Текст книги "Князь Иван Шуйский. Воевода Ивана Грозного"

Замысел Радзивилла удался, но лишь отчасти.

13 февраля казанские татары «привели из загонов дву литвинов: Марка Иванова да Федка Сафонова»[92]92
  Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 53.


[Закрыть], кои и явились дезинформаторами. По их словам, ертоул вместе с «Варколапом» (Баркулабом. – Д. В.) был уже в трех милях от Бобыничей. Встревожившись, московское командование послало крупный отряд во главе с царевичем Ибаком, воеводами князем Ю.П. Репниным и князем А.И. Ярославовым. Разумеется, в наличие фантастической вражеской рати в 40 тысяч бойцов русское командование не поверило: очевидно, штаб Ивана IV трезво оценивал мобилизационные возможности противника. Но 4–5 тысяч воинов[93]93
  Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М., 2004. С. 141.


[Закрыть], по мысли царя и его воевод, должны были блокировать действия польско-литовского корпуса и обезопасить работу осадных сил от неожиданных атак извне. Отряд двигался по маршруту Полоцк – Бобыничи и вернулся назад, узнав от языков, что Радзивилл, стоявший «в Глубокой», передвинулся «…к бору у Черной речки». (Глубокое – около 80 км от Полоцка, Бобыничи – около 30 км, северный изгиб Черницы – около 45 км.) Причиной отхода русского отряда послужила болезнь и смерть князя Ю.П. Репнина. 16 февраля, уже после сдачи Полоцка, против Радзивилла был послан князь А.И. Вяземский-Глухой с войском. Вяземский опять шел через Бобыничи до мест, «где были литовские люди», и вызнал, что Радзивилл и Ходкевич бежали к Березине и «рухледи метали много» – после того как они получили известие о падении города и движении на них московских отрядов.

Стрыйковский сообщает, что литовцам удалось разгромить несколько московских разъездов, о чем разряды умалчивают[94]94
  Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 53–54, 56; Stryjkowski… Т. II. С. 413.


[Закрыть]. Вероятно, разъезды были разбиты Радзивиллом и Ходкевичем на подходе к Полоцку, а появление крупных сил русских заставило их отступить: дальнейшее продвижение вое вод Ивана IV в этом направлении грозило отрезать небольшой литовский корпус от Вильно и оставить тем самым столицу Великого княжества без прикрытия. Но и князь Вяземский отличился, взяв под Бобыничами литовских «языков»[95]95
  Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М., 2004. С. 131, 133, 136, 140–143.


[Закрыть].

В целом же действия литовских военачальников, направленные на деблокаду Полоцка извне, не увенчались успехом. Городской гарнизон в течение всей осады был предоставлен самому себе.

Осадные орудия подошли к Полоцку лишь 7 февраля. Но артиллерийская перестрелка началась уже в первый день осады. Иван IV, переправлявшийся с государевым полком в Задвинье, был обстрелян с крепостной стены. В ответ заговорили русские пушки с Ивановского острова. Лебедевская летопись сообщает, что со стороны осаждающих был убит лишь один человек, а «…стрелцы из наряду с острогу пушкарей збили и литовских людей многих побили в остроге»[96]96
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 308.


[Закрыть]. Эта стычка имела частный характер и не сыграла особой роли. Вся артиллерия, пришедшая вместе с московскими полками, кроме наряда на Ивановском острове, молчала до 5 февраля. 4–5 февраля под городскими стенами ставились укрепления и устанавливались пушки.

Первое серьезное столкновение произошло лишь 5 февраля. Не были поставлены еще все укрепления, но стрельцы под командой головы Ивана Голохвастова подожгли «башню над Двиною» и кинулись на приступ. Им удалось занять башню и войти «в острог». Но их отозвали назад, так как «туры еще во многих местех не поставлены около города…»[97]97
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 309.


[Закрыть]. Это место в русской летописи вызывает сомнение: очевидно, все-таки стрельцы не столько отошли, подчиняясь приказу, сколько были выбиты из занятой ими башни. Во всяком случае, иностранные источники говорят о целом ряде неудачных штурмов, предшествовавших падению города. Того же мнения придерживался и Г.В. Форстен. В этот день московские войска потеряли при постановке укреплений и в бою за «башню над Двиной» более 30 человек, в том числе и казачьего атамана К. Подчеркова[98]98
  Levenclavii // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. I. С. 16; Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. СПб., 1893. Т. 1. Борьба за Ливонию. С. 327–328; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 309; Пенской В.В. Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного 1562–1570 гг. М., 2019. С. 86–87.


[Закрыть]. Так что, по всей видимости, 5 февраля гарнизон города отбил попытку частного штурма, направленного на южный, приречный угол укреплений Великого посада.

Полоцк, по отзывам иностранных источников, в то время славился своими укреплениями и представлял собою крепкий орешек для осаждающих. Правда, добрая репутация обороноспособности города несколько устарела. По мнению современных историков, «…городская и замковая артиллерия… была слабой, устаревшей, малокалиберной и серьезных неприятностей осаждавшим доставить не могла. Полочане в общей сложности могли выставить 23 орудия разного качества и калибра, 4 мортиры и 87 гаковниц… Чтобы отразить штурм многотысячной армии, этого было недостаточно. Деревянная крепость над Западной Двиной могла выдержать долгую осаду не очень многочисленного войска без крупнокалиберной артиллерии… но беспрерывный штурм многочисленного воинства с тяжелой осадной артиллерией не оставлял городу никаких шансов»[99]99
  Филюшкин А.И., Кузьмин А.В. Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. М., 2017. С. 24.


[Закрыть]. И все же взятие Полоцка делом простым не являлось: цитадель городскую, Верхний замок, обороняла сама природа, поскольку крепость стояла на холме и была с двух сторон защищена реками. Таким образом, город не был легкой добычей. Особенно когда на фланге русских войск появился легкий неприятельский корпус, направленный в поддержку осажденным…

Относительно гарнизона крепости имеются противоречивые свидетельства источников. По одним данным, польско-литовский гарнизон во главе со Станиславом Довойной насчитывал до 2 тысяч бойцов, настроенных отстаивать город до последней крайности, ему оказывала поддержку часть горожан. По другим – в городе было около 6 тысяч бойцов гарнизона и местных служилых людей (в том числе порядка 1,5 тысячи поляков, настроенных драться до последней крайности), а также мощный артиллерийский арсенал. Московское командование признавало мощь городских стен, не говоря уже о замковых: «Острог крепок… ров вкруз острога от Полоты и до Двины реки делан крепок и глубок…»[100]100
  Hejdenstejnii // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 101; Oderborni Р. // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 225; Cobencelii // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 19; Gvagnini // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 213; Полоцкая ревизия 1552 г. / Изд. И.И. Лаппо. 1905. С. 11–163; Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. № 22; Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 324; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310.


[Закрыть] Поэтому первая неудача вполне объяснима.

Московский наряд обстреливал защитников Полоцка до вечера 5 февраля. Вечером же орудия замолчали, и канонада прервалась почти на трое суток, вплоть до 8 февраля. Под Полоцком еще не слышали залпов «артиллерии главного удара» («большой» наряд), но поединок с «середним и лехким» нарядом в первый же день вызвал предложение начать переговоры. Полоцк был богатым и хорошо укрепленным городом – да, но отнюдь не военной твердыней, стенам которой изначально предначертана судьба быть растерзанными ядрами неприятельских пушек. Долгий период мира не способствовал поддержанию боевого духа в его жителях.

К тому же у русского царя в самом городе была партия доброжелателей – Иван IV с самого начала не напрасно и не в пустоту обращался с предложениями мирной сдачи.

Косвенно это подтверждается аналогией, проведенной М. Стрыйковским между падением Полоцка и присоединением Пскова к Москве: в обоих случаях горожане поддались на ласку и уговоры. Общий тон известий Штадена, Одерборна и Пискаревского летописца указывает на недостаточность сопротивления, оказанного городом. Одерборн прямо говорит, что одной из существенных причин сдачи Полоцка была боязнь, «как бы не возникло внутренних смут»[101]101
  Stryjkowski… Т. II. C. 357; Oderborni Р. // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 226; Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. Л., 1925. С. 116; Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. T. 34. С. 190.


[Закрыть]. Ход переговоров 5–8 февраля дает этому дополнительное подтверждение. Переговоры велись со стороны осажденных Лукой Халабурдой и Василием Грибуном, московского же царя представляли Иван Черемисинов и Василий Розладин (затем один Черемисинов).

Отношение русской стороны к переговорам понятно: они были на руку Ивану IV. Глава гарнизона Станислав Довой на сделал серьезную ошибку, не выговорив с первого же дня условия, чтобы московские войска не двигали к городским стенам своих укреплений, пока переговоры продолжаются. На это указал в своей хронике-мемуарах Л. Гурницкий. В результате промаха полоцкого воеводы в ночь с 5 на 6 февраля «туры» были поставлены у самых стен[102]102
  Górnicki Lukasz. Dzieie w Koronie polskiej za Zygmunta I у Zygmunta Augusta az do śmierci iego… Warszawa, 1954. С. 159; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310.


[Закрыть]. Но московское командование надеялось, очевидно, все-таки договориться о мирной сдаче города: 6 февраля по-прежнему идут переговоры, хотя русские воеводы уже получили возможность нанести решающий удар.

Одерборн сообщает о содержании переговоров в эти дни следующее: царь «…посылал парламентеров к воротам, и они угрожали… враждебными действиями… в случае же сдачи он обещал, что все останется нетронутым…»[103]103
  Oderborni Р. // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 226.


[Закрыть]. 7 февраля, устав ждать, царь меняет более сговорчивого Черемисинова на Михаила Безнина, потребовавшего от полоцких переговорщиков скорого принятия решения в ультимативной форме[104]104
  Есть основания предполагать, что Безнин был автором «памяти», легшей в основу летописного известия о взятии Полоцка. Указанное известие несет отчетливые следы авторского начала, и автором его мог быть только очевидец событий зимней кампании 1562/63 г., участник боевых действий и переговоров. Поиск упоминания самого автора в тексте известия выводит на трех лиц, соответствующих данным категориям: дворового воеводу П.И. Горенского, есаула у дозорщиков М.А. Безнина, И.С. Черемисинова, обязанностью которого было «за государем ездити». Первый из них едва ли мог заниматься заготовкой памяти для составления летописи, отправляя одну из ответственнейших во всей армии должностей. И.С. Черемисинов потерпел во время переговоров неудачу, а автор едва ли стал бы писать о себе плохо. Остается Безнин, на авторство которого указывают, во-первых, его дальнейшие занятия летописанием, во-вторых, служба при А. Адашеве во время похода на Феллин, где он мог впервые ознакомиться с летописным делом, коим занимался Адашев; наконец, анализ произведений М.А. Безнина, сделанный по известной методике Л.И. Бородкина – Л.В. Милова, скорее подтверждает авторство Безнина, нежели опровергает оное. M.A. Безнин – личность примечательнейшая. Возвышение его началось именно с Полоцка. Впоследствии Безнин стал видным опричником, воеводой и дипломатом, получил чин думного дворянина. Это был образованный человек, летописец и, в преклонные уже годы, библиотекарь Иосифо-Волоцкого монастыря (см. о Безнине и, в частности, о летописной повести, связанной с «Полоцким взятием»: Володихин Д.М. Опричнина и «псы государевы». М., 2010. С. 223–241; Володихин Д.М. Лебедевская летопись о взятии Полоцка войсками Ивана IV в 1563 г. (вопросы атрибуции) // Вестник МГУ. М., 1995. Сер. 8, История. № 1).


[Закрыть]. Вечером 7 февраля под город прибыл «большой» наряд, и медлить далее не было никакого смысла. Срыв переговоров 8 февраля окончательно убеждает командование московской армии в необходимости вновь прибегнуть к силе оружия[105]105
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310.


[Закрыть].

А вот позиция защитников города неясна и кажется непоследовательной. Конечно, Довойна пытался, ведя переговоры, потянуть время и дождаться помощи от Н. Радзивилла, избавив город от приступов и артиллерийского обстрела. Но представляется крайне странным один факт: 8 февраля в Безнина во время переговоров стреляли, это и стало причиной срыва переговоров. В самом деле, если необходимо было тянуть время сколько возможно, то стрельба по царскому переговорщику, напротив, не что иное, как наилучший способ уничтожить саму возможность продолжения диалога. Снять это противоречие можно, кажется, лишь одним путем: предположить борьбу группировок в самом городе – за и против продолжения противоборства с Иваном IV. Сами полоцкие переговорщики открыто говорят об этом: «…люди многие, а мысльми своими шатаются; иные люди бити челом хотят, а иные не хотят…»[106]106
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310.


[Закрыть] Конечно, можно расценивать эти слова как очередную уловку послов, стремившихся продлить перемирие, но равно веским будет и другое предположение – в Полоцке, с его древней традицией вечевой свободы и участия посада в делах управления городом[107]107
  Пашуто В.Г., Флоря Б.Н., Хорошкевич А.Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С. 119–125.


[Закрыть], подобная критическая ситуация вполне могла породить разногласия. И тогда партия противников мирной сдачи попыталась наперекор партии ее сторонников сорвать переговоры самым радикальным методом.

«Вычислить» две эти группировки точно не представляется возможным, но гипотетически расстановку сил восстановить нетрудно.

Ни за что мириться с Иваном IV не стало бы католическое духовенство, едва ли – кальвинистское (впрочем, и то и другое было немногочисленным, из всех храмов города католикам принадлежал лишь один бернардинский костел), никогда – польский гарнизон и вряд ли – полоцкая шляхта, а также верхушка посада. О полоцкой шляхте Стрыйковский писал однозначно как о людях, вместе с поляками оборонявших город до последней крайности. Посадские же богачи рисковали в случае падения Полоцка потерять все свое состояние. Так, всерьез опасаясь наступления Ивана IV, жители ливонских городов просто-напросто отправляли свое имущество в Пруссию. Московский государь мог рассчитывать на союзников в среде солидного по численности православного духовенства (более двух десятков церквей и монастырей, епископия) – особенно если учесть торжественную встречу, устроенную им Ивану IV «в полотцких воротех» после сдачи города. Очевидно, менее состоятельные посадские люди, рискуя, как им казалось, немногим, и не стремясь подставлять головы под русские ядра, поддерживали переговоры. Впоследствии то ли С. Довойной из Полоцка были высланы «чернь и простой люд», то ли, согласно Лебедевской летописи, они и сами не пожелали уйти в замок, а ушли в расположение русских войск[108]108
  Oderborni Р. // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. С. 225; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310, 313; Stryjkowski… T. II. C. 413.


[Закрыть], но так или иначе посадские низы и «сельские люди», в том числе несколько тысяч взрослых мужчин, не стали надежной боевой силой для полоцкого воеводы.

Еще один урок для будущего полководца. Через много лет, защищая Псков, князь Иван Шуйский будет знать наверняка: пока население города твердо в своем желании отстоять его, можно выдержать самую суровую осаду. Если же подобной твердости нет, если грозит «внутренняя смута», дело плохо. Очень важной с этой точки зрения будет позиция городского духовенства. Оно может и поддержать, и погубить воеводу…

Новые ценные сведения.

В дальнейших событиях решающую роль сыграли русские осадные пушки «большого» наряда. Один немец из Полоцка, очевидец осады, через 12 лет рассказывал императорскому послу в Москве X. Кобенцелю, что город был взят в три дня «…при таком пушечном громе, что, казалось, небо и вся земля обрушились на него». Пушки сокрушили городские, а затем и замковые стены, конечно, не в три дня: с перерывами артиллерия делала свое дело почти неделю: 8–14 февраля. Согласно упоминавшемуся уже виленскому «летучему листку», «открыл он (т. е. Иван IV. – Д. В.)… такую сильную пальбу, что граждане оставили город… (т. е. посад. – Д. В.)». Мощь огневого удара поразила и самих осаждающих: «Якоже от многого пушечного и пищалного стреляния земле дрогати и в царевых и великого князя полкех, бе бо ядра у болших пушек по двадцети пуд, а у иных пушек немногим того легче…» Сила огня была умножена близостью расстояния от туров до стен. Давала себя знать ошибка Довойны, подпустившего московские войска к самым стенам Великого посада, – орудия с короткой дистанции буквально взламывали их. Стрыйковский считал, что в эти дни (поставлена ошибочная дата 1 февраля, но по ходу событий – верно) был убит ротмистр Голубицкий[109]109
  Cobencelii // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. II. C. 19; Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 120; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 311; Stryjkowski… T. II. C. 413. Согласно разрядным записям и известию в Лебедевской летописи, Голубицкий погиб не ранее 10–12 февраля (Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 53; Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 311).


[Закрыть].

Еще два отличных урока для человека, который способен учиться на чужих ошибках. Во-первых, врага нельзя безнаказанно подпускать на близкое расстояние к стенам и башням. Обязательно следует вести жестокую контрбатарейную борьбу. Во-вторых, даже самые мощные укрепления могут не выдержать массированного удара осадной артиллерии. Это значит, что за каменными крепостными стенами следует сооружать временные оборонительные сооружения – когда от первой линии обороны не останется камня на камне, вторую еще можно будет удержать. Довойна не позаботился об этом…

Минет почти два десятилетия, и князь Шуйский покажет, чему научил его неудачливый полоцкий воевода.

Между другими ротмистрами – Хелмским, Верхлинским, Варшевским – и Довойной начался разлад. Ротмистры, а также участвовавший в обороне Полоцка виленский воеводич Ян Глебович настаивали на обороне посадских стен, но Довойна велел оставить стены и сжечь посад[110]110
  Stryjkowski… T. II. C. 413; Górnicki L. Dzieie w Koronie polskiej za Zygmunta I у Zygmunta Augusta az do śmierci iego… Warszawa, 1954. С. 159.


[Закрыть]. В результате начался страшный пожар, погубивший 3 тысячи дворов.

Прямо посреди пламени начался жестокий бой между русскими стрельцами и детьми боярскими, с одной стороны, и поляками – с другой. Эту схватку можно расценивать как вторую попытку частного штурма. Князья Д.Ф. Овчинин и знаменитый впоследствии Д.И. Хворостинин, придя на помощь бившимся за посад отрядам, отогнали поляков, «потоптали и в город вбили». На пожарище московские воинские люди завладели брошенным имуществом. Поляки полностью очистили посад, но отстояли замок. Тогда же к русским полкам вышло, по разным источникам, от 11 до 24 тысяч посадских людей и крестьян полоцкого повета. Они показали осаждающим большие запасы продовольствия, спрятанного в «лесных ямах»[111]111
  По сведениям Лебедевской летописи, 11 160 человек плюс те, кто вышел «по воеводским полком и в татарские станы… тем же не бе числа» (Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 310). Стрыйковский: 20 тысяч человек, и эта цифра, видимо, самая приемлемая (Stryjkowski… T. II. C. 413). «Кройника литовская и жемойтская» дает 24 тысячи человек, но источник поправки неясен, а известие изобилует неточностями (Кройника литовская и жемойтская // Полное собрание русских летописей. Т. 32. С. 110).


[Закрыть].

Так закончился 9 февраля миттельшпиль полоцкой партии – вновь с ощутимым перевесом на стороне московских войск. Осажденные укрылись в замке и могли уповать теперь лишь на крепость его стен и на возможную помощь извне.

* * *

Решающие события эндшпиля заняли всего неделю. 9–10 февраля «большой» наряд был поставлен «на пожженом месте», а также в Заполотье и Задвинье против замковых стен. 11 февраля туры и пушки были придвинуты ближе к укреплениям замка. На протяжении нескольких дней орудия сутками били без перерыва. Ядра разбивали одну замковую стену, а потом еще и били в противоположную. Защитники терпели от них жестокий урон. Полочане «…токмо крыяшеся в домох своих, в погребах и в ямах от пушечного и пищалного стреляния».

Русской артиллерией использовались огненные ядра и, возможно, зажигательные смеси. В результате на территории замка вспыхнул пожар, запылало несколько десятков домов. Гарнизон вынужден был одновременно оборонять стены и тушить огонь. В ночь с 14 на 15 февраля усилиями московских пушкарей и стрельцов, посланных к стенам, укрепления были также подожжены. К тому времени ядрами было выбито 40 городень из 204, составлявших периметр Полоцкого замка[112]112
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 311; Kronika Marcina Bielskiego // Zbior dziejopisów polskich. Warszawa, 1764. Т. 1. C. 557; Stryjkowski… T. II. C. 413; Górnicki L. Dzieie w Koronie polskiej za Zygmunta I у Zygmunta Augusta az do śmierci iego… Warszawa, 1954. С. 159; Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. № 22. С. 54; Даугяла З. Гістарычна-топографічны нарыс Полацкіх умацаваньняу. 1928. С. 227–228 (отд. оттиск).


[Закрыть].

Таким образом, в этой кампании артиллеристы Ивана IV показали немалое искусство. Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Московском государстве в 1516–1517 гг. и в 1526 г., отмечал совершенное неумение русских использовать артиллерию. А уже Манштейн в широко известных своих «Исторических, политических и культурных записках о России с 1727 по 1744 гг.» напишет, что артиллерия очень немногих европейских стран могла бы сравниться с русской и еще менее того – превзойти ее; это была, по его мнению, единственная отрасль военного искусства, в которой Россия могла обеспечить себя отлично подготовленными командирами[113]113
  Герберштейн С. Записки о московских делах. СПб., 1908. С. 77–78; Manstein. Memoirs of Russia, historical political and military… 1754. С. 407–408.


[Закрыть]. Так вот, опыт применения полевых и осадных орудий московские пушкари всерьез начали набирать именно в середине XVI в. Залпы русских пушек в ту пору весьма часто решали участь городов. Первостепенную роль артиллерия сыграла при осаде Казани, под Нарвой, Дерптом, Феллином. У стен Полоцка наряд Ивана IV уже располагал кадрами, отлично знавшими свое дело.

Защитникам Полоцка нельзя отказать в мужестве: Стрыйковский писал, что они тревожили осаждавших частыми вылазками. Русскими источниками, действительно, зафиксирована вылазка, имевшая место то ли в ночь с 9 на 10 февраля, то ли с 10 на 11[114]114
  Stryjkowski… T. II. C. 413; Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 53; Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 311.


[Закрыть]. В ней приняли участие «Довойнов двор весь» (800 человек конницы) «да пешие люди многие». Но в бою за контрвалационные укрепления с отрядом боярина И.В. Шереметева они потерпели поражение и с потерями отошли в замок. Сам Шереметев получил контузию пушечным ядром. За дерзость вылазки осажденным пришлось расплатиться пленниками – «языками».

Современные исследователи выдвинули гипотезу, согласно которой вылазка ганизона имела целью «попытку порыва из года на Виленский тракт», то ли, возможно, была своего рода «жестом отчаяния»[115]115
  Филюшкин А.И., Кузьмин А.В. Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. С. 35–36.


[Закрыть]. Очень сомнительно. Вывести остатки порвавшегося, допустим, отряда из нескольких сотен конников на Виленский тракт значит подставить боеспособный остаток гарнизона под сокрушительный удар значительно более многочисленной конницы Ивана IV. А «жест отчаяния» – это для девочек или для современных впечатлительных мальчиков, но только не для мужчин. Скорее уж можно предположить «жест чести»: благородный воин борется с неприятелем и наносит ему своими действиями урон, даже если его положение безнадежно, даже если он не видит возможности победить. Ведь он не трус, ведь он преданный слуга своему государю.

Таким образом, к утру 15 февраля положение защитников замка стало катастрофическим. Радзивилл оказать помощи им не мог, укрепления были разбиты, силы таяли изо дня в день, в то время как настоящего урона московским войскам нанести не удавалось. За всю осаду армия Ивана IV потеряла, по русским данным, всего 86 человек[116]116
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 313.


[Закрыть]. Да и в самом городе, как видно, было достаточно сторонников сдачи. За несколько часов до рассвета московские полки начали подготовку к штурму, который должен был стать для Полоцка последним.

И тогда из города вышел епископ Арсений Шишка «со кресты и с собором», было сдано городское знамя, а воевода полоцкий запросил начать переговоры о сдаче. Иван IV потребовал прибытия в свой стан самого Довойны, и тому пришлось согласиться. Далее сведения источников противоречат друг другу: согласно официальной московской Лебедевской летописи, переговоры шли до вечера и закончились сдачей города на том условии, что царь обещает «показать милость» и «казней не учинить». Далее летопись в самом деле не отмечает никаких казней. Гарнизон и горожане были выведены из города, а затем разведены по двум станам. Виленский «летучий листок» дополняет летописное известие: солдатам оставили их оружие, а горожанам – нет; те и другие находились «под сильной стражей» и 5 дней не получали никакой провизии; все они были переписаны, и желающим, в особенности из числа наемных немецких артиллеристов, было предложено поступить на московскую службу – некоторые изъявили согласие[117]117
  Лебедевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 29. С. 311–313; Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 121–122.


[Закрыть].

Хроника Стрыйковского дает совершенно иное описание происходивших событий. Уже после сдачи замка Довойной поляки и полоцкая шляхта во главе с ротмистром Верхлинским обороняли брешь в замковой стене. В результате переговоров между последними защитниками Полоцка и московским командованием было достигнуто соглашение: поляки и шляхтичи беспрепятственно выходят из замка с имуществом, им предоставляется возможность уйти «целыми и невредимыми» (что и было впоследствии исполнено). Но затем город был ограблен, монахов-бернардинов порубили татары, а евреев утопили в Двине. Официальная московская Лебедевская летопись ничего не говорит ни об обороне пролома, ни о дополнительных переговорах, ни о казнях евреев и бернардинов. Впрочем, о бое за брешь нет упоминаний более ни в одном другом источнике. Поэтому невозможно с точностью определить, имел ли он место в действительности, или это лишь публицистическое преувеличение Стрыйковского. О «массовых казнях», о гибели евреев и бернардинов стоит поговорить особо. Поляки, еще несколько дней остававшиеся в городе, должны были знать про эти казни, если они происходили на самом деле. Вопрос состоит в том, верить ли Стрыйковскому, располагавшему в качестве источников рассказами очевидцев, или не верить, ссылаясь на его тенденциозность.

Известие (о казнях) повторено в Хронике Бельских, следовавшей в описании полоцких событий 1563 г. за Стрыйковским. То же можно сказать и о соответствующих известиях «Кройники литовской и жемойтской» и отчасти – Мазуринского летописца[118]118
  Kronika Marcina Bielskiego… Sanok, 1856. Т. II. С. 1145–1146; Кройника литовская и жемойтская // Полное собрание русских летописей. Т. 32. С. 110; Мазуринский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 31. С. 3 (предисловие), 137–138.


[Закрыть]. Алессандро Гваньини по этому поводу писал: «…всех жидов, которые не захотели принять св. крещение, [Иван IV] велел утопить в славянской реке Двине»[119]119
  См. соответствующую выдержку из Гваньини: Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 232.


[Закрыть]. О бернардинах – ничего. Сообщение Гваньини повторено Одерборном, который мог быть знаком с латиноязычным изданием его сочинения 1578 г. В Псковском летописном своде 1567 г. также упомянуто только о казни евреев[120]120
  Псковские летописи / Под ред. А.Н. Насонова. Вып. 2. С. 243–244.


[Закрыть]. Эту же версию, только в облегченном виде, поддерживает и крайне интересное известие Джованни Тедальди, 78-летнего флорентийского торговца. Его рассказ передан папским посланником Антонио Поссевино, общавшимся с Тедальди в 1581 г. Тедальди неоднократно бывал в Московском государстве, жил там целыми годами, беседовал лично с Иваном IV, что заставляет высоко оценить достоверность его сообщения: «[Тедальди] решительно отвергает, что этот государь (Иван IV. – Д. В.) по взятии Полоцка утопил, как говорят, монахов ордена св. Франциска, так называемых бернардинов. Одинаково и против евреев, о которых говорят, что их тогда утопили, Тедальди замечает, что всего только двух или трех насильственно крестил великий князь и потом велел утопить, объясняя свое приказание нежеланием, чтобы умирали христиане; другие же были изгнаны из Полоцка»[121]121
  Шмурло Е. Известия Джиованни Тедальди о России времен Иоанна Грозного // Журнал Министерства народного просвещения. 1891. № 5. С. 127–129.


[Закрыть]. Таким образом, если объединить сообщения Гваньини и Тедальди, оказывается, что утоплены были лишь некоторые из числа тех, кто воспротивился крещению и был крещен насильно. Неизвестный автор «летучего листка» о взятии Полоцка, опубликованного А. Сапуновым (виленский листок), располагал показаниями очевидцев трехнедельной давности (!), т. е. источником, заслуживающим всяческого внимания. Он осторожно привел слух о казни некоторых пленников и утоплении всех евреев, но затем высказал свое сомнение в его правдивости[122]122
  Сапунов А. Витебская старина. Т. IV. 1885. № 22.


[Закрыть]. На переговорах в июне 1563 г. послы Сигизмунда Августа сетовали на пленение С. Довойны, Я. Глебовича и «люду христианского много», ни словом не обмолвясь о каких-либо казнях. Р.Г. Скрынников считает, что «в Литве первоначально отказывались верить сообщениям о… невероятном варварстве», – имеются в виду «массовые казни». Но за три-то года уже могли бы «поверить», а на переговорах летом 1566 г. грамоты прибывших в московские пределы послов повторяют точь-в-точь те же укоризны, что и в 1563 г., вновь не поминая никаких жертв казней в Полоцке[123]123
  Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 156; Сборник Русского исторического общества. Т. 71. С. 137, 141, 143, 366.


[Закрыть].

Сведения из других источников противоречит этой версии. Это, во-первых, сообщение Румянцевской летописи, составленной ненамного позднее полоцких событий, о том, что Иван IV «простой народ побил»[124]124
  Румянцевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 35. С. 213.


[Закрыть]. Во-вторых, известие Левенклавия, настаивавшего на зверской жестокости царя:

«…пленников… связав железными цепями (!) и угнав в Московию, других же до 40 тысяч убив, сам город сжег». Трактат Левенклавия (Levenclavius, Löwenklau, 1533–1593) De moscovitarum bellis cornmentarius был издан в 1571 г. в качестве приложения к известному труду С. Герберштейна о Московском государстве. Самое беглое знакомство с трактатом убеждает в ярко выраженной тенденциозности автора: Левенклавий крайне враждебен по отношению к Ивану IV. Левенклавий считал, что московский государь распространял за рубежом «семена раздора», делая все, чтобы захватить большую часть польской Ливонии, «…но не мог договориться ни с народом, ни со знатными людьми земель, на которые он претендовал». В трактате личность Ивана IV нередко выставляется в самом мрачном свете, куда чернее и кровавее, чем у самых суровых его судей. Едва ли есть основания полностью доверять сведениям трактата. К тому же из летописных известий, из «Записок о Московской войне» Рейнгольда Гейденштейна и других польских источников неоспоримо следует, что Иван IV города не сжигал, а, напротив, занимался в нем строительством. По приказу русского монарха были возведены новые укрепления. Пожар являлся результатом действий самого полоцкого воеводы и артобстрела перед предполагавшимся штурмом замка. Это свидетельствует либо о неточности, либо о плохой осведомленности Левенклавия[125]125
  Levenclavii // Historiae Ruthenicae scriptores exteri saeculi XVI. Berlin-Petropolis. Т. I. С. 16. Немецкий исследователь А. Капеллер считает, что в описании первых лет Ливонской войны Левенклавий следует «Historia» Бреденбаха, а с 1560 г. он явно почти целиком основывается на печатных источниках, весьма немногословен, кое-где даже допускает ошибки (Kappeler A. Ivan Groznyj im Spiegel des auslandischen Druckschriften seiner Zeit. Frankfurt / M., 1972. С. 44). У Бреденбаха, кстати говоря, описания борьбы за Полоцк зимой 1562/63 г. нет.


[Закрыть].

«Жестокая версия» с «массовыми казнями» присутствует в многочисленных летучих листках, распространявшихся противниками русского влияния в Ливонии. Их сильной стороной была образность, их слабой стороной была точность. Текст одного из подобных изданий приведен Г.В. Форстеном в его работе «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях» («Правдивое и ужасающее известие…» – 1563 г., отпечатано в Аугсбурге М. Франком), по поводу казней там говорится: «[Иван IV] город целиком и полностью сжег до основания и двадцать тысяч человек предал мучительной смерти на крючьях и виселицах»[126]126
  Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. СПб., 1893. Т. 1. Борьба за Ливонию. С. 328–329.


[Закрыть]. Стиль и тон, в котором выдержан летучий листок, призывы обратиться к Господу Богу перед лицом «бича Божьего», «язычников», указывают на очевидный пропагандистский характер издания. По поводу пожара в Полоцке обнаруживается та же неточность, что и у Левенклавия. И наконец, наиболее неправдоподобно изложен этот вариант у Г. Штадена: «Великий князь вызвал из города все рыцарство и воинских людей. Их таким образом разъединили, а потом убили и бросили в Двину. С евреями, которые там были, случилось то же самое, хотя они и предлагали великому князю много тысяч флоринов выкупа». Это известие опровергается и польскими, и русскими источниками, едиными в том, что польский гарнизон отпущен был на свободу[127]127
  Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. Л., 1925. С. 116. И совершенно легендарный характер носит записанное И. Берлиным устное предание полоцкой еврейской общины (Берлин И. Сказание об Иване Грозном и о разгроме еврейской общины в Полоцке // Еврейская старина. 1915. Вып. 2).


[Закрыть].

Итак, большинство сообщений последней версии о «массовых казнях» представляются сомнительными. Но они наталкивают на соображение о многочисленных жертвах, не связанных с казнями. Вернемся к сообщению Хроники Стрыйковского. В ней сказано, что монахов-бернардинов порубили татары, хотя такого скорее можно было ожидать от озлобленных православных. Что за дело татарам до католических монахов? Видимо, никаких массовых, организованных самим царем преследований бернардинов не было, но после занятия города войска совсем не обязательно должны были сохранять порядок. Обстановка неправославных храмов могла оказаться предметом грабежа, в первую очередь производившегося татарами, для которых христианский храм не был святыней даже в самой малой степени, и, следовательно, не возникало мысли о последующем небесном воздаянии за его разгром. Тогда могли зарезать и кого-нибудь из католического духовенства. Во взятом городе отряды победителей не церемонятся с местным населением, особенно с рядовыми людьми, которые не представляют ценности для выкупных операций. Так, в 1535 г. литовские войска, взяв русскую крепость Стародуб, устроили там страшную резню. В конце 1570-х – начале 1580-х гг. победоносная армия Стефана Батория, захватывавшая одну русскую крепость за другой, творила такие свирепства, что Варфоломеевская ночь бледнеет перед ними. По сравнению со всем этим поведение русских войск в Полоцке можно назвать весьма милосердным…

На этом следует остановиться подробнее. Очень уж важна тема, очень уж много вокруг нее кривотолков на уровне исторической публицистики. Конечно, любые жестокости, производимые победителями над мирным населением во взятом городе, у человека, имеющего понятие о нравственности, ничего не могут вызывать, кроме отвращения. Нельзя оправдывать их. Они всегда и неизменно свидетельствуют либо о неумении, либо – еще того горше! – о нежелании командования останавливать подчиненных на пороге грабежа и убийств. Но надо понимать меру этих жестокостей. Иногда падение города сопровождается уму непостижимым кровопролитием. В подобном случае XX в. говорит о «военном преступлении». Стародубская резня, например, военное преступление польско-литовского командования в чистом виде. И даже можно назвать главного виновника – гетмана Яна Тарновского, бессовестного злодея. Случалось ли русской армии творить подобные бесчинства в XVI столетии? Да, к сожалению, такое происходило. И в этой книге еще зайдет разговор о подобных мрачных страницах нашей военной истории. Но уровень насилия и жес токостей в завоеванном Полоцке 1563 г. не позволяет говорить о каком-то из ряда вон выходящем душегубстве. Не случилось ничего превосходящего обычный уровень насилия во взятом населенном пункте в длинной череде московско-литовских войн. И потери мирного населения от оружия победителей были, по всей видимости, невелики.

В связи с этим возникает одна неприятная коллизия. В 2004 г. вышла книга А.Л. Хорошкевич «Россия в системе международных отношений середины XVI века». Анна Леонидовна – весьма известный и опытный исследователь, однако ярко выраженная либеральная общественная позиция в данном случае сослужила ей дурную службу. В ряде случаев эта позиция заметно снижала научный уровень монографии. Так, на странице 327 А.Л. Хорошкевич сообщает, что, по подсчетам современных ученых, население Полоцка составляло около 10 тысяч человек. А на странице 329 (!) безо всякого комментария некритически приводит в пересказе белорусского историка Г. Сагановича данные одного из пропагандистских «летучих листков» о «резне горожан», особенно «женщин, девушек и детей», жертвами которой стали 20 тысяч человек. Далее А.Л. Хорошкевич так же некритично приводит данные итальянских и немецких источников об уничтожении 50 и даже 60 тысяч полочан русскими ратниками. Уважаемая исследовательница не обращает внимания на чудовищное несоответствие цифровых данных, пусть они и приводятся на соседних страницах. Она даже не задумывается об уровне достоверности источников, с которыми работает. Это оставляет тяжелое впечатление.