Текст книги "Тигр на свалке"

Держа за рукоятки два переносных жилища с крысами, Гомес стал удаляться, но, обернувшись, спросил:

– Эй, Брокер, как ты назвал своего зверюгу?

– Буцефал.

– Ну, Буцефал, так Буцефал. – Судья скрылся за неприметной дверью.

– Хорошее имя, – спокойно произнес Роди.

– Потешайся, – ответил Тэд. – Когда я загребу все денежки, тогда и посмотрим, кто будет смеяться последним. И уж точно не ты и не твоя собака.

Обозленный Брокер направился к ипподрому, чтобы снаряжать своего грызуна, которого вот-вот уже должны были вынести. Роди пожал плечами и вспомнил, что после стычки с Тэди Лизи, увидев Брокера, вышедшего на улицу с разбитым носом и кровоточащими губами, сказала: «Что, не смеешься больше? А как смеялся, как смеялся».

П. Алекс подозвал мальчишку, облаченного в полосатое пончо и с потрепавшимся соломенным сомбреро на голове. Парня звали Маркос и подрабатывал он тут «парнем на побегушках», получая порой хорошие чаевые, порой мизерные. Сунув ему в руку сотенную сиреневую купюру, Роди попросил внести деньги в кассу и поставить их, конечно же, на Боливара. Парень мотнул головой и затесался в толпе. П. Алекс направился к длинному столу с беговыми дорожками. Минут через пять всех крыс вернули владельцам.

– Все грызуны в норме. Тележки соответствуют требованиям – никакой электроники, никаких хитростей, – громко произнес Гомес. – Господа, приступайте к снаряжению бегунов.

Десять хозяев крыс подошли к стартовому месту ипподрома и, открывая свои клетки и коробки, установленные на десяти высоких столиках, принялись доставать грызунов, готовить к бегам. Роди осторожно взял Боливара за бока, посадил его в коляску и затянул мизерный ремень на его туловище. Незатейливый привод действовал довольно просто: крыса крутила колеса своими лапками подобно любому инвалиду, потерявшему или не чувствующему свои ноги. Условие же одно: никакой электроники, бегун должен двигать «транспорт» своими силами.

Роди установил коляску с крысой на стартовую площадку, которая представляла собой отдельный боксик. По сигналу судьи передняя створка открывалась, и крысы начинали гонку по коридорчику, который примерно в середине дистанции выходил на общую дорожку. Далее имелось препятствие – небольшой подъем и резкий спуск в конце с водной преградой глубиной в дюйм глубиной.

Парень, которого звали Андреас, поставил свою коляску с грызуном в бокс и, посмотрев на супер-крысу Брокера, шутливо крикнул:

– Эй, Тэди! Что за самокат ты себе смастерил? Блестит, как летающая тарелка. Обтекатели, что ли, приляпал? Твой слон ненароком может продавить днище.

Хозяева бегунов засмеялись.

– Если эта крыса случайно нагадит, то днище точно провалится, – добавил Жозеф, еще один хозяин крысы, участвующей в седьмом забеге.

– Помолчал бы, придурок. Это самая дорогая коляска в этом драном городе. Что я, дурак, что ли, сам мастерить все своими руками? Лучше замени своего хиляка на что-то приближенное к моему бойцу. Ну-ка, Буцефал, покажи этому уродцу свои мускулы.

Мощный грызун словно культурист поднял и развел в стороны лапы, после чего согнул их в локтях. Набухли большие, в крысиных рамках, конечно, бицепсы. Представление подействовало, никто больше не произнес и слова. Подошел главный рефери и громко сказал:

– Сеньоры, прошу покинуть место возле ипподрома. Отойдите за барьер.

Когда все отступили, он взял спустившийся с потолка микрофон и, намеренно затянуто, гнусавым голосом, начал объявлять следующий забег:

– Сеньорыыы и сеньориты, седьмооой забег. Ставки пять к одномууу на победителя. Первая дорожкааа – Кошкодав. Втораяаа – Буцефал. Третьяаа – Боливар. Четвертаяаа….

Пока судья перечислял бегунов, П. Алекс размышляя, беспокоился:

«Наверное, Элизабет совсем заждалась. Почему не разрешают сюда вход с собаками? Торчит теперь на улице перед дверьми. Жара, как бы что не перегрелось. Впрочем, ей не привыкать. Лишь бы не приставала к кому попало со своими приколами или вопросами, не ввязывалась бы в неприятности».

Из раздумий его вывел сильный свет, упавший сверху. Зал притих.

– Заканчиваем делать ставки… Ставок больше нет… – Хлопнули решетки, перекрывая кассовые окна. Рефери махнул рукой. Раздался резкий грубоватый звук стартовой сирены. Створки боксов резко распахнулись, крысы принялись усиленно работать лапами. Бегуны начали разгон. Зрители взревели и затопали, видимо пытаясь таким образом подгонять грызунов. Боливар повернул голову влево и увидел сквозь прозрачную перегородку, что его основной соперник – крыса Брокера, опережает его на полкорпуса коляски. Он прибавил скорость, но, зная, что на выходе в основную беговую дорожку происходит много столкновений, стал намеренно немного отставать. Так и случилось, на середине трассы три грызуна въехали друг в дружку. Буцефал на всем ходу уперся в них. Боливар же, предполагая такое развитие гонки, объехал стычку и интенсивно заработал лапами. Теперь он шел впереди всех. Люди, встретив с азартом эту заварушку, закричали еще пуще, засвистели, стали аплодировать грызуну П. Алекса. Крыса же Тэди, соскочив с тележки, уперлась в нее передними лапами и, передвинув в сторону, вновь ловко запрыгнула на сиденье. Она вышла из столкновения второй. Постепенно и остальные грызуны вновь включились в борьбу. Боливар достиг горки первым, но подъем сильно замедлил скорость его передвижения. Тем временем Буцефал нагонял соперника и, не снижая скорости, стал стремительно подниматься. Они поравнялись на самом верху. Крыса Брокера направила телегу вниз, при этом не переставая крутить колеса. Боливар вновь осторожничал, немного сдерживая ход на спуске, и не зря. Коляска противника вошла в воду немного наискосок и от этого его тележка легла на бок. Соскочив с нее, грызун Брокера попытался поднять свой самокат, но у него это никак не получалось. Боковые обтекатели скользили по поверхности жидкости, словно плоскодонки. Увидев, что Боливар спокойно обгоняет его, Буцефал уцепился за коляску противника и стал спихивать с нее Боливара. Однако ремень крепко держал крысу Роди. Боливар нанес удар сжатым кулачком в лицо противника и тот, не ожидавший такой «выходки», опрокинулся назад, но, быстро вскочив, успел ухватиться лапами за спинку кресла. Грызун П. Алекса уже снова начал крутить колеса, но, сообразив, что его что-то тормозит, повернулся и, увидев когти противника, с силой укусил того вначале за одну, потом за другую лапу. Буцефал отцепился, но он и не думал сдаваться, умудрившись ухватиться за болтающийся лысый хвост Боливара. Крыса П. Алекса уже видела финишную линию и, понимая, что на разборки нет времени, стала усиленно передвигать коляску. Остальные бегуны нагоняли. Но все же Боливар пересек финиш первым, таща на своем хвосте противника-здоровяка. Крыса Брокера поднялась и, оскалившись, прыгнула на финалиста. Она начала остервенело колотить соперника передними лапами. Боливар отбивался что было сил, но ремень сковывал его движения. Гигант же, захватив его голову зубами, попал передним клыком в левый глаз. Брызнула кровь. П. Алекс рванулся к ипподрому, но его остановили охранники. Драки между крысами во время и после забега случались часто и не были запрещены правилами, потому что это очень раззадоривало публику. Никто не собирался останавливать и эту потасовку, даже наоборот, поединок вызвал новый взрыв эмоций в зале и категорически не нравился, пожалуй, только Роди. Боливару помогли другие соперники. Они, финишировав, стали отстегивать ремни и набрасываться на Буцефала. Зрители были в восторге. Такого массового сражения уже давно никто не видел. Зал ревел, как стая хищников. Все кончилось тем, что несколько крыс, тяжело дыша, отвалилось на пол. Буцефал отполз к воде, едва выдержав нападение восьмерых соперников, а Боливар, свесив голову на бок, продолжал не шевелясь сидеть в коляске. Тонкая струйка крови стекала от глаза к носу, после капая на мохнатую грудь. Судья наконец-то разрешил хозяевам разобрать своих питомцев. Роди осторожно вытащил своего грызуна из тележки и принялся осматривать. Подошел лысый доктор в белом халате и П. Алекс нежно протянул ему зверя. Тот пощупал крысу, сделал ей пару инъекций. Обработав рану, он заклеил Боливару пластырем глаз, после чего произнес:

– Выживет, но вот глаз уже не восстановить. Можно только имплантировать искусственный. Ты же мастак на такие дела? Действуй.

– Мастак-то мастак, да вот нет у меня в запасе подобных глаз. Давно не попадались. А покупать новый, так он стоит кредиток триста, не меньше, в дефиците, не делают сейчас такие. Заработал тысячу, отдам почти треть на лечение. – Роди, видно, нервничал, но быстро взял себя в руки: – Однако деваться некуда, все равно придется раскошелиться. Боливар ведь единственный мой бегун.

– Ну, уж это тебе решать. А вот о финальном забеге забудь. Я дал ему немного обезболивающего и снотворного. Когда твой зверь отлежится, залатай ему раны, тогда и приходи вновь. Если это тебе немного поможет, то я глубоко сожалею.

П. Алекс кивнул в знак признательности и пожал протянутую врачом руку. Доктор отошел к другому пострадавшему участнику забега, а Роди переложил тяжело дышавшего Боливара в клетку. Поставив мини-коляску и китайский мини-домик с грызуном в саквояж, он медленно направился к выходу. Толпа сочувствующе расступилась. Отовсюду слышалось:

– Accidente horrible [9]9
  Accidente horrible.(исп.). – Ужасный случай


[Закрыть] , – однако было понятно, что все равно публика осталась довольна последней потасовкой.

К Роди подбежал Маркос и протянул несколько купюр – выигрыш.

– Благодарю. – Отрешенно произнес П. Алекс и, вытащив из кармана немного металлических песо вперемешку с сентаво, отдал их парню.

– Gracias… Gracias, senor Aleks [10]10
  Gracias… Gracias, senor Aleks. (исп.). – Спасибо… спасибо, сеньор Алекс


[Закрыть], – Маркос несколько раз поклонился и, скользнув в толпу, исчез.

На улице жгучий воздух обдал жаром его лицо. Палящий полдень, слепящее солнце, мягкий асфальт и вездесущий песок. Уруапан плавился, как в мартене, хотя печи заводов остыли двадцать лет назад.

– Надеюсь, в этот раз я не зря тут торчала? – спросила Лизи, сидя возле початой бутылки с водой. – Деньжат подзаработали?

– Мы выиграли первый забег, да вот Боливар лишился глаза. Финала не будет. Придется потратить часть выигранных кредиток для покупки искусственного ока. И, главное, стоят подобные глаза дороговато.

– Опять дрались?

– Как на бойцовском ринге. Крысиный реслинг, мать его! У Тэди Брокера новая крыса, здоровый злобный садист. Ни за что не хотел уступать победу, даже после финиша. Хорошо, что другие крысы помогли нашему Боливару, иначе забил бы насмерть.

– Может, ему в суп подложить кусочки бритвы?

– Крысе?

– Тэди Брокеру, конечно.

– Фу, Элизабет. Как некультурно. Он ведь живой человек.

– А Боливар что, дохлая крыса? Или он умрет?

– Нет, жить будет. Пойдем на рынок, надо достать глаз, да хоть немного поторговать. Может, кто купит чего.

Роди положил бутыль с остатками воды в саквояж и достал оттуда небольшой раскладной китайский зонтик. Открыв его, он принялся, опираясь на трость и слегка прихрамывая, спускаться по ступенькам. Массивную сумку он оставил Лизе и та, взяв ее в зубы, последовала за хозяином. Бультерьеры всегда славились крепкой хваткой челюстей.

Глава 2. «Швырок» по городу.

Как я уже упоминал, до моего пятнадцатилетия оставалась всего пара недель. И в тот момент, когда П. Алекс (а я его еще не знал) наблюдал за бегом своей крысы, я сидел в школе на последнем шестом уроке. Недавно узнал, что урок этот был – биология. Почему узнал, а не вспомнил, поймете позже. Школа, которую я посещал, являлась стандартной государственной (частное образование моей бабушке было не по карману), уроки поставлены на поток. Никто не интересовался в школе ученики или шляются вместо этого где-нибудь. Однако первое правило для учащегося – зарегистрируйся с утра. До первого урока надо прийти в школу и оставить отпечаток ладони на сканере. Администраторша в конце месяца просматривает посещаемость, три прогула – штраф, нет денег заплатить – отчислен. Учителя в классных аудиториях – симулакрумы, управляемые на расстоянии. Таким образом, на все государственные школы округа было по одному живому учителю на каждый преподаваемый предмет. Экономия, мать их.

Как-то раз я видел документальный фильм о школах, колледжах, университетах, короче, об учительской работе. Скучноватое кино, скажу я вам. Показывали там комнатушку, из которой и ведутся уроки. В Центральном американском округе учительские комнаты находятся в «Доме образования», что расположен в Мехико. Довольно большой небоскреб, чиновников полный дом, на содержание которых нет экономии средств, в общем, бюрократия. Так называемый «Центральный учитель», которому предстоит вести занятие, надевает виртуальный шлем и перед его взором открывается чистая прибранная классная комната с новенькими партами. Изображение псевдо-учеников, сидящих за партами, этому учителю подается в пристойном виде, прилежные, усердные, опрятные ученички буквально смотрят в рот ментору. Ну прямо-таки красотища какая-то. Каждое движение, каждый взмах руки, даже мимика лица, ну и, конечно, слова учителя-человека повторяют роботы во всех государственных учебных заведениях округа. На самом деле все классные комнаты, наверняка все, ну, по крайней мере, в нашей школе, были исписаны нецензурными словами и пошловатыми рисунками. Тот самый симулакрум-биолог, на знаменательном, последнем на дню шестом занятии, пестрел от разных словечек, выведенных на его лице (что-то типа татуировки), пиджаке и брюках (нанесенных краской из баллончиков). Ему также кто-то постриг волосы на висках, остальные взбив и зафиксировав в виде гребня. Помню, мне очень нравилась его панковская прическа. Стильно. Так вот, в тот день симулакрум болтал что-то об успехах земной науки в биомолекулярной инженерии. Он махал рукой с предполагаемой указкой, которую у него давно уже кто-то из учеников вытащил и воткнул промеж пластиковых ягодиц. К такому виду учителей все ребята в нашей школе давно привыкли и никто не обращал на подобные штучки внимания, главное, чтобы информацию выдавал правильно, ведь среди нас, парней и девок, воспитанных нравами улицы, находились еще и отщепенцы, которые хотели учиться.

Мы же с другом, которого звали Максимилиан Корсигас, сидели за последней по центральному ряду партой. Макс, невысокий полноватый парень с короткой прической рыжих волос, считался моим лучшим другом. Он очень любил одеваться во все спортивное: футболки с названиями спортивных команд типа «Chicago Camel», на ногах всегда разноцветные кроссовки от знаменитых китайских компаний «Nike» или «Adidas Light». Защитного цвета бейсболка выделялась длинным козырьком. Я очень завидовал его одежде. Фирменная. Стоила она дороговато, мне (то бишь моей бабушке) не по карману. Сам же я был полной противоположностью Максу. Худой, высокий, черные волосы сосульками опускались до плеч. Немного смугловат, и хотя индейцев среди моих предков не наблюдалось, Макс по сравнению со мной был белянка. Гардероб мой не впечатлял, в школу я обычно надевал чистую светлую рубашку с коротким рукавом или майку и потертые штаны защитного цвета с парой заплат на коленях. Единственная обувь, которая у меня имелась тогда, так это гуарачи – сандалии из кожзаменителя. Плотный хороший кожзаменитель. Дешево и сердито, поговаривала бабушка, и когда распускались швы, державшие ремешки, экономя деньги, она носила поношенные сандалии в сапожную мастерскую к старику Тому Фаулеру. Тот из жалости прошивал потрепанную кожу, не беря за это деньги.

Корсигас появился в моей жизни ровно за полгода до всех этих событий. Так что знались мы недолго. Но знаменательно. Его родители переехали в Уруапан из Мехико. Обычно люди стараются переселяться в города побольше, но в данном случае семья друга поменяла столицу на захолустье. Кстати, я совершенно не задавался вопросом: почему так случилось? Да и у него не спрашивал. Не знаю, как это так мы сошлись с Максом, но в первый же день он угощал меня пивом, при этом старался не экономить. О таком друге я мечтал всю жизнь. Я сидел и ждал, что придет такой вот amigo и все мои проблемы с одноклассниками, с парнями с улицы и вообще все неприятности, что случаются с подростками, особенно с такими слабохарактерными, как я, исчезнут сами собой. Не поверите, так и вышло. Он появился в моей жизни как Зорро – защитник слабых, и все стали расступаться передо мной, перед тем, кто обрел покровителя.

Макс очаровал меня сразу (конечно, не в сексуальном смысле, об этом я и не помышлял), наверное, потому, что в его характере была какая-то наглость, то, чего мне всегда не хватало. Он никогда никому ничего не собирался уступать. Да, заимев такого друга, я сразу вырос в глазах сверстников. Сам тихоня по жизни, я стал постоянно таскаться за ним. Максу же, скорей всего, как раз нужен был приятель моего склада. Мне не надо было ничего объяснять, доказывать, я и так с ним во всем соглашался. Буквально смотрел ему в рот, когда Корсигас рассказывал мне его понимание современной жизни. Еще бы, парень был из самой столицы округа. А я что? Мой мир целиком замыкался в границах «Района трущоб». Бывало, мы с бабушкой выезжали в «Деловой центр» для ее, так сказать, бюрократических дел, например заполнить завещание на мое имя или расписаться под бланком и получить пособие, как почетной (в прошлом) донорше. Бывало, забредали в католический собор послушать утреннюю проповедь. Но там, за границами «Района трущоб», все для меня было чужое, а оттого привлекательное, манящее, соблазнительное. Но чужое. Раньше, жизнь в остальном мире являлась мне, в основном, с экрана телевизора. Диктор говорил, что где-то там случилось что-то, значит, это что-то случилось где-то там. Далеко. Все было где-то там, далеко. Значит, неважно. Я еще частенько ползал по Сети, стараясь понять, для чего нужен миру весь этот бег. Шастал по мировой информационной паутине обычно со своего устаревшего, но надежного ноутбука, который достался мне в наследство от маминого ухажера. Хоть за это ему спасибо. Корсигас же заставил меня пересмотреть свое отношение к миру. Ему тоже спасибо.

Зная, что в тот день, когда все завязалось, Макс притащил в школу несколько пакетиков с марихуаной. Естественно, биолога-симулакрума это не смутило, его вообще ничто не смущало, он же – говорящая кукла. Слушать мы его не слушали, впрочем, как и большая часть учеников в классе. Забив косяк, Корсигас наклонился под столешницу, прикурил, сделал пару воздушных затяжек, после чего передал сигарету мне. Я пригнулся и тоже пару раз затянулся. Вы только не подумайте, что кто-то из нас пытался скрыть курение в классе. Ничего подобного. Просто однокашники могли заметить и, как говорится, «упасть на хвост». Однако сладковатый, манящий запах марихуаны нельзя спутать ни с чем, и парни стали подтягиваться к нашей парте. Макс, естественно, всех отшивал, но все же самым настойчивым давал догнаться вторячками, то есть выпускал дым из своего рта в рот везунчика, который хотел поймать кайф. Когда мы накурились до головокружения и смеха, мой лучший в то время друг произнес:

– Знаешь, Санчо. А что это мы вообще тут торчим?

– Как что? Торчим от травки.

Макс хохотнул. Я подхватил. Когда отсмеялись, Корсигас продолжил свою мысль:

– Приколист ты, Санчо. Я говорю, скукотища же. Пойдем прошвырнемся по городу. Сегодня шестнадцатое сентября.

– Ну и что?

– Что-что… День независимости, вот что. Сегодня в городе всякие приколы намечаются. Надо съездить в «Деловой центр». Сходим в глюкотеатр. Нынче там, в «Большом брюхе», как раз забойный ужастик собираются показывать. Заодно пошляемся, посмотрим что к чему. У нас в Мехико в такой день всегда устраивают военный парад, карнавальное шествие и фейерверк, в общем, гуляют все, отрываются по-страшному. У вас, наверное, местные заправилы тоже организуют что-нибудь для народа.

– Класс, – ответил я. – А деньги есть?

– Спрашиваешь. – У Макса всегда водились деньги.

Мы встали из-за парты, поселили за спину школьные рюкзачки и направились к выходу. Меня немного покачивало, видимо дыма перебрал. Макс выглядел собранным и, подойдя к учителю, демонстративно пнул его под зад, попав как раз под торчащую указку. Симулакрум судорожно дернулся, заискрил в районе живота и, медленно наклонившись, уперся грудью в учительский стол. Замер. Первая возникшая у меня мысль была: «Теперь администрация пришлет ремонтника, и тот заменит прикольную прическу на новый стандартный, с кудряшками, парик».

– Вот же гад, испортился! – Макс возмутился, но потом махнул рукой. – Ну и черт с ним.

– Что же ты наделал, Корсигас! – Из-за первой парты поднялась черненькая плюгавенькая девчушка, которую звали Мануэла Альварес. Отличалась она от остальных, пожалуй, тем, что успеваемость у этого цыпленка была лучше всех в классе. – Как же мы теперь выучим урок? Я все расскажу охраннику или даже администратору, и тогда тебя точно больше не пустят в школу.

– Только попробуй, и до дома не дойдешь, – Макс сунул кулак ей прямо под нос. – Загонишь это занятие напрямую в память. Родители у тебя богатые, наверняка дома есть «Меморлай». А эту лекцию найдешь в Сети. Так что дерзай.

– Да ты что! Минздрав не советует пользоваться этим прибором. Могут возникнуть проблемы с памятью.

– Минздрав много что не советует, а все равно все пользуются. Короче, не доставай меня, делай, как хочешь. Плевать мне на тебя и твою память. Хоть сдохни, нытья меньше будет.

Мы вышли из класса и стали спускаться вниз по лестнице. В фойе Макс подмигнул охраннику в камуфляжной форме с автоматом на плече, но тот никак не отреагировал. Все его обязанности заключались в том, чтобы не допустить резни или стрельбы среди учеников. В крайнем случае, вовремя вмешаться в драку, если она грозит перерасти в жестокую разборку.

Когда мы оказались на улице, над нашими головами в сторону «Делового центра» словно ракета пронесся ярко-красный автолет. Мы проводили сверкающую бликами машину взглядом. Макс, причмокивая и покачивая головой, изобразил блаженную улыбку и произнес:

– Порш!

– Крутая тачка, – подтвердил я.

– Когда-нибудь куплю себе такую. Санчо, ты посмотри вокруг, – Макс вытянул перед собой руки ладонями вверх и, покачивая ими, продолжил: – Этот мир лежит у наших ног. Нам осталось только завладеть им. Мы молоды, у нас все еще впереди. Завладеть этим миром только вопрос времени.

Посмотрев вокруг, я ничего кроме облезлых домишек и стандартных двухэтажек, покрытых затвердевшей шелушащейся глиной, построенных еще в прошлом веке, не обнаружил.

– Нет, Макс, – я не одобрил окружающий нас мир. – Нам нужно что-то покруче этих трущоб. Хотя бы «Деловой центр». Там все выглядит как-то покрасивей, посолидней, что ли.

– Ты неимоверно прав, amigo ! Туда-то мы сейчас и рванем.

В нашем районе не имелось ни одного глюкотеатра, и мы направились на летбусную станцию, чтобы прокатиться в центральный район города. Неплохо было бы добраться и на скоростном метро, но когда строили линию Буэнос-Айрес – Оттава, которая проходила через два континента и включала в себя все крупные города трех американских округов, то, видимо, забыли включить в проект хотя бы одну станцию в нашем районе. В «Деловом центре», однако, станция имелась, которая так и называлась – «Уруапан».

Летбус ждали долго, но, наконец, потрепанный «летающий сарай» или, как их еще называли в народе – скотовоз, приземлился на бетонированную площадку. Скорость подобное транспортное средство развивало не ахти какую, да и потряхивало в полете неслабо, но все что ни есть, а транспорт. В итоге, побывав в десятке воздушных ям, с небольшим головокружением мы выбрались возле площади «Панчо Вильи» [11]11
  Панчо Вилья. – Франсиско Вилья (наст. имя Доротео Аранго). Руководитель крестьянского движения в период Мексиканской революции 1910 – 1917. В 1916 – 1917 участник борьбы с иностранной интервенцией


[Закрыть] и сразу, пошатываясь, направились через мощеное пространство на другую сторону. Однако сделать это оказалось проблематично. Почти вся территория огромной площади была забита народом. На карнавал это было мало похоже, хотя сколько-то тысяч человек здесь все же скопилось. В самом центре, возле огромного, пуляющего ввысь струи фонтана, манящего своей влагой, стоял на сколоченной из досок трибуне какой-то оратор. Он активно жестикулировал одной рукой, в другой держал у рта небольшой микрофон. Динамики, расположенные по бокам возвышающейся трибуны, усиливали голос этого парня. Эхо, отталкиваясь от зданий, многократно повторяло речь. Подойдя ближе, мы довольно быстро поняли, что здесь собрались последователи стигматника Карлоса, который считал себя избранным для продолжения земных, бренных дел, завещанных святым Палмером Элдричем. Догадаться об этом было проще простого. У всех верующих в святого Элдрича правые руки отсвечивали серебристой краской, как бы изображая металлический протез. Во рту нижние зубы заменены на стальные или же вместо них красуются серебряные коронки. В глаза вставлены линзы, меняющие цвет зрачков на блестяще-свинцовый. Болтали, что у этого нового мессии, стигматника Карлоса, все эти три стигмата имели место быть, но не в подражание святому Элдричу, как у остальных, а настоящие. Однажды я лично слышал, как один из известных у нас в районе карманников хвастался, что сидел вместе с Карлосом в одной камере, так этот парень рассказывал: у нового пророка на самом деле металлический протез руки, вставная нижняя челюсть и электронные, отсвечивающие металлом глаза. Мол, великий человек. Не знал я тогда всей правды и охотно верил уличному авторитету. Карлос никогда не появлялся на публике, его никогда не показывали по телевизору, не было ни фотографий его, ни портретов. Если кто-то и видел Карлоса живьем, то об этом не очень-то распространялся.

Помимо почитателей святого Элдрича здесь было полно рядового люда, крестьян в простецких пончо и сомбреро, мелких коммерсантов, ловко успевающих распродавать свой залежалый товар, да и городские зеваки сновали тут же, пытаясь вникнуть в смысл новой для них религии. Большая группа рабочих, то ли русских, то ли белорусов (впрочем какая разница), дешевая рабсила, толкались средь толпы, пестря оранжевыми строительными комбинезонами. Они, видимо, решили посмотреть на местную экзотику в момент обеденного перерыва. Женщины древнейшей профессии были довольно заметными в разнородной массе, выделяясь своими блестящими, плотно облегающими мини-костюмами, высокими каблуками. Тут же шныряли и карманники, промышлявшие скудными пожитками простаков-зевак.

– Давай немного потусуемся здесь, – предложил Макс и я, конечно же, согласился.

На трибуну по лестнице взобрался новый парень в бордовом берете и взял у предыдущего оратора микрофон. Правый рукав его пестрой рубашки был закатан по локоть, чтобы все видели, что у этого человека вместо правой руки настоящий металлический протез. Народ зашумел, приветствуя его. Тот, в свою очередь, приподнял искусственную руку, прося тишины, и громко выкрикнул:

– Со мной только что связался сам Карлос! Он передал привет всем верующим в настоящего святого! Он и сам видит нас святым зрением! Он поддерживает нас! Он с нами!

Сообщение вызвало шум, люди аплодировали, люди кричали, многие стали подбрасывать в воздух свои головные уборы.

– Так давайте громко скажем всему миру, кто настоящий святой! Кто?!

– Элдрич! Элдрич!.. – раздались дружные крики митингующих.

Человек с микрофоном вновь поднял руку, прося тишины, и когда все успокоились, крикнул:

– Долой католиков, поработивших подлинную веру! Долой извращенцев истины!

– Долой! Долой!.. – понеслось со всех концов площади.

– Вон там, – выступающий указал искусственной рукой в сторону старинного собора святого Павла. Собор этот возвышался среди прочих строений, имел колонны у входа и упирающиеся в небо кресты с одного огромного и с множества других небольших куполов. Он простоял здесь уже не одну сотню лет, шероховатый желтый камень, из которого он был сложен, делал его похожим на викторианскую копию прототипов из Европы. – Вон там, – продолжал кричать активист стигматников, – собрались нелюди, канонизирующие убийц и лжепророков! Тысячи лет по их вине горели на кострах и умирали от мучительных пыток невинные отроки людские. Там скрываются падшие в грехе и погрязшие в пороке истязатели душ человеческих. Так давайте покажем им, что не верим мы больше этой мафии, собирающей подать с голодающих бедняков, продающих отпущение грехов за лист индульгенции. На штурм оплота ожиревших лжесвятош! На штурм!

– На штурм! На штурм! – закричал раззадоренный народ.

Толпа, подстрекаемая активистами церкви святого Палмера Элдрича, двинулась к католическому собору, казалось, покойному и непоколебимому. Нас с Максом принялись подталкивать в сторону предполагаемого штурма. Вырваться было просто невозможно, да Макс особенно и не сопротивлялся. Корсигас уже кричал вместе со всеми: «Долой! Долой! На штурм! На штурм!», при этом размахивая снятой с тела футболкой. Я, как обычно, шел за другом.

Над толпой низко зависло несколько автолетов с журналистами. Они высовывались из открытых дверей с мини-камерами в руках. Телевидение никогда не упускало подобных инцидентов. Власть же не особо уважала методы, которыми действовали последователи Элдрича, и поэтому хорошенько подготовилась к митингу. Полиция заранее стянула основные силы в «Деловой центр». Служители закона не дремали и, предполагая такое развитие событий, заранее оцепили всю территорию католического храма. Многочисленный отряд копов в полном боевом обмундировании выстроился в шеренгу перед собором. Полицейские выставили вперед массивные щиты и опустили со шлемов, закрывая лица, пуленепробиваемые забрала. В воздухе висели три броневика с водяными пушками наизготовку.

Толпа уперлась в живое полицейское ограждение, но не смогла с ходу сдвинуть этот кордон. Тогда в полицейских и в сторону собора полетели камни и палки, раня служителей закона, а некоторые, долетая до старого храма, разбивали цветные мозаичные окна. У многих почитателей Элдрича в руках появились небольшие монтировки, которыми они, нагнувшись, стали выколупывать из мостовой булыжники. Камни тут же пускались в ход. Вскоре в воздух взметнулись и бутылки с «коктейлем Молотова». Заполыхали огненные очаги.

Минут десять копы терпели это хулиганство, отбиваясь от нападавших и туша огонь из пенных баллончиков, но и этому терпению пришел конец. Позади основного оцепления появилась группа полицейских с ружьями в руках. Возможно по команде, одновременными залпами стрелки принялись выпускать в толпу гранаты со слезоточивым газом. Тут же заработали брандспойты до сих пор висевших в воздухе без действия броневиков, направляя мощные струи воды сверху в толпу, сбивая напирающих людей с ног. Демонстранты бросились врассыпную. Заголосили женщины. Полицейские, стоявшие в кордоне, отставили щиты в сторону и плотной шеренгой двинулись вперед, на ходу снимая с поясов дубинки и доставая пистолеты. Град резиновых пуль посыпался на убегавших. Появились черные с белой полосой летбусы с зарешеченными окнами, они садились на очищенные от демонстрантов места, с боков распахивались двери. Копы начали без разбору заталкивать в салоны людей, как раненых, так и тех, кого захватили по пути. Сильно покалеченных действиями полиции нарушителей спокойствия подбирали андроиды в белых халатах и относили в кареты «медицинской службы», все чин чином, все для показухи. Искусственным созданиям по закону не разрешалось носить оружие, но их охотно использовали в качестве рабочей силы. Хоть создание человекоподобных роботов обходилось недешево, правительства многих округов охотно выделяли средства на их закупку для государственных нужд. Когда Нед Лудд [12]12
  Нед Лудд. – Легендарная личность, он якобы первым разрушил машину в безрассудном гневе в ходе промышленного переворота в Великобритании (кон. 18 – нач. 19 вв.)


[Закрыть] в безрассудном гневе рушил машины, он и предположить не мог, что в будущем можно будет сделать нескольких «Недов Луддов», и все они будут машинами.