Между пальцами бойко капала кровь.

Константинов схватил толстяка и толкнул его на толпу. Еще не оправившийся от удара и потому плохо соображающий толстяк промычал что-то неразборчивое и попытался схватить Владимира свободной рукой, но Константинов уже почувствовал легкость во всем теле. Легкость и быстроту, как обещание чудесного спасения.

Он резко развернулся на пятке и с ловкостью, о существовании которой никогда раньше не подозревал, выбросил вперед ногу в замшевом ботинке.

Прочная английская подошва ударила в стекло двери. От центра во все стороны поползли трещины. Владимир ухватился за поручень (сознание, словно наблюдавшее за телом со стороны, с удивлением отметило, что это – трюк, достойный Джеки Чана, не меньше) и в прыжке ударил еще раз. Стекло разлетелось вдребезги, но в нижней части проема остались острые осколки, торчащие, как зубы огромного грызуна.

Владимир развернулся (и опять его поразила легкость и отточенность собственных движений) и стал быстро крушить осколки локтем, защищенным мягкой тканью пальто.

Толстяк медленно крутился на месте, отыскивая глазами обидчика. Правую руку он по-прежнему прижимал ко лбу, а левой – смахивал кровь, заливавшую глаза. Наконец он увидел Константинова и заревел так, словно именно Владимир был причиной их общих бед. Он немного помедлил, а потом бросился вперед.

Но теперь уже ничто не могло остановить удачливого бизнесмена. Он должен был выжить. Он должен был вылезть – хотя бы потому, что где-то, ближе к хвосту, через три вагона от него ехала белокурая девочка в ярко-синем дождевичке.

"Надеюсь, этот олух сможет ее защитить…". Но на олуха надеяться не стоило. Только на себя.

Константинов повел плечами; гладкая подкладка пальто скользнула по материалу костюма. В самый последний момент, когда оно уже было готово упасть на пол, Владимир сжал пальцы и, резко закрутив корпус, набросил пальто прямо на седого толстяка.

Тот, потеряв ориентацию, снова заревел, но Константинову было не до него. Он выскользнул через разбитое окно и хотел спрыгнуть рядом с поездом, в тоннель, но увиденная картина заставила его резко изменить первоначальное решение. Он умел принимать решения на ходу.