Текст книги "Путанабус. Две свадьбы и одни похороны"

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.
22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 16:00

Автобус с виду был практически готов. По крайней мере, по нему больше никто не лазал, ничего не варил и не прикручивал.

И даже перекрашен он уже был в нечто футуристическое, я бы даже сказал – пуантильное[38]38
  Пуантилизм (от фр. point – точка) – направление в живописи неоимпрессионизма, возникшее во Франции около 1885 года, в основе которого лежит манера письма раздельными мазками правильной формы.


[Закрыть]. И окнам тонированным досталось. Остались они такими же черными, но утратили четкие геометрические очертания. А кое-где на них даже брызги разноцветные добавились. На камуфляж это было вообще не похоже. Никак. Бред пьяного Малевича[39]39
  Малевич Казимир Северинович (1879–1935) – российский и советский художник-авангардист, педагог, теоретик искусства, философ. Прославился картиной «Черный квадрат».


[Закрыть].

Ладно, потом послушаем оправдания Олега.

В ангаре появились новые столы, у которых что-то через большую настольную лупу химичил Проф, подсвечивая себе футуристической лампой с пятью управляемыми софитами. По помещению разносился характерный запах канифоли.

Олег что-то увлеченно черкал, сидя за своим столом спиной к Михаилу.

Больше никого в ангаре не было.

– Хеллоу, бойз, – громко сказал я, появляясь там в обнимку с Катей. – Как тут поживает наша монстра?

Оба мастера одновременно оглянулись.

Проф посмурнел.

Олег расцвел.

– Здравствуйте, Катя, как вас давно не было у нас в гостях, – вскочил на ноги Олег и вприпрыжку подбежал приложиться губами к ручке красавицы. Получилось это у него неловко. Однако на этот раз его лапы были чистыми. Меня же он просто не заметил. Как не было.

Катя милостиво дала поцеловать свои пальчики и широко улыбнулась.

Оставив Олега выписывать вокруг Кати сложные па брачного танца молодых бабуинов, направился к радиопрофессору.

– Здравствуйте, Михаил, чем порадуете?

– И вам не кашлять. – Проф попытался встать, но, чертыхаясь под нос, запутался в кобуре и ремне, который тщетно пытался поправить на нужную ему длину. Сидя за работой он, видимо, ремень распустил, чтоб на пузо не давило, вот кобура с «макаркой» и слезла. А выглядеть неловко он не хотел.

Я отвернулся, чтобы не смущать человека, и понаблюдал за Олегом с Катей, которые обходили «путанабус» и Олег что-то увлеченно ей объяснял, размахивая руками как заправский экскурсовод. На что Катя делала большие глаза и хлопала ресницами, как бы поощряя.

Наконец Проф решил, что с его гардеробом все в порядке, и стал доступен к общению.

– Вы слушаете?

Я обернулся.

– Да-да.

– Ваш заказ практически готов, хотя и пришлось мне попотеть с ним до бубонной язвы, – махнул он рукой.

– Денег больше оговоренного не дам, – тут же ответил я.

– А я и не прошу. Я констатирую факт, – Михаил пошмыгал носом. – В салоне автобуса оборудовано место радиста, на которое осталось только установить аппаратуру; все разъемы, разводы, антенные гнезда уже на месте. Динамики громкой связи тоже. Но это потом. А сейчас поглядите на это, – показал он рукой на стол.

На столе лежали три плоских черных металлических ящика, размером с два ноутбука, поставленные друг на друга, один из которых был раскрыт и все его «кишки» виднелись наружу. Но информативности в этом не было никакой. Платы были залиты непрозрачной разноцветной эпоксидкой. Да и снаружи не наблюдалось никаких кнопок и верньеров. Просто черные ящички крашеной жести.

– У меня только один вопрос к вам остался: вы постоянно с радистом будете ездить?

– Не факт, – ответил я.

– Тогда у вас будет такая конфигурация связи: у водителя на торпедо закрепим две небольшие мобилки – простенькие, чтобы можно было связаться с любым таким же долдоном на дороге. Они перекроют наиболее используемые здесь водителями диапазоны. А основная мутотень будет на рабочем месте радиста, на стойке. Туда пойдут эти вот…

Он вынул из наколенного кармана носовой платок и смачно высморкался.

– Все три ящика? – уточнил я.

– Все три. Тут и рация, и мощный сканер, и усилитель на пятьдесят ватт. И еще туда нужен ноутбук. Тут такой якорный пень, что дальняя связь и связь на УКВ с «ходилками»[40]40
  «Ходилка», или «ходилка-говорилка», воки-токи (от англ. walkie-talkie) – носимый блок радиостанции на вооружении отдельного бойца.


[Закрыть] будут управляться с компа, обеспечивая параллельный процесс. И не́хрена радисту лазить по аппаратам будет. Как я настрою – так там больше ничего не крутить и никуда ничего не вткнувать, а то язва-плешь-гнутый-глыч, я не гарантирую того, что вам ваш радист тут навткнувает. – Проф явно затронул болезненную для него тему.

– Программы какие-то для ноута нужны?

– У нас все как в лучших домах Лондона, – он сказал последнее слово, сделав ударение на втором «о», – диск с прогами входит в комплект, но первичную их инсталляцию я сделаю сам. И вам даже не придется прикасаться к основной рации – все управление будет через ноутбук и автоматизировано, насколько это возможно. Антенна также будет управляться с компа автоматически. Напортачит где радист – перезагрузите прогу и по новой со связью будет у вас все в порядке.

– А сканер? – уточнил я про свой основной головняк.

– Все с компутера будет работать, японский пень. У вас там какая операционка стоит? – Михаил снова полез за платком.

– Местная «Винда». Тут куплена, на Овальной площади. И ноут армейский, хоть об стенку кидай.

– Это нормально. Это, язва-плешь, – то, что доктор прописал. – Проф потер ладонями, как муха перед обедом. – Хуже было бы с заленточной «Вистой» или еще с какой хренью извращенным сексом заниматься. Хотя и с ними можно, но прогу писать пришлось бы отдельно. А так стандартная, отработанная. Глюки все выловлены. Ругани с железом нет.

Слушая, я искоса кинул взгляд на Олега и Катю. Там было без изменений: Олег пел, распустив перья, Катя робко его в этом поощряла, хлопая длинными ресницами; правда, на пионерском расстоянии.

– А от какой фирмы эти аппараты, я что-то шильдиков никаких на этих ящиках не вижу?

Проф поднял на меня глаза, отвлекшись от железок. И, слегка наклонив голову к левому плечу, сказал устало:

– Так вам шашечки или ехать?

– Только ехать, – поднял я руки, сдаваясь его логике.

– Ну и на хрена вам тогда, якорный пень, гнутый шильдик на моей работе? Для понтов? Это же не фабрикация, а эксклюзив. Хай энд[41]41
  Маркетинговый термин, обозначающий высочайший (элитный) класс, как правило, звукоусиливающей и звукоснимающей аппаратуры.


[Закрыть]. Впрочем, если хотите, могу нарисовать. Вас такой устроит?

Он быстро начеркал что-то на листке бумаги и подал мне на ознакомление.

Там четким чертежным шрифтом было написано «PROFradio».

Я усмехнулся, кивая положительно.

– Когда все будет в сборе?

– Когда ноутбук принесете.

– Гут, – подытожил я дискуссию.

– Что? – переспросил Михаил.

– Хорошо, говорю, – и добавил важный вопрос: – А когда моих девок будете учить на радисток Кэт?[42]42
  Персонаж культового советского телесериала режиссера Т. Лиозновой «Семнадцать мгновений весны».


[Закрыть]

– А как ноут принесешь. – Глаза Михаила были безмятежны.

– Хорошо, тогда я их подошлю с утра.

– В десять, не раньше. Я спать люблю утром. – Проф почесал левой рукой задницу.

– В три тысячи экю укладываетесь? – не упустил я уточнить шкурный вопрос.

– Да, – подтвердил Михаил, – но только «ходилки» будут самые примитивные. Всего восемь каналов связи и реальные три километра дальности друг от друга и четыре – четыре с половиной – с автобусом. И сканера в них не будет. Просто будете командовать, на какой канал переключаться, радист нужную клавишу нажмет, а компутер будет для них сам частоты подбирать. Или без компа – просто голосом гаркните: а ну, суки, все перешли на третий канал! Юзеру останется только на кнопку с цифрой «три» нажать.

– Вода, пыль, удары? – уточнял я значимые параметры.

– Обрезиненные корпуса. Все в стандарте, как для военных. Но не более, – прояснил Проф.

– А большего мне и не надо, – ответил я удовлетворенно. – С зарядниками у нас что?

– Будут под торпедо укреплены батареей у выходной двери автобуса. Все двенадцать. Так что можно будет их подзаряжать на ходу.

– Просто отлично. – Пока меня все устраивало. – А дальняя связь?

– Все будет зависеть от того, какая вышка у того, с кем захотите связаться. К примеру, у Нью-Рино не проблема связаться практически со всеми обжитыми анклавами севернее Залива. Только у вас это будет как радиопередача, можете их музыкальные программы на громкую связь в салоне выводить. Со ста километров, наверное, с ними свяжетесь уверенно. В остальных местах – максимум двадцать – двадцать пять километров взаимной голосовой связи в зависимости от рельефа, тудыть ее, местности. Ну, тридцать максимум, если там машина с такой же гнутой антенной, как у вас.

– Странно, во Второй мировой войне партизанская рация на несколько тысяч километров стучала… – пробормотал я несколько недоуменно.

– А принимала антенна на Шаболовской радиовышке в Москве, высотой в сто пятьдесят метров, – перебил меня Проф. – Про нее в мире еще говорили, что Коминтерн[43]43
  Третий Коммунистический Интернационал, объединение компартий разных стран в единую организацию. Действовал в 1919–1943 годах. Центральный аппарат находился в Москве, СССР.


[Закрыть] без трусов, но в галстуке. Ни хрена у него нет, а вышка сто пятьдесят метров, якорный пень, есть. Тут такая вышка только в Нью-Рино – и то, блин горелый, до ста метров не дотянула. Хотя можете туда шифровки слать, я только тогда вам ключ присобачу на всякий пожарный, а вот азбуке Морзе[44]44
  Телеграфная азбука, или «морзянка» (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть] сами своих радистов учить будете. Я на такое не подписывался.

– А голосом?

– А голосом – только от них, как в коммунальную радиоточку, – развел руками Михаил. – Это же радио. Наука, имеющая столько же объяснений, сколько людей, ее изучающих.

– Хорошо. До завтра. Девочки и ноут. Я ничего не забыл?

– Нет, все остальное, гнутый глыч, у меня самого есть. – Проф гордо приосанился.

– Аванс нужен? – затронул я главный вопрос.

– А на хрена? – удивил меня Проф и тут же пояснил: – Не заплатишь ты, так, японский пень, другие купят. И даже дадут дороже по деньгам. Такой товар здесь не задерживается. Вот поставлю. Испытаю. Тогда – извольте в кассу.

– А когда испытывать будете?

– Завтра.

– Кстати о гарантии. Какая она у вас?

– Три года, если это моя работа. А на фирменные выкрутасы заленточные тут никаких гарантий быть не может в принципе. По причине отсутствия присутствия сервиса фирмы-производителя.

– И если что…

Но меня тут же перебили.

– Тогда находите меня, и я вам все делаю бесплатно. В течение трех лет со дня полового акта приема-передачи.

– Логично, – согласился я. – Вот только искать вас где тогда?

– Тута. Или в Демидовске. Вот докоплю денег на грузовик и махну в Рассею. Надоел мне этот Вавилон. – Михаил отошел от меня и сел на свое рабочее место, всем видом показывая, что аудиенция закончилась.

Договорившись обо всем с радиопрофессором, подошел к Кате с Олегом, обломав последнему своим появлением весь кайф. Хотя Катя поработала качественно: Олег тек, как воск на солнышке. Возможно, даже периодически поллюционировал. Ну, это я так, в порядке шутки юмора издеваюсь. Исключительно для себя. Не вслух. Вслух сказал другое, как можно более нейтрально, хотя от вида автослесаря жестко пробивало на хи-хи. Неужели и я так же со стороны глупо выгляжу, влюбившись?

– Олег, пора бабки подбивать, как мыслишь?

Отошли к Олегову столу. По дороге я незаметно сделал Кате знак ладошкой, чтобы не отставала.

Потом был непродолжительный торг. Не столько в цене на агрегаты, тут все было прозрачно, сколько на цену работы. При поддержке тяжелой артиллерии в виде Катюши мне удалось Олега существенно подвинуть в окончательном расчете.

И все шло лучше некуда, да вот не вовремя приперся в ангар рыжий, как Чубайс, Вова, который оказался напарником Олега по бизнесу.

И вот незадача, пришлось-таки начать торговаться по новой.

На Вовины гормоны Катина сексапильность не подействовала вообще, так же как ранее на капитана Немцова. Но тут уж на вкус и на цвет у всех фломастеры разные. Может, он мальчиков любит? Или негритянок преклонных лет? Поди узнай заранее.

Торговались жестко, но, добазарившись до двух с половиной тысяч экю за все, кроме радио, ударили с Вовой по рукам. Михаил получал плату отдельно.

Настроение было слегка подпорченным, хотя Вовина губа раскатывалась изначально тысяч этак на пять. А Олега, до появления Вовы-Чубайса, я уже сократил до тысячи девятисот экю.

Однако не все было так печально, как казалось поначалу. Из общей суммы я тут же вычел ранее выданную Олегу в аванс пятихатку[45]45
  Пятикатка, пятихатка – купюра в 500 денежных единиц. Первоначально звучала как «пяти катка», то есть пять «Кать» – 100-рублевых купюр Российской империи с изображением императрицы Екатерины Великой (сленг).


[Закрыть], о чем Вова либо не знал, либо забыл. И за старые пять колес с автобуса еще по тридцатничку за каждое с Вовы слупил, чисто по-человечески; все же диски и покрышки были почти новые, хотя ранее я хотел оставить их Олегу просто так. Но тут – с Вовой, я пошел на принцип. В итоге, общая сумма тяги из моего кармана снизилась до одной тысячи восьмисот пятидесяти экю. Вполне уже приемлемо для моего бюджета. Вот так вот, даже без тяжелой артиллерии обошлось. А что глотки подрали – так то ж в удовольствие.

Олег, хитро переморгнувшись с Вовой, неожиданно предложил:

– Жора, мы можем скостить тебе еще полторы сотни, если ты позволишь разместить на автобусе наш шильдик.

– Да что за день такой сегодня – шильдиковый, – усмехнулся я и предложил этот шильдик заранее показать, а то вдруг мне за него стыдно будет. Бывали прецеденты.

В прошлом веке, в восьмидесятых годах, в школе еще, фирменные джинсы были вещью статусной, стоили дорого, и только с рук у спекулянтов или дипломатов, которые в принципе были такими же спекулянтами. В магазинах если и появлялись бразильские «левиса»[46]46
  Джинсы американской фирмы Levi Strauss & Co., пошитые по аутсорсингу в Бразилии. Поставлялись в СССР по клиринговым расчетам с Бразилией. Были страшным дефицитом.


[Закрыть] по 21 рубль, то очередь охватывала здание кольцами, как боа-констриктор[47]47
  Зоологическое название удава. Удав, питон и анаконда, как известно, убивают свою жертву, обвивая кольцами и сжимая ее своим телом.


[Закрыть] свою жертву. В шесть утра надпись на руке, указывающая на номер очереди, уже имела четыре знака. Но и такое было редко. В «Березках» джинсы шли по 60 чеков[48]48
  Чеки в/о Внешпосылторг. В СССР принимались в оплату в магазинах сети «Березка». Обменивались специалистам, работающими за рубежом, на заработанную ими валюту по курсу 0,6 доллара США за 1 рубль чеками. С рук незаконно менялись на рубли в соотношении 1:1,5–1:2,5.


[Закрыть]. Чеки на руках один к двум рублям меняли. Так что сто двадцать рублей полюбасу готовить надо было, если жажда была джинсы носить. А то и сто сорок.

А тут как раз появились за бугром джинсы из вельвета, то есть не джинсы, как таковые, а штаны джинсового покроя, но из ткани в мелкий рубчик. И по статусу они, как новинка, котировались в нашей среде даже выше «блю денима»[49]49
  Первые джинсы были пошиты Леви Страусом из французской парусной ткани «Серж де Ним» – саржа из Нима. Название это быстро в Америке сократили до «деним».


[Закрыть].

Вельвета в стране было завались, в том числе, если места знать, – то и мелкого, и крупного, и вообще любого. И цветов выбор был богатый.

А у меня мать хорошо шила.

Вот ко мне и подкатили два одноклассника с предложением уговорить ее пошить им по паре джинсов, за деньги, естественно, а они мне лейбл фирменный со старых джинсов подарят за это, уже на мои штаны. В общем, по рукам ударили. Выкройку фирменную пацаны с западного модного журнала притаранили (у одного дядя был помощником военного атташе где-то в дебрях Южной Америки).

Маман моя также не отказалась подзаработать тридцатник за пару вечеров. У нее месячная зарплата тогда была 140 рублей.

В итоге мы, все трое, через неделю были в статусных обновках. Только у них на штанах красовались престижные шильдики «Lee Cooper»[50]50
  Британская компания Lee Cooper – производитель популярных джинсов (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть], а у меня «Maricone» с допиской, что это мое счастье «hencho en Mechico»[51]51
  Сделано в Мексике (исп.).


[Закрыть]. Но на таком же, фирменном куске тонкой светло-коричневой кожи.

Так и ходил гордый несколько месяцев, пока одна добрая душа не просветила, что по-испански «марикон» означает не только птицу сороку, но еще и пассивного пидораса. Вот так вот.

Оттого я с этими лейблами-шильдиками по жизни всегда был крайне осторожен. Но то, что мне показали эти «двое из ларца», было вполне нейтральным. Даже без тени подначки. Квадратная гальваническая пластинка с чернением. Сверху надпись «tuning», снизу – «porto-franco». В середине, крупнее раза в три – «4WD».

Номана!

Мы согласные.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.
22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 17:29

Галопом залетели в «Ковчег», где никого из девчат уже не было.

Собирать нам с Катей пришлось не только свои вещи, но и все общественное барахло в номере-складе. О них наша бравая баталерша позаботиться на радостях забыла. Правду говорят, что два раза переехать – один раз сгореть.

Ною я все же выставил претензию, что он не обеспечил нашу безопасность. На что мучимый комплексом вины бывший житель белого безмолвия решил откупиться сигаретами, предложив мне приобрести у него пять блоков «Конкисты» всего по полтора экю за пачку. Я отказываться не стал. И сигареты купил по льготной цене, и в остальном расплатился с ним честно. А за что его излишне чморить? Мужик и так пострадал за нас же. И вину свою понимает. А это не каждый раз бывает.

В общем, загрузили мы с Катей объемный Фредов «чероки» по самое не могу. Даже Катю пришлось сажать на коленки. Впрочем, она не возражала и, устраиваясь, всласть поерзала по ним попкой.

По дороге, на Овальной площади, еще ноут прикупили. Такой же ударопрочный. Просто, подумав, понял, что компьютер, интегрированный с радиостанцией, будет неудобно одновременно эксплуатировать как картографический. Да и закрытой информации в нем уже поднакопилось.

Потом, попетляв по квадратно-гнездовому в плане юго-восточному спальному району Порто-Франко, выехали на набережную, где почти у моря притулился за зеленым кирпичным забором особняк Зорана.

Вроде в этом городе все понятно и удобно в планировке, а захочешь – хрен найдешь. Изломанная линия берега прорезала улицы, но не отменила названия и сквозную нумерацию. А особняк Зорана вообще был уже за пределами Океанской улицы, которая, как указывал план, ограничивала весь город от моря.

Выскочивший на наш звонок в калитку Зоран оказался «югом»[52]52
  Югослав (сленг).


[Закрыть] лет тридцати пяти – сорока. Худощавый, тонкокостный и узкозадый. С конским хвостом начищающих седеть черных волос. Виски были уже седые совсем. В правом ухе – серьга с крупным фиолетовым рубином. Усы подковой и испанская бороденка. И черные глаза с пушистыми, как у девицы, ресницами. Одет он был в черную шелковую рубашку навыпуск и черные же слаксы.

Мы представились по-английски.

Гостям он обрадовался вполне искренне. Мне твердо пожал руку. Кате облобызал пальчики, на что она, польщенная, сделала книксен, который довольно смешно смотрелся в камуфлированной полевой форме с громоздкими тяжелыми берцами.

Представился он также по-английски, правда немного чопорно:

– Зоран Дундич, артист и сербохорват, – и, лукаво посверкивая цыганским глазом, ждал реакции. Видно было, что это у него «дежурная котлета».

– В смысле языка? – спрашиваю.

– Нет, в смысле национальности. Отец – хорват, мать – сербка. За ленточкой жизнь прожил практически в Италии. Так что, если вам будет удобно, могу общаться с вами по-итальянски, на родном сербохорватском, в обеих его ипостасях, по-французски тоже, но хуже.

– А на русском? – спросила Катя.

– Аз могу, – Зоран сразу перешел на русский, с некоторыми вкраплениями сербских слов, – но не подробно. А что улицей стоим? Прошу за мной.

Он провел нас через калитку, и мы оказались на небольшой вымощенной брусчаткой площадке, ограниченной с одной стороны воротами, с другой – гаражом на две машины. Справа – каменным забором, слева – палисадником с цветами и садовой скамейкой-качалкой под маркизой.

Потом прошли между домом и гаражом в глубь молодого сада, где нас усадили в деревянную решетчатую беседку, увитую виноградом. Там были самодельный деревянный стол и лавки вдоль стен.

– Одну минуту, – извинился хозяин, усаживая нас в этом строении, – сегодня как раз тот день, когда я без прислуги. Так что, одну минуту ожидания, и я в полном вашем распоряжении.

С этого места открывался прелестный вид на океан. Деревья в саду изначально были посажены так, чтобы этот вид из беседки не загораживать.

Любуясь океаном, я спросил Катю:

– Ну как тебе этот фотограф?

– Никак. Он педик, – фыркнула девушка в ответ.

Дальнейшее развитие обсуждения этой темы прервал сам гостеприимный хозяин, который с видом заправского циркача-эквилибриста принес литра на три домоджану[53]53
  Домоджана – оплетенная соломой или синтетической полосой стеклянная бутыль на три – пять литров с одной ручкой. Распространена на Балканах.


[Закрыть] и два медных подноса с закуской и стаканами. Быстро расставив все это на столе, присел сам, разливая черное вино в турецкие стеклянные стаканы.

Ну-у-у… такие… пузатенькие… из которых азербайджанцы чай пьют. Вот.

Из закуски в наличии были хлеб, брынза, мед в сотах, какой-то порезанный фрукт и соленые маслины.

– Мед откуда? – удивилась Катя.

– Местный, – улыбнулся Зоран. – Есть тут под городом пасека. Словенцы держат. Мои хорошие знакомые. Вы его лучше пробуйте, чем лицезреть. – Он подал Кате ручкой вперед короткий столовый нож. – Такого вкуса вы, уверен, не пробовали никогда.

Мед действительно имел очень богатый, но несколько специфический вкус, немного острый, как бы с перчинкой, и не такой приторный, как на Старой Земле. Но все же это был мед. Слегка похожий на староземельный, собранный с горных трав Алтая.

– Божественно, – отметил я, когда, прокатав по небу «млеко пчел», украдкой выплюнул в ладонь комочек воска. – Беллиссимо. На этом здесь можно состояние сделать.

– Они тоже на это надеялись, но пока не получается у них, – грустно сказал Зоран. – При пересечении Ворот только один рой уцелел. Остальные в течение месяца окочурились. И вот уже два местных года прошло, а пчелы не роятся, хотя матка их производит исправно. Приходится каждые полгода новый улей колотить. Немного больший по размеру. Сейчас он уже больше термитник напоминает. Урбанистический.

– Грустно это, – сказала Катя.

В ответ Зоран покачал головой, соглашаясь.

– А с чего нектар пчелы собирают? – заинтересовался я проблемой.

– С окрестных трав, которые рогачи едят. Там так устроено, что каждый месяц что-либо да цветет. Как на Ядране[54]54
  Ядран (сербск.) – Адриатическое море.


[Закрыть]. Но что мы на пчелах зациклились? Предлагаю выпить за знакомство. На здрав!

Вино было очень хорошим, хотя и самодельным.

– Вранец? – спросил я, ставя пустой стаканчик на стол.

– Вранац[55]55
  Красное вино, производимое в Сербии, Косово, Метохии, Черногории и Македонии из винограда сорта Вранац.


[Закрыть], – поправил меня довольный Зоран. – Свой. Домашний. Уже новоземельный. Это прошлогодний урожай.

– Отличное вино, – произнесла, слегка причмокивая, понимающая в этом вопросе Катя, – но что-то я виноградника у вас не увидела.

– А он там, – махнул рукой Зоран в сторону моря, – дальше вниз по склону, за садом. Отсюда его не видно. А вот от того дерева – вполне. Если интересно, то я вам его покажу.

Так, отставить смотрины. Мы сюда по делу приехали, а не вино пьянствовать. Чую, что Зоран сам набиваться на работу не будет. Гордый.

– Вообще-то мы к вам по делу, – набрался я серьезного тона.

– Не убежит же от нас дело, – весело улыбнулся Зоран.

По всему выглядело, что ему наша неожиданная компания нравится, и он явно настроен на продолжение банкета. Мне он тоже был симпатичен. Как человек, не как мужчина. Не подумайте лишнего.

– В том-то и дело, что убегает, – вздохнул я. – Сроки жесткие.

– И что вам понадобилось от артиста, если не хотите общаться с виноделом?

– Фотографии.

– С выездом? – деловито осведомился сербохорват.

– Нет, мне Линда сказала, что у вас тут хорошая студия.

– Если Линда так сказала, значит, так оно и есть, – с гордостью ответил Зоран, щелкнув пальцами. – Аз имам хорошая студия, даже косой подиум имам. Но не стоит бросать уже налитое вино. Примета плохая. Молям, – поднял он свой стакан.

Мы допили разлитое вино и пошли вслед за Зораном через сад в отдельно стоящее здание без окон, своим внешним видом напоминающее каменный сарай, однако со стеклянной крышей.

Внутри залитого солнечным светом просторного помещения с высоким потолком, напоминавшего мастерскую художника, стояло несколько разнокалиберных штативов, а по стенам – шкафы с прикрытыми дверцами. С потолочных балок свисали гроздьями разнообразного размера софиты. В торцевой стороне комнаты был подиум со скошенной частью подмостков, на которых лежала брошенная и не убранная стремянка.

– Здесь я могу делать все, – объявил Зоран, – и готов выслушать, что именно вам от меня надо. Вы понимаете разницу между перформансом и инсталляцией? – начал Зоран задирать нос.

– Конечно, – тут же откликнулся я. – Перформанс – это когда художник сам испражняется посередине зала на виду у публики, а инсталляция – это когда зрителей запускают в зал любоваться, а художник уже ушел.

– М-да, интересная трактовка, – почесал Зоран свою бороденку правой рукой, оперев ее локоть на кисть левой. – Тогда что вам нужно?

– Шоу.

– Шоу? – Зоран выгнул левую бровь.

– Да, шоу, – утвердительно кивнул ему головой. – Это когда художник заставляет испражняться на публике нанятую актрису.

Зоран мелко захихикал. Отлично, шутка юмора удалась.

– А если серьезно, – продолжил я, развивая свою мысль-заказ, – то мне нужен календарь. Первый красочный художественный календарь Новой Земли. На одиннадцать листов. То есть от вас потребуется всего одиннадцать фотографий. Постановка, естественно. Но качеством не хуже той вашей фотографии, на которой бабушка с котом вяжут лук.

И смотрю на реакцию фотографа.

А Зоран улыбается, заразно так, что у меня самого лыба на лицо вылезла.

– Я счастлив, что вам понравилась моя лучшая работа, – поклонился Зоран, немного вычурно, и ножкой шаркнул. – Во сколько красок вы собираетесь печатать свой календарь?

– Ваш календарь, – парировал ему реплику.

– Мой календарь? – удивился Зоран.

– А чей же еще? – спросил я его несколько притворно. – Кто тут из нас знаменитый маэстро: я или вы?

– Ну, раз так… – Зоран был немного озадачен. – Тогда повторю вопрос: во сколько красок вы собираетесь печатать наш календарь и где?

– Здесь, в Порто-Франко. В типографии Линдера. В одну краску.

– Как календарь Пирелли?[56]56
  Календарь Пирелли (ит. Pirelli calendar) – ежегодный фотокалендарь компании – производителя автомобильных покрышек Пирелли (подробнее – см. Глоссарий).


[Закрыть] – усмехнулся Зоран.

– Лучше, чем календарь Пирелли, – ухмыльнулся я в ответ. – У вас будут настоящие модели, а не сушеные воблы Пирелли, эти жертвы анорексии[57]57
  Анорексия – отказ от приема пищи при сохранении аппетита под влиянием психопатологических расстройств.


[Закрыть].

– Вы сможете предоставить мне такие модели, как Водянова? – Зоран сверкнул глазом, явно издеваясь надо мной. Он, видимо, считал такую задачу для меня непосильной.

– Лучше, чем Водянова, – широко улыбнулся я, торжествуя.

И мы все трое задорно рассмеялись.

– Если модели будут лучше, чем Водянова, то я вам сделаю всю работу практически бесплатно, – щелкнул Зоран пальцами, – скажем, по сто экю за фотографию. Идет?

– Идет, – я протянул ладонь, которую тут же пожал Зоран. – Разбей, – сказал я Кате.

Она подскочила и ребром ладони развела наши руки.

– А теперь раздевайся, – сказал я ей.

Катя округлила глаза. И стоит, изображая тормоз в профиль.

– Раздевайся, говорю, – повторяю ей. – Ты – первая фотомодель этого календаря.

– Какая тема календаря? – не унимался Зоран.

В Кате он видел пока только мешковатого патрульного в мятом камуфляже, пусть и с красивым личиком, и не обращал на нее особого внимания.

– Сиськи и оружие, – огласил я. – Реквизит найдется?

– Только холодное, – ответил Зоран.

И немедленно отвлекся на Катю, которая за это время успела раздеться. До трусов. И распустила свои шикарные волосы.

Быстро, однако, сумел я отметить.

Зоран был сражен наповал моментальной метаморфозой Гавроша[58]58
  Гаврош – персонаж романа В. Гюго «Отверженные», жизнерадостный, дерзкий, пронырливый, одновременно храбрый и отзывчивый парижский бездомный сорванец.


[Закрыть] в богиню молодости и красоты любого пантеона. Обошел вокруг нее пару раз, не отрывая глаз.

Потом оторопело спросил:

– У тебя все такие? – Зоран был удивлен и озадачен.

– Все, – ответил я серьезным тоном, – но Катя – самая красивая.

Катя довольно зарделась. Была польщена. И самую чуточку смущена.

– Сто экю за лист, – сказал Зоран, не отрывая глаз от Катиной фигуры. – Сто экю за лист.

Потом резко повернулся ко мне.

– Я проиграл, Георгий, – и повернулся к девушке. – Катя, вы понимаете, что на Старой Земле вы только на рекламе нижнего белья сделали бы миллионы?

– А почему не на подиуме? – нашла Катя в себе дерзость, хотя было видно, что такую информацию до нее довели впервые в жизни. И ей от этого очень обидно и горько.

– Рост. Рост, черт бы его побрал! – воскликнул Зоран, ударив кулаком в ладонь. – Модель на подиум должна быть не меньше ста восьмидесяти сантиметров роста.