Текст книги "Горец. Имперский рыцарь"

3

На четырнадцатый день наступления, согласно календарю, грянул первый настоящий осенний дождь. Затяжной, проливной и холодный. Небо все заволокло плотными тучами. Дирижабли перестали летать, и мы остались совсем без глубокой зафронтовой разведки.

Аршфорт неутомимо гнал нас вперед, пока почвы окончательно не раскисли. К середине месяца наши войска отбили еще пятнадцать километров железной дороги. В качестве бонуса нам достался крупный разъезд на восемь ниток запасных путей. С большим поселком, который другой околицей упирался в речной порт с рыбоконсервным заводом, коптильней и пивоварней, что резко подняло в войсках боевой дух.

Но пиво холодной осенью не самый полезный продукт, и я настоятельно потребовал от Аршфорта распорядиться насчет обязательной выдачи винной порции всем войскам на открытой местности. По сто грамм в день. «Наркомовские», так сказать. В чем меня активно поддержали корпусные лекари. Им также не улыбалось получить массу простудных заболеваний в личном составе.

К этому времени рецкие горнострелковые бригады пробились от болот к железной дороге и перерезали ее в тылу царских войск до самой реки.

Группировка полковника Куявски все же попала в окружение, как он ни старался этого избежать. А порт с городом сели в сухопутную блокаду. Но как-то все коряво выходило. Враг был рассечен, но сопротивлялся активно, имея подвоз боеприпасов по реке как от устья пароходами, так и с другого берега лодками по ночам.

Сельскую местность в Приморье взяли под контроль отогузские конники, вылавливая остатки мелких царских гарнизонов. Пленных некуда было девать, потому что гать работала только в одном направлении днем и ночью и не справлялась с потребным потоком грузов. От нас же экспедиционные части по-прежнему были отрезаны полевой группировкой полковника Куявски.

Ситуация грозила вылиться в патовое состояние. Несмотря на проливные дожди, подкрепления стали поступать в Приморье в основном не к нам, а к рециям и отогузам через гать, пока она еще проходима. А то зальет все, и болота поднимутся, затопив переправу. А обкладывать приморский город надо сразу, пока враг не нагнал морем подкреплений и не построил непреодолимой сухопутной обороны. Портовый город, как и везде, хорошо прикрыт только с моря.

Ставка короля запросила у императора поддержку имперского флота, чтобы блокаду Щеттинпорта сделать полной. Или хотя бы почти полной, учитывая то, что правый берег Ныси все еще в руках царцев. И такой приказ был отдан. В море загрохотали большие пушки трех флотов. С переменным успехом, потому как четвертой стороной конфликта стала погода – туманы, дожди и шторма.

В нашем корпусе, несмотря на нормально функционирующую железную дорогу, начались проблемы с боепитанием. Точнее, проблемы были с вагонами, которыми подвозили снаряды и патроны. Их количество медленно, но неуклонно сокращалось.

Собрав документы и проконсультировавшись с первым квартирмейстером, я напросился на аудиенцию к командующему.

– Ваше превосходительство, данный вопрос требует моего прямого участия как комиссара ЧК. Саботаж надо пресекать сразу и в корне. Иначе скоро нам не только стрелять, но и есть будет нечего. Зарываться в землю по такой погоде – хуже не придумаешь, тем более в местных глинистых грунтах. Кто-то крадет наши вагоны, и с этим преступным деянием пора кончать.

– Не думаю, – возразил мне невозмутимый комкор. – Скорее это обычное наше головотяпство. Кто у нас идет в интенданты? Те, кому не хватает храбрости и ума служить в строю.

И вот тут я показал ему царскую полевую кухню моей конструкции, которую заранее подогнал к его домику.

– Это тоже, ваше превосходительство, можно объяснить обычным нашим головотяпством? Судя по шильдику, эта кухня-самовар сработана в Ракове в механических мастерских железнодорожного депо даже раньше, нежели документация на них пришла на наши заводы. Я это точно знаю, так как такая кухня-самовар – это мое изобретение, прошедшее через имперский комитет. Прогнило где-то в империи…

Аршфорт почесал кулаком усы. Крякнул недовольно. Но ничего не сказал.

А я продолжил:

– У меня нет уверенности в том, что ВОСО и интендантство просто не справляются из-за некомпетентности. Либо пособничают врагу, либо возят ворованное частными рейсами и не возвращают обратно вагоны. По плану наступления вагонов было достаточно до конца операции, и на узловой мы немало их взяли трофеем. Как и паровозов.

– Кого оставляете за себя? – только и спросил генерал, садясь за свой стол. – Исполняющим обязанности, конечно. Потому как снимать вас с командования отрядом я не намерен. У вас это хорошо получается, барон.

– Благодарю вас, экселенц. За себя я оставляю капитана Вальда.

– Вальда? – удивился генерал. – Он же всего лишь командир горно-егерской роты?

– Вот именно, ваше превосходительство. Командир штурмовой роты, доказавшей свою эффективность при взятии населенных пунктов. И бронепоезд только обеспечивает работу этой роты. К тому же он в отряде самый старший по чину.

– Что ж, будь по-вашему… – согласился генерал и поменял тему: – Вы увидите его величество в ближайшее время?

– Надеюсь на это, экселенц, – ответил я неопределенно, потому как еще не решил, пора мне ехать в ставку или не пора.

– Тогда подождите немного, я напишу ему депешу в Ставку и также отправлю с вами накопившиеся наградные листы.

Узловая встретила меня полным бардаком: вавилонским столпотворением людей, лошадей, стирхов, повозок и вагонов, среди которых ловко протыривались торговцы всякой всячиной вразнос, подпирали стены вокзала скучающие и пока еще трезвые проститутки. Гам стоял круглосуточный. Гарь. Паровозный дым и пар. Причем гражданских толклось на вокзале не меньше военных. И это было странно.

Сильнее всего меня удивило большое количество проституток. В основном молодых еще девочек. Те первые три дня, которые я провел на узловой, их вообще не было видно. Причем на развязных профессионалок они мало походили. Тихо стояли и ждали, когда их выберут те, кому приспичило. Сразу вспомнилось, что шутник Сталин во время Великой Отечественной войны приравнял триппер к членовредительству и за то, что офицер намотал на член гонококк, его отправлял в штрафбат на три месяца. А презервативы в вещевом довольствии Красная армия впервые увидела только в Румынии.

Дежурный по станции с трудом нашел место, куда приткнуть мой эшелон. По великому моему «везению», на самых задворках сортировочной станции.

Зато я сам наглядно убедился, что бардак бардаком, но в мутной воде кто-то ловит свою крупную рыбу. Иначе зачем, имея сквозные пути, сначала разгружать вагоны в пакгаузы, а потом снова загружать те же грузы в эти же вагоны, чтобы отправить в адрес нашего первого корпуса. Явно имеет место быть пересортица, усушка и утруска. Погрузочно-разгрузочные работы велись и ночью при свете керосиновых ламп.

Скандалить не стал. Просто вызвал к себе на эти задворки в свой салон повесткой начальника пункта ВОСО и местного главного начальника по интендантскому ведомству. Поначалу вежливо, с посыльным. С вручением документа под расписку.

И приказал раздать личному составу ужин, который готовился в полевой кухне, пока мы были в пути. Сам также с удовольствием поел из солдатского котла с бойцами на платформе – готовил рецкий повар простые и вкусные деревенские блюда, к которым я, оказывается, успел привыкнуть, пока жил на хуторе. Даже чем-то родным повеяло. Хотя повар у нас не профессионал, а выборный из бойцов.

Начальник ВОСО – мелкий живчик с лисьей мордочкой, со смешной фамилией Мойса, в полевой форме с майорскими погонами, явился уже через полчаса в полной готовности к сотрудничеству. Я сделал ему замечание, что до сих пор на станции Троблинка нет его представителя. Он обещал исправиться в ближайшие же дни, а пока просто руки не дошли – и недели не прошло, как эта станция наша. Дал мне ценнейшую консультацию по максимальной пропускной способности нашей ветки, сверх которой неизбежны заторы. Обещал выслать роту железнодорожных строителей для постройки временных «усов» отстоя – складировать запасные шпалы и рельсы, чтобы не таскать каждый раз их издаля для боевого ремонта путей.

Но главная для меня информация из уст майора прозвучала так.

– ВОСО не распоряжается вагонами. Задача ВОСО – четко организовать прохождение составов с военными грузами целиком. Сами литерные эшелоны формируются интендантами. Часто ВОСО даже не знает, что именно находится в вагонах.

В общем, встреча прошла плодотворно, и мы расстались довольные друг другом. Откровенно стучать на интендантов Мойса не стал, но позволил себе пару намеков, давших мне пищу для размышлений.

А вот большая интендантская шишка не явилась даже на следующий день. И пришлось посылать за ней отделение егерей с ручным пулеметом и приказом о силовом приводе.

Едва этого тучного подполковника втолкнули ко мне в салон, как он сразу встал в позу.

– Что вы себе такое позволяете, молодой человек? Как вы смеете так обращаться с ответственным офицером ведомства кронпринца? Я этого так не оставлю. Вы у меня на фронт пойдете рядовым в пехоту…

Его брылястое лицо тряслось, краснело и плевалось мелкими брызгами слюны. И что самое удивительное, он действительно чувствовал себя в полном праве «строить» всех вокруг себя. Удивительно, но когда вся армия давным-давно перешла на новую полевую форму с погонами, этот крендель все донашивает старый мундир с темно-синими обшлагами и серебряным галунным воротником.

– Вы присядьте, господин подполковник, водички попейте, успокойтесь, – улыбнулся я, наливая в стакан воды. – Поставили бы мой эшелон на первый путь, глядишь, и идти было бы короче, не ломая ноги о шпалы.

Воду он пил жадно, искоса поглядывая на приведший его конвой. Все же хоть и хорохорится и права качает, а побаивается.

– Вы свободны пока, – отпустил я егерей, сказав эту фразу по-рецки.

Поглядел на интенданта. Покачал головой и спросил:

– Ваша фамилия будет Шперле?

– Истинно так. Подполковник интендантской службы Йозе Шперле.

– Тогда все правильно. Вас вызывали повесткой. Вы не явились. Поэтому пришлось осуществить привод для беседы. Но привод это еще не арест. А беседа пока не допрос.

Выложил на стол планшет, раскрыл его. Под целлулоидной оболочкой внутри там у меня не карта, а с одной стороны указ о создании чрезвычайной комиссии, с другой – рескрипт о назначении меня королевским комиссаром в нее. Специально так сделал, чтобы не трепать такие важные документы. Ламината тут нет и долго еще не будет.

– Читайте.

Чиновник быстро пробежал глазами оба документа и расплылся в улыбке. Даже глазки довольно заблестели.

– Так бы сразу и сказали, молодой человек, что вы и есть тот самый Кобчик из окружения принца, а то в повестке указан какой-то никому не известный барон, – откинулся интендант на спинку кресла. – Я только одного не понял, что означает фраза «право внесудебной расправы» в рескрипте его величества?

– А то и означает, подполковник, что в условиях военного времени, обнаружив саботаж и пособничество врагу, я имею чрезвычайное право расстрелять саботажников без суда и следствия. На месте. Армия испытывает трудности со снабжением боеприпасами. Если я усмотрю в этом факт саботажа, виновные будут расстреляны незамедлительно перед строем. Дабы другим не было повадно. Время дорого в наступлении, чтобы изводить его на судебные церемонии.

– А как же штрафные роты? – удивленно посмотрел на меня интендант.

– Какие штрафные роты? – в свою очередь удивился я. – Не знаю никаких штрафных рот. Я сам только что с передовой. Нет там никаких штрафных рот. Но вызвал я вас вот по какому делу… От вас требуется справка о движении и обороте вагонов на узловой станции за последние две недели.

– Ну, такое так сразу и не скажешь, господин королевский комиссар. Надо бумаги поднимать. Я же сам вагоны не распределяю. У меня для этого подчиненные есть специально этому обученные.

Подполковник почувствовал себя уверенней «в своей луже», стал вальяжным и несколько покровительственным в тоне.

– Там очень сложная документация для неспециалиста. Если вы позволите, то мы изготовим вам такую справку дня через три.

– Это непозволительно долго, господин подполковник. Вы мне к завтрашнему утру предоставите все копии документов по этому вопросу. Гриф «с подлинным верно». Подписи ваша и исполнителя. Печать.

– А это зачем?

– В дело подшить.

– В какое дело?

– Уголовное. О фактах саботажа на железной дороге в прифронтовой полосе.

– Ах на железной дороге… – облегченно выдохнул интендант. – Нет вопросов. Завтра копии у вас будут. Что еще от нас требуется?

– Объясните мне, зачем вы сначала разгружаете амуницию, а потом снова грузите в вагоны перед отправкой на фронт.

– Очень просто. У нас сейчас два основных фронта. Северный и Южный. Два получателя. Снабжение войск, которые сдерживают окруженные группировки противника, идет с фортов. Номенклатура довольствия одинаковая и часто для обоих адресатов находится в одном вагоне. Вот и приходится сортировать. К тому же на юг идет две ветки железной дороги.

– Непонятно только, зачем эти манипуляции проводить с боеприпасами, которые расходуются в день вагонами?

– Согласно общей инструкции.

– Инструкцию. Ее копию. Также мне предоставите.

– Но это внутренний документ, господин комиссар. Гриф «Для служебного пользования».

– Вам дать снова почитать указ о создании Чрезвычайной комиссии? Нет? Все дела, которые мы ведем, имеют гриф «Особой государственной важности». Все младшие грифы им поглощаются. Вместе с инструкцией я жду от вас также копии всех руководящих документов, касаемых движения вагонного парка. В том числе и трофейного. И учтите: если вы будете противодействовать комиссии, то мы вас отстраним от дела, а документы нужные просто изымем. С обыском. Только вот последствия для вас будут печальными, так как любое противодействие будет квалифицировано как саботаж. А теперь идите. К утру жду документы на этом столе.

С этим напутствием я его и отпустил.

А вот начальника сортировочной станции мне и приглашать не пришлось. Сам пришел. Воистину скорость стука превышает скорость звука. А я-то совсем забыл о такой должности. Собирался вызывать начальника вокзала. Но он мне популярно пояснил, что вагонами ведает сортировка, а вокзал только пассажирами.

Сам пришел и откровенно сказал, что за военных долбодятлов он отвечать не собирается. Его дело эшелон собрать, паровоз заправить водой, углем, к составу прицепить и отправить по тому направлению, которое укажут. Так было и до войны, и при царской оккупации, так обстоят дела и сейчас. Все вагоны к нему поступают либо уже опломбированные, либо пустые.

В результате наутро я стал богаче на три независимых комплекта копий учетных книг движения вагонов за последние две недели. От интендантства, от ВОСО и от гражданской службы сортировки. И даже беглое сравнение этих документов показало, что хоть у меня и чрезвычайные полномочия, но их мне явно не хватает. А потому после ознакомления с этими заверенными копиями затребовал я от ВОСО литер в Будвиц, который мне охотно предоставили уже через час. Лишь бы с глаз долой.

По документам получалось, что на одной территории находились три совсем разные грузовые станции. Моей соображалки было явно недостаточно. Требовался хороший аналитик, и взять я его мог только в аппарате принца. А толковый консультант по железнодорожному складскому хозяйству служил в воздухоплавательном отряде в чине ефрейтора. Так что мимо Будвица не проехать.

Отбил телеграмму Аршфорту и получил его добро на командировку. В случае чего эта телеграфная лента, свернутая в рулончик, есть мой главный отмазной документ от обвинений в дезертирстве с поля боя.

К полудню в окнах моего салона показались кирпичные трубы столичных заводов. Состав, громыхая колесами на стрелках, ушел на окружную дорогу и с нее втянулся на частную заводскую ветку акционерной коммандиты «Гочкиз».

Вызвал по телефону из дома карету. Охранник ответил, что кареты на месте нет – госпожа уехала за покупками. Выслали коляску с пафосными трофейно-подарочными рысаками.

Дома привел себя в порядок, надел парадную морскую форму со всеми орденами и аксельбантами и двинулся в город на аудиенцию к младшему Бисеру. На коленях в простом свертке синей сахарной бумаги, перевязанном бантиком пеньковой бечевки, я вез бомбу.

Информационную.

Элика вид имела задумчивый и одновременно очень хитрый. Обычных бурных эмоций, обязательных для нее при нашей встрече после продолжительной разлуки, не выказывала, хотя видно, что жена мне рада и соскучилась. Моим проявлениям чувств не препятствовала.

– Что-то ты не такая, как обычно, – констатировал я, после того как затискал.

– Просто ты меня беременной еще не видел, – спокойно ответила она.

– И?… – поднял я бровь.

– Дочка будет, – уверенно сказала жена.

– А если опять сын? – предположил я.

– А если опять сын, то я тебя убью, – вспыхнула она синими глазищами.

Во внешности Элики произошли изменения. Нет, она все еще оставалась такой же стройной и красивой, только напрочь утратила девичью угловатость. Мягче стала в обводах. Обабилась, что ли? Но ей это шло.

В доме столпотворение егерей.

Бедлам среди хлопочущей прислуги.

Добро, что баню догадались заранее истопить. Сижу в парной один и думаю, почему это принц не был удивлен вываленной на него информацией? Похоже, что он все это и без меня прекрасно знал.

К вечеру карета привезла штаб-ефрейтора Пуляка, простите – уже боцманмата Имперского воздушного флота. Как и было приказано, егеря его тут же раздели и впихнули ко мне в парную.

– И что все это значит, Савва? – недовольно спросил он, разглядывая при слабом мерцающем свете «летучей мыши» меня, расслабленно потеющего на липовом полке.

– Разговор есть, Ежи. На миллион, – отозвался я. – И вообще я тебя временно прикомандировываю к ЧК. С Плотто договорюсь сам. А сейчас время дорого. Ты мне как-то давно, когда мы вместе в штабе служили, говорил, что все махинации с железнодорожными складами и вагонами знаешь. Это так?

– Дык… – пожал он плечами. – С десяти лет при них.

– Тогда рассказывай.

– Прямо здесь?

– А где еще можно спокойно поговорить без лишних ушей? Заодно и помоемся.

Выйдя из бани, мы с боцманматом с удовольствием приняли на грудь по сто грамм можжевеловки. Еще генералиссимус Суворов завещал, что после бани штаны продай, да выпей.

Пуляк забавно выглядел во всем белом. Даже ботинки белые у пижона. Ну да, он же в увольнение собрался, когда его егеря из дома выдернули.

Отвел боцманмата в беседку, попросил обождать меня, пока на стол накрывают.

Вызвал начальника домашней охраны и поинтересовался:

– Люди Ночной гильдии у тебя на связи или просто так со стороны за домом поглядывают?

– Нет, командир, на глаза они не лезут, но если нужны, то я знаю, где их искать.

– Тогда скажи им, что мне срочно нужен регент. Для важного разговора.

4

Регент Ночной гильдии сам не приехал, но прислал за мной закрытую карету со шторками на окнах. Простенькую такую с виду. Неприметную. Средний класс. Разве что лошади выбивались из общей неприметности редкой игреневой мастью.

Кучер кареты, отдав поводья кому-то из егерей, подошел к беседке и передал мне личное приглашение регента с гарантиями безопасности. Устное.

– …так что, ваша милость, можете сегодня ваших пулеметчиков с собой не брать, – закончил он свою речь с ехидной подколкой.

Подумав, я решил согласиться.

– Я буду не один.

– Не имеет значения. Безопасность регент гарантирует и вашему спутнику, – кивнул на боцманмата кучер, который нам так и не представился.

Я только зашел в дом и взял с собой компактный «бульдог» с горстью патронов в другой карман. И, подумав, еще «дерринджер» жены засунул в левый носок, благо парадная морская форма предписывала ботинки и длинные брюки. Кортик и так болтался на златотканом поясе, скаля львиные морды подвеса. Большой пистолет Гоча решил оставить – типа я на переговоры приехал без оружия.

Элика выскочила за мной на крыльцо.

– Ты это куда?

– Дела еще есть, – ответил я. – Важные. Когда вернусь, еще не знаю.

Уезжать от нее не хотелось – сам соскучился. Да и с сыном даже не повозился, как мечталось по дороге.

– Знаю я эти ваши дела, – уперла моя благоверная руки в боки. – Небось к шлюхам намылились, раз жена в тягости?

– Зачем мне к шлюхам ехать вооруженным револьвером? – переспросил я, оставив жену в ступоре.

Поцеловал Элику в щеку и сел вслед за боцманматом в карету.

Пуляк только ехидно посмеивался всю дорогу над этой семейной сценкой, а когда экипаж остановился, то зашелся смехом до икоты.

Я отдернул шторку с окна дверцы. Карета привезла нас к черному ходу «Круазанского приюта».

«Здравствуйте, девочки…»

Нас встретил в прихожей молчаливый паренек, осветил лица переносной керосиновой лампой и проводил по темному коридору до кабинета на первом этаже.

Будуар, куда нас завели, был роскошно, хотя и несколько аляповато декорирован в розово-красных тонах с позолотой и относился к классу люкс, категория «не для всех». Центральное место занимала большая квадратная кровать под балдахином на витых золоченых столбиках. Балдахин скрывал от стороннего взгляда зеркальный потолок этой конструкции. Надо же, куда дошел прогресс… Но розовое покрывало на кровати не было тронуто.

У зашторенного красным бархатом окна низкий столик, на котором накрыта типичная бандитская «поляна», разве что слегка облагороженная сервировкой, произведенной явно умелой женской рукой. Куча бутылок в центре, закуска из солений, свежих овощей, копченой рыбы и мясной нарезки.

Освещена комната была двумя газовыми рожками, дающими неровный, слегка дрожащий свет.

Крон, не вставая, показал нам на кресла у столика. Наверное, потому что не хотел протягивать мне руки или не знал, как воспримется, если он потянет свои грабарки для приветствия, а их не пожмут.

– Присаживайтесь, господа. Откушаем что есть, по нашей бедности. Не взыщите – война. Заморских деликатесов нет, – и немедленно поинтересовался: – Где это вас так? – невежливо показал он пальцем на пластырь у моего виска. Повязку с головы я снял дней пять назад.

– На фронте, – не стал я вдаваться в подробности, но и такое объяснение вполне удовлетворило вопрошавшего. Главное, не в его городе.

А вот Пуляк меня удивил тем, что сразу протянул руку регенту, и тот ее пожал.

– Вы знакомы? – спросил я.

– Чуть ли не с детства, – ответил мне регент, ухмыльнувшись.

А вот боцманмат такой засветке рад не был, что читалось по его лицу.

Глубокое кресло не давало мне возможности быстро выхватить из кармана брюк револьвер, но до левой лодыжки с «дерринджером» рука доставала свободно. И я несколько успокоился. Все же я не совсем доверял ночному регенту столицы.

– Ну, тем мне проще, – перевел я свое удивление в практическую плоскость. – А собрал я вас, господа, вот по какому поводу… пришла пора послужить королю и отечеству.

И посмотрел прямо в глаза регенту Ночной гильдии.

– Не побоишься?

– Ну ты и скажешь, начальник… – осклабился глава всех будвицких бандитов. – Зубов бояться – в рот не давать.

– Тогда слушай, Крон, что нужно будет сделать еще вчера…

– …через кольцо окружения у южного форта прорвалась группа царцев численностью около полка с целью оседлать континентальную железную магистраль в районе первого разъезда. Но, нарвавшись на легкий бронепоезд «Гадюка», который курсировал по ней боевым охранением, залегли в чистом поле под перекрестным пулеметным огнем бронепоезда и ротного опорного пункта разъезда. Потеряли кураж и были настигнуты двумя пулеметными батальонами быстрого реагирования из оперативного резерва корпуса. После непродолжительного боя в окружении царцы сдались. Командовавший ими генерального штаба полковник Цмок убит в бою, – голос генерал-адъютанта Онкена глуховато зачитывал последнюю сводку обоим монархам. – Приняты меры: кольцо окружения у южного форта усилено за счет войск, очистивших территорию напротив северного форта, и царцы снова прижаты к болотам. На этот раз очень плотно. Их сдача в плен – только вопрос времени. В ближайшие дни полевой Ставкой планируется подготовить временные лагеря и достаточный вагонный парк для приема пленных и доставки их в Рецию.

– Не слишком ли велика нагрузка на Ремидия, ваше императорское величество? – подал голос король Бисер. – По моим сведениям, у него в марке и так больше двух третей всех пленных в этой войне скопилось.

– Имперская казна помогает ему финансово содержать в праздности пленный офицерский корпус, – отозвался император. – А пленные солдаты активно у него работают на дорожном строительстве, что для Реции, где самая слабая транспортная сеть в империи, само по себе это неплохо. Запланировано строительство второй горной железной дороги из империи к Южному морю. Ваш Вахрумка подал интересный проект стальной магистрали сквозь горы через цепочку тоннелей. Я в ответ поздравил его инженер-подполковником.

Император улыбнулся. Король склонил голову, молчаливо поблагодарив его за молочного брата своего сына.

– Так что, – продолжил император, – как только горно-отогузская трасса будет сдана путейцам для укладки рельсов, Вахрумка сразу переедет в распоряжение к Ремидию. Финансироваться новое строительство будет на паях. Империя, марка и частных акционеров процентов на сорок привлечем, потому как, если смотреть в будущее, эта дорога сулит очень плотный товаропоток и соответственно большие прибыли, так что строить ее будут сразу двупутной, без разъездов. И вот тут дополнительные пленные нам лишними совсем не будут, даже если мы пленим весь южный фас фронта с царцами, если уж на севере так не получается. Кстати, Онкен, что там на юге?

Генерал-адъютант вновь взялся за указку и стал ею тыкать в схемы.

– На южном фасе нашего фронта, ваше императорское величество, войска прорыва с полевого укрепрайона вышли к реке на расстояние орудийного выстрела и ведут бой с царцами, охраняющими плацдарм у паромной переправы. Так что группировка генерала Мудыни оказалась в некоем полуокружении, прижатой к реке. Так сказать, между молотом имперских гвардейцев и наковальней ольмюцкой пехоты. Оставшиеся у ольмюцкой армии в тылу прижатые же к болотам, рассеченные на мелкие очаги сопротивления царские войска, наступавшие ранее на полевой укрепрайон, понемногу сдаются в плен. Но есть и отдельные упертые части, что отчаянно сопротивляются. Людей тут мы зря не кладем. Блокада сама оставит их без еды и боеприпасов. Дожди добьют. Артиллерийских снарядов у них уже нет. Так что их сдача в плен или гибель – только вопрос времени. У нас его достаточно.

– Вейхфорт, – позвал император своего генерал-адъютанта. – Черкните у себя в блокнотике, чтобы пленных царцев еще в пересыльных лагерях рассортировали. И обязательно отделили от куявцев покоренные ими народы. И чтобы с этими представителями покоренных царем народов обращались хорошо.

– Это здравая мысль, ваше императорское величество, – подал реплику король Бисер. – И очень своевременная.

И не понять, то ли грубая лесть, то ли тонкая шпилька. Дворец – дело тонкое.

– Могли бы и сами о таком догадаться, ваше королевское величество, – парировал император. – Онкен, что позволило ольмюцкой армии так успешно провести наступательную операцию своими силами? Преодолеть этот проклятый позиционный тупик?

– Особо подготовленные штурмовые части и хорошее насыщение войск новыми автоматическими пулеметами, ваше императорское величество.

– Вот, – вскочил император, – концерн «Лозе» действительно оказался выше всяческих похвал!

– Простите, ваше императорское величество, но в ольмюцкой армии нет пулеметов от фирмы «Лозе». За редким исключением только станковые и ручные пулеметы системы «Гочкиз» и глубокая модернизация системы «Лозе», произведенная здесь же, в Будвице, все той же фирмой «Гочкиз». Так называемый тяжелый пулемет системы «Гоч-Лозе». Конструкторы Гоч и Кобчик здесь превзошли сами себя. Они не только модернизировали пулемет островной конструкции, но и поставили его на поток в производстве. Всего за два месяца.

– Хотите сказать, что тут опять ваш Кобчик отличился? Ему мало имперского рыцарства? – В голосе императора прозвучали раздраженные нотки.

– Никак нет, ваше императорское величество, – подал голос король Бисер, – но я бы осмелился настоять на том, чтобы вы лично отметили главного конструктора фирмы «Гочкиз» и ее директора, инженера Имрича Гоча. К сожалению, он не служил в армии и не имеет имперского гражданства. С нашей стороны он обласкан как гениальный конструктор стрелкового оружия и уже кавалер ордена Бисера Великого. Кстати, обе легкие пушки – пехотная и траншейная – это тоже его изобретения. Вместе с Кобчиком.

– Да что у вас тут творится, ваше королевское величество? Куда ни плюнь, то попадешь в вашего Кобчика?

– Он не наш, ваше императорское величество. Он рецкий горец. Маркграф Ремидий сделал его бароном.

Император зыркнул глазами по сторонам, растопорщил усы, сложил ладони в замок за спиной и резко выговорил:

– Так поздравьте от моего имени этого… Гоча? Правильно? – убедившись, что назвал конструктора правильно, повторил: – Поздравьте Гоча имперским бароном. Вейхфорт, какой у нас баронский замок выморочный?

– Достаточно длинный список, ваше императорское величество. Но я бы порекомендовал баронию Ройн в столичном округе империи Цебсе. Очень живописное место. Старинный замок. Прекрасный парк. Хозяйство не обременено долгами. Железная дорога невдалеке, как и город. Большой земельный участок под любую хозяйственную деятельность.

Адъютант императора лукаво улыбнулся уголками губ.

– Так и запишите… Поздравить инженера Гоча из Будвица бароном Ройнверт. Рескриптом. Точнее… бароном Гоч-Ройнверт… И передать ему в наследственный лен баронию Ройн. Теперь вы довольны, ваше королевское величество? Император умеет достойно награждать отличившихся подданных. А вот с гражданством для Гоча я ничего поделать не могу, раз он в армии не служил. Но дам вам подсказку, ваше королевское величество. Призовите его в свою ольмюцкую гвардию и отправьте служить на его же завод. Через год, если так долго еще продлится эта война, он станет гражданином империи. Как все ветераны. Разрешаю в порядке исключения присвоить ему сразу офицерский чин. Он его заслужил своими пулеметами.

Всю эту сцену мы наблюдали с принцем, спрятавшись за спинами членов Ставки, потому как к началу действа опоздали. На железной дороге был затор. Да еще раньше встретили и тормознули рецкий мотоброневагон, плетущийся в Будвиц починяться. Броневагон снова словил пяток шрапнелей на удар, и у него разошлись клепаные швы с левого борта, да и вмятины на броне впечатляющие. Старшим ехал инженер-ефрейтор Болинтер, что логично – в ремонт же. Ему я приказал на ближайшей стрелке перейти на наш путь и нас догонять. Догнали они нас к затору и прицепились к нашему составу.