Текст книги "Закон проклятого"

То ли слишком сильно тряслись руки у старика, то ли больно острым оказался край металлического круга, но на ладони Евсей Минаича внезапно открылся довольно глубокий порез. Только что не было ничего – и вдруг за секунду морщинистая рука окрасилась тёмной кровью.

– Ох ты! – Дед удивленно вскинул косматые седые брови. – Да как же это? Совсем старый стал, руки не держат…

Иван вскочил со стула и кинулся к аптечке, бросив на ходу:

– А сам мне только что – осторожней, осторожней. И на тебе.

Он залил зеленкой ранку и начал её бинтовать. А дед всё хмурил брови и бормотал:

– Чует мое сердце, не к добру это.

Потом ещё долго сидели они за столом, много несказанного накопилось за два года. Только под утро Евсей Минаич отправил парня спать, а сам после до самого рассвета сидел у окна, смотрел, как солнце осторожно высовывает из-за крыш соседних домов свою огненную макушку, вздыхал и шептал про себя, обращаясь к кому-то невидимому и могущественному:

– Прошу тебя, сделай так, чтобы проклятие потеряло силу… Пусть хоть у Ванюши все в жизни будет хорошо…

* * *

Иван проснулся поздно, удивляясь, что так долго дневальный не орёт: «Рота, подъем!»

Роты не было. Не было привычного глазу забора из двухэтажных металлических кроватей. Была однокомнатная квартирка из армейских снов, в которой он провел свое детство.

Из кухни пахло яичницей и… домом. Он есть, этот запах, родной и знакомый, который невозможно забыть и который узнаешь сразу из тысячи других запахов. Особенно если ты так долго не был дома.

Иван улыбнулся, откинулся на подушку и расслабился. Однако желудок требовал своё. Иван нехотя протёр кулаками не желающие открываться глаза, зевнул от души и поплёлся на кухню.

Дед, похоже, и не ложился. Дымящийся завтрак стоял на столе.

– Ну что, воин, проснулся…

«Воин», опухший от непривычно долгого сна, промычал что-то нечленораздельное и, с ходу плюхнувшись на табуретку, зачавкал омлетом с ветчиной.

После завтрака Иван засобирался на улицу:

– Пойду посмотрю, что нового на свете делается. Может, где на работу возьмут.

– Сходи, чего уж, – кивнул Евсей Минаич. – Только осторожней. На улицах черт-те что делается. Навоевался поди, хватит ужо, – добавил он, кивая на забинтованную руку парня.

– Да ты на свою посмотри, деда…

Евсей Минаич покосился на собственную забинтованную ладонь, покачал головой и ничего не ответил.

Лютый, жмурясь, вылез из-под дивана, потёрся об хозяина, вопросительно глядя ему в глаза, и, поняв, что сейчас в нем особо не нуждаются, полез обратно – досыпать после дальней дороги.

…Иван шел по улице, заново узнавая знакомые с детства места, которые два года снились ему почти каждую ночь. Дома, тротуары, автобусные остановки, хлопающие на ветру объявления на столбах – всё это было наяву… Двойственное чувство не покидало Ивана – какая-то часть его ещё не рассталась с армией, была там, её всё ещё давило низкое небо далекого города, где стояла его воинская часть… А другая была здесь, дома, в Москве, и до боли, до животного страха боялась, что волшебный сон окончится, прерванный истерическим криком дневального…

Возле одного из объявлений Иван остановился. На бумажке, наклеенной на столбе, был нарисован парень в замысловатой боевой стойке. Под рисунком красовалась надпись:

«Курсы самообороны. Современный реальный бой, энергетика поединка, защита от оружия, воспитание воинского духа».

– Смотри-ка, реальный бой, – пробормотал про себя Иван. – Надо б сходить посмотреть.

Он оторвал клочок с адресом и, радуясь, что так быстро нашёл то, чем советовал ему заняться лейтенант Калашников, зашагал к автобусной остановке.

…Спортзал расположился в подвале кирпичного двенадцатиэтажного дома. Иван cпустился вниз по искрошенным каблуками ступенькам и вошел внутрь. Внутри пахло теплой сыростью от протянутых под потолком труб. Зал был освещен несколькими электрическими лампочками, прилепленными под низким потолком. На стенах висели флаги с непонятными иероглифами, похоже рисованными от руки. Посреди зала стояли несколько человек, вытянув руки и согнув ноги так, будто они сидели на невидимых стульях. Худой, невысокий тренер ходил между ними и периодически хлопал в ладоши. Тогда ученики с шумом выдыхали и так же с шумом втягивали в себя воздух, вычерчивая при этом в воздухе конечностями хитрые фигуры.

Иван прислонился к косяку, с интересом наблюдая за действом. Подышав, люди стали по команде тренера отрабатывать прыжки, скачки и пируэты… Со стороны всё это выглядело действительно красиво, пластично, но уж очень напоминало какой-то экзотический танец.

Окончив тренировку, инструктор подошел к Ивану:

– Нравится? Хотите заниматься?

Иван пожал плечами:

– Вообще-то все это красиво, но в объявлении написано – реальная драка…

– Конечно, – улыбнулся тренер. – Отрабатывая элементы этого стиля, вы моделируете реальную драку. Это называется «бой с тенью».

– Но ведь, если я буду так скакать на улице, мне просто дадут пинка, не спрашивая, каким стилем я занимаюсь…

Тренер, похоже, обиделся:

– А вы попробуйте дать пинка моему ученику…

Из группы, разминая кулаки, вышел высокий парень.

– Начали, – неожиданно раздался крик тренера.

Иван не был готов к такому быстрому повороту событий – на это, видимо, отчасти и рассчитывал инструктор. Высокий парень скакнул, присел и зашипел. Иван понял, что сейчас его будут бить. В голове промелькнула фраза Калашникова: «Всегда лупи первым и не думай о последствиях».

Его нога рефлекторно дернулась и угодила точно в пах шипящему ученику. Зал охнул. Парень подавился шипением, схватился за промежность и кулем упал на пол.

– Вон отсюда, – тренер с перекошенным лицом указал Ивану на дверь.

Тот пожал плечами, повернулся и молча пошел к выходу, бормоча себе под нос что-то вроде: «„Надо же было так ошибиться“, – сказал ёжик, слезая с кактуса…»

«Ничего себе, современный реальный бой, – думал он, идя по улице и гоня пинками перед собой пробку из-под шампанского. – Да, пока он шипел и приседал, из него можно было десять раз котлету сделать… Хотя Калашников говорил, что нет плохих школ – есть плохие тренера… Ишь ты, гляди-ка, вот еще…»

Он остановился перед доской объявлений, здоровенными болтами присобаченной к стене какого-то облезлого института. «Реальный уличный бой», – коротко гласила реклама.

Иван улыбнулся. «Ишь ты, еще один уличный… Пойти посмотреть?»

Времени было – гуляй не хочу – и Иван направился по указанному адресу.

* * *

«Реальный уличный бой» тоже был в подвале. «Ну-ну, посмотрим, что там за еще один реальный, да еще и уличный», – бормотал Иван, открывая тяжёлую дверь. Та заунывно заскрипела, и Иван вылупил глаза.

Он увидел полутемное помещение, заставленное металлическими конструкциями, похожими на гильотины и электрические стулья из видюшных американских ужастиков. На полу в беспорядке валялись штанги, разнокалиберные чугунные блины и другие железяки совсем уж непонятного назначения. Несколько человек с отрешённо-ожесточенными лицами, какие бывают у сектантов или продавцов «Гербалайфа», шумно перекачивая лёгкими спёртый подвальный воздух, ворочали металлические рычаги и неподъемные гантели. На стене висели портреты основателя бодибилдинга Джо Вейдера, Арнольда и других бугрящихся мышцами святых железного спорта. Под длинным во всю стену лозунгом «Сделай свое тело достойным своего духа. Джо Вейдер» висел другой, поскромнее, написанный от руки: «Самое главное в бодибилдинге – сосредоточенность, потому что самое неприятное в бодибилдинге – это когда штанга падает тебе на ногу».

Из колонок, прикрепленных под потолком, нёсся хриплый голос, заглушающий грохот падающих на пол железок:

 
…В первый раз ты войдешь в этот сумрачный зал,
В царство пота, железа и сильных людей,
И суровые взгляды заглянут в глаза,
И захочется прочь убежать поскорей…
 

Мужик в магнитофоне не столько пел, сколько под музыку задавал определенный ритм, под который, действительно, хотелось до одури, до потери сознания качать неподъёмные металлические болванки…

 
Но ведь ты не уйдешь, для себя все решив,
Словно в омут с обрыва, словно грудью на нож,
Стиснув зубы и слезы обид проглотив,
Ты железную штангу в ладони возьмешь…
 

Музыка, тяжёлая, как всё когда-либо поднятое культуристами железо, с удвоенной силой ударила в уши, мужик в колонках поднял голос на запредельную высоту…

 
Качай!
От начала начал
Прадед тоже качал
Рукоятку меча…[2]2
  Слова Д. Силлова.


[Закрыть]
 

Хозяин этой пыточной комнаты, здоровенный детина с необъятными бицепсами и улыбкой Чеширского кота, подошел к Ивану:

– Ну чего, браток, решил маленько мясом обрасти?

На этого бугая невозможно было обижаться – он весь состоял из мускулов и искреннего добродушия.

– Да я, вообще-то, насчет рукопашного боя…

– Так это тебе в соседний подвал. Кстати, верно выбрал – тренер по рукопашке – Игорем его звать – мужик что надо. Не танцам учит, а реальной драке. Правда, железу мало времени уделяет, ему бы бицепс побольше – было бы в самый раз.

– А он тоже качается?

Парень удивленно поднял брови, словно Иван сморозил несусветную глупость.

– А как же без этого? Все нормальные киношные бойцы хоть помаленьку, да качались – и Брюс, и Норрис, и Боло Ёнг… И мы чуток у Игорька в зале ножками-ручками машем, лишнее сало сгоняем, и он у нас железо тягает… Иди-иди, он тебя делу научит. И сюда забегай, тоже в жизни пригодится…

Но Иван, наученный предыдущим опытом, решил особо не доверять столь навязчивой рекламе. «Посмотрим-посмотрим, шепнул слепой…» – бормотал он, входя в третий за сегодня спортзал…

Здесь всё было увешано боксерскими грушами. И здоровые мужики, и женщины, и тринадцати-четырнадцатилетние пацаны – всего человек пятнадцать – двадцать – с остервенением по ним лупили руками и ногами. Руководил этим делом крепенький мужик лет тридцати с усами, бородой и васильковыми глазами, сильно смахивающий на Деда Мороза, переодевшегося в свободные брюки и футболку.

Иван стоял, прислонившись к косяку, и наблюдал. Мужик хлопнул в ладоши, народ оторвался от мешков, надел перчатки и накладки на голени и по команде начал лупцевать друг друга весьма чувствительно, хотя тренированный глаз сразу определил бы, что удары всё же наносятся не в полную силу.

Иван подошел к тренеру:

– Скажите, а если реальная ситуация? Если со всей дури?

Тренер повернулся и невозмутимо оглядел Ивана с ног до головы, словно приценивался к боксерской груше в магазине. Понравилась ему груша или нет, определенно сказать было невозможно, ибо все эмоции тренера, видимо, скрывались под бородой, а в васильковых глазах не было ничего, кроме омутовой бездонности.

– Накатаете технику так, чтобы самому не покалечиться и партнера не изуродовать, – будете работать в полный контакт, – ответил он.

– А мне сейчас можно попробовать?

– Пробовать запрещено правилами клуба. Понравилось то, что увидел, – оставайся, тренируйся, дорастешь до спаррингов – спаррингуй. Не нравится – извини.

Васильковые глаза внимательно посмотрели на парня, скользнули по тельняшке, выглядывающей из-за отворота куртки.

– Но для десантника, так и быть, сделаю исключение. Пошли.

Инструктор дал команду, и группа, прекратив тренировку, расселась вдоль стены.

– Давай, – Дед Мороз стоял, опустив руки и не делая ни малейших попыток встать в стойку. Только васильковые глаза стали похожи на две ледышки.

Иван решительно взметнул ногу вверх, повторяя удар в пах, который они с лейтенантом Калашниковым нарабатывали до одурения и который не раз уже выручал его. Однако тренер повернулся как-то так, что летящий точно в цель ботинок только скользнул по его бедру. Иван не успел поставить ногу на пол – тело тренера развернулось в обратную сторону, выбросив, как камень из пращи, раскрытую ладонь. Весьма болезненный тычок пальцами под нижнюю челюсть, голова Ивана запрокинулась назад, и, не удержавшись на ногах, он рухнул на пол.

– Это защита от удара в пах с контратакой, – услышал он над головой негромкий голос. – Мягкий вариант. Хотя возможен и жесткий. Например, если вместо тычка пальцами нанести крюк рукой в висок, то можно убить человека. Так что на улице лучше работать кулаком в челюсть.

Болевая точка на шее, куда пришелся удар пальцами, горела огнем. Иван вскочил на ноги. В душе поднималась глухая, звериная ярость. Он кинулся на тренера и… Ощущение было такое, будто его насадили на булавку, словно мотылька. В живот вошел таран, дыхание перехватило, Ивана согнуло пополам… Но упасть ему не дали. На его горле сомкнулась железная удавка, в которой он повис, словно кролик, угодивший в петлю-ловушку.

– Прямой удар ногой с последующим удушающим захватом…

Дед Мороз спокойно, как учитель анатомии на уроке, почти препарировал парня, при этом объясняя своим притихшим ученикам, как это лучше делается.

Иван дернулся, пытаясь освободиться, но удавка лишь затянулась сильнее.

– Если противник дергается, придушите его, потом бросьте на землю и возьмите на болевой. По ситуации можете нейтрализовать его, сломав руку. Если он вооружен, не разжимая захвата, ударьте его коленом под дых, после чего сверните шею…

Голос тренера доносился откуда-то издалека. В глазах запрыгали черные точки, похожие на рой крупных навозных мух, стремительно увеличивающийся в размерах.

– Всё… – выдавил Иван из себя, скребя ногами пол.

Клещи исчезли. Воздух ворвался в легкие с кашлем, слезами и соплями. Иван рухнул на колени и, схватившись за горло, дышал, дышал…

– А это не слишком жестоко, – донесся до него чей-то голос.

– В Библии сказано: «Возмутитель ищет только зла; поэтому жестокий ангел будет послан против него», – пояснил тренер. – Иными словами, противодействие нападающему должно быть адекватным. Он бил со всей силы. Если б я не увернулся, такой удар сделал бы меня на всю жизнь инвалидом. Да и защищался я не вкладываясь, вполсилы…

– Ничего себе «не вкладываясь», – Иван, утирая невольные слезы, вставал с пола.

Тренер пожал плечами и кивнул на свободный мешок:

– Начинай, показывай, что можешь. Вижу, кое-какие навыки у тебя есть. И неплохие навыки. Правда, правильно применять их ты пока не научился. Реальный уличный бой – он не для нападения, а для защиты себя и своих близких.

Иван кивнул:

– Понял. Спасибо за урок. К себе возьмете?

– Возьмем, – произнес тренер. – Завтра приходи в это же время к началу тренировки.

Иван четко развернулся на месте по старой армейской привычке и, пробормотав про себя: «Н-да… Точно не танцы…» – направился к выходу.

* * *

Осенью умер Евсей Минаич. Умер тихо, во сне, с улыбкой на лице, так, как втайне мечтает умереть каждый живущий на свете – без боли, мучений и лишней суеты. Среди ночи завыл, заплакал Лютый, и Иван, проснувшись от жалобного мява, почему-то не запустил в кота тапочком, а встал и пошел посмотреть, с чего это тот так горестно стенает.

Заметно выросший за лето зверь стоял на задних лапах, положив передние на край кровати, и звал, звал старика оттуда, куда тот ушел, оставив на этой земле единственную родню – двадцатилетнего внука и несчастного, плачущего кота…

Хоронили старика скромно, без особых почестей и оркестров. Не любил он при жизни ни того ни другого… Иван стоял над гробом, закусив губу, и не плакал. Плакала душа, щемило сердце… Ушел единственный человек, которого он любил. Исчез невидимый тыл, опора, которой мы часто не замечаем, принимая её как должное, и, лишь утратив, понимаем, как много потеряли…

С неба сыпалась мелкая водяная пыль, забираясь за воротник, норовя прикоснуться к теплым людским телам мёртвыми, холодными пальцами. Осенний ветер зло хлестал по унылым надгробиям, по кучам прелой кладбищенской травы, по лицам людей, словно выгоняя живых из жуткого города смерти.

«Почему, когда в жизни происходит что-то страшное, идет дождь?» – думал Иван.

– Небо плачет, – как бы отвечая на его немой вопрос, прошептала рядом старуха. – Значит, умер хороший человек…

Гроб опустили в жидкую грязь, и твердые куски прихваченной первой изморозью глины застучали по доскам.

«Последний, кто стучится к нам, – это комья земли, колотящие по гробовой крышке…»

Бессвязные мысли роились в голове Ивана.

«Идут месяцы, годы, века, а они всё стучатся… ко всем… и когда-нибудь ко мне… Прощай, дедушка, прощай, родной».

А небо всё рыдало, роняя на свежую могилу прозрачные слезы осеннего дождя…

* * *

…Неподъемный мешок упал на плечи.

– Давай следующий… – Голос из недр вагона не давал передышки. – Давай-давай, не телись…

Иван сбросил последний мешок и расправил ноющие плечи. Жирный подрядчик подошёл и протянул смятую купюру. Иван, не глядя, сунул её в карман и пошел к выходу с товарной станции…

…Удар, ещё удар… Руки, налитые свинцовой усталостью, не успевают подниматься… Чужая нога бьет по бедру. Боли нет – она придет потом, после тренировки, а сейчас…

– Что с тобой?

Сашка опустил перчатки.

– Ты какой-то варёный сегодня, будто на тебе всю ночь ездили…

– Точно, – буркнул Иван. – Мешки ездили.

– Какие мешки? – удивился Сашка – розовощекий, весёлый парень, почти одновременно с Иваном записавшийся в секцию…

– Вагон я разгружал. Жрать-то на что-то надо. И за обе секции платить опять же…

– И что по деньгам? – деловито осведомился Сашка.

– Сто двадцать рублей в час. Итого за ночь тысяча набегает.

– Вагоны? На своем горбу? За штуку?

Сашкина челюсть от удивления поехала вниз.

– Ну ты даешь, земляк…

– У тебя есть лучший вариант?

Сашка задумчиво почесал затылок:

– Так, значит, для полудохлых сегодня качалка у Володи по-любому отменяется… Ну что ж, попробуем помочь брату по разуму. Моральные комплексы на макушку не сильно давят?

– Я их в армейском толчке случайно утопил, – невесело усмехнулся Иван.

– Тогда договоримся, – Сашка хлопнул парня по плечу. – Сегодня провернем одно дельце – считай, что в одну харю минимум десяток вагонов разгрузил…

…Сашка зашел за Иваном в одиннадцатом часу вечера. Войдя в полутемный коридор, парень вдруг отпрыгнул в сторону и схватился за сердце:

– Ох ты, итить твою мать…

Старая, кое-как свинченная из панелей ДСП коридорная вешалка покачивалась, поскрипывала и грозилась вот-вот развалиться. С ее верхней полки горели злобным огнем два желтых глаза: Лютый, уже более чем полутораметровый от кончиков ушей до хвоста, готовился прыгнуть на незнакомца.

– Тихо ты, братан, – Иван не без труда снял с полки шипящую зверюгу и отнес в комнату.

– Ну ни хрена у тебя здесь твари водятся!.. – Сашка все еще не мог перевести дух. – Собирайся, что ли, укротитель…

Сашка приехал на старой, видавшей виды «Волге». В машине сидел ещё один габаритный парень, занимавший почти всё заднее сиденье.

– Макс, – коротко представился парень, обнажая в широченной улыбке подгнившие зубы.

– Иван, – сказал Иван, пожимая потную, мягкую ладонь, после которой сразу захотелось вымыть руки.

– Макс – хороший парень, – сказал Сашка, заводя машину, – только малёк отмороженный. Как-то собрались по делам, я ему и говорю: «Зайдем – ты бьешь мужику в табло». Ну он и дал ему. Молотком. Я ему: «Ты что творишь, у тебя ж кулаки как гири…» А он: «Ну ты ж не сказал, чем бить…»

– Гы-гы, – поддержал разговор Макс.

…«Волга» подпрыгивала на колдобинах и стонала всеми своими железными потрохами, явно просясь на свалку.

– Дело в следующем… – Сашка лихо крутил баранку и выжимал до пола педаль газа, нимало не заботясь об уснувших на канализационных люках собаках, – те с воем разбегались в разные стороны от грохочущего чудовища. – Дело в следующем. Заходим, бьем хозяину в бубен и берем всё, что плохо лежит.

– Просто, как апельсин, – подытожил Макс с заднего сиденья.

Иван молча пожал плечами. В конце концов, не всю же жизнь разгружать эти чёртовы вагоны. Да и потом – не он, так кто-то другой даст «в бубен» неведомому хозяину. И к тому же, какая разница получит или не получит кто-то от кого-то по роже или нет? Ивана в армии лупцевали как сидорову козу, и никого это не волновало. Почему же его должна заботить чья-то судьба, даже если ненароком он сам и подкорректирует её маленько своими кулаками?

Они въехали в переулок, и Сашка остановил машину.

– Дальше пешочком, господа. Стало быть, вечерний моцион, – заявил он, захлопывая дверцу.

Троица тихонько вошла в подъезд и поднялась на третий этаж. Сашка натянул поглубже чёрную лыжную шапочку, поднял ворот куртки и позвонил в единственную на площадке металлическую дверь.

– Кто там, – раздалось из-за нее.

– Горгаз, – невнятно пробубнил себе в воротник Сашка.

– А почему так поздно?

– Утечка на первом этаже, всех проверяем…

Защёлкал хитрый импортный замок.

– Заходите, – невысокий, чрезмерно волосатый мужик в халате распахнул дверь, и тут же Сашкин кулак впечатался ему в нос.

– Непременно воспользуемся вашим приглашением, – Сашка заехал мужику под дых, и тот согнулся пополам.

В довольно-таки большой однокомнатной квартире было всё, что необходимо для нормальной холостяцкой жизни. Евроремонт, дорогая мебель, домашний кинотеатр, причудливо выкрашенные-вылепленные неровно-объемные стены в сверкающих стразах, увешанные декоративным холодным оружием, на столе – современный компьютер… В уютную обстановку квартиры не вписывался только сам хозяин, ползающий по полу и безуспешно пытающийся остановить льющую из носа кровь. Три бандита в грязных ботинках также не особо облагораживали интерьер.

– Так, берем вот это – и ноги… – Сашка указал на стопку продолговатых, явно иностранного происхождения коробок, аккуратно сложенных в коридоре. Неизвестно откуда появился объемистый мешок, в который Витёк с Сашкой начали загружать заморский товар.

– Ребята, разрешите я на кухню, за льдом… – Хозяин квартиры зажимал рукой разбитый нос, из которого за ворот халата на буйную растительность, покрывающую грудь, всё ещё капала кровь.

– Чеши, – милостиво махнул рукой Сашка, занятый упаковкой коробок.

Мужик юркнул на кухню.

– Не заорет? – поинтересовался Макс.

– Куда ему… – Сашка загрузил очередную коробку. – Они, как по рогам получат, тихие, смирные становятся. Я за полгода на малолетке на таких насмотрелся…

– Глянь, – Макс ткнул пальцем за спину Сашки. Тот обернулся.

Иван выводил из кухни хозяина, рука которого была завернута за спину. Мужик шел на цыпочках, дыша через раз и боясь сделать лишнее движение. Видимо, боль в вывернутой кисти была несусветная… Вторая рука Ивана была занята крошечной серебристой коробочкой.

– Мамочка, сотовый, – застонал Сашка, переводя взгляд с обыкновенного телефонного аппарата, стоящего на прикроватной тумбочке, на мобильник в руке Ивана. – Как же я это тормознул-то, а? Он успел позвонить?

– Нет.

Иван бросил сотовый телефон на кровать, отчего он раскрылся и стал похожим на пасть маленького беззубого крокодильчика. А Иван, перехватив руки хозяина квартиры, деловито начал связывать волосатые запястья пленника поясом его же собственного халата.

– Раз взялись за дело – надо делать как следует.

Смастерив из хозяйских носок кляп, он засунул его в рот связанному мужику.

– Так-то, дядя, будет спокойней и вам и нам…

…У Ивана дома, куда троица привезла награбленное, Сашка любовно погладил картонные коробки:

– Вот, мои хорошие, мы и снова с вами встретились, – нежно произнес он.

– А почему снова? – спросил Иван.

– Да мы эти ноуты уже третий раз продаем…

– То есть?

– Ну через своих людей партию какому-нибудь жадному лоху-барыге впарим, а потом, как сегодня, обратно забираем, – хмыкнул Сашка. – Барыги те даже заяву в ментовку не кидают, так как у самих рыло в пуху будь здоров.

– А что, эти… ноуты, они такие дорогие?

– Ноутбуки-то?

Сашка и Макс хором расхохотались. Хохотали они долго, так что Иван успел обидеться. Он насупился, послушал еще немного Максов квакающий и Сашкин заливистый гогот, потом встал и направился к двери.

– Да ладно тебе, погоди, – Сашка схватил его за рукав куртки. – Ты, Иван, молодец, – сказал он, прекратив веселиться. – Сегодня в натуре наши задницы спас. А нам, дуракам, наука, чтоб не щелкали нижней челюстью… В общем, один ноут твой, и вот… ещё денег маленько, – Сашка пододвинул к парню небольшую пачку купюр, перехваченную зеленой резинкой.

– В следующий раз с нами поедешь?

– Не уверен, – ответил Иван, поглаживая мурлыкающего кота по пушистой спине. – Не мое это, людей прессовать.

– Да разве барыги – люди? – удивился Сашка.

– Не силен я в философии, – отмахнулся от него Иван. – Поживем – увидим.

* * *

Иван сидел на диване, осваивая невиданную доселе технику. Старенький компьютер у него был до армии, но он не шел ни в какое сравнение с маленьким чудом, удобно устроившимся на коленях. На экране ноутбука Брюс Ли разбегался, заносил для удара ногу и… Иван снова и снова одним движением пальца тормозил полёт великого мастера, по кадрам изучая технику боя.

Зазвонил телефон. Иван машинально двинул пальцем, и застывший в воздухе Брюс наконец-то завершил удар, от которого человек в белом кимоно отправился в полет, снося на своем пути груду ящиков. Иван протянул руку и поднял трубку:

– Да, слушаю.

– Ванюша, это я… – На другом конце провода кто-то залился слезами.

– Здравствуй, душа моя, – Иван узнал по голосу курносую девчонку. – Чего опять ревешь?

– Ванечка, они опять пришли. Сказали, чтобы я звонила тебе, а то…

– Эй, уважаемый, крутой, да? – У девчонки, видимо, отобрали трубку. – Если крутой – приходи, поговорим…

Голос в трубке был незнакомым, Иван слышал его впервые.

– А ты что за хрен с горы, – не особо вежливо спросил Иван. Лютый, до этого внимательно смотревший на экран ноутбука, насторожился, подошел к хозяину и вопросительно поднял на него жёлтые глаза.

– Ух ты, смелый какой, – восхитился голос в трубке. – Прям супергерой – защитник угнетенных.

На другом конце провода глухо заржали несколько голосов.

– Приходи, герой, знакомиться будем, всё узнаешь. А не придешь – твоя телка больше хрена никогда не увидит. Адрес, я думаю, помнишь.

– Ладно, ждите.

Иван положил трубку и задумался. Позвонить Сашке? Но, с другой стороны, не хотелось лишний раз в глаза лезть, потом в должниках ходить. К тому же у кого-то просить помощи в решении собственных проблем Иван не привык.

– Сами разберемся…

Он подошел к комоду и вытащил объемистый сверток – дедово наследство.

Основательно подъеденные инфляцией деньги, которые дед копил всю жизнь, давно кончились. Остальное Иван, как завернул в тряпку, так больше и не доставал. Воронёный «вальтер» лежал на мамкиной книге, как верный пес, свернувшийся до поры на пороге хозяйского дома и готовый в любую секунду вцепиться в горло чужому.

Парень взял в руку тяжёлую смертоносную машинку, и та удобно легла в его ладонь. Человек и пистолет примерились друг к другу и остались довольны. Что бы там ни говорили, любое оружие – это не просто кусок металла. Его нужно любить всей душой, холить, лелеять – и тогда оно тоже полюбит тебя и не подведет в трудную минуту. У него есть свой характер, свои привычки и, если хотите, своя душа. Согретый теплом человеческой руки металл оживает и начинает понимать свое предназначение. Не зря и самураи, и средневековые рыцари давали имена своим мечам, небезосновательно считая их живыми существами.

– Здорово, браток, – Иван погладил холодный ствол. – Поработаем сегодня?

Пистолет щелкнул предохранителем и, казалось, шевельнулся, поудобней пристраиваясь рукояткой под пальцы нового хозяина.

Иван проверил магазин, дослал патрон в патронник, поставил оружие на предохранитель и засунул его за пояс. Четыре «лимонки» лежали рядком, поблескивая черепаховыми спинками.

Одну Иван сунул в карман.

– Вот и ладушки.

Он попрыгал на месте, проверяя, удобно ли разместилось спрятанное оружие, и, удовлетворившись результатом проведенных испытаний, провел ладонью по книге, доставшейся ему от матери.

– А с тобой, подруга, мы познакомимся попозже… – сказал он. Потом подумал мгновение – и взял в руки тяжёлый фолиант.

Старинная книга, обёрнутая местами потрескавшейся кожей, внушала невольное уважение своими размерами, весом и, естественно, возрастом. Время безжалостно отметило ее своей иссохшей рукой. От книги шел запах тления и седой старины, который особенно остро ощущается в гулких музейных залах.

Иван перевернул несколько страниц. Какие-то непонятные тексты, значки, пентаграммы, вклеенные манускрипты, ветхие настолько, что на них дыхнуть-то было страшно, не то что трогать их руками. В основном – латынь и закорючки на каком-то совсем уж невиданном языке, вовсе и не похожие на буквы. Иван заглянул в конец книги. Два или три листа были исписаны убористым женским почерком, скорее всего мамкиным. Дальше – чистые страницы.

– Ну это точно попозже, – сказал он, захлопнул фолиант и положил его обратно. И тут его взгляд упал на мешочек с крылатым диском, который дед Евсей Минаич оставил ему перед смертью.

Из мешочка, перетянутого у горлышка тесемкой на манер вещмешка времен Второй мировой, торчал клинок, прорезавший в материи существенную дыру.

– Что за дела? – удивился Иван и потянул за кожаные тесемки.

Внутри по-прежнему лежал амулет. Но это уже не была просто звезда в крылатом металлическом круге.

Один из лучей пентаграммы вытянулся и хищно удлинился раз эдак в пять. Теперь это был тонкий обоюдоострый клинок, длиной примерно в ладонь. Новорожденное воронёное лезвие, как и сам амулет, было испещрено надписями на непонятном языке. За ним тянулась такая же тонкая черная рукоятка, оканчивающаяся звездой-амулетом.

Иван протер глаза. Ни клинок, ни рукоять не исчезли.

Он осторожно взял в руку кинжал. Теперь это был именно кинжал – и никак иначе.

– Выкидуха? Или не выкидуха?

Иван рассеянно вертел в руках вещицу, ища где у неё кнопка. А как иначе можно было бы объяснить невесть откуда появившееся у амулета стальное жало и чёрную, довольно тяжелую рукоять?

– Может, дед успел к диску уже после кинжал присобачить, а мне не сказал? Да нет, вроде бы на него не похоже… Странно… Твою мать!!!..

Иван и не заметил, как свободной рукой он коснулся лезвия. Вроде бы слегка дотронулся, но порез оказался неожиданно глубоким. Кровь частыми каплями стекала из ранки на стол, тут же образовывая маленькие круглые лужицы. Иван припал губами к порезу и выдернул клинок из пола, куда тот воткнулся, выпав из его ладони. По– хорошему, надо было б бросить все и пойти перевязать руку, но Иван, не в силах оторваться от диковинного оружия, продолжал его рассматривать.

– Пролетарский ножичек, со звездой, – хмыкнул Иван.

Камни ярко сверкали и переливались гранями. Казалось, будто внутри них горели маленькие фонарики.

– Хотя нет, не похож ты на пролетария, – с сомнением сказал Иван кинжалу. – Ты ж небось, если камни настоящие, стоишь в баксах как чугунный мост.

Кинжал молчал, поблескивая рубинами и старинным металлом.

Иван осторожно коснулся пальцем острия клинка. Прямо на глазах под металлом расползлась кожа и на пальце открылся новый порез. Кровь снова закапала на стол, и так уже основательно заляпанный ею и напоминающий плаху для разделки мяса на бойне.