Текст книги "Герой 90-х. Душевное интервью"

Первый шов на моей черепушке

Я учился во второй физмат-школе города Москвы. У нас была учительница по русскому языку и литературе, которую звали Бегемотик. Своё прозвище она получила, потому как имела интересной формы живот, словно к пупку ей кто-то приставил небольшой аккуратный тазик донышком наружу. Вообще ей было около пятидесяти. Ещё удивлял её нос – большая приплюснутая картофелина – несовместимый с остальными интеллигентными чертами лица и как бы пересаженный от другого донора. Поэтому она всю свою страсть отдавала родному предмету, и прямо-таки дышала отечественными классиками. Приходилось поневоле нюхать Гоголя с Достоевским и зазубривать Лермонтова. Конечно же она была заслуженной учительницей СССР, ездила на слеты учителей русского языка и литературы, где они с коллегами обменивались свежими сплетнями и в том числе отрывками из школьных сочинений. Каждый раз после профессиональных посиделок она привозила нам новую коллекцию ученических перлов.

Пожалуйста, скажи мне, читатель, как можно запомнить такое и нести с собой по жизни более сорока лет? У нас в классе, понятно, были свои подобные «авторы», например моя соседка по парте выдала: «…для образования детей был приглашен новый учитель». Весело, конечно, но до альманаха «всесоюзных гениев» не дотягивает совершенно. Ещё я помню, как вызвали двоечника Клячкина к доске читать наизусть письмо Татьяны к Онегину. Он, естественно, ни в зуб ногой. Пока шел к доске, ему доброхоты начитывали пушкинские строфы. Он вышел и пафосно продекламировал, что запомнил: «Я вам пишу, чего же боле, кончаю: страшно перечесть!» Мы гоготали, как гусаки на лугу, и, правда, сложно сократить Александра Сергеевича ещё больше. Но это всё не то.

Близится конец урока, Бегемотик открыла свою тетрадочку, чтобы представить нам последние творческие испражнения школьников Советского Союза:

• Поручик был так аккуратен, что каждое утро мочился одеколоном.

• Катерина ехала в карете с поднятым задом.

Все прыснули: поручик и Катерина прямо перед глазами трясутся в карете.

• Челкаш сидел на дне лодки, и из его штанов было видно его пролетарское происхождение.

И что-то ещё в том же духе. Классу дурно. Мы пунцовокрасные, уже нет сил смеяться. Я судорожно хватаю воздух, как альпинист на Эвересте. Она продолжает:

• Дубровский и Мария сношались через дупло.

• Когда Галина сошла со сцены, председатель влез на неё.

Это полный разрыв. Казалось бы, уже нечего добавить, и тут Бегемотик решает поединок мощным джебом, контрольным в голову.

• Некрасов в старости был прикован к постели раком!

Ядерный взрыв. Я не удержался и упал со стула в проход, ударившись о парту в соседнем ряду справа. Голова пробита, фонтанчиком брызнула кровь. Я заткнул рану пальцами, и всё равно, несмотря на болевой шок, лежал на пыльном полу, продолжая истерично ржать. Это ж надо так оконфузиться, дитё хотело выразиться политературнее, посимпатичнее, бежало банальщины и простоты. И выдало фантастический шедевр.

Конечно, ты скажешь, потому и запомнил, что голову разбил. Благодаря удару в мозгу, якобы, появилась дополнительная извилина, куда и записались навсегда эти отрывки. Ну, может быть, может быть… И всё равно до сих пор у меня имя нашего знаменитого поэта и классика Некрасова отождествляется с этой фразой, а не с головной болью и иголкой с лигатурой, которой зашивали мой непутевый череп. Я помню не «Кому на Руси жить хорошо» и «Деда Мазая», а в первую очередь вижу несчастного старика на кровати в нелепой позе с морщинистым задом и выпученными глазами. И да, кстати, Николай Алексеевич сам постоянно всех в карты раздевал…

И ты спрашивал: что же меня вдохновляет.

Читатель: Да.

Я очень люблю космос, бесконечные просторы нашей огромной Вселенной. Меня будоражит астрофизика до глубины души: восхищают черные дыры, бесконечные потоки нейтрино, гравитационное искривление пространства и далекие гигантские блазары. Я просто обожаю звёзды, ночное небо меня завораживает и рождает поток метафизических образов. Я вглядываюсь в белую мерцающую полосу, протянувшуюся от края и до края черной бархатной подушки, и думаю: «Ну, как Вы там без меня?» Мне часто кажется, что сам я прилетел откуда-то из далекого космоса: из Магелла-нового облака или Крабовидной туманности. Когда мой звездолет аварийно приземлился на эту слишком голубую сегодня планету, я, видимо, ударился головой, и теперь не могу вспомнить, где я, собственно, взлетел. Какие-то смутные образы: поросшие ползучими актинидиями разноцветные скалы, говорливые свистуны-тлигликане и сверкающие иридием и кобальтом небоскрёбы на бежевых облаках…

И я не один такой: спрашиваешь у милой девушки, откуда ты родом, красавица? Она отвечает, например: из Пензенской области. А в какой Галактике ты живешь? Скажи свой полный адрес – не знает. Тоже приземлилась неудачно, маршевые двигатели на реверс не переключились. Запомни, прелестная: мы живем в галактике Млечный путь! И адрес наш звучит так: Галактическая нить Персея-Пегаса, комплекс сверхскоплений Рыб-Кита, Местная группа галактик, галактика Млечный Путь, рукав Ориона, Солнечная система, планета Земля! И уже потом: Евразия, Россия, Пензенская область, город Никольск, например.

Бетельгейзе

Вот я и смотрю в августовское ночное небо. Мириады звёзд влекут меня за собой, я жду метеорный поток Персеид, чтобы загадывать и загадывать желания, а голова начинает кружиться в завораживающем бесконечном танце, называемом Жизнь! И это самый потрясающий момент. И пусть весь мир подождёт, а в особенности эти подлые комары.

Представляете, в галактике Млечный Путь, в которой мы сейчас проживаем, находится 400 миллиардов звезд. Представляете? Я вот, например, не могу представить, хотя и очень стараюсь. Если бы за каждую из них мне дали по копеечке – у меня бы на счету стало 4 миллиарда рублей! Совсем неплохо. Звёзд очень-очень много. Даже если принимать во внимание тот факт, что разглядывать мы можем только два миллиарда небесных бусинок, светящихся в оптическом диапазоне. Остальные – это коричневые карлики и нейтронные звезды. Их видит знаменитый космический телескоп «Джеймс Уэбб». Но всё равно 2 миллиарда видимых звезд и это только в нашей галактике – грандиозное количество, и Солнце, наше любимое солнышко – всего лишь одна из них. Это поистине грандиозно! Какие громадные объемы материи в одной галактике, а таких галактик только в нашей Вселенной – бесчисленное множество.

Среди видимых звезд есть и очень большие, например Бетельгейзе. Это красный сверхгигант, светимость её около ста тысяч солнечных, а диаметр такой, что, если её центр поместить на место Солнца, то она поглотила бы собой и Землю, и Марс, и даже, возможно Юпитер. А расстояние до неё всего-то ничего 550 световых лет. Практически соседи.

Мне нравится само название её – Бетельгейзе, в нём есть что-то мистическое и загадочное. В 2007 году, вдохновленный этим знанием, я направил на неё ручной телескоп “Veber”, влюбился и написал песню:

 
Далёкая Бетельгейзе зовет меня, манит меня,
Плазменный гейзер сверкающего огня!
 

Песня получилась красивая и лиричная, я её часто исполняю в компаниях и на концертах. Я думал, что она рок-баллада, а, оказалось, что её туристы у костров поют…

Однажды на фазенде у друзей я спел эту песню под гитару и познакомился с Оленькой. Это девушка 35 лет, хотя выглядит моложе, ростом 170 сантиметров с ладной фигурой и довольно внушительным бюстом. Оленька произведена в городе Никольске Пензенской области, где находится очень известный хрустальный завод «Красный гигант». Само словосочетание «красный гигант» вызывает какие угодно ассоциации, в том числе и со звездой Бетельгейзе, но только не с хрусталём. И я подумал – это судьба, эта девушка тоже из космоса, и нам однозначно по пути.

Уединившись, я стал рассказывать Оленьке про эту огромную звезду, про то, что она скоро взорвется и станет самой близкой за всё время существования человечества вспышкой сверхновой звезды. В результате на небе в течение нескольких месяцев она будет видна, как яркая полная луна, так сильно будет светиться её корона. И, возможно, она уже взорвалась и пускай даже 500 лет назад, так как такие большие яркие звезды долго не живут: от силы каких-то 300–500 миллионов лет. Но свет её взрыва мы увидим только через 50 лет. Точнее: ты, Оленька, увидишь, а я навряд ли.

Я вожу левой рукой, как указкой, по бескрайнему космосу, а правой обнимаю девушку за талию. Тестостерон перетек в воспаленный мозг, глаза умаслились, дыхание участилось, первобытная энергия продолжения рода забурлила внутри. Вдохновенно продолжаю витийствовать: и сама ты, Оленька – космическая принцесса, сотканная из пыли гигантской древней звезды, типа Бетельгейзе. Представляешь, давным-давно, пять миллиардов лет назад ради тебя нам пришлось уничтожить огромную звезду! Иначе ничего бы не вышло. Наше любимое Солнце в своей раскаленной духовке печёт сейчас ядра гелия, это всего лишь второй по массе элемент в таблице Менделеева, а перед смертью через пять миллиардов лет в его выпечке будет, возможно, и углерод. А из этого набора атомов девушка не получится, как ни крути! Получается, чтобы сделать очаровательную девушку, надо взорвать сверхгигантскую звезду, типа Бетельгейзе, а чтобы длительно освещать и обогревать прелестницу отлично подойдет и наше Солнце!

В тебе, красотка Оленька, и на Земле есть весьма тяжелые атомы, такие как, например, золото. Оно не принимает участие ни в каких обменных белковых процессах, и без драгоценного металла сформировалась бы жизнь в том самом виде, как мы ею живем, но не была бы столь прекрасной. А также внутри тебя есть цинк, медь, селен и другие элементы, без которых сама наша жизнь невозможна. А эти достаточно весомые атомы могли быть произведены только в звездной лаборатории очень крупной звезды, как, например, Бетельгейзе. Перед смертью такая звезда коллапсирует, то есть очень быстро уменьшается в объеме, в ней резко увеличивается гравитация – и в результате внутри синтезируются очень тяжелые атомы. Потом она взорвётся, и часть её звездного вещества в виде грандиозного пылевого облака улетит в космическое пространство. А сама бывшая звезда снова сожмётся и станет черной дырой.

Моё возбуждение растёт, я всё сильнее прижимаю девушку к себе и продолжаю: так получилось, что на соседних планетах нет такого разнообразия атомов, как на Земле. Потому-то там нет и не может возникнуть жизнь и ослепительная Оленька в том числе. Выходит, я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что ты, Оленька – прекрасная звёздная принцесса!

И прекрасная звёздная Принцесса мне отвечает: «Всё это, конечно, хорошо: Млечный Путь, облака сверхновой пыли. Вот ты всё твердишь мне о звёздах и галактиках, а у меня черная дыра не после взрыва Бетельгейзе, а уже сейчас и в кармане! Ты мне поёшь о космосе, а у меня ипотека!»

Всё, к нам приехал ревизор, театр замер, зрители в партере не дышат.

Я быстро сорвался с небес на землю. Ещё минуту назад я безмятежно летал в своих воспалённых фантазиях, а теперь свалился в пике, и земля катастрофически приближается ко мне неотвратимым финалом. Это было жёстко, будто я пропустил могучий апперкот правой, и мои ноги потеряли контакт с полом, а голова – с разумом. Это было внезапно, как раскат грома и молния, ударившая в землю в пяти метрах от меня. Это было отрезвляюще, словно мою воспалённую голову полили жидким азотом из сосуда Дьюара. Я посмотрел на милую Оленьку с холодным брезгливым равнодушием и убрал правую руку.

Как так получилось, что мы потеряли связь со Вселенной и Богом, променяв бесконечность на ипотеку и прочую суету сует? Как мы продали бессмертную душу за желтый блеск вожделенного металла? Что ж мы за люди такие, раз Господь дал нам свободу, а мы стали рабами человеков! Эта жизнь не стоит и ломаного гроша, если вечером нет пяти минут, чтобы окунуться в бесконечное Небо!

Я мог бы рассказать тебе, мой дорогой читатель, про черные дыры, Большой взрыв и квазары, про волшебные тайны мироздания, но какой в этом смысл, если и у тебя, и у меня ипотека?!

Читатель: Я люблю слушать про космос. Астрофизика, новые открытия, новые гипотезы ученых – это волнует. Свежие фото с телескопа Джеймса Уэбба – это очень красиво. Но не понимаю, что тебя так расстроило, может у Оленьки конкретно завтра был очередной платеж, и потому она ни о чём другом думать не могла?

Меня расстроила не Оленька, а я сам. Она только хирургическим скальпелем вскрыла мою собственную проблему. Это я здесь распинаюсь про Бетельгейзе, а у самого текущие платежи, коммуналка, регистрации, долги и прочие материальные гири на ногах. Это у меня самого в голове ипотека, которая мешает видеть звёзды на небе.

Читатель: И ты ещё говоришь про чудеса?!

Да. Чудеса всё равно случаются и довольно часто! У меня в Швейцарии в 2015 году состоялась удивительную встреча, можно сказать, бизнес-рандеву, где мне рассказали невероятную историю, и я в результате написал большой роман. Он называется «Небесный принц». Я о нём обязательно расскажу.

Читатель: А мне кажется: чудеса, это для двадцатилетних, а то, может, и ещё раньше. Вы, сударь, излишне экзальтированны. Кругом бесконечные будни. Бывает, конечно, что-нибудь из ряда вон, но редко и, в основном, какая-нибудь неприятность. А если вдруг что-то хорошее, то я бы не назвал это чудом! Это просто краешек солнца и кусочек радуги после дождя.

Да, ты поэт, мой дорогой друг: «краешек солнца и кусочек радуги» – совсем неплохо. А по поводу чудес, так всё зависит от твоего взгляда на вещи порой весьма будничные. Жизнь все время преподносит нам сюрпризы, пусть не все из них нам приятны и полезны. Но, анализируя подарки судьбы, мы подчас совершаем открытия. И это удивление стоит того, чтобы жить. Самое большое чудо на свете – конечно, любовь. «Любовь – это свет, ради него мы здесь!» И вот тебе коротенькая сказочка о любви.

Коротенькая сказочка о любви № 1

В некотором царстве, в некотором государстве с названием СССР жил-был Я. На дворе мирно и застойно тёк 1990 год. Я весь из себя молодой и прекрасный ехал в метро на службу. Ленинградское время ноль часов ноль минут. Московское, впрочем, тоже. А работал я в центре в режиме сутки трое. По-видимому, я отлучился со своей каторги на короткое свидание и теперь усталый, но довольный возвращался назад. Вагон двигался в сторону метро «Площадь революции», в нём кроме меня находилось ещё четыре человека, но в другом конце.

А вот прямо передо мной там, где написано «не прислоняться», не только прислоняется, но и отчаянно сосётся молодая парочка. Если бы они целовались, я бы так и сказал. Но нет, они сосутся. Причем делают это из последних сил, как будто хотят своими ртами вывернуть друг друга наизнанку, как в голливудском ужастике. Парень довольно высокий, наверное, метр восемьдесят шесть-семь накачанный, но без рельефа, весьма мясной юноша лет восемнадцати, малиновый от выпитого. Лицо у него детское с характерным чубчиком, сзади и с боков стрижка короткая. Его пассия ростом значительно меньше его так, что стоит на цыпочках, как потом оказалось, весьма миловидная девушка лет семнадцати. Сейчас же она повернута ко мне спиной и кажется, что партнер держит её на весу своими мощными руками.

Очевидно, что это сука-любовь их окутала, одурманила маковым цветом, и сейчас отношения в высшей точке на графике страсти. Катарсис, как сказал бы Аристотель Зигмунду Фрейду. Или наоборот. Вдруг наш малиновый парубок могучими трицепсами оторвал свою прелесть за плечи, так что вакуум поцелуя уничтожился. Раздался звук причмокивания. Голова подружки по инерции даже слегка откинулась назад. Мхатовская пауза, Станиславский доволен и верит. Ромео глядит на неё бычьим влюблённым взглядом, глазами, соловыми от счастья и пивасика, и говорит: «Люблю тебя, нах!» А она ему, тая от блаженства, как шоколад Милка на батарее, в ответ: «Приятно, ёпт!»

Восторг и малиновый джем. Тайский массаж и лепестки роз в джакузи. Фух, дайте отдышаться! Представляете, какая чистая красота. Если это, по-твоему, мой строгий читатель, не чудо и не квинтэссенция любви, то я готов верным самураем без промедления сделать себе харакири! Или сэппуку. Или сначала одно, потом другое. Вот только кимоно в прачечной. И катана после переезда куда-то запропастилась. А вещь дорогая, мастера Хаттори Ханзо, не меньше. Вот найду это всё – и сделаю! Ничто меня не остановит. А значит, моё писание закончено.

Финал.

Что? Мне послышалось? Живи?

Вздох облегчения. Продолжение следует. И прямо здесь и сейчас.

Читатель: И часто ты собираешься употреблять матерные слова в романе?!

Я бы и рад обойтись без них совершенно, но в данном случае не знаю, как это сделать. Поэтому нижайше прошу прощения. И позволь мне рассказать здесь вторую маленькую сценку. Просто действо произошло примерно тогда же и в тех же декорациях.

Читатель: Конечно.

Коротенькая сказочка о любви № 2

Я снова в метро, и мне опять выходить на «Площади революции». Только на часах примерно 22:30, народу значительно больше и в вагонах, и на станциях. А передо мной снова «не прислоняется» парочка. Он типичный мачо, длинноволосый уверенный в себе шатен с несколько демоническим профилем, томный и расслабленный. Его лицо, и его поза излучают совершеннейший пофигизм.

Какое нелитературное слово «пофигизм»! Родом из ближайшей подворотни. Но чем заменить: безразличие, безучастность? Нет, не то! Может, индифферентность? Но тоже словечко не из «Войны и мира», Лев Николаевич бы попенял за такую кургузую лексику. Язык спотыкается, как пьяный о ступени парадного.

Нет, лицо шатена выражает именно самодовольный пофигизм! У мачо только что все сложилось к его конячьему удовольствию: и он в моменте, переживает интимное послевкусие и возможно, ещё соточку коньячку. А хорошенькая светловолосая девушка с немного сбившейся прической и слегка опухшими краснотой щечками хлопочет лицом и наполнена бурными переживаниями: то посмотрит на него влюбленно, то в поисках участия на нас, равнодушных зрителей своей драмы, и утрет слёзы бежевым платочком.

– Ну что я теперь ему скажу, Петь, ну, что мне делать?!

А Пете-то ой как хорошо, ему и ничего делать не надо, только досмаковать свой кайф, добраться до дома, сходить в душ и блаженно лечь спать.

– Не надо Маш, не надо. Может тебе лучше проехать станцию, потом вернуться с обратной стороны. Или сойди сейчас, спрячься за колонной, отдышись и только потом выходи.

– Я не знаю, Петь, он же всё поймет, он всё чувствует… Может, признаться, что мы теперь вместе?

А Пете всё до лампочки: признаться, не признаться, Серебряный кубок победы уже на красном бархате его триумфа.

– Я бы на твоём месте повременил Маш, надо всё устаканить, где будем жить, чего там и как. Всё слишком зыбко. А хочешь, скажи. В общем: смотри, как знаешь…

Маша снова утерла набежавшие слезы, голос свыше объявил «Площадь революции», она порывисто поцеловала Петю в губы и выскочила на платформу. Я вышел вслед за ней. Посреди зала скучала довольно высокая интеллигентная фигура в очках с букетиком из трех красных роз. Маша, ускоряясь, рванула к ней. «Серёжа!» – вскрикнула она, перекрывая своим сопрано стартующий поезд метро, и оторвав каблучки от мраморного пола, повисла на шеё удивленного Серёжиного лица.

Занавес.

Читатель: И какая же здесь любовь?

Вот такая у нас любовь! Уценёночка второй сорт, в магазине уже других не было…

Читатель: Но он же её не любит!

И что?! Я бы возразил. Чувство большое и взаимное. Демон и Маша оба любят его, Демона.

Читатель: Ну, ладно.

Часть II
Детство

О, это была прекрасная пора! Деревья были большими, солнце ослепительно ярким, хлеб невероятно вкусным, трава зеленой (и в голову ещё не приходило её покурить)! Сейчас, хотя и приходит, но я этого стараюсь не делать. А когда мне стукнуло лет примерно десять, один соседский мальчик предложил покурить опавших листьев. Гадость, впрочем, отвратительная. Если решитесь курить, хотя мы с Минздравом Вам очень не советуем, то лучше какие-нибудь другие листья.

В детстве всё ещё, слава Богу, впереди. И это волнует, и дышишь сладким ароматом будущих великих свершений грудью, полной радужных надежд. А потом уже глубоко во взрослой жизни, понимаешь, что это всё уже позади. Или как сказала супруга одного незадачливого дядечки, которому в метро турникетом прищемило пакет с продуктами (и в том числе куриными яйцами): «У всех нормальных мужиков яйца спереди, а у тебя, лошара, сзади!» Так что теперь уже многое позади, в том числе и яйца – и это огорчает! А тогда я с радостью ходил в школу, хорошо, почти на все пятерки учился и мечтал быть великим певцом.

Да, я хотел быть великим певцом, и очень ярко представлял себе, как я ухожу со сцены весь в цветах под бурные несмолкающие аплодисменты благодарной рыдающей от счастья публики. Как я перед этим на самом деле пел, мне виделось плохо. Да, это не важно! Великий певец, если он и вправду велик, обязан уметь красиво уйти со сцены. Само пение, как показывает нам опыт отечественной эстрады, вторично.

Целых два долгих года я проходил в музыкальную школу. У нас дома было пианино, я довольно скоро разучил классические фортепьянные произведения, такие как «Собачий вальс», «Чижик-пыжик», «Жили у бабуси…»! «Лунная соната» мне очень нравилась, но детские мои пальчики, заплетаясь, вместо Бетховена воспроизводили временами какую-то какофонию, и это меня невероятно злило. История о том, что бедняга Людвиг оглох к старости, вызвала во мне живое сочувствие, и я простил гению сложность его божественных нот. Но перед своими замечательными любимыми предками я поставил вопрос ребром: «Либо я, либо Бетховен!» И всё. Мои хождения в музыкалку на этом закончились.

Читатель: откуда ты черпаешь замечательные сюжеты, что это за живительный родник твоего и вообще творчества?

О! Благодарю за столь высокую оценку. Мой ответ на первую часть вопроса – Жизнь. Все мои сюжеты взяты из моей непутевой жизни, и многое из того, что я рассказываю, уже не повторится никогда. Что-то к сожалению, а что-то к счастью. Я родился в Москве в эпоху «застоя», рос, когда наш Советский Союз близился к закату, мужал, когда страна агонизировала и приказала долго жить в 1991–1993 годах. Мне в то время было уже 27 лет. Я отучился в школе, в военном вузе, поработал 6 лет офицером шифрсвязи и даже немного повоевал в Анголе. Меня «добрые люди» подстрелили из автомата в грозовые 90-е, я долго и тяжело недужил и практически умер. Выжил я благодаря загадочному и неземному человеку, которого называю и считаю Ангелом.

На обломках СССР рождалась болезненно и мучительно росла наша новая Россия. Я уволился из органов, стал бизнесменом, руководителем благотворительной организации, одно время был депутатом и несколько лет чиновником. У меня 3 высших образования и степень кандидата юридических наук. У меня двое детей. Затем я был осужден по заказному делу, статьи уголовного кодекса были, естественно, экономические, в том числе, конечно, мошенничество. Я сидел в тюрьмах и на зоне несколько лет. В тюрьме от безделья я начал писать. Я писал ноты, стихи и прозаические наброски. Чем время от времени продолжаю заниматься и до сих пор.

Теперь отвечу на вторую часть вопроса про живительный родник. Я думаю, что источник моего и всякого творчества – это сексуальная энергия. В этом со мной соглашаются и различные товарищи йоги в загадочной Индии. Любовные и эротические переживания, накапливаются, сублимируются и выливаются рифмами и строчками на листы бумаги, нотами – на струны и клавиши, красками – на мольберты.

Читатель: И всё же, приведи мне пример недавнего чуда, и, соответственно, свежего открытия Америки, которое ты в результате сделал?!

Да, легко и непринужденно. Тоже коротенькая история. И здесь тоже, к сожалению, придется пропеть бранные слова. Но совсем немножко. Вот, послушай.