Текст книги "Ядерная война: уничтожить друг друга!"

Такую массу войск и техники было совершенно нереально оставить одним-двумя ядерными взрывами. Взрыв бомбы самой первоначальной конструкции был слабоват даже для того, чтобы уничтожить хотя бы один из плацдармов, занятых советскими войсками. Бомба мощностью 20 килотонн имеет площадь поражения около 20 кв. км. Магнушевский плацдарм имел 44 км по фронту и 15 км в глубину, то есть около 660 кв. км. На этой площади командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков сосредоточил около 400 тысяч человек при 8700 орудиях и 1700 танках и САУ. В среднем на квадратный километр плацдарма приходилось около 600 человек, 13 орудий и 2 танка. Ядерный взрыв в 20 килотонн накрывал зоной поражения около 3 % площади плацдарма и мог поразить около 12 тысяч солдат, 260 орудий и 40 танков. При этом надо учитывать, что за плацдарм велись ожесточенные бои, и он был хорошо оборудован в инженерном отношении, войска находились в укрытиях и полевых укреплениях, что резко уменьшает поражающую силу атомной бомбы.

Таким образом, ядерный удар по плацдарму, если бы он и был осуществлен, то он не смог бы остановить не только Красную Армию в целом, но и не смог бы даже повлиять на наступательные возможности одной отдельно взятой ударной группировки войск одного 1-го Белорусского фронта. В стратегическом смысле, для нацистской Германии ядерный удар по советским войскам был бы совершенно бесполезным.

В первую очередь – атомная энергия

Чтобы окончательно добить версию о гонке за «сверхоружием», нужно обратиться к давно известным фактам, что по крайней мере в Германии и в СССР внутриатомная энергия рассматривалась как источник энергии для машин, а не как взрывчатка.

Еще в апреле 1939 года, профессор Гёттингенского университета Вильгельм Ханле во время совещания в Имперском министерстве науки, образования и народной культуры изложил идею построения машины, которая использует энергию атомного распада урана, которая называлась «урановой машиной» или «урановой печью»¹⁵. После серии обсуждений, в которых принял участие и Вернер Гейзенберг, немецкие физики сошлись на идее построения «урановой машины» на основе цепной реакции, и в этом духе Гейзенберг составил доклад «Возможность технического получения энергии при расщеплении урана», представленный 6 декабря 1939 года в Управление вооружений Вермахта.

После ряда опытов, в конце 1941 года Гейзенберг утвердился в мысли, что возможно создать «урановую машину», пригодную для получения пара, а, стало быть, способную приводить в действие электрогенераторы, паровые машины или турбины. Вплоть до конца войны эта группа ученых пыталась создать работоспособную «урановую машину» и запустить на ней цепную реакцию. Ставки были весьма высоки. 26 июня 1942 года Пауль Хартек, занимавшийся центрифужным обогащением урана, направил доклад в Управление вооружений Вермахта, в котором описывал два типа «урановых машин», одна из них на природном уране, а другая – на обогащенном. По его словам, второй тип «урановой машины» можно было установить на какой-либо боевой машине, например, на подводной лодке¹⁶.

Предложение об оборудовании подводной лодки «урановой машиной» было более чем своевременным. Летом 1942 году в битве за Атлантику перевес сил стал склоняться в пользу союзников, которые стали наращивать противолодочные силы и авиационное прикрытие атлантических конвоев, на вооружении стали появляться новейшие средства: приборы ночного видения и радары, в том числе установленные на самолетах. В апреле 1943 года началось наступление на немецкие подводные силы в Атлантике, резко возросли потери. Если в начале 1942 года потеря одной лодки приходилась на 40 потопленных торговых судов, то в конце 1942 года – уже на 10 торговых судов. В мае 1943 года для немецкого подводного флота разразилась катастрофа – было потеряно 43 лодки, или 25 % оперативного состава. Дизель-электрическим подводным лодкам требовалось всплывать для подзарядки аккумуляторных батарей, и в надводном положении они были наиболее уязвимыми. Немцы в конце войны прилагали огромные усилия к тому, чтобы создать лодку, способную все время находиться под водой. «Урановая машина», установленная на подводной лодке, бесспорно, была бы крупным рывком вперед и могла бы повернуть ход войны на море в пользу Германии.

И после поражения Германии, пленные немецкие физики настаивали на том, что занимались в первую очередь атомной энергетикой. В мемуарах Лесли Гровса приведено заявление группы немецких физиков-ядерщиков, составленно 7 августа 1945 года, после атомной бомбардировки Хиросимы. В нем ясно не недвусмысленно говорится о том, что «урановая машина» была приоритетом работ: «В начале войны была образована группа из ученых, которые получили указания исследовать практические применения этого открытия. В конце 1941 г. предварительные исследования показали, что атомную энергию можно использовать для получения пара и, следовательно, для приведения в движение различных машин. С другой стороны, учитывая технические возможности, доступные в Германии, в тот момент нельзя было создать атомную бомбу. Поэтому все последующие работы были направлены на создание атомного двигателя, для чего, кроме урана, появилась необходимость в тяжелой воде»¹⁷.

Совершенно аналогичным образом представляли себе перспективы использования атомной энергии и советские физики. В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман и В. Г. Хлопин 12 июля 1940 года отправили записку на имя заместителя председателя СНК СССР, председателя Совета химической и металлургической промышленности Н. А. Булганина, в которой говорили о технической возможности использования внутриатомной энергии: «Нетрудно увидеть, что если вопрос о техническом использовании внутриатомной энергии будет решен в положительном смысле, то это должно в корне изменить всю прикладную энергетику¹⁸.

Как видим, советские и немецкие физики мыслили в одном и том же направлении и практически синхронно. При этом, в Советском Союзе мысль о ядерном оружии была первоначально отставлена. Заявка на использование урана в качестве взрывчатки была подана В. А. Масловым и В. С. Шпинелем 17 октября 1940 года. Однако, в заключении НИХИ Наркомата обороны СССР от 29 января 1941 года, подписанного профессором А. Глуховским, заявка была отклонена¹⁹.

Авторы заявки предлагали конструкцию бомбы, очень похожую на имплозивную схему плутониевого «Толстяка»: уран в заряде размещался в пирамидальных секциях, которые разделялись перегородками, содержащими вещества, поглощающие нейтроны. Эти перегородки уничтожались взрывом сильного взрывчатого вещества, возникала цепная реакция и ядерный взрыв. Любопытно то, что в заявке предполагалось применять бомбу против крупных городов: «Построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов как Лондон или Берлин, очевидно, не явится проблемой»²⁰. В заключении на эту заявку указывалось, что конструкция бомбы явно неудачная и весь блок урана не взорвется. Впрочем, в конце указывалось, что данное заключение не направлено против научной работы по урановым взрывам.

На этом обсуждение военного применения урана не закончилось. Судя по документам, развернулась дискуссия, как лучше ее применить: в качестве источника энергии или в качестве взрывчатки. Тот же самый В. А. Маслов в феврале 1941 года написал письмо наркому оборону СССР Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко, в которой предложил рассмотреть оба варианта: «Так как при этом для получения колоссального количества энергии требуется совсем небольшое количество вещества, то и использование этого источника энергии, например, на саомлетах, сделало бы радиус их действия практически бесконечным. В равной мере это относится и к морским кораблям и танкам. По всей вероятности, вышеуказанная разновидность урана сможет быть применена и в качестве взрывчатого вещества неслыханной до сих пор силы, продукты которого к тому же будут являться сильнейшими и специфически действующими отравляющими веществами»²¹.

Решающее слово в этой дискуссии оказалось за директором Радиевого института Академии Наук СССР, академиком В. Г. Хлопиным. Материалы прислали ему, и он 17 апреля 1941 года дал свое заключение по поводу этих идей. Хлопин высказался в целом против ядерного оружия: «Даже если бы и удалось осуществить цепную реакцию деления урана, то использование выделяющейся при этом энергии, весьма большой (на 1 кг превратившегося урана эквивалентной той энергии, которая может быть получена при сгорании 2,1·106 килограмма угля) целесообразнее было бы использовать для приведения в действие двигателей, например, для самолетов или других целей, нежели взамен взрывчатых веществ»²².

Таким образом, приоритеты были расставлены, и вплоть до августа 1945 года, в СССР атомный проект развивался по пути освоения атомной энергии и построения реактора. Даже во время войны ядерное оружие вовсе не было абсолютным приоритетом в советском атомном проекте, на что указывает Распоряжение ГКО № 2872сс от 11 февраля 1943 года, в котором руководителя спецлаборатории атомного ядра И. В. Курчатова обязали представить в ГКО к 5 июля 1943 года «доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива»²³.

Это очень многозначительный документ. В нем отдаются указания о передаче спецлаборатории атомного ядра 25 тонн мягкого железа, тонну стальных бесшовных труб, две тонны красной меди и тонну красномедных труб, 30 кг нихрома, 5 кг серебрянного припоя, 1 кг серебра и 1 гр радиотория. После решения всех этих важнейших хозяйственных вопросов, последним пунктом дается указание Курчатову сделать работы и представить доклад о том, можно ли создать урановую бомбу.

Идет война. Только что выиграна Сталинградская битва, первая крупная и успешная наступательная операция за войну. Враг еще очень силен и не сломлен, он готовится к тому, чтобы вернуть себе стратегическую инициативу. Назревает одна из крупнейших битв Великой Отечественной войны – курская, которая произошла как раз в те дни, когда Курчатову было указано сдавать свой доклад. В этих условиях «сверхоружие» очень бы пригодилось. Но мы видим поразительную картину того, как тема о возможности создания ядерного оружия в распоряжении ГКО, то есть лично Сталина, поставлена после распределения железа, меди и никеля с серебром.

Если бы гонка за этим самым «сверхоружием» имела бы место в действительности, и Советский Союз в ней бы участвовал, то Сталин требовал бы от физиков скорейшего создания бомбы, требовал бы от них ежедневных отчетов о проделанной работе, наподобие того, как отчитывались о выпуске танковые, авиационные и артиллерийские заводы. Было бы множество документов, в которых остались бы следы этой напряженной работы. Собственно, это и происходило в 1945–1949 годах, когда атомная бомба действительно создавалась.

Итак, это распоряжение ГКО наглядно показывает, что в СССР во время войны атомная бомба вовсе не считалась ни способом «завершить войну», ни даже первоочередной темой научно-конструкторских разработок для нужд армии и военного хозяйства. Имевшиеся на тот момент оценки мощности урановой бомбы в сочетании с характером войны, в которой сталкивались многомиллионные, моторизованные армии на фронте протяженностью в две с половиной тысяч километров, не обещали, что атомная бомба прекратит войну, да и вообще будет способна нанести хоть сколько-нибудь существенный урон противнику. Удачная фронтовая наступательная операция с «котлом» наносила урон противнику гораздо больший, чем могла тогда пообещать атомная бомба даже в самых радужных мечтах. А что до бомбардировки городов, то и в СССР, и в Германии предпочитали города не разрушать бомбами, а захватывать.

Страх, поражения и писатель-фантаст

Представление о том, что атомная бомба – это «сверхоружие», с очевидностью пошло из Великобритании и США. Эти были две страны, чья атомная программа изначально пошла по пути создания именно ядерного оружия. Но почему?

Интересно то, что в многочисленных публикациях описание принятия политического решения о разработке именно ядерного оружия в США и Великобритании явно подгоняется под заранее известный ответ. Мол, атомная бомба была «сверхоружием», лидеры этих стран первыми оценили эти перспективы и вложили в реализацию атомного проекта огромные средства, и получили на выходе профит.

Однако, приведенные выше данные вполне определенно говорят, что в 1940–1941 годах состояние знаний о цепной реакции деления урана было таково, что нельзя было определенно сказать, как можно использовать огромную внутриатомную энергию. Ведущие физики-ядерщики сами не знали точного ответа на этот вопрос, не было единогласия ни по поводу критической массы урана, достаточного для неуправляемой цепной ядерной реакции, ни по поводу осуществимости контролируемой ядерной реакции. Не были еще известны многие важные детали, необходимые для практического создания урановой бомбы. В начале 1940 года было известно лишь, что критическая масса урана-235, необходимая для начала цепной реакции, должна была, согласно расчетам Отто Фриша и Рудольфа Пайерлса, составлять около килограмма. Получение такого количества урана-235 выглядело реализуемой задачей, но все равно, знаний для изготовления бомбы было еще очень мало, да и сам этот расчет, как позже выяснили, был ошибочным.

Решение начать создание атомной бомбы не вытекало из научных разработок, оно определенно имело другие основания, о которых авторы многочисленных работ практически ничего не говорят. Этим основанием был страх.

Значительная часть физиков-ядерщиков, оказавшихся в Великобритании и США, была представлена немецкими евреями, бежавшими от нацистов. Например, вдохновителем работ по урану в Великобритании был бежавший из Германии Рудольф Пайерлс. С началом Втором мировой войны и быстрым продвижением немецкой армии в Европе, у них, конечно, зародился сильный страх, что нацисты могут добраться до них и в новом убежище. Этот страх и заставил их схватиться за только что открытую цепную реакцию деления атомов урана и обещать создать на этой основе «ужасное оружие».

Их обещания упали на благодатную почву. Англоговорящее общество в Великобритании и США было уже давно подготовлено к восприятию идеи всеуничтожающей бомбы, с помощью которой решаются большие политические проблемы. Огромную роль в этой подготовке общественного мнения сыграли писатели-фантасты, описавшие в своих романах подобную бомбу за десятилетия до ее реального появления. Уже в 1895 году появился роман Роберта Кроми «Трубный глас», в которой описывалась сверхмощная бомба, способная расколоть земной шар²⁴. Это были только первые пробы, но вскоре появился роман, которому было суждено сыграть поистине вдохновляющую роль.

В 1914 году вышел в свет роман Герберта Уэллса «Освобожденный мир», в котором описывалась война с применением ядерного оружия, живописалось уничтожение городов с помощью ядерных бомб.

Этот роман был удивительным тем, что на его появление сильно повлияла наука. Уэллс, перед тем, как засесть за роман, прочитал книгу Фредерика Содди «Объяснение радия», появившуюся в 1908 году. Из этой книги известный писатель-фантаст вывел возможность ядерного взрыва и его применения в войне²⁵. Вот как он описывал ядерную бомбардировку Берлина французским аэропланом: «Полыхнуло ослепительное алое пламя, и бомба пошла вниз – крутящийся спиралью огненный столб в центре воздушного смерча. Оба аэроплана взлетели вверх; их подбросило, как мячики, и закружило. Авиатор, стиснув зубы, старался выправить потерявшую устойчивость машину. Его тощий помощник руками и коленями упирался в борт – он закусил губу, ноздри его раздувались. Впрочем, он был надежно закреплен ремнями…

Когда он снова поглядел вниз, его взору предстало нечто подобное кратеру небольшого вулкана. В саду перед императорским дворцом бил великолепный и зловещий огненный фонтан, выбрасывая из своих недр дым и пламя прямо вверх, туда, где в воздухе реял аэроплан; казалось, он бросал им обвинение. Они находились слишком высоко, чтобы различать фигуры людей или заметить действие взрыва на здание, пока фасад дворца не покачнулся и не начал оседать и рассыпаться, словно кусок сахара в кипятке. Тот, кто сбросил бомбу, посмотрел, обнажил в усмешке длинные зубы и, выпрямившись, насколько ему позволяли ремни, вытащил из ящика вторую бомбу, прокусил втулку и послал следом за первой».

Основная мысль романа состояла в том, что война началась из-за несовершенства и острых противоречий внутри старого общества, а ядерная война нанесла такой сокрушительный ущерб, что потрясла воюющие общества до основания и сделала возможным установление единого мирового правительства, которое провело всестороннюю рационализацию всей экономической и общественной жизни. Ядерная война привела к построению прекрасного, рационального и процветающего мира.

Этот роман, видно, очень сильно резонировал в создании людей, увидевших начало Второй мировой войны. Все было очень похоже на то, как это описывал Уэллс: нарастание кризиса, безработица, нищета, формирование «Центральных Европейских Держав», то есть Третьго Рейха с его союзниками, начало войны в Европе с сидения в окопах англо-французских войск, так называемой «странной войны». Роман буквально подсказывал следующий шаг – получить ядерную бомбу и бросить ее на Берлин.

Роман Герберта Уэллса еще более удивителен тем, что он повлиял на науку и большую политику. Известный физик Лео Силлард, венгерский еврей, эмигрировавший из Венгрии в США, признался, что после прочтения романа Уэллса у него возникли идеи, с помощью которых он обосновал возможность самоподдерживающейся цепной ядерной реакции при делении ядер урана²⁶. В августе 1939 года он стал инициатором знаменитого письма Альберта Эйнштейна президенту США Франклину Рузвельту. Эйнштейн писал в своем письме от 2 августа 1939 года о новой, свермощной бомбе: «Это новое явление способно привести также к созданию бомб, и возможно – хотя и менее достоверно – исключительно мощных бомб нового типа. Одна бомба этого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, полностью разрушит весь порт с прилегающей территорией. Хотя такие бомбы могут оказаться слишком тяжёлыми для воздушной перевозки».

Итак, при посредстве физиков-ядерщиков, идея Герберта Уэллса о «бомбе, завершающей войну», была вброшена в высшие политические круги, снабженная обещанием относительно быстрого изготовления такого рода бомбы. Этим и объясняется столь специфическое преломление идеи цепной ядерной реакции в англоговорящем сообществе. Подготовленные романом Герберта Уэллса, физики и политики увидели в новом научном открытии в первую очередь возможность создать такую сверхмощную бомбу, которая «завершит войну». Понять смысл этого загадочного выражения генерала Гровса нельзя, если не знать об этой литературной подоплеке.

Но страх перед натиском нацистов, охвативший физиков-ядерщиков еврейского происхождения, был вовсе не единственным компонентом начала работ над ядерным оружием. Тот же самый страх, только охвативший политиков, стал причиной первых шагов к практическому созданию атомной бомбы. Это видно из истории начала британского атомного проекта.

Результаты расчетов по критической массе урана-235, выполненные Рудольфом Пайерлсом в Бирмингемском университете, оказались в распоряжении председателя Комитета по научному исследованию противовоздушной обороны Генри Тизарда. Первый практический шаг к осуществлению идеи ядерного взрыва в Великобритании был сделан 10 апреля 1940 года, когда состоялась первая встреча по атомному проекту в Великобритании и появился т. н. M. A. U. D. Committee, то есть комитет по военному применению уранового взрыва. Это было время начала немецкой операции «Везерюбунг» по захвату Дании и Норвегии. На 10 апреля 1940 года Дания уже была захвачена, а в Норвегии немецкий десант высадился на побережье и теснил норвежские войска. На море развернулись сражения между немецким и британским флотом. Норвежская операция была крайне опасна тем, что она открывала немцам дорогу в Атлантику и демонстрировала, что немецкие войска могут вторгнуться и в Великобританию. Это была первая такая угроза в истории страны, и перспектива немецкого вторжения, пусть и гипотетического, конечно же, пугала. Этот страх заставил британцев срочно взяться за создание атомной бомбы.

Американский атомный проект первоначально шел медленно, до тех пор, пока и США не втянулись в войну. С марта 1941 года США стали осуществлять поставки по ленд-лизу и передавать в аренду военную технику, 14 августа 1941 года между США и Великобританией была заключена Атлантическая хартия, положившая начало антигитлеровской коалиции. Но это было время, когда союзники в борьбе против Гитлера терпели поражение. Немецкие войска продвигались вглубь советской территории, захватили Прибалтику, Белоруссию, большую часть Украины и важнейший промышленный центр – Донбасс, рвались к Москве. Британские ВВС вели напряженную борьбу против немецкой авиации, а в Атлантике союзный флот подвергался ударам немецких подводных лодок. Отношения США и Японии ощутимо и быстро портились. Казалось, что «страны Оси» побеждают в мировой войне и скоро Соединенным Штатам придется иметь дело с объединенными силами Германии и Японии. В этих условиях, 9 октября 1941 года Рузвельт одобрил атомный проект и образовал особую Высшую политическую группу для управления им, куда вошли: сам президент Рузвельт, вице-президент США Герни Уоллес, директор созданного ранее Уранового комитета S-1 Ванневар Буш, военный министр США Генри Стимсон, начальник штаба армии генерал Джордж Маршалл.

Последующие события, связанные с японским нападением на Перл-Харбор, резко ускорили ход атомного проекта. Американский Урановый комитет в первый раз собрался 18 декабря 1941 года, вскоре после японского нападения на Перл-Харбор, после объявления войны Японии и Германии, и после того, как японские войска захватили Таиланд, Малайю, остров Гуам, осадили Сингапур, захватили большую часть Филиппин. США тоже оказались на грани военного поражения. Страх перед ним заставил немедленно схватиться за создание ядерного оружия и за спешное проведение необходимых исследований.

Итак, страх был причиной, заставившей Великобританию и США начать разработку «бомбы, завершающей войну». Но это не объясняет, почему же она была применена в конце войны, когда противник был уже практически повержен.