Текст книги "Дым. Поиск любви"

Закурил.

– Коль, поехали домой, у меня там уже потоп, – умоляюще смотрела на меня глазами с огромными зрачками.

– Поехали, – выкинув окурок в окно, я нажал на педаль газа.

– Я надену то платье, в котором мы ходили в «Звезду» в Самаре, и в котором я выглядела, как ты тогда сказал, как дорогая шлюха.

– Я сказал то, что мне виделось.

– Ты дурак, я его надевала для тебя.

– Для меня, Ир, ты лучше, когда раздета. А обнаженная часть задницы и титек в публичном месте – не для меня.

– Ты ничего не понимаешь, – изобразив обиду, сказала она.

– Возможно… Ир, ты же знаешь, меня не волнует мнение социума и каких-то сраных идиотов в отдельности. Их мысли о том, что рядом со мной такая охеренная девочка, мне не нужны.

– А мне нравится, что ты не смотришь ни на кого, кроме меня, а о тебе, я знаю, многие мои подруги мечтают.

– Ничего себе, сегодня день откровений, и кто же это?

– Не скажу, а то вдруг ты захочешь воспользоваться.

– Не захочу, и не говори.

– Платье я надену это! И буду сегодня необыкновенно красивая.

– Ты всегда необыкновенно красивая.

– А сегодня буду по-особенному.

– Ну, хорошо, – закончил я.

Мы подъехали к дому. Закрыв за собой дверь квартиры, я не увидел в прихожей Иры, она за это время выскочила из туфель и скрылась где-то в квартире. Я прошел в кухню, достал из холодильника минеральную воду, наполнил стакан и залпом осушил его. Ира кричала из зала:

– Коля, пошли в душ.

Я шел навстречу ее голосу.

– Я не хочу в душ.

– Я дам тебе, не хочу! – совершенно голая, встретила она меня.

Быстро стянув с меня одежду, она утащила меня в ванную.

Через час, вкусив ее сочного, молодого тела, я вышел из ванной, заставляя ее задыхаться, истошно стонать глубокими фрикциями и бешеной стимуляцией клитора. На ее лице я прочел удовлетворение.

Она осталась в ванной.

Голый, я рухнул на кожаный диван, наслаждаясь прохладой. Включил Above & Beyond и закрыл глаза. В голове кружились мысли о предстоящей поездке, почему эта командировка так сильно волновала меня? Возможно, я просто устал, и мне необходима смена декораций, а может быть, она мне сулит что-то такое, о чем сейчас я и не мог представить.

Ира вышла из ванной. Встала надо мной в коротком, черном, шелковом халате, в нем она нереально сексуальная.

– Что ты развалился здесь с голым хером?

– А что? – засмеялся я.

– Сейчас возьму и оторву, – и только сказав это, она схватила меня за мошонку, так сильно, что с губ моих сорвалось: «А-а-а-а-а».

Она же угрожающе сморщила нос.

– Оторвала бы тебе их.

– Зачем это?

– Положила бы в баночку и любовалась.

Я смеялся.

– А так, когда они висят между моих ног, нельзя?

– Да, в банке они будут стремные, пусть висят.

– Может, взбодрим тела? – спросил я.

– Давай.

Я расчертил две дорожки на столике, пододвинул кресло и поглотил одну. Ира села мне на колени и последовала моему примеру.

– Надо конины хряпнуть, – сказал я.

– У нас только виски.

– Я купил, пойдем, – задергал я ногами, заставляя ее подпрыгивать.

– Надень хоть трусы, иначе мы никуда сегодня не пойдем, – вставая с моих колен, сказала она.

Натянув трусы, я пошел вслед за ней на кухню. Она поставила одну рюмку на стол.

– Ты что, не будешь? – спросил я.

– А кто за рулем будет?

– Таксист, кто еще?

– Я думала… – не закончив мысли, она продолжила, – тогда, конечно, буду.

Я нарезал лимон и разлил коньяк.

– За что пьем? – спросила она, держа рюмку.

– За мою командировку!

– Оригинальнее ничего нет?

– Есть только затертое до дыр, за твою божественную красоту!

– Это как раз и не затертое.

Выпили за ее красоту, закусили лимоном, но уже за мою командировку.

Она надела на меня голубую рубаху, вязаный джемпер, узкие, темные, льняные штаны, туфли, которые я терпеть не мог, но ее сводящие с ума. Сдобрила все это ароматом Gucci.

– Вот теперь ты будешь сводить с ума малолеток.

– И только? – шутил я.

– Не одну уже свел, не достаточно?

– Вполне.

– Вот и умничка!

Глава 3. Шувалов

Она надела то блестящее платье, которое нисколько не прикрывало спины и практически обнажало задницу. Большое декольте показывало ее упругие, красивые, важно чуть задранные вверх груди. Туфли на ее маленьких ступнях я не видел раньше, а может быть, просто не помнил? Они представляли из себя тоненькие полоски, усыпанные стразами, и длинные шпильки. Спросить о туфлях я не отважился, дабы не слышать шквал претензий. «Ничего не помню, ничего не вижу». Красивые, особенно ее маленькие, покрытые черным лаком ноготочки. Еще короткая норковая шуба, за которую я до сих пор в плену у ВТБ.

Я вызвал такси, заказ приняли тут же, и мы вышли на улицу. Одиннадцатый час, на улице темно и достаточно прохладно. У соседнего подъезда сидела на скамейках молодежь, один из них, вероятно, лидер, стоял между лавок, эмоционально рассказывая о том, как в ДК «Редуктор» они избили каких-то лохов. Подъехало такси. Мы сели, маршрут был ему известен. Из динамиков на мои уши обрушился Женя Белоусов, может быть, кто-то и другой, я могу ошибаться. «Что ты делаешь со мной, электрическая мгла. Золотые купола…». Опять «Радио Дача». Такое ощущение, что я живу в городе дачников.

У «Шувалова» аншлаг, только выйдя из такси, я услышал доносившийся и мощный бит, вызывающий в моем теле микроскопические электроразряды. Еще не попав внутрь одной из многочисленных Ижевских ярмарок тщеславия, я уже был пропитан энергией клуба.

– Народу тьма! – радостно сказала Ира.

– Сегодня аншлаг!!!

Мы без проблем попали внутрь. Ира сдала шубу в гардероб, показав свое платье и отличную фигуру под ним. Завистливые взгляды девушек, съедающие мужские напитывали ее энергией. Левой рукой, которой обнимал ее за талию, я чувствовал, как она надувается изнутри, готовая взорваться, окатив всех мелкой дрожью в теле. По телу бил бит больше 140 ударов в минуту, вызывая восторг людей на танцполе. Мы поднялись наверх, прошли за барную стойку, я занял свободный столик.

– Коль, я пошла танцевать, возьми мне какой-нибудь коктейль.

– Какой?

– Любую херню с мартини.

– Окей.

Она поцеловала меня в губы и спустилась вниз. Я подошел к барной стойке, девушка бармен мило мне улыбалась.

– Слушаю вас – сказала она.

– Пожалуйста, текилу и коктейль с мартини.

– Какой коктейль? – уточняла она

– Я не знаю, могу передать пожелание дословно.

– Говорите.

– Любую херню с мартини, это звучало именно так.

– Вот есть – и она начала перечислять мне названия, которые мне ни о чем не говорили и которые не заполняли цепочки нейронов, чтобы остаться в памяти.

– Давайте, – прервал я ее, – на ваш вкус.

– Хорошо, – ответила она, налила мне текилы и взялась за приготовление коктейля.

После минутных манипуляций он был готов. Украшен красиво, но содержание, уверен, – бодяга. Сел за столик, сквозь ограждения я видел внизу отжигающую Иру, видел двух парней отплясывающих рядом с ней, желая произвести на нее впечатление. Она же не проявляла к ним никакого интереса.

Рядом со столиком встали два парня, навалившись на перила. Один из них? явный клон Тимати, прокричал своему приятелю, такому же клону Лазарева.

– Смотри, – показал он пальцем на танцпол, – вон та, в блестящем, реально hot baby, вот кого, Никитос, надо снимать.

– Да, она ни хуя, – кричал он ему в ответ, – пойдем, может подкатим.

– Пойдем, – ответил Тимати.

Мне стало жутко интересно и смешно, они мне напоминали героев «Нашей Раши» Славика и Димона. Я провожал их взглядом, несмотря на то, что рядом с Ирой уже терлись двое. Они начали как-то особенно двигать телами, напоминая мне брачные танцы пернатых. Тимати и Лазарев неизвестно чем напугали тех двух парней, весело отплясывающих рядом с Ирой, и они ретировались в другую часть танцпола. И тот, что Тимати, резко взялся за дело, он переместился, двигая бедрами так, будто совершает фрикции, а руками, как будто пытается проплыть сквозь тягучую субстанцию. Я не мог удержаться от смеха. Он что-то кричал ей, она же не обращала внимания, он не унимался, продолжая что-то кричать. В какой-то момент Ира взорвалась смехом, как будто зная, что я наблюдаю за представлением, бросила взгляд наверх, увидела меня и просто впала в истерику, быстро покидая танцпол. Два клона, по всей видимости, были шокированы ее истерическим смехом, встали, разинув рот, провожая ее взглядами.

– Коль, ну это просто пиздец, – смеясь, она села рядом со мной, – что он мне говорил! Это ужас. Это мне? – она увидела коктейль. – Какой красивый! Как называется?

– Ты знаешь как.

– Я не знаю, – удивилась она, – скажи.

– Любая херня с мартини.

– Ты так и сказал?! – не верила она.

– Именно так, как ты желала.

– Мочите вы, Николай Александрович!

Зажав трубочку между зубов и не отводя от меня своего взгляда, она отпила немного коктейля.

– Клевый, – удовлетворенно сказала она.

– И название у него соответствующее, – шутил я.

– Коль, ну ты прикинь, он мне говорит: «Детка, ты наверное вырвалась из клетки богатенького папочки, хочешь найти нормального пацика», а потом он начал петь, ну эту песню, по DFM ее крутят, быстрый секс и виски, там еще что то, я знаю чем тебя заманить.

– Я понял, – сказал я, прервав ее.

– Ты видел, какое чучело, под Тимати, что ли, косит.

– А второй – Лазарев не состоявшийся.

Мы рассмеялись.

– Коль, пойдем танцевать, – умоляющим голосом просила она.

– Ира, опять, что ли. Ты же знаешь, я не люблю и не умею.

– Ну как обычно постоишь, подергаешься, а я потрусь об тебя, пожалуйста!

– Пойдем, – согласился я, зная, что она не отстанет, залпом выпил рюмку текилы, зажевал лайм, жутко сморщившись.

По ушам бил сильный бит, танцпол полон, качественный свет и ловящие мгновения стробоскопы. Полилась тема Armin Van Buuren – Lost, на танцполе раздался одобрительный свист, я поддержал. У Армина это шедевр, как и Rain.

Ира двигалась сногсшибательно, она невероятно пластична, ощущалось, что она вкладывает в танец все то немногое, что у нее есть. Следом был трек Ferry Corsten – Made in Love, Paul Van Dyk – For an Angel, Леонид Руденко. После четырех треков мы поднялись наверх, Ира устала. У барной стойки она встретила знакомую, не останавливаясь, я прошел к столику и сел, прикурив сигарету. Они поцеловали друг друга в щеки, та восхищенно рассматривала платье Иры, о чем-то оживленно поговорив, обе пошли к столику. Ира села рядом со мной, а ее знакомая – напротив.

– Привет! – радостно сказала она.

– Привет, – ответил я.

– Коль, это Яна, мы с ней вместе учились, – представила мне ее Ира.

– Очень приятно, Николай, – смотрел я в ее, изучающие меня, карие глаза.

– Значит, Коля, – улыбнулась она.

– Значит, Коля, – вторил я ей.

– Очень приятно, сказала она и протянула мне руку, на пальцах которой были невероятно длинные ногти.

Я пожал ее, она взглянула на Иру, и они рассмеялись. В чем казус, я так и не понял. Яне я заказал тот же коктейль, что и Ире, а себе опять текилу.

Трепались они о каких-то однокурсницах, которые родили, вышли замуж, попали в автокатастрофу. Втягивая периодически меня в свой разговор, минут тридцать они тараторили, пока не подошел какой-то парень, по всей видимости, бойфренд Яны, и увел ее.

– Ир, уже второй час, может, поедем домой?

– Она наклонилась ко мне и сказала на ухо:

– Если ты хочешь наказать свою плохую девочку, тогда поехали.

– Хочу, – ответил я, и мы встали из-за столика. У входа стояли такси, ожидая клиентов. Я сказал ему адрес, и мы поехали. Этот был не дачником, слушал DFM.

Я думал о Ире, о том, как она просила наказание, наверное, ее сильно терзали измены, и она бессознательно пыталась всячески искупить вину, которой не было. Мне жаль ее, жаль потому что, этот внутренний конфликт лишил ее радости жизни, несогласие с собой тяготит, отравляет жизнь, люди стареют, гнутся под тяжестью созданных ими же грузов. Говорить с ней откровенно значит разбить ее хрупкую внутреннюю сущность. Услышать от кого-то неважно как сформулированную мысль о том, что она не порядочная, для нее подобно смерти.

Я жду. Может быть, она встретит кого-то и ей покажется, что между ними есть чувства, и тогда она самостоятельно выкинет меня из своих жизненных раскладок. Может быть, этот качок? Нет, от надежды на то, что между ними что-то возникнет, не осталось и следа. Иначе они уже как-то бы себя проявили. Ира бы втянула меня в глупое соперничество. Видимо, ее такое положение вещей вполне устраивает, чего нельзя сказать обо мне. Мое сердце жаждет любви, мне хочется всему и без остатка отдаться этому чувству. Я хочу взрастить в своей груди семя любви, наслаждаясь ее плодами вечно. Хочу раздавать семена любви, помещать их в плодородные сердца людей. И не хочу жить в бесконечном обмане.

– Коль, – шепнула она мне на ухо, – нужно в аптеку заехать, у нас нет смазки.

– Дружище, – обратился я к водителю, – давай в аптеку заедем.

– Рядом только на Майской, – ответил он.

– Поехали, – ответил я.

Ира зашла в аптеку под взгляды трех мужчин, двух стоявших у аптеки и меня сидящего в такси. Через две минуты она уже сидела со мной, обвивая меня руками и прижимаясь упругим телом.

– На улице холодно так, – мурлыкала она, – ноги замерзли.

– Сейчас я тебя согрею, – ответил я.

– Ты у меня самая горячая и самая лучшая биологическая грелка на свете, – продолжила она мурлыкать мне в ухо.

– Счастлив быть удостоенным такого высокого звания.

– Зая, я серьезно.

– Я тоже, Ир, все это только быстротечное и не важное.

– А что важное тогда? – спросила она.

– В данный момент то, что тебе хорошо быть со мной, не сравнивая меня с кем-то. Чтобы утверждать о том, что я лучше всех, тебе как минимум нужно попробовать большую часть мужчин.

– Я не сравниваю тебя, с кем я вообще могу тебя сравнивать?

– Мне откуда знать? Подъезжаем к дому, поговорим потом.

– Ты дурак! И все равно я люблю тебя.

Я ничего не ответил, и что я мог ей сказать? Этот разговор еще сильнее бы затянул в мерзкое липкое болото лжи, где Ира чувствует себя комфортно.

– Скинув шубу и туфли, она побежала в ванную.

– Я быстро.

Я прошел в зал, пакетик с кокаином лежал на столе в вазочке. Расчертил большую дорожку, поглотил ее, развалившись в кресле. Тело наполнялось силой, давление подскочило, в висках приятно стучал пульс, я встал, вдыхая через нос, наполнил легкие, что предало мне еще больше сил. Мышцы наполнились кровью.

Щелкнула дверь в ванной, Ира вошла в зал в черном прозрачном пеньюаре.

– Давай включим музыку.

– Давай, – беря пульт в руки, ответил я.

Акустика наполнила зал сетом In trance Armin Van Buuren, Ира протянула мне руки:

– Иди ко мне.

Я встал, она впилась в мои губы, проникая острым языком. Мои руки гладили ее спину, ягодицы. Дыхание ее участилось, животом она сильно прижимала мой эрегированный член, заточенный в трусы.

– Зая, давай еще по дорожке, – предложила она.

– Я уже принял, тебе я насыплю в попочку.

Мое предложение особенно произвело на нее впечатление, и она более страстно впилась в мои губы.

– Сейчас, – оторвалась она от моих губ и побежала в прихожую.

Вернулась она с двумя тюбиками смазки Contex long love, кинула их на диван, видимо, желая, чтобы я трахал ее бесконечно.

Глава 4. Дорога

В десять утра мы вместе приняли душ. Ира приготовила салат и бутерброды с семгой.

– Зая, – говорила она, жуя салат, – я буду сильно по тебе скучать.

– Две недели – это не такой уж и большой срок.

– Я уже скучаю, хотя ты еще рядом, пиши мне и звони.

– Ну, если не тебе, то кому еще?

– Кто тебя знает.

Действительно, кто меня знает, если я и сам не знаю себя достаточно хорошо. Позавтракав, она помогла мне собраться в дорогу, мы сходили в супермаркет, купили продуктов. К трем я был полностью собран.

Звонила Юля.

– Николай, через десять минут мы будем у тебя.

– Я готов.

– Вот и отлично, – радостно говорила она, – как будто у нас совместный отпуск, и в начале шестого мы летим на Балеарские острова.

В прихожей Ира устроила шоу, провожая меня, растрогалась и даже пустила слезу, как будто отправляла меня на вечную каторгу или в последний путь. Может быть, он и впрямь последний? Если это и так, меня это ни сколько не тревожит.

Выйдя из подъезда, я выкинул своего злейшего врага, убеждавшего меня всю жизнь в том, что он как никто другой самый дорогой и ценный в моей жизни. Он говорил: «Я и есть жизнь!». Издав напоследок слабый, отчаянный писк, схожий с визгом поросенка, мозг упал у контейнеров с мусором. Земля под ногами неизвестно от чего содрогнулась.

Со всех сторон, обгоняя друг друга, неслись тысячи облезлых, голодных крыс. Мой мертвый, пугливый насос от страха сжался в груди, а ноги в паре с глазами уже были готовы уносить меня прочь. Но не Я, как и тело, была их цель. Они бросились к нему, вступив в ожесточенную борьбу за кусочек яда. Мозг и вне МЕНЯ остался прежним, обманув безумных крыс, выдавая себя за неописуемое лакомство.

Крысы отгрызали и проглатывали маленькие кусочки мозга, скользя, он проходил по пищеводу, попадая в желудок, моментально всасывался в стенки, проникал в кровь, парализуя нервную систему. Их мертвые, бьющиеся в конвульсии и вытянутые в смертельной судороге тела не настораживали других, все так же с остервенением бьющихся за яд.

Юля и наш программист Олег смотрели на меня. «Привет-привет!» И мы едем. Проезжая мимо Свято-Михайловского собора, я вынул из груди мертвый, изъеденный насос и выкинул его в форточку. Упав на асфальт, он превратился в прах от лучей солнца и был подхвачен осенним ветром. Следом Я выкинул руки, и они, обезумев от недостающей ранее свободы, принялись загребать все, что только попадалось на их пути. Окурки, фантики конфет, обертки шоколада, монеты, скорлупу семечек, экскременты птиц. У цирка Я выкинул язык, он упал в лужу, обрызгав грязью собравшихся людей. Он захлебывался, булькал, надувая грязные пузыри, но, ни на секунду не переставал изрыгать понос, восхищая публику. Восторженно крича, они требовали «бис». Я выкинул глаза у «Мышеловки». Лживые, подлые глаза! Глаза, которые превращали меня в вечно голодного, безмозглого пса с незакрывающейся слюнявой пастью и высунутым языком. Глаза радостно закатились внутрь, продолжая смотреть.

Я – хочу видеть!

На Сенной я выкинул уши, не способные уловить слова, трогающие душу. Я выкинул легкие, не дающие дышать полной грудью, выкинул почки, селезенку, нос, от прежнего меня не осталось ничего, лишь груда костей и член, комфортно чувствующий себя в заднице Иры.

Я оброс новым мясом, наполнился наэлектризованной кровью, выросли новые органы, застучало сердце, способное глухим звуком ломать любые стены. Я стал другим! Во мне умер нормальный человек, и, возродившись, Я предстал этому миру личностью.

Впереди сидящая Юля, практически всю дорогу не умолкавшая, повернулась ко мне. Не видя моего перерождения.

– Коля, с тобой все нормально? – спросила она.

– Более чем, так как мне не было никогда.

– Странный ты какой-то.

В Балезино мы приехали к самому поезду. Я, груженный сумками Юли, протиснулся в вагон, она давала какие-то поручения Олегу, которые ему необходимо сделать до ее приезда. Вместе мы разложили вещи в купе, проводник принес нам постельное белье, я незамедлительно расстелил его, разделся и лег.

– Юля, я пару часов вздремну, устал ужасно.

– Не дожидаясь ответа, я опустил голову на подушку и под стук колес погрузился в царство Морфея.

Снилось что-то необычное и даже важное, но боль в паху лишила возможности удержать созерцания в памяти. Стоило мне промедлить, и мой мочевой пузырь бы лопнул. Я подскочил, натянул трико, мельком взглянул на сидящую Юлю и незнакомого мне мужчину. Практически бегом я влетел в туалет. Освободив содержимое мочевого пузыря, я наслаждался вновь обретенным внутренним комфортом, долго стоя над унитазом. Умыл лицо, отметив, что физическое состояние мое довольно бодрое. За окном светло, странно, неужели я спал несколько часов? С этой мыслью я зашел в купе, меня, очевидно, ожидали. Юля, а с ней мужчина лет сорока, высокого роста, худой, но его лицо было жирным, как будто эта голова принадлежит другому телу. Коротко стриженые темные волосы, с беспокойными, мертвыми глазами и лицом типичного бандита-отморозка или такого же мента. Определить сразу невозможно, кто он, первый или второй, отличий, как правило, между ними никаких нет. С напускной радостью он сказал:

– Ну, наконец-то, сосед! – улыбнулся он во весь рот, показывая несколько черных нижних зубов, пораженных какой-то болезнью или камнем. – Я Саша, – протянул он руку.

– Коля, – пожал я ему руку, заметив больные, уродливые ногти на его руках и местами изъеденную кожу экземой.

Я вытер лицо и сел напротив. На столике стояла бутылка коньяка «Арарат», несколько салатов в пластиковых контейнерах, нарезанный лимон, буженина и вино в тетрапаке.

– Сколько времени? – спросил я, одновременно пытаясь найти мобильный в куртке.

– Почти сутки спишь! – с явным упреком сказала Юля. – Что ищешь?

– Трубу, – ответил я.

– Вот – она протянула мне мобильный – Ира твоя извелась, бедная.

Мне не понравился ее тон, но я ничего не сказав, взял мобильный из ее рук. От Иры было семь СМС, она просила позвонить или написать, когда я проснусь. Я написал: «Я проснулся, все нормально, не переживай, ты как?».

– Ты как коньячку? – спросил меня Саша.

– Положительно, если чуть позже, еще не до конца проснулся.

– А я вот выпью, вы как, Юлия?

– Я еще то не допила, – ответила она.

– Ваше здоровье! – произнес он тост, моментально осушив рюмку, зажевал лимон, – Коля, я, как и ты, могу вечно спать в поезде, – говорил он, – для меня эти тук-тук, тук-тук словно гипноз, ничего меня так не успокаивает, как стук колес.

– Может быть и на меня, но я этого не знал, – отвечал я.

Юля засмеялась.

– Именно из-за этого ты и проспал сутки, поешь, – предложила она.

– Я не помню, в какой из этих сумок сок? – смотрел я на нее, надеясь получить ответ.

– Над тобой, посмотри там, – ответила она.

Действительно, на верхней полке лежали две коробки персикового сока и бутылка минеральной воды. Я открыл одну из коробок и практически залпом осушил ее наполовину. Пришло СМС от Иры: «Зая, какого хера эта сука берет твой телефон? Я звоню тебе, а говорю с ней. Я тоже спала, как убитая, вечером с Аней идем в кино. Целую!».

– Ну что, хряпнем по пятьдесят? – опять предложил он.

– Сейчас можно, – согласился я.

Он наполнил две рюмки.

– За знакомство!

Я взял рюмку, взглянув на Юлю.

– У меня есть, ты покушай.

Она была права, есть я хотел сильно, коньяк приятно обжог горло и, смешавшись в желудке с соком, отозвался теплой волной.

– Вы знаете, – начал он, не морщась пережевывая дольку лимона, – в Туву, далековато.

– В Тыву, если быть точным, – жуя салат, не известно зачем поправил его я.

– Какая на хер разница, ой, прошу прощения, – посмотрел он на Юлю. – А ты знаешь, обращаясь ко мне, говорил он, – там кроме баранов и конопли ничего нет, и народец они очень тяжелый.

Юля оторвалась от телефона, вероятно, писала в месседже или во что-то играла.

– А вы что, там бывали?

– Нет, не был, и слава богу, – сказал он так, будто речь идет о преисподней, – приходилось мне по роду службы сталкиваться с ними. Я ведь зам по БиОР, – сообщил он ничего не говорящую мне аббревиатуру, но по тому, с каким выражением он говорил, можно решить то, что, говоря о себе, он Господь Бог и не меньше, – чтобы вы понимали, я заместитель начальника по безопасности и оперативной работе, – сказав это, он вытянулся.

На моих глазах он превратился в какого-то павлина из передач по каналу Discovery, которые смешно вытягивают шею, раскрывают хвосты, пытаясь произвести впечатление на самку.

– Юля, работаю я в исправительной системе и ежедневно имею дело с отъявленными негодяями, в том числе и с Тувинцами. И, скажу я вам, может, выпьем? – взглянул он на меня.

В знак согласия я кивнул головой, поглощая буженину. Он быстро наполнил рюмки.

– Выпьем, – поднял он рюмку, – за то, чтоб у нас все было, и нам ничего за это не было, – произнося тост, он как-то странно улыбнулся, видимо, вспомнив именно то, благодаря чему у него что-то появилось, но мысль о том, что за это могут наступить негативные последствия, тяготит его. Типичная жизнь российского чиновника.

Выпили, я практически смёл все то, что было на столе, и еще не чувствовал себя сытым.

– Юля, я прервался, прошу прощения, – лебезил он, – и вот тувинцы такой народ, скажу я вам, неуправляемый и непробиваемый.

Юля смотрела на него, не отрывая глаз, судя по всему ей было интересно.

– Понимаете, что я имею в виду?

– Не совсем, – ответила она.

– Наша исправительная система, это не европейское сюсюканье, к преступникам у нас особый подход, есть особые учреждения, где к этим подонкам применяют древние, но очень эффективные методы. В одном из таких учреждений работает ваш покорный слуга, – чуть поклонившись, продолжил он, – задача таких учреждений заключается в исправлении или, как говорится, в ломке особо отъявленных, воров в законе, криминальных авторитетов, лидеров ОПГ, радикальных правдолюбов. Скажу вам честно, у меня исправлялись все и отказывались от принципов, которыми жили долгие годы, – сжав ладонь в кулак, явно зверея от воспоминания применяемых методов. – Но вот тувинцы… Выпьем?

– Я пас, – отказался я, радуясь за тувинцев всей душой.

– Вы, Юля? – схватил он коробку с вином, готовый наполнить ей бокал.

– Нет, у меня еще есть, – подняла она бокал, наполненный чуть больше половины.

– Совсем немного, – настаивал он.

Юля ничего не ответила, и он долил вина. В купе я находился как неодушевленный предмет, как биологическая камера, ведущая видео– и аудионаблюдение. Я не существовал для него, слившись со стеной, что меня вполне устраивало. Такие, как он – очевидные звери! Абсолютно не отличающиеся ничем, а порой на порядок превосходящие тех, кому по роду службы они обязаны показать гуманность и верховенство закона, напротив, уничтожают людей, озлобляют их и со спокойной душой отправляют в общество. Вероятно, он считает себя настоящим мужчиной, брутальным мужчиной, а такие, как я, на его фоне считаются офисными серыми мышами. Жаль тех людей, кто находится под гнетом этого кровожадного создания. Я смотрел в его глаза, видя сияющие небоскребы тщеславия, из его уст лился яд, а из брюха выпирало надутое, детское, ранимое эго, дыры которого он латал, втаптывая в грязь всех тех, до кого дотягивалась его нога в берцовом ботинке. Он с остервенением топтал, стараясь как можно сильнее измарать людей. Он ненавидит людей, он уничтожил бы нас всех до единого, и все потому, что он не имеет в себе ничего из того, что присуще людям.

– И вот тувинцы, – пьянеющим голосом продолжил он, – особые отморозки, с ними приходилось потеть, что бы они понимали, куда попали и где их вещи, – засмеялся он, – а воспитываем мы, так сказать, не по Макаренко, – практически истерически разразился он хохотом.

Не исключаю, что этот оборотень, Омский подполковник, и удостоился бы большего внимания одной из красивых девушек Ижевска, если бы не его повествования о пытках, которые безумно испугали Юлю.

Я надел куртку, взглянул в глаза Юли, читая мольбу не оставлять ее. Оборотень с капающими слюнями не обратил на меня никакого внимания, не предлагая кому-либо из нас выпить. Открыл новую бутылку коньяка, налил рюмку и опрокинул ее в свою мерзкую пасть.

– Хорошо! – удовлетворенно сказал он, продолжая рассказ о каком-то авторитете по прозвищу Седой, который, после того как его насильно засунули в унитаз, маршировал в камере.

– Пошли в ресторан, – сказал я Юле.

– Пошли, Коля.

Если бы не ее ответ, он и не услышал бы моего предложения к ней, для него я давно прекратил существование.

– Как?.. Куда? – моментально отрезвев, не веря своим ушам, спрашивал он, зло сверкнув на меня глазами. Юля воспользовалась его замешательством, протиснулась между ним и столом, накинула шубу, готовая следовать за мной.

– Меня никто не приглашает, – грустно, еле слышно говорил он. – Ну, хорошо! – подскочил он, голос его превратился в писк щенка, – приятного вам времяпрепровождения!

Меня ужасно веселила эта сцена, ничего не отвечая, я открыл дверь, пропустил Юлю, вышел в след за ней, раздавив его глаза, налитые кровью, и прищемил язык дверью купе.

– Ну и придурок же он! – быстро шагая вслед за мной, сказала она, вызвав у меня истерический смех.

Еще тридцать минут назад ее мнение о нем было абсолютно иным. Она словно под гипнозом тонула в его пустых, алчных, кровожадных глазах. Не исключено, ее воображение самым наилучшим образом рисовало командировочную интрижку с подполковником, а теперь она, как ошпаренная кипятком, бежит за мной.

Ресторан поезда Абакан – Москва практически пуст, только трое молодых парней выпивали, жарко обсуждая какие-то умопомрачительные вещи, связанные с автомобилестроением.

Восхищаемся чем угодно, но не жизнью, планшетами, мобильными телефонами, с замиранием сердца следим за запуском разрушающей ракеты «Булава», но не следим за жизнью.

Я заказал две чашки эспрессо.

– Ты кушать не хочешь? – заботливо спросила Юля.

– Нет, я же все там смёл.

– Коля, я думаю, нам нужно обратиться к начальнику поезда, чтобы его от нас убрали, пусть другим рассказывает о своем бесстрашии и зверствах.

– В этом нет необходимости, уверен, он уже осознал глупость, допущенную им, и, наверное, мирно спит.

– У меня такой уверенности нет.

– Не переживай, мы не у него в колонии, здесь такие, как он, беззащитны, как дети.

– И все-таки… – продолжила она.

– Может, хватит, – прервал я ее.

– Ну, хорошо, – сдалась она. Официант поставил на столик кофе.

– Коля, мы можем посидеть здесь, он через четыре часа сходит.

– Кто он? – не сразу поняв, о ком идет речь, спросил я.

– Как кто? Саша!

– Юлия, вам бы стоило забыть о нем давным-давно.

– Легко тебе говорить, – обиженно сказала она.

– Ну да, действительно, я интересовал и интересую, точнее сказать, я вообще его не интересую.

– Что ты хочешь этим сказать? – непонимающе смотрела она.

– То, что и тебе вполне очевидно, его интересовала ты, – она засмеялась.

– Его интересовал коньяк, но не я.

– Юлия Николаевна, не думал, что вы такая скромница. Выпивший и даже трезвый мужчина в вашем присутствии не может думать ни о чем, кроме вас.

– Хватит шутить, Коля.

– Я вполне серьезно.

– Значит, ты плохо знаешь мужчин.

– До настоящего момента я думал иначе.

СМС от Иры: «Зая, как ты? Я сильно соскучилась. Безумно люблю тебя, твоя малышка!»

Что ответить? Ее признания в любви – пустой звук, слова, не значащие ничего, полный ноль, они пусты, пустее романов Донцовой, пустее пустоты Пелевина в интервью Esquire, пустее Хасимы. Ее чувства нуждаются в таком же расчетливом чувстве, она не способна любить, не требуя чего-то взамен. Она нуждается только в том, чтобы любили ее. Она лишь освоила привычную систему манипуляционных уловок, полагая, что любовь именно таковой и является. Я не могу дать ей то, чего она требует, могу отказаться от всего, могу отдать ей все, но я не могу ее любить. Я не могу любить трупы! «Ир, всё в порядке, приеду на место, позвоню».