Текст книги "Рожден быть опасным"
Автор книги: Дмитрий Самохин
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава третья
Вовремя споткнувшийся может не упасть.
Т. Фуялер
Вход в расщелину мы обнаружили сразу же, спустившись к самому дну. Свет с поверхности планеты сквозь толщу воды сюда не пробивался, и мы оказались в полной темноте, которая тут же была разогнана шестью яркими лучами, выстрелившими из фонарей.
Вход представлял собой овальную дырку с неровными краями. В таких дырах в виртуальном кино скрываются чудовища, ждущие своего выхода. И стоит главным героям проникнуть в пещеру, как она тут же захлопнется, потому что окажется пастью чудовища, которое утробно заурчит, выплывая из широкого ущелья. Реальность разошлась с фантазиями создателей кино. Дырка, когда мы в нее вплыли, не пожелала превращаться в пасть и позволила нам исследовать ее.
Расщелину явно продолбили – мне это сразу стало ясно. На стенах были видны следы обработки. Неровные скосы. И рисунки. Крохотные, выковырянные маленькими резцами линии, сплетающиеся в картинки, которые даже при большом желании я не смог бы расшифровать.
Я поправил сползший с плеча «РАК» и нагнал ушедший вперед по горизонтальному туннелю отряд.
Крысобой и Музыкантская возглавляли процессию, а мне и Планту была доверена честь ее замыкать. В центр по обыкновению поместили жидкую начинку – Сваржича и Форестера, которые старались не показывать виду, но все равно тряслись от страха, грозя разбудить вулкан и замуровать нас под толщей камней и остывшей лавы.
Туннель дважды вильнул и вывел нас на дно колодца, который закупоривался жилой капсулой, светившейся в вышине.
– Мужики, вы задумывались, откуда в капсулах свет?
Голос Планта из-под пленки костюма индивидуальной защиты звучал глухо и настороженно.
– Это стены излучают, – несмело пролепетал Лукан Сваржич.
Его черное лицо в черных водах стало невидимым, только два белых глаза блистали из темноты. Зрелище, надо сказать, жуткое. Если бы Екатерина Бессмертная осталась жива и ей бы довелось взглянуть на Сваржича на глубине, ее сердце разорвалось бы от ужаса.
– Стены капсулы созданы из живой материи, которая преобразовывает воздух, а также впитывает крохотные рассеянные доли света, что достигают ее поверхности, собирает их вместе и переводит обратно в свет, которым и освещается наше обиталище.
– А ты, видать, умник! – возмутился Плант, хватая Сваржича за грудки. – Я умников не люблю. Так что запомни…
Что должен запомнить Сваржич, Плант договорить не успел. Пространство вокруг нас завибрировало.
Я сперва подумал, что началось землетрясение, но тряска внезапно прекратилась. Плант отпустил Сваржича, оглядываясь по сторонам. И тут к нашим ногам выпало, откуда-то с вершины колодца, тело. Тело принадлежало тому чудику, что разглядывал нас сквозь пол и от испуга (это мое твердое убеждение) сжег мозг Бессмертной. Абориген был еще жив. Невесть сколько времени он провисел, прилипнув к колодцу, словно дожидался нашего прихода, и теперь печальными глазами осматривал нас. Чувствовалось, что он умирает. Смерть читалась в его взгляде. Взгляде, который притягивал. Взгляде, который растворял. Взгляде, который уводил… за собой…
Я перестал видеть расщелину. Я перестал ощущать окружавший меня мир. Я стал частью целого, коллективного разума, который выплетался в умирающей частичке в образ грандиозной величины клубка, сплетенного из бессчетного количества нитей разных цветов. Я видел, как живут нити. Я видел, как они дышат. Как мечутся по клубку миллионы искр – мыслей. Я почувствовал себя на долю секунды частью целого. И целое испугалось. Оно отшатнулось от меня. Я увидел, как клубок трансформировался в лицо, которое кричало и агонизировало. Я ощутил толчок. Разум отстранялся от меня. Он выталкивал меня. В последний момент, возвращаясь в свое естество, я ощутил приближающийся отряд Чужих и выпал.
– Ах ты, сука!!! – ревел Крысобой, всаживая в тело аборигена пулю за пулей.
Я лежал на руках Гвинплея Планта, который вынужден был сесть на дно.
– Ты чего бесчинствуешь, Марк? – спросил я, подумав, что говорю слишком тихо и Крысобой меня не услышит.
Но Марк услышал, прекратив палить в кусок мяса, бывший когда-то частью коллективного разума.
– Я подумал, что эта тварь тебе мозги выела, – признался он.
– Ей показалось, что мои мозги не такие вкусные, как твои. Вот она и пыталась вызнать, с какой подливкой твои мозги жрать лучше, – сохраняя серьезность, выдал я перл.
– Я же говорил, что Чужие – мерзкие твари, которые только и ждут, чтобы нам все мозги выесть, а потом нами править как скотом, – обрадовался Гвинплей Плант, до которого ни одна шутка, связанная с аборигенами, просто не доходила ввиду особенностей его мыслительного аппарата.
Я поднялся на ноги. В теле витала слабость. Я взглянул на Крысобоя и сообщил:
– Сматываться отсюда надо. На нас движется маленькая армия, и настроение у них, надо сказать, не очень дружественное.
Крысобой скривился. Похоже, русалкозавры ему порядком надоели. Он передернул затвор. И подозрительно на меня скосился:
– А тебе откуда известно?
– От этого, – как нашкодивший ребенок, я указал пальцем на неподвижного аборигена.
– А больше он тебе ничего не сказал? – насмешливо спросил Марк, опуская ко дну дуло «РАКа».
Я не удостоил Марка ответом. На дно колодца вплыла Музыкантская, размахивая руками. Она казалась встревоженной, и по ее напряженному лицу я понял, что без боя нам не уйти.
– Там… – она пыталась отдышаться, – их тьма… они окружили наши капсулы… но огонь не открывают… выжидают чего-то…
– Пока мы не вылезем, – предположил я.
– Русс, тебе кто-нибудь говорил, что ты изрядная стерва? – спросил Крысобой.
– Нет. Ты первый, – ответил я.
За этой словесной баталией я и Крысобой пытались скрыть мучительный поиск выхода из сложившейся ситуации. Принимать бой с ордами туземцев нас не увлекало. В этом не было смысла. Мне довелось почувствовать их разум, и я знал, что их возможности в живой силе практически безграничны по сравнению с нашими. Тем более, мы раздражаем только одну колонию, которая при случае может обратиться за поддержкой к другой. Значит, нужно вступать в переговоры. Но как, если мы даже языка не знаем. Как с русалкозаврами разговаривать?
Пока мы перебранивались, под шумок со дна колодца смотались Сваржич и Форестер. Даже Плант не заметил их отступления.
Я разинул было рот, чтобы выдать какую-то очередную тираду, но так и остался стоять с недосказанными, повисшими на губах словами. Снаружи зазвучало пение автоматов, которыми мы вооружили темнокожих студентов. Автоматы выпевали по нам панихиду.
Мы вынырнули из расщелины и сразу укрылись за громадным валуном. Крысобой и Музыкантская заозирались по сторонам, пытаясь сориентироваться. Гвинплей Плант тут же заметил армаду аборигенов, которая нависла дамокловым мечом над нашим гнездовьем, и успел вскинуть автомат, который я без промедления вывернул из его рук.
Я увидел чернокожих студентов.
Лукан Сваржич и Иоганн Форестер лежали мертвыми возле выхода из пещеры. Подле них с расплавленными дулами, уткнувшись прикладами в землю, покоились автоматы, успевшие сделать перед смертью несколько трелей. Неестественно выгнутые, обуглившиеся кое-где тела с сожженной пленкой индивидуальных костюмов.
– Чего с аборигенами делать будем? – вопросил Крысобой.
И тут же получил ответ.
– Чужих только мочить!!! – приказал Гвинплей Плант.
Я выглянул из-за валуна, оценивая наши возможности.
Аборигены вились облаком над гнездовьем. Численность их явно зашкаливала за предел двух сотен. Плюс к этому я отметил отдельно висящие двадцать туш, оседланные аборигенами. Туши напоминали морских коров и одновременно скатов. Они были родственниками той твари, которой я сделал кесарево сечение.
– Скорее уж они нас замочат! – выдал я умозаключение.
– Что предлагаешь? – спросила Музыкантская.
– Вести дело к перемирию, – ответил я, адресуя свои слова конкретно Гвинплею Планту, которому подобная перспектива душу не грела. – Мы здесь пару дней, а уже в дерьмо вляпались. Так что дело нужно решать миром. Иначе шоу это, конкретно, закончится раньше времени.
– Они Бессмертных убили, – упрямо сжав челюсти, не собирался сдаваться Плант.
– Повторяю специально для тебя, – отреагировал Крысобой. – Бессмертных к печальному итогу кто-то из наших привел, а вовсе не эта восьмиглазая липучка.
– Я свое мнение сказал. Мне добавить нечего, – упорствовал Плант.
– Как ты намерен с русалкозаврами беседовать? – спросила Музыкантская, наклоняясь ко мне.
Пробудились фривольные мысли.
Если бы не Крысобой, с которым у Ренаты мало-помалу стали налаживаться отношения, ее персоной занялся бы я.
– Ну, с тем-то я побеседовал, – возразил я.
– С каким тем? – не понял Крысобой.
– С тем, в котором ты дырок натворил.
– И как ты с ним беседовал? – недоверчиво нахмурился Марк.
– Восьмиглазик со мной ментальный канал настроил.
– Ментальный что?
– Канал. Он вызвал меня мысленно, и несколько минут мы общались на уровне образов.
– Какие несколько минут? – вмешался Гвинплей Плант. – Ты всего секунд двадцать в отключке пролежал. Потом всплыл сразу.
– Правильно. Как только Марк выстрелил в русалкозавра, и тот умер, я очнулся. За это время я успел много чего полезного узнать.
– Колись, – потребовал Крысобой.
– Да побыстрее, – вставила Музыкантская, высунувшись из-за валуна. – А то, похоже, не один ты о мире грезишь. К нам три восьмиглазика плывут.
– Аборигены эти представители коллективного разума. Тут у них неподалеку колония находится. И с нами воюет только одна колония. Хотя все дно заполнено их поселениями…
– Они совсем близко, – торопила Музыкантская.
– Мужики, – решился я, – я пойду с ними побеседую. У меня получится.
Я вынырнул из-за валуна, не давая опомниться своим спутникам.
В двадцати шагах от меня и в трех метрах от дна на двух маленьких скатах парили аборигены, грациозно держась за шишковатые наросты на головах животных.
Я примирительно простер к ним руки, вглядываясь в глаза полного русалкозавра, выглядевшего самым представительным.
Я хотел было извиниться за поступок чернокожих студентов, понимая, что звучать это будет весьма глупо, но тут же передумал. Они уже поплатились за свои действия.
Я не мог отвести взгляд от внимательных цепких зрачков, которые меня изучали. Зрачки расширялись, поглощая меня, точнее, мою сущность. И я проваливался… я кружился… я возносился…
Я увидел клубок, искрящийся клубок, знакомый по предыдущему контакту, но теперь клубок выглядел более дружелюбно, а возле него фланировал, словно дожидался меня, пышный восьмиглаз. Завидев мое появление, восьмиглаз оттолкнулся от клубка и в два изгиба приблизился. Оказавшись рядом со мной, он замер, смерил меня мягким, но внимательным взглядом и склонился в поклоне.
Я ответил ему тем же.
– Для меня есть честь общаться с тем, кто давно покинул мир сей и следы чьи не наблюдались в мирах обитаемых вот уже многие тьмы лет, – прокурлыкал абориген.
Хорошее начало для беседы.
– Мне тоже приятно очень беседовать с тобой… – Я замялся, не зная, как обратиться к туземцу. Не русалкозавром же его называть, в самом деле.
Восьмиглаз заметил мое смущение и помог:
– Мою индивидуальность нарекли. Я – Клинч.
– Мне очень приятно, глубокоуважаемый Клинч. Меня зовут Русс.
– Русс, – повторил Клинч и прищелкнул языком.
– Что ты имел в виду, когда говорил про меня… Ну, что я давно покинул мир и давно не появлялся? – полюбопытствовал я.
Клинч кувыркнулся и хитро поинтересовался:
– Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
– Да. Я не понимаю их, – признался я, подумал и добавил: – Я плохо помню о том, кто я такой.
– Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
Восьмиглазик зажмурил семь глаз, а восьмой вытаращил так, что я испугался за его сохранность.
– Ты боишься меня? – спросил я.
– Боюсь. Очень боюсь.
– Почему ты опасаешься меня?
– Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
– Почему вы напали на нас? – резко сменил я тему.
– Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
Клинч поклонился и часто-часто замигал глазами.
– Верю, – согласился я.
– Мы не хотели с вами воевать, – признался Клинч.
– Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
– Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
– Да успокоятся, – согласился я. – Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
– Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что «растараш» – это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а «растараш бланкуш» – это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала ксенофобия, от которой мы никак не могли избавиться.
– А зачем тогда такая тьма народу и животные ваши? – поинтересовался я.
– Мы хотим, чтобы все было по-настоящему, чтобы торжественно.
Абориген радовался нашему миру:
– Мы хотим пригласить вас в гости.
Такого поворота событий я не ожидал. Но отказываться не стоило. Этим мы могли обидеть русалкозавров, а кто знает, что они предпримут против обидчиков, даже если их боятся. Может, у них в обычае не прощать отказы от приглашений, и воевать до последней капли крови. Кстати, что-что, а у этих тварей даже кровь может оказаться смертельной. Хотя, если припомнить, Крысобой, который изрешетил восьмиглазика, никак не пострадал, значит, только скаты опасны даже при смерти. Какая, впрочем, разница? Враждовать-то с ними мы не собирались.
– Мы прибудем в гости к вам. Только сначала нам нужно поговорить с нашими товарищами и сообщить им радостную новость, – сказал я, принимая приглашение.
Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.
– Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, – русалкозавр поклонился. – Я покидаю вас.
Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.
Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.
– Как у тебя получилось?! – обрадованно проревел Крысобой. – Молодчага, моя работа!!!
Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.
– Они не хотели воевать с нами, – пропыхтел я.
– Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, – заявил Гвинплей Плант.
– Они не притворялись, – отрезал я.
– Тогда зачем они нападали?
Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.
– Они боятся нас.
– И правильно! – возликовал Гвинплей Плант.
– Нас пригласили в гости, – сообщил я.
Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.
– И чего?
Крысобой выглядел растерянным.
– А я бы не пошел, – засомневался Гвинплей Плант. – Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.
– Нам нужно идти, – озвучил я свое мнение. – Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.
– Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, – твердо сказал Крысобой.
– Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, – засуетился Гвинплей Плант.
– Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, – заявила Музыкантская.
А спорить с ней – дело гнилое.
– Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.
Я оттолкнулся от дна и начал медленно подниматься на поверхность. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.
Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что-то.
В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом.
Глава четвертая
Посидеть за столом с нормальными, хорошими людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях, ни о том, что все люди скоты… Ой, когда же я отсюда выберусь!
А. и Б. Стругацкие. Стажеры
Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:
– Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы?! Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать?!
Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся телеведущую.
– Прекратите мне шушукать!!! Немедленно уберите труп!!! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться!!! Что вы меня успокаиваете?! Переложите труп к тем двум мертвякам!!!
Крысобой хмыкнул и сбросил защитный костюм. Судя по его физиономии, он с удовольствием свернул бы Сливович шейку. Я, впрочем, разделял его желания. Чего уж говорить о Музыкантской, которой императорские замашки увядшей топ-модели стояли уже поперек горла.
Я вошел в совещательную капсулу, где проходило сольное выступление Сливович перед группой оробевших слушателей. Крис Холмс, мрачно разлегшись в узком кресле, постукивал ногой об пол и созерцал потолок. Его порядком утомили тирады Сливович, но прерывать ее истеричные заявления он не торопился; словно садист, он с наслаждением впитывал все ее занудства, не подавая вида, что они ему доставляют удовольствие. Не нравился мне этот человек. Ох, как не нравился. Марианна Иванихина шарила по карманам шерстяного пиджака и мечтала принять инъекцию валидола, но капсулы с лекарством никак не могла найти. Для нее каждое слово Сливович было равноценно уколу в сердце. Я бы не стал сильно удивляться, если следующим трупом в нашей компании оказалась бы именно Иванихина. Таких людей, как она и Сливович, в одно помещение даже на двадцать минут запирать нельзя, не то что на месяц.
Остальных участников шоу, собравшихся в комнате, я не знал. Видел их несколько раз. Они постоянно мелькали фоном: пожилой толстопузый хохотун с гладко зачесанными на проплешину волосами, китаец двухметрового роста с длинной, до тощего зада косой, мальчишка лет восемнадцати с выщербленным прыщами лицом и тридцатилетняя дама, которая после каждого рукопожатия отмывала руки в ванной комнате.
– Что, какие проблемы? – рокотнул Крысобой, появляясь в совещательной капсуле.
– Училка наша преставилась, – сообщил, позевывая, Крис Холмс.
– Сама преставилась, или опять без Чужих не обошлось? – осведомился Гвинплей Плант.
– Сама. Сама, – вздохнул толстопузый хохотун и больше за весь разговор не произнес ни слова.
– Что ж, это, конечно, облегчает дело, – сказал Крысобой, опускаясь в кресло.
Я заметил, как Музыкантская встала позади Иллы Сливович, но не догадался, что она намерена предпринять. Ситуация прояснилась через минуту.
– Что это облегчает?!! – взвилась Сливович, реагируя на слова Марка. – Что это облегчает?! Эта старая сука сдохла в моей комнате!!! Где мне теперь прикажете спа…
Договорить она не успела. Рената надавила Илле на плечи и насильно опустила ее на диван. Музыкантская склонилась над ухом Сливович и зловеще тихо, но так, что каждое слово звучало в комнате раскатом колокола, произнесла:
– Заткнись. И не рыпайся. Сиди тихо. Не мешай людям разговаривать.
Сливович притихла.
– Труп, разумеется, перенести надо. В капсулу Бессмертных, – вынес решение Крысобой.
– Только сначала на Клокову посмотреть стоит, – добавил я.
– Это точно. Что стоит, то стоит. Крысобой вскочил.
– Веди к телу, – приказал он Сливович.
Комната топ-модели располагалась рядом с комнатой Бессмертных, где давно поселилась смерть. Удалив всех посторонних за дверь, Музыкантская заперла капсулу изнутри и присоединилась к Крысобою, который, склонившись над мертвой женщиной, сжавшейся в комок на кровати Сливович, изучал тело.
– Меня лично только один вопрос волнует: почему Клокова выбрала кровать Сливович для того, чтобы умереть? – спросил я, присаживаясь в углу капсулы в кресло.
– Это-то и странно, – согласился со мной Гвинплей Плант, которого Музыкантская не отнесла к касте посторонних.
– Может, у них отношения какие-то были, – предположил Крысобой, отступая от кровати. – Неестественные.
Музыкантская с осторожностью оператора глазной хирургической установки обследовала тело.
– И что делать будем? – поинтересовался Гвинплей Плант. – Тут еще в гости к Чужим идти, а у нас трупешник за трупешником.
– Мужики, Клокову убили, – неожиданно для всех сообщила Музыкантская.
– Почему ты так думаешь? – удивился я.
– Я, как охотник, специализируюсь, в первую очередь, на ядах. Так вот, ее отравили. Причем необычным способом. – Рената откинула волосы с ушей Клоковой и указала длинным пальцем на ушную раковину. – Видите вот здесь характерные покраснения?
– Красноту-то я вижу, и что? – спросил Крысобой.
– Кто-то впрыснул ей в ухо яд. Судя по скрученности конечностей, яд этот принадлежит к классу акваморфных.
– Что это означает? – полюбопытствовал я.
– Акваморфные яды, если выражаться ненаучным языком, выжимают из тела всю воду. Заметьте, что старушка-то усохла, оттого ее и скрючило. Если ее сейчас взвесить, то, могу поклясться, она потеряла половину своего прежнего веса. Акваморфных ядов большое количество, и все они по-разному выжимают жидкость, но принцип один и тот же.
– А куда вода девается из тела? – спросил я, напряженно вглядываясь в пол.
Честно говоря, я ожидал увидеть громадную лужу, но ее. не было. Может, она затекла под кровать, но сомнительно что-то. А старушка и впрямь выглядела, как свежая мумия. Странно, что все подумали, что Клокова умерла своей смертью, и не заметили изменений в ее теле.
– Этот яд, похоже, действует следующим образом. Он вяжет воду с собой, и получается гель. В результате вода из тела не исчезает, но перестает выполнять свои функции, – пояснила Музыкантская. – Но что странно. Яды эти на Земле не водятся. Они с Амбера.
Ну, вот, опять Амбер. Что же все так к этой планетке привязались. Уже одни эти совпадения просто обязывают меня посетить ее.
– Мужики, клянусь кишками Чужих, я знаю, кто убийца, – возопил Гвинплей Плант.
Над совещательной капсулой кружился скат, оседланный любопытным аборигеном, что необычайно пугало народ. Только лишь Крис Холмс сохранял спокойствие. Остальные встревоженно озирались, боясь нападения со стороны, и через каждую минуту задирали головы к потолку, проверяя, на месте ли скат, не убрался ли он восвояси. Но что самое странное, люди вели себя так, будто они онемели. Никто не раскрывал рта и не перешептывался с соседом. Хранили молчание, как какую-то святыню.
– Чего он там прилип? – шепотом спросил у меня Крысобой, имея в виду аборигена.
– А кто его знает? – ответил я вопросом на вопрос. – Может, любопытство пробрало.
Мы застыли посередине совещательной капсулы, как монументы надзирателям, но на нас никто не обратил внимания. Собравшиеся участники шоу были увлечены цирковыми кульбитами ската над крышей нашего дома.
– Внимание. Внимание, господа! – рявкнул я.
Люди повыпадали из верчения на одном месте в поисках удачной позы для созерцания потолка и уставились на меня. Краем глаза я заметил, как Гвинплей Плант обогнул комнату по стене и встал между креслами Криса Холмса и безымянного толстопузого хохотуна.
– Нас опять преследуют. Аборигены готовятся к нападению, – заявила Марианна Иванихина.
– Никто нас не преследует и преследовать не собирается. С аборигенами мы заключили мир, – сообщил я.
Эффект, который мои слова произвели на присутствующих, был равен взрыву плазменной бомбы посреди задыхающегося от людей мегаполиса.
– Аборигены в сущности своей мирный народ… – продолжал я.
– Точно. Мирный, как ни странно. Чужие и мирные к тому же, – пропел Гвинплей Плант.
Я, не обращая внимания на его замечание, продолжил:
– Они не собирались воевать с нами. Они испугались нашего присутствия. Теперь, когда все претензии объяснены и урегулированы, нападения с их стороны можно не ожидать.
Крис Холмс закинул ногу на ногу и процедил сквозь плотно сомкнутые зубы:
– Ну, хоть одна положительная новость.
– Мало этого…
Народ уже поуспокоился, поверив, что больше нападений Чужих не предвидится.
– …туземцы пригласили нас в гости, и завтра поутру мы отправимся в их город.
– Простите, а как же Бессмертные, которых кто-то убил, и, по вашим словам, убийца находится среди нас? – спросила Марианна Иванихина.
– Я и сейчас продолжаю это утверждать, – спокойно подтвердил я. – Мало этого, могу сообщить, что Инну Клокову также убили.
– Ну, ни хрена себе заявочки!!! – взвилась Илла Сливович. – И кто же, по-вашему, каргу старую пришиб?!
– А это мы сейчас и выясним, – пообещал я. – Нам стало известно, что человек, который совершил последнее убийство…
– А как, простите, была убита Клокова? – прервала мою обличительную речь Марианна Иванихина.
– Отравлена, – ответила за меня Музыкантская.
– Так вот… – Я возвратился к тому, о чем говорил: – Нам стало известно, что убийца последнее время бывал на Амбере, или сам с этой планеты, либо имеет какие-то контакты с этой планетой…
– И что нам это дает?! – насмешливым тоном вопросила Сливович.
– Да в принципе…
И меня опять прервали.
– Похоже, я понимаю, куда вы клоните, господа сыщики-любители, – подал голос Крис Холмс. – Да, я гражданин Амбера. И если вы на этом основании намерены меня упечь за решетку, то у вас ничего не получится. То, что я гражданин Амбера, ни о чем не говорит.
– Кроме того, что Клокова была отравлена ядом, который добывается и продается только на Амбере, – вставил реплику Крысобой.
– Все равно. Это ничего не доказывает, – упорствовал Крис Холмс.
– Конечно, ничего, – неожиданно согласился с ним Гвинплей Плант. – Тем более, на вас подозрения никак не падали. Вы не особо-то и скрывали свое амберское гражданство в отличие от…
Договорить Гвинплей Плант не успел. Безымянный толстопуз-хохотун с неожиданным проворством оттолкнул кресло, сшибая Планта с ног, и ринулся к выходу из капсулы. Но уйти я ему не дал. Ухватив его за плечи, я отшвырнул пухлое тело от себя под ноги Крису Холмсу. Хохотун не растерялся, откатился от Холмса и выдернул откуда-то из складок одежды на брюхе маленький игломет. Я не успел и шелохнуться, как тремя выстрелами Крысобой прикончил буяна-убийцу.
– Ну вот, одной мразью меньше стало, – сказал Марк, пряча пистолет.
– А почему он? – спросил Планта ошеломленный Крис Холмс, кивнув в сторону бездыханного тела, залившего кровью пол.
– Когда мы тут обустраивались в первый день, я случайно заглянул в его комнату и заметил веши с амберскими ярлыками, что свидетельствовало о том, что они куплены на Амбере. Только свое амберское происхождение ты не скрывал, а этот… отрицал, что он бывал когда-либо на Амбере. Я как-то прямо у него и спросил.
Плант замолчал.
– И что, теперь еще один трупешник здесь будет валяться?! – возникла из тишины Сливович. – Где я отдыхать буду от ваших скучных рож?!
– Да, прибраться бы здесь надо, – согласился Крысобой.
– Мы справимся с этим, – пообещал Плант.
– Тогда мы поплыли к себе, – заявил я. – Раз опасности внутри нет.
– Ага. Поплыли, – скептически хмыкнул Марк. – Только туннель-то эти русалкозавры разрушили…
– Придется по верху идти, – ответил я. – Плант, не забудь, завтра поутру у нас ожидаются гости.
И я в сопровождении Музыкантской и Крысобоя покинул совещательную капсулу.
Всю дорогу до нашего обиталища я размышлял. Все как-то логично складывалось: и слова Гвинплея, и поведение покойного толстопуза. Все вроде бы укладывалось в схему, но схема эта была какой-то размытой, нечеткой. Стоило добавить резкости и пристальнее приглядеться, картинка рассыпалась. Что-то не вязалось. Что-то не склеивалось. Оставалось жалеть, что Крысобой предпочел прикончить сукина сына, а не отстрелить ему руку. С отстреленной рукой его хоть допрашивать можно было, а так, что у мертвеца спросишь…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?