Текст книги "Полководцы Московского царства"

В первом наступлении на Смоленск Василий III отыграл все «козыри».

Глинский, очевидно, завел переговоры со своими сторонниками в городе. Впоследствии польско-литовские источники на разные голоса озвучили мнение, согласно которому именно измена тех, кто поддался на уговоры Глинского, сыграла решающую роль в судьбе Смоленска. Вряд ли это соображение основательно: Михаил Львович, видимо, старался изо всех сил, но город не открыл ворота ни во время первой, ни во время второй осады, которая случится несколько позже. Следовательно, его голос не сыграл решающей роли.

Московская артиллерия работала исправно, иноземные пушкари имели все возможности «показать класс». Однако тут, как говорится, коса нашла на камень.

Небольшой участок древней смоленской стены, защищавшей город до того, как вокруг него были построены мощные каменные укрепления конца XVI – начала XVII века, сохранился в городском парке. Он, конечно, оплыл, но по сию пору производит солидное впечатление. В начале XVI столетия этот вал являлся основой прочных дерево-земляных укреплений, усиленных водными преградами, рвами и фортификационными сооружениями из дубовых бревен, наполненными изнутри землей (вязкой глиной) и булыжником. Ядра, даже если они пробивали защиту из бревен, вязли в насыпке. А поджечь сами бревна – дело крайне сложное, и артиллерия тут не помощница. Так что, видимо, разбить старинные смоленские стены артиллеристам Василия III не удавалось.

Пищальники ходили на приступ. Перед началом дела для храбрости их подпоили и, видимо, несколько перестарались. Хмельная рать оказалась мало боеспособной и откатилась с потерями от стен.

А многочисленное дворянское ополчение, мобилизованное по всей стране, не имело необходимого опыта: весьма редко ему приходилось участвовать в штурме столь значительных крепостей.

Весной 1513 года Василий III отвел войска от Смоленска. А летом наступательные действия возобновились.

Опять движение основных сил было предварено набегами легких отрядов – из Дорогобужа. Серьезный удар направлялся на Полоцк, но оттуда государевы воеводы вернулись без успеха. На сей раз Полоцк упорно штурмовали, но город был деблокирован извне действиями литовской армии. Под стенами города русские понесли тяжелые потери и были отозваны «из литовскиа земли и из-под Полотцка… по своим домом…». Осаждался и Витебск – там, к несчастью, российский отряд также потерпел серьезное поражение. Русские «загоны» разоряли область под Оршей. Вновь готовил позиции под Смоленском, «оступиша град», князь И. М. Репня-Оболенский с пятью полками русских бойцов и служилыми татарами. Ему попытался противодействовать смоленский наместник Юрий Глебович: вышел в поле, дал бой, был разбит и отступил под защиту стен. Как сообщает русская летопись: «Воевода и пан смоленский Юрий Глебович и князи и бояре смоленские, и гетманы желнырские з желныри противу воевод великого князя выехаша за город за валы на бой, и великого князя воеводы напустиша на них, да Божиим милосердием великого князя воеводы смоленского воеводу и князей, и панов прогнаша, и многых людей побиша, а иных князей и бояр, и желнырей живых многих поимаша и к великому князю их в Боровск приведоша»[77]77
  Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. С. 253.


[Закрыть].

И вновь ядро российских вооруженных сил последовало за Репнёй под командой того же Щени – в августе 1513 года.

На сей раз все повторилось, за двумя исключениями. Во-первых, русские не предпринимали штурма. Во-вторых, артиллерийский парк, применявшийся против Смоленска, был усилен, а потому московские пушкари добились кое-каких успехов. Им удалось разбить некую «стрельницу Крышевскую» – очевидно, передовое укрепление, вынесенное вперед, за общую линию стен и башен. Кроме того, летописи сообщают об уроне, нанесенном огнем самим жителям города. Надо полагать, видя, что повреждения стен, нанесенные днем, успешно исправляются противником по ночной поре, Щеня велел пушкарям «поднять прицел» и обрушить град ядер на дома зажиточной части горожан. Жестокий способ сделать обороняющихся сговорчивее, но в то время – повсеместный… Современный историк А. Н. Лобин обоснованно предположил, что на сей раз Василий III вывез под Смоленск пушки-громады, отлитые иностранными мастерами: «В осаде могла принимать участие либо гигантская мортира Паоло да Боссо 1488 г., либо же одна из бомбард, отлитых немецкими мастерами в начале XVI в.»[78]78
  Лобин А. Н. Взятие Смоленска и битва под Оршей 1514 г. М., 2015. С. 15.


[Закрыть]. Смолянам приходилось несладко…

Неудача не смутила Василия III. Он обладал достаточным мобилизационным ресурсом, чтобы совершить новую попытку осады. И воеводы, в том числе Щеня, вероятно, обнадеживали великого князя московского простым, но веским соображением: раз Сигизмунд I за год с лишним (!) оказался не способен собрать значительные силы, чтобы вывести Смоленск из-под удара, он, надо полагать, и впредь с этой задачей не справится. На подступах к Смоленску появился лишь корпус гетмана Острожского, не располагавшего сколько-нибудь значительными силами.

Тем не менее Василий III вновь отступил. Собрать для атаки на Смоленск большую армию – одно дело, а вот кормить ее и обеспечивать всем необходимым в случае затянувшейся осады – совсем другое. Долгих осад в России резонно не любили: в таких случаях сами осаждающие, находясь на разоренной ими земле, терпят серьезный урон от голода, падёжа коней, болезней, усталости. В большой военной игре подобных потерь лучше избегать. Поэтому великий князь московский вновь отвел и распустил полки осенью 1513 года.

…И вновь собрал их несколько месяцев спустя!

Как Смоленск приготовился к новому «визиту» московских полков? В нем, как и в других приграничных городах Литовской Руси, подлатали укрепления, усилили артиллерийский парк. В Смоленске еще сменили наместника – бог весть, к усилению ли привела эта мера.

Самое главное: крупной деблокирующей армией Сигизмунд I по-прежнему не располагал.

Авангардные московские отряды появились у стен города в апреле – мае 1514 года. Опять блокада, опять отсечение дорог, опять устройство позиций для артиллерийских батарей. И опять вкрадчивые речи князя Глинского…

К тому времени население города, надо полагать, смертельно устало от боевых действий. Оно не могло полноценно заниматься торговлей, ремеслами, земледелием. Иными словами, натиск Василия III постепенно приводил к истощению запасов – нет, не у гарнизона, тем пищу, ядра и порох подвозили исправно, – у частных лиц. А ведь их массовое участие в обороне города исключительно важно. Они худели, беднели, жили в постоянной тревоге. Действия Москвы уверили их в том, что Россия никогда от Смоленска не отступится, даже если придется ходить под его стены с войсками десять раз! А Вильно не торопилось с подмогой…

В июне 1514 года сам Василий III вновь приехал под Смоленск. Главные силы его воинства в третий раз возглавляет князь Щеня. Очевидно, его действиями государь остался доволен и в прошлые два раза.

По его распоряжению осада Смоленска, как и ранее, сопровождалась боевыми действиями на других участках фронта. Московские воеводы ходили под Оршу, вообще проявляли активность против Литвы, опираясь главным образом на Великие Луки. Военачальники великого князя старались сделать так, чтобы литовское командование было занято повсюду и везде, а потому не имело бы возможности собрать силы для поддержки Смоленска.

Что изменилось? Да почти ничего. Разве что, как можно подозревать, вновь была усилена российская осадная артиллерия. Судя по летописным известиям, сила канонады на сей раз поразила даже самих осаждающих. Официальная русская летопись, трижды сообщавшая о действии российской артиллерии под Смоленском, лишь на третий раз возвышается до стилистики эпического ужаса: «От пушечного и пишального стуку и людского кричания и вопля, такожде и от градских людей супротивного бою пушек и пищалей, земли колыбатися и друг другу не видети, и весь град в пламени курения дыма мняшеся воздыматися ему, и страх велик нападе на гражданы, и абие начаша вопити и кликати, чтобы князь великий государь пожаловал, меч свой унял»[79]79
  Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. С. 255.


[Закрыть].

Некий пушкарь Стефан вел огонь из громадной пушки. Затем он применил новинку артиллерийского искусства: «…использовал несколько небольших ядер, окованных свинцовыми полосами. В полете крепления разрывались, и туча железных, каменных и свинцовых шаров накрывала противника»[80]80
  Лобин А. Н. Взятие Смоленска и битва под Оршей 1514 г. М., 2015. С. 21.


[Закрыть]. Согласно немецким источникам, пушкари Василия III все же сумели сделать значительную брешь в стене «Смоленского замка».

Василий III повелел «приступы велики чинити без отдуха». Таким образом, силу обороны время от времени испытывали приступами на прочность, но, как видно, это была нескончаемая «разведка боем», не превратившаяся в большой общий штурм.

30 июля 1514 года город сдался. Его не брали штурмом. Его не разрушили до основания артиллерийским огнем, хотя ущерб нанесли заметный. Его гарнизон не погиб, защищая стены. Его припасы не иссякли. Дело тут в другом: защитников довели до такой степени изнуренности, что они обрадовались возможности выйти из состояния бесконечного напряжения. Василий III на переговорах пообещал многое: сохранить древние привилегии горожан и не рушить их «старину», добавить новые пожалования, а наемникам, которые пожелают избегнуть кары за сдачу Смоленска и поступить на выгодную службу под руку Москвы, – отличные финансовые условия.

Иными словами, стратегия Василия III, довольно простая по внешней видимости, оказалась правильной: постоянный нажим, лишение всякой возможности получить помощь извне плюс обещания выгодных условий сдачи. Какой из «козырей» великого князя московского сыграл в этой победе наибольшую роль? Трудно сказать. Все они так или иначе сказались в борьбе за Смоленск. Даже обилие пищальников, надо полагать, хоть и не продвинуло к успеху приступ в 1512 году, но дало возможность обстреливать стены, нанося урон защитникам…

И все же главной составляющей успеха, думается, была бесперебойно функционирующая мобилизационная машина Московского государства, детище Ивана III. Василий III ставил и ставил в строй новые тысячи воинов, выводил и выводил полки под Смоленск, доставлял и доставлял к стенам крепости дорогостоящую осадную артиллерию, платя жалованье искусным пушкарям. А Сигизмунд I не мог ответить ничем сколько-нибудь сравнимым. Надо признать: государственный строй единого централизованного Русского государства дал Москве главное преимущество в битве за обладание Смоленском. А рыхлое устройство Великого княжества Литовского явно препятствовало организации обороны.

Что же Щеня? Какова его доля в этой победе?

Каких-либо ярких, необычных тактических решений в истории трех осад Смоленска 1512–1514 годов не видно. А вот тяжелого, изматывающего административного и тактического труда потребовалось очень много. Даниилу Васильевичу приходилось постоянно организовывать тот самый нажим на город, который в конечном счете и привел к победе. Полководец с этой задачей справился. И, как видно, на его долю дважды выпадало принимать «непопулярное решение», а именно: что осадной армии пора отходить, дабы не понести лишних, уже бессмысленных потерь. Конечно, без одобрения со стороны Василия III старый военачальник не сдвинул бы свои полки с места, но ведь сначала надо было зайти в шатер к государю, произнести слова «пора отходить», – а потом обосновать их, хотя бы и вопреки неудовольствию правителя…

После того как «бояре смоленские» целовали крест Василию III у его шатра, московский государь «…в град Смоленеск послал боярина своего и воеводу князя Данила Васильевича Щеня и иных своих воевод со многими людьми, а велел им прочих людей: князей и бояр, и мещан – всех людей града Смоленска – к целованию привести и речь им государьскую жаловальную говорити»[81]81
  Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. С. 255.


[Закрыть]. От горожан требовалось: «Быть за великим князем Василием Ивановичем и добра ему хотеть, за короля не думать (то есть не задумываться о возвращении к Литве. – Д. В.) и добра ему не хотеть». Лишь потом сам Василий III въехал в город. Великий князь, таким образом, дал своему старшему воеводе почетную службу, показывая удовлетворение от его службы главной.

Древний город оказался поистине драгоценным приобретением для России. Заодно он принял роль главнейшего ее пограничного форпоста на «литовском рубеже». В честь этой победы Василий III основал московский Новодевичий монастырь.

Войне тем не менее суждено было продлиться еще восемь лет после взятия Смоленска. Литовцы пытались отбить город, но поставленный там наместником князь В. В. Шуйский не позволил им этого.

Вооруженное противостояние было в разгаре, когда великий старик полководец покинул его. В конце 1514-го или первой половине 1515 года (скорее первое[82]82
  В армию под Дорогобуж были расписаны воеводы, которые еще совсем недавно вместе со Щеней брали Смоленск. Видимо, их не успели распустить после службы по домам.


[Закрыть]) Василий III отдал ему распоряжение сосредоточить пятиполковую рать под Дорогобужем. Вскоре после взятия Смоленска небольшой русский корпус, наступая в общем направлении на Оршу, был разгромлен литвинами. Из-за этого появилась необходимость держать восточнее Смоленска сильный заслон. К рати Даниила Васильевича присоединилось наступательное полевое соединение, которому ранее отдан был приказ атаковать Мстиславль из района Словажа (селение на реке Ливне, между Дорогобужем и Смоленском). Неясно, удалось ли воеводам совершить набег на Мстиславль до того, как они попали в распоряжение Щени. Важнее другое: из двух полевых соединений составилась действительно мощная армия, которая могла и Смоленску прийти на помощь, и заградить путь дальнейшему вторжению литвинов, если город падет.

Противник не сумел ни отбить Смоленск, как уже говорилось выше, ни прорваться за него.

Такова последняя служба Даниила Васильевича. Никаких известий о нем более в источниках нет. Поэтому некоторые авторы делают поспешный вывод: дескать, князь Щеня умер в 1515 году. Так ли это, бог весть. Возможно, и впрямь подошел его последний срок. Столь же вероятно и другое: по старости и дряхлости князь отпросился у Василия III со службы и принял иноческий постриг или отправился в вотчины свои, долеживать последние годы в хворях и утомлении.

Взглянем на список побед Даниила Васильевича: присоединение Вятки, взятие Вязьмы, разгром литовцев на Ведроши, немцев – у Гельмеда, освобождение Торопца, покорение Смоленска…

Задумаемся: многие ли знаменитые маршалы, честно заработавшие свое высокое звание в сражениях Великой Отечественной войны, сделали для Отечества столько же? Многие ли ему ровня из полководцев Российской империи? Этот орел летал высоко…

Глава 3
Бояре Василий Федорович Симский-Образец и Иван Васильевич Симский-Хабар

Триумфальная эпоха Ивана Великого породила так много ярких военных дарований, что глаза разбегаются. И вырастали они не только из княжеской среды, то есть не только из числа аристократов, чьи ближайшие предки сами были независимыми правителями, имели собственные «вооруженные силы», собственную дипломатию и чеканили собственную монету, но также и из среды московского боярства, совершенно иной.

Десятки родов древнего боярства, служивших московским государям на протяжении многих поколений, были, что называется, «привилегированными слугами». Выходцы из этих семейств никогда не имели самостоятельной власти (лишь ту, что давал им князь), никогда не управляли княжествами, но постоянно играли роль ведущих администраторов, судей, командиров «второго ранга», советников князя. Боярство по большей части вышло из «старшей дружины» древнерусских князей. В былинные времена боярин на поле боя был не только высокопрофессиональным, опытным воином и младшим командиром. Он также представлял собой… желанную добычу. Дорогой доспех, прекрасный боевой конь, лучшее оружие, а порой и драгоценности – перстни, гривны – делали его объектом охоты со стороны вражеских воинов. Однако боярин был одновременно и чрезвычайно опасной добычей: «живой танк», он имел отличную защиту, окружен был вооруженными слугами, с детства учился владеть мечом и копьем, как плотник топором или пахарь плугом, и всегда готов был добыть себе чести, а князю – славы.

Известный современный историк С. В. Алексеев одновременно точно и образно показал, как рождался этот общественный слой: «Все древние и средневековые общества с неизбежными отличиями рождали один и тот же тип людей – породу воинов, созданных сражаться и править. Зародившись в глубинах варварства, когда единственным его назначением было убивать врагов на войне и в разбойничьем набеге, за тысячелетия воинский слой окреп, обернулся наследственной знатью, а с появлением государства обрел новый смысл, ибо тем, кто защищал государство, дарована была – справедливо ли, нет ли – власть в нем, власть над землями и народами. Власть, ограниченная лишь первым среди… равных – царем, королем, великим князем. С этого времени молодого “воина” сызмальства учили уже и управлять людьми – и не только в военном походе»[83]83
  Алексеев С. В. Бремя лучших: Об аристократии и аристократах // Володихин Д. М. Иван Шуйский. М., 2012. С. 297, 298.


[Закрыть].

С течением времени роль представителей боярства в военном деле изменилась. Великий князь московский наделял их полномочиями командовать самостоятельными полевыми соединениями (армиями), а также полками в составе этих соединений, быть вторыми или третьими (то есть младшими) полковыми воеводами, тем, кто несколько ниже родом – воинскими головами, иначе говоря, командирами отрядов по несколько сотен человек. В этом смысле они оказались поставлены в равное положение с аристократами, носившими княжеские титулы. И принадлежность к роду Рюрика, Гедимина или иному «царственному» роду, дававшая право на этот титул, не обеспечивала никакого преимущества по сравнению с боярскими семействами, пусть в прошлом у их представителей не было опыта пребывания на княжеском «столе». И те и другие на равных основаниях служили одному общему монарху – великому князю, а потом царю московскому.

Одно из подобных, старомосковских боярских семейств дало России несколько крупных военачальников и среди них – двух выдающихся полководцев. Это род Добрынских-Симских, или, позднее, просто Симских (по названию вотчины – села Сима в Юрьевском уезде), служивший московским князьям как минимум с XIV века.

При дворе великого князя московского Василия II возвысился Федор Константинович Добрынский-Симский. Он получил боярский чин[84]84
  В Московском государстве «боярин» – не титул, а очень высокая должность, позволявшая его носителю присутствовать на заседаниях высшего аристократического совета при особе монарха – Боярской думы.


[Закрыть], бывал в воеводах и погиб с честью на поле брани: летним днем 1445 года принял смерть под Суздалем, сражаясь с казанскими татарами.

Федор Константинович оставил единственного сына, Василия, получившего в зрелом возрасте прозвище Образец. Именно он принес своим воинским талантом громкую славу роду.

Василий Федорович Симский-Образец как полководец известен крупной победой 1471 года на Северной Двине. Там проходил «второй фронт» решающей войны между Новгородской вечевой республикой и Иваном III. Если на главном театре военных действий новгородцев громил князь Холмский, то здесь боевая работа выпала на долю Василия Федоровича.

Борьба за преобладающее влияние в этом регионе велась между Новгородом и Москвой очень давно. Корнями своими она уходит в XIV столетие. Обе стороны обзавелись полуподвластными союзниками. Под стягами Москвы стояли Вятка и Устюг Великий, где ненавидели новгородцев и воевали с ними издревле.

Войско устюжан и вятчан под командованием В. Ф. Симского-Образца с московским отрядом встретилось в бою с полевым соединением двинян, «заволочан» и новгородцев. Воинство вечевой республики возглавляли сын новгородского посадника Василий Никифорович Пенков и князь В. В. Шуйский-Гребенка, сражавшийся на стороне Новгорода против Ивана III[85]85
  Алексеев Ю. Г. Походы русских войск при Иване III. СПб., 2007. С. 138.


[Закрыть]. Новгород до такой степени дорожил Двинской областью, что послал туда князя Шуйского – лучшего полководца, каким располагал на тот момент!

По оценкам московских летописцев, на стороне противника было значительное численное превосходство: князь Шуйский будто бы собрал 12 тысяч ратников, а московские, вятские и устюжские отряды сильно уступали в живой силе. Эти данные могут быть и завышены, но в любом случае Василий Федорович видел перед собой грозного неприятеля и тем не менее пошел ему навстречу.

Сражение произошло на территории бывшей Шиленской волости на Северной Двине между устьями рек Ваги и Ваенги. Обе стороны прибыли к месту столкновения «на судах», сошли на берег и тут же схватились. «Бой велик» и «сеча зла» длились много часов. Здесь новгородцы с союзниками стояли насмерть. Они бились тут намного лучше, чем на защите своего родного города.

Такая сеча не только от простых ратников, но и от воевод требует большого личного бесстрашия, стойкости, твердой воли…

Закончилась битва полным разгромом двинян с новгородцами, ранением Шуйского, смертью «воеводы большого двинского Игната Кашина» и пленением значительной части их воинства. Оставшиеся взбежали на корабли и спешно уплыли от торжествующих победителей[86]86
  Новгородская четвертая летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1848. Т. 4. С. 133; Софийская вторая летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1853. Т. 6. С. 193, 194; Симеоновская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1913. Т. 18. С. 233.


[Закрыть]. Документы того времени лаконично сообщают: Василий Федорович «…побил князя Василья»[87]87
  Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I. Ч. I. С. 23.


[Закрыть]. Новгородский источник подтверждает поражение, объясняя его тем, что двиняне не стояли твердо в бою, не слушались командования: «Князь Василей Васильевич [Шуйский] и воевода заволоцкий Василей Микифорович изыдоша противу с своею ратью и с заволочаны и с печеряны. И соступившимся им на ратный бой, и паде многое множество с обе половине. А двиняне не тягнуша по князе по Васильи Васильевиче и по воеводе по Васильи по Микифоровиче… и заволочанъ посекоша, и двинян иссекоша. А князя Василья Васильевича и воеводу Васильа Микифоровича Бог ублюде, и приехаша в Новгород в мале дружине»[88]88
  Новгородская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 406.


[Закрыть].

В 1470-х годах Василий Федорович, пожалованный боярским чином, – весьма востребованный полководец. Очевидно, частые его воеводские службы и высокие командные посты связаны с несомненным для Ивана III воинским дарованием. Это незаурядная фигура. Во время государева похода на Новгород Великий 1477–1478 годов, когда новгородцы окончательно распрощались с мечтами о сохранении независимости, В. Ф. Симский-Образец был одним из воевод в полку Ивана III. Великий князь доверил ему руководство отрядами, пришедшими из Галича, Ярославля, Углича, Ростова, Бежецкого Верха, к которым позднее добавил отряд тверских бояр «Борисовичей», недавно перешедших на сторону Москвы[89]89
  Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 18, 19.


[Закрыть]. Фактически одному московскому боярину была отдана власть над воинством, коим в старину, скажем в XIII веке, командовала бы целая коалиция князей! Это не почесть, это упование великого князя на большой воинский талант Василия Федоровича.

Осенью 1478 года он был в воеводах «на Вятке». В отместку за набег все тех же беспокойных казанцев на Вятскую землю Василий Федорович отправился с большой ратью под саму Казань[90]90
  Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I. Ч. I. С. 23, 24; Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 20.


[Закрыть]. Воевода тогда припомнил казанцам все их прошлые нападения на Русь, за которые пора было выставлять длинный счет. Однако помимо государственного или земского «счета» у него имелся и свой личный – за отца, погибшего от их рук треть века назад, но отнюдь не забытого. Как сообщает летопись, московские полки «пришед, Унмира козанского многие места воевали и опустошили», то есть решили задачу разорения и устрашения; города не взяли, но добились достойного мирного соглашения[91]91
  Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I. Ч. I. С. 20; Софийская вторая летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1853. Т. VI. С. 221; Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. С. 199, 200.


[Закрыть].

В 1480 году, во время великого стояния на Угре, когда решалась судьба юной России, боярин В. Ф. Симский-Образец, скорее всего, был в войсках, хотя источники и не доносят сведений на сей счет[92]92
  Володихин Д. М. Полководцы Ивана III. СПб., 2017. С. 84, 85, 91.


[Закрыть].

Позднее Иван Великий «опалился» на своего верного воеводу – возможно, за то, что боярин занял мягкую позицию, призывавшую к примирению великого князя с удельными, когда государь желал закончить конфликт с большей жесткостью. Но в любом случае опала не была долгой.

В 1485 году Василий Федорович отправился в последний, как видно, большой поход своей жизни. Этому походу Иван III придавал особое значение и потому вспомнил о бесстрашном полководце. Тогда перед московским воинством открыла ворота Тверь, прежде – упорнейший соперник Москвы в борьбе за первенство на Руси, за роль ее объединительного центра.

После взятия Твери Василий Федорович был оставлен там наместником, то есть получил военно-политическую должность, предполагавшую не просто «признание заслуг», но абсолютную уверенность Ивана III в личной преданности боярина.

Как видно, вскоре после тверской эпопеи Василий Федорович скончался. Во всяком случае, позднее он в источниках не упоминается. Что ж, как воевода В. Ф. Симский-Образец хорошо послужил рождающейся на его глазах и в какой-то степени его трудами России. Наверное, справедливо, что ушел он в ореоле славы, почестей и высокого положения.

Но более известным полководцем стал его сын Иван, заслуживший у современников прозвище Хабар, то есть «прибыль», «добыча» или «удача». Для видного военачальника – поистине «говорящее» прозвище…

Неизвестно, когда он родился. Об этом можно судить лишь по первым упоминаниям в источниках значимых его служб. Как заметил историк А. А. Зимин, вельможа И. В. Хабар, «женатый на дочери казначея Д. В. Ховрина, появляется в окружении Ивана III еще в 1495 г., когда в начале года едет провожать княгиню Елену в Литву, а затем с великим князем в Новгород»[93]93
  Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988. С. 220, 221.


[Закрыть]. Значит, появился на свет не позднее 1480 года, а скорее – в 1470-х.

Осень 1505 года застает его в высоком чине наместника Нижнего Новгорода. В это время Казань, долгое время управляемая Москвой через ставленников, взбунтовалась. Русским в городе устроили бойню и ограбление. Притом Иван III уже не мог, как бывало, ответить на опасный мятеж быстрым и сокрушительным ударом. Судьба отмеривала ему последние недели жизни. Великий князь уходил тяжело. Он изнемогал от тяжких недугов, верховная власть медленно вытекала из его железных рук…

В сентябре 1505 года мятежные казанцы пришли под Нижний и два дня безуспешно осаждали его, даже ходили на приступ. Но Хабар отбил их, вооружив и поставив на стены 300 томившихся в заточении пленников из литовского войска, разбитого на Ведроши. Вчерашние узники дрались храбро. Они честно заслужили свободу.

На третий день татары «побежали» от города, чувствуя свое бессилие. Тогда наместник вышел с войском из ворот, ударил по отступающему противнику и посек вражеских воинов во множестве[94]94
  Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. С. 245.


[Закрыть].

Минул месяц, и не стало Ивана Великого. Полный его тезка Иван Васильевич Симский-Хабар одержал последнюю из побед, принадлежащих величественной эпохе Создателя России…

С мятежной Казанью пришлось разбираться следующим двум русским государям: сначала Василию III, а затем Ивану IV.

Вскоре после победы у стен Нижнего И. В. Симский-Хабар был пожалован «думным» чином окольничего, уступающим в чести лишь боярскому.

При Василии III Симский-Хабар, что называется, «востребованный» полководец. Его время от времени назначают командовать полками: в 1508 году он именно в этом чине служил на вяземско-дорогобужском направлении во время очередной войны с Великим княжеством Литовским, в 1517-м стоял во главе полка у Вязьмы – опять-таки против Литвы. Два года спустя несколько русских соединений пошли в наступление на запад. Хабар, командуя полком в составе одного из них, ходил под Полоцк.

В 1510 году его как безусловно верного и храброго человека и, думается, еще и опытного военачальника привлекли к ответственному делу: Псковская вечевая республика превращалась в часть России, и Хабар оказался среди тех, кто приводил псковичей к присяге на имя великого князя московского. В 1514-м Иван Васильевич расположился заслоном на Угре против крымцев, в 1522-м сопровождал Василия III в большом, но не окончившемся какими-либо боевыми столкновениями походе под Коломну, а потом получил назначение командовать оборонительным отрядом у Ростиславля. В 1528 году Иван Васильевич возглавлял отряд русских ратников и служилых татар «на литовской укра́ине». Летом 1531 года – новое воеводское назначение на защиту южного рубежа от крымцев.

Таким образом, «послужной список» Ивана Васильевича очень солидный, и на командные должности уровня полковых воевод он назначался заметно чаще, чем средний военачальник того времени. Очевидно, его опыт, отвагу и тактический дар ценили.

В «обойме» русской военно-политической элиты Хабар занимает видное место. Он женат, как уже говорилось, на Евдокии Ховриной, происходящей из знатного русско-греческого рода казначеев, Василий III держит его «в приближении»: так, в 1509 году окольничий сопровождает своего государя в мирном походе к Новгороду, в 1525–1527 годах становится наместником в этом богатом городе. А в феврале 1533 года его сажают за государев стол на свадьбе у брата Василия III – князя Андрея Старицкого. Это – почести, коими отмечают аристократию высшего эшелона.

Однако зарабатывал их Иван Васильевич не только самим фактом принадлежности к аристократическому роду, но и – прежде всего! – честной ратной работой. В 1521 году на долю воеводы выпало серьезное испытание, из которого он вышел с честью. Его назначили наместником в Рязань, буквально на его глазах и с его участием присоединенную к Московскому государству, а этот город вскоре оказывается на пути огненного вала крымцев…

Отразив натиск Большой орды в 1480 году, Россия треть века и даже более того не знала больших татарских нашествий. Целое поколение выросло с сознанием того, что татарин бит, а если явится вновь, то опять будет бит. Это очень важно для понимания того, что произошло в 1510-х годах, при Василии III.

Напряженность в отношениях с Крымским ханством нарастала постепенно. Есть специалисты, считающие, что кровавой конфронтации с Крымом можно было избежать, если бы Россия иначе выстроила внешнюю политику. Но, вероятно, противоборство с этим «осколком Золотой Орды» в форме, которую можно назвать «бой насмерть», все же являлось исторически предопределенной неизбежностью.

Крымское ханство – старший юрт Чингизидов после падения Большой орды – для XVI и, может быть, даже для XVII века может быть названо «великой державой». В его состав помимо Крыма и Северной Таврии входили колоссальные пространства Северного Причерноморья и Приазовья, часть Северного Кавказа. Под его влиянием жила Великая степь. У крымского хана и московского государя после того, как угроза со стороны Большой орды оказалась ликвидированной, исчез общий враг (Великое княжество Литовское могло, по обстоятельствам, быть то неприятелем, то союзником Крыма, а то и «нанимателем» его воинской силы). А территории, интересовавшие обоих правителей как области подконтрольные, а то и – в перспективе – подвластные, имели обширную протяженность, включая в себя Поволжье с Казанью и Астраханью и южнорусские земли, в том числе значительную часть «Литовской Руси». Конфессиональная разница также стимулировала беспощадные проявления вооруженной силы.

Две великие державы должны были столкнуться в борьбе за первенство в громадном регионе – и столкнулись. А дальше – кто кого, без милости к побежденным. И вряд ли могло быть иначе…