Текст книги "Музыкант"

3

Доринка приболела, и Настя не могла отлучиться из дома. Она не приходила несколько дней. Мне показалось – вечность прошла! Я весь извелся, не знал, чем себя занять… Все валилось из рук! На четвертый день я подумал: «Похрен!» И поехал к ней… Даже звонить не стал заранее. Башню конкретно рвало! Беса не было дома… Она обрадовалась! Прыгнула ко мне на шею… Мы целовались… Доринка спала в соседней комнате.

– Настя, я так скучал!

– И я скучала. Мне не хватает тебя.

– Я хочу тебя! Прямо здесь.

– Бес пошел в магазин. Он скоро придет.

Ее последние слова утонули в бесконечно-сладком поцелуе. Она была в халатике. Я распахнул – под ним ничего!

– Ты с Бесом была?

– Нет… Я из душа.

– Я не хочу, чтоб ты с ним спала! Ты только моя.

– Да я и не трахаюсь с ним… Говорю, что голова болит… Он психует.

Легкий халатик падает к ее ногам. Она ложится и раздвигает нежные белые бедра… Худенькая, беззащитная. И такая сильная… Родная… Бес в любой момент может прийти… Нам все равно… Я нависаю над ней, упираясь ладонями в ковер. Тонкие руки Насти обнимают меня за шею. Губы тянутся, готовые к поцелую. Я растворяюсь в ней… Вхожу в ее лоно… Тесное и упругое, обнимающее влажными стенками мой возбужденный член. Сильными толчками я врываюсь в нее… Она хватается руками за меня, за ковер, за воздух. Приглушенные стоны срываются с ее дрожащих губ.

Я двигаюсь все быстрее. Скорость фрикций возрастает до безумия. Она закрывает глаза, покоряется, принимая в себя каскад ударов члена. Я не знаю, зачем это делаю? Просто я так хочу… Это последний день. Две минуты до взрыва Земли… Я должен успеть… Сделать ее счастливой еще один раз…

– Я хочу повернуться…

Она встает на колени, подается чуть-чуть вперед, я вхожу в нее сзади… Господи… У нее такая попка… Изящная… Идеальная… Кожа аристократки. Белая словно жемчуг… Я вхожу до упора и чувствую прохладу этой почти прозрачной кожи… Нежнее шелка… Нежнее нежного лепестка… А там внутри… Она пылает…. Бездна… Обволакивает меня… Я люблю ее, я хочу умереть от счастья прямо в ней…. Остаться… НАВСЕГДА….

Ее рука метнулась вперед и схватилась за батарею. Тело задрожало. Последний стон моей богини наполнил комнату, убил остатки тишины. Я вытащил член, развернул ее… Настя подставила мне лицо, она светилась. Пприоткрытые губы, нежный маленький рот. Сперма брызнула на нее, на глаза, на тонкую шею. Пусть она будет счастливой еще хоть раз.

Как я ее любил! Я не понимал… Я думал – мне все равно… Я могу завязать в любой момент, как с травой… Но с каждым разом садился все плотнее. Ломка без нее становилась все сильней… И я завязал… Но чего мне это стоило? Вырвать с корнем из сердца ангела… Для чего? Чтоб через двадцать лет понять, что все херня… И музыка. И любовь. И эта жизнь… Она была настоящей… Настя… Худенькая девочка в очках… С ребенком, мужем, тонкими руками, бездонным морем на губах и небом… В сердце…

«Властители» играли doom-death. Даймонд – гитара, Бачер – гитара-вокал, Бес – барабаны, Волосатый – бас. «Эффект „Битлз“ в Сибири невозможен..» – так сказала одна знакомая сука. Но красноярские металюги плевать хотели на «Битлз»… И на его эффект… Они репетировали в подвале каждый день… Непонятно зачем… А по ночам бухали, трахали женщин и обсуждали светскую жизнь металических групп – в таком порядке! «Metallica», «Slayer», «Paradise Lost» – это были звезды… Иная… Таинственная жизнь… Жестокая музыка, солеными ржавыми риффами как наждаком бороздившая мозг. И конечно… «Anathema»… Боги из Ливерпуля. Тугой раскатистый doom. Она разрывала душу, как раскаленный лом глазницы ангела… They… Day…

Я тогда не хотел ничего! Ни денег, ни женщин, ни уважения людей. Я просто хотел играть… Терзать гитару на репетициях, на концертах… Чтобы музыка не кончалась… Никогда… Это была другая жизнь. Это был DOOM… Я приходил к «Властителям» на репу – и растворялся в музыке! Я не очень любил такое… Тяжелее «Deep Purple» никогда не слушал и вообще предпочитал блюз… Но это было мясо… Живое! Не из магнитофона, не из телевизора… Они были реальные! Боги… Даймонд и Бачер… Они стояли спина к спине! С гитарами… Даймонд – с распущенным темным хайром, в строгом костюме. Бачер – в сером свитере, небритый, с кучей колец в ушах, с роскошными светлыми волосами! Он тряс головой, и они развевались словно крылья… Парни рубили метал… Стена гитарного мяса неслась на меня и валила с ног… Боже! Я хотел быть как они! Таким же… ВЕЧНЫМ…

Мне очень нравилась Настина сестра. Она была чуть помладше Насти. Знойная крашеная блондинка с обалденной грудью и попой. Я представлял, как раздеваю ее, как мы ласкаем друг друга. Я предложил Насте устроить секс втроем – я, она и сестра. Настя сказала: «Давай!» Через несколько дней она подбила сестру пойти загорать на остров Татышева. Мы отправились туда втроем и Доринку взяли с собой. Для отвода глаз и просто потому, что Настя ее везде таскала. Любила она ее! Сейчас я вспоминаю это время и думаю – как же нас перло! Дом Беса стоял почти на берегу Енисея рядом с мостом на остров Татышева… Середина лета… Мы взяли алкоголь. Какой-то бормотухи. Тогда катали все подряд – веселое было время! Если представить, что мы пили – там точно вся таблица Менделеева плескалась.

Мы перешли по мосту на остров и расположились в тени деревьев на берегу. Доринка лежала на одеяле и щебетала как птичка. Она смотрела на меня – такая счастливая! Дети чувствуют многое. И понимают даже то, о чем не могут сказать. Не знаю, кем она меня считала? Еще одним папой? Сколько раз мы с Настей трахались при ней! Конечно, не на глазах… Настя приходила ко мне вместе с дочкой. Мы отворачивали коляску от постели и предавались любви. Доринка сидела, игралась погремушками, угукала о чем-то своем… Как и сейчас… Она лежала и улыбалась мне… Нас просто загнали в угол. Меня и Настю… Предки, больная сестра, муж… Гнилая жизнь. Мы нашли друг друга. Мы трахались, чтоб не сойти с ума… И остаться жить.

Мы оставили Доринку на одеяле и втроем пошли к воде. Узкая полоса песчанного пляжа… Отсюда открывался чудесный вид на город. И даже дом Беса виднелся вдали. Солнце клонилось к закату. Мы сидели на берегу втроем и целовались. Я поворачивался к одной сестре, потом к другой… Они дарили мне поцелуи… Бес, наверное, стоял у окна и курил, пуская в форточку сизый дым. Конечно, он не видел нас… Жаль, что он был не астроном. Он бы направил свой телескоп с неба на грешную землю и охренел.

Пикник на острове плавно перетекал в оргию моей мечты! Я спустил штаны. Сестренка Насти наклонилась… Начала целовать мой член… И тут случилось странное… Настя побледнела, резко встала и ушла! Села рядом с дочкой и отвернулась. Она, наверное, любила меня… И может, сама не ожидала. Думала – это игра… Сестра постаралась и сделала мне шикарный минет… Я кончил… Она подставила руки и втерла белые капли в волосы. Сказала – это лучший кондиционер! А мне было все равно… Стремно от того, что замутил такое. Я вернулся к Насте, обнял ее, и мы сидели так… Смотрели на закат… Сестра игралась с Доринкой, а мы молчали. Я прижимал ее к своей груди и думал о том… Как все у нас с ней катилось… И вот… Прикатилось.

4

Первый раз я выпил водки… В пять лет… Этот случай потом еще долго передавали из уст в уста как анекдот. Все смеялись, даже предки… Была какая-то взрослая пьянка у нас дома. Ужин закончился, я ушел в свою комнату играть… И вдруг захотел пить! Побежал на кухню… А там смех, разговоры… Со стола все убрали и моют посуду. Чистая скатерть… И на ней сверкает солнечными зайчиками одинокая хрустальная стопка. С водой… Это я так думал… Подбежал и выпил! А там была она… Водка… И я, пятилетний жизнерадостный карапуз, засадил водяру одним махом.

Водка вставила охренеть. Все поплыло… Много ли надо пятилетнему малышу?… Упился в хлам. Голова гудела. Внутри жгло… Делал один шаг и падал на пол… Жесть… Взрослые смотрели на меня и смеялись. Конечно, это было свинство с их стороны. Простые люди, консерваториев не кончали. Потом они дали мне воды. Финал этой детской драмы теряется во мгле. Думаю, было плохо какое-то время. Потом отпустило… Но я понял, что водка – зло! И поклялся больше ни капли алкоголя не употреблять до гробовой доски. Но вышло по-другому… С пятнадцати до двадцати шести я бухал так мощно, и делал это в такой геометрической прогрессии, что по-любому райские кущи мне не светят. Слишком шикарно я проводил время.

До пятнадцати лет я вел здоровый образ жизни. Собирал брошюрки о вреде курения и пьянства… И как же интересно было их читать… О том, как это плохо – курить и пить… Наверное, эти книжки сыграли зловещую роль в моей судьбе. Ведь когда от чего-то долго отказываешься, оно настигает тебя все равно. И так неотвратимо, что хочется сдохнуть каждое мгновение весны… От простого человеческого счастья.

Я начал пить, когда познакомился с Шуриком в предпоследнем классе школы. С тем, который отжарил Таню. Это был первый раздолбай, с которым меня свела судьба. Шурик шел по жизни весело, с огоньком. Его любимой присказкой был переделанный стишок, которым учителя озвучивали небольшие переменки на уроках: «Мы бухали, мы бухали, наши горлышки устали. Мы немного отдохнем… И опять бухать начнем!» Мне всегда было стих написать – как нефиг делать. По приколу я пародировал тексты разных песен… Менял слова… Однажды я переделал песню группы «Технология» – «Странные танцы»… Шурик услышал… Подобрал аккорды на гитаре… И потом на каждой пьянке это был наш козырный хит: «Квасить вдвоем. Квасить и квасить. День переждем. НЕ БУДЕМ ВАЛЯТЬСЯ… А ночью начнем… Квасить и квасить. Вдвоем под дождем. НЕ БУДЕМ ВАЛЯТЬСЯ… В ПЕРЕХОДАХ ПОДЗЕМНЫХ СТАНЦИЙ. В ПЕРЕХОДАХ ПОДЗЕМНЫХ СТАНЦИЙ. Ква-а-а-с-и-ить вдвое-е-ом… Ква-а-а-с-и-ить и ква-а-а-с-и-ить…» Особенно людей прошибали слова «НЕ БУДЕМ ВАЛЯТЬСЯ». Это была жестокая правда жизни.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, в страну нескончаемым потоком хлынули импортные сигареты и бухло. Сначала это были ликеры и коньяк «Наполеон»… Ах, да! Еще брэнди «Сленчив Бряг». «Солнечный Берег». Польское или болгарское, не помню… Это для бедных подростков и бичей… Крутые пацаны бухали «Наполеон», а своим тподругам покупали оранжевый, зеленый или кислотно-голубой ликер… Все три напитка были полный остой, особенно на вкус. Мы давились ими и думали о том, какие же придурки эти иностранцы, что пьют подобное говно! Это мы так считали… На самом деле, Европа сливала русским все то, что не употребляла сама и не знала куда девать… Дальше – больше! Все это пойло начали подделывать народные умельцы. Превращая в еще более жестокую хрень. От которой даже можно было копыта откинуть. Но власть имела свой интерес и плевала на то, как будущие новые русские заколачивают начальный капитал.

В один прекрасный день в продаже появился спирт. С волшебными, ласкающими слух брэндами: «Моцарт», «Бетховен»… И конечно «Рояль»… Который вообще был «наше все». Неизвестный заграничный бизнесмен, наверное, долго ржал, придумывая названия для этилового спирта… Ну какой «Моцарт»? … Какой «Бетховен»? … Но они продавались… В изящных литровых бутылках. И уносили крыши русского народа в далекую даль.

«Рояль» был офигенной темой. Литровый пузырь разводился на пять бутылок водки. Хрен его знает, что это вообще был за спирт? Одни говорили, что на этикетке черным по белому написано: «Для протирки особо точных изделий.» Другие утверждали, что это кондитерский спирт… Так или иначе, он был относительно дешев, а по качеству не уступал многому из того паленого дерьма с наклейками «Звездатая Водка», которое ящиками сливали в бездонные русские глотки. И уж тем более, лучше технаря, который продавали в каждом дворе по пять рублей чекушка. Люди дохли пачками от отравления подобной хренотой. А от «Рояля» никто не дох. Если только с перепоя… Очень скоро выяснилась забавная вещь. У спирта оказалась вторая волна. Его нужно было обязательно «недопивать». То есть останавливаться до наступления солидной стадии опьянения. Потому что, через какое-то время, приходила вторая волна, и алкоголь врывался в башню снова, догоняя до кондиции. А если идти обычным путем и пить, пока не будет реально зашибись, вторая волна накатывала так мощно, что валила с ног, вырубая незадачливого алко-рейсера на самой вершине эйфории.

Очень часто в роли счастливого трупа, пропустившего вторую волну, выступал ваш покорный слуга. Ну не было у меня «культуры пития»… И каждый раз, садясь за стол, ломящийся от спирта, я клялся, что вот сегодня все будет окей, и я не продинамлю эту мерзкую «вторую»… И не буду ВАЛЯТЬСЯ В ПЕРЕХОДАХ ПОДЗЕМНЫХ СТАНЦИЙ не только в песне Шурика, но и в реальной жизни… Хотелось как лучше, а получалось как всегда.

– Ну что, Шурик, покурим?!

– Подышим, Димон… Подышим.

– Как это?

– Я покурю, а ты подышишь.

– Ха-ха… Оставляй нормально! А не как обычно – на три затяга.

– Первый курит половину, второй – сколько хочет, а третий – что останется.

– Все, накурился!

– Ладно, держи… В фильтре самый сок.

– Ой спасибо, брат… Что не дал подохнуть от дефицита никотина в крови.

– От дефицита крови… В алкоголе.

– Я нихрена не помню, что было вчера. Как Новый год-то справили?

– Димон… Вообще зашибись. Но лучше тебе не знать.

– Интересно же, блин… Давай говори.

– Я даже не знаю, что это было… Боевик или снегодрама?

– Снего… Что??

– Снегурка там была! На улице, когда гулять пошли… Жена Антона. А Дед Мороз – он сам. Борода – как влитая. И нос такой… Крааасный! Не помнишь?

– Что-то смутное… И в таком тумане… Я только помню, что нажрался в умат, а потом мы пошли на елку… Дальше наступила ночь.

– Она итак наступила, Димас… Мы до елки не дошли, а ты уже срубился… Прямо как в песне: «И в миг когда, на первый белый снег упал, он имя той девчонки кровью написал!» Только ты нихрена не написал, потому что пьяный был в говно.

– А как Антон там оказался?

– Он же рядом живет с елкой… Ты тогда на ногах еще был, праада штормило тебя звездец. Мы идем толпой, а навстречу Дед Мороз со Снегорочкой. Мы здороваемся, начинаем его поздравлять: «С новым годом, Дедушка Мороз, счастья тебе, удачи и всей херни!»

– Круто! Ничего не помню.

– А Дед Мороз повернулся ко мне и как рявкнет в ухо: «Шурик, ты охренел!»… Вот тут-то я и охренел.

– Ха-ха.

– Нормально, да? Какой-то левый Дед Мороз подходит и начинает куролесить.

– Вообще звездец.

– Хотел я ему вломить, но потом смотрю: да это же Антон! И только я это понял, как услышал сзади звук падающего тела… Это и был ты.

– Вот значит, где у меня планка упала! Вторая волна… А дальше что?

– А дальше – все… Мы пошли на елку, а тебя поочереди перли на себе. Представь, как круто: все бухие и тащим пьяного в ноль. Охрененный Новый год… Кончилось тем, что Кучерявый устал тебя нести, прислонил к забору и начал бить. Длинный подошел, хотел его остановить, но почему-то вместо этого тоже стал лупить тебя по ребрам. Ты упал в снег. Они продолжали ногами пинать твой бездыханный труп. А тебе реально было похрен! Я полез тебя спасать, но споткнулся о твой сапог, упал и так разозлился, что тоже начал пинать тебя. И это продолжалось какое-то время… Потом вернулись телки, которые ушли вперед. Они стали орать, что мы охренели! Мы прекратили тебя пинать и стали с ними сраться. А ты лежал в снегу такой счастливый и спал. И улыбался во сне. Наверное, тебе было хорошо! Какое-то время мы ругались, а потом вдруг повисла пауза… И ты воскликнул: «Люди, я вас люблю!» И засмеялся во сне. Это было так неожиданно. И так прекрасно… Я почувствовал себя таким говном. Прости, Димон.

– ДА ИДИ ТЫ НАХРЕН.

5

Жанна была немного младше меня… Кареглазая… Жгучая брюнетка с роскошными волосами. Она их подкрашивала слегка в каштан. И всегда одну прядь заплетала в косичку около лица. Она говорила, что у нее в жилах много всякой крови, но цыганская – точно есть! И всплеснув руками восклицала: «У меня нет отца! Я незаконная дочь!» Отец у нее конечно был – райкомовский чиновник. Мать с ним не жила, была его любовницей. К тому времени они уже расстались. Мать запретила Жанне упоминать имя отца. Резную доску с его портретом отдала дочери кататься с горки… Ну а чего она ждала? Что он на ней женится? Охрененный бонза?

Жанна жила в пяти минутах ходьбы от нашего подвала. И однажды кто-то привел ее к нам. Я увидел ее – и был сражен наповал! Она меня зацепила… Не знаю чем… Она была такая свободная! Независимая… Мы познакомились на пьянке у Волосатого, где Шурик трахал Таню. Потом он трахнул танину подругу. Таня трахнула Волосатого… И только Жанна никому не дала… Мы оказались в одной постели. Она лежала, я прилег рядом с ней и хотел… Понятно, что я хотел! Моя рука расстегнула верхнюю пуговку ее джинсов. Она сказала: «Хрен тебе! Я буду кусать!» Я протянул ей ладонь: «Кусай!» И она укусила… Прям до мяса. И не отпускала… Сучка… Я лежал и молча терпел. Минут через пять она разжала зубы… Я обнял ее – она лежала ко мне спиной, так мы с ней и уснули обнявшись… Романтика…

В ту ночь я снял с ее запястья феньку. Плоский обруч, обтянутый черной кожей… Она пыталась вернуть, кусалась, таскала меня за волосы, но я не отдал. Жанна сказала, что не отпустит мой хайр. Так мы и шли с ней по улице! Я с фенькой, она – с моим хайром в руке. Прохожие оглядывались… Она смеялась! Ну как было не влюбиться в нее? Дикое цыганское чудо.

Какое-то время мы не виделись, она в подвал не заходила. Только передавала через Помазея, чтобы я вернул феньку. Помазей – еще один персонаж. Мы вместе играли хардкор в группе «Jack Daniel’s» – второй подвальной банде. Помазей был вокалист, я – гитарист, на басу играл Крис – приятель Даймонда, на барабанах – сначала Даймонд, потом Бес. Чувства бущевали во мне. Я написал стихи про Жанну и попросил Помазея ей передать. «Робкая улыбка с тайною желанья… Тихая ошибка в хоре мирозданья…» Через пару дней Жанна пришла в подвал. Она смотрела на меня и улыбалась. А потом сказала: «Ты как-нибудь заходи!» Это был рай…

На улице шел дождь. Я выбрался из подвала и подумал: «Пофиг!» И пошел к ней. Капли падали с неба… На руки… На лицо… Их становилось все больше. Капли превращались в теплые струи. Стена дождя выросла передо мной. Я шел сквозь нее… К своей любимой. Девочке с каштановыми волосами. И одинокой косичкой в водопаде теплых прядей. «Волосы темнеют мятно-пряной смолью… Губы пламенеют нежностью и болью.» Кожаная фенька обнимала запястье. Это была частица Жанны. Девочки, которую так любил. И даже не коснулся… Никогда… Только случайно… На один миг. Наверное, она ждала… А я не мог просто взять и подойти. И обнять ее… Она была для меня как ангел! Ее все звали на пьянки. Она везде тусовалась. И наверное, все у нее было с парнями. А я не мог… Я не прорвался сквозь стену дождя! Не знаю почему… Я так хотел! Потом она нашла бойфренда, и я ушел навсегда. Она встречала меня… Приглашала в гости. Или поучить играть на гитаре. Я учил ее иногда… Но я не пришел. Зачем быть вторым? У бога… «Темно-карий волос между черных прядей… Нежно-алый голос, золото во взгляде.» «Это твои стихи?» «Да… О тебе…» «Спасибо! Как ты пойдешь? На улице дождь.» «Я не хочу идти!» «Возьми мой зонтик!» «Дождь – это ты…» «Нет… Ты…»

Шурику стукнуло двадцать лет… Не Длинному, а другому… Он решил отметить юбилей с размахом! Как человек широкой души и блатной мамы, Шурик достал почти халявные путевки на Красноярское море для всей подвальной тусни! Не поехали только Даймонд и Волосатый. Первый – потому что был сноб и презирал «вонючие сборища людей». Второй… А хрен даже знает! Странно, что Волосатый пропустил такое шоу. Витя Бачер – и тот поехал. Путевку для него Шурик сам купил. Красноярское море – это водохранилище рядом с Красноярской ГЭС. Там было прикольно, по берегам стояли поселочки с летними домиками. Мы заняли два домика и зависли на пару дней… Этого хватило, чтобы поставить на уши все вокруг.

Шурик поехал на море не просто так! Он хотел оттрахать Олю. Красивую милую девочку, нашу ровесницу, мы с ней когда-то учились в школе. Я был влюблен в нее с третьего класса, но как-то не срослось… А Шурик недавно встретил ее на дискотеке и запал… На Олю все западали! Она дразнила Шурика и вдруг срывалась с крючка… Поездка на море была последним шансом. Он купил путевки для Оли и ее подруги… Намек прозрачней некуда… Можно сказать – он подписал себе приговор.

На море Шурик узнал все коварство женской души… А что ты хотел, чувак? Это тебе не Таню без гондона отпереть. Это высшая лига… Приз, который не достается никому… И даже ей… Оля опрокинула пару стаканов и слетела с петель… Сначала она трахнула мой мозг. Устроила стриптиз под песню «I mad about you». Мы танцевали вдвоем и по очереди срывали шмотки. Разделись почти до трусов… Я подумал – охренеть! И на моей улице камаз с пряниками навернулся! Но это была тележка с прошлогодними сухарями. Оля пошла зажигать на улицу, познакомилась с пьяными мужиками и свалила к ним… Шурик искал ее как безутешный принц, нашел бухую в ноль под деревом… Что она творила всю ночь? Никто не знал…

Я тоже был на взводе, и когда Шурик оттащил пьяную Олю к себе, я проник к ним в домик и попытался залезть в постель… К ней… Шурик взвыл как раненый зверь, вытолкал меня взашей, сорвал с моей руки черную кожаную феньку и зашвырнул далеко в траву… Ту самую! Которую я с Жанны снял… Это был перебор… Я матерился на все Красноярское море… Бедные люди… Приехали отдохнуть, а тут такое… Все сидели в домиках и дрожали. А жестокая драма набирала обороты и катилась под гору как снежный ком.

Я ползал на коленях пьяный в говно, искал в траве заветную феньку и орал: «Шурик, сука! Ты труп!» Бог услышал мои мольбы, и фенька нашлась. Я надел ее на руку… И суперсила вернулась ко мне! В голове сверкало одно кровавое слово: «МЕСТЬ!» Я вернулся к домику Оли и Шурика и попытался открыть дверь. Но Шурик запер замок изнутри. Он стоял на веранде, угорал и показывал мне торжествующий «фак»! Но ничто не остановит пьяного Вечера… Я как терминатор долбанул кулаком в окно и разбил стекло… Я даже не порезался! Жидкий металл… Такая тема… У Шурика челюсть отпала, он понял – это конец! Я открыл замок и вытащил подлого друга на улицу. Мы хлестались с ним до утра. Он потом хвалился, что навешал мне звездюлей. Но я был почти без синяков. А у Шурика распухло все лицо… Охрененная победа! Все равно, что говорить о том, что Гитлер выиграл войну. Просто потом его все достало! И он поставил этому миру «ноль».