Текст книги "Записки чекиста"

Вот где молодому чекисту пригодился опыт, накопленный в дни революции и в кровопролитных сражениях с врагами Советской власти. Человек кристальной честности и жгучей непримиримости к врагам, он проявил себя на новой работе с самой лучшей стороны и в апреле 1920 года был переведён на руководящий пост к нам, в Липецкую ЧК. Тут мы впервые и встретились. Артура Вольдемаровича любили все. В этом не было ничего удивительного: красивый, крепко сбитый двадцатитрехлетний латыш с первых же минут расположил к себе чекистов.

Закончив дела в Инжавине, наша группа выехала на бронелетучке назад в Тамбов. А в следующую ночь, в последнюю ночь перед новым 1921 годом, село захватила большая банда Антонова. Артур Вольдемарович Зегель и сотрудники выездной сессии губчека с боем прорвались к стоявшей на отшибе мельнице и забаррикадировались в ней. Отражая атаки бандитов, они надеялись, что из Кирсанова подоспеет помощь.

Предотвратить несчастье, однако, не удалось.

Несколько часов продолжался неравный бой маленькой группы чекистов с сотнями наседавших со всех сторон головорезов. Вокруг мельницы валялись бандитские трупы.

Поняв, что живыми чекистов не взять, антоновцы обложили мельницу сеном и подожгли её. Деревянное строение быстро охватило пламенем, и скоро все было кончено. Лишь одному сотруднику выездной сессии, Ивану Ивановичу Вавилову, удалось незаметно выбраться из деревни и босиком по снегу добраться до Кирсанова.

В память об отважном чекисте Липецкий уездный исполком переименовал Лебедянскую улицу, на которой он жил, в улицу имени Зегеля.

Это славное имя она носит до сих пор.

Горько и больно было нести такие потери. Но ни одна война, в том числе и война с кулацко-эсеровскими бандитами, не обходилась без них…

Разгром белогвардейщины и интервентов на фронтах гражданской войны позволил наконец партии с самого начала нового года вплотную заняться ликвидацией затянувшегося антоновского мятежа. Владимир Ильич Ленин, с неослабным вниманием следивший за событиями на Тамбовщине, 14 февраля 1921 года заслушал доклад секретаря Тамбовского губкома партии о положении в губернии. В тот же день Владимир Ильич принял делегацию тамбовских крестьян, внимательно выслушал их, доходчиво разъяснил политику партии большевиков и Советского правительства в деревне, рассказал о переходе от непопулярной продовольственной развёрстки к обычному продовольственному налогу. Тогда же, в феврале, продразвёрстка в Тамбовской губернии была отменена, и результат этого мудрого ленинского шага сказался сразу.

Как только известие о снятии продразвёрстки распространилось по Тамбовщине, глубокая социальная трещина расколола антоновщину на две неравные части. По одну сторону этой трещины оказались отъявленные бандиты, кулачьё и эсеры, по другую – бедняцкие и середняцкие массы, обманом и ложью втянутые в контрреволюционный мятеж. Между вчерашними союзниками, но отнюдь не единомышленниками, началась борьба. Бедняки и середняки окончательно убедились, что Советская власть – это власть рабочих и крестьян. А кулак понял, что наступают его последние дни.

Конечно, не только от этого зависела окончательная ликвидация антоновщины. Решающее значение имели военные меры, которые начало готовить командование Красной Армии, и детально продуманные, далеко вперёд рассчитанные действия центрального аппарата ВЧК, направленные на разложение кулацко-эсеровской основы мятежа.

Контрреволюционным восстанием продолжал руководить находившийся в Москве подпольный ЦК партии эсеров. По нему и был нанесён первый удар чекистов.

Однажды в село Каменку, в штаб Антонова, прибыл эмиссар эсеровского центрального комитета с ответственным поручением: сопровождать в столицу, в эсеровский ЦК, «главнокомандующего» повстанцев А.С.Антонова для переговоров о путях расширения восстания и для совместной разработки новой программы антисоветской борьбы. Ни московским эсерам, ни тем более главарям антоновщины не могло прийти в голову, что этим эмиссаром является бывший член партии эсеров Евдоким Фёдорович Муравьёв, в то время уже работавший в органах ВЧК.

Поездка Муравьёва к «главнокомандующему» и план вывоза Антонова в Москву были задуманы и разработаны под непосредственным руководством Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Успешной разработке намечавшейся операции способствовало то, что во время Октябрьской революции и в годы гражданской войны Е.Ф.Муравьёв был членом Воронежского военно-революционного комитета, где придерживался эсеровской платформы, потом председателем Рязанского губревкома и, наконец, председателем ревкома одного из крупных партизанских отрядов на Украине, в рядах которого участвовал в боевых операциях против петлюровцев и гайдамаков.

Однако мало кто знал, что ещё в октябре 1917 года его исключили из партии эсеров «за дезорганизаторские действия и разложение партийных рядов», а руководимую Муравьёвым городскую организацию эсеров распустили, как «раскольническую».

Оба этих факта не получили широкой огласки, а позднее и вовсе были преданы забвению, тем более что, возвратившись в 1921 году в Воронеж, Евдоким Фёдорович, с согласия Воронежского губкома РКП(б), начал готовить членов местной левоэсеровской организации к коллективному выходу из этой партии и переходу в партию большевиков. В Воронеже был даже открыт «Клуб левых социалистов-революционеров (интернационалистов)», в котором Муравьёв играл далеко не последнюю роль.

На этом-то человеке руководители ВЧК и остановили свой выбор, решая немаловажный вопрос о том, кто должен будет явиться в антоновское логово под видом облечённого высокими полномочиями эмиссара центрального комитета партии эсеров из Москвы. Получилось, что и внешний вид Евдокима Фёдоровича как нельзя лучше соответствует классическому представлению об эсерах и народниках: небольшие усы и бородка, длинные волосы, очки в позолоченной оправе.

Ну, чем не «эмиссар из столицы»!

Конечно, ехать без предварительной подготовки в охваченные мятежом районы нечего было и думать.

И подготовка началась.

Под прикрытием «Клуба левых эсеров» Муравьёв принял прибывшего в Воронеж для связи с местной эсеровской организацией начальника антоновской контрразведки Н.Я.Герасева и познакомил его с двумя членами центрального комитета левых эсеров, роль которых успешно сыграли воронежские большевики.

Встреча была разыграна без сучка и задоринки: «члены ЦК» в присутствии Герасева вручили Муравьёву «секретные» директивы о необходимости объединения всех антибольшевистских сил, обсудили давно назревший вопрос о созыве в Москве всероссийского левоэсеровского подпольного съезда, а вслед за ним и съезда представителей всех антибольшевистских армий и отрядов. Разговор вёлся на таком серьёзном, деловом уровне, что прожжённый антоновский контрразведчик поверил и в истинность обоих «членов ЦК», и в активную работу руководимой Муравьёвым Воронежской левоэсеровской организации. Он тут же дал слово доложить обо всем услышанном Антонову и, пригласив Муравьёва на Тамбовщину, назвал пароли и явки в Тамбове, с помощью которых такую поездку можно будет осуществить.

Не без некоторых, тоже мастерски разыгранных, «колебаний» приглашение было принято.

Евдоким Фёдорович знал, чем грозит ему поездка, знали и чекисты: малейшая ошибка – и провал всей операции, а Муравьёву смерть. Опытных эсеров, входивших в повстанческую верхушку, а тем более Антонова, не доверявшего даже своим приближённым, не так-то просто было обвести вокруг пальца…

Но иного выбора не оставалось, и Муравьёв, захватив с собой для связи двух сотрудников Воронежской губчека, теперь уже в качестве «члена левоэсеровского ЦК и председателя воронежского комитета партии эсеров», отправился в путь.

Единственное, на что он мог надеяться – это на соответствующие документы, подготовленные в ВЧК. И документы не подвели!

В Тамбове пароли, полученные от Герасева, открыли Муравьёву путь к местному резиденту антоновцев адвокату Д.Ф.Фёдорову, через которого мятежники поддерживали связь с внешним миром. Этот Фёдоров, скрывавшийся под псевдонимом «Горский», являлся видной фигурой в партии кадетов и был в близких отношениях с самим её лидером, небезызвестным Н.М.Кишкиным.

Предупреждение Герасева о предстоящем приезде эмиссара и особенно безупречные документы «члена ЦК» произвели на адвоката такое впечатление, что он без утайки рассказал Евдокиму Фёдоровичу о своих связях с московскими подпольщиками и с Кишкиным. В ответ Муравьёв посоветовал Фёдорову съездить в Москву и использовать эти связи для неотложной помощи тамбовским повстанцам.

Расстались они наилучшим образом. Получив от адвоката новый пароль, левоэсеровский «эмиссар» с помощью антоновского связного вскоре добрался до одного из хуторов, где в это время Герасев проводил совещание командиров и «политических руководителей» бандитского воинства. Начальник контрразведки принял Евдокима Фёдоровича, как своего лучшего друга. Ещё бы, член центрального комитета левых эсеров! Такому высокому начальству надо не только доверять, но и выполнять его указания.

Казалось, все идёт отлично. Ещё немного, и чрезвычайно трудная, ответственная чекистская операция будет завершена. Но именно в это время и произошла непредвиденная случайность, едва не положившая конец «деликатной» миссии мнимого эсеровского эмиссара. Совершивший с одним из своих отрядов бандитскую вылазку в Саратовскую губернию, Антонов был тяжело ранен в бою, и о поездке его в Москву не могло идти и речи.

Что ж, бросить все и возвращаться восвояси, пока антоновцы ни о чем не догадались? Но ни у Герасева, ни у других главарей «эмиссар» не вызывал сомнений, и Евдоким Фёдорович решил остаться, чтобы собрать побольше данных о силах и вооружении мятежников.

А тем временем антоновский резидент в Тамбове адвокат Фёдоров успел отправиться в Москву, где, как обещал ему «член ЦК», должен был встретиться с видным представителем генерала Деникина. Он и встретился с ним, только этим «представителем» оказался начальник отдела ВЧК Г.П.Самсонов.

Мнимый представитель Деникина буквально очаровал тамбовского резидента. Вёл с ним задушевные беседы, показал Москву, организовал встречу с «руководителями штаба московской организации» и даже устроил торжественный обед. Все было обещано антоновцу: и оружие, и боеприпасы, и присылка боевых отрядов из столицы. Душевный и обаятельный «представитель генерала Деникина» даже выразил желание проводить Фёдорова на вокзал, к тамбовскому поезду. А привёз, как было давно решено… во внутреннюю тюрьму ВЧК.

Не менее «сердечную» встречу оказали столичные чекисты и начальнику антоновской контрразведки Н.Я.Герасеву, приехавшему в Москву для установления контакта с центральным эсеровским руководством. На явочной квартире, указанной «членом ЦК», Герасев встретился с тем же Г.П.Самсоновым, теперь уже «начальником штаба боевых сил Москвы». И снова – совещания, речи, доклад «начальника штаба боевых сил» о международном и внутреннем положении России, предварительно откорректированный Дзержинским…

Мог ли, в ответ на такую откровенность, антоновский контрразведчик не поведать столь же откровенно о положении дел в «повстанческой армии», о трудностях, испытываемых ею, о её неотложных нуждах?

А когда, после очередного совещания, они с «начальником штаба» отправились прогуляться, Герасев даже поделился своими сокровенными мечтами:

– Если бы ваша организация, – сказал он, – выставила полк бойцов, а мы из тамбовских лесов привели на помощь несколько сот отборных ребят, Кремль и вся Москва были бы захвачены в два счета. Вырезать всех коммунистов, взять управление страной в свои руки… Представляете, как прозвучала бы такая весть на весь мир: «Советская власть низложена! Власть взяла в руки армия Антонова!»

«Начштаба» – Самсонов – слушал, соглашался, поддакивал, а сам едва сдерживался, чтобы не схватить этого мерзавца за горло. Но, конечно, и вида не подавал: пусть раскрывается до конца. Потом ему придётся повторить все это следователю и советскому суду.

Только вечером Герасеву стало ясно, с каким «начальником штаба боевых сил Москвы» вёл он все это время более чем откровенные разговоры. За контрразведчиком, так же как и за Фёдоровым, захлопнулись двери тюрьмы ВЧК…

А «эмиссар эсеровского ЦК» все ещё продолжал «инспектировать» антоновские войска, проводить совещания, заслушивать доклады и произносить «зажигательные» речи. Сначала его сопровождал Василий Матюхин, брат одного из антоновских главарей Ивана Матюхина, потом роль сопровождающего взял на себя Иван Ишин из губернского комитета «Союза трудового крестьянства».

Этот закоренелый враг Советской власти оказался и похитрее, и попронырливее первого сопровождающего. То неожиданными вопросами, то мнимооткровенными признаниями Ишин не раз пытался поставить Муравьёва в затруднительное, а иногда и безвыходное положение. Или вдруг начинал со смаком, с садистскими подробностями рассказывать о том, как бандиты ржавой пилой пилили горло захваченного в плен красноармейца. Мол, как тебе все это нравится, не дрогнешь ли, не выдашь ли себя ненароком?

Но Муравьёв держался, как и положено настоящему чекисту.

Только однажды ему стало не по себе: в тот день, когда Ишин проговорился, что «член ЦК» разговаривает во сне. Началась новая пытка: не спать, ни на минуту не терять контроля над собой по ночам! От полного истощения сил спасало лишь то, что удавалось немного вздремнуть во время переездов – в повозке или в седле.

Время шло, а встретиться с главарём мятежников все ещё не удавалось. Залечивавший где-то раны Антонов так и не выразил желания повидаться с «представителем центра».

И тогда было решено вывезти в Москву хотя бы ближайших его подручных.

Сославшись на директивы, якобы полученные из центра, Муравьёв потребовал созыва губернского съезда «Союза трудового крестьянства» и командного состава мятежников, который должен избрать и направить в Москву делегатов на «Всесоюзный съезд повстанческих армий и отрядов». Не без подсказки «члена ЦК» делегатами были избраны Иван Ишин и помощник начальника антоновского «главоперштаба» бывший офицер Павел Эктов.

На следующий после выборов день вместе с закончившим свою «миссию» Муравьёвым оба делегата отбыли в столицу.

Ехали не одни, а в сопровождении двух десятков специально отобранных бандитов, которым предстояло доставить на Тамбовщину заготовленное для антоновцев оружие. В Москве «вдруг» выяснилось, что оружие находится в Туле, и бандитов разделили на мелкие группы.

Но дальше тюрьмы ВЧК на Лубянской площади ни один из них не уехал.

А Ишина и Эктова с почётом доставили на «конспиративную квартиру», где «неожиданно» оказалось, что на съезд они опоздали, зато будут участвовать в заседании «центрального повстанческого штаба».

И «заседание» началось.

Один за другим выступали перед делегатами антоновцев члены «штаба» – сотрудники ВЧК. Речь шла о неотложной и самой разносторонней помощи «армии» Антонова. В ответ и оба делегата рассказали о количестве своих войск, об их дислокации, вооружении, материальном обеспечении и даже о моральном состоянии бандитского сброда.

А после того как было принято торжественное решение «штаба» о посылке подкреплений из Москвы и снабжении мятежников оружием, инсценировка окончилась. Обоих делегатов арестовали и теперь уже без всякой торжественности отправили в тюрьму.

Советский суд приговорил И.Е.Ишина, Д.Ф.Фёдорова и Н.Я.Герасева к расстрелу, а Павлу Эктову сохранил жизнь. Выходец из тамбовских крестьян, за личную храбрость произведённый во время недавней войны из рядовых в офицеры, он попал в антоновскую «армию» по мобилизации, под страхом беспощадной расправы с ним самим и его семьёй. Да и находясь в этой «армии», Эктов ни одним действием не запятнал себя, а после ареста помог следствию и суду в разоблачении преступлений антоновских главарей. Вынося приговор, суд не только учёл чистосердечные признания этого человека, но и то, что он не был идейным врагом Советской власти.

На судьбу Эктова повлияли и другие соображения. С антоновщиной ещё не было покончено, и он мог на деле искупить свою вину…

Не ушли от справедливого возмездия и те антоновские бандиты, которых «член ЦК» Муравьёв, в бытность свою в их логове, успел разослать по разным адресам, главным образом для получения оружия. Ни один из них не вернулся на Тамбовщину.

И хотя Е.Ф.Муравьёву так и не удалось вытащить в Москву главаря всех этих отщепенцев – Антонова, полуторамесячная его «командировка» получила высокую оценку Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Заслушав доклад, он поблагодарил Муравьёва.

В ту далёкую пору мне лично не доводилось встречаться с Евдокимом Фёдоровичем. Познакомились мы уже после Великой Отечественной войны, в Минске, куда заведующий кафедрой Московского государственного университета Е.Ф.Муравьёв неоднократно приезжал в качестве лектора-атеиста.

Конечно, сразу же начались воспоминания об антоновщине, о том, что каждый из нас тогда делал. Не без юмора, будто о совсем недавних событиях рассказывал Евдоким Фёдорович, как однажды вместе с бандитами прятался от нагрянувших красноармейцев под печкой, – «в суматохе и свои могли бы прихлопнуть». Как в другой раз его, «члена левоэсеровского ЦК», чуть было не расстреляли тоже «свои», но теперь уже антоновцы из самообороны.

– А скажите, – спросил я, – не подозревал ли вас Иван Ишин в связях с чекистами?

Муравьёв пожал плечами:

– Он как будто верил мне, но все время держался настороже. Впрочем, позднее от товарищей я слышал, что на допросе Ишин говорил о сомнениях, которые у него возникали. Даже пытался проверить, действительно ли я являюсь членом центрального комитета левых эсеров. Но как это проверить? Улик-то не было никаких, а на одних подозрениях далеко не уедешь.

Весело рассмеявшись, Евдоким Фёдорович добавил:

– Самому пришлось поехать. Делегатом антоновцев, вместе со мной. И не куда-нибудь, а прямым путём во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию. Что ж, туда ему и дорога. Признаться, я до сих пор сожалею, что не смог организовать такую же поездку их «главковерху».

Ликвидация чекистами Ишина, Фёдорова и Герасева была сильным ударом по антоновщине.

Сильным, но не смертельным. Кулацко-эсеровский мятеж все ещё продолжался, нанося огромный вред молодой Советской республике.

Смертельный удар по антоновщине и эсеровскому «Союзу трудового крестьянства» нанёс состоявшийся в те дни X съезд РКП(б), провозгласивший новую экономическую политику Советской власти. Замена продразвёрстки постоянным продовольственным налогом выбила почву из-под ног эсеров, лишила их главного козыря в «идейной» борьбе с большевиками.

А физический разгром бандитов довершила Красная Армия.

К лету 1921 года главные очаги контрреволюционного мятежа были охвачены железным кольцом красноармейских частей армии М.Н.Тухачевского и прославленной в боях с белогвардейцами бригады Г.И.Котовского. В это время в тамбовских лесах расположилась крупная банда, состоявшая из двух кавалерийских полков, которой командовал Иван Матюхин. Получив приказание во что бы то ни стало ликвидировать её, Котовский, с согласия ВЧК, решил воспользоваться услугами доставленного из Москвы бывшего помощника начальника штаба антоновских войск Павла Эктова.

Прежде всего надо было выманить бандитов из леса. Котовский, переодев часть бойцов своей бригады в крестьянскую одежду, вместе с ними и Эктовым отправился в одно из сел, неподалёку от которого скрывалась кулацкая шайка численностью, по-видимому, не менее четырехсот сабель.

Появление конников в селе не вызвало ни малейших подозрений у начальника местной антоновской милиции Михаила Матюхина. С Павлом Эктовым он был давно знаком и обрадовался, услыхав, что на помощь «повстанцам» прибыл целый отряд казаков из «Кубанско-Донской повстанческой армии» под командованием прославившегося в боях с красными войскового старшины Фролова. Михаил Матюхин охотно согласился доставить своему брату Ивану письмо «войскового старшины» с предложением соединиться для совместной борьбы против Советской власти. На этом новоявленные «соратники» на некоторое время расстались: мнимый Фролов и Эктов ускакали к основным силам своего «казачьего» войска, а начальник милиции с их письмом отправился к главарю скрывавшихся в лесу банд.

Через несколько дней, как и было договорено, Фролов-Котовский и Эктов опять прибыли в это же село. Но не в сопровождении небольшого «казачьего» отряда, как в первый раз, а с обоими полками бригады, как заправские казаки: один полк – с красными лампасами на брюках бойцов, второй – весь в папахах и бараньих шапках.

«Войскового старшину» в селе уже ожидал совет: Иван Матюхин требовал, чтобы Фролов и Эктов явились в указанное им место для переговоров.

– Что ж, поехали, – сказал комбриг. И предупредил бывшего помощника антоновского начштаба: – Попытаетесь предать, не взыщите: расстреляю на месте.

Два дня продолжались взаимные прощупывания, переписка и переговоры с главарём бандитов. Иван Матюхин оттягивал встречу с «войсковым старшиной», то приглашая его к себе в лес, то предлагая объединиться с «казаками» вне села. А Котовскому надо было во что бы то ни стало заманить его и бандитов именно в село, где у котовцев были бы развязаны руки. В осуществлении этого замысла немало помогло присутствие Павла Эктова, которого антоновцы все ещё принимали за своего.

Наконец Иван Матюхин согласился приехать.

Встретили его, как говорится, по-царски, в большом доме сельского кулака, за обильно уставленным закусками и бутылями с самогоном столом. Заседание открыл «войсковой старшина», после приветственной речи зачитавший написанную заранее резолюцию никогда не проводившегося «Всероссийского совещания повстанческих отрядов и организаций». Разумеется, комбрига больше всего интересовало, где находится в настоящее время Антонов. Но бандиты и их главарь Матюхин сделали вид, будто не знают этого. Зато сам главарь не преминул похвастаться, что «движение» против Советской власти теперь возглавляет лично он и сегодня же начнёт наступление на красных.

Пир пошёл на весь мир, самогонка лилась рекою! И никто из бандитов и их вожаков не знал, что в эти минуты село плотно окружили готовые к бою котовцы…

– Ну, довольно ломать комедию! – в разгар пира поднялся из-за стола комбриг с наганом в руке. – Расстрелять эту сволочь!

Трижды стрелял он в Матюхина, и все три раза – осечки. Только это и спасло главарю бандитов жизнь. В завязавшейся перестрелке один из матюхинцев успел ранить Котовского в правое плечо, но, несмотря на ранение, комбриг продолжал командовать боем. Вскоре все было кончено. Много бандитов полегло тогда под клинками и пулями котовцев.

И только Иван Матюхин исчез, будто провалился сквозь землю…

Где искать его? Как найти в окружающих село густых лесах? Павел Эктов уже ничем не мог помочь, до конца разоблачив себя в глазах бандитов. За участие в операции он был помилован и получил разрешение вернуться к семье.

А за поиски ускользнувшего главаря принялись чекисты.

Одному из них, Василию Георгиевичу Белугину, не без труда удалось пробраться в возродившуюся шайку и со временем стать в ней «своим» человеком. Чекист настолько вошёл в доверие к Матюхину, что тот, по совету Белугина, приказал расстрелять самых отъявленных головорезов, «дискредитировавших благородные идеи социалистов-революционеров». К наступлению холодов, опять-таки по подсказке чекиста, многие бандиты разъехались по разным городам, чтобы переждать суровую зиму, и, конечно же, все до единого были арестованы там.

А потом наступил конец и главарю.

Произошло это в нижне-спасском лесу, в двадцати километрах от Тамбова, куда Матюхин вызвал В.Г.Белугина, чтобы получить у него документы, необходимые для временного выезда из леса.

– Ну, привёз? – только и успел спросить Матюхин.

– Не нужны они тебе, – ответил Белугин, – хватит, наездился!

И от метких выстрелов чекистского маузера рухнул на землю сначала бандитский главарь, а за ним и его телохранитель…

С бандой этого потерявшего человеческий облик головореза было покончено навсегда. Но в лесах Тамбовщины все ещё оставались сотни и даже тысячи «повстанцев», одураченных антисоветской кулацко-эсеровской пропагандой и свирепым террором подобных Матюхину бандитов. Как спасти их, как вернуть на честный, правильный путь?

Помогла этим людям Советская власть.

Правительственный декрет об амнистии, гарантировавший неприкосновенность и свободу всем, кто с оружием в руках добровольно явится на сборные пункты, привёл к окончательному разброду в рядах мятежников. Начали сдаваться не только одиночки, группы, а и целые подразделения антоновцев. В числе первых сложил оружие Архангельский полк, за ним «гвардия» Антонова – «особый полк», которым командовал бывший унтер-офицер царской армии, георгиевский кавалер, при Керенском дослужившийся до чина прапорщика, Яков Санфиров.

Выходец из крестьян, Санфиров, как и Эктов, не был идейным противником Советской власти, хотя и горячим сторонником её тоже не являлся. Поддавшись влиянию эсеровских агитаторов и не сумев разобраться в сложной обстановке тех дней, бывший прапорщик оказался в конце концов на стороне мятежников. Однако вскоре он воочию убедился в том, что вся «идейность» антоновщины представляет собой лишь прикрытые трескучими фразами авантюризм и грабежи разорённого войной народа. Честный по натуре человек, Санфиров осознал свою ошибку. Начались поиски выхода из этого контрреволюционного болота.

Декрет указал самый верный путь.

Узнав об амнистии, Санфиров решил действовать без промедления. Пользуясь авторитетом среди подчинённых, он вопреки распоряжениям оперативного штаба вывел полк из района боевых действий, приказал сложить оружие и вызвал представителей командования Красной Армии для приёма сдающихся в плен.

Так без единого выстрела прекратила существование и антоновская «гвардия».

Сам Яков Санфиров на этом не остановился. Решив до конца искупить вину перед Родиной, он обратился к командованию Красной Армии с просьбой разрешить ему участвовать в борьбе с антоновщиной вплоть до полной ликвидации остатков мятежа.

Санфирову поверили, возвратили оружие и с отрядом красных конников отправили в Лебедянский уезд, где в это время орудовала банда Уткина. Отряд Санфирова в первой же стычке наголову разгромил бандитов, но в сумятице атаки Уткину удалось ускользнуть. Однако уйти далеко бандит не смог: Санфиров настиг его и застрелил.

Через несколько дней отряд разделался ещё с одной бандой, не пожелавшей сложить оружия.

За сравнительно небольшое время частям Красной Армии сдалось в общей сложности более двенадцати тысяч антоновцев. Остальные, в большинстве своём кулаки, уголовники и закоренелые бандиты, продолжали метаться в лесах, где их по частям добивали красноармейцы.

Был в числе этих закоренелых и командир «волчьего» карательного отряда Пётр Сторожев, у которого за все им содеянное не оставалось ни малейшей надежды на помилование. Продолжали где-то скрываться и бандитский главарь Александр Антонов со своим братом Дмитрием, которых тоже давно ждала справедливая кара. Надо было найти и их. Тогда ликвидация остатков мятежа не составила бы особого труда.

Но где они? Как их найти?

Эту трудную задачу оперативно и быстро должны были решить чекисты. Кто мог оказать им в этом помощь?

Вот когда Санфиров вспомнил, что незадолго до сдачи в плен он присутствовал при разговоре Антонова со Сторожевым.

Бандитский главарь тогда поклялся:

– Живым меня не возьмут, до последнего вздоха буду отстреливаться! И сумеют ли ещё найти: есть наши люди, укроют… Пересижу трудное время, а там посмотрим, чей ещё будет верх!

И, обращаясь к Сторожеву, кричал:

– Ты тоже затаись, слышишь? Следы замети, чтобы сам черт не нашёл. Но и сидеть сложа руки не смей! Жги и разрушай, взрывай мосты, убивай, никого не щади. А придёт наше время, рассчитаемся с красными сполна!

Значит, ушли, затаились. А где?

Поисками главарей бандитского мятежа занимались тамбовские чекисты, которыми руководили в этой операции начальники отделов губчека Сергей Полин и Михаил Покалюхин. Чуть медлительный и уравновешенный Полин как нельзя лучше дополнял энергичного, быстрого на смелые решения Покалюхина. Взвесив и хорошенько проанализировав показания Санфирова и других добровольно сдавшихся мятежников, чекисты пришли к выводу, что ни братья Антоновы, ни Сторожев далеко от здешних мест не уйдут: за пределами Тамбовской губернии едва ли найдутся люди, которые согласятся укрыть у себя столь «знаменитых» деятелей. Стало быть, искать их надо здесь, в бандитских районах. Да и в губчека поступали сведения о том, что Антонова и его брата видели то на границе Кирсановского, то Борисоглебского уездов.

А Пётр Сторожев исчез бесследно, ни одного сигнала о нем не поступало в ЧК. Хитрый, изворотливый, он по-волчьи умело замёл свои следы. Недаром в народе его прозвали «Волком», а свою бандитскую шайку, которая состояла из отборных негодяев, он сам окрестил «волчьим» полком. Крупный кулак, Сторожев ещё при Керенском сумел пробраться на должность волостного комиссара и даже добился избрания в Учредительное собрание. Все эти посты усиливали его личную власть и влияние среди богатеев-кулаков Тамбовщины. Не мудрено, что после Октябрьской революции, когда земля стала народным достоянием, все они лютой ненавистью возненавидели Советскую власть.

Чтобы возвратить прежние порядки, Сторожев был готов пойти на союз с любыми врагами Страны Советов. Подвернулся авантюрист и властолюбец Антонов – Сторожев с радостью стал ближайшим и верным его помощником. А умение Антонова разбираться в людях и использовать их в выгодных для себя целях быстро подняло этого верного помощника бандитского главаря на недосягаемую ни для кого другого высоту.

Сторожев стал комиссаром внутренней охраны антоновского штаба и единовластным командиром всех карательных отрядов, наделённых «правами» военно-полевых судов.

Вот когда Волк получил неограниченные возможности сводить счёты с ненавистной ему беднотой и особенно с коммунистами! Каратели грабили совхозы, склады и магазины, разрушали и сжигали сельские Советы, школы, дома неугодных им крестьян, без суда и следствия расстреливали и вешали всех, кто хотя бы намёком выражал недовольство или осуждение кровавого кулацко-эсеровского разгула.

Сторожев сам выбирал объекты для бандитских нападений и чаще всего лично возглавлял налёты на них карателей. Так он решил однажды уничтожить все живое на станции Токаревка Юго-Восточной железной дороги. Но хотя и маленьким был красноармейский взвод на этой станции и всего лишь горсточка бедняков-крестьян помогала ему отбиваться от бандитов, сторожевским «волкам» пришлось затратить много сил и времени, прежде чем удалось сломить сопротивление осаждённого со всех сторон гарнизона. Беспощадно расправились двуногие звери со всеми, кто попал к ним в руки. Станция была разгромлена.